Текст книги "Цена жизни (СИ)"

Автор книги: Павел Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

– Думаешь, твой приятель Мишка расскажет, что мы здесь? – Дениса грызли те же сомнения. Куда они ушли, никто не знал. Мишка мог спокойно вернуться, и сделать вид, что ничего не случилось. Рано или поздно людоеды бы до них добрались, и все было бы шито-крыто. Вызвать помощь они не могли. В падении Денис разбил свою рацию-пятиваттку. Даже если бы она и осталась целой, связаться с кем-то в промзоне было невозможно: они находились за гребнем горы.

– Не знаю, – пожал плечами Грин.

– Вот и я не знаю. Оказался гнидой твой Мишка, – с горечью прохрипел Денис. Грин не стал с ним спорить, и доказывать, что Мишка вовсе не его приятель.

Грин сидел на балконе, и смотрел, как удлиняются тени. Солнце садилось за гору. Внизу, на улице перед домом, туда-сюда сновали десятки людоедов. Несмотря на кажущуюся хаотичность их перемещений, они не спускали глаз с окон квартиры, и с балкона. Стоило Грину выглянуть, как они принимались выть и рычать. Поэтому он сидел в глубине, и не высовывался. У него была мысль пострелять по ним, но он отказался от этой затеи. Незачем тратить патроны. Они еще могут пригодиться. На душе скребли кошки: Денису становилось все хуже. Грин давно перенес его на кровать. Поначалу он бодрился, просил воды, потом стал понемногу затихать. Каждый раз, наведываясь в комнату, где лежал Денис, Грин с затаенным страхом ожидал увидеть, что тот умер. Грин ходил туда-сюда: то на балконе посидит, то в комнату наведается, проверить, дышит ли Денис. Пока Денис дышал, но что будет дальше, Грин не знал. Дверь он забаррикадировал, вытащил из кухни холодильник и подпер, уперев в стену. Набросал стульев, чтобы людоеды, даже если ворвутся, ноги переломали.

На балкон он ходил, чтобы не пропустить помощь. Несмотря на то, что с каждой минутой уходящего дня надежды на благополучный исход было все меньше, Грин старался не унывать. Вскоре совсем стемнело. Закат в Земле Отцов короткий, полчаса – и уже темно. Людоеды с наступлением темноты приободрились. На дверь обрушились новые удары. Похоже, что они приволокли кувалду. Квартира наполнилась звоном. Грин нашел у Дениса в кладовке поминальную свечу, ту, что горит ровно семь дней, зажег ее и поставил в коридоре. Был у него еще импровизированный факел, из намотанной на ручку швабры тряпки, пропитанной машинным маслом, но его Грин оставил на самый крайний случай. Он занял позицию у входа в спальню, держа под прицелом дверь. Времени оставалось немного, еще полчаса, от силы, и людоеды ворвутся. Парадоксально, но с пониманием того, что все кончено, на Грина снизошло спокойствие. Он без суеты приготовился, разложил на полу магазины, рядом факел – тоже оружие, если вдуматься. Надлом, не дававший ему покоя после приключений в туннеле, исчез. Надвигающаяся опасность сделала Грина цельным. Он больше не боялся, и не сомневался. Все стало кристально ясно. За дверью бесновались враги, и все, что надо было сделать Грину, это продать свою жизнь подороже.

Удары следовали один за другим, и дверь стала понемногу прогибаться. Появилась щель, крики людоедов стали слышны гораздо лучше. Ничего человеческого в этих криках не было, за дверью бесновались хищные звери. Грин несколько раз выстрелил в щель. Запахло порохом, выстрелы в закрытом пространстве больно ударили по ушам, заглушив вопли людоедов. Удары на мгновение прекратились, потом возобновились с новой силой.

Внезапно к какофонии звуков добавился новый звук. Грин, поначалу, не обратил на него внимания, но звук становился все сильнее.

– Это же… – пробормотал Грин, и забыв про все, бросился на балкон. Слух его не обманул. Совсем рядом, буквально в паре кварталов ниже, по улице ехало что-то тяжелое и гусеничное. Рев мотора и лязг гусениц приближался. Между домов мелькал свет фар. Грин кинулся назад, схватил факел, и стал поджигать его. Факел загорелся и Грин кинулся назад.

– Мы здесь, мы здесь! – закричал он что было сил, и замахал факелом над головой. – Сюда!

Грин схватил винтовку, и несколько раз выстрелил в небо. Его заметили: свет фар мазнул по домам, машина развернулась и поехала к дому. Грин прикрыл глаза рукой, до того сильно светили фары. Машина остановилась перед домом, и заглушила мотор. Стало тихо. Грин увидел, что это «Жестокая», тяжелый гусеничный бронетранспортер. На броне сидели люди.

– Кто там? – спросил голос, усиленный громкоговорителем.

– Здесь Грин, и Денис! – закричал Грин, и выкинул ненужный больше факел.

– С вами все в порядке? – снова спросил голос.

– Денис ранен! Я в порядке! – ответил Грин.

– Хорошо, сиди там. Мы идем к вам.

Вскоре на лестнице загрохотали шаги. Грин разбирал баррикаду. С заклинившей дверью пришлось повозиться, но, с помощью принесенных инструментов, и эта преграда пала.

– Где раненый? – первой влетела Алина, и кинулась в спальню. За ней точно тень, следовал Габи, а за ними еще люди. В квартире разу стало тесно.

– Больше никого с вами не было? – Грин хотел посмотреть, что там с Денисом, но ему не дали. Огромная фигура, выросшая на пороге, властно развернула его к себе. Грин узнал Медведя.

– Мишка был, – пробормотал он.

– Про Мишку я знаю. Кроме него точно больше никого не было?

– Нет…

– Тогда собирай свою хурду, и марш вниз, в машину! – с этими словами Медведь отвесил Грину подзатыльник. У Грина зашумело в голове. На подзатыльник он не обиделся – понимал, что Медведь прав. Прыгая через две ступеньки, Грин сбежал вниз.

– Живой! Ах ты, засранец! – облапил его стоящий у бронетранспортера Вайнштейн.

Вынесли на носилках Дениса. Был он белее простыни, но глазами хлопал, и даже пытался что-то сказать.

– С ним все будет в порядке? – спросил Грин у идущей рядом с носилками Алины.

– Да, – Алина глянула на Грина неприязненно. – Ты погоди, дома тебя еще головомойка ждет. Еще пожалеешь, что целым вернулся. Такой переполох из-за вас, дурачков.

Алина оказалась неправа. Никакой головомойки Грину не устроили. Когда они вернулись, Коцюбы дома не было. Марина сказала, что они вышли на связь, и сказали, чтобы к ужину их не ждали. Грин в компании Вайнштейна сидел в гостиной, уписывал за обе щеки ужин, когда появились Коцюба в сопровождении Райво, и Ли. Ли тоже состоял в Комитете, и представлял бывших гастарбайтеров, переживших зиму.

– Вайнштейн, ты не поверишь! – сказал Коцюба, зайдя в гостиную.

– Что случилось? – Вайнштейн отложил книгу, и встал со своего любимого кресла в углу.

Коцюба и Райво, похохатывая, рассказали, что толпа бывших рабов пошла громить полицейский участок. Участок в Республике использовался как тюрьма, там сидели наиболее отличившиеся персонажи из окружения Фраймана. Была там и охрана, несколько человек.

– Представляешь, приезжаем мы туда, а там – чуть ли не сто человек у входа. С дубьем, со стволами – полный комплект. И требуют, значит, выдать им преступников, – посмеиваясь, рассказывал Коцюба.

– И ты выдал? – охнул Вайнштейн.

– Нет, конечно. Пришлось встать там, и пообещать, что повесим ублюдков.

– Я думал, они нас на кусочки порвут, – улыбнулся Райво. – А этот отморозок, – кивнул он на Коцюбу. – Встал там с пистолетом, как чертов шериф на Диком Западе, и сказал им, что они пройдут только через его труп.

– Да… – протянул Вайнштейн, и задумался. Потом поднял голову, и сказал, глядя Коцюбе в глаза: – А ведь нам придется это сделать.

– Что именно? – не понял Коцюба.

– Повесить тех людей, вот что.

– М-да, а ведь верно, – посерьезнел Коцюба. – Ну и пусть! И так у нас люди вместо того, чтобы делом заниматься, эту сволоту охраняют.

– Что, без суда? – прищурился Вайнштейн.

– В чем проблема, устроим суд. Материалов у нас, благодаря Профессору, на каждого вагон. И растление малолетних, и убийства, и рабовладение. Даже людоеды настоящие есть.

– Это плохой карма, начинать новое дело с казней, – заметил Ли. В его речи чувствовался акцент. Говорил он медленно и не всегда правильно.

– Мы соберем Комитет, и решим, – ответил Коцюба. – У нас Республика, а не банда. Все будет по закону.

Вышел Мишка, сверкая свежим синяком под глазом. Вайнштейн еще по дороге домой рассказал Грину, что Мишка появился под вечер, грязный, встрепанный и злой. Поначалу он ничего не хотел рассказывать, юркнул в комнату и сидел там тише мыши. Алина, поняв, что с сыном что-то не так, пошла туда, и вытянула из него всю правду – солгать матери Мишка не смог. Когда она услышала, что он бросил в Городе Грина и Дениса – точнее, по версии Мишки, на них напали людоеды, и они разделились, она не сдержалась, и двинула его кулаком по лицу. Ну, а дальше все было просто – она сказала Вайнштейну, Вайнштейн вышел на аварийную частоту, и попросил помощи. Откликнулся Медведь и еще несколько человек. Они сели на бронетранспортер, и поехали на поиски в указанный Мишкой район.

– А вот и наш герой, победитель диких чмуликов, – поприветствовал Мишку Коцюба. – Вам везет, засранцы, что вы уже взрослые, а то б я вас от души выдрал. Пистолетов им захотелось, героям.

– Ну, я со своим разберусь, как выздоровеет. Мало ему не покажется, – поддержал Коцюбу Райво. Грин не знал, куда деваться от стыда. Спасла его Марина.

– Первый час ночи, мужики. Шли бы вы спать, – с этими словами Марина выгнала всех из гостиной, и народ разошелся.

Грин ждал, что на следующий день ему таки устроят головомойку, но случилось то, чего он никак не ожидал. Утром, перед завтраком, заявился Райво. Был он не один, а со своим старшим сыном Робертом. Райво на глазах у всех подошел к Грину, и пожал ему руку.

– Денис нам все рассказал. Молодец, мужик! Теперь ты наш брат. Если захочешь сменить Семью, только скажи. У нас для тебя всегда найдется место.

– Спасибо, – Грин покраснел, и оглянулся на Коцюбу. Коцюба смотрел так, будто впервые увидел Грина. – У меня уже есть Семья.

– Вот, держи, – Райво потянул Грину сумку. Грин полез внутрь, и достал… пистолет. Настоящий, пятнадцатизарядный, сверкающий новизной. О таком он мог только мечтать. К пистолету прилагалась кожаная кобура и ремень. – Заслужил!

Потом Грина отозвал в сторонку Роберт, и сказал:

– Знаешь боулинг в конце Промышленной? Зайди туда как-нибудь вечерком. У нас там клуб. Будем рады. – Про клуб – место, где собиралась молодежь, Грин слышал, но раньше никогда там не был. Кого попало туда не пускали. Слова Роберта означали, что Грина официально признали частью Республики – теперь и сверстники тоже.

Жизнь Грина снова сделала крутой поворот. Теперь он был не один, у него была Семья, и друзья. Больше того – у него была Республика. Психологического надлома больше не было. Переступив через страх, он стал другим человеком. Впервые за многие годы он смотрел в будущее с оптимизмом. Как бы ни повернулись события, больше он не будет щепкой, плывущей по течению. Отныне все было в его руках.

– Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем, – пропел Вайнштейн невесело. Был он трезв и сосредоточен. – Думаю, Ли был прав. Начинать с такого – плохая карма…

Грин с Вайнштейном шли вместе со всеми за грузовиком. Вайнштейн, как истинный социопат, держался в стороне от толпы. Грин шел рядом с ним. Вернее было бы сказать, что толпа шла за грузовиком, а Вайнштейн и Грин – за толпой. В кузове грузовика с мешками на голове стояли приговоренные. Задний борт был откинут. Грузовик остановился под фонарем. Когда-то оживленная междугородная трасса освещалась. Фонари были высокие, как раз то, что надо. С фонарей свисали заранее приготовленные веревки с петлей на конце. Предвкушая зрелище, люди в толпе засвистели и заулюлюкали. Славик, младший сын Медведя, габаритами не уступавший отцу, за связанные за спиной руки поднял одного из приговоренных. Медведь накинул ему петлю на шею. Стоящий рядом Коцюба нашел в кожаной папке бумагу, поднял на уровень глаз, и стал зачитывать громким голосом:

«Именем Республики! В соответствии с решением суда присяжных, Шмуэль Аронович, тридцати восьми лет, был признан виновным по следующим пунктам обвинения: рабовладение, убийство и соучастие в убийстве, растление малолетних, и прочие поступки. Суд определил вышеупомянутому Шмуэлю Ароновичу наказание в виде смертной казни через повешение. Приговор будет приведен в исполнение сегодня, на ваших глазах, дабы показать силу и справедливость закона Республики. Да здравствует свобода, да здравствует справедливость, да здравствует Республика!». Речь Коцюбы толпа встретила одобрительным гулом. Приговоренный стал извиваться, пытаясь сбросить петлю, но Медведь не дал. Коцюба махнул рукой, сидящий у кабины Славик хлопнул ладонью по крыше, и грузовик тронулся с места. Приговоренный шагнул, пытаясь удержаться на ускользающей поверхности, но без толку – ноги соскользнули, и тело заплясало в воздухе. Толпа разразилась свистом и улюлюканьем, наблюдая, как сучит ногами в воздухе повешенный.

Грузовик двинулся дальше, толпа потекла за ним. Люди старательно обходили повешенного, тело которого все еще дергалось в агонии. Грин с содроганием увидел, как Эрик, проходя мимо, с наслаждением плюнул в висящего. Не он один – по ногам повешенного стекали десятки плевков. У следующего столба все повторилось. На этот раз вешали какого-то клерка из администрации Фраймана. Тот пытался что-то сказать, но толстая ткань мешков заглушала его слова, превращая речь в невнятное бормотание. Увидев перекошено в радостной гримасе лицо Эрика, Вайнштейн вздохнул. Эрик часто заходил в гости к Вайнштейну, они много разговаривали о политике, о планах на будущее. Вайнштейну Эрик нравился, но как-то, изрядно выпив, признался Грину, что иногда Эрик пугает его до дрожи в коленках.

– Вот она – новая справедливость нового мира, – иронически заметил кто-то у Грина за спиной. Он обернулся, и увидел Бени. Тот стоял, одетый в парадную форму, в начищенных до блеска ботинках. В ботинках отражалось солнце. Знаки различия старшего лейтенанта на плечах сверкали.

– Ты должен быть благодарен, танкист, что не болтаешься сейчас там, – ощетинился Вайнштейн. Правда в его словах была. Бени отстояли с трудом – Грин просил за него, Лена просила, целую депутацию девочек привела. Даже Эрик, и тот, когда его спросили, буркнул: «пусть живет». Зная Эрика, все это восприняли как комплимент. Тем не менее, было время, когда судьба Бени висела на волоске. Даже после того, как Коцюба официально объявил, что претензий к нему нет, люди сторонились Бени. Из центра временного размещения он ушел сразу же, как смог ходить. Насколько было известно Грину, он с женой и детьми вернулся домой.

– Я благодарен, – кивнул Бени. – От всей души благодарен вашей справедливой власти, и лично Коцюбе.

– Ты думаешь, Коцюбе это нравится? – Вайнштейн уловил издевку в словах Бени.

– Мне сказали, что это Коцюба моих ребят расстрелял. Они сдались, из танка вылезли, руки подняли. А он их расстрелял. Наверное, ему это понравилось, – Бени произнес эти слова спокойным голосом, но было видно, что в душе у него все кипит. – Может, и это ему нравится, откуда мне знать?

– Знаешь, танкист, в чем-то ты прав, – ответил Вайнштейн. Грин удивленно вытаращился на него. – Пленных убивать не стоило. Коцюба просто сорвался, такое может случиться с каждым. В любом случае, не тебе его судить.

– Они молодые совсем были, – глядя в сторону, произнес Бени. – Арику, мехводу, и двадцати не было, он до катастрофы добровольцем в армию пошел, в семнадцать.

– Послушай, танкист! Ты хоть знаешь, сколько детей ваши каратели сиротами оставили? У нашего друга Чена – трое детей осталось. Не тебе нас судить! – побагровел Вайнштейн.

– Я не сужу. Просто… ваш новый мир очень похож на старый.

– Ничего ты не понимаешь, танкист! – разволновался Вайнштейн. – Нам дали шанс. Шанс построить общество нового типа, свободное и справедливое. Чмулики, во главе с Фрайманом, хотели нас этого лишить. На штыках твоих карателей они несли нам фашизм. Тебя тот вариант общественного устройства устраивал, потому что ты в нем был не последний человек. А какая участь ждала вот его? – Вайнштейн указал на Грина.

– По моему, это все игра слов, – ответил Бени. – Ты не понимаешь, о чем говоришь. Какой фашизм? Нормальное государство, где есть закон и порядок.

– Все очень просто, бронированный твой лоб, – пустился в объяснения Вайнштейн. – Когда интересы государства ставятся выше интересов личности, это и есть фашизм. Кучка ублюдков захватывает власть, низводит народ до уровня бессловесной скотины, и паразитирует на нем, высасывая все соки. А для баранов, чтобы верили, что в это ни на самом деле управляют государством, выборы. Клоунада раз в четыре года. И сладкие розовые помои с телеэкранов, чтобы поменьше думали. Такое государство построил бы твой Фрайман. Такой порядок. А вы, вояки дубовые, ему бы служили. Уж он бы вам паек отсыпал…

– Так ведь под такое определение подпадает любое государство, – хмыкнул Бени.

– Все ваши государства, по сути, фашистские. Государство – значит, фашизм. Все, кроме нашего! У нас все иначе, нет принуждения, нет власти! Мы не зря назвали его Республикой. Республика означает – общее дело. Мы все вместе строим новое справедливое общество, без паразитов-чмуликов.

– Утопия какая-то получается, – покачал головой Бени. – Не выйдет у вас ничего. Вы идеалисты, в вашем Комитете, а люди у вас обычные. И этих твоих… чмуликов среди ваших полно, просто они до поры себя никак не проявляют. Я успел разобраться в том, как у вас все устроено. Вы – просто кучка хомяков. Отсиделись по норам, на ящиках с тушенкой. Такие новое общество не построят, не тот тип. Слишком вы себя любите. У Фраймана и то больше шансов было. Пока что я не вижу ничего нового – все старое. – Бени кивнул на повешенного. – Да еще под этим флагом… Прекрасный новый мир, и новые люди. Слышишь, как они кричат? – Вайнштейн, услышав из уст Бени свои же мысли, которые только что излагал Грину, крякнул от досады, и промолчал.

За разговором они не заметили, как толпа ушла вперед. Грузовик, тем временем, развернулся и уехал. В кузове остались только Медведь с сыном. Коцюба стоял среди людей, что-то объяснял. Вайнштейн замолчал, отвернулся от Бени, и направился туда. Бени с Грином последовали за ним. Коцюба заметил их приближение, закончил разговор, и протолкался им навстречу.

– Что, Вайнштейн, неприятное зрелище? Ничего, еще одна партия, и все. Медведь за ними поехал. Покончим с этим, и займемся делом, – подбодрил он Вайнштейна, заметив его кислую физиономию. – А, танкист! – Коцюба протянул руку Бени. Бени пожимать руку не стал, и Коцюба опустил ее. – Ну, как знаешь, – пробормотал он, и отвернулся.

– Мы пойдем, Коцюба, – помявшись, сказа Вайнштейн. – Избавь меня от дальнейшего созерцания этой картины.

– Идите, – махнул рукой Коцюба. Вайнштейн широкими шагами направился назад, туда, где они оставили свой квадроцикл. Грин чуть поотстал. Бени поравнялся с ним.

– Ну что, Шими, как жизнь? – спросил Бени.

– Нормально, – ответил Грин.

– Не обижают тебя там? Впрочем, вижу, что не обижают. Смотришься орлом, при оружии. Я за тебя рад. – Какое-то время они шли молча, потом Бени, видимо, собиравшийся с духом, сказал: – Будь осторожен там. Эти люди, у которых ты сейчас живешь, они… В общем, лучше бы тебе от них держаться подальше. Для тебя же лучше.

– Они моя Семья, – ответил Грин, и посмотрел в глаза Бени.

– Быстро же они тебя обработали…

– Меня никто не обрабатывал! – повысил голос Грин. – Они просто приняли меня к себе. Теперь они моя Семья. И другой мне не надо! Они лучше всех! Я никогда… – Грин замолчал, подыскивая слова. – Там я дома, понимаешь? Дома… Я уже и забыл, что такое – дом. – Грин почувствовал, что на глаза у него навернулись слезы. – А теперь я его нашел.

– Ладно, ладно, – Бени махнул рукой. – Ты, главное, знай, что мы тебя примем, если что. С продуктами у нас не очень, но как-нибудь проживем. Нора против не будет. Адрес ты знаешь. Можешь приходить в любое время дня и ночи.

– Спасибо, я запомню, – кивнул Грин. Они дошли до квадроцикла. Бени сел на свой старенький велосипед, и покатил по дороге в сторону Городков. Грин уселся на сиденье квадроцикла за спиной у Вайнштейна. Тот не спешил поворачивать ключ в замке, смотрел вдаль, туда, где вешали очередного приговоренного. Тела висели вдоль дороги, будто отмечая ее. Грину стал не по себе.

– Хоть какой-то плюс от Песца, – пробормотал Вайнштейн себе под нос.

– Какой, Вайнштейн? – не понял Грин.

– Птиц нет. Хотя бы трупы никто клевать не будет, – пояснил Вайнштейн. За зиму погибли все звери и птицы. Даже лес и тот погиб, когда-то зеленая гора была мертва. На складе, где жила Семья, были птицы, голуби, но выжили они только благодаря людям. Переезжая из Города, Семья забрала их собой, и они жили в клетках, в тепле, пока не сошел снег. Теперь они понемногу плодились, из-под крыши доносилось чириканье птенцов. Но пищи для них вне склада по-прежнему не было. На промерзшей на большую глубину земле ничего не росло, даже трава.

– Смотри, Вайнштейн, радуга! – воскликнул Грин. Вайнштейн повернул голову, и увидел, что вдали, где еще не до конца развеялись серые тучи, разноцветной дугой протянулась радуга. В чистом воздухе радуга казалась очень близкой, только руку протянуть.

– Врет все танкист! У нас получится, не может не получиться! – крутанул ручку Вайнштейн, и квадроцикл, треща мотором, унес их в промзону. Туда, где зарождался новый мир. Грина слова Бени заставили задуматься – а таким ли новым будет этот мир? И не окажется ли новый мир копией старого?