Текст книги "PRосто быть богом: ВВП (СИ)"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава третья. Но не верьте этой тишине

На знакомые мелодии народ шёл, как рыба на свежего червячка. Ничто так не объединяет людей, как музыка. Лирические и торжественные, тревожные и до боли знакомые звуки старых добрых песен времён тоталитаризма действовали как дудочка крысолова. К проплаченным – триста заявленных, явилось двести восемьдесят девять – участникам шествия подтягивались всё новые и новые добровольцы.

Лишь гимн Сухов категорически отказался включать в музыкальный ряд, сопровождающий грандиозное действо под названием «Марш защитников».

Марш стартовал от памятника рыбаку–бурлаку ровно в пять тридцать пополудни, чтобы трудящиеся могли спокойно защищать город без ущерба для основной работы.

Впереди колонны демонстрантов шествовали Вован и Николай Николаевич, рабочие порта. Именно их, как настоящую «трудовую косточку», Генералов уполномочил нести транспарант–простыню с нарочито неровной, от руки начертанной надписью:

Мы – не рыбы! Молчать не станем!

Простыня была примотана к древкам от швабр, что создавало иллюзию истинно народного творчества.

Высокие парни–волейболисты шагали по обе стороны колонны так, чтобы приглашённым телевизионщикам было удобнее захватывать в кадр спортивные их фигуры в специальных майках, где на груди красовалось: «Мы за Виктора Сухова», а на спине: «Виктор Сухов за нас!».

Мальчишкам достались лопаты. На деревянных плоских поверхностях тексты были достаточно лапидарны. «За наше счастливое детство» – был из самых длинных.

Сам Виктор Иванович Сухов ждал защитников в конце набережной, на площади перед детским парком. Оттуда же шёл и основной источник звука – мощные динамики были установлены слева от наскоро сколоченной дощатой трибуны. Стереоэффект создавал автомобиль с матюгальником, крадущийся за все увеличивающейся толпой. Толпа нестройно подпевала, путаясь немного в словах. Понятно, что путались, живое всё же пение, не ущербное караоке.

Трибуна была установлена таким образом, чтобы естественным её оформлением, грандиозным задником являлась плотина Великоволжской ГЭС. Той самой, которую, собственно, и собирались не то взорвать, не то наоборот, куда–то перенести и воздвигнуть. В общем, жители Великоволжска не очень–то и понимали, что и от кого надо защищать. Но затопить любимый город, малую свою родину, позволить никак не могли.

Музыка смолкла. Народ криками приветствовал трибуна Сухова, вскинувшего руки в приветствии. От одной руки тянулся провод – микрофон нужной мощности удалось найти только такой, старомодный.

– Приветствую вас, друзья, земляки! Большая беда пришла на нашу землю! Но враг не пройдёт! – уверенно, по–левитановски прогремел голос, раскатился эхом по Волге–матушке.

– Носапаран! – завопил Вован, в ажиотации перепутав слоги заученного клича.

– Враг не пройдёт! – подхватил Николай Николаевич.

– Не пройдёт! – взвизгнул незапланированный женский голос.

– Вместе отведём беду! – орал Сухов, размахивая микрофоном.

– Вместе! – вторили мужики из проплаченных.

– Вместе! – не сомневались и даром присоединившиеся.

– Мы защитим свою малую Родину! – Сухов рубанул воздух ладонью.

По этому сигналу мальчишки, сидевшие за трибуной, одновременно открыли клетки. И десятки белых голубей взмыли в высокое небо Великоволжска. На фоне серой громады плотины они смотрелись прямо ангелами, вестниками спасения.

Ангелов во избежание конфуза не кормили целые сутки, поэтому, сделав пару кругов, они что было сил полетели в сторону родной голубятни.

– Сегодня, здесь и сейчас, мы начинаем строить линию защиты нашего города, – продолжал Сухов. – Кто с нами?

Говорить о себе во множественном числе Сухова научила Виктория. «Это создаёт эффект команды», – объяснила она.

– Я! Я! Я! – раздалось из толпы, не ведающей этаких тонкостей.

Николай Николаевич подтолкнул локтем зазевавшегося Вована.

– Даёшь баррикаду! – выдал тот программную реплику.

И уже волейболисты тащили к трибуне сухое дерево, а мальчишки катили автомобильную камеру.

– Строительство баррикады объявляю открытым! – не столько толпе, сколько телевизионщикам объявил Сухов. – О! Кого я вижу! Поприветствуем заслуженного метростроевца, товарищи!

На трибуну уже взобрался взлохмаченный и чрезвычайно взволнованный изобретатель Мысливчик. Он долго и со значением тряс руку Сухова, пока тот, наконец, не отдал микрофон.

– Великоволжцы! – заявил Мысливчик. – Пригласить всех вас позвольте на открытие станции метрополитена новой. Состоится…

Даты открытия никто не услышал, как и, впрочем, всего остального. Изобретатель как–то не обратил внимания, что микрофон выключен. Мысливчик достал лист бумаги и с поклоном вручил Сухову. Тот принял бумагу и включил микрофон.

– Позвольте предложить также строительства план баррикады, – уже во всеуслышание прошуршал Мысливчик.

Сухов заключил старика в объятия и стащил с трибуны. От греха подальше. Находиться в эпицентре событий становилось небезопасно. Народ, кажется, вошёл во вкус.

***

Вася не ленился доводить свою позицию до всех и до каждого. Позицию, выстраданную в борьбе с оппонентами, неукротимым Львом Зайцевым и – прежде всего – с самим собой. А надобно сказать, что изначально он попал в глупейшую и даже нелепую ситуацию. Вася – Царь, истовый патриот родного города и радетель за народное благо, должен был буквально в одночасье вывернуться наизнанку!

Поначалу он просто и откровенно хотел задушить Зайцева. Но тот проявил свою львиную стойкость и упрямство, приправленные в равных долях щедрыми порциями абсурда и здравого смысла.

– Понимаешь ли, Василий Иванович, – начал Лёва, дождавшись, пока Вася всласть наорётся и выпустит пар. – Что там на самом деле решено по поводу затопления, никто толком не знает. Сведения, которые я получил из Москвы – самые противоречивые. Не спорю, наши противники заняли выигрышную позицию. Но чудо политпиара в том и заключается, чтоб любую ситуацию развернуть в свою пользу. Как ту самую избушку Бабы Яги: встань к лесу задом, а ко мне – передом. Они – против, а мы – за!

И Лёва на пальцах и с должным пафосом обрисовал новую стратегию.

Да, трудно сорваться с насиженного места, особенно не по своей воле. С другой стороны – каждый житель Великоволжска получает уникальную возможность начать жизнь с чистого листа. Полмира об этом только и мечтает! И заодно скопом решим все самые запущенные городские проблемы. Ветхое жильё, устаревшие коммуникации, вечно прорывающиеся говнопроводы… Это станет прошлым. Новый Великоволжск построим на новом месте, на холмах. И будет он стоять на берегу моря, навсегда освободившись от вечного страха перед стихией. Лозунг «Каждой семье – достойное жильё!» из популистского станет программой реальных действий.

В новом, с иголочки городе каждая семья вселится в просторную светлую квартиру. Ещё на стадии строительства потекут сплошным потоком инвестиции. Вместо дряхлого дебаркадера построят современный речной порт. Не хуже, чем в Саратове или даже в Новом Орлеане на Миссисипи! С Новым Орлеаном он, кажется, переборщил – вот уж точно не лучший пример для подражания. Но американцы же, известное дело – звери! К тому же – тайные расисты. Затопили город вместе с людьми! Так ведь в Новом Орлеане, как известно, в основном негры и жили! А что они в Ираке творят?

Довод про Ирак подействовал почему–то сильнее всего.

– А что с могилами будет? – строго поинтересовался Вася.

Лёва в глубине души уже мог праздновать победу – вопрос переходил в практическую плоскость. Но сразу виду не подал:

– С какими могилами?

– Предков.

– Могилы предков заберём с собой! – без тени сомнения выпалил Зайцев, сам в сей момент веря каждому своему слову.

Поверил и Вася. А вслед за ним – сотни и тысячи великоволжских граждан с не самой твёрдой жизненной позицией. Кому нечего терять кроме своих цепей.

Новая стратегия легла на хорошо унавоженную почву. Подкрепили её и зримыми дарами, для начала ограничившись бутылкой водки, пачкой макарон и банкой тушёнки.

За этими самыми дарами в избирательный штаб Васи – Царя выстроилась длиннющая очередь, хвост которой тянулся по всей Садовой аж до Соборной площади.

Дятлов только успевал подвозить новые пакеты с даровыми продуктами питания, закупленные, естественно, на заусайловские деньги.

Самым верным сторонникам наряду с продуктами выдавали и по новенькой тельняшке. Выдать инструкции обещали чуть позже.

Среди прочих явился и изобретатель–метростроевец Мысливчик.

– Привет, Кузьмич! – приветствовал его Вася – Царь. – Как наша подземка?

– Метро откроем в числах ближайших. Отрегулировать воздуховоды надо ещё. Людям проворнее дышать было чтобы, – доложил Мысливчик.

– А это что такое ты притащил? – поинтересовался Вася, углядев в руках Фёдора Кузьмича некий лист, скатанный в рулон.

Тот с готовностью развернул лист с подробным планом:

– Солнца город построен будет. На холмах жизнь новая засияет. Царьград наречём ему имя. Василия Иваныча лично в честь.

– Ну, с Царьградом ты, брат, погорячился, – поскромничал Вася. – Но вообще – молодец! С каждого толика – городу обнова! А метро в новом Великоволжске именем твоим назовём. На века!

Тельняшку Мысливчику не дали. Зато не стали отбирать второй продуктовый пакет, им как–то незаметно приватизированный.

К Васиному уху склонился Дятлов:

– Тут вам, Василий Иванович, передали. Исключительно конфиденциально, – и он протянул сложенный вчетверо листок.

Вася развернул листок и прочитал записку без подписи, написанную, впрочем, и без того незабываемо знакомым почерком:

В 21 на нашем месте.

Вася посмотрел на часы:

– Дятлов! Присмотри тут. Дела зовут.

***

К вечеру Степанов получил по спецсвязи срочное сообщение от московских коллег:

«Объект предположительно обнаружен в Юго – Западном округе столицы, в районе Тропарёвского парка. По всем приметам совпадает с оперативными данными и представленным фото, за исключением усов, скорее всего сбритых. За объектом было установлено наблюдение. Однако объект, по всей видимости, заметил слежку и ушёл от преследования, что даёт основание предположить наличие у объекта оперативного опыта. Скрылся объект в жилом квартале, ограниченном улицами Островитянова, Академика Волгина и Высшей школой милиции. Можно предположить, что в настоящий момент объект может находиться или в общежитии квартирного типа для офицеров–стажеров, или в одном из ведомственных жилых домов, принадлежащих МВД. Установлены круглосуточные посты силами курсантов Высшей школы милиции. При повторном обнаружении объекта будет произведено его задержание».

***

Липовая аллея заканчивалась стелой, надпись на которой свидетельствовала о революционном прошлом парка. Когда–то, в начале двадцатого века именно здесь собирались романтичные молодые люди, мечтавшие сложить свои пламенные жизни на алтарь всемирной справедливости. Возле стелы лежала свежая гвоздика.

Значит, Василий уже на месте. Всё–таки он неисправим, – улыбнулась Ольга. Обойдя стелу, она ступила на едва приметную тропинку, что вела к полуразрушенной беседке, традиционному месту их тайных свиданий.

В глубине беседки белело пятно рубашки. При звуке приближающихся шагов пятно поднялось, расправило плечи.

– По вашему приказанию прибыл, гражданин начальник! – бодро отрапортовал Василий.

– Васька! – Ольга, кинув сумку на лавку, радостно бросилась к бывшему мужу и, обняв за талию, прижалась лицом к белой рубашке, стараясь не испачкать ткань помадой. – Это ты? – спросила она шёпотом.

– Это – мы, – поправил Вася и, бережно поцеловал её прямо в губы, напрочь изгоняя из встречи тему помады.

– Подожди, Вась, – попросила Ольга, не без сожаления прерывая затянувшийся поцелуй. – Первым делом – самолёты…

– Я мечтал об этом десять тысяч дней, – возразил было Вася, но всё же поднял, сдаваясь, ладони вверх. – Ладно, ладно, сдаюсь. Допрашивайте с пристрастием, гражданин начальник. Можно даже – с применением физической силы.

– Тяжело было… там?

– Там? Нормально было. Я же игрок, ну в смысле играю на инструментах. А люди с творческими навыками там на особом положении. Я закурю? – и, не дожидаясь разрешения, Василий вытряхнул из пачки сигарету. – Да ты присаживайся, Оль, я бумагу постелил. Чистую.

Они сидели на шуршащей лавочке в тёмной беседке и курили одну сигарету на двоих. Тяжёлый запах дыма смешивался со сладким, липовым, и, казалось, не было всех этих лет, а вот сидят они тут, вчерашние школьники, и дымят втайне от родителей.

– Скажи, Васькин, только честно, зачем ты в выборы ввязался? – Ольга специально назвала его старым, домашним именем. Человек с таким именем будет с нею предельно откровенным.

– Если честно… Смотри, Жарский слинял, ну и скатертью ему… А я… Буду мэром – и ты ко мне вернёшься, не правда ли, дорогая? Ты ведь любишь победителей, а? Если честно? – он очень похоже сымитировал её душевную интонацию.

Она рассмеялась:

– А кто, скажи, любит проигравших? Нет теперь таких женщин в русских селеньях, время сейчас такое…

– Нормальное время, – Вася щелчком отбросил докуренную сигарету. – Так что, вернёшься? Или давай, угадаю, чего ты хочешь?

– С трёх раз?

– С одного. Ты хочешь, чтобы я снял свою харизматичную кандидатуру!

– А ты снимешь?

– Посмотрю на твоё поведение, – засмеялся Вася и, развернув её к себе, шутливо чмокнул в лоб.

– Васькин, ты как был дураком, так им и остался, – она погладила его по голове, он перехватил руку и поцеловал – уже нежно – в ладонь. – Ну какая, блин, разница, кто круче – ты или я? Мы должны победить, понимаешь, мы! Поэтому никуда свою, как ты говоришь, харизматичную персону не снимай. Только, знаешь, ты гадости больше не делай, ладно?

– Не понял…

Ольга подтянула за ремень сумку, начала там рыться.

– Посвети, – попросила она, доставая несколько листков бумаги.

Василий зажигалкой поджёг сухие ветки, составив из них шалашик. В дрожащем свете импровизированного костерка он с недоумением разглядывал листки, оказавшиеся абсолютно одинаковыми.

– Объявления что ли? – спросил он.

– Листовки, – кратко пояснила Ольга.

На листовках была фотография Ольги в бикини. Она стояла в вызывающей позе, приложив указательный пальчик к капризно надутым губкам, и вполне двусмысленно подмигивала. Качество снимка подгуляло, но Ольга была очень даже узнаваема. Хотя и помоложе, – Вася прикинул мысленно, – лет на восемь.

Он помнил, как появилась эта фотография.

В тот день они втроём были на пляже. Он, Витька и Оля. Трое в одной лодке, не считая фотоаппарата… Плавали, загорали, дурачились. Потом фотографировались. Снимал… Ну эту–то картинку точно щёлкнул Витька. Потому что на оригинале снимка рядом с распутной нимфой, подкрадываясь к ней со скрюченными от страсти пальцами, находился именно он, Василий. Трусы у него были такие смешные, красные в белый в горох, что ли.

На листовке никаких трусов не наблюдалось, а от низкого качества печати Ольга выглядела совсем дешёвой проституткой, что было, конечно же, обидно. Под снимком шла надпись:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ!

Женщина лёгкого поведения.

Нашедшему просьба позвонить: 34–45–05.

Вознаграждение НАТУРОЙ гарантируется.

– Мой рабочий телефон, – пояснила Ольга. – Зачем ты так, Васькин? – голос её дрогнул.

– Я?! – задохнувшейся рыбой открыл он рот.

– Этот снимок был только у тебя и у меня, – смиренно подтвердила Ольга. – А теперь – у всего города. Правда, дворники и почтальоны – мой ресурс, но всё ведь не удастся снять… Обидно…

Слеза медленно катилась по щеке, едва различимая в свете догорающего костерка. Ольга развернулась так, чтобы Вася заметил этот материальный след горечи. Что же касается листовки, то она знала наверняка тираж столь беспрецедентной чернухи. Ровно пять экземпляров на домашнем принтере и ни штукой больше.

– Ошибаешься, родная, – голос Василия стал жёстким. – Этот снимок был ещё у одного человека.

– Думаешь, это Виктор?

– Уверен, – Вася кулаком стукнул по лавке и кинул листовки в костёр. – Ну ничего, брат… Ещё посмотрим…

– Васькин, а помнишь, какие у тебя в тот день были потешные трусы? – вдруг прыснула Ольга.

– Красные! В белый горох! – радостно подхватил Вася. Главное, что Оля не плачет, а уж он за неё, он!

– Ничего не в горох! Красные, да, но в ромашках, как у волка в «Ну погоди»!

Костёр давно догорел, а двое из беседки всё не выходили. Похоже, разговор о трусах завёл их слишком далеко…

***

Генералов в одиночестве прогуливался по волжской набережной. Но так казалось только со стороны. В том смысле, что он вовсе не прогуливался, а инспектировал боевые позиции.

Разведка доложила, что противник наметил основное наступление на завтра. В подробностях разведчики путались, отчасти даже противоречили друг другу. Поэтому надо было предусмотреть все возможные варианты. Как бы повёл себя сам Генералов, будучи командующим неприятельской армией?

Скорее всего, в качестве направления главного удара он выбрал бы непосредственно баррикаду, возведённую «суховцами» на задах детского парка – напротив плотины ГЭС. Здесь можно было устроить самую горячую схватку, а именно в прямом столкновении противник сейчас и был более всего заинтересован. Возможно, он не остановится даже перед малой кровью. На всякий случай надо будет заказать пару–тройку скорых.

А «запасный полк» разместим на пляже, решил Генералов. Самая для него уместная точка. И подходы, точнее, подкаты к набережной зело удобны.

В детском парке в этот предвечерний час было многолюдно. У самого входа гремела под открытым воздухом дискотека. Работали многочисленные тиры. Крутилось колесо обозрения. И это была мысль!

Генералов купил билет и забрался в шаткую кабинку. Поскрипывая, колесо неторопливо понесло его вверх. Чем выше – тем шире открывался простор. Город с доминантой Крестовоздвиженского собора был виден как на ладони.

Масляно несла свои воды в предвечернем свете красавица-Волга. По её спокойной глади сновали катера, покачивались рыбацкие лодочки, гордо и нагло рассекали волну быстроходные «Метеоры», солидно несли свою многопалубную стать два идущих встречным ходом теплохода. Поравнявшись, они поприветствовали друг друга густыми басовыми гудками.

Плотина ГЭС отсюда, с высоты, казалась какой–то мелкой и несолидной. И впрямь страшно было смотреть на простирающееся за нею Великоволжское море, уровень которого поднимался примерно на высоту третьего яруса колокольни. Генералову даже стало немного не по себе.

Его кабинка как раз вознеслась к высшей точке, и он опустил глаза вниз, в сторону дальней границы парка. Там кипела работа. Подъезжали грузовики и из них специально нанятые работяги сгружали мешки с песком – для укрепления главной баррикады. Генералов с удовлетворением отметил чёткость работы Палыча. Нет, не зря тот столько лет отслужил Родине в качестве военного инженера.

Здесь, на высоте, было тихо. Только ветер свистел в ушах.

Но не верьте этой тишине, – вспомнилась тревожная песня из старого и смешного советского фильма про границу.

Глава четвёртая. Логика русской битвы

За ночь народная баррикада на окраине детского парка превратилась в серьёзное фортификационное сооружение. Её хрупкий скелет, ещё вчера сооружённый «суховцами» из доступных подручных средств – вроде садовых скамеек, сухих веток и прочего почти мусора, оброс мясом плотно набитых песком мешков. Кое–где виднелись даже амбразуры с грамотно «настроенными» секторами обстрела.

Оружие, правда, не раздавали. По причине его отсутствия в доступных арсеналах. Да и некоторые представители народа не выглядели слишком надёжными – сдуру и вправду могли начать палить во все стороны.

Баррикада тянулась, наискосок пересекая берег Волги, и уходила своей мощной плотью прямо в воду – уже этак метров на десять от берега. Спокойные воды Волги, встретив неожиданное препятствие на своём пути, недовольно бурлили и пенились. По хребту баррикады сновали работяги с мешками, продолжая процесс. Баррикада потихоньку преображалась в новую плотину, призванную хотя бы символически оградить город от затопления.

Над баррикадой трепетал на ветру бледно–голубой великоволжский флаг с гербом города: пчелой в верхнем поле и рыбиной – в нижнем. Возле флага на вершине стоял сам Виктор Сухов и из–под ладони обозревал дальние подступы со стороны детского парка. Именно отсюда ожидалось наступление противника.

Оборону заняли рабочие порта во главе с Вованом и Николаем Николаевичем, волейболисты и прочие сочувствующие. Все были серьёзны и трезвы.

Вован нервно курил – напряжение момента с каждой минутой нарастало. Палыч, не выпуская из рук мобильника, наблюдал за происходящим от самого берега и в случае крайней необходимости готов был взять командование на себя.

– Идут! – провозгласил, наконец, Сухов.

– Идут! Идут! Идут! – прошелестело по рядам защитников.

По главной аллее парка приближалась колонна «царистов» – все как на подбор в полосатых тельняшках. Сам Вася – Царь возглавлял шествие.

Метров за сто до баррикады колонна начала рассредоточиваться. Сначала хаотично, но затем прямо по ходу перестраиваясь в стройные широкие ряды. Из матюгальников следовавшей за ними радиопередвижки раздались ритмичные и мощные аккорды Седьмой симфонии Шостаковича. Той самой, что в первый раз исполнили в осаждённом Ленинграде. И хотя в ней маршевая часть символизировала как раз нашествие фашистских варваров, на сей смысловой ляпсус никто не обращал внимания. Уж больно хороша была музыка для полноценной психической атаки! А особенно этот маршевый кусок, записанный «по кругу»: та–да – та–дат–та!

«Царисты» вышагивали точно в ритме музыки. Два длинных шага – три коротких.

Та–да – та–дат–та! Та–да – та–дат–та!

Прямо как белая гвардия в фильме «Чапаев».

В тылах защитников тоже зазвучала заранее подготовленная «Вставай, страна огромная!».

– Фашисты! – раздался со стороны баррикады чей–то слишком грамотный фальцет.

Но его не поддержали. Какие уж тут фашисты, когда все вокруг – родственники?!

– Смотри, Вован! Твоя! – указывал Николай Николаевич на шагавшую в первых рядах марширующего противника жену Вована Надежду.

Лишь на мгновение задержав взгляд на жене в тельняшке, в одном ряду с нею Вован углядел тёщу Николаича и ткнул товарища в бок:

– Сам смотри!

И вправду: брат шёл на брата, сестра на сестру, муж на жену, тёща на зятя, свекровь на сноху!

Та–да – та–дат–та!

Гражданская война в отдельно взятом Великоволжске, давно зревшая, перешла в решительную, боевую стадию.

Палыч нервно сжал в ладони вмиг запотевший мобильник.

***

Припарковались у клумбы с фиолетовыми левкоями. Чуть в стороне от поля битвы, но на возвышении, так что вид открывался, как из ложи бенуара.

– Хорошо идет та группа, в полосатых купальниках, – констатировал Генералов. – Жаль, бинокля не захватили.

– А наш–то, смотри, прямо трибун! – восхитилась Вика, выхватив взглядом мужественную фигуру Сухова на вершине баррикады. – Осанка – блеск!

Мышкин, мирно дремавший всю дорогу, встрепенулся и сел. Он уткнулся глянцевым носом в стекло передней дверцы, глазками–бусинками оценивая обстановку. Баррикады и прочая ерунда интересовали Мышкина меньше всего. По стеклу ползла муха, и именно за нею он следил пристально, не выдавая прежде времени охотничьего азарта.

Напротив их машины, у клумбы с розовыми левкоями, взвизгнув тормозами, остановилась новенькая «вольво».

Муха улетела, и Мышкин разочарованно зевнул. Кажется, ничего интересненького в ближайшее время не предвиделось. Тоска–а–а. Дотянуть бы до вечерней прогулки. Там, возле самого дома есть такой интересный столбик…

Вдруг яркий лучик солнца коснулся правого глаза, скользнул к левому. Что такое? Мышкин встрепенулся, чихнул и вскочил на все свои четыре лапы, едва не соскользнув с колен хозяйки на вонючий резиновый коврик автомобиля.

Виктория и Генералов одновременно посмотрели на «вольво» и переглянулись.

– Конкурирующая фирма, однако, – усмехнулся Генералов.

В «вольво» рядом с водителем сидел политтехнолог Лев Зайцев. Он радостно улыбался коллегам и боковым зеркальцем пускал солнечных зайчиков прямо в морду Мышкина.

Мышкин радостно и визгливо залаял. Хвост его ходил ходуном, бил хозяйку по щекам. Когти царапали изнутри стекло скромного «форда». Кстати, выделенного на время избирательной кампании команде Генералова из того же заусайловского гаража, что и «вольво» пижона-Зайцева.

Мышкин удачно взял особо высокую ноту.

– Вика, выключи ультразвук, – попросил Генералов. Он доброжелательно и с интересом наблюдал за радостными телодвижениями кобеля Мышкина.

Пунцовая от смущения Вика, не глядя на провокатора из «вольво», шлёпнула Мышкина по заднице.

Что?! Такого в их маленькой семье ещё не бывало. Мышкин оборвал себя на полуслове. Задышал тяжело, со значением. Обиженно отвернулся и от окна, и от хозяйки. Он, между прочим, не просто так, бобик какой, он – китайская хохлатая, он… Да у него дипломов – больше чем лап у таракана! Мышкин сделал вид, что умер. Лишь подрагивающий хвост с пушистой кисточкой напоминал о недавней радостной встрече.

На площади, кажется, готовы были разбушеваться совсем иные страсти. Тельняшки шли на приступ. Сухов вскинул руку. Кажется, он кричал.

– Слушай, Павел Валерьевич, а они у нас друг другу бошки не поотрывают? – озабоченно поинтересовалась Вика. В сторону розовых левкоев она не смотрела. Хватит с них и фиолетовых.

– Держу руку на пульсе, – Генералов продемонстрировал зажатый в ладони мобильный и ободряюще кивнул.

***

Замыкали ряды наступавших художественные гимнастки с обнажёнными по самые тельняшки высокими стройными ногами. В руках они несли мячи, булавы, обручи и размахивали, тоже в такт шагам и музыке, разноцветными лентами на палочках. Красивых и ловких девушек привлекли, надо думать, для грядущего празднования неминуемой победы «царистов». Их спортивно–праздничный вид оставлял последнюю надежду, что до смертоубийства не дойдёт.

Но всё оказалось значительно серьёзней.

Вышагивающие под Шостаковича приблизились к баррикаде уже на расстояние нескольких шагов. Вдруг музыка резко смолкла и наступающая стройная армада вмиг, как то и было задумано, остановилась. И эта их мгновенная неподвижность в резко наступившей тишине на самое краткое время повергла обороняющихся в шок. Этим наступавшие и воспользовались, бросившись прямо на баррикаду.

«Царисты» выстроились в несколько длинных цепочек и принялись планомерно, деловито и уверенно стаскивать верхние мешки с тела баррикады и волоком, передавая за уголки друг другу, оттаскивать подальше в сторону. Причём направление их главного удара сконцентрировалось как раз по центру рукотворного сооружения.

В это же время крепкие бойцы «царистов», вскарабкавшись справа и слева на баррикаду, затеяли потасовку с «суховцами» и смогли на время отвлечь на себя главные мужские силы оборонявшихся. Боевые действия велись уже и на плотине над водами реки – многие туда и попадали, в самую Волгу.

Остальные же «царисты» дружно и буквально за несколько минут сумели расчистить значительную брешь по самому центру баррикады. Наконец, стала ясна и их цель. Если баррикада–плотина выполняла лишь роль символической защитницы города, то и разрушить её достаточно было вполне символически. Главное в этом деле – сломить дух защитников. И это им, надо признаться, почти удалось.

Сухов, почуяв неладное, поднял городской флаг над собой и принялся им размахивать из стороны в сторону, создавая вокруг себя ветер не хуже хорошего импортного вентилятора.

– Но пасаран! – кричал он, привлекая в общем гаме внимание рассредоточившихся «суховцев». – Нас голыми руками не возьмёшь! Пшёл вон! – отпихнул он ногой не в меру бойкого «царистского» парня, пытавшегося вырвать у него из рук древко флага.

– Новой жизни хотим! – выкрикивали специально обученные люди из рядов «царистов».

– Долой предателей! – отвечал им зычный Николай Николаевич.

– И штрейкбрехеров! – не очень по делу добавлял Вован, силясь отобрать взад мешок у Николаичевой тёщи.

– Вали его! – приказал Вася – Царь двум своим самым крепким сподвижникам, борцам сумо, между прочим. Имея в виду, конечно же, не Вована, а родного братца. Взбираясь вверх и спихивая по ходу на землю очередные мешки с песком, сумоисты отправились выполнять приказание.

В центре становилось слишком горячо. Битва грозила пойти совсем не по правилам. Некоторые даже высматривали вокруг себя – что бы такое подхватить в руки потяжелее. Ситуация грозила выйти из–под контроля.

И только в этот момент Генералов, так и не вышедший из машины, поднёс телефон к уху и отдал короткий приказ:

– Выкатывай!

Получивший приказ Палыч взмахнул рукой сверху вниз, а потом снизу вверх – как заправский сигнальщик с флагманского корабля, передающий по команде приказ адмирала. Двое дюжих мужиков – из суховцев – по наклонному пандусу, соединявшему песочный пляж непосредственно с набережной, выкатили в тыл «царистам» некое сооружение–аппарат, напоминавшее передвижной прилавок. Поперёк прилавка сияла новенькая люминесцентная надпись: БЕСПЛАТНО.

Две девушки, ловко взобравшись на парапет ограды, развернули плакат с недвусмысленным утверждением–обещанием:

Виктор Сухов угощает!

А крепкие мужики уже катили по пандусу первые бочки с пивом.

Борцы–сумоисты первыми нарушили приказ и не завалили Сухова. Они довольно ловко на своих мягких частях спустились вниз с баррикады и солидно направили стопы в сторону прилавка. За ними потянулись и остальные.

Надо было отдать должное обеим противоборствующим сторонам – в очереди за бесплатным пивом все вели себя исключительно культурно и порой норовили недавних врагов пропустить вне очереди. А со стороны пляжа появлялись на набережной всё новые и новые бочки. Едва не разгоревшаяся битва логично перетекла в русский народный праздник.

Пригодились, наконец, и гимнастки, быстренько сгруппировавшиеся и устроившие разогретой публике показательные выступления.

Только Вася – Царь бросал в сторону брата, собственноручно разливавшего пиво, испепеляющие взгляды. Но в данных обстоятельствах не мог позволить себе ничего личного.

***

С начала лета в посёлке начали исчезать женщины.

После пропажи первых двух – разбитной работницы общепита и юной нянечки из детского сада – никто особенно и не почесался. Списали потери на женское их естество, поддавшееся влиянию огней слишком близкого города. И ту и другую поселковая молва быстренько записала в проститутки. Причем нянечку, по причине роскошной фигурки и молодости, в проститутки не простые, а валютные.

А потом пропала, как сквозь землю провалилась, ударница труда, бригадир лучшей женской полевой бригады. Сбежать она не могла. В городе такие не котируются, второй сорт, – язвительно шептались кумушки. И крепко–накрепко, под угрозой порки, запрещали подросшим дочерям шляться вечером по посёлковому Бродвею, пыльной шоссейной дороге, ведущей от клуба к сельпо и обратно, от сельпо, к, соответственно, клубу.