Текст книги "Цена жизни (СИ)"
Автор книги: Павел Нечаев
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Глава 4. Новый мир
Республика была маленьким сообществом, всего чуть больше трех тысяч человек. В старые времена этого не хватило бы даже на статус городка, максимум – на деревню. Ну а, как известно, в деревне все друг друга знают. Шагу не ступишь, чтобы не встретить кого-то из знакомых. Спустя месяц после казни Грин встретился с Бени в порту. Они с Вайнштейном приехали поверять, как идут дела на раскопках. Начатое Фрайманом дело продолжилось, теперь уже от имени Республики. Грин увидел Бени, стоящего у входа в управление порта, и подошел поздороваться.
– Привет, Шими, – ответил на приветствие Бени. – Видишь вот, копаемся помаленьку с мужиками… – Бени был одет в грязную спецовку, на руках рабочие перчатки. В руке он держал ломик. – Чертово цунами все вверх дном перевернуло, контейнеры разбросало, как кубики. Теперь поди пойми, что где. Вчера целый день к одному контейнеру подбирались, наконец, вытащили, открыли – а там резиновые члены. Целый контейнер резиновых, мать их так, членов.
– А что вы с найденным делаете? – спросил Грин.
– Засовываем, мля, в задний карман, – сплюнул стоящий рядом с Бени бородатый мужик.
– Часть на склад сдаем, это все считается собственностью Республики. Остальное себе берем. Меняем там, кому то надо. Опять же, если вещи дельные, на еду запросто сменять можно. Республика все берет – и лампочки, и электронику, и одежду, – пояснил Бени. Грин спросил для проформы, просто чтоб поддержать разговор. Он знал, что со складов Республики – в основном, из бывших запасов Фраймана, выделяли продукты для обмена на нужные вещи. Это была идея Коцюбы, не давать еду просто так, чтобы не кормить паразитов. Центр временного размещения уже был закрыт. Как говорил Медведь, «халява кончилась, пусть крутятся».
– И как, вам хватает?
– Когда как, иногда, вот как вчера, не везет. Но с голоду не умираем, грех жаловаться.
– Мы на следующей неделе деньги начинаем печатать, – Вайнштейн подошел, и с ходу включился в разговор. – Будет легче. Кстати, танкист, ты к нам за помощью в обустройстве так и не обратился. Почему?
– Я сам справлюсь. Подачек мне от вас не нужно, – глядя Вайнштейну в глаза, ответил Бени.
– Ну, наше дело предложить, – Вайнштейн ушел к квадроциклу.
– Ты чего, не взял у них помощь? Во, дурак! – идя за Вайнштейном, Грин невольно услышал, как поражается товарищ Бени его, бениной, глупости. Грин понимал Бени – тот не хотел принимать ничего у тех, кто убил его друзей. Ему было жаль, что Бени не с ними, не с Республикой, но поделать с этим ничего не мог. У каждого своя правда.
Новые деньги были любимым детищем Вайнштейна. Он неделю сидел, зарывшись в книги, два раза они с Грином даже ездили в библиотеку, и скачивали файлы с серверов. Ванйштейн изучал теорию. Однажды ночью он потряс весь дом громовым рыком: «Нашел! Нашел!». Разбуженные домашние вышли узнать, что стряслось, и увидел, что Вайнштейн пляшет на столе в гостиной, топча исписанные листки.
– Вайнштейн, ты чего? – спросил Коцюба, и зевнул. – Ночь на дворе.
– Я знаю. Как сделать так, чтобы у нас не завелись чмулики! – выпятив грудь, сверкнул стеклами очков Вайнштейн.
– Ну и хорошо, орать-то зачем? – с этими словами Марина развернулась, и ушла к себе, ругая «этого чертова пьяницу». На следующий день Вайнштейн объяснял Коцюбе:
– … от выбора экономики, от денег, зависит и структура общества. Идеология вторична, деньги на первом месте. Да ты и сам это знаешь, ведь это ты натолкнул меня на мысль искать в этом направлении. Получается, что, какую бы идейную базу мы ни подвели под Республику, если мы построим экономику, где властвует ссудный процент, то рано или поздно, придем к тому, с чего начали: к власти чмуликов, и принесения всего в жертву химере «экономического роста». Поэтому потерпели поражения все без исключения революции в истории. Смена элиты без смены денежной системы приводит к тому, что новая система старательно воспроизводит старую.
– Вывод? – спросил напряженно слушавший Коцюба.
– Вывод простой, надо ввести деньги, которые не будет смысла копить. И которые нельзя будет превратить в товар.
– Это как?
– Очень просто, нужно ввести отрицательный процент, – торжественно произнес Вайнштейн.
– То есть, плату за хранение, – ухватил суть идеи Коцюба.
– Именно, мой друг! Каждый месяц выпущенные в оборот деньги будут уменьшаться в цене. Скажем, на один процент. Стержнем экономики, построенной на ссудном проценте, является долг. В моем… в нашем варианте само понятие «долг» теряет смысл. Такая система заставит деньги оборачиваться быстрее, ведь каждый, получивший их на руки, будет стремиться тут же от них избавиться, пока они не потеряли в цене. Суть моей идеи в том, чтобы разделить накопительную и обменную функцию денег. Между прочим, мы это обсуждали с тобой, еще задолго до Песца.
– Что автоматически отсекает чмуликов, превращающих деньги в товар, и живущих на проценты. Вайнштейн, ты гений! – вскочил Коцюба, и принялся расхаживать по комнате. – Не поверишь, мы с Летуном как раз вчера говорили о том, что надо ввести налоги, хотя бы мизерные. Я чуть голову не сломал, пытаясь придумать, под каким соусом преподнести это людям. Ты же знаешь нашу вольницу. А тут ничего и впихивать не надо, твой отрицательный процент – это и есть налог. Готовь проект, Вайнштейн. В пятницу я соберу Комитет, рассмотрим твое предложение.
Предложение Вайнштейна приняли единогласно. Вскоре после приснопамятной вылазки за пистолетами, Грин впервые увидел новые деньги, которые по настоянию Вайнштейна называли шиллингами. Рисунки для купюр рисовал Илья Вишневецкий, его люди нашли заброшенную типографию, сумели ее запустить. В результате деньги получились всем на загляденье, с трехмерным логотипом, цветные. На обороте каждой купюры оставили двенадцать пустых квадратиков. Чтобы купюра не потеряла своей стоимости, каждый месяц в квадратик нужно было наклеить марку, стоимостью в один процент от номинала купюры. Возле туннеля открыли магазин, где за новые деньги можно было купить товары из запасов Фраймана. Летун договорился с некоторыми Семьями, и обменял часть запасов этих Семей на новые деньги. Поначалу, люди отнеслись к нововведению скептически – мол, и натуральный обмен неплох, зачем тут еще деньги? Когда Республика стала нанимать рабочих, все резко изменилось. Оказалось, что проще заработать денег, и купить нужный товар, чем ковыряться в руинах, выискивая хоть что-то, имеющее ценность, а потом искать, кому бы товар пристроить, на что бы обменять. Люди нуждались в универсальном средстве обмена.
Рабочих Республика нанимала не просто так. Коцюба еще до схватки с Фрайманом предлагал Семьям собраться вместе. Так и безопаснее, и проще наладить нормальную жизнь. План состоял в том, чтобы переехать в Поселок, небольшой городок километрах в пятнадцати севернее промзоны. Расположенный на возвышенности, окруженный со всех сторон полями, он идеально подходил на роль центра Республики. Но для того, чтобы переехать, дома там нужно было подготовить – утеплить, чтобы не мерзнуть зимой, разобраться с канализацией, водопроводом, электроснабжением. Для этих целей и нужны были рабочие. Изначально, Коцюба планировал заплатить рабочим продуктами из запасов Фраймана, но появление денег подкорректировало план.
– В самом худшем случае, если идея не сработает, – пояснил Вайнштейн, – деньги просто вернутся к нам, а мы отдадим товары, которые и так бы отдали за труд. Но если все сработает как надо, появятся люди которые предпочтут оказывать услуги тем, кто работает, вместо того, чтобы работать самим. И деньги начнут ходить. А, поскольку их стоимость будет постоянно падать, люди будут стараться от них поскорее избавиться, что стимулирует круговорот денег.
Так оно и получилось: новые деньги быстро стали до того популярны, что пришлось допечатывать еще. Как и предсказывал Вайнштейн, то, что деньги «худели» с каждым днем, привело к тому, что люди старались побыстрее от них избавиться. Никто не набивал купюрами сундуки. В результате, резко активизировался товарооборот, у туннеля стихийно образовался рынок, где можно было купить и продать все, что угодно, от лампочки до пулемета. За порядком следили люди Райво и Сергея.
Все рабочие были выходцами из туннеля, они больше всего нуждались в деньгах. У «старых» Семей, переживших зиму, были свои запасы. Несмотря на то, что формально они еще не были членами Республики, большинство «новых» Семей тоже выразило желание жить в Поселке. Комитет не возражал, дома для «новых» утеплялись и благоустраивались за счет Республики на общих основаниях. Получалось, что люди сами для себя оборудовали дома, и им же за это еще и платили. Республика нуждалась в людях, и тем, кто был готов сам себя содержать – не чмуликам, по определению Вайнштейна, были открыты все дороги. Паразитам места не было. Даже с Грина спрашивали едва ли не строже, чем с кого-то из старших: помимо помощи по дому, и поездок с Вайнштейном, он еще и учился, как и вся молодежь Республики. В Семьях были специалисты практически по всему, и они учили других тому, что знали, а чтобы выжить в новом мире, надо было знать и уметь многое. Драться, стрелять, водить машину, и чинить ее, разбираться в лекарствах и оказывать первую помощь, и так далее, вплоть до умения сделать печку из старого бойлера. Ловкость, с которой Денис обращался с альпинистским снаряжение, была неслучайна: его учили этому. Учился и Грин, учился с удовольствием: это вам не надоедливая школа со скучной зубрежкой. Свободного времени просто не оставалось. В Клуб Грин попадал только по выходным, и то не каждый раз.
Когда он в первый раз пошел в Клуб, то не сразу сумел попасть внутрь. Место он нашел без труда – громадную вывеску «Кегельбан» было видно с главной улицы. Здание было немаленькое. Грин обошел вокруг, но войти не смог. Место, где когда-то был вход, оказалось завалено металлоломом. Проржавевшие корпуса машин загромождали весь проулок, от стен кегельбана, и до соседнего дома. Окна нижнего этажа заложи блоками еще прежние хозяева. Грин попытался протиснуться мимо машин, но только зря испачкал одежду – прохода не было. Он бы так и ушел, несолоно хлебавши, но ему в очередной раз повезло.
– Тебе чего тут надо? – услышал он за спиной недружелюбный голос.
– Мне в Клуб, – ответил Грин. Он повернулся, и увидел парня чуть старше его. Несмотря на прохладную погоду, парень был в одной футболке, под которой бугрились мускулы. Серые глаза с холодным прищуром смотрели на Грина.
– А что ты забыл в Клубе, мальчик? – спросил парень, сделав упор на слове «мальчик». Грин с трудом удержался от резкого ответа: незачем начинать знакомство со ссоры.
– Меня пригласил Роберт, – вежливо ответил он.
– А, если так, тогда добро пожаловать, – сразу подобрел парень, и протянул руку: – Эмиль.
– Грин, – ответил на рукопожатие Грин.
Эмиль показал Грину, как войти в Клуб: оказалось, что вход был в соседнем доме, через бывший винно-водочный магазин. Они прошли через пустой торговый зал. Под ногами хрустел мусор, толстым слоем покрывавший пол. За торговым залом уходила вниз лестница. В подвале было темно. Эмиль спустился по лестнице, и наклонился.
– Тут выключатель, – показал он на спрятанную под ступенькой кнопку, и нажал. Тут же под потолком вспыхнули лампочки, освещая дорогу.
– У вас и свет есть, – похвалил Грин.
– На крыше солнечные панели, а к зиме генератор поставим, – похвастался Эмиль. – Это если не переедем в Поселок.
– А выключатель зачем спрятали?
– Чтоб враги не догадались, – хохотнул Эмиль. Из подвала, по туннелю под улицей, они прошли в подвал кегельбана, и поднялись наверх. Кегельбан был покинут и завален мусором. Эмиль распахнул дверь в подсобные помещения, на которой сохранилась надпись: «только для персонала», и торжественно сказал: – Прошу! – За дверью оказался сверкающий чистотой коридор. Из открытой двери слева лился свет, и доносились звуки музыки.
– А вот и Грин! – им навстречу вышел Роберт. – Ну, пошли, я познакомлю тебя с народом.
В большой, метров на пятьдесят, комнате стояли диваны, кресла, столики. Играла музыка. Вокруг столиков сидели группки мальчиков и девочек. Роберт и Грин пошли по кругу. Ребята вставали, официально представлялись, пожимая ему руку – таков был ритуал, несмотря на то, что многих Грин и так знал. Грин совсем не удивился, обнаружив в углу Эрика.
В самой большой, главной комнате, на стене висел флаг Республики. Идея использовать для Республики флаг развалившегося больше тридцати лет назад Союза Республик принадлежала Вайнштейну. «Этот флаг издавна считался флагом социальной справедливости, флагом свободы», объяснял он Грину. «Он много значит для людей. Никому не надо объяснять его смысл, всем это и так понятно, и в этом его преимущество. Пусть Коцюба надо мной смеется, и обзывает фетишистом, но я верю, что этот флаг принесет нам удачу». Коцюба, действительно, посмеивался над Вайнштейном, обзывая флаг тряпкой, но Грин видел, с каким трепетом относились к флагу люди, и понимал, что Вайнштейн в чем-то прав. Людям нужен символ, так они устроены. И этот флаг был ничуть не хуже других. Хотя Грина вполне устроил бы и бело-голубой флаг Земли Отцов.
– Вот так и живем, – закончив обход, Роберт плюхнулся в кресло. Грин сел напротив него. – Запомни две частоты. В рацию вбей, и держи всегда в режиме ожидания, на вторичном канале. – Роберт на клочке бумаги написал частоты, и пододвинул к Грину.
– Это что за частоты? – спросил Грин.
– Это как у старших – аварийная частота. Если вляпаешься, сможешь попросить о помощи. И сам помогай, если что. Без лишнего шума, ага?
– Я смотрю, у вас все серьезно, – наклонил голову Грин. Оказывается, молодежь тоже организовалась, да так, что старшие об этом даже не догадывались. В Клубе были дети всех возрастов, самому младшему было десять, Роберту, одному из самых старших, семнадцать. Их было немного, едва ли больше двадцати. Впрочем, тут же подумал Грин, могло быть так, что тут не все, что кто-то не пришел.
– Серьезно, – кивнул Роберт. С виду, ничего особенного не было – просто отдыхающая компания. Вот только пирамида винтовок в углу пирамидой напоминала о том, что все серьезно.
– А кто у вас… ну, основной? – задал Грин самый наболевший вопрос.
– А нету основного. Был, да вышел, – отвел взгляд Роберт. – Мишка ваш был. Хоть и мелкий, всего пятнадцать, но у нас его уважали. Больше не уважаем. В Клуб ему хода нет, нам трусы и предатели ни к чему. У нас тут только нормальный народ, адекватный. Мы к тебе давно присматривались.
– Жестоко… – побормотал Грин.
– Иначе никак! Ведь сам посуди, только чудом вы с Денисом живы остались. Раз Мишка один раз струсил, подвел своих, значит, с ним нам не по пути. Или ты предлагаешь дождаться, чтобы он кого-то еще раз подставил?
– А Эрик? – спросил Грин. Слова Роберта его удивили. Личный опыт, и то, что он вычитал в книжках, говорил ему, что люди без вожака не могут. В любой компании всегда есть кто-то, чье слово весит больше, чем слова остальных. Это было нормально.
– Не думаю, что Эрик будет у нас основным. Он, конечно, крутой мужик, но с головой не дружит, – улыбнулся Роберт, и у Грина отлегло от сердца.
С тех пор Грин стал захаживать в Клуб. С ребятами было весело, можно было расслабиться, оторваться. В обществе старших все время приходилось себя контролировать, стараться соответствовать, держать марку. В Клубе можно было хоть ненадолго побыть собой. Побыть детьми. Старшие про клуб, конечно же, знали, но никто из них не делал попыток прикрыть его или как-то повлиять. Что Грина удивило, так это отсутствие драк. Может быть, сыграло свою роль то, что на занятиях по рукопашному бою было достаточно спаррингов. Без конфликтов, конечно, не обходилось – молодые самцы из кожи вон лезли, пытаясь показать, что они круче всех. Но выливалось это в другие, соревновательные формы. В Клубе было престижно бегать быстрее и дальше, стрелять метче, соображать быстрее других. Узнать что-то новое, чего никто не знает – и рассказать остальным, чтобы слушали, открыв рот. После туннельного гадюшника Грину казалось, что он в раю.
Сразу после того, как Грин вернулся из Города, у них с Мишкой состоялся разговор. Мишка подсел к нему вечером, после ужина, и долго молчал. Грин лежал в кровати, и ждал, что скажет Мишка. Он думал, что тот так и уйдет – молча, но Мишка, набравшись сил, сказал:
– Слушай, Грин. Не говори Коцюбе, что я смылся тогда от вас, ладно? – Грин молчал. Не дождавшись ответа, Мишка продолжил: – Эти… чмулики, я уже у них один раз был. Они меня чуть не съели, понимаешь? Я их боюсь. Когда увидал их, не выдержал. – Было видно, что слова тяжело даются Мишке. – В конце концов, ведь все же кончилось хорошо. Не говори Коцюбе, он меня убьет. Пожалуйста!
– Договорились, – ответил Грин, и отвернулся к стене.
Свое слово Грин сдержал, не стал ничего говорить. Мишке это не помогло: Коцюба ничего не узнал, но, от Дениса, узнали Мишкины друзья, сверстники, у которых он был заводилой. Узнали, и сделали выводы. Мишка решил, что это Грин разболтал. Сделать он ничего не сделал, даже пальцем Грина не тронул. Они вообще перестали общаться, ограничиваясь короткими фразами по делу. Антошку с Голаном Мишка тоже перестал доставать, чему они были только рады. На людях они дружно делали вид, что у них все в порядке. Мишка отдавал приказы, остальные подчинялись. Старшие в пацанячьи дела не лезли, и ни о чем не догадывались. Вскоре у Мишки появилась новая компания – далеко не все пацаны из Семей состояли в Клубе, были и другие компании. У «оппозиции», как называл Летун несколько Семей, не одобрявших политику Комитета, тоже были дети. Вот с ними-то Мишка и подружился, окончательно отдалившись от своей прежней компании. Грина удивила легкость, с которой Мишка сдал свои позиции, но о причинах он мог только догадываться.
Однажды Грин привел в Клуб Лену. Он старался чаще видеться с ней, и то, что она не избегала его общества, его очень радовало. Ее родители влились в Семью Сергея. Когда они с Вайнштейном ездили туда, Грин с Леной часами сидели на крыше торгового центра, болтали о всяких глупостях, держась за руки. Вместе им было хорошо, хотя ничего серьезного между ними пока не было. Пока – и Грин, и Лена понимали, что это временно, и серьезное обязательно будет. Никто об этом не проронил ни слова – глаза сказали все за них. Никто из членов Клуба не сказал ни слова против, когда Грин ее привел. Все восприняли это, как должное.
Иногда он задавался вопросом, за какие достоинства Лена выбрала именно его? Он даже однажды спросил ее об этом. Лена фыркнула, и ответила: «Потому, что ты классный!», оставив его в недоумении. Классный? Он? Оказалось, да: Грин больше не был заморышем. Туннель закалил его, постоянные тренировки и физическая нагрузка превратили его в красивого, высокого парня с накачанной мускулатурой. Неудивительно, что на него стали засматриваться девочки. Но шансов у них не было – он всецело принадлежал Лене. Она была для него лучиком света, напоминанием о той, прежней жизни.
Стройка отодвинула все остальные заботы на второй план. Осень вступала в свои права, холодало. Все вокруг лихорадочно готовились к зиме. Поселок напоминал разворошенный муравейник – повсюду сновали люди, гудела строительная техника, проносились грузовики со стройматериалами. Неожиданно для всех, Коцюба и Летун решили объединить Семьи, и теперь все вместе оборудовали свой новый дом. Дом, точнее, дома, Коцюба подобрал с размахом – в восточной части Поселка, на самом высоком месте, в прошлом это был самый престижный район. Две стоящих рядом виллы обнесли забором, соединили крытым переходом, утеплили. Надстроили крыши – вместо прежних, плоских, теперь была остроконечная двускатная крыша, которую, не мелочась, покрыли черепицей. В подвале поставили генераторы. Люди Летуна – Ариэль с Томером, первым делом оборудовали над крышей одной из вилл башенку, на которую затащили крупнокалиберный пулемет. Легкая паранойя была обычным делом для Республики, и подобным образом оборудовались все дома Поселка. Все изощрялись в фортификации, кто во что горазд. Здание самоуправления, и стоящий рядом четырехэтажный жилой дом превратили в Форт – цитадель и сердце поселка. Его окружили стеной из вкопанных в землю контейнеров, заполненных щебнем и залитых бетоном, построили пулеметные гнезда. Сверху, с крыши Форта, весь Поселок был как на ладони. Дома новоселов было легко узнать по краснеющим новой черепицей остроконечным крышам. Во многих домах уже жили, над трубами курился дымок, и ветер доносил аромат свежего хлеба. Благодаря тому, что Вишневецкий наладил контакт с людьми в поселениях на севере, удалось выменять на солярку птицу, и даже несколько коров. Появились своя сметана и яйца. Жизнь потихоньку налаживалась.
– Зачем все это? – спросил как-то Грин у Ариэля, который, вместе с архитектором планировал, как именно укрепить Форт, и где разместить огневые точки.
– А вот чтоб ты спросил, сопляк. Специально для тебя, – ответил Ариэль. Увидев, как вытянулось лицо у Грина, он смягчил тон: – Пригодится. Мы не знаем, что нас завтра ждет, надо быть готовыми ко всему.
Ариэль был старше Грина всего на четыре года, но все время это подчеркивал. Нарочно обращаясь с Грином как с малолеткой, что того сильно задевало. У Ариэля были причины задирать нос. Военная специальность Ариэля была снайпер, именно он учил молодежь стрелять, и минно-взрывному делу, в котором разбирался довольно неплохо. Во время катастрофы он служил в армии, в каком-то спецназе. Томер, санитар, служил вместе с ним. Когда сарацины разгромили армию Земли Отцов, отступление быстро превратилось в паническое бегство. От их группы остались только они, и Тео, третий из людей Летуна. Тео был тяжело ранен – в спину. Казалось, что он вот-вот умрет, но Ариэль с Томером его не бросали: это не в правилах спецназа. Именно тогда они встретились с Летуном, который отступал вместе со всеми. Его вертолет подбили, весь экипаж, кроме него, погиб. В кромешном аду, в котором каждый за себя, и за место в машине могли и убить, Летун проявил себя с лучшей стороны. Он помог спецназовцам добраться до Городков. Жена и сын Летуна были далеко на юге, он быстро понял, что добраться до них через охваченную войной страну не сможет, и остался с бойцами. Они сумели найти укрытие от мороза, запастись продуктами. Тео выжил, но остался инвалидом. Ниже пояса он ничего не чувствовал.
Со временем, когда выжившие стали иногда выползать из своих нор, Летун организовал своего рода систему взаимовыручки. Аварийная частота, на которой можно было попросить о помощи, если попал в беду, была его идеей. На лыжах он и его ребята мотались по заснеженной пустыне, налаживая отношения с группками выживших. Именно это стало тем зерном, из которого выросла Республика. Этим она отличалась от прежнего государства – людей объединила не власть, не деньги – их объединила взаимовыручка. Страшной зимой, когда от смерти тебя отделяет только стенка кое-как утепленного жилища, канистра с соляркой, да вязанка дров, это очень важно. Когда ветер воет снаружи, и кажется, что никого кроме тебя, и немногих домашних, в мире не осталось, теплее просто от мысли, что стоит выйти на связь – и помощь придет. Наедине со стихией другой человек перестал быть врагом, или конкурентом – он стал братом. Система сложилась сама, Летун сотоварищи лишь закрепили существующее положение, придав всему форму республики.
Строительство близилось к завершению. Однажды, когда вся Семья убирала строительный мусор, оставшийся во дворе их нового дома, Грин встретил Габи на улице.
– Привет! Я к Коцюбе. Где он? – поприветствовал Грина Габи.
– Он там, во дворе, вместе со всеми мусор убирает, – ответил Грин, и покатил нагруженную мусором тачку дальше, в соседний квартал, на пустырь. Габи прошел через ворота во двор. Возвращаясь с пустой тачкой, Грин увидел, что Габи и Коцюба вышли из ворот, и быстрым шагом пошли по улице в сторону промзоны. Грину стало любопытно, куда они так торопятся. Они наверняка шли недалеко – будь иначе, Коцюба бы взял квадроцикл или машину, прикинул Грин. Он оставил тачку у ворот, и пошел вслед за ними, старательно делая вид, что просто прогуливается. Габи и Коцюба завернули за угол, Грин ускорил шаги, догоняя. Он осторожно выглянул за угол, и остолбенел: улица была пуста. Габи с Коцюбой точно сквозь землю провалились. И свернуть им было особенно некуда – метров на сто вперед по обеим сторонам тянулись заборы. Грин обегал всю округу, но ни следа пропавших не нашел. Озадаченный, он вернулся во двор. Вайнштейн встретил его насмешливым:
– Сачкуешь? За то время, что тебя не было, можно было десять раз обернуться.
– Да тут такое дело, – Грин засомневался, говорить или нет Вайнштейну о том, что видел, но потом все же решился, и рассказал.
– Я думаю, они телепортируются, – сверкнул стеклами очков Вайнштейн. На удивление, он не поднял Грина на смех, отнесся вполне серьезно.
– Как? Хорош прикалываться, Вайнштейн! – не поверил своим ушам Грин.
– Я серьезно. Ты заметил, что Габи никогда не ездит на машине? Он всегда ходит пешком, и всюду успевает. Как?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю, но это факт. Я уже давно слежу за ним. В день, когда мы штурмовали туннель, он ухитрился преодолеть больше десяти километров за две минуты. Никто не видел, как он это сделал. Он ушел от раненых на улице, где мы колонну раздолбали, и практически сразу же оказался у туннеля. Значит, у него есть какой-то способ перемещаться в пространстве.
– Но это же невозможно…
– Они индиго! – наставительно поднял палец Вайнштейн. – Кто его знает, какие у них способности. Мы о них очень мало знаем. Они – новая ветвь эволюции. Я почти уверен, что они – телепаты. От Джека меня мороз по коже, до того он умный. А Габи этот в тридцатиградусный мороз в одной футболочке по сугробам носился. И не проваливался, заметь! А фрукты чего стоят!
– Какие фрукты?
– Коцюба как-то пришел от них, еще зимой, и принес свежих апельсинов. Откуда взяться апельсинам спустя полтора года зимы? После этого телепортация – просто детский лепет.
– А зачем он увел Коцюбу?
– Кто его знает, видно, так надо. У Коцюбы с ними особые отношения. Я же говорю, он к ним часто в гости ходит.
Грин почесал затылок. Слова Вайнштейна его озадачили. Никто не знал, где живут индиго: они никого к себе не пускали. Те, кто пытался пройти к ним без приглашения, пост теряли время. Индиго так умело отводили глаза, что человек мог часами ходить в том районе, где они жили, и не увидеть их дом. Рассказывали, что Медведь однажды поспорил, что найдет, где они живут. Он целый день блуждал, но так и не нашел. Больше того, индиго так заморочили ему голову, что он долго не мог найти обратную дорогу, хотя и знал тот район Города, как свои пять пальцев. В итоге, Габи привел его домой чуть ли не за руку. Урок пошел впрок, и больше Медведь к индиго не ходил. А теперь оказалось, что Коцюба у них регулярно бывает. Тут было чему удивиться.
Вечером Коцюба вернулся, и сразу же позвал в гостиную Вайнштейна и Летуна. Грин вышел послушать, о чем они говорят. И Грин, и Мишка часто присутствовали на заседаниях Комитета, кроме секретных, на которые не допускали никого. Коцюба не скрывал своих намерений воспитать из молодежи смену, поэтому на заседания часто приходил Роберт, и ребята из других Семей. Главным условием было сидеть в стороне и молча слушать.
– В общем, так, товарищи. Есть хорошие новости. На меня вышли представители нефтезавода, и выразили желание стать частью Республики, – сказал Коцюба.
– А кто конкретно вышел? Генерал? – спросил Летун.
– У них там была эпидемия, какая-то неизвестная болячка. Генерал умер, давно, еще в самом начале зимы. Теперь у них всем заправляет некто Лираз Данино, капитан. Их осталось мало, всего около полутора сотен человек. Сразу скажу, что заразы опасаться не стоит – индиго всех вылечили. Они утверждают, что все чисто, и я им верю.
– А с чего вдруг они захотели к нам? – недоверчиво спросил Вайнштейн. – Нефти у них хоть залейся, весь нефтезавод, по сути, один сплошной укрепрайон. Никто туда и не суется даже, они же на малейшее движение стреляют.
– Данино умный человек, он понимает, что, рано или поздно, нам придется за них взяться. Наши запасы топлива не бесконечны. Того, что в портовом терминале, и в туннеле, хватит на несколько лет. Это если экономно расходовать. А потом что? Нас в десять раз больше, и мы доказали на практике, что можем за себя постоять. Вывод напрашивается сам – мы к ним придем, и им придется драться. Насколько я понял, они воевать не хотят. Республика им понравилась, понравилось, что мы не бандиты. Поэтому они считают, что нам будет лучше вместе.
– А что там за люди?
– В основном, бывшие полицейские, из тех, кто к Фрайману не ушел, да работники нефтезавода с семьями.
– Менты, – скривился Вайнштейн. – Гнилой материал.
– Ну и что? Они же к Фрайману не пошли, это уже о чем-то говорит. Да и не все ли равно? Нас в Республике больше двух тысяч, что нам эта жалкая сотня сделает?
– Ну, хорошо, с этим понятно. Что они предлагают?
– У них там сотни тонн готовой солярки и бензина, и немеряно нефти. Солярку и бензин им девать некуда, еще пара-тройка лет, и с ней будет нечего делать, кислотность повысится. Это топливо надо тратить. Они готовы передать нам половину.
– А что в обмен?
– Право жить в Поселке, и торговать своей горючкой. И гражданство – сразу и без условий.
– Хм, заманчиво, – протянул Летун.
– Вот и я так считаю. Короче, так, товарищи – предлагаю в ближайшую пятницу собраться, и обсудить это в полном составе. Данино оставил мне частоту, на которой с ним можно связаться. Пригласим его, и вы услышите все сами. Годится?
Фамилия «Данино» показалась Грину знакомой. Он долго пытался вспомнить, где же он ее слышал, пока, наконец, его не озарило: это же тот самый офицер, что раздавал людям еду из магазина. Только тогда он был лейтенантом. Выходило, что в капитаны он сам себя произвел, не иначе, как для большей солидности. Когда Грин его увидел, то не сразу узнал: лицо капитана покрывали шрамы, как от фурункулов. Он заметно постарел, поседел, но глаза лучились энергией. Комитету Данино понравился, и его предложение приняли единогласно. Люди с нефтеперегонного завода стали частью Республики.
Эта зима оказалась не такой суровой, как прошлая. Залив не замерз, и у людей появилась надежда, что со временем климат улучшится. До наступления холодов все Семьи успели переселиться в Поселок. Началась новая жизнь, непохожая на то, как Грину описывали прошлую зиму. Жизнь била ключом, люди ходили другу к другу в гости. В Поселке открылось кафе, парикмахерская, открыл кабинет зубной врач, Илья Вишневецкий стал выпускать еженедельную газету. Открылась школа, и Грин три дня в неделю исправно отсиживал по шесть-восемь часов на занятиях.