Текст книги "Аут"

Автор книги: Пьер Рей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 12

Анджело Барба сидел, вжавшись в кресло, и, казалось, хотел слиться с ним, превратиться в невидимку. Когда Габелотти проходил рядом с ним, он чувствовал колебания воздуха, создаваемое его стодвадцатипятикилограммовой массой. Дон был в ярости. Он вышагивал по гостиной, бросая уничтожающие взгляды на своих советников.

Кармино Кримелло и Карло Бадалетто неподвижно замерли в углу комнаты, пережидая бурю.

Гнев еще больше обострил болезненное обжорство дона Этторе. Проходя мимо огромного блюда с сандвичами, он рассеянным движением брал очередной кусок хлеба с маслом и колбасой и целиком отправлял в рот.

Час тому назад Филипп Диего сообщил ему о своем провале. Дон Этторе смешал его с землей, обвинив в несостоятельности и отсутствии дипломатии.

– Почему бы вам самому не позвонить Клоппе и не отдать ему распоряжение напрямую? – с холодком в голосе порекомендовал уязвленный Диего.

– Это совет?

– Нет. Некоторые вещи лучше не делать по телефону.

– Что дальше? У вас не хватает мозгов на что-то решиться?

Им одновременно пришла в голову одна и та же мысль, но ни один даже намеком не выдал себя. Габелотти – потому что никому не доверял, даже такому серьезному своему адвокату, как Диего. А если Вольпоне готовит ему такую же участь, как и Мортимеру О’Бройну? Филипп Диего – из-за боязни проглотить отказ Габелотти. Находясь на месте, он мог бы легко перевести деньги, если бы Габелотти доверил ему номер счета и если, конечно, Вольпоне еще не умыкнул два миллиарда долларов на свой счет.

– Почему бы вам не дать письменное распоряжение?

– Глупо.

Диего знал это. Утечка капиталов и уклонение от налогов приводили американское правительство в бешенство. Вся корреспонденция, адресованная в Швейцарию или другой безналоговый рай, автоматически становилась подозрительной и опасной для отправителя: почта перлюстрировалась, письма терялись…

– Жаль, что вы не можете прилететь сюда, – вздохнув, сказал адвокат.

Неудачное пожелание: Габелотти с бранью бросил трубку. В очередной раз страх перед самолетом мешает ему оказаться на месте событий. Но лететь было выше его сил! Логически это выглядело глупо, но все фибры его души кричали, что он умрет еще до взлета, как только закроется люк самолета.

Это был тупик! Он не мог ни письменно, ни по телефону, ни кому бы то ни было доверить номер счета, который сообщил ему О’Бройн. И, естественно, не мог собственной персоной оказаться в Цюрихе.

Путешествие в Европу морем займет пять суток, в течение которых деньги смогут сто раз изменить свое местонахождение.

Не в силах больше оставаться в неведении, Габелотти решился пойти на риск: позвонить Клоппе и сообщить ему комбинацию цифр и пароль. К сожалению, когда он дозвонился до «Трейд Цюрих бэнк» в Нью-Йорке было девять утра. В Швейцарии часы показывали три часа дня, и именно в эту минуту Клоппе входил в Гроссмюнстер.

– Когда он возвратится?

– Не раньше завтрашнего утра, сэр.

– Не могли бы вы дать номер телефона, по которому я могу его найти?

– Нет, сэр. Если желаете, я могу вас соединить с заместителем директора, мистером Гарнхаймом.

Габелотти резко положил трубку. Он схватил с блюда два последних сандвича и, почти не жуя, проглотил их.

– Почему же не звонит Рико Гатто? – с горечью в голосе воскликнул Кримелло.

Этторе недоуменно пожал плечами.

– Послушайте, дон Этторе, мне кажется, что из виду упущено главное, – заговорил Барба. – Я понимаю ваши опасения и разделяю их. Но есть одна вещь, которая должна вселить в нас надежду: Малыш Вольпоне все еще находится в Швейцарии, не так ли? Оставался бы он там, сумей заполучить деньги?

– В этом я чувствую какой-то подвох! – громыхнул Габелотти. – Я не верю ни одному слову, сказанному Юдельманом! Нас пытаются одурачить!

– Когда должен прийти Моше?

– Я жду его! Если придет без новостей, мы круто возьмемся за это мерзкое племя…

* * *

Луи Филиппон внимательнейшим взглядом осмотрел каждого из десяти мужчин, которым предстояло отправиться в поездку. Смотр проходил во внутреннем дворике ресторана «Бон Бек», который был его гордостью. Аттестованный тремя звездочками десять лет тому назад, «Бон Бек» воплощал в себе все достоинства французской кухни. Из маленького ресторанчика, одиноко стоявшего на берегу Дюранс, «Бон Бек» с течением лет превратился в престижное заведение.

Сегодня ни одна важная персона, направляющаяся на Ривьеру, не преминет свернуть с автострады на усыпанную мелким гравием дорожку, ведущую к «Бон Беку».

Жинетт и Луи Филиппон начали восьмую «Золотую книгу» для благодарственных записей посетителей, в которых отмечались высочайшее качество блюд, безукоризненное обслуживание, утонченные вина и горячий прием. В парижских салонах стало хорошим тоном иметь среди гостей кулинарную знаменитость – Луи Филиппона. Один раз в году, с половины октября и до конца ноября, супружеская пара Филиппонов уезжала на отдых. Положение обязывало, и Луи Филиппон проводил отпуск в экзотических местах: охотился в Кении, рыбачил на Бермудах, отстреливал медведей в Польше. Жинетт Филиппон одевалась в платья от Сен-Лорана, Луи заказывал себе костюмы в Риме или на берегах Темзы. В гараже стояли «бентли» и «феррари».

Обычно Луи Филиппон не демонстрировал свои таланты, выезжая за пределы «Бон Бека». Весь мир съезжался к нему, умоляя выделить столик. Но в этот раз он отступил от своего принципа только лишь из-за дружеского отношения к Хомеру Клоппе, который, однажды побывав у него, «вручил» ему ключи от «золотой швейцарской клиентуры».

– Жан!

– Да, метр!

– Что это у тебя вокруг шеи?

Поваренок густо покраснел.

– Галстук…

– А я вижу шнурок от ботинок! Хочешь опозориться в Швейцарии? Что касается остальных, – он окинул всех властным взглядом, – прошу не забывать об исключительности нашей миссии. Не буду объяснять вам, что мы являемся послами французской кухни. В Швейцарии мы должны показать, что могут сделать одаренные люди из обычных продуктов! И никаких заявлений местной прессе!.. Я верю в вас! А теперь – в путь!

Он поцеловал Жинетт, усадил свою бригаду в микроавтобус, лично закрыв дверцу за последним поваренком, сам сел в «феррари», и машины взяли курс на аэропорт Мариньон.

В аэропорту их ждал специальный самолет, заказанный Ренатой.

* * *

Они выехали на Аурораштрассе, проколесив добрых тридцать минут по узким улочкам и переулкам.

– Ну и дыру же ты нашел! – недовольно буркнул Вольпоне.

– А разве это вас не устраивает? – выгнув грудь колесом, довольно спросил Ландо.

Вдоль обеих сторон улицы тянулись великолепные виллы, укрытые высокими стенами.

– Эту улицу еще называют улицей банкиров, – уточнил Ландо.

– Почему?

Баретто сделал широкий многозначительный жест рукой, словно приглашая оценить аккуратные лужайки, расцвеченные яркими красками цветов, которые просматривались сквозь черные кованые решетки ворот, изысканную архитектуру строений и покой, царивший вокруг. Было четыре часа дня. Погода стояла теплая, и, несмотря на боль в висках, Вольпоне с наслаждением вдыхал свежий аромат весны.

– Денег хватило?

– Тысяча осталась. Я заплатил девять тысяч, но не за шесть месяцев, а за три…

Он искоса посмотрел на Итало: разозлится тот или нет.

– Вы еще не разучились надувать друг друга здесь, в Цюрихе, – расхохотался Итало.

Ландо облегченно вздохнул и мягко нажал на акселератор «Бьюти гоуст Р9». Вот это машина! Ему еще не удавалось выжать из нее все возможное, но он дал себе слово испытать ее на пределе, как только закончится эта история. Выедет на автостраду, а там – педаль акселератора в пол… Он с грустью вспомнил дона Дженцо, сделавшего ему такой королевский подарок. Итало был другим человеком: жестокий и бессердечный, он повергал людей в ужас своими свирепыми непредсказуемыми выходками.

Когда Ландо рассказал о том, что Инес выполнила задание, ему показалось, что он прочел в глазах Вольпоне немую благодарность. Итало заставил его дважды пересказать всю историю, попросив не упустить ни малейшей детали.

– Какое выражение морды было у этого подонка, когда она показала ему свою «щетку»?

– У него глаза полезли на лоб…

– А остальные?

– Полный нокаут!

Итало удовлетворенно покачал головой. Конечно, Ландо мог и приукрасить… Он ведь не присутствовал на этом спектакле. А Инес, когда он начал задавать ей вопросы, коротко отрезала:

– Я сделала все, что ты просил. Оставь меня в покое!

Он вынужден был поверить ей на слово.

– Это здесь, патрон!

Итало направил «Р9» в створ бронзовый ворот, которые оставил открытыми, когда приезжал смотреть дом с женщиной из агентства. Ему с превеликим трудом удалось отделаться от нее, заставив себя сыграть непривычную роль джентльмена. Она хотела, чтобы он убедился в том, что список серебряных предметов составлен точно, пересчитав при нем каждую вилку и каждый нож; что в сортире сливной бачок функционирует исправно; что все лампочки в люстрах вкручены и горят; что…

И при этом она повторяла с упрямством попугая:

– Сожалею, что отнимаю у вас время, но мисс Дэвис – очень щепетильный человек.

С натянутыми до предела нервами, Ландо был вынужден слушать ее чириканье в течение нескончаемо долгих тридцати минут.

Трехэтажная вилла имела вид небольшого замка. Белый фасад. Белые ставни.

– Сейчас я вам все покажу, – сказал Ландо.

Пока он шарил по карманам в поисках ключа, Итало посмотрел в сторону парка. Трава была такого же цвета, как и сукно стола рулетки. Он вспомнил Анджелу: вот место, которое ей бы понравилось! Она часто ему говорила, что для счастья ей достаточно клумбы с цветами, нескольких деревьев и много свободного времени.

– А я? Для меня есть место в твоей программе?

Вместо ответа она улыбнулась, прижалась к нему всем телом и поцеловала в мочку уха. Как только он разгребет все это дерьмо, он обязательно свозит ее на Сицилию.

– Прошу! – торжественным голосом сказал Ландо.

Вольпоне вошел в холл, украшенный светильниками и многочисленными картинами, на которые никто никогда не обращает внимания: портреты предков в боевых доспехах или грандиозные батальные сцены. Анджела как-то пообещала ему, что объяснит, в чем заключается прелесть этих заплесневелых «бутербродов». Он открыл дверь и вошел в огромную гостиную, окна которой выходили на лужайку.

– Сколько комнат?

– Точно не помню, – ответил Ландо, – тринадцать или четырнадцать…

Вольпоне нахмурился.

– Тринадцать?

– Может, больше, может, меньше…

– Пересчитай и возвращайся! Телефон работает?

– Да.

– Где он?

Ландо показал ему на старинный низкий столик.

– Второй аппарат находится в вашей спальне.

– В моей спальне? Ты уже успел выбрать?

– Самая красивая, – искренне сказал Ландо.

Небрежным жестом руки Итало спровадил его. Баретто, конечно, проявлял себя послушным и полезным, но был сутенером, что очень не нравилось Итало. По неясным причинам у Малыша Вольпоне сутенеры вызывали тошноту, несмотря на то что проституция была одной из статей дохода «семьи» Вольпоне. Но там она была поставлена на поток, казалась чем-то абстрактным, где женщин, как скот, считали по количеству голов.

Что бы там ни было, но именно благодаря негритянке Ландо Хомер Клоппе потерял свое лицо и самое для себя важное: уважение в обществе.

И это было только начало. Вольпоне продумал трехэтажную комбинацию, чтобы сломить сопротивление банкира: вначале – уважение; затем – его личность и наконец – его семья.

Итало с грустью посмотрел на телефон. Он собирался сообщить Юдельману то, что до сих пор скрывал: весть о смерти О’Бройна. Моше неоднократно сглаживал углы разногласий Итало и Дженцо, всегда приводил их к примирению.

Советник испытывал к Вольпоне-младшему почти отцовские чувства, и Итало знал это. По этой причине он терпел от него то, за что другим никогда бы не сносить головы.

Итало неохотно набрал номер Юдельмана, и почти тут же в Нью-Йорке сняли трубку.

– Это я! – сказал Итало.

– Господи! – пронзительно вскрикнул Моше. – Я уже несколько часов не могу до тебя дозвониться. Ты где?

– Все там же.

– Оставь все, Итало! Оставь! Дела плохи, очень плохи! Возвращайся!

– Это все, что ты можешь мне сказать?

– Послушай, Итало, мне страшно! Мы уже достаточно накуролесили! Еще один шаг – и все рухнет! За тобой следят!

– Уже нет. Все улажено.

– Улажено?

– Я же тебе сказал – все в порядке! – взорвался Вольпоне. – Тебе ясно или нет?

– Ты звонишь из отеля? – с подозрением в голосе спросил Моше.

– Нет, можешь говорить все. Никого нет.

– Габелотти сошел с ума. Он говорит, что мы собираемся его надуть.

– И ты позволяешь себя одурачить этому хряку?

– Этот хряк скоро нас перестреляет. Всех!

– Неужели? – хохотнул Вольпоне.

– Он уже не соображает, что говорит! Он думает, что ты прикажешь прикончить О’Бройна.

– Ошибается.

– Я знаю, но это ничего не меняет.

Итало глубоко вздохнул и спокойно сказал:

– Мне незачем приказывать убивать этого подонка! Я прикончил его собственными руками.

В трубке установилась долгая, томительная пауза. Затем раздался возбужденный до крайности голос Моше:

– Ты безумец!.. Безумец!

– Произошел несчастный случай… Я допрашивал его, а он плевать на меня хотел.

– О нет! – застонал Юдельман. – Только не это! Ты ничего не понял!..

– Ты меня утомляешь!

– Теперь Габелотти может сделать с нами все, что угодно! Комиссьоне его оправдает!

– Тупица! – побагровел Вольпоне. – Сходи лучше к Габелотти и спроси у него, что делал О’Бройн в банке, когда его прихватили. Давай! Что ты мне на это скажешь?

– Итало, я виделся с Габелотти! Я уже не понимаю, что происходит…

– А я понимаю! Эта сволочь убила моего брата, чтобы спереть наши деньги! А теперь, после того как ты ходил к нему, он может подумать, что его оставили в покое, и будет еще долго плевать мне в лицо.

– Итало!

– Закрой глотку! Если вы с ним такие друзья-приятели, пусть он объяснит тебе, с какой целью он направил О’Бройна к Клоппе?

– Итало! А если О’Бройн действовал самостоятельно?

– Несчастный! – скрипнул зубами Вольпоне. – Это же не кино!

– Ты забываешь одну вещь: Габелотти с первого дня знает номер счета! Ему достаточно сказать одно слово!

– Кто тебе сказал, что он это не сделал? – взревел Вольпоне. – Почему, как ты думаешь, он направил вместо себя это дерьмо О’Бройна? Ну?.. Объясни мне!

– Итало, я хочу говорить с тобой откровенно… Не знаю, с чего начать… В этой истории есть много темных пятен. Мы можем многое испортить и тогда… все потеряем.

– Только не я! Мой брат мертв, а его деньги, возможно, украдены! Мне нечего больше терять… больше нечего!

– Дай мне еще одну возможность…

– Не лезь больше в это дело!

– Возвращайся в Нью-Йорк! Объяснимся с доном Этторе! Выложим ему все карты!..

– Я удивляюсь, как долго мог тебя терпеть Дженцо! Ты же конченый мудак!

– Тогда я пойду один, – решительно сказал Моше. – В интересах «семьи».

– «Семья» – это я! – зарычал Вольпоне.

– Итало, прошу тебя в последний раз: возвращайся в Нью-Йорк!

– Плевать я на тебя хотел!

– Они убьют тебя! – тихим, холодным тоном сказал Моше. – Но я не позволю тебе подвергать опасности жизнь Франчески, ее детей, жизнь Анджелы…

У Итало широко распахнулись глаза.

– Анджела? – охрипшим голосом спросил он.

– Если ты в ближайшие часы не возвратишься в Нью-Йорк, пусть нас хранит Бог! – сказал Моше Юдельман и положил трубку.

На какое-то мгновение мозг Итало парализовала волна адреналина… Моше был прав! Анджела!.. Нужно сейчас же предупредить ее, чтобы она немедленно уехала из города.

* * *

– Сдохнуть можно, – прыснула со смеху Рената. – Им придется лечь на спину, чтобы почувствовать, что они стоят на ногах!

– Восхитительно! – согласился Курт. – Даже трезвые будут чувствовать себя пьяными.

Они лежали на полу в помещении, которое еще два часа назад представляло собой традиционно богатую гостиную преуспевающего цюрихского буржуа. Но сейчас Шилин не узнала бы свой зал приемов. Рабочие начали с того, что перевесили все картины наоборот.

– Посмотрите! – восторженно воскликнул Освальд Хепброер. – Шедевр в любом положении остается шедевром, даже если висит вверх тормашками!

В Цюрихе Освальд считался непререкаемым авторитетом в области дизайна. В 1968 году он закончил Школу изящных искусств, затем взял приступом Сорбонну… Проповедуя конформизм, он с энтузиазмом отнесся к идее Ренаты Клоппе: свадьба «наоборот». Три недели не покладая рук он работал над проектом. Теперь его воплощали в реальность. Рабочие выклеили потолок обоями, на которые был нанесен рисунок пола. Для большей достоверности к нему подцепили настоящие стулья сиденьями вниз…

– А нельзя ли присобачить к потолку хотя бы одно кресло в стиле Луи XV? – спросила Рената, озорно блеснув глазами.

– Слишком тяжелое, – задумчиво произнес Освальд. – А вот этот небольшой столик, пожалуй, можно… Поль! Стол на потолок!

– Понял!.. Понял!..

– Почему бы не добавить немного мусора? – подал голос Курт, который не хотел оставаться в стороне от абсурдной затеи.

– Банально… – ответил Освальд. – Слишком примитивно. Мусор надо использовать осторожно. Его и так повсюду предостаточно. Это утомляет…

– Освальд! – вмешалась Рената. – Одежда! Как будто кто-то оставил одежду на полу…

– Не стоит мелочиться… Сначала – главное направление! Детали придут позднее, сами собой. Нет, вы только посмотрите на вашего Писсарро! Небо внизу… Это фантастика!

Они пришли в десять. Чтобы не слишком волновать своих родителей, Рената попросила закончить весь тарарам как можно быстрее.

– Полная свобода действий, – сказала она Освальду. – Приглашаешь всех необходимых тебе людей, и работаете ровно сутки, день и ночь. После праздника сразу же быстро все приводите в порядок.

Хепброер, который ни перед чем не пасовал, особенно перед солидным денежным чеком, не задумываясь, согласился. О предстоящей свадьбе писали все газеты. А так как у него было немало друзей в местных редакциях, это событие обеспечивало ему невероятную личную рекламу.

– А это? Это разве не прекрасно? – спрашивал он, показывая на всевозможные бутылки спиртного, приклеенные к поверхности стола, прикрепленного к потолку с помощью крючков за ножки. – Добавьте на стол букет цветов… Осторожно наверху! Вес должен равномерно распределяться по всей поверхности стола.

Он посмотрел на жениха и невесту и заговорщицки подмигнул им.

– Ну как, ребята? Какая работа! Какое мастерство! О вашей свадьбе никогда не перестанут говорить!

Курт взял Ренату за руку. По мере того как их безумная идея становилась реальностью, им начинало овладевать восхищение, хотя в глубине души, души мелкого буржуа, он еще сопротивлялся этой нелогичности. Но машина была запущена. Было слишком поздно делать вид, что происходящее раздражает его. Чтобы как-то принять участие в творимом бедламе, он спросил:

– Освальд, когда начнешь клеить потолок на пол?

– Позже, позже!.. Дети мои, мне не хотелось бы вас выдворять отсюда, но мне необходимо активизировать работу! Разрешаю вам заходить сюда каждые два часа… Посмотрите, как продвигается дело. К этому времени я как раз сделаю из пола потолок.

Почувствовав прикосновение руки Курта, Рената бессознательно оттолкнула ее. С ней происходило что-то такое, что было неподвластно ее воле.

– Ты идешь?

– Пошли, – ответил Курт.

– Рената, – окликнул ее Освальд Хепброер, – ты все прекрасно придумала, но я приготовил тебе несколько сюрпризов. Увидите, дети!.. Увидите!..

* * *

Моше Юдельман входил в кабинет дона Этторе с чувством, с каким входят в камеру пыток. Кармино Кримелло, Анджело Барба и Карло Бадалетто молча смотрели на него, не скрывая враждебного отношения. Моше сделал два кивка в сторону Габелотти и твердым голосом спросил:

– Дон Этторе, я могу поговорить с вами наедине?

– Выйдите, – сказал Габелотти, указав рукой на дверь.

– Одну секунду, патрон, – сказал Бадалетто.

Он быстро ощупал одежду Юдельмана, который стоял, не шевелясь, с презрительной усмешкой на губах.

– Вон! – повторил дон Этторе, пожав плечами.

Когда за Карло закрылась дверь, Габелотти исподлобья посмотрел на Моше.

– Слушаю тебя.

Направляясь на встречу с доном после безрезультатного разговора с Вольпоне, Моше надеялся, что его появление послужит проявлением доброй воли, и в первую очередь в отношении его самого. Но если он не понял игру Габелотти, если Итало оказался прав, тем хуже для него: живым ему отсюда не выйти.

– Дон Этторе, – начал он. – Вы просили меня вернуться – и я здесь. По своей доброй воле. Я верю в вашу справедливость и ваше благоразумие. Я не принадлежу к вашей «семье» – но все мы – дети одной «семьи», Синдиката. Мы достаточно поработали, как одни, так и другие, чтобы пыль беспричинно не покрыла наши следы.

Габелотти внимательно слушал его, хрустя фисташками. То, что Юдельман не побоялся возвратиться, было хорошим признаком. После многочисленных бесплодных попыток его людям удалось заполучить номер телефона Хомера Клоппе. Женский голос ответил, что банкира нет дома, и попросил его назвать себя. Когда Габелотти отказался, трубку положили. Теперь ему оставалось ждать и молиться, чтобы Вольпоне не снял деньги со счета. И если Юдельман здесь, значит, это не что иное, как то, что Итало еще не добрался до денег.

– Откровенно говоря, и я хочу, чтобы вы это знали, я пришел к вам вопреки желанию Вольпоне.

– Ты говорил с ним? – спросил Этторе, не скрывая жадного выражения заинтересованности на лице.

– Да.

– Он в Цюрихе?

– Да.

Габелотти забросил в рот полную пригоршню фисташек и протянул Юдельману коробку. Кивком головы Моше поблагодарил его.

– Он объяснил тебе, чем там занимается?

– Убили его брата, – тихо сказал Юдельман.

– Он сам тебе сказал?

– Позвольте, дон Этторе… Эта история засунула нас всех в дерьмо. Каждый из нас боится произнести слова, которые не соответствуют мыслям, слова, вызванные гневом. Совсем недавно вы выдвинули против Итало очень серьезные обвинения. Я не согласен с ними. Но и Итало, со своей стороны, обвиняет вас. Я тем более не согласен с ним. Все, чего я хочу, – это восстановить истину и покончить с претензиями.

– Твой дон мертв! От чьего имени ты говоришь?

– От своего собственного, от имени разума и во благо нашего общего интереса. Я как-то уже говорил, что после смерти дона Дженцо его младший брат взял на себя временно полномочия главы «семьи».

– Итало – человек безответственный!

– Нет, дон Этторе, Итало – просто человек, которому до сих пор не представлялась возможность проявить ответственность. К несчастью, у Итало большой траур. Он импульсивен, упрям… Он уверен, что О’Бройн решил действовать за вашей спиной ради собственной выгоды.

Моше выдержал змеиный взгляд Габелотти, несмотря на холодный пот, стекавший у него вдоль позвоночника. Если только этот гигант узнает, что Мортимера О’Бройна нет в живых, что Итало Вольпоне убил его собственными руками, начнется безжалостная война до последнего человека. Тогда первым будет он – Моше Юдельман.

– Это тоже твое мнение? – спросил Габелотти абсолютно безразличным тоном.

– У всех людей есть свои слабости, дон Этторе. Даже Мортимер О’Бройн не является исключением из этого правила. Итало считает, что смерть его брата не случайна…

– Я в этом уверен! – голосом, полным понимания, воскликнул Этторе. – Ты хочешь знать, что я обо всем этом думаю? Так как передо мной нет живого и невредимого О’Бройна, который мог бы это сказать, никто не заставит меня проглотить эту наживку – его измену. Слишком удобно все сваливать с больной головы на здоровую, когда нет человека, который мог бы защитить себя! Слишком легко! И не надо быть слишком прозорливым, чтобы понять, кто все это сочиняет! Итало Вольпоне!

– Есть радикальный способ поставить все на свои места, дон Этторе. И одновременно выйти из тупика. Три человека знали номер счета: дон Дженцо, О’Бройн и вы. Вам достаточно позвонить в Цюрих, чтобы навести порядок.

– Если я не сделал этого до сих пор, то лишь потому, – врал Габелотти, – что уважаю своего друга Дженцо! Мы были вместе.

– Если Малыш Вольпоне совершил ошибку, появившись в банке и не предупредив вас, – врал в свою очередь Моше Юдельман, – так это потому, что смерть брата склонила его к мысли, что О’Бройн готовился затеять за вашей спиной грязную игру. А теперь я очень прошу вас позвонить в Цюрих и дать приказ о переводе денег.

Габелотти решил подыграть. Он посмотрел на часы.

– Уже поздно. В Европе восемнадцать часов. Банк закрыт.

– Тогда завтра, дон Этторе, с самого открытия. Мы полностью доверяем вам!

Габелотти задумался.

– Кстати, ты знаешь, как позвонить Вольпоне?

– Конечно!

Этторе быстро придвинул к нему аппарат.

– Позвони ему. Я хочу поговорить с ним.

– Хорошо, – сказал Моше.

Скрывая досаду, он снял телефонную трубку. До этого момента он надеялся, что достаточно тонко ведет игру, чтобы избежать конфликта, высвободить два миллиарда и сохранить человеческие жизни. Он поставил себя между двумя бочками с порохом: если они столкнутся, произойдет взрыв. И снова по спине потек гадкий, холодный пот. Моше по-дружески улыбнулся Габелотти, который сидел, впившись в него глазами.

– Отель «Сордис»? Соедините меня с номером Вольпоне.

– Ждите.

К своему удивлению, он услышал, как голос, ответивший ему в Цюрихе, заполнил комнату: Габелотти включил усилитель. Моше мысленно произнес молитву, чтобы Итало не оказалось на месте.

– Номер мистера Вольпоне не отвечает.

– Соедините меня с портье.

Портье подошел к телефону.

– Слушаю вас, сэр.

– Ключ от номера мистера Вольпоне на доске?

– Мистер Вольпоне уехал из нашего отеля, сэр.

– Что вы сказали?

– Часа два тому назад мистер Вольпоне оплатил счет… В отеле его нет.

У Юдельмана было ощущение, что он растворяется.

– Он оставил какую-нибудь записку?

– Никакой, сэр.

Моше положил трубку, не смея поднять глаза на дона Этторе.

Все ясно, Итало потерял над собой контроль и готов наделать новых ошибок. Умирают всего лишь раз… Моше неопределенно пожал плечами.

– Ну вот, дон Этторе, теперь вы знаете столько же, сколько и я…

Он чуть не сказал, что умолял Итало вернуться в Нью-Йорк, бросить все и подождать, пока он уладит дела. Вдруг он почувствовал, как усталость сковала его тело.

– Возможно, он на пути в Нью-Йорк, – неуверенно сказал Моше. – Может, он скоро позвонит мне?

Юдельман медленно встал.

– Куда собрался? – спросил Габелотти.

– Домой. Я свяжусь с вами, как только он даст о себе знать.

– Моше, – сердечно произнес Габелотти, – у тебя убитый вид… – Он обошел письменный стол и положил на плечо Юдельмана руку, толстую, как батон ветчины. – Я хотел бы, чтобы ты воспользовался моим гостеприимством… И еще – ты можешь мне понадобиться, когда я буду звонить в банк. Кроме того, мы же с тобой еще и компаньоны. Отдохни… Симеон проводит тебя в спальню. Симеон!

Симеон Ферро появился в ту же секунду, словно стоял за дверью, прижавшись к ней ухом.

– Слушаю, падроне!

– Я хочу, чтобы ты проводил моего компаньона Юдельмана в гостевую спальню. Посмотри, чтобы всего было в достатке.

– Будет исполнено, падроне.

У Моше сжалось сердце, но он сумел выдавить на лице жалкую улыбку.

– Вы правы, дон Этторе. Я должен отдохнуть. Искренне благодарю вас за гостеприимство.

– Твое согласие – большая честь для меня, – ответил Габелотти.

Как только закрылась дверь за Моше и Симеоном Ферро, он нажал на кнопку интерфона и резким тоном приказал:

– Взять Анджелу Вольпоне!