Текст книги "Цена жизни (СИ)"

Автор книги: Павел Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Хорошее оправдание! Вы знали, или догадывались, но не помогли, не предупредили. И погибли люди, хорошие люди. А Республика, которую ты так превозносил, погибла. Все потому, что ваша этика выше человеческих жизней. Отлично, просто отлично! Потом эти ублюдки убили Габи. И что делает мудрый Джек? Сидит, и рассуждает о высоких материях.

– А что бы сделал ты? – спросил Джек.

– Я бы пошел в Поселок, и выжег мозги тем, кто посмел поднять руку на одного из моих друзей. И тем, кто рядом стоял, тоже выжег! Ведь вы можете! Можете, но не делаете, потому что ваши дурацкие принципы для вас важнее.

– Да, это так. К сожалению, наши руки связаны. Мы не будем применять свои способности против людей. И уж точно не станем участвовать в ваших конфликтах. Из принципа, ты прав, именно из принципа. Но ведь и тебя сюда привели принципы. Разница между нами только в том, что ты не можешь делать то, что хочешь. Твои желания намного превышают твои возможности.

– Но я-то хотя бы попытаюсь!

– Ты погибнешь. Пока что тебя спасает только то, что ты сын Альберта Грина. Отец тебя любит, и только поэтому ты на свободе. Но его терпение небезгранично. Поэтому у меня для тебя есть один совет. Я не стану заставлять тебя ему следовать. Просто выслушай… товарищ Грин.

– Давай-ка кое-что проясним, – Грин прошелся по комнате, потом подошел к Джеку, и наклонился, глядя тому в глаза. – Мне лично плевать, что будет с вами. Я здесь только из-за него, – он кивнул на пакет. – Да еще из-за Вайнштейна. Перед смертью он просил о вас позаботиться. Он почему-то считал, что вы – наш последний шанс. Я в этом очень сомневаюсь, но – пусть так. Уезжайте, а с фашистами мы сами разберемся. Сами, без вас! Для вас это все игра, вы сидите здесь в полной безопасности. А мы страдаем, из-за вас в том числе! Убирайтесь, и оставьте нас в покое.

– Вас, людей, отличает простота мыслительных конструкций, – мягко сказал Джек. – Вот простой пример – ты, Грин. Я знаю, почему ты здесь, и Вайнштейн, или Габи тут совершенно ни при чем. Причина в тебе. Ты всегда следовал за кем-то, всегда сверял свое поведение с установленными не тобой правилами. Сначала родители, потом туннель, потом – Коцюба. Ты был свободен от необходимости выбирать. Но Коцюбы больше нет рядом, и ты остался с миром один на один. Ты боишься, Грин. Твой мир рушится. Ты терпишь неудачу за неудачей, и от этого тебе плохо. Все не так, как ты представлял себе в мечтах. Ты не смог помешать своему отцу отправить Коцюбу на верную смерть. Ты не смог стать вождем даже для сверстников. Ты допустил смерть Габи, и Вайнштейна. Твои амбиции не соответствуют твоим возможностям. И что тебе осталось? Прийти сюда, и помочь нам. Но делаешь ты это совсем не потому, что тебя волнует наша судьба. Для тебя важно представить все так, будто это мы просим тебя о помощи. Ты отчаянно ищешь возможность реабилитироваться… хотя бы в своих собственных глазах. И вот ты здесь, в роли спасителя и благодетеля. И это притом, что помощь нужна тебе…тебе, а не нам.

– Я вовсе не… – начал Грин, сжимая кулаки, и осекся. Злость захлестнула его. Джек вывернул его наизнанку, спорить было глупо – все так и было. Но слушать, как Джек с бесстрастным лицом гранитной статуи выворачивает его наизнанку, было выше его сил. Грин снова захотел встать и уйти, но сквозь ярость пробилась другая, холодная, рассудочная мысль. – Хорошо, я готов тебя выслушать. Излагай, – сказал Грин голосом. В котором не было ни следа злости или недовольства. И – может, Грину это только почудилось, но в глазах Джека на мгновение мелькнуло уважение.

– Ты думал, что выбудете спокойно играть в подполье, пока ваши ребята не окажутся на ключевых точках Земли Отцов. И тогда, под рукоплескания толпы, которой фашисты успеют стать поперек горла, вы их сбрасываете, и берете власть в свои руки. Хэппиэнд, и Шимон Грин въезжает в Сафед на белом коне. Ведь так?

– Так, – согласно кивнул Грин. – И?

– Сейчас, как никогда, ты близок к срыву. То, что произошло с Габи и Вайнштейном, сильно ударило по тебе. Ты хочешь мести. Ведь ты уже думал об этом, не так ли? Изловчиться, подобраться ближе к Эрану, и убить его, а затем уйти к Эрику.

– Не такой уж плохой вариант.

– Это невозможно. Тебе просто не дадут этого сделать, ведь твои враги не дураки. Они никогда не станут тебе доверять, если ты не станешь одним из них. А чтобы стать одним из них, тебе поневоле придется испачкать руки. Если ты хочешь победить, если хочешь получить хотя бы шанс на победу, тебе придется переступить через себя. Если ты этого не сделаешь, тебя раскроют, и ты погибнешь без толку.

– И что ты предлагаешь? – Грин не понимал, куда клонит Джек.

– Забудь обо всем. И друзьям скажи, чтобы забыли. Не втирайтесь в доверие, а живите и действуйте так, будто Земля Отцов это ваше государство, а Барзель – ваш вождь. Будьте искренни. Это непросто, но другого пути у вас нет. Вам придется многим пожертвовать на этом пути. Ваши руки будут по локоть в крови, а люди отвернутся от вас. Такова цена победы. Такова цена жизни, ведь главное для вас сейчас – выжить. Не считай Эрана дураком. Он не дурак, и отец твой не дурак. Ваше кукольное подполье терпят… пока терпят. Им нужны люди, и они надеются, что вы перебеситесь, и примкнете к ним. Дайте им то, что они хотят. Ты настроен на борьбу – забудь об этом. Плыви по течению, делай то, что тебе говорят

– Да, именно об этом и говорил Вайнштейн. Ничего нового ты мне сейчас не сказал, – хмыкнул Грин.

– Да, Вайнштейн говорил, но понял ли ты его слова? Думаю, нет.

– Может, и не понял. Может, Вайнштейн был не прав. Я уже жалею, что согласился на его план. Может, стоило пойти с Эриком, – задумчиво сказал Грин.

– Из Эрика вождь не получится. Он слишком фанатичен, а вождь должен, прежде всего, уметь думать. Ты умеешь думать, но вождя из тебя не получится. Во всяком случае, сейчас. С Эриком ты всегда был бы на вторых ролях, в тени. И сгинул бы вместе с ним… – Джек встал, и прошелся по комнате. – Мы считаем, что ты должен стать вождем. Не сейчас, позже. Тебе еще предстоит многому научиться, и многое понять. Ты этого еще не знаешь, но твой отец скоро уедет назад, в Сафед. Это твой шанс. Уезжай с ним, учись у него. Стань для них своим, по-настоящему стань. Не спеши сложить голову за правое дело. Твое время еще придет.

– И долго мне так… притворяться?

– Земля Отцов – это поднятый из могилы мертвец, зомби. Она построена на старых принципах, по старым чертежам. Эти принципы больше не работают. Поэтому, Земля Отцов обречена повторить все ошибки тех государств, по образу и подобию которых она создана. Она не просуществует долго, развалится под своим весом. И тогда наступит ваше время…

– Я понял твою мысль, – Грин встал. – Я подумаю. Мне пора ехать.

– Подумай, – Джек тоже встал. – А с отъездом повремени. Скоро стемнеет, а по Городу лучше не ходить в темноте. Вокруг рыщут людоеды. Поужинай с нами, а завтра с утра уедешь домой.

Грин остался ночевать у индиго. После ужина они допоздна сидели с Джеком, и разговаривали. Теперь Грин понял Вайнштейна – с Джеком, и правда, было интересно. Но порой в его речи проскальзывали нотки пренебрежения, превосходства. Примерно так мог бы говорить богатый белый человек, которого судьба занесла на дикие острова с черными туземцами. Потягивая через соломинку коктейль, и поплевывая с борта личной яхты, легко рассказывать глупым дикарям, как им надо жить. Грин подмечал это, но делал вид, что все нормально, в драку не кидался. Он знал, что Джек прав насчет того, что вождя из него не выйдет. Все так и было: если эта способность в нем и была, то где-то глубоко. Коцюба был прав – только зная кто ты, и где твое место, можно чего-то достичь. Не стоит замахиваться на то, что по определению не твое. Но, при этом, Грин усвоил еще один урок Коцюбы: чтобы понять кого-то, нужно слушать, что он говорит. Грин слушал Джека, и мотал на ус. Чем дальше, тем больше он убеждался в том, что индиго – уже не люди, а если и люди, то лишь отчасти. Чего стоило то, что Джек ни разу не сказал «я», всегда употребляя местоимение «мы». Похоже на то, сообразил Грин, что он не вполне воспринимает себя как личность, считая себя частью всеобщего «мы» индиго. Наверное, по своему Джек скорбил, но заметить это было трудно. Три дня прошло с тех пор, как погиб Габи, а мысли Джека уже вернулись к игре, которую – Грин теперь был в этом уверен, индиго вели. Поставили на Коцюбу – не получилось, не беда, поставим на него, Грина. Не беда, что молод – зато им проще управлять. Проще вырастить из него то, что надо индиго, и их таинственному предводителю – шаману. И вот тут-то их и ждал сюрприз, потому что Грин больше не желал быть игрушкой в чужих руках. И это нежелание крепло с каждой минутой, что он слушал Джека.

Утром Грина никто не разбудил, он проснулся сам, глянул на часы – время шло к полудню. Вставать Грин не торопился – раз так все сложилось, можно в свое удовольствие понежиться в мягкой постели. Дом индиго утопал в цветах, и Грин, закрыв глаза, вдыхал разнообразные ароматы. Он не торопясь встал, оделся, и уже было собрался уходить, как вдруг с улицы послышался шум. Грин выглянул. По проезжей части вдали, что-то распевая, шла группа людей. Грин вытащил из кармана разгрузки бинокль, и поднес к глазам. Ему сразу бросились в глаза несколько знакомых лиц. Это были люди из Поселка, на голове у каждого молитвенная шапочка. Передний нес завернутые в бархат священные свитки. Людей было много, больше ста человек. Большинство с оружием.

Вскоре толпа приблизилась, и Грин разобрал, что они поют. Это была молитва. Раскачиваясь в едином ритме, люди молились. Грин вышел в гостиную.

– Что это они придумали? – спросил Грин у Джека. Джек стоял у окна, и смотрел на то, что происходит на улице.

– Не знаю, – ответил Джек. – Вероятно, они решили, что наш колдовство можно победить молитвой. Я же говорил, что вы, люди, примитивны. Не все, конечно, но большинство, – тут же поправился он, искоса глянув на Грина.

Толпа подошла к самому дому, и остановилась. Молитва оборвалась, стало тихо. Джек охнул. Грин скосил на него глаза. Джек стоял, у окна, вцепившись побелевшими пальцами в подоконник. На лице его явственно читался страх. Кто-то из стоящих снаружи заметил в окне Джека, и заорал:

– Вот он, колдун! Они здесь!

Толпа тут же подхватила крик:

– Смерть колдунам! Во имя господа! – кричали в толпе. Кто-то несколько раз выстрелил в сторону дома. Грин отошел вглубь комнаты, в тень, как учили, и люди на улице видели только Джека. Они по-прежнему стояли на проезжей части, словно не решаясь подойти к дому.

– Они нас видят, – пискнул Джек, отлепившись от подоконника.

– Тонко подмечено, – зло хмыкнул Грин, и спросил: – Что, зашаталась башня из слоновой кости?

– Что? – Джек посмотрел на Грина бессмысленным взглядом, и, заикаясь, спросил: – Что нам делать? Что делать?

– Драться, твою мать! – Грин отвесил Джеку пощечину. – Кто трепался о «возможностях»? Вот и действуй! Сотри им мозги, сожги файрболом!

– Нееет, нам нельзя. Нельзя! – чуть не плача произнес Джек.

– Тогда вам крышка, – сказал, как припечатал, Грин.

– Надо уходить! Надо увести детей, – заметался Джек.

– И далеко ты собрался? Они же вас порвут. А у тебя там малыши. Они же не смогут бежать!

– Да, но что нам остается?

– Я же сказал – деритесь!

– Нет! Нет! – Джек сел на пол, и обхватил голову руками. Грин заколебался. Он мог сейчас спуститься вниз, и, пока толпа топчется у фасада, увести задами квадроцикл и уехать. Мог, но это означало неминуемую смерть всех индиго, многим из которых не было и десяти лет. И, значит, Грин просто не мог этого сделать. После этого ему бы оставалось только застрелиться. Угрызения совести съели бы его.

– А, гори оно все синим пламенем, – сквозь зубы прошипел Грин, и снял винтовку с предохранителя. Он пошел к окну. Толпа все еще не решалась сделать шаг вперед, видимо, опасаясь колдовства. Наконец, стоящий впереди в обнимку со священными свитками решился.

– Смерть колдунам! С нами Бог! – выкрикнул он фальцетом, и пошел вперед. Грин узнал его, и содрогнулся: это был Ицхак, их сосед. Он помогал хоронить погибших в теракте членов Комитета. Коцюба считал его если не другом, то хорошим человеком уж точно. И вот этот хороший человек пришел убивать индиго. Шаг, другой, третий. Ицхак шел, держа перед собой свитки, точно щит.

Грин поймал в прицел голову Ицхака, выдохнул, и нажал на спуск. Пуля попала Ицхаку в горло. Его отбросило назад, он упал. Свитки он так и не выпустил. Грин, тем временем, поймал в прицел соседа Ицхака, и выпустил в него подряд три пули. Одна из них попала в цель, и сосед упал рядом с Ицхаком. Люди кинулись врассыпную. Грин стрелял, пока не опустел магазин. Он уложил еще одного, и двоих зацепил. Но людей на улице было много, и не все из них испугались. Многие нашли укрытия, взяли окна на прицел, и стали стрелять. Грин сменил магазин, и перешел к соседнему окну. Это не осталось незамеченным на улице. Хоть Грин и старался не подходить близко к окну, стреляя из глубины комнаты, но на улице, наверное, заметили мелькнувшую тень. Тут же, выбивая гипсовую пыль из стены за спиной Грина, по окнам хлестнула очередь. Он присел, и метнулся в соседнюю комнату. Осторожно выглянул. Один из врагов подобрался уже к самом дому. Грин выстрелил в него, но не попал. Пули ударили прямо перед врагом, тот как заяц метнулся в сторону и залег за невысоким, в половину человеческого роста, заборчиком. Ответная стрельба заставила Грина отодвинуться от окна.

– Держать окна! Перебежками! Готовить гранаты! – послышались с улицы команды, и Грин понял, что пришел его последний час. Шансов удержать дом у него не было. Сейчас, прикрывая друг дуга, они подойдут ближе, потом закидают гранатами, войдут внутрь… и все. На этом все и закончится.

Грин отполз от окна, по которому стали уже прицельно стрелять снизу, и по лестнице слетел на первый этаж. Окна наглухо забиты, значит, входной двери им не миновать, решил он, и занял позицию в закутке напротив. Он ждал, что сначала в дверь влетит граната, а за ней ворвутся нападающие. Грин рассчитывал пересидеть в закутке взрыв, затем быстро высунуться и скосить одного, а если повезет, то и двух противников, а затем сменить позицию. Наверх, к индиго, они поднимутся только через его труп, решил Грин, и стал ждать.

В дверь, однако, никто не полез. Вместо этого снаружи вспыхнула перестрелка. Кто в кого стреляет, Грину внутри было не разобрать, а выглядывать он не стал. Глухо бабахнули взрывы гранат, потом долетел чей-то отчаянный вопль: «Отходим»! и стало тихо. Грин терпеливо ждал. Наконец, у входной двери послышался шорох, и чей-то до боли знакомый голос громко сказал:

– Терем-теремок, кто в тереме живет?

– Заходи, Эрик, – ответил Грин, и вышел из своего закутка, опустив автомат.

– Это ты, Грин? Вот уж кого не ожидал, – хмыкнул Эрик, заходя в дом. – А я-то голову ломаю, кто это у индиго за ружбайку схватился. Ты меня удивляешь.

– В смысле? – не понял Грин.

– Да ладно, проехали. Теперь-то я вижу, что ты не соплежуй, как я думал, – Эрик повернулся. И вышел наружу. Грин последовал за ним. На улице никого не было. Валялись в разнообразных позах около десяти трупов, и все. Эрик снял с пояса рацию. И обменялся с кем-то парой коротких реплик. Из дома через улицу вышли двое. В одном из них Грин узнал Рыжего. Они подошли, и обменялись с Грином рукопожатиями.

– Это что же получается, они от вас троих убежали? – спросил Грин у Эрика, не веря, что это – все.

– От четверых. Там еще Ашер, помнишь, который с нами в туннеле был? Он за ублюдками пошел, вдруг они вернуться надумают.

– Круто, – похвалил Грин, и тут его накрыло. Он обвел взглядом ежащие тела, сразу отметив «своих», наклонился, и его стошнило прямо с крыльца.

– Это с непривычки, – хлопнул его по плечу Эрик. – Пройдет.

Грин взглянул на Эрика, и увидел, что тот и не думает смеяться. Эрик изменился. Не внешне – лицо у него осталось прежним. Изменились повадки, поменялась пластика движений, взгляд. Эрик стал воином. Настоящим – бескомпромиссным, жестким.

– Что вы тут… – Джек вышел на крыльцо, и остолбенел от открывшейся его взору картины. – Что же теперь будет…?

– Ничего хорошего, – мрачно глянул на Джека Эрик.

– Да… Ты был прав, Грин, – Джек пришел в себя, и посмотрел Грину в глаза. – Ты был прав, а я ошибался.

Вместо ответа Грин пожал плечами. Все было ясно без слов.

– Ты что творишь, засранец?! – новый удар бросил Грина на пол. Он упал, ощущая, как рот наполняется кровавой слюной. Отец стоял над ним, расставив ноги. Грина вызвали к нему, как только он вернулся в Поселок. Он был готов к тяжелому разговору, но того, что отец начнет его избивать, не ожидал.

– Я не понимаю, – сплюнув кровью, сказал Грин.

– Все ты понимаешь! – гаркнул отец. – Но я, так и быть, объясню. Среди тех. в кого ты стрелял там, в Городе, был мой человек. Он тебя засек. Ты, тупоголовый кретин, стрелял по своим!

– Да какие они свои? – перестал притворяться Грин. Он привстал, опираясь на руку, и посмотрел на отца. – Свои так себя не ведут.

– Как – так? – скривился отец.

– Не жгут детей заживо! Не идут громить беззащитных и слабых!

– Ах, вот оно что… – пронимающее кивнул отец. – Поэтому ты с Эриком спелся?

– Я не спелся с Эриком! – выкрикнул Грин. Он встал, и смотрел отцу в лицо. Его шатало, в голове гудело от ударов. Но он старался стоять прямо, и глаз не отводить. – Я просто отвозил им прах Габи, вот и все. А тут эти ублюдки нагрянули. И что мне было делать? Скажи, что? Дать им сжечь еще кого-нибудь?

– Ладно, – отец отвернулся от Грина, и стал смотреть в окно. – Тебе повезло, что никто из этих лопухов тебя не срисовал. Обо всем знает только мой человек, и он будет молчать. Ну, да это уже неважно. Мне, в общем, плевать, сколько этих баранов ты положил. Мои люди не пострадали, и это главное. Но больше так продолжаться не может. Ты должен выбрать, с кем ты – с нами, или с ними. Я предлагаю тебе два варианта. Вариант номер раз: ты продолжаешь играть в подпольщика, и тогда у нас с тобой вскоре состоится совсем другой разговор. Я не смогу прикрывать тебя вечно.

– А второй вариант? – спросил Грин, в общем-то, зная ответ.

– Послезавтра я уезжаю в Сафед. Ты можешь поехать со мной. Следующей весной начинается набор в гвардию. И ты можешь пожать заявку. Если сумеешь выдержать экзамены, и курс молодого бойца, то станешь гвардейцем. Ты не дурак, и не слабак, справишься. Но все это тебе придется забыть, – отец показал рукой за окно. – Выбор за тобой.

Стало тихо, Грин молчал, отец тоже. Наконец, Грин выдавил:

– Мне надо подумать.

– Я не требую ответа сейчас. Думай, – кивнул отец. Грин пошл к выходу. – Да, кстати, – добавил отец, словно бы что-то вспомнив. – Тут еще одна мелочь есть… Если ты хочешь поехать со мной, тебе придется помочь нам добраться до индиго. Им не причинят вреда, даю слово. Они будут жить отдельно от людей. Мы будем изучать их, разумеется, предельно корректно…

– Поздно спохватились, – Грин растянул окровавленные губы в улыбке.

– Что значит – поздно?

– Они ушли. Ушли туда, где вам их не достать, – объяснил Грин. – Мир большой, они себе место найдут. Они это умеют.

– Точно? – отец подошел, и заглянул Грину в глаза. С минуту они смотрели друг на друга, затем отец проворчал: – Смылись, и хрен с ними. Главное, пусть держатся подальше от Земли Отцов. А Эрик тоже с ними ушел?

– Эрик остался.

– Ну, ладно. Иди думай. И не вздумай бежать! – напутствовал Грина отец.

Грин бежать не собирался. На следующий день он собрал вещи, и ушел из дому. Вслед ему на весь Поселок летела ругань и проклятия Марины.

– Байстрюк неблагодарный! Предатель! Чтоб тебе провалиться сквозь землю! Глаза б мои тебя не видели! – кричала Марина, идя за Грином по пятам. – Посмотрите, люди добрые, на этого паршивца! Пригрели змею на груди! – делилась она с выглядывающими из окон любопытными. Грин шагал, поправляя сбивающийся на сторону рюкзак, и старался ни на кого не смотреть.

У дома Лены Марина от него отстала. Лена вышла во двор, и Грин ей в двух словах объяснил ситуацию: он уезжает, когда вернется, неизвестно.

– Я вернусь, обещаю! – пообещал он, и взял Лену за руку. Лена посмотрела ему в глаза, и тоже пообещала:

– Я все понимаю. Возвращайся, я буду тебя ждать.

Грин ожидал, что обещания прозвучат фальшиво, ведь уезжал-то он надолго. Но фальши не было. И от этого на сердце у него стало теплее. Ему даже захотелось остаться, хоть он и понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя. За все надо платить, какой бы высокой ни казалась цена. Выбор был сделан, карты сданы. Грин попрощался с Леной, и пошел в Форт, к отцу.