Текст книги "Цена жизни (СИ)"

Автор книги: Павел Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Павел Токаренко (Нечаев)
Цена жизни

Глава 1. Дружба

У двери в квартиру Ильи Вишневецкого не было звонка. Тяжелая стальная дверь, обитая толстым слоем резины, не пропускала звуков. Тем, кого Илья приглашал в гости, он давал свой телефон. Гости звонили, Илья открывал им дверь. Остальных он игнорировал. Тратить свое время на разговоры с теми, с кем он не хотел разговаривать, он не собирался. На перешептывания соседей ему было плевать. Можно сказать, что в этом отражалось отношение Ильи к миру. Он не считал себя кому бы то ни было обязанным, и всегда надеялся только на свои силы. Возможно, именно поэтому, когда все рухнуло, Илья не только сумел выжить, но и преуспел.

Шими Грин был одним из немногих, кому посчастливилось побывать у Ильи дома. Помог случай: Борьку, сына Ильи, невзлюбила компания Янива, главного школьного лоботряса. За что – понятно: эмигрант, в очках, да еще и умный. Если бы он подчинился их диктату, стал отдавать им свои карманные деньги, они бы, может быть, и позволили бы ему ходить по «их» школе, но он сопротивлялся. Этого они простить не могли, и стали его травить. Шими не раз замечал, как они то выбьют у Борьки из рук поднос в школьной столовой, то выльют стакан кофе в его рюкзак, то подставят подножку. Борька держался, держался в одиночку. Остальные эмигрантские дети, которых в школе было немало, делали вид, что ничего не замечают. Шими не раз видел, как они, опустив глаза, стараются побыстрее прошмыгнуть мимо терзающего свою жертву Янива.

Однажды Шими не выдержал, и вмешался. Идя по лестнице, не по главной, что у входа, а по второй, боковой, он услышал внизу какой-то шум. Спустился, и заглянул, перегнувшись через перила. Борька стоял, прижавшись спиной к запертой двери бомбоубежища, а перед ним, полукольцом, Янив и трое его прихлебателей.

– Ну что, эмигрант вонючий, все! Бежать некуда, – с нарочито «восточным», сарацинским акцентом протянул Янив. Под ногами у него шелестели страницами тетради из выпотрошенного борькиного рюкзачка. Янив поддел ногой книгу, Шими увидел, что это учебник математики. Учебник раскрылся посередине, и Янив с довольным выражением лица припечатал его ногой.

– Янив, гля! – толстый Мошик, оруженосец Янива, углядел что-то среди валяющегося на полу барахла. Он поднял с пола кожаный чехол, и протянул Яниву.

– Вау, это еще что за старье? – протянул Янив. Из чехла на ладонь выпали часы. Он повертел их в руках, рассматривая. – Хорошо, эмигрантик, – кивнул Янив. – Будем считать это как первый взнос.

– Отдай! Это от дедушки, «Командирские»! – крикнул Борька, и рванулся вперед. Толстый Мошик отбросил его назад к двери.

– Не пыли, недоносок, – прищурился Янив, и спрятал часы в карман. Затем он протянул руку, и снял с носа Борьки очки. – Блин, и как в это можно смотреть, кривое все? – Он хмыкнул, и протянул очки остальным, те с готовностью подхватили смех.

– Хватит! – неожиданно для себя Шими вышел из-за угла, и подошел к собравшимся. Янив удивленно развернулся, но испуг на его лице тут же сменился глумливой ухмылкой.

– Ты гляди, у эмигранта нашелся защитник. И кто? Грини! – в неписаной школьной табели о рангах Янив был намного выше Шими. Он был старше, сильнее, наглее, у него были подручные. Бояться ему было нечего. – Шагай отсюда, Грини. Тебя не трогают, скажи спасибо. Не лезь не в свое дело, мальчик.

Шими не успел ответить. Все подручные Янива, и сам Янив смотрели на него, поэтому Шими оказался единственным, кто увидел, как изменилось выражение лица Борьки. Куда только делась растерянность: сжатые губы, и горящие гневом, чуть прищуренные, глаза, и все это за какое-то мгновение. Воспользовавшись тем, что все смотрят на Шими, Борька рванулся вперед. Он с размаху, точно по футбольному мячу, двинул Мошика ногой в пах, отчего тот моментально согнулся и упал на колени. Борька, обойдя Мошика по дуге, ударил Янива кулаком в нос. Удар получился что надо, Янив в тот же миг забыл о всяком сопротивлении. Из глаз его хлынули слезы, и остальных борькиных ударов он уже не видел. Тот точно с цепи сорвался, и молотил Янива по чем попало, приговаривая: «гад, гад, гад». Двое подручных Янива, не участвовавших в схватке, в ужасе бежали. Подвывающий Мошик согнувшись, ковылял к лестнице.

– Стой, погоди! – Шими пришел в себя, и оттащил Борьку от Янива. – Хватит, не надо больше.

Борька пришел в себя, и опустил руки. Шими отпустил его, и взглянул на Янива. Тот, закрывая голову руками, скорчился в углу.

– Отдай часы, гад! – шагнул к нему Борька. Янив, всхлипывая, достал из кармана часы, и протянул Борьке. Тот забрал у Янива часы, и бережно положил в рюкзак, затем стал собирать с пола рассыпанные тетрадки. Шими подобрал с пола борькины очки, и протянул ему, и стал помогать собирать вещи. Вот так, собирающими тетрадки, их и застали прибежавшие учителя и школьный охранник.

Криков, конечно, было много. Прибежал папа Янива, и, размахивая руками, кричал, как он засадит это «эмигрантское отродье» в тюрьму, где таким и место. Стучала карандашом по столу директриса, распинаясь о недопустимости решения проблем насилием. Что-то бормотали школьные соцработник с психологом. Но приехавший с работы Илья поставил всех на место. За несколько минут разобравшись в сути дела, он полным холодного презрения голосом сказал:

– Насколько я понимаю, эти четверо мальчиков напали на моего сына, и пытались отобрать у него вещи. Вы можете подавать жалобы куда угодно, но из этого ничего не выйдет. У нас есть свидетель, – он кивнул на Шими, который честно обо всем рассказал. – Кроме того, весь наш разговор я записал на диктофон. Закону это не противоречит. Реплика о «вонючих эмигрантах» вполне тянет на статью, – кивнул он в сторону отца Янива.

– Ты! – задохнулся от гнева отец Янива. – Ты хоть знаешь, кто я?

– Знаю. Ты торговец овощами Леви, – ответил Илья. Сказал вроде бы вежливо, но так, что Леви понял, что этот странный эмигрант ни в грош его не ставит, и не боится ни капельки.

– Ну, погоди же, вонючий… – подавился окончанием фразы отец Янива.

Дело кончилось тем, что всех участников драки, в том числе, почему-то, и Шими, отстранили от занятий на неделю. Когда они выходили из школы, Илья остановился, и сказал Шими:

– Спасибо, что помог сыну. – Он пожал Шими руку. – Ты – человек. Приходи к нам в гости, Борька тебе покажет свои книжки. Покажешь? – спросил он у Борьки. Тот кивнул, и, в свою очередь, пожал Шими руку.

Не без трепета Шими переступал порог квартиры Вишневецких. Он жил в соседнем доме, и был в курсе слухов, что ходили среди соседей. Он ожидал увидеть что-то особенное, а оказалось, что за стальной дверью скрывается вполне обычная квартира, со стандартной недорогой мебелью. Правда, в квартире оказалось много книг. А еще – не было ни одного телевизора.

– Откуда все это? – почему-то шепотом спросил у Борьки Шими, остановившись перед громадным книжным шкафом.

– С собой привезли, – небрежно бросил в ответ Борька. – Вот на Родине… в смысле, там, откуда мы приехали, у нас было книжек – пять тыщ. Ну, почти пять. Все стены в шкафах. А это так… то, что папа не смог бросить. Хочешь взять что-то почитать?

– Да я как-то… – замялся Шими. – Это, наверное, все на вашем языке.

– Ну, да. Но у меня есть и на других языках книжки. Хочешь взять что-то почитать?

– Можно… – стараясь сохранять солидность, промямлил Шими. Книг он не читал… почти не читал. Но признаваться в этом ему почему-то показалось стыдно.

– А в шахматы играешь? – Борька мотнул головой в сторону столика. На столике, в полной боевой готовности черная армия готовилась сразиться с белой на клетчатом поле.

– Нет… – тихо ответил Шими, и посмотрел на Борьку. – Научишь?

– Конечно! – сверкнули Борькины глаза за линзами очков. Когда встревоженный странной тишиной Илья через некоторое время заглянул в комнату, и увидел две склонившиеся над доской головы, с души у него упал камень. У его сына наконец-то появился друг. Было им тогда по двенадцать лет

Отец и мать Шими разошлись, когда ему было всего шесть лет. Мама хотела уехать в Империю, где жила почти вся ее семья. Отец, горячий патриот Земли Отцов, уезжать отказался. В конце концов, они разошлись. Мама уехала в Империю, и взяла с собой Шими. Три года он жил на ранчо у дяди, а мама, как она сама говорила «пробивала дорогу» в городе. Шими она взять с собой не могла, дела у нее шли не очень. А может, и сам Шими ей был не очень-то и нужен. Во всяком случае, он был только рад жить у дяди. Это было самое светлое время в жизни Шими – солнце, прерии, лошади. Здоровенные загорелые мужики – погонщики скота, учили его ездить верхом. От них пахло табаком и потом, а под вылинявшими клетчатыми рубашками бугрились мускулы. Они были настоящие, не такие, как папины друзья, от которых если чем и пахло, так это туалетной водой. Увидев в один из нечастых визитов, как стремительно дичает сын, мама решила отправить его назад. Как ни любила она Империю, но мысль, что ее сын вырастет похожим на этих грубых мужланов, повергала ее в ужас. Поэтому Шими, несмотря на его протесты, отправили назад в Землю Отцов, к Тамар, маминой сестре, которая жила в небольшом городке на берегу Залива, на севере страны.

По злой иронии судьбы, день, когда наступил конец света, пришелся как раз на четырнадцатый день рождения Шими. Шел декабрь, долгая девятимесячная засуха сменилась дождями. Впрочем, дождливых дней было немного. Наступила самая лучшая пора, когда еще не холодно, но уже не жарко. В такую пору хорошо гулять. Шими сидел дома с температурой, и никуда не ходил – с гриппом шутки плохи. Так, во всяком случае, сказала тетка. Она завязала Шими горло теплым шарфом, поила его чаем с медом, и не выпускала на улицу. Да он и сам не рвался – голова была чугунная, его бросало то в жар, то в холод, несмотря на шарф и теплый свитер. Он валялся в кровати, и лазил по всемирной сети через читалку-наладонник. Модную, и очень недешевую игрушку прислала ему мама, дела у нее к тому времени уже пошли на лад. Соединение с сервером оборвалось посреди жаркого танкового сражения. Танки застыли, смолкла музыка, и выскочило сообщение: «соединение с сервером разорвано». Шими выругался, и стал проверять соединение. Сеть вроде бы была, во всяком случае, все местные сайты открывались. При этом ни один имперский сайт не открывался. Шими вылез из постели, и пошлепал в прихожую. Он открыл шкафчик, и перезапустил раутер, вернулся в комнату проверить – то же самое. Тогда он позвонил Борьке.

– У меня сети нет. То есть, есть, но имперские сайты не открываются.

– У меня тоже самое. Наверное, как в прошлый раз, DNS провайдера барахлит, – щегольнул знанием терминологии Борька. – Я папе позвоню, узнаю. – Илья работал инженером в провайдерской компании, кому как не ему было знать, что там стряслось.

Шими вернулся в кровать. Проблемы с сетью иногда случались, и обычно решались за час-два, так что он особо не волновался: сломалось – починят, большие дела. Через несколько минут позвонил Борька.

– Представляешь, это не у провайдера проблемы. Нет никакой связи с Империей, ни по оптическому кабелю, ни по спутникам. Телевизоры тоже отрубились. Все в растерянности, не знают, что случилось, – торопливо проговорил Борька. – Ладно, я отключаюсь, папа обещал перезвонить.

Странная тревога охватила Шими. Такого еще не бывало, чтобы связь вот так обрывалась. Что-то стряслось. Он подошел к окну кухни, и выглянул на улицу. Внизу соседка катила широкую коляску, у нее была двойня. Вот она остановилась, аккурат напротив клумбы, и стала поправлять что-то в коляске. Прошел незнакомый коротко стриженый парень. Дочерна загорелые руки и лицо, и твердая походка выдавали солдата в увольнении. Все было спокойно, но чувство тревоги не покидало Шими. Что-то надвигалось.

Первый толчок был очень сильным. Пол ушел у Шими из-под ног, его замутило. Чтобы не упасть, он схватился за створку окна. Дом качался. Поехал стеллаж, с полок стала падать и разбиваться посуда. Скрежет ножек по выложенному плиткой полу потонул в доносящемся отовсюду грохоте и треске. За окном медленно, точно в замедленной съемке, наклонялся столб, обрывая искрящие провода. Посреди улицы треснул и вспучился асфальт. За первым толчком последовали новые, еще и еще.

– Мама, мамочка, – завопил насмерть перепуганный Шими. Плюхнулся на пол, и на карачках пополз в свою комнату. Из подвесного потока выпал квадрат, и стукнул его по голове, но Шими этого не заметил. Точно ящерка, он забился под кровать в комнате, и стал ждать, пока все закончится. Наконец, толчки стихли. Шими выждал еще немного. Все было тихо, и он рискнул вылезти из-под кровати. Осторожно ступая босыми ногами, чтобы не наступить на какой-нибудь осколок, Шими прошелся по квартире. Всюду царил полный разгром, висела цементная пыль. Все, что не было привинчено, сдвинулось, упала часть потолка. Через всю стену гостиной тянулась трещина, хоть руку просовывай. Щими захотелось в туалет. Он долго сражался с дверью, проем перекосило, и дверь туалета оказалась намертво зажата. Дверь он открыть так и не сумел, пришлось использовать раковину в ванной.

Тишина на улице сменилась шумом голосов. Шими, спотыкаясь, подобрался к кухонному окну, и посмотрел вниз. На улице было полно народа. Многие стояли полураздетые, выбежали из дому в чем было. Соседний дом перекосило, но он не упал, и обитатели успели его покинуть. Они стояли на проезжей части, опасаясь приблизиться. Среди людей внизу Шими узнал соседей по дому. Сообразив, что остался один в доме, он натянул джинсы, и спустился вниз.

– Надо подождать, могут быть новые толчки, – авторитетно говорил Дани, мужчина в возрасте, живший этажом ниже Шими. Увидев Шими, он настороженно смерил того взглядом: никак не мог забыть каверзы, жертвами которых становился. Было время, он у Шими с Борькой был основным клиентом – то глазок маркером затонируют, то какашек под дверь подбросят, то колпачки с колес машины скрутят. Эмблема с машины Дани до сих пор валялась у Шими в шкафу. Однажды, вооружившись электрической отверткой, позаимствованной у Ильи, пацаны переставили номера на всех припаркованных внизу машинах. Тогда Шими заслужил горячую и неподдельную любовь соседей, и удостоился внимания со стороны полиции.

– Но у нас там вещи! Что будет с вещами? – причитала заплаканная женщина, ей вторили другие.

– Подождите, приедут спасатели, проверят здание, тогда заберете свои вещи, – успокаивал их Дани.

– Помогите! – из подъезда вслед за Шими выскочила растрепанная женщина. Он не сразу узнал Дору, соседку с верхнего этажа. – Помогите, на Эяльчика шкаф упал!

Несколько мужчин, в том числе и Дани, переглянувшись, поспешили ей на помощь. Им явно было не по себе, входить в дом было страшно, но на них смотрели десятки пар женских глаз, и они торопливо, почти бегом скрылись в подъезде. Вскоре они показались в дверях, держа за края одеяло. На одеяле неживой куклой лежал сын Доры, Эяль. Шими его знал, он учился на один класс младше. Несколько дней тому назад они обсуждали намеченную Дорой поездку в Империю. Одного взгляда на Эяля Шими хватило, чтобы понять, что никуда он больше не поедет. Эяль был мертв, из разбитой головы текла кровь, пропитывая шерсть одеяла. Мужчины положили его в сторонке, Дора кинулась к нему, потом отпрянула, и стала истерически вопить:

– Помогите, нужен врач! Скорее! – металась она от одного к другому. Некоторые отворачивались, кто-то достал из кармана мобильный, и попытался вызвать скорую. Затея успехом не увенчалась, сети не было.

В этот момент еще раз тряхнуло, женщины завизжали, некоторые сели на землю, и закрыли головы руками. С домом Шими ничего не случилось, а вот для покосившегося соседнего дома это стало последней каплей: он еще больше наклонился, застонал, точно живой, и сложился. Обломки завалили проезжую часть, намертво перегородив улицу, взметнулась цементная пыль вперемешку с мусором. Волна поднятого падением воздуха толкнула Шими в грудь. Он заворожено смотрел на это зрелище. Снова стало тихо. Собравшиеся, словно опасаясь, что их услышат, переговаривались, не поднимая голоса, почти шепотом, даже маленькие дети, и те молчали. Нервный шепот десятков людей сливался в невнятный шелест, в котором невозможно было различить отдельные слова. Со стороны моря вдруг донесся непонятный гул, и все повернули головы в ту сторону. Гул приближался, накатывался волной. Казалось, совсем рядом, в двух-трех кварталах, буянит великан, пиная машины, и ради смеха ломая деревья, как спички.

– Цунами! Цунами! – из-за угла выбежал какой-то человек, и выпучив глаза понесся дальше по улице. Толпа выдохнула, качнулась, не зная что делать – то ли прятаться по домам, то ли бежать вслед за человеком. Колебались собравшиеся недолго: подхватив на руки детей, все побежали вверх по улице. Шими остался один, если не считать причитающей над сыном Доры. Всеобщая истерика не захватила его, вдобавок, он устал, у него кружилась голова и подкашивались ноги. Он немного постоял, прислушиваясь к шуму, потом поплелся домой. Был бы он здоров, наверняка побежал бы смотреть, он был любопытен, как и все мальчишки. Любопытен и бесстрашен, понятие «смерть» оставалось для него абстракцией. Даже смерть соседского ребенка он воспринял просто как декорацию к разворачивающемуся перед ним грандиозному шоу.

Цунами до дома так и не дошло, приливная волна прокатилась по прибрежным улицам Городков, углубившись не больше, чем на километр. Квартал, где жил Шими, располагался в глубине, по ту сторону длинной улицы, которая пронизывала все Городки насквозь, проходила через промзону и тянулась дальше, до самого Города. Пострадали они не сильно, жертв было относительно немного. Еще после первых толчков с пляжей сбежали все отдыхающие, а за пляжами была железнодорожная насыпь, принявшая на себя удар волны. Южнее, напротив промзоны, где были причалы для яхт, грузовые и нефтеналивные портовые терминалы, удар волны натворил гораздо больше бед, чем в Городках.

– Шими! – наконец, спустя три часа пришла тетка. – Ты здесь? С тобой все в порядке?

– Да, все в порядке. Только вот все попадало, – Шими вышел из комнаты. Тетка кинулась к нему, и обняла. Он не был нужен матери, не был нужен отцу – у того была новая семья где-то в поселениях на Севере. По слухам, он там работал на земле, стал настоящим крестьянином. Но такого отца Шими не знал, тот его не навещал. Тетя заменяла ему и отца, и мать. Своих детей у нее не было, и Шими стал для нее единственным, любимым, и вообще светом в окошке.

– Представляешь, там такое творится, ужас! – тетка рассказала, что улицы завалены обломками, проехать невозможно. Она бросила машину, и добиралась пешком. Повсюду раненые, убитые, горят дома. Люди на улицах говорили, что в одном из пригородов, кажется, в Орле, целый район сполз по склону.

– Дани снизу сказал, что надо ждать спасателей, – ответил Шими.

– Да, конечно, будем ждать, – согласилась тетка. – Сейчас, я передохну, и начнем убирать квартиру. Все же не зря я ипотеку взяла, дом новый, устоял. А там дальше, где старые дома, половина рухнула. Что же теперь будет, Шими?

Ночью у Шими был кризис. Он метался в кровати с температурой, бредил. Тетка сидела возле него неотлучно. Под утро, когда кризис миновал, и Шими заснул, она ушла спать.

Слух о том, что по радио что-то передают, облетел весь дом. В гостиной у соседей напротив, молодой пары, собралось почти все взрослое население дома. У них был мощный радиоприемник на батарейках. Народу набилось – не протолкнуться. Все выглядели встревоженно.

– Ну, скоро там? – не вытерпел кто-то.

– Обещали ровно в два возобновить трансляцию, – ответил хозяин приемника. Его имя Шими забыл, а спросить кого-то стеснялся.

– Так уже два, почему ничего нет? – из приемника слышалось шипение.

– Тише, начинается! – крикнул кто-то, и в комнате стало тихо

«Говорит Голос Столицы. Время – четырнадцать часов две минуты, в студии Дов Гильбоа» – передача началась без привычной музыкальной заставки. Слышно было не очень, голос диктора то и дело пропадал в шуме помех.

«Приветствую всех, кто нас слышит. Мы ведем передачу при свечах. Чтобы сэкономить электроэнергию, мы отключили все, что только можно было отключить. В настоящее время наш передатчик работает от генератора, топлива должно хватить еще на три-четыре дня. Больше половины наших сотрудников не пришли на работу. Поэтому, все развлекательные передачи отменены, мы будем передавать только блоки новостей: в девять часов утра, в два часа дня, и в восемь часов вечера. Несмотря на то, что наши возможности получения информации ограничены, у нас есть что вам рассказать. Не уходите с волны.»

– Так это что же, у них в Столице такой же бардак? – удивленно протянул Дани. По комнате побежал тревожный шепоток, переросший в гул.

– Да заткнитесь вы, дайте послушать! – крикнул хозяин приемника. Голоса стихли, и стало слышно, то говорит диктор.

«…достоверных сведений нет. Исходя из тех обрывков информации, что мы имеем, можно предположить следующее: вулкан Желтых Камней, спящий миллионы лет, проснулся. Это не просто вулкан, а супервулкан. В последние несколько недель в районе вулканической кальдеры наблюдался всплеск сейсмической активности. Вчера, в восемь часов двадцать две минуты утра по столичному времени, началось извержение, которое продолжается до сих пор. Нам удалось связаться с радиолюбителями-коротковолновиками в Империи, и по всему миру. Данные крайне отрывочные и неполные, но, по предварительным прогнозам, значительная часть Имперского материка уничтожена пирокластическими потоками, смесью горячего газа, пепла, и камней, которая образовалась при извержении. Столб вулканического пепла виден за тысячи километров невооруженным глазом. Кроме того, извержение Желтых Камней послужило спусковым механизмом для извержений по всему миру. Нам известно по меньшей мере о пятнадцати крупнейших вулканах мира, которые извергаются в эту минуту. Кроме извержений, сильнейшие землетрясения прокатились по всему миру. Также, на все океанские побережья обрушились цунами, в некоторых местах волны был до ста метров высотой. Не удалось связаться ни с кем с Острова Восходящего Солнца, можно предположить, что он опустился под воду. Список не окончательный, повсюду извержения и землетрясения. Во всем мире царит хаос, линии связи не работают, целые страны перестали существовать…»

– Мама! – крикнул Шими, и его крик подхватили многие из находящихся в комнате, у кого были родственники в Империи. Слез брызнули у него из глаз, он выскочил в соседнюю комнату, за ним выбежала тетя.

– Успокойся, родной, не плачь, – успокаивала она его, хотя у самой в глазах стояли слезы. – Она живет далеко от этих Камней, и от побережья. Она наверняка жива. Все наладится, и она вернется.

– Даа? – всхлипнул Шими.

– Конечно! Я знаю свою сестру, ее так просто не взять! Она вернется, вот увидишь. Надо только набраться терпения, и ждать.

Шими успокоился, и вернулся в комнату. Люди напряженно слушали слова диктора.

«…сравнительно легко отделались. Разрушено, в целом по стране, до десяти процентов зданий. Человеческие жертвы исчисляются десятками тысяч. Мы пытались связаться с канцелярией премьер-министра, чтобы узнать, какие меры планируется предпринять для улучшения ситуации, и возвращения жизни в нормальное русло. К сожалению, попытки не увенчались успехом. По нашим сведениям, правительственный городок покинут, местонахождение премьер-министра неизвестно. Судя по всему, государственная власть самоустранилась от решения проблем. Есть и хорошие новости: армейское руководство осталось на местах, и работает. Армейские линии связи остались неповрежденными. Из штаба командующего тылом нам сообщили, что армейские подразделения уже начали разбор завалов и помощь пострадавшим. На севере идут работы по восстановлению энергоснабжения. Наша северная столица, Город, пострадал от землетрясений и приливной волны меньше всего, со дня на день ожидается возобновление подачи энергии в Город и окрестности. Затем наступит очередь Столицы, и районов периферии.

На сарацинских территориях обстановка остается напряженной, поступают предупреждения о терактах. В восточных кварталах столицы прошло несколько стихийных демонстраций, с призывами „покончить с Землей Отцов“, и „прогнать оккупантов с сарацинской земли“. В район Сектора перебрасываются дополнительные военные части. Командование Южного Округа опасается, что радикальные сарацинские группировки могут использовать момент нестабильности для достижения своих целей. В связи с угрозой крупномасштабного восстания на территориях, начальник Генерального Штаба генерал-полковник Ривлин разрешил применять тяжелое вооружение. „На это раз мы не будем воевать в белых перчатках“, заявил он. „На любую, самую незначительную провокацию, мы ответим десятикратно, стократно превосходящей силой. Времена „симметричных ответов“ прошли“. По непроверенным данным, в соседних странах начата мобилизация. Вероятно, в скором времени и у нас в стране начнется призыв резервистов. Кризис, с которым мы столкнулись, потребует привлечения дополнительных сил.

Еще одна хорошая новость: по-прежнему работает аэропорт. Некоторые страны Северного Союза готовятся прислать самолеты для эвакуации своих граждан. Прибытия первых самолетов стоит ожидать со дня на день».

– Да! Надо уезжать отсюда! – подпрыгнул хозяин радиоприемника, и заверещал, обращаясь к жене: – Жанет! Жанет! Собирай чемоданы, дорогая, мы уезжаем.

– Опомнись, Паскаль! Ну куда в такой обстановке ехать? Надо подождать, – тут же среагировал Дани.

– Тшшш, – зашипели со всех сторон. Паскаль вскинулся было, но счел за лучшее промолчать. Он хоть и у себя дома, но уж больно напряжен был народ. Еще чуть-чуть, и получил бы Паскаль по своей тощей шее. Шими, несколько отстраненно наблюдавший за собравшимися, заметил, как сжались кулаки у стоящего возле Паскаля незнакомого мужчины с пистолетом на поясе. Он переехал в их дом недавно, и никто про него ничего не знал.

«… На этом мы заканчиваем новостной блок. Не выключайте приемники, у нас есть для вас еще кое-что. В нашей студии доктор Фридман, эксперт по вопросам Востока и сарацинским странам, ветеран Шестидневной войны, и депутат парламента, министр инфраструктуры Ави Фрайман. Услышав наши передачи, он сам приехал к нам на радиостанцию. Встречайте».

Фраймана Шими знал. Тот часто мелькал на телеэкранах, его неоднократно избирали в парламент, он то заседал в правительстве, то сидел в оппозиции. Позиционировал он себя как правого патриота и государственника. Впрочем, Илья Вишневецкий, не выбирая слов, называл Фраймана фашистом. Шими в политике не разбирался, поэтому о причинах столь резкой неприязни со стороны рассудительного Ильи мог только догадываться.

«(Ведущий) – Господин Фрайман, вопрос, несомненно, волнующий многих радиослушателей: где правительство? Где премьер-министр? Почему в столь кризисной ситуации глава правительства не выступил с обращением к народу?

(Фрайман) – Правительство в убежище, под надежной охраной. С первых минут кризиса вступил в действие оперативный план, разработанный для таких случаев. Кабинет министров во главе с премьер-министром был эвакуирован. Это ответ на первый вопрос. Теперь о том, что мы делаем. Делаем мы многое, уже развернут кризисный штаб, восстанавливаются линии связи, ведутся работы по возобновлению подачи электроэнергии в крупные города. Мы пытаемся взять ситуацию под контроль…

(Ведущий) – Простите, что перебиваю, господин министр, но вы сказали „пытаемся взять ситуацию под контроль“. Означает ли это, что ситуация вышла из-под контроля?

(Фрайман) – Именно так, вышла из-под контроля. Мы, не только Земля Отцов, но и все человечество, столкнулись с кризисом небывалого масштаба. Нам предстоит много и тяжело работать, чтобы преодолеть последствия этого кризиса. Земле Отцов повезло, нас задело лишь краем, но и это – очень серьезно. На данном этапе, главное для нас – сохранить закон и порядок, и обеспечить условия для работы спасателей и медиков. По всей стране десятки тысяч людей погибли, сотни тысяч остались без крова. Нельзя допустить сползания ситуации в хаос и анархию. На данный момент мы, совместно со Службой Тыла, и полицией, разворачиваем палаточные лагеря для приема оставшихся без крова граждан. Адреса я продиктую…»

Фрайман стал зачитывать адреса. Потом стал перечислять объекты, на которых ведутся работы. Народ в комнате стал переговариваться, сначала шепотом, потом все громче, обсуждая сказанное. Шими заметил, что новый сосед, стоящий у приемника, поморщился, когда услышал, как Дани хвалит Фраймана. Постепенно голоса стихли, и стало слышно, что говорит ведущий.

«(Ведущий) – Это был господин Фрайман, министр инфраструктуры. Теперь давайте послушаем, что скажет нам доктор Фридман, эксперт по Востоку.

(Фридман) – Здравствуйте, уважаемы радиослушатели. Скажу прямо, я бы очень хотел разделять оптимизм господина Фраймана по поводу разрешения этого кризиса. Хотел бы, но не могу. Даже поверхностный анализ сложившейся ситуации приводит меня к неутешительным выводам: миру, каким мы его знали, скоро придет конец. Собственно, это уже произошло вчера, но сам процесс растянется на некоторое время. Настоящая катастрофа до нас еще не докатилась. То, что мы пережили, можно сравнить с воздушной волной, которую толкает перед собой цунами.

(Ведущий) – И что же подтолкнуло вас к таким выводам?

(Фридман) – Понимаете, господи Фрайман представил нам сейчас сложившееся положение, как ликвидацию последствий небольшого, локального природного катаклизма. В то время, как речь идет о катастрофе планетарного масштаба. Случившееся в Империи, так или иначе, отразится на всей планете. Мы этого пока не ощущаем, потому что последствия катастрофы все еще не достигли нас. Землетрясения, цунами, лишь малая часть того, что нам вскоре предстоит пережить.

(Ведущий) – Вы имеете в виду теорию о глобальном похолодании?

(Фридман) – И это тоже. Но, даже без похолодания, последствия будут страшными.

(Ведущий) – Вы не могли бы рассказать подробнее?

(Фридман) – Разумеется, я для этого и пришел. У случившегося в Империи, кроме чисто природных последствий, о которых я тоже скажу в свой черед, есть и политические последствия, последствия экономические. Имперские „зеленые спинки“ были мировой валютой. Теперь, когда Империя фактически перестала существовать, имперские деньги стоят не больше той бумаги, на которой напечатаны. Это означает крах мировой экономики.

(Ведущий) – Разве это так важно? Поправьте меня, если я ошибаюсь, но мировая экономика и так была чем-то вроде большого денежного пузыря. Пузырь лопнул – отлично, начнем все с чистого листа.