Текст книги "PRосто быть богом: ВВП (СИ)"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

После встречи с Ольгой Ильиничной он возлагал большие надежды на допрос сначала Виктора Ивановича Сухова, потом брата его Василия Ивановича же. Однако надежды эти с каждой встречей всё больше таяли, разбиваясь о вроде бы полную открытость подозреваемых. Они ничего не скрывали и не отрицали, вроде бы даже с готовностью делились всем, что могли сообщить следствию.

Между прочим, если не считать Ольги Ильиничны с её нечеловеческим женским обаянием, то наибольшую симпатию у следователя Степанова вызвал Василий Иванович Сухов по кличке Вася – Царь. Хотя его–то уж было чем прижать непосредственно!

Экспертиза окурков, собранных Степановым под сосной на другой стороне реки Сосны неподалёку от Старого моста, полностью идентифицировала их принадлежность Сухову. После этого загадка странной суммы долларов, обнаруженных в бардачке джипа Жарского, решилась уже практически сама собой. Дедуктивный метод Шерлока Холмса сработал и на сей раз. Рассуждал Степанов примерно так.

Есть некруглая сумма 109 600 долларов, упакованная и подписанная. Она явна была предназначена для передачи кому–то. Некоему «В. Г.», судя по записи. И должна она была быть кратна некой цифре. Какой? И тут Степанова осенило. Василий Иванович Сухов отсидел свой срок от звонка до звонка, то есть – ровно три года, день в день. Получалось, что отсидел он ровно 1095 дней плюс один день, так как второй доставшийся ему год был високосным. Итак, получалось цифра 1096. Оставалось только умножить её на сто долларов. И допросить Васю – Царя.

Что и было безотлагательно произведено Степановым прямо на ступенях гостиничной лестницы, где судьба столкнула Степанова с подозреваемым прямо нос к носу. Гладко выбритый, чуть пахнувший коньячком Вася – Царь вроде как даже обрадовался встрече со следователем, мало того – сообщил, что как раз и надеялся его здесь повстречать, предполагая, что у следователя в свете многих обстоятельств могут быть к нему, Васе – Царю, вопросы. Ещё раз принюхавшись незаметно, Степанов определил, что Вася употреблял коньяк Кизлярского производства. Четырёх или… нет, всё–таки трёхзвёздочный.

Принадлежность окурков «Золотой Явы» он отрицать не стал: да, сидел под деревом, курил. Долларовая сумма, столь удивительным образом соотносящаяся с точным числом его дней, проведённых под стражей, для него не стала неожиданностью. Да, Жарский через посредников ещё на зоне предлагал ему взятку. В качестве отступного: чтоб Вася забыл все обиды и не выдвигался в мэры.

– Ну, я ему и передал: пусть заплатит мне командировочные по сто долларов за день, проведённый за колючкой. Значит он, сволочь, посчитал только мой второй срок! И тут сжульничал!

– Чем отчасти упростил мне задачу, – ответил Степанов. – А вы собирались выдвигаться в мэры?

– Тогда я этого ещё не решил.

– Но деньги бы всё равно взяли?

– Бросил бы ему их в его наглую усатую морду. И наблюдал бы потом, как он ползает у моих ног, собирая эти поганые зелёные бумажки!

– А убивать вы его не собирались?

– На кой он мне сдался? Только руки пачкать! – на лице Васи отразилась гримаса отвращения, как если бы он наступил на огромную зелёную гусеницу, брызнувшую своим липким содержимым во все четыре стороны. – Да он, сволочь, так и не явился!

– То есть, вы не видели, как джип упал с моста в реку?

– Ничего я не видел. Проторчал там час, выкурил пачку и на Волгу подался – там лодка у меня стояла, на ней и приехал.

– А где вы были всё время от дня происшествия до своего явления народу у фонтана?

– Как где? У Дятлова.

Неведомый, но наверняка существующий свидетель-Дятлов и вовсе выбил почву из–под ног Степанова. Пришлось отпустить подозреваемого несолоно хлебавши. Едва ручки друг другу не пожали. Степанов даже забыл поинтересоваться, что означали инициалы «В. Г.» на денежной пачке. Хотя и сам уже догадывался: что–нибудь вроде «Вася Гад». Или того похлеще. Не было в их сердцах любви друг к другу.

Маразм в душе и в голове следователя Генеральной Прокуратуры только крепчал.

Степанов тяжело вздохнул. Для хоть какого–то прояснения ситуации надо было встретиться ещё с Натальей Сергеевной Суховой, которую все тут величали по–простому тёткой Натальей. Она, возможно, последней видела Жарского. К тому же приходилась родной тёткой подозреваемым братьям Суховым. Все они тут, что ли, на веки породнились? Но та, как выяснилось, уехала в Заречье.

Ещё оставался из пока не охваченных следствием местный олигарх Заусайлов. Тоже – тёмная лошадка. Хозяин заводов, газет, пароходов.

Не в слишком логической последовательности, если исходить из всех предыдущих размышлений, Степанов взял в руки ксерокопию пожарного плана городской администрации. И разглядывал его со вниманием несколько минут. При этом он отвратительно цыкал зубом – благо, здесь и сейчас его никто не слышал. В конце концов, он вернул план на прежнее место, на рабочий стол.

Открыв записную книжку, Степанов начал набирать первый из многочисленных номеров олигарха.

***

Сначала Сухов надел шапку, а потом уже увидел ноги. Шапка была новенькая, ондатровая. А ноги – длинные и очень даже знакомые. Сухов повернул шапку так, чтобы бирка болталась прямо посередине лба и подмигнул зеркалу. Левая нога в ответ лениво помахала красной туфелькой. Над туфелькой красным смутным пятном – зеркало не могло похвастаться идеальной амальгамой – вырисовывался деловой костюм. Чуть выше – белоснежное пятно блузки и неразличимо прекрасное лицо с серыми, кажется, глазами и крошечными бриллиантами в ушах.

– Привет, как тебе моя обновка? – Сухов сделал вид, что ничуть не удивился, обнаружив в гостиничном кресле госпожу Жарскую. Он вышел из полутьмы прихожей в комнату и кокетливо крутанулся вокруг собственной оси.

– К лицу, – кратко ответила Ольга. – Особенно эта деталь, – она указательным пальцем изобразила виртуальный прямоугольник.

– А… – Сухов погладил бирку, – моя новая чёлка! Можно зачёсывать набок.

Он повернул шапку так, что ценник переместился к уху, и наклонился над креслом. Ольга отклонила голову.

– Значит, целоваться не будем? – удивился Сухов.

– Не будем, – подтвердила Ольга. – Сними шапку.

– Чем же тогда обязан? – слишком любезно спросил Сухов и, сняв шапку, прошептал в её нутро трагично: – Свет мой шапочка, скажи…

– Не паясничай, Витя, – поморщилась Ольга. – Я – по делу.

– Господи, куда катится мир? Красивая женщина приходит к импозантному мужчине в номер… Что за дело? Если ты насчёт выборов, то должен предупредить: это не моё решение. Это – приказ. Оттуда!

Сухов поднял руку к люстре, едва не сбив пару печально звякнувших хрустальных висюлек.

– Баллотируйся на здоровье, – усмехнулась Ольга. – Я по другому поводу. Ты знаешь, что у нас проблемы? Товарищ следователь очень интересовался, где именно ты был в тот день.

– В день, когда я запускал шар?

– Когда пропал Жора. Я сказала, что ты был у меня.

– Тогда я спокоен. Наши показания совпадают, – Сухов наконец положил шапку на стол и сам уселся рядом, на краю. – А ты прекрасно выглядишь. Может, всё–таки…

Блестящими глазами глядя ей прямо в вырез белоснежной блузки, он привстал было со стола, но Ольга жестом остановила его.

– Нет, – сказала она жёстко. – Ты… сказал ему, что был у меня?

– Он это знал и без меня. Итак, что тебе от меня надо? Заметь, дорогая, ты сама сюда пришла. Притом – без санкции. Думаю, нам надо привыкать к таким терминам, – и Сухов засмеялся, увидев, как в глазах Ольги промелькнуло нечто, похожее на испуг.

– Да, я пришла. Потому что мы с тобой – подозреваемые. Кстати, я тоже решила баллотироваться, – не совсем кстати сообщила она.

– Мои поздравления, коллега! – Сухов склонил голову. – Но я понял, что основной фигурант дела… привыкай, привыкай, родная, основной фигурант всё–таки – ты.

– Да какая разница, кто основной! Послушай, Сухов, у меня есть план. Если сделаем – получим время, а за это время или ишак сдохнет или… Но для этого плана нам нужен третий.

– И я его знаю?

– Знаешь. Нам нужен Вася. Ты знаешь, что в тот день он тоже был в городе? Мне следователь проговорился.

– Наш брат! – обрадовался Сухов. – Он и сейчас в городе. Тряс своими булками перед фонтаном. Слушай, Оль, давай спустимся в бар, что–то на сухую разговор не в разговор.

Дверь ресторана на первом этаже была заперта. На ручке болталось объявление «ЗАКРЫТО НА СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЕ». Никаких признаков спецобслуживания – громких тостов, звона посуды, топота танцев – не наблюдалось. Из–за запертой двери едва слышались нежные звуки немного расстроенного пианино.

Ольга, игнорируя насмешливые взгляды Сухова, достала из сумочки телефон и набрала номер ресторана:

– Это Жарская. Мне нужно войти. Да, немедленно. Сейчас откроют, – сказала она уже Сухову.

– Убедительно получается, – похвалил он. – Маленькая хозяйка большого города. Мороз воевода дозором…

– Помолчи, да? – поморщилась Ольга. Она казалась спокойной, но на одной щеке проступило крошечное красное пятнышко, что означало – Сухов помнил! – высшую степень волнения.

Дверь открыла испуганная официантка в не слишком свежем кружевном переднике:

– Пожал–ста, Ольга Ильинична, для вас – всегда, пожал–ста, Ольга Ильинична, – зачастила она, пропуская неурочных гостей.

Зал ресторана был абсолютно пуст. Лишь в отдалении, на сцене, одинокий мужчина наигрывал на рояле что–то минорное.

– Шуман, – определила Ольга.

– Шопен, – поправил Сухов.

Мужчина на сцене перестал играть и повернулся к вошедшим.

– И тот самый искомый Вася, – сказал Сухов.

– Наедине с собой, любимым, – отозвалась Ольга.

То, что за вывеской «спецобслуживание» скрывался именно первый бывший муж, показалось ей добрым предзнаменованием. Значит, получится. Значит, так тому и быть. Красное пятнышко на щеке чуть увеличилось.

Официантка за спинами бормотала что–то своё – металось, слипаясь в одно, несуразное: «ольнишна, ольнишна, ольнишна»…

Вася встал на сцене и вскинул руки. Словно хотел всех обнять. Или – сдаться в плен.

Встреча действующих кандидатов в мэры города Великоволжска выглядела почти дружеской. По крайней мере, с первого взгляда. И взгляд этот принадлежал следователю Генеральной Прокуратуры Юрию Аркадьевичу Степанову.

Глава седьмая. Кто идёт за динамитом?

Дождь шёл весь день. Палыч чувствовал себя немного виноватым – ответственным за организацию съёмок кандидата был именно он. Но ничего, обошлось. Основной материал отсняли в студии.

Эх, нелегко быть кандидатом! Сухов сменил пять пиджаков, три свитера и несчётное число рубашек. Самой трудоёмкой оказалась «зимняя» фотосессия. По мысли Генералова, изображения Сухова должны были создать ощущение постоянного присутствия кандидата в регионе. То есть прекрасный фас и не менее замечательный профиль озабоченного судьбой народа Виктора Сухова надо было запечатлеть на фоне знаковых мест Великоволжска во все времена года. Сам–то фон вполне можно воссоздать и в фотошопе, а вот ради подлинной сезонности собственно Сухову пришлось порядком попотеть.

Результат впечатлял.

Сухов в кепке смотрит вдаль.

Сухов с кепкой в руке беседует с народом – народом стали секретарь Рита и водитель–заика, причём на качество снимка речевой дефект не повлиял.

Сухов в каске спасателя возле трубы батареи. Сухов приветственно машет каской народу – здесь народ лишь подразумевался.

Сухов в развевающейся рубашке навыпуск – вроде как в поле, с ролью ветра справился вентилятор – улыбается колоску.

Сухов зимний, строгий, в старом тулупе – достал Палыч, и в новенькой шапке – ярлык безжалостно оторван, прислонился всё к той же трубе – читай: заснеженной берёзе.

– Слишком много во всём этом Сухова, – задумчиво сказал Сухов, разглядывая на мониторе компьютера чуть ли не тысячное своё изображение.

– ВВП требует жертв, – рассмеялся Генералов, стоя за плечом уставшего кандидата. – Ещё три–четыре серии на воздухе, и на первое время материала хватит. Палыч, что там с погодой?

– Как заказывали – почти солнце, – доложил Палыч.

За окном действительно дождь сменился солнцем. Большим, тёмно–розовым, уже предзакатным.

– Свет – на час максимум, – определила Виктория.

– Успеем, – Генералов поправил очки и жестом велел фотографу поторопиться.

– Ну, если всё так серьёзно… – смиренно согласился Сухов, поглядывая на часы. Он частенько не мог понять, когда Генералов шутит, а когда совсем наоборот. – Шапку брать?

– Нет. Синий костюм, белая рубашка… Так, пиджак можно снять, рукава закатать… Виктория, возьми ещё куртку десантника, сделаем поясной портрет на фоне рыбака…

– Бурлака, – добавил Палыч.

Фонтан к приходу съёмочной группе освободили от абсолютно лишнего в данной ситуации народа. Пехота Палыча расставила заградительные ограды по периметру и отгоняла любопытных. Официальная версия была озвучена как очистительные работы, поэтому для правдоподобия старательный Палыч подогнал к фонтану газельку со строгой надписью «огнеопасно».

На фоне фонтана Сухов смотрелся особенно мужественно. Розовый цвет солнца преломлялся от воды странным образом: бронзовым казался не скульптурный рыбак–бурлак, а именно Сухов. Закатанные рукава рубашки подчёркивали мужественный облик борца за народное – а как иначе? – счастье. Будь, наконец, счастлив, рыбак, извините за выражение, бурлак!

– Памятник кандидату и неизвестному агитатору, – указывая на «фонтанную» парочку, склонилась Виктория к уху Генералова.

– Да, фактурный мужик, – согласился Генералов. – Виктор, теперь – десантником. И лицо – построже!

– Исключительно в честь ВВП, – пробормотал Сухов, переодеваясь в пятнистую, пахнущую чужим потом куртку. Он снова посмотрел на часы. Что ж, он может выделить на это зверское занятие ещё несколько минут. Но и только.

После куртки, когда настала очередь синего пиджака с крапчатым, как юный оленёнок, галстуком, выяснилось, что Сухов исчез. Как сквозь землю провалился. Был и – нету.

Только присутствие Виктории помешало Генералову сообщить присутствующим те несколько матерных слов, которые он иногда применял в экстремальных ситуациях.

Бойцы–охранники все как один клялись, что уж кого–кого, а «фотомодель» мимо них пройти ну никак не могла.

Лишь один, совсем молоденький и румяный, как девушка, смущенно признался, что пропустил тут одного:

– Старикашка такой, голосок скрипучий, сам в синем халате, низенький, и в шапке зимней, – объяснил паренёк срывающимся от волнения голосом.

– Ондатровой шапке? – уточнил Генералов.

– Ну, гладкой такой, блестящей, – паренёк залился краской по самые уши.

– Съёмки окончены, – хлопнул в ладоши Генералов.

«А ушёл–то он отменно хорошо, прямо как Лукич от царских шпиков!» – подумал Генералов уже про себя. И что–то даже прикинул в уме – не иначе как на будущее. Несмотря на исчезновение кандидата, день можно было считать удавшимся.

***

Льва Зайцева так сильно давно не напрягали. Он, политтехнолог со стажем и репутацией бешеной акулы отечественного пиара, любил иметь дело с послушными кандидатами. Если даже попадались отдельные индивидуумы, пытавшиеся поначалу кочевряжиться, то и они быстро становились шелковыми, не устояв под напором Лёвиного темперамента. Но на сей раз коса, кажется, нашла на камень. Тем не менее, это был Лёвин выбор, и не в его правилах было идти на попятную.

Чем подробнее Заусайлов рассказывал Льву о Васе – Царе, тем откровеннее и заметнее Лёва загорался. Хотя понравился ему Вася – Царь сразу, ещё когда они наблюдали за раздачей хлебов из окна мэрского кабинета. Тогда же, про себя, Лев и принял решение работать именно с этим народным героем, а не со смазливой длинноногой мэршей. Хотя в личном плане она ему нравилась несравнимо больше. Но в суровых делах политпиара нет места сантиментам.

Первую «пристрелочную» встречу Заусайлов организовал следующим же утром в своём головном офисе на углу Инессы Арманд и Крестовой.

Хотя глаз у Васи – Царя горел не хуже, чем у самого Льва Зайцева, он оказался человеком вполне понятливым. И сходу согласился участвовать в выборах мэра. Да и как тут было отказаться? Заусайлов обещал выделить достойное финансирование на проведение избирательной кампании, да и озвученный Львом собственный послужной список должен был вызвать если и не восхищение, то доверие.

Трудности начались с распределения ролей.

– И как вы думаете, господа, – обращаясь скорее к Петру Петровичу, нежели к Васе, поинтересовался Лёва, – кого бы нам привлечь в качестве начальника штаба?

– Начальником штаба буду я! – с незабвенной интонацией Остапа Бендера заявил Вася. А поймав недоумённый взгляд Льва, добавил: – А заместителем моим будет Дятлов! И это не обсуждается!

– Позвольте! – мягко парировал Лёва. – И кто такой Дятлов?

Труд объяснить взял на себя Заусайлов:

– Господин Дятлов работал у Василия Ивановича на прошлой избирательной кампании. В качестве начальника штаба. Вполне толковый малый, хотя и…

– И почто же его понизили теперь в должности? – перебил Лёва, опасно повышая язвительность тона.

– Квалификацию подрастерял, – без тени юмора пояснил Вася. – Но со мной – снова подтянется. А как мы с ним плакат с гранатой сочиняли! – ностальгически добавил он, возведя очи куда–то в потолок.

– Давайте мы с вами, Василий Иванович, – ледяным голосом продолжил Лёва, – изначально достигнем взвешенной договорённости, что любые кадровые, а также прочие решения по ведению избирательной кампании утверждаю я. Что не мешает любым проявлениям народного творчества и всяким прочим инициативам снизу.

– Инициативам снизу, говоришь? – взвился Вася, вскакивая с кожаного дивана.

Орали они друг на друга минут десять. Без перерыва. И благим матом. Когда тонус их беседы зашкалил до хрипоты в глотках, Заусайлов отлучился за коньяком.

Коньяк, как и предполагал мудрый купеческий потомок, их успокоил. Притом мгновенно и одним фактом своего появления на маленьком журнальном столике. Расстались почти друзьями, хотя каждый и остался при собственном мнении. Договорились встретиться ближе к вечеру в помещении избирательного штаба, под который Заусайлов готов был выделить один из офисов в только что отстроенном на Садовой торгово–офисном центре. Вася обещал привести для знакомства Дятлова.

Дятлов оказался моложавым кругленьким человечком с залысинами и близорукими глазами под толстыми стёклами очков. Как ни странно, после десятиминутной беседы Лев Зайцев утвердил его на должность заместителя начальника штаба.

– Вот здесь и будет ваше место, господин Дятлов, – указал он тому на рабочий стол с компьютером, стоявший в небольшой «начальственной» нише кабинета. Дятлов в ответ кивнул, но посмотрел на Васю.

– Зачем Дятлову стол? Да ещё с компьютером? – в глазах Васи царило полное непонимания сути ситуации.

– В смысле? – ещё более не понял Лёва.

– Дятлов должен в поле, с народом работать. А не задницу в кабинетах просиживать… Хотя… Поставь ему в комп какую–нибудь стрелялку. Пусть релаксирует, когда слишком приспичит! – всё же соблаговолил солидаризоваться с решением Зайцева Вася. – Бог ты мой, уже темнеет! – глянул Вася за окно. – Засиделся я с вами! А у меня ещё дела.

– Какие, мать твою, дела?! – от возмущения Лёву аж тряхануло, словно от электрошока. – А стратегию? А тактику обсудить! Я тут всё продумал! – Лёва возмущенно потряс кожаной папкой, из которой посыпались листы бумаги с яркими цветными графиками.

– С Дятловым и обсудите! – бросил Вася. – И вот ещё. Плакаты пока в штабе повесьте. Для поднятия настроения. – Дятлов, продемонстрируй!

Дятлов развернул перед ошеломлённым взором Лёвы плакат. Плакатный Вася – Царь со зверским выражением на лице потрясал гранатой. Всё это роскошество подкреплялось убийственным слоганом, набранным кроваво–красным курсивом: «Взорвём ситуацию в городе!»

Настоящий Вася – Царь тем временем тихо скрылся за дверью. Не иначе как за динамитом пошёл.

***

Понедельник – день тяжёлый. Погода сговорилась с набившей оскомину приметой, и дождь ушёл из города лишь к ближе вечеру. После зверской утренней планёрки, устроив разнос всем мэрским замам, перешедшим в её личное подчинение, Ольга провела три совещания и сделала последнее предупреждение начальнику водоканала. И всё же к вечернему приёму жителей она была свежа, как роза и добродушна, как сто тысяч ангелов. А как иначе? Сегодня приём был открытый, то есть на него были приглашены журналисты из телецентра и местных газет. Выборная кампания обязывала.

Приём прошёл удачно. Директорша детской школы искусств пригласила уважаемую Ольгу Ильиничну на выставку рисунка «Мой любимый город». Ольга обещалась быть и, не глядя в глазок телекамеры, сообщила о внеплановой финансовой поддержке школы «наших юных дарований». Директорша чуть не прослезилась. Получилось убедительно.

Обломилось счастье и пожилой уборщице, которая уже семь лет пыталась улучшить свои жилищные условия. Ольга подписала ордер на отдельную трёхкомнатную квартиру, который утром со слезами на глазах принёс по её требованию глава района.

Другие слоны были менее увесистыми. Разрешение на гараж – «ракушку» ветерану войны, сертификат на лечение в московской клинике подростку с пороком сердца. Ну, и чтобы журналисты не слиплись от умиления, пришлось вставить публичный пистон по поводу несанкционированного слива промышленных отходов директору мусорного завода. Она не любила этого лощёного красавчика с ранними залысинами за излишнюю самоуверенность и, особенно, за явную склонность к лицам одного с ним пола. Последний факт воспринимался Ольгой едва ли не как личное оскорбление. Поэтому, хотя сливали многие директора, большая часть пинков доставалась именно этому, пра–ативному.

Самым мучительным испытанием оказался фуршет, который устроили специально для журналистов в столовой администрации. Ольга раздавала улыбки и невнятные обещания о поддержке. На вопрос о выборах отвечать не стала, вроде как – поскромничала. Лишь пригубив шампанского, она внимательно следила, чтобы спиртного на столах было достаточно. Журналисты и, между прочим, журналистки, пили, как кони на водопое. И говорили, смеялись, спорили, будто делать им нечего!

Однако всему приходит конец. Даже спиртному на щедром фуршете.

По окончании встречи она не стала подниматься наверх, а направилась с гостями к выходу. Пока журналисты ковырялись возле стола охраны с пропусками, она для проформы кивнула не заметившему её охраннику–милицонеру и вышла на улицу, «забыв» сдать ключи от кабинета.

После дождя улица блестела, как старинное зеркало, листва казалась такой зелёной, какой бывала только в детстве. Огромное, тёмно–розовое солнце обещало на завтра прекрасный денёк.

Но до завтра ещё надо было дожить…

***

В номере Степанов переоделся во всё сухое. Хорошо, что не послушался жену и взял с собой запасные ботинки.

Пока он ужинал в гостиничном ресторане – рыбка под польским соусом, пюре и овощной салат – дождь, наконец, закончился. Вот и славно, давно бы так. Значит, можно будет заехать на рынок, вдруг объявилась свидетельница. А не объявилась, будем искать в Заречье, рассуждал Степанов, допивая чай.

Официантка принесла на блюдце миндальное пирожное и поставила на стол перед Степановым.

– Это что такое, Любовь Юрьевна? – поднял на неё глаза Степанов. – Я вроде не заказывал?

– А это, – кокетливо улыбнулась та, – комплимент от ресторана.

– Ну хорошо, спасибо… – кивнул он в ответ и на секунду задержал взгляд на руках официантки. Руки у неё были крупные, сильные. Такими впору подковы гнуть, а не пирожные на блюдечках подавать.

Комплимент оказался не самой первой свежести, но всё же вполне съедобным.

И ещё одна мысль подгрызала постоянно, не давала покоя. Даже когда разошедшийся Заусайлов радостно грузил его местными легендами, Степанов всё думал о схеме здания администрации. Что–то там не срасталось, но вот что? Впрочем, недурной ужин отогнал думу–заусеницу.

Степанов открыл тяжёлую дверь гостиницы. Чудесный волжский вечер распахнул ему свои объятья. Степанов улыбнулся и шагнул навстречу солнцу.

И – мать, мать и ещё раз мать! Нога в абсолютно сухом и почти новом ботинке провалилась в холодную и достаточно глубокую лужу. Нет, не лужу – в тот самый проём, в котором должна была находиться решётка. И решётка была там, точно – всего час назад, когда он возвращался. Степанов помнил наверняка, помнил даже тот всхлип, который эта …. (мать!) решётка издала, когда он наступил на неё! То есть среди белого дня… Пор–рядочки тут у них!

Подъехал Семёнов. Пока Степанов шёл к машине, при каждом шаге ощущая всхлипывание в ноге, он дал себе слово отыскать тех мерзавцев, что тырят гостиничные решётки, поправ все законы, в том числе и гостеприимства.

– Мне нужны все материалы… – начал он, усаживаясь в машину.

– На Василия Сухова? Готовы! – радостно отрапортовал Семёнов.

– Можно не перебивать? – поинтересовался Степанов, шевеля пальцами ноги. Той самой, мокрой.

И повторил:

– Мне нужны все материалы по делу о хищении решёток с гостиничного крыльца. Даты, оперативные отчёты, круг подозреваемых!

– Понятно, – ответил ничего не понявший Семёнов. – Ну что, Юрий Аркадьевич, в Заречье?

– Сначала на рынок, – Степанов откинулся на кресле и прикрыл глаза. Что же там в этой схеме не так? Чего не хватает?

Вот он стоит у окна в конце коридора, двери кабинетов выходят на обе стороны здания. И кабинеты по правую руку заметно больше… Он вспомнил кабинет мэра, прикинул его конфигурацию, вспомнил широкое окно. Широкое – да, но ведь одно! Машину качнуло на повороте, мелькнуло в голове Степанова лицо того приветливого, что толковал о рыбе, в польском наверняка соусе, о фрагментах… Точно! Он вдруг понял, какого фрагмента недоставало на плане эвакуации административного здания.

– Скажи, Семёнов, – не открывая глаз, произнёс он, – а у главы администрации нет ли второго кабинета, такого, чтобы с отдельным входом?

– С отдельным входом? Нет, такого нет. Приёмная и кабинет, и всё. Ну, ещё и тайная комната, конечно. Сейф, стол, диванчик и… все дела. Чай кофе, потанцуем… А вход – нет, не отдельный, нет, там дверь прямо из кабинета, за картой… Это все знают, так что тайной комнату можно считать условно! – Семёнов захихикал.

– А что же ты… – медленно произнёс Степанов и открыл глаза, – что же ты мне раньше об этом не сказал? – заорал он и стукнул себя по колену. – Почему не сказал, а Семёнов?

– Так вы не спрашивали, – Семёнов удивлённо пожал плечами. – Рынок, Юрий Аркадьевич!

– Плевать на рынок, давай к администрации. И – побыстрее, – приказал Степанов и снова прикрыл глаза. Не спрашивал… Эх, люди, люди! Что у них тут за манеры?

***

Набережная в этот час была освещена лишь редкими фонарями. Фонари отражались в тихо плещущихся водах Волги. На затенённых скамейках безмолвно обнимались–целовались парочки и громко общалась пивная молодёжь. Сиреневый мрак окутывал фасады домов, выходивших к реке. Лишь кое–где ещё горели окна и лампочки под козырьками подъездов.

Три тёмные фигуры – две повыше, одна пониже – неслышно продвигались вдоль набережной, стороной обходя чуть более освещённые участки. Дойдя до заднего угла здания мэрии, они остановились.

– И тут – фонарь, чтоб его… – произнёс мужской голос.

– А мы его сейчас, запросто, – отозвался второй, тоже принадлежащий мужчине.

Обладатель второго голоса опустился на корточки и пошарил руками вокруг себя:

– Нашёл!

Он поднялся. И, примерившись, довольно удачно запустил камень в плафон, освещавший чёрный ход в здание мэрии. Но всё же с первого раза идеально не попал. Камень лишь со скрежетом чиркнул по металлическому обрамлению плафона.

Переждали, опасливо прислушиваясь. Но ничего не случилось. И тут как раз неподалёку на набережной что–то не очень умело запели под гитару. Но зато – громко.

Камнеметатель повторил попытку – и на сей раз удачно: матовое стекло плафона хрустнуло и свет погас. Переждав ещё с пару минут, троица приблизилась к чёрному ходу.

Та фигура, что поменьше, выудила из кармана связку негромко звякнувших ключей.

– Посвети! – сказала фигура женским шёпотом.

Один из мужчин включил маленький фонарик с узким лучом и направил его на замочную скважину. Нужный ключ нашёлся со второй попытки. Дверь отвратительно скрипнула. Но уже через несколько секунд снова закрылась, скрыв за собой тёмную троицу.

– Новый по–во–рот, и мотор ревёт!.. – под нестройные гитарные аккорды неслось по–над набережной.

***

Подполковник Семёнов большим серьёзным пальцем утопил кнопку звонка у парадных дверей мэрии. И не отпускал её, пока за стеклом не показалась вихрастая физиономия старшего сержанта. Узнав начальство в лицо, тот скоренько открыл и распахнул дверь, пропуская незваных гостей.

– Дай–ка нам, племяш, ключи от кабинета мэра! – беспрекословным тоном потребовал Семёнов.

– Дак, дядя… – осёкся сержант, – товарищ подполковник, не положено же… Только тем, кто в списке… – промямлил он, явно сдавая позиции.

– Нам со следователем Генеральной Прокуратуры, – кивнул Семёнов на Степанова, – всё положено. Даже без санкции прокурора. В интересах следствия!

Сержант закивал послушно и кинулся к застеклённому ящику на стене, где висели пронумерованные связки ключей от кабинетов мэрии. К его ужасу ключей от главного кабинета на месте не было.

– Куда–то подевались… – мгновенно севшим голосом проговорил он.

Семёнов сделал суровое лицо и переглянулся со Степановым. Тот в ответ чуть развёл руками и склонил голову набок, изобразив на лице выражение вроде: а что я вам говорил?

– Так, значит, не положено?! А как ты дежурство принимал? Служака! – интонация выдала, что Семёнов совсем не зол. – Хочешь сказать, что и запасных нет?

– Есть! – обрадовано отчеканил сержант. – В нижнем ящике стола.

– Так давай быстрее!

Лестницы и коридоры мэрии были освещены лишь синеватыми дежурными лампами, что придавало обычной, по сути, конторе черты декорации к мрачному голливудскому ужастику. Степанову, как более образованному, почему–то сразу, хотя и не без иронии вспомнилось «Сияние» по Стивену Кингу.

Поднявшись на второй этаж, они по казавшейся фиолетовой ковровой дорожке проследовали в «мэрскую зону». Открыв дверь в секретарский предбанник, свет включать не стали, только Степанов достал из кармана фонарь. Лимонный луч, скользнув по стенам, остановился на дубовой двери с табличкой, на которой всё ещё значилось:

ЖАРСКИЙ

Георгий Петрович

Глава городской администрации

Двойные двери в кабинет они преодолели в два счёта. Мягкими шагами пересекли просторный мэрский кабинет и, обогнув стол, остановились у вертикальной карты города.

– Светите сюда! – Семёнов ткнул пальцем куда–то в район Соборной площади.

Он отодвинул в сторону небольшой картонный кружок, обозначавший на карте троллейбусную остановку. Под ним открылась замочная скважина. А за стеной что–то невнятно зашуршало, будто там возились мыши.