Текст книги "Ремесленный квартал (СИ)"

Автор книги: Павел Кошовец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Часть 2

Глава 1

«Волшебное приключение продолжается», – хмыкнул про себя гном.

На иную реакцию: ругань, переживания, злость, обиду на судьбу, разочарование, удивление уже не было сил. Да ещё усталость поселилась в двужильном, с большим запасом прочности теле подгорного жителя. Впрочем, они все такие – «светлые» гномы, выносливые и крепкие, как горы, из которых они вышли.

Проплутав почти всю ночь по беспокойным улицам Агробара, они упёрлись в какое-то препятствие. Ностромо, в какой-то момент, от греха подальше забравшийся в фургон – дабы лишний раз не отсвечивать и не привлекать внимание – прильнул к небольшой щели. И в сердцах помянул дракона, потому что обзор закрывала широкая спина пехотинца, сидящего на козлах, – но так, ругнулся негромко, не потому, что боялся потревожить ещё не пришедшего в себя барона, а по привычке. Не очень-то он любил громогласные выступления. Если, конечно, не выведут из себя!

Он уже сам был не прочь размять ноги, но пока непонятно было, стоит ли выходить ему или нет. И так полночи фактически в авангарде прошагал на своих двоих. Да и до этого не на заднице проводил время – из-за этого драконьего (не иначе Худук накаркал, шаман доморощенный; чтоб у них (мятежников) ничего не сложилось!) дворцового переворота его изрядно помотало (и побило) по сумасшедшей столице человеческого королевства… Звучит, конечно, странно, зато верно по смыслу: на всех иных, будь то «тёмные», гоблины, например или «светлые», как он, гном или те же эльфы, люди в этой отсталой стране смотрели косо. А во время беспорядков так и вовсе – первые жертвы. Потому что во всём виноваты. Да и при деньгах, небось.

Он прикоснулся к шее барона. Сердце бьётся. А так мертвяк мертвяком, да ещё здоровый такой, что обходить его внутри фургона приходилось под стеночкой. Бледный, неподвижное лицо с крупными чертами, чёрной растрёпанной шевелюрой и чёрной же пышной бородой, провалившиеся глаза под кустистыми бровями. Вообще, вербарец был до чрезвычайности волосат – Ностромо не сомневался, что если с него, как с луковицы снять все доспехи и одежду, то глазам предстанет настоящая шерсть, как у тарийских горных овчарок. И поддоспешник незачем одевать – так, набросил кольчугу на не совсем голое тело – и готов к бою…

ВерТиссайя неизменно производил сильное впечатление. Даже будучи бессознательным. Этакая скала, спящая пока. При ясном уме из-за постоянных перепадов настроения от навязчивого веселья до мрачной меланхолии был собеседником и попутчиком так себе – не расслабишься. Но гном был благодарен ему за спасение, и отплатил при случае той же монетой. При всей неровности их отношений, непонятностях и тайнах, Ностромо пришёл к выводу, что барон хоть и капризный и эгоистичный дракон, в тоже время он неплохой – принципиальный, следующий какому-то своему кодексу чести и… сентиментальности. Такой себе большой уже не ребёнок, а допустим, парень. Годков-то ему, небось, за сорок, а по человеческим меркам это уже солидный возраст. Повезло, что дожил. Повезло, что Агробар – мирное королевство. Почти. Ха-ха-ха, – расскажите это тем мертвецам, что не погребёнными украшают улицы славного города…

Интересно, сколько лет Ройчи? Другу, соратнику, побратиму и единственному человеку в их наёмнической ватаге. Мысль сделала неожиданный кульбит, компенсируя отсутствие активности умственным манёвром – при этом он правой рукой нервно потрогал рукоять верного боевого топора. Выглядит он достаточно молодо. Точно за двадцать, потому как он, будучи(?) мифическим королевским смертником – а те события, давшие толчок сонму слухов и предположений, переросших в легенды с самыми противоречивыми и порой противоположными знаками главных героев от злодеев до святых, происходили наверное семь лет назад в небольшой горной Илии. Даже представив, что Ройчи был самым молодым, вряд ли ему было меньше четырнадцати – возраст, раньше которого люди не берут в рекруты. Ещё нужно было пройти путь профессионального солдата, а это совсем не просто в королевском гвардейском полку, особенно учитывая неясную сейчас методику подготовки бойцов с чрезвычайной(!) в конце концов эффективностью даже в такой богом забытой стране… Любопытно, что жалкие остатки тех воинов, развеянные по миру и каким-то чудом ещё уцелевшие, по мнению гнома преданные, а то и проклятые своим сюзереном, принесли своему королевству известность на весь мир… и славу. Так что Ройчи не менее двадцати, а вот верхнюю планку сложно представить, учитывая изобилие специфического опыта товарища и сложное ориентирование самого «светлого», несмотря на длительное пребывание на землях людей, в их возрастах.

Далёкий бубнёж переместился ближе к повозке, и гном понял, что сейчас сами пехотинцы ВерТиссайи советуются, что предпринять дальше. Ностромо, злясь на себя (своё неопределённое положение), на предыдущего хозяина повозки, не предусмотревшего хотя бы окошко для общения с возницей, на отсутствие любопытства у сидящего на козлах солдата, который вместо того, чтобы пойти почесать язык, и хотя бы частично открыть пространство для изнемогающего от информационного голода гнома, продолжает сиднем сидеть, выполняя положенные инструкции (кстати, солдат по этому поводу инструктировал сам Ностромо: ни в коем случае повозку не оставлять без возницы; пехотинцы же согласились с этим тут же: при всей сложности характера, барон был их командиром и пользовался несомненным уважением, поэтому подвергать столь ценный груз, как бессознательную тушу вербарца они не собирались) и на весь белый свет, ставящий гнома в глупое положение.

Ностромо и сам обратил внимание, что изрядные запасы его терпения иссякали, таяли, будто весенний снег на солнце, а его последнее время всё чаще и чаще посещает самое простое решение всех проблем: выхватываешь топор и с искажённой рожей и перекошенным от воинственного крика ртом косишь все препятствия и сопутствующих им драконов, словно сорную траву. Да, он согласен, это не очень соответствует образу «светлого». Что поделать: длительное общение с «тёмными» по команде. Чем не оправдание? И вообще, жутко хочется пустить кровь всяким занудам, смеющим…

– Эй, боец, что там происходит?! – горячечно зашептал в ткань гном и тут же прильнул к щели глазом.

Спина слабо шевельнулась – солдат услышал. После чего взгляду Ностромо явился усатый профиль и гнусавый голос нехотя забубнел – возница, видимо, был мысленно среди спорщиков, внося весомую лепту, но и не отреагировать тоже не мог – после того, как их полковой городок захватили силы, верные мятежникам, и их, возвращавшихся после рейда, больше, чем сотню вполне боеспособных солдат захватили врасплох, а барон сорвался в самоубийственную атаку на врагов, тем самым давая возможность хоть части солдат уйти, именно он, абсолютно чужой, иной, хоть и «светлый», к Агробару не имеющий никакого отношения умудрился вывезти едва живого командира, тем самым спасая его от неминуемой расправы, пехотинцы испытывали к нему самое дружеское расположение. А после того, как более низкий и почти без защиты – даже шлема не было, лишь кожаная куртка и кольчуга с чужого плеча «светлый» показал, что топор его совсем не украшение или бутафория и легко крушить не только буйные головы мародёров и «ночных», но и латы редких, но уже появляющихся на улице патрулей новой власти, уже мнящих себя хозяевами города, авторитет его взлетел очень высоко, несмотря на изначально прохладное отношение солдат регулярных войск к наёмникам.

Но вспоминать это полубегство – полуотход по ночным улицам Ностромо было неприятно. Пусть и картинок внятных запечатлелось не так много – они просто куда-то безостановочно шли, часто дрались, как правило со случайно наскакивающими из-за угла шайками. Но были неприятели и посерьёзней, как например, рыцарь, долгое время остававшийся неуязвимым, с четырьмя сопровождающими ратниками, словно бешеный секач набросившийся на них. Кстати, именно удачно брошенный топор Ностромо оглушил озверевшего благородного, после чего двое его уцелевших людей умудрились уволочь бездыханное тело своего господина.

Из тридцати шести солдат, вырвавшихся из западни, в которую превратился их полковой городок, сейчас их оставалось двадцать трое с учётом барона и его. Двое умерли от ран, четверо ушло по домам (с обещанием отыскать их!), остальные погибли в схватках и от шальных стрел, которые стали не редкостью в обезумевшем городе. Вот так. И теперь, виду долгожданной цели такая заминка! Гном представлял себе удивлённые лица товарищей: Ройчи, Листочка, Худука, Рохли, и уже радовался эффекту, который произведёт его появление. Он был уверен в переживаниях по поводу своего отсутствия, и с удовольствием лицезрел бы их рожи.

– Господин «светлый», – наконец-то вежливо отреагировал солдат; вообще, такое вежливое обращение «господин» очень радовало гнома, при том, что, как говорилось выше, такого пиетета удостаивалась лишь людская знать, – нас остановили какие-то цветасто разодетые драконы, чтоб им перья повыдёргивали. А главный у них вообще чёрный.

У Ностромо удивлённо взлетели брови: кто это такие? Что значит «чёрный»? Что за народ? Орки? Так неужели бы боец этого не определил?

– «Тёмные»? Грязные?

– Да нет. Чёрный человек. И лик у него, будто сама ночь.

Ностромо задумался. Агробар – портовый город, значит по определению, достаточно интернациональный. Особенно в небогатых, примыкающих к морю районах и кварталах. Но вкупе с «цветастыми», это наводило на нехорошие размышления. На ум пришло упоминание – он сейчас не мог бы сказать когда и от кого – с начала переворота ему приходилось лишь выживать, а не заниматься анализом – что столица атакована также и со стороны порта, что горят склады и пакгаузы. Он тогда мимолётно решил, что это, пользуясь случаем, разгулялась местная шваль. Но может оказаться, что всё гораздо серьёзней.

– Много их?

– Да нет, – неохотно протянул возница. – Пятеро, – и гном понял недовольство того: их-то значительно больше, и в отличие от непонятных «цветастых», они – профессиональные солдаты. – Но ведут себя очень самоуверенно и нагло – требуют денег за проезд, – в голосе солдата промелькнула вполне угадываемая жадность.

– И?.. – поторопил замолчавшего бойца нетерпеливый гном.

– Пока ничего. Наши совещаются: платить или нет.

Солдатскую логику Ностромо мог представить очень легко. Зачем расставаться с честно заработанными аграми, когда проще воспользоваться оружием. Времена нынче лихие. Да они и сами уважать себя перестанут! Ещё бы какие-то королевские таможенники или иные представители столичной власти с них стали требовать что-то, а то неизвестная безродная пришлая голытьба смеет раздевать верноподданных агробарцев!

Всё верно. Вот только мелькнувшие раннее выводы заставляли усомниться в правильной оценке ситуации. Не так уж просты и понятны эти морские гости, вдруг объявившиеся посреди города и сбивающие плату за проход с местных солдат. Точнее, действия их наверняка продуманы: при всём распространённом бахвальстве, в безнадёжные дела эти парни не вмешиваются. И как бы эта остановка не была с двойным дном. Не тянут ли они время?

Поняв, что на месте ему всё равно не усидеть, гном пробрался мимо неподвижного ВерТиссайи к заднему пологу и выглянул на мгновение, в надежде оценить обстановку. Спрятался, пошагово по памяти анализируя окружающее. Первоначальный вывод: ничего опасного. В сердцах сплюнув – ему казалось, что пехотинцы барона вот-вот совершат непоправимую ошибку, хоть вступив в схватку, хоть заплатив неизвестным, Ностромо решительно отбросил ткань и спрыгнул на землю.

Выглянув из-за повозки, он немного успокоился, видя, что основная масса солдат кучкуется возле сержанта (но боковое охранение соблюдается). Окинул взглядом тянущиеся справа и слева дома из некрупных ракушечных блоков, чередующиеся с разновысокими заборами, оградами, частыми клёнами во дворах, в которых очень легко прятаться хорошему стрелку. И вновь ничего подозрительного не заметил. Кроме самого факта, что улочка, плавно изгибающаяся вправо, идеальна для засады. А он чувствовал задницей, что время уходит сквозь пальцы, и они чересчур задержались на этой демонстративно безмятежной местности – надо уносить ноги. В любую сторону.

Он подошёл к собравшимся в кружок наиболее авторитетным бойцам, к числе которых несомненно относился сержант Гор, парочка выживших капралов и ещё двое ветеранов, вполне уважаемых, чтобы наравне участвовать в обсуждении со старшими по званию. Остальные образовали второй круг, но в основном бестолково волновались и подавали не очень конструктивные, эмоциональные реплики, густо замешанные на ругательствах. Чуть в отдалении виднелась пятёрка, остановившая отряд. Четверо застыли в небрежных позах, но можно было не сомневаться, что арбалетные болты при необходимости найдут свои жертвы. Пятый – командир, действительно чернокожий, демонстративно лениво передвигался вдоль условной линии своих подчинённых. Сразу было ясно, что это очень опасный боец. И они очень напоминали морских пиратов.

«Балаган какой-то», – подумал Ностромо, возвращаясь взглядом к пехотинцам с мантикорой на туниках и щитах. Но тут же одёрнул себя – обвинять этих солдат в нерешительности или трусости было бы глупо – он видел их в деле, и мог быть уверен в крепком плече каждого. Особенно после картины, когда десяток однополчан вот этих воинов бесстрашно вышел против уруков – наездников. И полностью полёг. Вот базарность и принятие решения чуть ли не голосованием – это неверно. Особенно в условиях войны. Ну что поделать: командир в отключке, офицеры и почти все сержанты погибли, а тот, что остался в живых не очень готов к подобной ответственности. Недаром Ностромо довольно легко удалось убедить принять его план действий за свой. Тем не менее, под командованием Гора отряд не разбежался, словно неожиданно потерявший между собой связь сброд, а грамотные действия в походе доказали его сержантскую компетентность.

Ностромо протолкался между возвышающимися людьми и, уверенно уперев руки в бока, остановился напротив Гора.

– Ну, что порешили?

Кто-то из капралов хмыкнул, сержант хмуро глянул на него, остальные же недовольно замолчали. Наглость «светлого», впрочем, благодаря предыдущим заслугам, была простительной. Тем не менее, кряжистый седой ветеран с вислыми усами, кончики которых свисали до самой кирасы, негромко буркнул:

– Ты, «светлый», уваженье должен иметь. Ты не в своих горах – норах. Здесь цивилизованные люди…

Ностромо частенько встречал вот такие лица, которые отстаивали избранность и преимущество своего народа, в упор не замечая недостатки и откровенно слабые стороны по принципу: пылинка в чужом глазу, в своём же и бревно не помеха. Особенно после частых когда-то дебатов, споров, дискуссий, а то и потасовок на эту тему в самой их команде с Худуком, да и Листочком (Рохля мал ещё, а Ройчи только посмеивался, подначивая да разнимая). В принципе у него на них был крепкий иммунитет, а если позволяли обстоятельства, то и добрый кулак. Вот и сейчас он, невзирая на необходимость держать себя в руках, неожиданно вспыхнул: он не для того подставлял грудь и голову, чтобы какой-то деревенщина смел рожу кривить и корчить из себя важного господина.

– Ты, уважаемый, – выделил ядовито слово, и зло посмотрел на пожилого бойца, – сидя на собственных яйцах, можешь рассказывать о собственной крутости. В горах, к твоему сведению, такого хаоса, что вы устроили в своём доме, не бывает. И человека, буде он там окажется, не пытается прибить каждый встречный подземный житель!

Это, конечно, он сильно приврал – и в гномьих королевствах происходят перевороты, в которых кровь льётся рекой, а на людей там всегда смотрят с подозрением, считая их вполне объективно косорукими и склонными к обману и воровству. Но откуда это было знать этим пехотинцам, набранным по сёлам да из простого ремесленного люда, это гвардейцы, по определению более образованные и благодаря воспитанному гонору могли попытаться оспорить слова «светлого».

Они недолго бодались взглядами, и гном, несмотря на разницу в росте, победил. Он был опытнее, старше по годам (несмотря на внешнюю нестыковку: человек – в годах, а гном – в расцвете сил), да и постоянные пикировки с Худуком, всегда умеющим находить слабые стороны у противника и жутким любителем побороться глаза в глаза значительно (как выяснилось!) укрепили гнома. Солдат, несмотря на «землистый» загар, видно было, как налился дурной кровью, с него сталось бы решить дело одним росчерком меча. Попытаться, во всяком случае. Но это ему Ностромо уже не простил бы и плевать на дружеское расположение, высокие слова об уважении и терпимости. Начхать. Дракону драконья смерть. Не умеешь подтираться – ходи прямо в штаны.

Видно Гор что-то такое прочитал на лице гнома, потому что поспешил примирительно поднять руку. Ностромо глубоко вздохнул, усмиряя злость, он понял, что не вовремя поддался гневу. Да и судя по реакции окружающих, недовольство их было направлено скорее на седого – видно не очень пользовался популярностью этот ветеран. Бывают такие, гм, разумные (не только люди) – не важно, воины ли, ремесленники – превосходно разбирающиеся в своём деле, но в быту, в жизни – драконье дерьмо лучше воняет.

Ностромо обвёл окружающих прищуренным оценивающим взглядом исподтишка и жёстко продолжил:

– Я не просил никого сопровождать меня в Ремесленный квартал. Составить мне компанию было инициативой самого барона. И мы оговорили равноправные условия похода, – брехня, но желающие её проверить могут лишь обратившись прямо к вербарцу. – Если кому-то что-то не нравится, пусть идёт, – кивок назад, в сторону повозки, – и оспаривает пожелание командира. Или уходит, как корабельная крыса, срывая или пряча знаки принадлежности своего полка!

О, они разозлились, так что пора было сбавлять обороты. В молодости на родине в пресловутых горах, в Поднебесном кряже, вотчине так называемых западных подгорных кланов ему пришлось значительное время быть старшиной Бронзовых Топоров, этакой дружине быстрого реагирования, которой в первую очередь затыкали дыры во время конфликтов и прочих негораздов, хоть с соседями, хоть при внутренних разборках, хоть при природных катаклизмах. Так вот в неё постоянно сливали разных строптивцев, которых необходимо было для удержания дисциплины на должном уровне, что называется, обламывать. Так что некоторый опыт общения с подобной публикой у Ностромо был.

– Но вы, в отличие от виденных мною так называемых бывших солдат, которые наравне с «ночными» принявшихся грабить горожан, сохранили свой отряд, и вам не будет стыдно смотреть в лица людей, когда всё это закончится. В том числе и вашего командира, весьма достойного мужчину, барона ВерТиссайя, – пожалуй, пора заканчивать с пафосом и переходить к делу. – Я на много не претендую, но участвовать в обсуждении спорных вопросов нашего пути – моё право. И уж на месте, перед расставанием желающие могут выдвинуть свои претензии – хоть до смертного боя – я ещё никогда не бегал от доброй драки. А сейчас быстро говорите, какие условия прохода? – он вопросительно и требовательно посмотрел на Гора.

– Две монеты серебром с человека и пять с повозки…

– Две?! – возмутился гном и хлопнул себя по ляжкам. Такая его непосредственная реакция больше сделала для улучшения взаимоотношения с солдатами, чем все предыдущие речи – пехотинцы одобрительно загалдели.

– Я и говорю: валить их надо, – вновь оживился пожилой с вислыми усами; обида была моментально забыта, словно в гноме он увидел поддержку.

– Стоп-стоп! – Ностромо властно поднял руку, останавливая новый виток препирательств. – Мы с сержантом и… – указал на капрала, не издавшего при нём ни звука, возникла пауза – гном никак не мог вспомнить имени этого человека, – вот этим парнем идём к драконам паршивым, – люди заволновались, – и пытаемся всё решить мирным путём, – гул усилился. – Вы ведь знаете, как умеют торговаться подгорные жители? – вопрос немного сбил накал страстей, но не до конца. – Попробую уговорить этих ряженых шутов на пол серебрушки, – недовольно загудели: они уже практически согласились решить дело острой сталью, и не готовы были расстаться даже с минимумом денег. – Напоминаю, что при прорыве арбалетчики точно успеют нажать курки, и мы можем кого-нибудь потерять. А это недопустимо при неопределённости будущего. Верно, сержант?

Тот сразу невольно кивнул, а потом подумал, и не нашёл ничего неверного в словах гнома.

– Да.

– Вот именно. Пол серебрушки – разве это цена за жизнь товарища? Или собственную жизнь?.. – он обвёл взглядом задумчивые и явно соглашающиеся лица. – Только нужно поторопиться – что-то не нравится мне окружающее затишье.

Они проделали с десяток шагов по направление к ухмыляющемуся во все белоснежные, резко контрастирующие с тёмным ликом зубы, главарю пиратов, когда гном резко остановился, будто налетел на стену. Гор недоумённо посмотрел, сделав на шаг больше и повернувшись вполоборота, невозмутимый капрал, следовавший в кильватере и чуть не налетевший на «светлого», вовремя ушёл в сторону и застыл, кося левым глазом и контролируя подтянувшихся морских разбойников.

Ностромо немилосердно тёр лицо, словно что-то попало в глаза, потом перешёл на затылок, сдвинув смешной колпак с обвисшим навершием на лоб. Нетерпеливо взмахнул ладонью, подзывая сержанта, и когда тот с тревогой наклонился к нему, негромко прошипел:

– Мы под прицелом…

– Я знаю…

– Молчи. С обоих сторон уже сидят стрелки… Уже чувствую, как моя задница превращается в ежа…

– Драко-о-оны, – также сквозь зубы негромко процедил пехотинец и больше наклонил голову, чтобы скрыть охватившие его чувства. – Что делаем?

– Спокойно. Не дёргайся. Я сейчас упаду, сделаю вид, что помираю, и вы с товарищем подхватываете меня и волочите назад. Надеюсь, они не окружили нас… Не важно. Для начала надо убраться отсюда, а то будто щекочут меня гранённые наконечники. Особенно висок и пятки…

– Эй, парни! Как здорово, что я вас нагнал!

Голос, раздавшийся сзади, был мало того, что неожиданным и по-драконьи весёлым, так он просто не мог там звучать! Ностромо надеялся, что ни пехотинцы, ни пираты не обратили внимания на его первоначальную живую реакцию: он вздрогнул, чуть подпрыгнул, как только умеют это делать напуганные коты, чуть не запутавшись в перекрученных ногах. А дальше так и застыл с перекошенным в полуулыбке – полуоскале лицом.

К ним лёгкой походкой прогуливающегося баловня судьбы, улыбаясь, шёл… Ройчи. Без оружия – во всяком случае на виду, открытыми, пустыми ладонями (правой он приветливо помахал угрюмым, настороженным солдатам барона – интересно, хоть кто-то в нём узнает того наёмника, что успешно противостоял их барону?), в демонстративно распахнутой куртке, под которой выглядывала простая плотная рубаха, игнорируя буквально в паре локтей направленные на него острия копий. То ли идиот, то ли хищник. При этом отворачиваясь на мгновение – два в сторону, он неизменно возвращался к лицу Ностромо, словно пытаясь ему что-то сказать. Или намекнуть. И улыбка становилась шире, будто он крайне доволен происходящим, а дракончики, выпрыгивающие из глаз, служили тому подтверждением.