Текст книги "Цена жизни (СИ)"

Автор книги: Павел Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Занимался Эрик и мелкими пакостями. Например, однажды ночью на все ведущих в Поселок дорогах кто-то разбросал согнутые, и сваренные друг с другом гвозди. В результате, четыре грузовика и один джип застряли с проколотыми шинами. Горели подожженные ночью дома. Эран рвал и метал, отец Грина ходил насупленный. Гвардейцы нервничали, и озирались, каждую минуту ожидая выстрела из-за угла. Кончилось это тем, что на одном из блок-постов расстреляли не остановившуюся по первому требованию машину. Из пулеметов и винтовок машину изрешетили так, что трудно было понять, какой марки она была. Оказалось, что машину вел обычный мирный фермер. Оружия в машине не обнаружили.

– Так Эрик нам все карты спутает, – Грин поделился своими опасениями с Робертом. Они плюнули на конспирацию, и перестали делать вид, что больше не дружат.

– А что делать? – спросил Роберт.

– Не знаю. Я уже видел, как из-за него человека убили. Он вполне способен подставить еще кого-то, – нахмурился Грин.

– Надо его сдать! – выпалил Роберт.

– Он же наш! – Грин посмотрел на Роберта, как на идиота. Потом у него мелькнула мысль, и он добавил: – Хотя, это мысль. Только надо сделать это правильно…

Грин подождал несколько дней, пришел к отцу в Форт, и сдал Эрика с потрохами.

– Где его можно найти? Где его база? Сколько у него человек? – услышав, что Грин знает того, кто стоит за терактами, отец буквально вцепился в него. Он позвал Эрана, и вдвоем они вывернули Грина наизнанку. Хорошо, что Грин подготовился, и затвердил легенду наизусть. Они с Робертом даже провели репетицию – Роберт допрашивал, а Грин отвечал, стараясь не попасться, и не сказать больше, чем следует. Эран с отцом ничего не заподозрили, а если и заподозрили, то виду не показали. Эран только спросил:

– Скажи, Шими, почему ты сдаешь своего товарища? Ведь он ничего тебе не сделал. В то, что ты искренне хочешь нам помочь, мне как-то не верится.

– Я давно знаю Эрика. Из-за него однажды уже пострадал невинный человек. Я думаю, что будет лучше, если Эрика не будет поблизости, – сказал Грин, и не покривил душой. Он рассказал про смерть Стасика. Эрана ответ удовлетворил.

Альберт Грин и Эран были не лыком шиты. Шумной облавы на Эрика устраивать никто не стал. Соблюдая осторожность, небольшие, по пять-восемь человек разведгруппы выдвинулись к указанным Грином точкам. На одной из точек им даже удалось застать людей. Впрочем, те разведчиков засекли, и сумели скрыться. Следы вели в Город, куда разведчики решили не лезть. Никого поймать так и не удалось. Зато добычей разведчиков стали накопленные Эриком запасы оружия и взрывчатки.

Грина результат облавы не удивил: не зря Роберт три дня сидел в промзоне в обнимку с радиосканером. Ему удалось засечь частоту, на которой переговаривались ребята Эрика. Он встретился с Эриком, и предупредил того о грядущей облаве. После этого он сразу же сообщил Грину, что уже можно, и Грин пошел к отцу. Так Эрик остался почти без оружия и взрывчатки. Кроме того, его лицо с пометкой «разыскивается за вознаграждение» украсило все окрестные столбы. Это изрядно осложнило ему жизнь, и громких терактов он больше не устраивал. Именно это и нужно было Грину.

Впрочем, Грин не знал, точно ли за всеми акциями стоит Эрик. Поскольку Клуб распался на независимые ячейки, Грин не был в курсе дел остальных. Возможно, что помимо Эрика были те, кто решил не сидеть, сложа руки, а действовать.

Грину было трудно лгать отцу. С одной стороны, он чувствовал, что в долгу перед Семьей, перед Республикой. В конце концов, кроме них в целом мире не нашлось никого, кому Грин был бы нужен, кто любил бы и ценил его таким, какой он есть. Но, вместе с тем, он ощущал и тягу к отцу. Отец сильно изменился. Грин помнил его совсем другим – изнеженным офисным работником. Отец был сильным, его уважали здоровяки-гвардейцы… и он любил Грина. Грин чувствовал исходящее от отца тепло, направленное на него. Он искреннее хотел видеть Грина рядом с собой. И Грин порой ловил себя на мысли, что и ему хочется оказаться рядом с отцом. Вместо этого ему приходилось притворяться, ловчить, и заставлять себя видеть в отце врага. Иногда он чувствовал, что его просто раздирает на части. Впрочем, на его поступки это не влияло. Решение было принято, выбор сделан. Грин боялся одного – выбранный путь неизбежно вел к конфронтации… а значит, настанет тот день, когда ему, возможно, придется стрелять в собственного отца.

Побочным эффектом от акций Эрика оказалась вспыхнувшая в Поселке ненависть к индиго. Источник этой ненависти проследить было нетрудно – им оказался бывший комендант туннеля. Если отец Грина был правой рукой Эрана, и отвечал за порядок в Поселке, то комендант стал его левой рукой. Он отвечал за хозяйственные дела, фактически являясь главой гражданской администрации. А еще он же, по совместительству, стал и духовным лидером Поселка. Неожиданный всплеск религиозности в прошлом году Комитет тогда еще существовавшей Республики счел случайным, стихийным. Оказалось, что это было частью плана Барзеля, частью шпионской игры. Открывшиеся молельни выполняли роль резидентур. После разгрома Республики их никто не закрыл, наоборот, посещать молельню по субботам стало чем-то вроде правила хорошего тона. По посещению молельни судили о лояльности человека к новым властям. Председательствовал там комендант. Именно он и пустил слух, что террористу и убийце Эрику, коцюбовскому недобитку и анархисту, помогают индиго. Слухи тут же обросли подробностями, вплоть до того, что индиго видели поджигающими склады, и подсыпающими отраву в кормушки для скота. Все то хорошее, что индиго сделали для людей в Поселке, оказалось забыто. Народ поверил в сказку о злобных нелюдях-индиго, только и мечтающих погубить наивных, доверившихся им людей. А комендант эту ненависть подогревал. Грин как-то зашел в молельню, послушать.

– Ожившие порождения ночи рыщут среди нас. Черные колдуны, слуги нечистого, оскверняют нашу землю своим присутствием. Отравляют наш воздух своим зловонным дыханием… – вещал комендант. Люди слушали, раскрыв рты, – …должны быть уничтожены. Амен! – закончил комендант. Грина передернуло, и он поспешил убраться из молельни. Вайнштейн в который раз оказался прав. То, что индиго больше не появляются в Поселке, оказалось не так уж и плохо… для самих индиго. Впрочем, изредка они в Поселке все-таки появлялись, и однажды это закончилось очень плохо.

Была суббота, утро. Грин, как обычно по утрам, бегал свои пять километров. Обычно он вставал в шесть утра, и тренировался до семи. Но по субботам он позволял себе расслабиться, и вставал в восемь. В половину девятого, пробега по улице, он наткнулся на Вайнштейна. Тот шел в своей древней плащ палатке, а рядом с ним вышагивал Габи.

– Вайнштейн, ты чего? – кинулся к нему Грин, оглядываясь – не видит ли кто? – Тебе что, жить надоело? Ты хоть знаешь, что про тебя и про индиго говорят?

– Знаю, – спокойно ответил Вайнштейн. – Но у меня не было выбора. Мы пришли беременной женщине помочь. Без нас она бы умерла.

– Но это же такой риск! Ты чего? Ты слышал, что они сделали с Коцюбой?

– Слышал, – ответил Вайнштейн, и потянул Грина за рукав в переулок: – Это хорошо, что я тебя встретил. Надо поговорить. – Они отошли в переулок. От улицы их скрывала пышная клумба, поэтому Грин слегка расслабился. Вайнштейн тут же стал тормошить его: – Ну как у вас, что решили? Я так понял, что мои предложения пропали зря, раз вы устраиваете все эти диверсии?

– Ну, не совсем… – ответил Грин, и рассказал Вайнштейну, как обстоят дела. Вайнштейн слушал, иногда задавал наводящие вопросы.

– Молодцы! – похвалил он. – Я всегда знал, что наша молодежь лучше нас! Так держать, Грин! А от «этих», – сплюнул Вайншейн, подразумевая под «этими» жителей Поселка. – Я ничего другого и не ожидал. Сто раз говорил Коцюбе, что нафиг нам эта сволота туннельная не нужна. И ведь как в воду глядел. Нормальные мужики легли, воюя за них. Сколько мы хороших ребят положили, пока с Фрайманом разобрались! И потом тоже. Так эти чмулики этого даже не оценили, и тут же свою свободу на миску похлебки сменяли.

– Не все, – подчеркнул Грин обиженно.

– Извини, я не хотел. Ты ведь тоже из туннеля, – извинился Вайнштейн. – Знаешь, я только сейчас понял то, до чего должен был дойти намного раньше…

– Что именно?

– Нельзя построить новее общество из старых людей. Нам надо было забрать детей, и воспитать их как положено, так, чтобы духом чмуликовским и не пахло. Но мы же гуманисты, все люди братья, и все такое…Нельзя было кого попало пускать в наше общество. Мы пренебрегли отбором, в результате чмулики опять взяли верх. Одна надежда на… – Вайнштейн вздохнул, и не закончил фразы. Он посмотрел Грину в глаза, и сменил тему: – Кстати, у меня для тебя есть отличная новость: Коцюба жив, с ним все в порядке.

– А?! Но как? – не понял Грин.

– Индиго. Это все их затея. Они же и подтолкнули Эрана к такому решению, к тому, чтобы он выбрал яхту. Только не спрашивай, как они это сделали.

– Но ведь у него же не было ни припасов, ни топлива. Каким образом…?

– Индиго и это предусмотрели. Эран, изначально, хотел оставить ему и топливо, и воду, и еду, только навигатор испортить, чтобы он назад пути не нашел. Но Барзель решил перестраховаться, и лишил его всего. Этого в планах не было, но индиго нашли выход. Они послали ему корабль. Коцюбу подобрали в море.

– Значит, он скоро вернется? – сказать, что Грин обрадовался, значит, не сказать ничего. Хотя слова Вайнштейна породили массу вопросов: какой, к чертям собачьим, корабль? Откуда?

– Нет, – тут же огорошил его Вайнштейн. – Он не вернется, во всяком случае, не в ближайшее время. Он сейчас далеко, очень далеко. Так что придется нам пока без него обойтись.

– Ну, понятно, – кивнул Грин.

– Есть еще кое-что, я хочу, чтобы ты попытался разузнать у отца, из-за чего они так торопятся.

– В смысле? – не понял Грин.

– Я ищу причину, почему они на нас напали, и не нахожу ее, – Вайнштейн задумчиво поскреб заросший щетиной подбородок. – Стремление завладеть нефтезаводом – причина недостаточная. Ведь их план, по сути, был авантюрой. Стоило им хоть где-то ошибиться, и они бы получили войну на два фронта. И с сарацинами, и с нами. Раньше я был невысокого мнения об их умственных способностях. Но теперь я вижу, что они действуют очень расчетливо. Это значит, что что-то заставило их поторопиться, пойти ва-банк. Ты должен выяснить, почему они так поступили. Это может оказаться ключом к нашей победе.

– Я попробую разузнать, – кивнул Грин, и оглянулся, только сейчас заметив, что вокруг что-то не так, чего-то не хватает: – А куда делся Габи?

– Блин! – переполошился Вайнштейн. Они выбежали из-за клумбы. Улица была пуста. Вдали, у перекрестка, мелькнула чья-то тень, и Вайнштейн с Грином, не сговариваясь, бегом кинулись туда. Когда они добежали, перекресток был пуст. Тогда Грин, переведя дыхание, сказал:

– К Форту, к площади, – и они побежали туда.

На площади перед Фортом было полно народа. У закрытых ворот Форта стоял танк. Торчащий в люке солдат в танковом шлеме лениво курил, опершись на пулемет. На броне сидели еще два солдата. Они были единственными представителями армии на площади. Остальные были гражданские. Увидев, сколько их, Грин слегка опешил. Людей было много, сотни три точно, и все они сгрудились в дальнем углу площади, у бывшего здания местного совета. Грин ввинтился в толпу, Вайнштейн за ним. Ближе к забору народ стоял так плотно, что было не протиснуться. Грин встал на цыпочки, и посмотрел поверх плеча одного из стоявших. Грин с ужасом понял, что сбылись его самые худшие опасения. У забора с окровавленным лицом стоял Габи. Его держал за плечо комендант. Возле коменданта стояли вооруженные люди – его личная охрана, и комендантский мальчик. Все остальные держались чуть в отдалении, окружив стоящих плотным полукольцом.

– Попался, выродок… шпион… террорист… – с радостным возбуждением переговаривались люди.

– Народ Земли Отцов! – громко провозгласил комендант, и поднял руку, требуя тишины. – Вот перед нами стоит нелюдь, демон в обличии человека. Обманным путем он прокрался в наше поселение, чтобы вредить, разрушать, убивать. Посмотрите на него хорошенько! Это не ребенок, это опасный и коварный враг. Что нам делать с ним, спрашиваю я вас? Отпустить?

– Смерть ему! Смерть колдуну! – выкрикнул кто-то, и это крик тут же подхватили все вокруг.

– Отпустите его! – Грин отчаянно рванулся вперед, и выскочил на пустое пространство перед забором. Он выпрямился, и подошел к коменданту. – Отпустите его! Разве вы забыли, сколько всего индиго сделали для нас? Что с вами, люди? – Грин развернулся к толпе, и пошатнулся. Десятки пар налитых кровью ненавидящих глаз просто подкосили его. Многие лица казались ему знакомыми, но Грин не узнал этих людей. Просто не хотел узнавать. Перед ним не было людей – только зверь, стоглавый ревущий зверь.

– Ты кто? – спросил комендант. Один из его людей тут же взял Грина на прицел. Другой наклонился к уху коменданта, и что-то прошептал. Комендант кивнул, показывая, что понял. – Сделали? Что такого сделали индиго? Чем они заслужили наше почтение? Черным колдовством? – провозгласил комендант. – Им не купить нас своими подачками! Мы с презрением отвергаем их! Уберите его, – крикнул комендант, театральным жестом указывая на Грина. Тут же десятки рук схватили Грина, и поволокли прочь, в толпу. Грин обернулся, и в последний раз увидел Габи. Тот стоял у столба, не пытаясь бежать. Подручный коменданта деловито вязал ему руки. Спокойные черные глаза Габи смотрели на Грина. «Он не боится», понял Грин с удивлением. Чужие спины сомкнулись, и закрыли от него Габи. Грин вылетел из толпы, точно пробка. Ошеломленный, он секунду постоял, приходя в себя, потом сорвался с места, и побежал домой. Вслед ему летел рев толпы: «Сжечь! Сжечь», и с каждым выкриком Грин бежал все быстрее и быстрее. Спустя несколько минут он уже вбегал в ворота дома. Взлетев по лестнице, он схватил свою рацию, перевел ее на канал экстренной связи с заговорщиками, и торопливо заговорил, срываясь на крик:

– Всем кто меня слышит, это Грин. Всем, кто меня слышит, немедленно прибыть на площадь перед Фортом, с оружием. Немедленно! – далеко не сразу, но ему все же, ответили. Грин приказал отозвавшимся передавать сообщение дальше, а сам сбросил футболку и шорты, и быстро переоделся. Схватив винтовку, он побежал назад, на площадь. «Ус-петь, ус-петь», стучала кровь у него в ушах, и дыхание с хрипом вырывалось из груди.

Грин опоздал. Он влетел на площадь с винтовкой наперевес. Солдат на танке тут же нацелил на него пулемет. За Грином, топоча ботинками по асфальту, бежали ребята, но они все равно не успели. В толпе прогрохотала длинная очередь, за ней еще одна. Народ кинулся врассыпную, скрыв Грина от глаз пулеметчика. Какой-то мужик, бегущий с ошалело вытаращенными глазами, налетел на Грина, и чуть не сбил того с ног. Грин оттолкнул мужика, и рванулся вперед. Он подошел к месту, где стоял Габи, и его взору открылась картина, которую ему суждено было запомнить до конца жизни.

Народ разбежался. Грин увидел, что, пока он бегал, они натащили к столбу кучу досок. Досками обложили столб с Габи со всех сторон, так, что только голова торчала. У столба, остался только комендант, с факелом в руке. Двое его помощников лежали на земле. Возле них валялась канистра. А перед ними, подняв укороченную имперскую винтовку, стоял Вайнштейн.

– Брось факел в сторону, – твердо приказал Вайнштейн. Он откинул с головы плащ-палатку, и солнце играло на седых волосах. – Брось факел, тварь!

– А вот хрен тебе! – оскалился комендант, и махнул рукой с факелом. В то же мгновение винтовка в руках Вайнштейна плюнула огнем. Комендант сложился и упал. Факел покатился по земле.

– Вот так, – сплюнул Вайнштейн, и шагнул к столбу. В этот момент сухо щелкнул выстрел. Грин обернулся. Солдаты у танка, как и Грин, смотревшие на разыгравшуюся трагедию, раскрыв рты, пришли в себя. Один из них держал винтовку наизготовку. Вайнштейн покачнулся, Грин увидел, что пуля попала ему в бок. Еще один выстрел, и Вайнштейн мягко, как куль, осел на землю.

– Стоять, руки! – подскочившие ребята, среди которых Грин краем уха заметил Роберта, взяли солдат на прицел. Солдаты опустили оружие, и застыли. Грин кинулся к Вайнштейну.

– Вайнштейн! – Грин рухнул возле Вайнштейна на колени. Вайнштейн был еще жив.

– Габи… – прохрипел он, показывая рукой на столб. Грин понял голову, и открыл рот, чтобы попросить кого-то из ребят отвязать Габи, но не успел. Налетел сильный порыв ветра, и на глазах Грина от лежащего факела протянулся по земле язык пламени. Факел лежал далеко от столба, но лужа бензина от упавшей канистры ручейками разбежалась в стороны, и один из ручейков оказался как раз на пути пламени. Огонь перекинулся на бензин, и дорожка голубоватого пламени побежала к канистре, а от канистры – в стороны, огненными струйками. Весело гудя, огонь взбежал по политым бензином доскам, и весело затрещал, обнаружив новую пищу. Никто на площади не сдвинулся с места, все, точно завороженные, смотрели на огонь. Грин вцепился себе в волосы, и выдрал клок, но не почувствовал боли. Не отрываясь, он смотрел в черные, как ночь, спокойные глаза Габи. Тот не издал ни звука. Он смотрел на Грина сквозь пламя, а Грин смотрел на него. Это длилось, казалось, вечность, а потом дым скрыл подробности.

– Грин, слушай, – прошептал Вайнштейн. За ревом пламени Грин каким-то чудом услышал этот шепот, и наклонился к Вайнштейну, оторвавшись от созерцания огня. – Грин, слушай, – повторил Вайнштейн. и закашлялся. На губах у него пузырилась кровь. – Сбереги индиго. Они наш последний… – прохрипел Вайнштейн из последних сил, и умер. Грин сел над его телом, и закачался, обхватив голову руками. Солдаты и ребята Грина, опустив оружие, смотрели на бушующее пламя. Рядом, над телом коменданта, навзрыд плакал его мальчик.

Остаток того дня Грин провел как в тумане. Он фиксировал происходящее вокруг, но ни на что не реагировал. Опять собрался народ, плакали женщины. Кто-то вполголоса возмущался жестокостью комнеданта, будто это не они столько что кричали «сжечь!». Примчавшийся отец тормошил его, пытаясь выяснить подробности, но Грин не отвечал. Отец оставил его в покое, и принялся распекать солдат за то, что не пресекли беспорядки, и допустили самосуд над индиго. Солдаты вяло оправдывались. О том, что друзья Грина угрожали им оружием, они не упоминали. Впрочем, Грину было все равно. Ему хотелось проснуться в своей кровати, и забыть поскорее этот кошмар, который никак не хочет заканчиваться. В конце концов, кто-то догадался позвать Лену, и она увела его домой за руку, как маленького ребенка.

На следующий день она силой вытолкала Грина из постели, и заставила одеться.

– Я не пойду никуда. Не хочу… – вяло отбивался Грин, но Лена была непреклонна. Когда он оделся, она вручила ему резиновые перчатки, и полиэтиленовый пакет. – Зачем? – не понял Грин.

– Ты знаешь, зачем! – сдвинула брови Лена. Грин непонимающе посмотрел на нее, и вдруг понял – зачем.

– Да… Да! Ты права. Пошли, – он взял пакет, перчатки, и первым вышел из дома. Марина, прижав к губам кулак, смотрела им вслед. В глазах у нее стояли слезы.

Вернулся Грин не скоро. Он аккуратно поставил пакет в угол у двери, и поднялся вверх по лестнице.

– Иди лицо помой, – приказала Грину Марина, увидев его перепачканное сажей лицо. – И одежду смени!

Грин на ватных ногах пошел в ванную, отмывать лицо и волосы. Черные струйки стекали по стенкам раковины. Грин смотрел на них, не отрываясь. На свое отражение в зеркале он старался не глядеть. Кое-как отмывшись, он вытерся, и пошел вниз, в подсобку. Эли все еще не ходил, и, как и Тео, ездил в инвалидном кресле. Большую часть дня они проводили внизу, в подсобке, куда с жилого этажа вел специально построенный пандус. Грин вошел без стука, пододвинул табурет к перевернутому ящику, служившему столом, и взял стакан.

– Наливай, – сказал Грин. Тео привычно плеснул Грину на два пальца, но Грину было мало. Пальцем он придержал горлышко, пока стакан не наполнился до краев. – За наших ребят! – произнес Грин, и выпил. Вкуса он не почувствовал, водка пошла как вода. Грин пил, пока не свалился замертво.

На похороны Вайнштейна никто, кроме членов Семьи, и друзей Грина, не пришел. Молитв никто не читал, Грин с друзьями опустили гроб в яму, и забросали землей. Речей тоже произносить не стали, только Грин, встав над могилой, вполголоса пообещал:

– Вайнштейн, я помню твои слова. Клянусь, что сделаю все так, как ты сказал. Можешь спать спокойно. И… – Грин помедлил, и оглянулся. Совсем рядом маячили соглядатаи Эрана. Они, не скрываясь, ходили по дорожкам между могил. До них было рукой подать, и Грин еще больше понизил голос, наклонившись к самому холмику: – Я отомщу за тебя, Вайнштейн. Мы все отомстим. – Стоящий рядом с Грином Роберт согласно кивнул.

– Осталось еще одно дело, – напомнил Грину Роберт, когда они вышли за ворота.

– Да, я знаю, – ответил Грин, и поморщился. У него раскалывалась голова. Выпитая вчера водка давала о себе знать.

– Вместе пойдем? – предложил Роберт.

– Не, – мотнул головой Грин. – Я лучше сам. Да и эти обязательно привяжутся, – кивнул Грин на следовавших за ними по пятам людей Эрана.

– Ты там осторожнее. Разве не знаешь, какие разговоры по Поселку ходят? – Марина услышала слова Грина, и взяла его за локоть.

– Что за разговоры? – не понял Грин.

– А то, что народ говорит, что правильно несчастного Габи сожгли. Призывают идти и отомстить за смерть Давида, и пустить индиго красного петуха! – вполголоса сказала Марина, и оглянулась.

– Давида? – переспросил Грин. – Это коменданта, что ли? Вот же бараны! Ну, ладно, я буду очень осторожен. Обещаю, – Грин посмотрел Марине в глаза. Она в ответ только вздохнула, но отговаривать и тем более – запрещать, не стала.

Прежде, чем углубиться в Город, Грин несколько раз проверил, нет ли хвоста. Он покатался на квадроцикле по промзоне, то замедляя ход, то ускоряясь. Выехал на перекресток у туннеля, остановился, заглушил мотор, и прислушался. Тишина. Никто за ним не следил. Грин завел квадроцикл, вынул из чехла, винтовку, закинул за спину, и дал газу. При других обстоятельствах, он не решился бы ехать в кишащий людоедами Город, но у него не было выбора. Впрочем, он не боялся. У него вдруг возникла странная уверенность, что ничего с ним не случится. Точно также, он вдруг понял, что знает, куда ехать, хоть ни разу у индиго не был. Грин углубился в лабиринт городских кварталов. Поднимаясь все выше, объезжая завалы, он, наконец, добрался до гребня горы, и повернул вправо. Широкая улица, по которой до Песца машины ехали в четыре ряда, привела его к подножию башен-близнецов. Когда-то здесь была гостиница, после землетрясения башни обрушились. Точно сломанные клыки торчали они, возвышаясь над Городом. Немного не доезжая башен, Грин еще раз свернул, и остановился.

Оказалось, что индиго никуда не прятались. Дом, где они обитали, стоял прямо на центральной улице района, в двух шагах от башен. Как можно было его пропустить, или не найти, Грин не понимал. Впрочем, он понимал, что сейчас индиго от него не скрываются. Хоть они Грина и не приглашали, они его ждали.

Дом индиго было очень легко узнать. Весь, от фундамента до крыши, увитый диким виноградом, утопающий в зелени дом разительно отличался от мертвых руин вокруг. Грин слез с квадроцикла, и пошел было к дому, но тут же вернулся. Взявшись за руль, он стал толкать квадроцикл перед собой. Просто так бросить перед домом транспортное средство, от которого может зависеть жизнь, показалось ему не очень хорошей идеей.

– Можешь оставить тачку, никто ее не уведет, – услышал Грин голос Джека. Тот стоял у открытого окна, и смотрел на Грина.

– Ничего, я не надорвусь, – ответил Грин, и все же завел квадроцикл за дом. Затем он снял с багажника пакет, и понес его в дом. Джек встретил его в гостиной на втором этаже.

– Садись, – предложил он. Грин поставил пакет в угол, и сел. Некоторое время они сидели молча, смотрели друг на друга. Затем Грин спросил:

– Сколько ему было лет?

– Четырнадцать, – ответил Джек, и посмотрел в угол. По его красивому аристократическом лицу скользнула гримаса. На мгновение маска холодного спокойствия сползла, и Грин увидел, что Джеку тяжело, очень тяжело, он только умело это скрывает. Снова повисла тишина. Казалось, что весь дома прислушивается. По дороге в гостиную Грин видел в открытые двери комнат остальных индиго. Они сидели молча, некоторые парили над полом. Все, даже самые младшие, вели себя очень тихо.

– Жаль Габи. Страшная смерть, – нарушил тишину Грин.

– Мы чувствовали его боль, – кивнул Джек. – И нам очень жаль, что погиб Вайнштейн. Он был очень… развитым. – Джек не договорил, но Грин понял, что Джек хотел сказать – Вайнштейн был очень развитым для человека. Внезапно Джек встал, и поманил Грина за собой к окну.

– Смотри, – показал Джек. Грин посмотрел на улицу за окном. По улице, держа наизготовку винтовки, прошло трое солдат. Они вертели головами, обшаривая взглядом дома. Грин отпрянул вглубь комнаты. – Не бойся, – успокоил его Джек. Для них этот дом – просто еще одно заброшенное здание, они нас не видят. Они уже давно пытаются нас достать. Но у них ничего не выйдет. Они нас просто не найдут, как не находили все это время. Они слишком примитивны, слишком податливы к воздействию. Ходят вокруг, но не видят того, что перед ними. Чтобы увидеть, надо находиться в особом состоянии сознания.

– Вот что, Джек, надо вам уходить, – решительно сказал Грин. – Рано или поздно вас достанут. Покоя вам не видать.

– В твоих словах есть смысл, – ответил Джек. Он вернулся к креслу, и сел. – Зло, которое захватило вашу Республику, не терпит конкуренции. Они не допустят существования рядом с собой другой силы. Но ты зря волнуешься за нас. Мы в состоянии о себе позаботиться… А вот ты – нет.

– Ладно, мне пора. Скоро стемнеет, а мне еще возвращаться. Будь здоров, Джек, – сказал Грин, и направился к выходу. Слова Джека задели его. Он-то приехал к индиго, надеясь помочь, предупредить. Но протянутую руку помощи пренебрежительно оттолкнули.

– У тебя сильно болит голова. Не волнуйся, этому можно помочь, – Джек подошел к Грину, и протянул руку. Грин отпрянул.

– Не прикасайся ко мне! – прошипел он.

– А мне это и не требуется, – Джек опустил руку. – Чувствуешь? Боль ушла…

Грин прислушался к своим ощущениям, и понял, что головная боль, терзавшая его уже который день, прошла бесследно. Он чувствовал себя так, будто хорошо выспался, и, пробежав положенные километры, вышел из-под душа, свежим и отдохнувшим.

– Но… – промямлил Грин.

– Лучше? Вот теперь ты в состоянии меня выслушать, – Джек сел, и указал Грину на кресло: – Садись, и слушай.

– До свидания! – твердо сказал Грин, повернулся, и пошел к двери. Слова Джека настигли его уже у двери, и заставили остановиться:

– Есть одна причина, по которой ты будешь меня слушать. Вспомни туннель, и коменданта. Тебе помогли однажды, и теперь, как человек чести, ты обязан вернуть долг. Ведь ты человек чести, не так ли, Грин? – Грин остановился, и посмотрел на Джека, а тот снова указал на кресло, и повторил: – Садись и слушай. – Грин сел. Джек сел напротив него, и стал рассказывать:

– Не так давно, когда никакой Республики не было, мы придерживались мнения, что нам не стоит вмешиваться в дела людей. Мы даже хотели уехать куда-нибудь. Со временем мы пересмотрели свою позицию по этому вопросу. Во многом, это произошло благодаря Коцюбе и Летуну. Мы решили, что у этого сообщества людей есть будущее. Думали, что вы сможете построить новое общество, без насилия, принуждения, эксплуатации. Это было ошибкой: природу человека не переделать. Стремление к власти, стремление подмять под себя все, что только можно, заложено в человека природой. Общество, построенное на кооперации, на взаимопомощи и взаимодействии, а не на конкуренции, не для вас. И, несмотря на все наши усилия, Республики больше нет. Она просто не выдержала конкуренции с примитивным, но кое в чем очень эффективным феодализмом…

– Так в чем же дело? – перебил Джека Грин. – Теперь, раз вас ничего не держит, вы можете уехать, разве нет? Вот и уезжайте!

– Обстоятельства изменились, Грин. Да, Республики больше нет, но остались люди. Мы за них в ответе.

Не все поддались темному началу. Там, в Поселке, да и не только, множество людей готовы жить по-другому, но не могут. Мы обязаны им помочь, тем более, что нынешнее положение вещей сложилось во многом благодаря нам. Ведь это совпадает с твоими устремлениями? Мы поможем тебе, а ты – нам.

– Совпадает. Но я не вижу, чем бы вы могли мне помочь.

– Один ты ничего не добьешься. Ты просто не созрел еще для того, чтобы вести за собой людей. Если бы не предложенный Вайнштейном план, твои друзья пошли бы за Эриком. Да и ты сам пошел бы. Вовсе не потому, что все вы так мечтаете сложить головы в бессмысленном восстании. Вы полны идей, и мыслей, и эти мысли толкают вас на необдуманные поступки. Просто взять и отказаться от борьбы вы не могли, потому что это вызвало бы внутренний конфликт между убеждениями и реальностью. Вы бы упали в своих собственных глазах. План Вайнштейна оказался отличной альтернативой – вы продолжили борьбу, ничего, по сути, не делая. На этом и строился наш расчет. Ты и твои друзья нужны нам, потому что только вы сможете построить общество будущего.

– Мы в ваших советах не нуждаемся, – скрипнул зубами Грин.

– Нуждаетесь. Без нас вы не сможете победить фашистов. Ты не знаешь наших возможностей…

– Ха! – сверкнул глазами Грин. – Кое-что о ваших возможностях я знаю. И я знаю, куда могу привести ваши советы. Не надо пудрить мне мозги, Джек! Вы советовали Коцюбе, и где сейчас Коцюба? Вы же телепаты, вы знали о том, что готовится теракт. Знали, не могли не знать! Ваш старый шаман точно знал! Он все знает, как иначе он смог бы помочь мне? Вы играете в игры, а люди гибнут, из-за вас гибнут. Вы знали, но не предупредили. Вы знали о том, что Мишка предатель, и не сказали Коцюбе ни слова. Ведь знали же? Скажи честно – знали?

– Мы… догадывались, – отвел глаза Джек. – Всего мы не знаем, это не в наших силах. И мы не можем, и не будем думать за вас. Мы можем помочь советом, или использовать нашу способность находить общий язык с землей, например. Но влиять на мысли и поступки других людей нам запрещено. Точно также, как запрещено делиться случайно подслушанными мыслями. Это неэтично, а этика для нас превыше всего. Тебе трудно это понять, вы люди, совсем другие. Вы все используете как оружие.