Текст книги "Ремесленный квартал (СИ)"

Автор книги: Павел Кошовец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Стойте! – эхо её голоса заметалось среди каменных стен. Наёмники вопросительно приостановились. – Мы что же вот так и будем нестись и никак не реагировать на происходящее беззаконие и преступления?! – Каэлен как-то виновато пожал плечами, но тут Ройчи так глянул на него, что какие-то слова, неважно, оправдательные или объясняющие быстро растворились в воздухе. – Да вы просто трусы! – разъярённо воскликнула амазонка. – Трусы и… не мужчины.

Она не помнила, чтобы когда-то ещё её посещало такое бешенство. Но добила её окончательно их реакция. Если высокорождённого задели её слова – он напрягся, на мрачном лице резче обозначились черты лица, он даже сделал шаг навстречу, но был остановлен товарищем, то у наёмника – человека расцвела какая-то ехидная улыбка, абсолютно не уместная сейчас. Ройчи хлопнул эльфа по плечу, и они, так ничего и не сказав, развернулись и пошли дальше.

Только через несколько мгновений она очнулась от шока, не в силах здраво рассуждать, по инерции стала вновь нагонять напарников.

Это что ж выходило?! Они её бросили? Или это какая-то шутка и напоминание, кто тут главный?!

Амазонка от неожиданно нахлынувшей обиды и бессилия прикусила губу. Получается, что она, дворянка и, дракон её возьми, воительница, не может защитить подданных Агробара и восстановить хоть какую-то справедливость?! При этом её не берут в расчёт какие-то мужланы, достоянием которых является лишь меч и лук.

Она снова решительно ускорилась, нагоняя исчезнувших за очередным поворотом наёмников, созревшая, чтобы высказать всё, что накопила. В конце концов, потребовать…

И влетела в напряжённую спину эльфа. Ругнулась в сердцах, и только тогда обратила внимание на происходящее.

Прямо на улице, под стенами домов, как раз на их пути были вынесены скамьи и столы со снедью, за которыми расположилась компания-близнец той, главарей которой Ройчи недавно отправил в ад. Отличие было в том, что разминуться на узкой улочке было практически невозможно. А во-вторых, разогретые вином несколько молодцев в расхристанной одежде и шлемах набекрень, и в обязательных зелёных повязках, непременном атрибуте бунтовщиков, едва заметив невольных гостей, тут же попёрли им навстречу, даже не скрывая отвратительных ухмылок. А ругательства, прозвучавшие милым девичьим голоском, пусть и очень злым, влетевшей сзади в Листочка Оливии, только добавили широты улыбкам и азартный блеск в глазах…

Глава 6

Боль.

Вначале была боль. Нет, именно Боль.

Она разрывала горло в беззвучном крике, высушивала силы, будто губка испарину, она выдавливала из глубины самого естества правду о пороге, из-за которого наступает равнодушие ко всему вокруг… когда безликие чертоги беспамятства кажутся землёй обетованной, когда прокушенная губа становится следствием улыбки, а в глазах тает столько льда, что они превращаются в бездонные воронки, и чистым милосердием было бы выколоть их и раздавить каблуком…

Он открыл глаза. Резкий переход от кошмара к яви, будто вытолкнул в иную реальность, где лишь бьющие в голове кузнечные молоты и торопящееся, спотыкающееся сердце оставались отголосками… чего-то плохого…

Ноздрей коснулся аромат благовоний, проник в сознание успокаивающей благотворной волной. А сквозь неимоверную тишину донеслось отдалённое чистое мужское пение…

Это был фрагмент… детства. Когда, как он помнил, вечера были теплее, солнце светило ярче, окружающие люди были наполнены вниманием, заботой и любовью… Любовь – какое непривычное слово. Сродни надежде, нежности, вере – то, чего в реальной жизни, кажется, не существует.

Взгляд прояснился, и он лицезрел невысокий каменный потолок… Каменные же стены, равномерно укреплённые деревянными балками… В углу образ Единого. Единственный и абсолютно простой, словно бы даже затёртый временем.

Он сел, и понял, что обнажён – голой кожи коснулась прохлада. Но не обратил на это особого внимания. Нетерпеливым жестом откинул простынь, серое шерстяное одеяло и встал. Несколько мгновений боролся с головокружением, потом только обратил внимание, во что упёрлись босые пальцы отчаянно мёрзнущих на холодном полу ступней. Сандалии с деревянными колодочками подошв. Поспешил вдеть ноги и только потом, зябко обняв себя за плечи, огляделся.

В трёх шагах чернел открытый вход – выход. Слева от него в захвате коптил факел. Деревянный низкий лежак, частично укрытый покрывалом… От него несло тяжёлой вонью пота и испражнений. Казалось, он сам пропитался этим запахом. Поэтому, несмотря на сильный холод, он не потянулся за одеялом, наверняка грязным. В дальнем углу от источника света что-то темнело. Табурет?

Несмотря на обонятельный дискомфорт, мелькнула почему-то кажущаяся странной светлая мысль: отец наверное до сих пор на службе, поэтому нужно поторопиться помыться. И он зашаркал к выходу, на звук пения. Небольшими, в пол-локтя шажками, удобными для сохранения равновесия и остатков тепла.

Но на полпути его попыталось настичь нечто ужасное… Сознание, сопротивляясь атаке, однозначно расцененной, как враждебная, провалилось в забытье…

Следующее пробуждение было гораздо спокойней. Возможно, на это повлиял тот факт, что он чувствовал себя чистым. Но выбираться из-под одеяла он не спешил. Холодно. Да и рядом кто-то сидел. Какой-то отдалённо знакомый святой отец в тёмной сутане. Полуприкрыв глаза, смотрел в сторону и перебирал чётки. В его позе угадывались два фактически взаимоисключающих состояния, тем не менее, присутствующих в равных пропорциях: покой и напряжение.

Была ещё усталость, исподволь выглядывающая в наклоне головы с выразительным, притягивающим взгляд профилем, в опущенных широких – но отнюдь не бойцовских – плечах, в морщинах, собравшихся у губ и в уголках глаз…

Святой отец вдруг повернул голову и глянул так пронзительно запавшими тёмными глазами, будто желал проникнуть в саму душу.

– Ты давно молился, сын мой?

Приятный низкий, богатый обертонами голос затрепетал в келье, будто птица. Но заданный вопрос затронул какую-то тревожную и беспокойную нотку.

Человек лежал и мучительно искал ответ на вопрос. И не находил. От напряжения вновь заболела голова. Сознание раздвоилось. На две чаши весов. На одной, светлой – улыбающиеся и обнимающиеся молодые родители. На другой, тёмной – бесконечная вереница страшных рож… и кровь. Реки крови. Она везде: в бокале вина, в плошке для умывания, в колодце, в который случайно заглянул… Или не случайно?..

Правда раскрывалась страшным цветком во всей отвратительной беспощадности. Изо рта вырвался длинный, протяжный стон сродни волчьему вою. Рука непроизвольно поспешила к лицу… Чисто?!

Он даже как-то жалобно посмотрел на священника – «неужели это правда?» – и встретился с бесстрастным, холодным взглядом. Губы, зажив самостоятельной жизнью, искривились, а горло вытолкнуло хриплые, вымоченные в яде слова:

– Могли ведь избавить и от боли.

– Нет, Злой, – сурово ответил священник, буравя и прожигая взглядом. – Вижу, ты вспомнил, кто такой есть на самом деле. Вор и убийца, вассал самого жестокого «ночного» Агробара – Бешенного, – он наклонился над лежащим, словно желая яснее рассмотреть глаза того. Или донести нечто важное. – Твоему присутствию здесь, в Храме, вижу несколько причин. Ты либо сослан к нам бандитами в качестве соглядатая, либо тебя списали подчистую, как отработанный материал, – говорил он жёстко, но в ровном голосе стали появляться эмоции: обличительная убеждённость и постепенно усиливающаяся ярость. – В любом случае ты чересчур опасен и непредсказуем, чтобы держать тебя рядом. Вот твои хозяева и постарались убрать тебя с глаз долой. А вдруг выйдет нечто полезное? – рассудили они. В крайнем случае, доставишь им, то есть нам, церковникам, – ноздри его гневно затрепетали, – лишние неприятности. Так сказать, не подойдёт новый поводок, и ты взорвёшься, как бешенный огурец и нанесёшь вред – вряд ли твои предыдущие хозяева расстроятся. – Человек под тяжёлыми, словно каменные глыбы словами, почувствовал, что начинает задыхаться. – Я излечил тебя. Как и обещал. Внешне. Да, – кивнул головой, словно отвечай на раннее заданный вопрос, – мог совсем избавить от боли. Но, убийца священников, за всё нужно расплачиваться. Тебе ещё повезло, что я не опустил тебя в кипящую лаву! Ты как был уродом, так им и остался. И не в отсутствии шрама на лице дело! А в том, что нет в душе у тебя Единого!..

Тьма.

Следующее пробуждение было не менее впечатляющим. На этот раз он тонул. Лёгкие горели огнём, глаза вот-вот собирались покинуть череп и расплескаться в воде, словно яичные желток и белок. Паника будто подстегнула бьющееся от кислородного голода сердце, конечности затрепыхались, как в припадке… и он вырвался на поверхность.

Рывком сел на лежаке. Из глотки вырывались хрипы с какими-то ошмётками. Мокрый-мокрый, будто только из-под дождя. Хорошо хоть вновь не обделался…

Поблизости обнаружилась грубая глиняная кружка, до краёв заполненная удивительно вкусной водой, которую он жадно выхлебал. По вздрагивающей от пережитого ужаса груди скользнули прохладные струйки. Словно подловив в момент страшной слабости, его накрыла крупная дрожь, и он натянул под самый подбородок отчаянно колючее одеяло. Вернул на место кружку, подрагивающие пальцы нащупали ещё что-то. Слезящиеся глаза с трудом разобрали горбушку хлеба. Но, не доверяя зрению и обонянию, он укусил твёрдую корочку… Рот моментально заполнился слюной. Чуть не откусывая пальцы, впихнул хлебный кусок целиком в рот. Челюсть едва не высочила от трудолюбия, но вкусный мякиш провалился в утробу и только разбередил голод. Крошки, тщательно подобранные непослушными пальцами, ушли следом.

Но хлеб и торопливое его поедание сделали своё дело – он ощутил иллюзию тепла. Продолжающий по инерции чавкать рот начал убаюкивать бездумно глядящие глаза, предполагая дремоту, как следующее времяпрепровождение.

Но тут панический укол прострелил позвоночник и голову – словно нанизал – обещанием очередного кошмара, и он, путаясь в одеяле, свалился с лежака. Покрутившись на полу, как перевёрнутый на спину майский жук, встал наконец-то на колени. А потом уж приподнялся. Как есть: абсолютно голый. Жалкий и отчаянно мёрзнущий.

Его повело в сторону, и вовремя выставленная рука предотвратила столкновение с беспощадной и равнодушной каменной поверхностью.

Странный блик привлёк внимание, и, повернувшись в нужном направлении, он лицезрел слабое подобие зеркала. Мутное, в каких-то разводах, в глубине его, тем не менее, наблюдалось выцветшее, будто обработанное утюгом времени лицо. Худое, изрытое оспинами, с ёжиком коротких с заметной проседью (хотя он помнил, что достаточно молод) волос, с запавшими глазами, тонкими губами, замершими в положении вечного недовольства… Даже сейчас, лицо, заретушированное плохим качеством поверхности зеркала, излучало враждебность… Что сказать, отталкивающий тип. Притягивающий скорее петлю или нож в подворотне, нежели простой человеческий взгляд.

– Нравишься сам себе? – раздался внезапно за спиной тихий ненавистный голос.

Человек вздрогнул. На этот раз не от холода. Обернулся. Да, это был всё тот же пронзающий его насквозь священник в не совсем простой (монашеской) сутане, с ухоженной бородой, крупными чувствительными, не совсем мужскими губами, жёсткими и цепкими, несколько отстранённо-любопытствующими глазами, больше подходящими опытному коллекционеру или начинающему палачу, и холёными кистями с неизменными чётками. Он стоял в трёх шагах, будто растворяясь в стене. Тем не менее…

– Теряешь квалификацию, Зерги, – словно вторя его мыслям, проговорил священник. Даже без намёка на иронию. Так – констатация факта.

Зерги… Он наконец-то вспомнил, кто есть… Всё, как и говорил этот всеведающий апологет Единого. И с неожиданной злостью понял, что даже в таком состоянии знает (и может исполнить!) несколько способов быстрого и без числа медленного умерщвления наглого собеседника… В тоже время он осознал, что отец Алий – так звали святого отца и мучителя – абсолютно в курсе его возможностей, и, несмотря на несоответствие весовых категорий: невысокий и худой «ночной» против худого же, но гораздо крупнее, с едва намечающимся брюшком, но явно наделённого физической силой священника, результат противостояния однозначен – святой отец нисколько не заблуждался в своих бойцовских качествах. Тем не менее, он был совершенно спокоен.

В памяти Зерги – Злого вдруг всплыла яркая картинка из недавнего прошлого. Когда он участвовал в инсценировке на площади у Храма, одной из точек, откуда, собственно, и начались беспорядки, и его Пьющий кровь, его неизменный спутник с двадцатисантиметровым жалом отведал плоти этого мужчины, претендующего на роль лидера новой церкви. И об умолчании одобрившего казнь собратьев по вере… Чтобы ни утверждал о разности их взглядов. Разность – фикция, ширма, необходимая для пролития крови.

Зерги с наконец-то проснувшимся цинизмом (видно, память об испытанной боли стала ослабевать), подумал, что даже божьи люди, в первую очередь – «люди» с полным набором недостатков и комплексов, как то: алчность, гордыня, тщеславие, жажда власти. При этом они почти поголовно с Даром. И практически у власти.

– Как звали твоего отца?

Неожиданность, беспардонность и наглость вопроса вышибла из Зерги злость и поднимающиеся ростки самоуверенности. Он, пошатнувшись, опёрся рукой о стену. Перед глазами встало бородатое счастливое лицо отца, когда он получил свой первый приход… Рот начал раскрываться, но вылетало оттуда что-то нечленораздельное.

– Можешь не говорить, – без капли насмешки сказал священник. Но следующие слова вообще ввергли в ступор. – Я помню его. – Врёт! Дракон в тени Храма! Но отец Алий смотрел спокойно, явно читая чувства исцелённого, которые, казалось, его совсем не заботили. Он отвернулся в сторону, взор затуманился от воспоминаний. – Он был… предельно искренен… С сумасшедшим Даром убеждения, которым редко кто может похвастать… – Посмотрел на Зерги и пояснил. – Слух о нём разлетелся неимоверно быстро, и я, будучи послушником, попал на несколько проповедей… – вздохнул восхищённо, глаза возбуждённо заблестели – из жёсткого обвинителя отец Алий резко превратился в довольного воспоминаниями зрителя. – Это было чудо, шок, заряд… – помрачнел. – А потом завистники обвинили его в превышении своих возможностей. Хотя Церковь легко могла излечить твою мать. Но тут уже сыграл иной фактор: лень вкупе с бюрократическим аппаратом, разросшимся чрезвычайно на тот момент в лоне церкви. Вот так. В итоге, по факту старая Церковь не смогла (или не захотела!) помочь своему верному сыну. Твои родители, – его лицо внезапно рывком приблизилось (искажённое сложными чувствами белое пятно), – умерли мучительной позорной смертью!..

Колени ослабли, подогнулись, и он упал на каменный пол. И даже болезненное соприкосновение с твёрдой поверхностью не привело в чувство. И из глаз брызнули слёзы. Несправедливость тех давних страшных событий, вследствие которых он потерял единственных близких людей, а сам был выброшен на помойку и в итоге превратился в того, кто есть: жестокого, беспощадного убийцу, вновь растревожило его каменное сердце.

– Плачь, плачь, сын мой, – уговаривал мягкий голос со стальными нитями. – Слёзы – лучшее лекарство. Это выходит из тебя кровь убиенных… И молись. Я не хочу следующий раз видеть ничтожное грязное чудовище, ползающее, будто червь. А сильного воина Господа, способного сокрушить Бешенного и иже с ними. У достойного отца должен быть достойный сын. Я предвижу в тебе раскрытие какого-нибудь Дара. Так что молись и крепись. Поверь, Он умеет прощать!

Глава 7

– Итак, у кого есть какие идеи? – ровным голосом спросила Лидия.

Она не могла устоять на месте, поэтому неспешно передвигалась вдоль скамеек, на которых собрались участники совещания: маркиз РоПеруши, задумчиво глядящий куда-то в сторону, капитан королевской гвардии РоГичи, порывавшийся встать в присутствии наследной принцессы, но остановленный достаточно раздражённым жестом, Его Преосвященство Верховный кардинал Церкви Единого отец Апий, мудрость которого была несомненна (возможно в военных вопросах он был и не очень сведущ, но как знаток людей и целитель группы, функции которого он взвалил на себя добровольно благодаря очень сильному Дару, был незаменим), судиматский эмир АллФарриял, бледность которого была заметна даже на фоне смуглой кожи – он сильно пострадал при прорыве отряда принцессы из дворца (взять хотя бы потерю пальцев на правой руке и глубокое ранение в грудь), рыжая Деметра, в качестве представителя амазонок – и действующий их лейтенант – и высокий, худой, молчаливый Кол, тоже едва оклемавшийся на данный момент – наёмник (принцесса больше полагалась на его рассудительность, нежели на его товарища, Лири, пусть и страшного для врагов, но настолько же неуправляемого и неукротимого, что приглашать на совещание его было чревато). Очень не хватало принцессе её неизменной наставницы на протяжении многих лет, бывшей наёмницы Брады, так и не пришедшей до сих пор в себя. И…

– Кто-нибудь может мне объяснить, куда подевалась Оливия? – задала Лидия вопрос тихо, ни на кого не глядя.

Маркиз очнулся от своих, видно, не самых простых мыслей и ответил:

– Последний раз я её видел возле ворот северного выезда из дворца в компании эльфа и наёмника по имени Ройчи. – Я поторопил её с отходом… – он отвёл взгляд от помрачневшей принцессы. – Я не думал…

– Ничего, Фиори, – остановила его девушка. – Я не виню тебя. В той сложной обстановке ещё и следить за взбалмошной подругой принцессы… Это не твоя забота… – она посмотрела вдаль каким-то очень задумчивым и неприятным взглядом. – Ну, попадётся она мне… – это прозвучало столь многообещающе, что присутствующие, ясно представляя объект негодования Лидии, всё равно невольно поёжились. По крайней мере, некоторые.

– Я видела, как она уходила с наёмниками. И ещё они увозили на лошади Оливии кого-то… Но на тот момент всё происходило так быстро… а они уже почти добрались до противоположной стороны площади… – Деметра смутилась. При том, что рыжая воительница, несмотря на некоторую миниатюрность, была достаточно уверенной в себе девушкой. Но сейчас под взглядом принцессы, которую она боготворила, да сочувствующим маркиза, который был ей очень симпатичен… Да и остальные.

– Ты не виновата, – твёрдо сказала Лидия. – Просто некоторые думают одним местом! – завершила она гневно. – Пусть только вернётся, обещаю: профилактическая беседа не позволит ей сесть о-о-очень долгое время!

Оливия, белокурая оторва, дочь могущественного герцога и агробарского сановника, героиня многочисленных светских хроник и участница каждой третьей сплетни, была самой близкой подругой наследной принцессы и, несмотря на несколько ветреный нрав, её правой рукой. Так что, учитывая, какие сильные чувства испытывала Лидия по поводу её исчезновения, можно не сомневаться, что при появлении той, она постарается исполнить обещание и привести неусидчивую и снящуюся многим мужчинам королевства часть тела в состояние, влияющее на мыслительные процессы и верно определяющее приоритеты.

– Нам срочно нужно определиться с последующими действиями, так как попытка покинуть столицу провалилась, – она огорчённо тряхнула гривой чёрных, как смоль, волосами, схваченных в хвост, отчего парочка непокорных прядей скользнула на глаза, и она мимолётным, движением тут же заправила их за ухо.

Не знающие Лидию люди могли подумать, что она, зная свою внешнюю привлекательность, специально принимает такие позы и употребляет такую мимику, чтобы произвести ещё больший эффект. На самом деле это было не так. Вернее, не совсем так. Старшая дочь убитого менее суток назад короля Элия несомненно была в курсе своей неотразимости, но относилась к этому спокойно, с пониманием и, можно сказать, с неизбежностью. В её поведении, в том, как она говорила, двигалась, не было ни капли наигранности, всё было естественно. Этакое произведение искусства природы… Или Единого, как многие предпочитали говорить. При этом она не была и пустышкой внутри, несмотря на расхожее мнение, что бог участвует в создании женщин только наполовину. То бишь, одаривая телесной красотой, забывает про мозги, ну и наоборот, уделяя внимание разуму, уже ленится доработать внешность. Она не была глупой и… испорченной, какой ей непременно нужно было бы быть, как продукту королевского двора, изобилующего интригами и многими видами лицемерия от безобидной лести до наглой лжи.

И вот она, гордая, сильная духом, смелая (порой безрассудная), что сумела доказать буквально недавно во дворце, не просто спасая собственную жизнь, но и защищая окружающих её людей, сейчас перед ними, остатками преданных подданных.

Да, были моменты, которые стоило бы избежать, и решения, принятие которых желательно было бы ускорить – а такое качество, как мгновенное оценивание ситуации и взваливание на себя ответственности ей, лицу, которому в перспективе часто придётся это делать, очень необходимо. Тем не менее, ничего непоправимого её действия не несли – вела она себя достойно на виду у значительно старших её по возрасту, уважаемых в обществе и умудрённых жизнью людей.

– Я пока не представляю, как быть, – она склонила голову, словно демонстрируя тяжесть слов и лично её бессилие в предложении внятного будущего. – Поясняю: все те люди, к которым я могла бы обратиться и известные мне места, способные укрыть беглую принцессу, – в её голосе прозвучала скорее ирония, нежели горечь, – наверняка находятся под пристальным вниманием, если… если не произошло уже чего похуже. Поэтому я спрашиваю у вас, тех, кому доверяю, у тех, кто доказал преданность роду РоБеруши не словом, а делом, совета…

О, как горячо она это произнесла! Каждый проникся оказанным доверием, даже отец Апий, неспешно перебирая чётки, поймал себя на мысли, что доволен поведением своей воспитанницы (Верховный кардинал, естественно, был духовным наставником принцесс).

Последующая за словами Лидии тишина не была тягостной. Но и не простой. Присутствующие тщательно напрягали уставшие извилины, перебирали варианты – всё-таки сейчас любое предложение было в первую очередь связано с выживанием. Разве что наёмник не выглядел особенно размышляющим – но может оттого, что он не местный (оттого Брада и наняла их группу для деликатного и непыльного, как тогда казалось, дела по охране наследной принцессы).

Лидия переводила пытливый взгляд с одного на другого участника совещания. Первой взяла слово Деметра. Импульсивно встала и эмоционально проговорила, глядя почему-то не на своего номинального командира, а на маркиза и кардинала.

– Наша первоочередная задача – спасти Её Высочество. Но в таком большом… – она сбилась, потому что прилагательное было не совсем верно, что подтвердили скептически поднятые брови капитана гвардии, и тут же исправилась, – заметном отряде это сделать сложно. Предлагаю Её Высочество под охраной нескольких человек… гм, спрятать в доме не очень… известной, но преданной семьи, – она заторопилась договорить, видя, что её собираются перебить. – Среди амазонок есть представительницы не столь знатных родов, чтобы мятежники смотрели на них косо…

– Опасно… – начал маркиз.

– Охрана смешанная… – вставил капитан.

Но дискуссию тут же прекратила сама Лидия.

– Я против, – категорично заявила она и рубанула воздух ладонью. – По нескольким причинам, – неодобрительно посмотрела на сконфузившуюся амазонку. – Во-первых, я не собираюсь, как трусливая… драконица поджимать хвост и бросать вас, спасая свою жизнь…

– Но это тактический ход, – попыталась оправдаться рыжая.

– Нет. – Лидия нахмурилась и обвела всех пристальным взглядом. – Этот вариант неприемлем. Прятаться, как загнанная котами мышь и дрожать, ожидая, когда вытравят из норы и распотрошат, я не согласна. И потом, в этом случае теряется связь и хоть какая-то вероятность участия и воздействия на происходящее.

Принцесса остановила взгляд на меланхолично перебирающем чётки кардинале, чуть прикрытые глаза которого, казалось, не давали уверенного ответа, присутствует ли он сейчас здесь. Но девушка знала, что святой отец именно так напряжённо думает. Словно почувствовав её, он поднял глаза, спокойно и тихо – сидящий с краю капитан подался вперёд, чтобы расслышать – начал говорить.

– Прошу простить меня, дитя моё, что церковь не может дать тебе пристанище. Обращаться к кому-либо из святых отцов, верных словам божьим, сейчас тоже… непросто. Раскол среди верующих – это меч без рукояти и остриями с обоих концов. Но… если мы не придём к приемлемому решению, у меня, естественно, есть места, где ты будешь в безопасности. И как бы то ни было, это не может быть твоим единоличным решением, а нашим общим, – голос кардинала был как и мягким, обволакивающим, так и непреклонным, твёрдым. – Будущая королева не вольна выбирать самоубийство, каким бы благородным оно ей не виделось, как решение проблемы. Король или королева – это не просто люди. Это символ единства страны, это знамя королевства, отдавать которое в руки врага сродни безоговорочной капитуляции, – принцесса покраснела под внимательным взглядом кардинала. – Повторюсь, – его взгляд утратил пронзительность и на сидящих, чувствующих себя неловко после воспитательной речи, уже смотрели выцветшие от времени глаза доброго дядюшки, – самый крайний вариант – их даже несколько, у нас в активе уже есть. Путь туда неблизкий и опасный, но я уверен, что в случае необходимости присутствующими несложно отобрать то количество смелых и хороших воинов, чтобы дочь Элия Великолепного не чувствовала себя на улицах родного города неуверенно.

После слов святого отца участникам совета сразу стало дышать как-то легче. При наличии запасного варианта думается гораздо свободней.

– Я не очень ориентируюсь в вашем городе, – подал голос эмир, – кроме дворца ничего не успел посетить, – криво усмехнулся, неосознанно поднял правую руку, будто желая коснуться виска, но на полпути заметил перебинтованную кисть, на мгновение мелькнула на лице досада, но тут же вернулось самообладание, а повреждённая конечность на место – на колено, и он продолжил. – Так вот, считаю важным, что пожелание Её Высочества нужно постараться исполнить, – улыбнулся Лидии. – Роль жертвы не очень хорошо влияет на характер будущей королевы.

– Это из собственного опыта, ваша милость? – холодно поинтересовалась принцесса – замечание ей не понравилось.

– Вы как всегда проницательны, Ваше Высочество, – вежливо склонил голову АллФарриял. – Но не только. Опыт, наблюдения, хорошие учителя и верные враги – всего по чуть-чуть – и можно прогнозировать многие вещи.

– Не знала, что судиматские принцы подрабатывают прорицателями.

– О, вы чересчур преувеличиваете мои возможности, – сбить с мысли или как-то задеть восточника не было никаких шансов – он продолжал благосклонно глядеть на Лидию оливковыми глазами и сверкать белоснежной непринуждённой улыбкой. – Но я бы хотел подвести некое резюме услышанному раннее, – сделал значительную паузу, давая возможность принцессе либо продолжать язвить и изображать гипотетическую обиду или дать наконец-то высказаться судиматцу.

Лидия предпочла промолчать и урезонить вспыхнувшее вдруг раздражение. Разумом она понимала безжалостную верность слов Берджира (вообще-то они уже договаривались обращаться друг к другу по имени, впрочем, то касалось неформальной обстановки). Да и сама фигура восточника, моментально, безоговорочно и без всяких условий, ставшего на её сторону в силу каких-то своих морально-этических принципов, вызывала у Лидии исключительно глубокое уважение. Тем не менее, любое сравнение её с «дичью» пробуждало такие негативные эмоции, обуздать которые порой удавалось не сразу.

– Во-первых, Её Высочество не хочет нас разделять, и в этом есть плюс, ибо в отряде присутствуют не только воины, – он многозначительно замер.

Речь восточника, её интонации – это была редкая смесь дипломатичности и недоговорённостей. Местоимение «нас» в устах человека, чья родина находилась так далеко, что возможно кроме наёмника реально никто не знал, где находится мифический Судимат, как и сколько туда добираться, звучало объединяюще. При этом он намекнул, что никто из окружающих не подумал о женщинах в их отряде и многих раненых. Готовы ли они вот так запросто пожертвовать ими? Капитан – солдатами, амазонка – девушками, принцесса – подданными. Ну, кроме последнего, всё-таки – да. Но стоить это им будет много. И нельзя ли избежать подобных жертв?

– Во-вторых, нам нужно такое пристанище, где можно было бы находиться нам всем без опаски тут же быть выданными. Это, кстати, ключевой момент. При этом не стоит исключать вероятность того, что мы можем подвергнуться атаке. Отсюда следует несколько условий: достаточная защищённость, доступность или хотя бы наличие поблизости припасов, и присутствие рядом лояльных Берушам подданных, из которых можно вербовать защитников, – он оглядел сидящих прищуренным взглядом. – Подумайте, есть ли у кого на примете такое место, соответствующее озвученным мною требованиям. Ну, или хотя бы примерно подходящее. Военные городки, которые очень хорошо подошли под эти условия, наверняка уже взяты под контроль, а королевской гвардии тем более, – при этих словах капитан РоГичи угрюмо согласно кивнул.

Снова встала Деметра.

– В Сиротском районе, как вы знаете, Ваше Высочество, хватает родительских гнёзд наших сестёр, – Лидия заинтересованно посмотрела на неё, закусив губу, поощрительно кивнула. – Особняки там, как настоящие крепости. При полных подвалах там можно долго держать оборону, а то и противостоять полновесной осаде. Хотя не думаю, что в случае отчаянного сопротивления они так уж сразу подтянут осадные орудия – мятежникам наверняка нужны узнаваемые и хотя бы чуть-чуть живые лица.

– Несколько комментариев по этому поводу, – поднялся капитан РоГичи. – Сиротский район, уверен, в первую очередь подвергся разграблению. И потом, он находятся на другой стороне столицы. Но при этом там действительно есть такие поместья, что спрятаться даже большому количеству людей будет не проблема. И ещё: после наверняка прокатившихся там беспорядков, вряд ли нас станут там искать в первую очередь.

– Отлично! – воскликнула принцесса с энтузиазмом. – А ещё тот район, если мне не изменяет память, граничит со стеной, охватывающей город южнее Восточных ворот…

– Я знаю необходимое нам место гораздо ближе, – маркиз РоПеруши, не вставая, спокойно посмотрел на Лидию.

– Это?.. – поторопила принцесса – она прямо на глазах преображалась, получив наконец-то цель, пусть и на совсем ближайшее будущее.