Текст книги "Цена жизни (СИ)"

Автор книги: Павел Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Черт знает что! Ну и бардак вы у себя развели. Откуда узкоглазые взяли современные противотанковые ракеты? – спросил Эран у Грина. Вопрос прозвучал риторически.

– Нашли, – коротко ответил Грин. – Под елочкой.

– Под елочкой… Девять моих ребят положили, твари, – с горечью сказал отец.

– Может, не стоило их трогать? Все были бы живы, нет? – спросил Грин. Эран мрачно глянул на него, и усмехнулся:

– А ты бунтовщик, Грин-младший. Нарываешься? – Эран положил руку на кобуру. Грин с вызовом глядел ему прямо в глаза.

– Погоди, Эран, его же там не было. Он дома сидел, я проверял, – вступился за Грина отец.

– Точно? – прищурился Эран.

– Все так, не был, – подтвердил Грин. – Вайнштейн не велел.

– Ого, – сказал Эран. – Ты Вайнштейна видел?

– Видел. Можете не опасаться, Вайнштейн не собирается с вами воевать, – Грин пересказал часть разговора с Вайнштейном.

– Это хорошо. Хорошо, да… – обрадовался Эран. – Значит, не совсем дурак. И ты не дурак, раз остался дома и не полез в драку. Это хорошо, что вы не дураки…

– Он просит, чтобы вы освободили Коцюбу. Они не будут вам мешать, просто уедут, – выпалил Грин, набравшись смелости.

– Нет, – покачал головой Эран. – Я бы с радостью, но я слишком хорошо знаю Коцюбу. Мы не сможем его отпустить.

– Значит, убьете? Да? – крикнул Грин. – Гады вы, фашисты!

– Однако, характер у твоего сына, – крякнул Эран. – Весь в отца.

– Ничего. Перебесится, и будет с нами, – улыбнулся отец Грина. То, что тот, о ком они говорят, стоит перед ними, сверля их полным ярости взглядом, их не смутило. Они говорили о Грине так, будто его не было. – Сам же сказал – не дурак. – Грин сверкнул глазами, и уже хотел было ответить резко, но вспомнил слова Вайнштейна, и прикусил язык. Отец заметил это, и переглянулся с Эраном. Уходя с кладбища, Грин думал о том, не привиделся ли ему одобрительный кивок Эрана напоследок. Если не привиделся, то все отлично. Идея Вайнштейна сработала.

Когда Вайнштейн сказал, что индиго отказались помочь Эли, они тут же перестали существовать для Грина. Грин выбросил их из головы, как когда-то Илью Вишневецкого. Эли становилось все хуже. Привезенные Грином лекарства не помогали. Он умирал. Неестественная тишина повисла над домом. Все вдруг стали ходить на цыпочках, и говорить шепотом, словно боясь потревожить покой умирающего. Ненадолго приходя в сознание, Эли слышал эту тишину, и хрипел, корчась от боли: «похоронили, заживо похоронили».

– Еще два-три дня, и все, – сказала Алина Грину, выйдя из комнаты, где лежал Эли. Она без сил опустилась на стул, уронив руки. Бледная, как смерть, Марина, услышав приговор, только вздохнула. В этот момент внизу хлопнула входная дверь.

– Кто там? – встревожился Грин, и потянул из кобуры пистолет. Все домочадцы были наверху, младшие уже спали. Гости обязательно позвонили бы в звонок у ворот. Грин прижался к стене, держа ведущую на лестницу дверь под прицелом. Послышались шаги, кто-то поднимался по лестнице, совершенно не скрываясь. Шаги звучали знакомо, и Грин опустил пистолет.

– Это Вайнштейн, – успокоил он женщин. Марина, тоже схватившаяся было за оружие, опустила винтовку. Вошел Вайнштейн, а за ним – Грин не поверил своим глазам, вошел Габи. Не говоря ни слова, Габи проследовал в комнату, где лежал Эли. Вайнштейн остался в гостиной. Женщины тут же обступили Вайнштейна, забрасывая его вопросами.

– Вайнштейн, это ты его уговорил прийти? – спросил Грин, когда все немного успокоились. Марина побежала собирать Вайнштейну вещи, а Сарит пошла на кухню, готовить гостям еду.

– Нет, – отрицательно мотнул головой Вайнштейн. – Они сами решили. Я не могу на них влиять. Коцюбу они еще как-то слушали, а меня – ни в какую. Молчат целыми днями. Сядут в кружок, как истуканы, и молчат, телепаты хреновы.

– Мда, – протянул Грин. – Скучно, наверное?

– Нет! Не скучно. Очень интересно. Джек отличный собеседник. Ты и представить себе не можешь, до чего потрясающий ум.

– Так ты же говоришь, что они тебя не слушают?!

– Не слушают, – вздохнул Вайнштейн. – Не потому, что не уважают. Мне просто нечего им сказать. Они – дети, а находятся на таком уровне, до которого мне в жизни не дорасти. Вот Габи пришел помочь – как ты думаешь, почему? Они смотрят на нас, и видят в нас детей, которых нужно беречь, и защищать. И они правы, вот что самое страшное. Я стал смотреть на мир их глазам, и знаешь что?

– Нет, – отрицательно мотнул головой Грин.

– Мы уроды, Грин. Вся наша цивилизация, весь наш образ жизни… Все то, как мы относимся друг к другу и к миру вокруг нас, все кривое. И Песец к нам не просто так пришел…

Габи с Мариной вышли из комнаты. Вайнштейн замолчал. Габи был неестественно бледен, и пошатывался. Голос, впрочем, у него был твердым.

– Он будет жить, – сказал Габи.

– А ходить он будет? – задал Грин вопрос о том, что его больше всего волновало.

– И ходить будет, но не сразу, – ответил Габи. Грин кинулся в комнату к Эли. Тошнотворная вонь чуть не сбила его с ног. Эли спал. В мусорной корзине у изголовья кровати грудой лежали пропитанные гноем бинты. Алина тампоном вытирала ноги Эли. Грин не поверил своим глазам: почерневшая ткань отваливалась пластами, а под ней проглядывала розовая кожица.

– Охренеть, – прошептал Грин.

– Чудо, правда? – также шепотом ответила Алина. Грин вышел в гостиную, чтобы не мешать. Габи и Вайнштейна в комнате не было. Они ушли не попрощавшись. С тех пор индиго стали иногда появляться в Поселке. Однажды пришел сам Джек, и не к кому-нибудь, а к Эрану, в Форт. Провел он там несколько часов.

Спустя два дня после визита Джека, Грина вызвал к себе отец. За ним приехали трое гвардейцев на джипе, подождали, пока он оденется, и отвезли в Форт. В Форте, в окружении гвардейцев, стоял Эран и отец Грина. Там же стояли два бронетранспортера, вокруг которых суетились солдаты. Грин подошел к отцу, и поздоровался.

– Куда-то собираетесь? – спросил Грин.

– Да, собираемся. И ты с нами поедешь. Съездим тут… в одно место.

– А я вам зачем понадобился?

– Нам нужен свидетель, – непонятно сказал отец. Грин пожал плечами, и отошел. Солдаты один за другим скрылись внутри бронетранспортеров. Из дверей оставшегося целым здания показались двое гвардейцев. Они кого-то несли на носилках. Когда они подошли ближе, Грин увидел, что на носилках лежал Коцюба. Глаза Коцюбы были закрыты, рука безвольно свисала. Гвардейцы погрузили Коцюбу в бронетранспортер. Грин шагнул вперед, намереваясь залезть внутрь вслед за ними. Он уже прикидывал, как бы половчее освободить Коцюбу, но планам его не суждено было сбыться.

– Нам туда, – рука отца легла Грину на плечо, и развернула в сторону второго бронетранспортера. Грин с неохотой подчинился. Вслед за отцом он залез внутрь. Хлопнула тяжелая дверца, взревел мотор, и бронетранспортер, лязгая гусеницами, тронулся с места. Отец сидел напротив Грина, возле отца, насупившись, сидел Сергей, в Семье которого Грин жил, пока не попал к Коцюбе. После того, как Республики не стало, Грин несколько раз видел Сергея на улице. Потом прошел слух, что его арестовали. Слух, судя по виду Сергея, был верный. Небритое лицо, мятая и грязная одежда указывали, что он не один день провел в заключении.

– Куда мы едем? Что вы собираетесь делать? – перекрикивая рев мотора, спросил Грин. Окна в бронетранспортере не предусмотрены, поэтому о пункте назначения ему оставалось только догадываться.

– Там увидишь, – ответил отец, и откинулся на спинку сиденья.

– Никогда не любил бронетранспортеры, – прокричал Эран, подмигнув Грину. – Железная банка без окон. Тряска, вонь, и постоянное ожидание выстрела из гранатомета. То ли дело на своих двоих, пешком!

Пунктом назначения оказался порт. В начале этого лета Грин уже был здесь. Илья Вишневецкий отыскал относительно целую яхту, и восстановил. На первый выход в море были приглашены все члены Комитета, и их Семьи. Грину пришлось поехать, хоть он и пытался отказаться. Прогулка на яхте закончилась грандиозной пьянкой. Яхту поставили не в «марине» – специальной гавани для яхт, а у уцелевшей портовой стенки.

– Давайте его сюда, – приказ отец гвардейцам, и те вытащили из второго бронетранспортера бесчувственное тело Коцюбы. Сергей подобрался, но на плечи ему легли ладони двух здоровенных гвардейцев.

– Вас привезли сюда, как свидетелей того, что мы собираемся сделать, – сказал Эран, обращаясь к Грину и Сергею. – Мы решили отпустить Виктора Коцюбу, но так, чтобы он никогда сюда не вернулся.

– Что это значит? Что вы задумали, уроды? – спросил Сергей. Эран сделал знак рукой, и один из гвардейцев врезал Сергею в солнечное сплетение стволом винтовки. Сергей согнулся, и упал на колени.

– Сейчас, на ваших глазах, мы погрузим Коцюбу на яхту, – Эран показал на яхту Вишневецкого. – В навигатор яхты заложен маршрут. Яхта успеет уйти далеко, прежде, чем Коцюба проснется. Навигатор мы заблокировали, пользоваться им невозможно. Коцюба никогда не найдет дороги назад.

– Но это же убийство! – ахнул Грин. У него закружилась голова. Он подумал, что спит. Происходящее казалось нереальным. – Почему бы вам просто не застрелить его, ведь это тоже самое?

– Мы бы с радостью, – ухмыльнулся Эран. – Но у вашего вождя нашлись защитники. Мы обещали отпустить его целым, и невредимым, и мы сдержим слово. Давай! – махнул он рукой гвардейцам. Те затащили Коцюбу на яхту. Один гвардеец остался у руля. Отдали швартовы. Чихнув, заработал двигатель, за кормой яхты забурлила вода, и яхта медленно отошла от стенки. За яхтой, на буксире, тянулся водный мотоцикл. Гвардеец вывел яхту их гавани, за мол, и вернулся на водном мотоцикле. Яхта продолжила свой путь, превратилась в пятнышко на горизонте, и исчезла совсем.

– Одной головной болью меньше, – вздохнул Эран. Альберт Грин стоял отвернувшись, и смотрел на корабли у мола, туда, где когда-то база военно-морского флота. Там стояли корабли, точнее, то, что от них осталось. Удар волны не пощадил их, превратив строгий порядок военной базы в мешанину обломков. С первого взгляда можно было понять, что полузатопленные, перевернутые вверх килем, врезавшиеся один в другой корабли больше никогда не выйдут в море.

– Что ты сказал? – переспросил Альберт, пропустивший слова Эрана мимо ушей.

– Я сказал, что это хорошо, что мы от Коцюбы избавились. И без пролития крови, что очень важно, – повторил свои слова Эран.

– А… да, – задумчиво ответил Альберт. – Слушай, Эран, а вы проверяли порт? Может быть, тут можно что-то восстановить?

– Нет, не проверяли. Что толку – если там и остались целые корабли, то движки и трубопроводы все равно накрылись из-за морозов, – махнул рукой Эран.

– Я останусь, и прогуляюсь тут. Надо проверить, – сказал Альберт. – А вы езжайте.

Альберт и часть гвардейцев остались в порту. Грин и Сергей уехали с Эраном назад в Поселок. По приезде, Сергея тут же увели. Грин с Эраном остались во дворе Форта. Эран, увидев, как погрустнел Грин, сказал:

– Да не волнуйся ты так! Выживет твой Коцюба, ничего ему не сделается. Я даже рад, что так вышло. Ведь Коцюба мне когда-то жизнь спас. Мы вместе с сарацинам дрались, в Секторе.

– Не думаю, что у него есть шансы, – сидящий рядом гвардеец с погонами лейтенанта услышал слова Эрана, и с ехидной ухмылкой вставил реплику.

– Это почему еще? – не понял Эран.

– У него горючки на двадцать часов хода. Не выживет он посреди моря без воды и еды. Подохнет, только медленно!

– Что? – подпрыгнул Эран, и схватил лейтенанта за отвороты куртки. – Я же сказал, оставить ему топлива и припасов! Вы чего, охренели там?! Вы же все испортили, идиоты!

– Я думал, ты знаешь! – у лейтенанта вытянулось лицо. – Сам Барзель приказал не оставить ему шансов.

– Ах, черт! Песец! – на Эрана было жалко смотреть. Он на глазах осунулся и постарел. – Это же… это. Ведь теперь… – Схватившись за голову, Эран побежал в дом.

– Ладно, малец, иди домой, – лейтенант развернул Грина к воротам, и подтолкнул. Грин, ошеломленный обрушившейся на него чудовищной новостью, едва не забыл забрать у дежурного свой пистолет. Вернувшись домой, он огорошил всех известием, что Коцюбы больше нет. Вечером он долго не мог заснуть. Ворочаясь в постели, он представлял, как страшно умирать от голода и жажды посреди моря. Грин так и не заснул до самого утра. Под утро он вышел в гостиную. Вся Семья собралась за пустым столом. Никто не спал в ту ночь. Все сидели вокруг стола, и молчали. Говорить было не о чем.

После отплытия Коцюбы пропускной режим в Поселке отменили. Арестованных распустили по домам. Вайнштейн в очередной раз оказался прав.

– Надо это использовать, – Роберт заявился к Грину с предложением. – Давай соберем ребят, и все обсудим.

– Где, в Клубе? – скептически спросил Грин.

– В старом Клубе, в промзоне, – ответил Роберт. Так они и поступили. На следующий день в бывшем кегельбане собралось два десятка пацанов, возрастом от четырнадцати, до девятнадцати лет. Это и были те самые «ребята», о которых Грин говорил Вайнштейну.

Грин на сходку опоздал. Когда он пришел, в Клубе ожесточенно, до хрипоты, спорили. Появления Грина никто не заметил, до того все увлеклись. В комнате было накурено – хоть топор вешай. На стене, как и положено, висел флаг Республики. Грин с размаху захлопнул дверь, заставив спорщиков на секунду замолчать. Этого ему хватило, чтобы сказать:

– Привет, товарищи. О чем спорим?

– Эрик предлагает напасть на Форт, – ответил Роберт. – Вот мы и решаем, как это лучше сделать.

– Ого, – сказал Грин. – А зачем?

– То есть как – зачем? – не понял Роберт. Собравшиеся опять зашумели. Грин поднял руку, требуя тишины. Мало-помалу все замолчали.

– Нам надо решить, чего мы хотим добиться, – Грин обвел собравшихся взглядом. Его внимательно слушали. – Допустим, мы нападем на Форт, и убьем всех солдат Барзеля в Форте. Сколько их там – сотни две? Разве Барзель оставит нас в покое? Нет, он пришлет еще солдат! Сто, двести, тысячу. С танками и артиллерий. Мы не можем победить в открытом бою. Если мы хотим победить, нам надо начать думать головой. Я об этом много думал…

– К чему ты клонишь? – раздался голос из дальнего угла. По голосу Грин узнал Борьку. – Предлагаешь опустить руки, и сдаться? Как старшие?

– Дайте мне договорить, блин! – вспыхнул Грин. – Сначала послушайте, что я скажу, а потом можете делать, что хотите.

– Да знаю я все, что ты хочешь сказать! – поднялся с дивана Эрик. – Ты хочешь убедить нас ничего не делать. Конечно, ведь среди них твой папаша! Это он тебя послал сюда?

– Ты хочешь мне что-то предъявить? – еще недавно слова Эрика заставили бы Грина покраснеть и смешаться. Но Грин изменился, и брошенную в лицо перчатку поднял, и отправил назад. – Если ты что-то знаешь, тогда скажи. Поделись с народом. Если у тебя ничего нет, заткнись и дай мне сказать!

– Дай ему сказать, Эрик, – сказал Борька. Эрик оглянулся, ища поддержки. Все молчали, и Эрик сел на место. Грин продолжил:

– Я не предлагаю отказаться от борьбы. Но делать это надо с умом, а не так, как предлагает Эрик.

– Да ты же не знаешь, что я предложил! Тебя же не было! – подпрыгнул Эрик.

– Я хорошо тебя знаю. И знаю, что ты предлагаешь. Сказать? Ты предложил начать тотальную войну, а себя наметил в командиры. Так?

– Да, так! А что, ты хочешь командовать? Ты же соплежуй! – крикнул Эрик.

– Я не говорил, что хочу командовать. У меня совсем другая мысль…

– Так скажи уже! – потерял терпение Роберт. Его поддержало несколько голосов, призывая Эрика замолчать, и дать Грину высказаться.

– Мы не можем дать открытый бой, потому что у нас мало сил. Они нас просто перебьют. Но мы можем противопоставить фашистам кое-что другое. Сетевую структуру.

– Это как? – заинтересованно спросил кто-то.

– Очень просто. Мы уходим в подполье, но не обычное. Обычную организацию, где есть лидер, иерархия и все такое, можно вычислить и ликвидировать. У них – государство, армия, гвардейцы. Они способны воевать только с таким же, как они, противником, организованным и единым. А мы станем пчелиным роем. Будем кусать, и тут же прятаться, разбегаться, растворяться. Их ответные удары попадут в пустое место. Сетевая структура – это рой. Она состоит из ячеек, независимых друг от друга. В идеале, одна ячейка не должна догадываться о существовании другой. Их объединяет общая идея, а не общее руководство. Каждый из нас подберет себе команду – пять, максимум шесть человек. Мы не будем контактировать друг с другом, за исключением экстренных случаев. Таким образом, даже если они сумеют вычислить какую-то ячейку, это не приведет к ликвидации сети, – Грин остановился перевести дыхание. На него смотрели с удивлением, ребята явно ждали от него каких-то других слов. Но Грин действительно много думал над словами Вайнштейна. Он прикидывал так и этак, рассматривая все как сложную шахматную задачку. Просчитывая возможное развитие ситуации на несколько ходов вперед, он понял, что другой возможности победить, кроме той, что предложил Вайнштейн, просто нет.

– Зачем такие сложности? – наконец, спросил Роберт.

– А вот зачем: нам важно сохранить тайну. Подумайте над тем, почему Республика проиграла. Она проиграла потому, что у них везде были глаза и уши. Мишка и Профессор это те, о ком мы знаем. А сколько таких, кто никак себя не проявил? Где гарантия, что среди нас сейчас не сидит шпион? Мы должны учесть ошибки старших, и свести риск провала к минимуму.

– Не смей говорить так о старших, – насупился Борька. – Ты что, хочешь сказать, что они… что мой папа ошибся? И Коцюба с Летуном?

– Да! – отрубил Грин. – Иначе мы бы здесь не сидели! Я не хочу никого обвинять, но мы должны, просто обязаны не повторить эту ошибку.

– Вокруг какой идеи ты предлагаешь нам объединиться? – Борька тронул рукой подбородок – верный признак задумчивости, и сел, ожидая ответа.

– Возрождение Республики, конечно! Ведь что в Республике самое главное, в чем ее стержень, знаете? Свобода. Но не дурная свобода, когда нет границ и порядка. Настоящая свобода – свобода жить так, как хочешь. Хлеб растить, строить, делать. Свобода тратить свою жизнь на то, что хочешь. Своим умом жить, а не по указке всякой сволочи, у которой просто больше пулеметов! Без чмуликов – паразитов, которые всегда лучше нас знают, что нам надо. Да вы и сами все понимаете, иначе вас бы здесь сейчас не было.

– Но что мы будем делать? Предлагаешь устроить партизанскую войну? – спросил Роберт.

– Отец говорил… – начал Грин.

– Отец тебя сюда и послал, чтобы нас с толку сбить! – тут же перебил его Эрик. На Эрика зашикали, слова Грина многих зацепили. Не зря он законспектировал слова Вайнштейна, и перед походом в Клуб тренировался дома перед зеркалом. Без подготовки он не смог бы так гладко говорить.

– Отец говорил, что в Земле Отцов найдется место для каждого, – повторил Грин. – Это наш шанс. Используйте мелкоту. Для старших все, кто младше четырнадцати, вообще не существуют. Они и нас-то всерьез не воспринимают. И это хорошо, пусть так и продолжается. Главное – конспирация. Потому что мы не будем драться с ними или устраивать диверсии. Наоборот, мы станем самыми большими патриотами Земли Отцов…

– Я так и знал, что он это скажет, – проворчал Эрик.

– Мы станем патриотами, – продолжил Грин. – Мы встроимся в их структуры. В гвардию, в армию, в аппарат управления. В гаражи и на фермы. Мы нужны им. Им нужна свежая кровь, нужна молодежь.

– И долго мы так будем… притворяться? – спросил Роберт.

– Столько, сколько потребуется! – отрезал Грин. Потом, уже мягче, продолжил: – Не думаю, что потребуется много времени. Вайнштейн говорит, что у зла короткий период распада. Очень скоро фашисты станут народу поперек горла, и тогда мы выйдем на свет. Республика возродится, и возродим ее мы!

– Все с тобой ясно, – встал Эрик. – Будем жевать сопли, пока не состаримся, на радость врагам. Я против! И я не буду в этом участвовать. Я и мои ребята выступаем сейчас. Мы будем драться с ублюдками, не дожидаясь, пока они захватят весь мир. Может, мы и не победим, но хотя бы попробуем. Я ухожу. Все, кто не хочет жевать сопли, пусть идет со мной. – С этими словами Эрик вышел из комнаты. В повисшей в комнате тишине было слышно, как он спускается по лестнице. Все сидели на месте, и смотрели на Грина. Народ думал. Наконец, один из ребят встал.

– Виталик? – удивленно спросил Грин. – Ты что, с ними?

– Нет… – потупился Виталик. Старший сын Медведя, Рома, погиб при штурме туннеля, вместе с двумя товарищами. Медведь погиб в теракте. Младший сын, Славик, попал в засаду вместе с Коцюбой, и тоже погиб. Виталик, которому недавно исполнилось семнадцать, остался единственным мужчиной в Семье. – Простите, пацаны. Не могу я. На мне Семья. Пропадут они без меня… Я не сдам вас, честное слово. – С этими словами Виталик стал бочком пробираться к выходу. Грин проводил его мрачным взглядом. Он тоже, фактически, остался единственным мужчиной в Семье, если не считать Тео – инвалида, и все еще лежавшего пластом Эли. Впрочем, если бы Эли и мог ходить, на главу Семьи он не тянул. Уход Виталика всколыхнул в душе Грина незнакомые ему доселе чувства: Грин вдруг понял, что тоже отвечает за других. Он подавил в себе желание уйти, и обвел присутствующих взглядом:

– Я так понимаю, что вы со мной? Тогда давайте решать, как мы будем поддерживать связь…

Труден хлеб подпольщика. Особенно, когда подпольщику приходится заботиться о других. Оставшись, фактически, единственным мужиком в Семье, Грин с утра до вечера был занят домашними делами. На подполье времени почти не оставалось. Его «группа» состояла из него, Голана, и Роберта с Даником. Как обстояли дела у других, Грин понятия не имел. Контакты свели к минимуму, и друзья, встречаясь на улице, только кивали друг другу. Клуб пришел в запустение. Впрочем, подполье – подпольем, а подготовку к зиме никто не отменял. То нужно было что-то привезти, то работать в поле, копать картошку вместе со всеми. То обнаруживалось, что сломался генератор, и нужно было искать запчасти. Поскольку старые, республиканские деньги отменили, а новые еще не вошли в обиход, народ торговал по старинке – бартером. А это значит – найти, у кого есть детали. Узнать, что ему нужно, на что он готов их обменять. Найти это, и привезти. Бегая с высунутым языком, Грин не раз вспоминал свою прежнюю жизнь, когда были живы Летун, и Коцюба, а от Грина требовалось только посещать тренировки, да помогать по хозяйству. Тогда-то он думал, что его нагружают сверх меры. А оказалось, что это была привольная, беззаботная жизнь. Конечно, Грину помогали. Добрую половину забот взвалила на себя Марина. Да и остальные домочадцы старались помогать по мере сил.

Грина пригласили в гости родители Лены. Он не сообразил, что это официальный визит, и пришел в своей повседневной одежде. Рядом с наглаженным, надушенным одеколоном папой Лены, Грин, в потертых штанах, нечищеных берцах и заляпанной грязью куртке казался пришельцем из другого мира. Впрочем, хозяева тактично сделали вид, что все в порядке. Грина усадили за стол, напротив сел отец Лены. Потек неторопливый мужской разговор. У Грина сводило скулы от скуки. Погода, виды на урожай, школа – папа Лены работал учителем в школе. Он, конечно же, знал, что Грин – сын капитана гвардейцев, и поэтому нахваливал новую власть. Получалось у него не очень, актером он был никудышным. Он расспрашивал Грина о житье-бытье, о планах на будущее.

– А вы с Леной когда планируете…? Ах, следующим летом? Ну, в добрый путь, в добрый путь… А отец ваш как, не против? Как это вы его не спрашивали? Надо спросить, отец все-таки. Да не абы кто, а правая рука самого Эрана, лицо, приближенное к вождю. При случае передавайте мое почтение, и заверения в том, что мы, педагоги-патриоты, оправдаем возложенное на нас доверие…

Грин вежливо кивал, отделывался общими фразами, и украдкой поглядывал на часы. Через полтора часа, когда он, наконец, откланялся, он чувствовал себя выжатым, как лимон. Под конец к ним подсел Борис, глава Семьи, в которую приняли родителей Лены. Борис был механиком от бога. Когда Эли еще не утопил разум в бутылке, они работали вместе, восстанавливая технику. Бори был себе на уме. Он не лез в политику, ни с кем старался не конфликтовать, и все, что его интересовало, это возможность спокойно жить и растить детей. Вайнштейн, со свойственной ему едкостью, называл Бориса «рукастым овощем». Вот и сейчас, когда многие Семьи оплакивали убитых, у Бориса все было в порядке. Пронесшаяся над Поселком буря его не задела. Таких много было в Поселке, кто предпочел отсидеться и ни во что не лезть. И с Грином он повел разговор не о погоде, и не о высоких материях, а о деле.

– Ладно, хватит об этом, – Борис оборвал отца Лены на полуслове, и тот покорно замолк, повинуясь властному жесту Бориса. – Давай о деле поговорим.

– Давай, – согласился Грин.

– Тут вот какое дело. У нас тут запчасти есть, движков мы несколько восстановили. Грузовики, опять же. Так я тут подумал, что новой власти это может пригодиться. Грузовики-то ихние, да машины тоже тут обслуживать-обихаживать надо. Ты бы с отцом-то поговорил за это. А как все срастется, я в долгу не останусь.

– А почему сам поговорить не хочешь? Иди в Форт, он там почти всегда.

– Что ты! Что ты! – махнул ругой Борис. – Кому я там нужен? Кто меня слушать будет? Ты поговори, а? – Борис принялся уговаривать Грина. В голосе его проскальзывали заискивающие нотки. Грин заметил, как изменился тон Бориса: обращаясь к отцу Лены, он почти рычал, а к Грину обращался медовым, елейным голоском. Грин с трудом сдержал гримасу отвращения, обещал поговорить с отцом, и откланялся. Лена вышла его проводить. Когда они отошли от ворот, она просительно сказала:

– Не сердись на них. Они иначе не могут. Привыкли все время жить под кем-то.

– Да я и не сержусь, – пожал плечами Грин. – Они сами по себе, мы сами по себе. И потом, таких, как они, много.

– Правда не сердишься? – посияла Лена. – Это хорошо. Грин… – попросила она. Грин вопросительно уставился на нее. – Я знаю, что вы что-то планируете с ребятами. Будь осторожнее, я тебя очень прошу.

– Да ничего мы не планируем, – махнул рукой Грин, стараясь говорить как можно более беззаботно. – Никакой партизанщины. Некому воевать, и не с кем. Точно тебе говорю – все будет тихо и мирно. – Сказал, и сам почти поверил в свои слова. Ближайшее время показало, насколько он ошибался.

Что-то неуловимо поменялось в Поселке, но, занятый делами, Грин этого не заметил. Поэтому, когда случилось первое убийство, Грин удивился больше всех. В один из дней на пустыре неподалеку от Форта нашли тело. Убитого сразу опознали, им оказался солдат Барзеля, недавно переехавший в Поселок. Таких много переехало. Пустых домов в Поселке хватало, и люди Барзеля заняли некоторые. Кое-кто даже перевез семьи. Понятно, зачем это делалось: Барзелю нужны были свои люди. Это были простые люди, не гвардейцы. Некоторые и солдатами-то не были, так, технический персонал, да крестьяне. И вот одного из них нашли мертвым.

Отец вызвал Грина к себе в Форт, и устроил настоящий допрос. Он выспрашивал в подробностях, где Грин был ночь убийства. Грин честно сказал, что спал дома.

– Ты знаешь, кто бы это мог быть? – глядя Грину в глаза, спросил отец.

– Нет, – ответил Грин.

– Точно?

– Точно!

– Ах вы… – сжал кулаки отец. Потом, рывком встав из-за стола, потащил Грина за собой, прочь из кабинета: – Пошли!

– Куда? – уперся Грин.

– Там увидишь!

Отец привел Грина на пустырь. Там, у прикрытой большим куском брезента кучи, стоял часовой.

– Смотри! – отец, поднатужившись, оттащил брезент в сторону. Грин отшатнулся. В нос ему шибанул густой запах жареного мяса и горелой резины. Он отвернулся. – Смотри! – отец силой повернул голову Грина назад. Перед ним, весь в каких-то черных ошметках, лежал труп.

– Что с ним случилось? – Грин не сразу понял, что это за тросики, которыми было опутано все тело погибшего.

– Его засунули в «стакан» из покрышек, и подожгли. Думаю, что он был еще жив, – лицо отца перекосила гримаса. – Ты точно уверен, что не знаешь, кто бы это мог сделать? Ведь ты же местный, все тут знаешь. Я не верю, что ты ничего не слышал!

– Ннет, – промямлил Грин, стараясь не смотреть на останки.

– Ну ладно, иди, – отпустил Грина отец. Выходя с пустыря, Грин увидел, как какая-то женщина бьется в истерике, вырываясь из рук держащих ее двух дюжих гвардейцев.

– Нет! Нет, я не верю! Это неправда! – женщина рыдала, даже не рыдала, а завывала. Рядом стоял карапуз лет трех-четырех, испуганно тараща глаза на заходящуюся в истерике мать. Грин ускорил шаги.

Семья Райво, точнее, то, что от нее осталось, жила неподалеку. Грин быстрым шагом направился туда, и забарабанил в ворота. Выглянул Роберт, и, округлив глаза, поспешил вниз. Он впустил Грина, захлопнул за ним ворота, и зашипел:

– Блин, мы же договаривались, что не будем контактировать. Конспирация, блин горелый!

– Да тут такое… – Грин рассказал Роберту о том, что видел на пустыре.

– Это может быть кто-то из наших… – почесал в затылке Роберт.

– Но мы же договорились, что не будем ничего такого… – Грин повертел пальцами в воздухе. – И все согласились. Так кто же это мог… – и тут Грина осенило. Он посмотрел на Роберта, и увидел, что тот тоже понял, кто стоит за этим зверским убийством.

– Эрик! – одновременно выдохнули оба. Действительно, решиться на такое мог только Эрик. Грин вспомнил, что Эрик сразу после заседания Клуба увел своих ребят из Поселка. Они собрались, наняли грузовик, и за одну ночь перебрались назад в промзону, где у Эрика была старая база. С тех пор прошел месяц. Грин уже, было, решил, что Эрик предпочел убраться подальше, и с облегчением вздохнул. Оказалось, что никуда Эрик не делся. Все это время он рыскал вокруг, а вот сейчас ударил.

Гвардейцы измучили всех допросами. Усиленные патрули разъезжали по улицам, но все было тщетно: дознаться, кто убил солдата, не удалось. Только-только страсти немного улеглись, как в Поселке узнали о новом нападении. В промзоне на фугасе подорвался патруль. Эрик – а Грин уже ни капли не сомневался, что все это дело рук Эрика, был хорошим учеником, и уроки миннно-взрывного дела не прогуливал. В результате, от джипа с четырьмя солдатами практически ничего не осталось. Запасное колесо вместе с куском задней дверцы нашли в полукилометре от места взрыва. Но взрывом дело не ограничилось. Прибывших на место происшествия гвардейцев обстрелял снайпер. Ребята у Эрика подобрались небесталанные. Рыжий, например, был стрелком от бога. С трехсот метров он убил двух гвардейцев, и одного ранил. Высланная на зачистку территории разведгруппа недосчиталась одного бойца: уходя, Эрик заминировал пути отхода. Одному из разведчиков оторвало ступню.