Текст книги "PRосто быть богом: ВВП (СИ)"
Автор книги: Павел Генералов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Скульптор Мухин сидел на табурете в глубине яблоневого сада. Перед мольбертом. Яблоневый сад и табурет были настоящими, а скульптор и мольберт – бронзовыми.
– Пока у себя во дворе посижу, а помру – в городе поставите, – пояснял он любопытным посетителям. По замыслу художника предполагалось, что его памятник усадят со временем на обычную городскую скамейку, чтоб не слишком выделялся среди живых.
Судьба Лёши Мухина сложилась не в пример удачнее, чем у многих других его сокурсников по скульптурному отделению Строгановки. И всё потому, что в отличие от большинства он не стал цепляться за Москву, а вернулся в родной город. Остальным пришлось идти или в подмастерья к могучему и безбашенному Церетели, или искать приложения своих талантов по заграницам.
Поначалу и у Мухина дела складывались, мягко говоря, не очень. Занятие скульптурой – дело весьма затратное, и первое время у Лёши средств хватало лишь на скульптурный пластилин. А что из него изваяешь? Макет, набросок величиной с ту самую табуретку, на которой теперь восседал его автопортрет в полный человеческий рост. Заработка ради приходилось ваять безвкусные могильные памятники для местных богатеев и бандитов.
И так было до тех пор, пока жизнь не свела Лёшу Мухину с Петром VII Заусайловым. Ни тот, ни другой уже и не помнили точно, при каких обстоятельствах познакомились. Зато общий язык они нашли практически сразу.
Заусайлов пришёл в полный восторг от Лёшиных «городских» скульптур. К тому времени в миниатюре уже существовали и «Мужчина в командировке», и «Торговка семечками». Правда, замысел «Бурлака–рыбака» ещё только зрел. Но при помощи Заусайлова дозрел быстро и быстро же был воплощён в бронзе. Для него и всех последующих работ на Авиационном заводе был оборудован специальный скульптурный цех.
Установка скульптур в городе местной казне тоже ничего не стоила, достаточно было и того, что Городской Совет безропотно выделял для них место. Для жителей же Великоволжска все эти «невеликие бронзовые люди», как их однажды поименовали в местной прессе, стали родными и даже предметами гордости – в соседних волжских городах ничего подобного пока не было. Хотя заказы уже начали поступать и из Костромы, и из Ярославля и даже из далёких Чебоксар, жители которых возжелали в компактном человеческом виде запечатлеть память о великом своём земляке Чапаеве в компании с верными Петькой и Анкой–пулемётчицей.
Основным же поприщем деятельности Мухина оставался родной Великоволжск. В новой мастерской, отстроенной на щедрые гонорары Заусайлова и силами строительного управления Авиационного завода, уже стояли, пока ещё в гипсе, новые творения мастера.
В правом углу мастерской из люка с отодвинутой рифлёной крышкой вылезал из–под земли «Ремонтный рабочий» с разводным ключом в руке и мотком кабеля на плече. Его предполагалось установить на тротуаре одной из центральных улиц, скорее всего Красной или Садовой.
Левый угол занимал «Пасечник» с ульем – в широкополой шляпе с лицевой сеткой. В одной руке он держал курившийся дымарь – дым изображала тончайшая, закрученная жгутиками серебристая проволока, во второй – рамку с полупрозрачными сотами. Над ульем на проволочках летали гипертрофированного размера пчёлы, величиной со среднего воробья. Будущему «Пасечнику» уже уготовили место в Верхнем городском парке – именно там когда–то располагалась первая пасека Петра I Заусайлова.
Скульптурное изображение самого основателя города как раз в настоящий момент находилось в работе – в центре мастерской, как раз под прозрачным фонарём крыши.
Для изображения своего пращура, пользуясь уникальным сходством, позировал лично Пётр Петрович Заусайлов.
Мухин в заляпанном глиной комбинезоне, сверяясь с моделью, доводил до только ему ясного идеала лицо памятника. Лицо выходило очень похожим, живым и даже немного озорным – с этаким ленинским прищуром во взгляде.
– Ну что, Лёша, – подал голос позировавший до того молча Заусайлов, – к Медовому Спасу точно отлить успеем?
– Если смежники не подведут… – пробормотал увлечённый работой скульптор.
– Когда это смежники подводили? – удивился Пётр Петрович.
– А когда бурлака отливали, помните? Морду вбок перекосили, будто его бешеные пчёлы покусали. Ночью заново отливку делали. Едва остыла перед открытием. Заусеницы я потом уже на месте отшлифовывал.
– Ладно, за смежниками последим. А ты…
– Вы можете помолчать, Пётр Петрович?! А то у вас усы в стороны топорщатся! – Мухин вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони.
Заусайлов пристыжено умолк. И пригладил усы.
***
Петрушка был не в обычном своём костюме, а в смокинге с белой бабочкой и с чемоданом, который он именовал кошельком. Он подмигнул почтенной публике и приоткрыл «кошелёк». Там, естественно, находилась классическая Петрушкина палка.
Спектакль «Петрушка–кандидат» приближался к концу. Всех прежних оппонентов народный герой уже успел отколошматить по первое число. Последнего соперника, толстого Чиновника с пышной шевелюрой, Петрушка, похоже, решил купить. А перед покупкой, как и положено, хорошенько покуражиться.
Чиновник причесал гребешком волосы и спросил, угодливо сгибая шею:
– Что предпочитаете? Чай или кофе?
– Картофель!
– Э–э–э… Кофе или чай?
– Головой качай!
Чиновник вздохнул и крикнул за ширму:
– Принесите лимонад!
– Смертельно рад! Ну что, договоримся? Вы согласны удавиться?
– Удавиться?
– Удивиться! А точнее – удалиться!
– Это обойдётся вам недёшево. Миллионов пять!
Чиновник в восторге от собственной смелости открыл рот и так и не закрыл.
– Лимон опять! Рот закрой, муха залетит – не вылетит.
– Лимон? Договоримся!
Чиновник от предвкушения денежек пустился в пляс.
Петрушка потряс «кошельком»:
– Какие деньги нужны – круглые, длинные или березовые?
– Разве есть березовые деньги?
Рот Чиновника, наконец, закрылся, зато волосы приподнялись и остались торчать перпендикулярно круглому лицу.
– А как же! Для хорошего человека есть и березовые, и осиновые!
Петрушка раскрыл чемодан и скинул смокинг, оказавшись в обычной косоворотке.
– Давай, получай! За добавкой – без очереди! Инвалидам умственного труда – наш поклон до пупа!
Под аплодисменты немногочисленных зрителей Петрушка палкой погнал Чиновника к краю ширмы. Тот неловко прикрывался рукой и жалобно подвывал. К пущему унижению при бегстве он потерял парик, который упал прямо на пол.
Мышкин, не следивший, казалось, за представлением, мгновенно схватил парик и начал его самозабвенно трепать, яростно тряся головой.
– Ну–ну–ну, отдай, пожалуйста, – из–за ширмы выскочил невысокий человек с чёрной кучерявой бородкой. Он ласково почесал Мышкина за ухом и аккуратно вынул из его пасти мохнатый паричок. Спас реквизит от немедленного истребления.
– Спасибо большое, все свободны, – объявил Генералов.
Зрители, они же рядовые сотрудники штаба Виктора Сухова, не прекращая аплодировать, вышли из зала. С кукольниками остались лишь Генералов и Виктория. Ну и Мышкин, конечно. Последний не терял надежды поймать ту дохлую, истошно пахнущую клеем мышь, которую так приятно было бы разорвать на тысячу мелких клочков.
Кукольников было трое. Бородатенький Шаров, известный некогда ведущий сатирической передачи с центрального канала. Его верный сценарист Игнатьев, чьи меткие двустишия в своё время цитировала вся страна. Эти двое были из редкой породы искренних демократов, чьи таланты оказались нужны России только в краткие годы свободы. Сейчас им приходилось промышлять исключительно частными заказами. Третьим у них работал профессионал–кукольник, высоченный широкоплечий детина, с простодушного лица которого не сходила благодушная улыбка.
– Думаю, мы договоримся, – сказал Генералов. – Да вы присаживайтесь за стол, пожалуйста, – пригласил он широкоплечего, который бережно складывал в сундук актёров народного театра.
– Он – глухонемой, – сообщил Шаров.
Виктория и Генералов переглянулись, но улыбки сдержали.
– Итак, господа, ваш стиль представляется нам безукоризненным, – польстил Генералов. Впрочем, не кривя душой – представление и впрямь прошло динамично и весело. – Только у нас будут свои предложения по репертуару. Исходя из наших параметров.
– Само собой, – согласился Шаров.
– Мы работаем быстро, – оглушительным басом подтвердил Игнатьев.
– Отлично. Итак, сценарий первый. Жили–были два брата…
– Петрушка и Филимошка, – вставил Шаров.
Вчетвером они быстро – по две чашки кофе на каждого, Глухонемой пил чай – набросали основные коллизии сценария про Петрушку и Филимошку. Ещё быстрее, уложившись в одну чашку, договорились об оплате.
Генералов и Вика стояли у окна. Мышкин сидел здесь же, на подоконнике. Из подъезда вышли оживлённо переговаривающиеся Шаров и Игнатьев. Шаров яростно жестикулировал, а Игнатьев что–то басил в ответ. За ними, безмятежно улыбаясь, тащил ширму и сундук с реквизитом глухонемой кукольник.
– И это всё, что осталось от российской демократии? – печально произнёс Генералов. – Жалкое зрелище…
***
Кажется, это начинало входить в традицию. Только не ясно пока было – добрую или дурную. Ольга вновь дожидалась Сухова в его собственном номере.
– Место встречи изменить нельзя! – с порога попробовал пошутить Сухов. Шуткой на шутку Ольга не ответила.
– Ну, здравствуй, Оля! – Сухов склонился к ней. На сей раз Ольга не отстранилась и позволила не только себя поцеловать, но и ответно коснулась губами щеки Сухова, ласково коснулась. Но Витя был не настолько прост, чтобы сразу броситься к ней в объятия.
Сегодня Ольга одета была подчёркнуто скромно – в серый брючный костюм и белоснежную рубашку со стоячим воротничком. Не иначе – бизнес–леди перед деловым ужином.
– Я думаю, нам стоит выпить шампанского, – вежливо предложила Ольга.
– У меня нет шампанского, – улыбнувшись чуть натянуто, развёл руками Сухов.
– Зато у нас оно есть. В холодильнике.
Виктор долгим взглядом посмотрел на Ольгу, ничего не сказал и открыл холодильник. Там и впрямь оказалась красивая коробка с бутылкой «Вдовы Клико» и двумя фирменными подарочными бокалами.
– С намёком, что ли? – не без иронии заметил он. На сей раз промолчала Ольга.
Распаковав коробку, Сухов разлил шампанское и хотел опуститься на диван рядом с Ольгой. Однако та указала ему на кресло, стоявшее с другой стороны журнального столика:
– Сядь туда. Пока. Мне надо видеть твои глаза. – Виктор послушно занял предложенное место. – Буду откровенна, Витя. Я пришла сделать тебе деловое предложение.
– От которого я не смогу отказаться?
– Цитаты из «Крёстного отца» становятся уже дурным тоном.
– Внимательно слушаю…
– Предложение у меня простое и очень конкретное. Я сливаю свою избирательную кампанию. И даже помогаю тебе административным ресурсом. Негласно, конечно.
Сухов поднял за тонкую ножку бокал, но чокнуться и выпить не предложил.
– Что ты за это хочешь?
– Хочу остаться при своих.
– То есть?
– Ты выбираешься в мэры. А я остаюсь твоим замом.
Сухов усмехнулся:
– То есть, ты хочешь, чтобы естественным образом поменялся очередной мужчина, которого ты вывела в люди?
– Но ведь твоя жена всё равно сюда не поедет? – вопросом на вопрос ответила Ольга.
Сухов задумался и ответил не сразу, лишь после паузы:
– Возможно… Дочка в гимназии. Привычная жизнь, работа, подруги. Это будет проблема… Впрочем, её проблема, – видимо, в голове у него что–то щелкнуло. – Давай выпьем!
Бокалы тихонько звякнули, Ольга и Виктор отпили по глотку. Ольга поставила бокал на столик:
– Но ты же меня не кинешь, Витя? – Ольга посмотрела ему прямо в глаза.
– Когда это я тебя кидал?! – возмутился Сухов.
– А зачем ты сюда приехал… накануне исчезновения Жоры? Думаешь, что я ничего не понимаю, что я дура набитая? Говорил – соскучился, а сам… просто использовал меня в очередной раз. Позвони мне, позвони…
Сухов вскочил с кресла:
– Ты действительно дура! – и принялся расхаживать туда–сюда по комнате.
На губах Ольги проступила едва заметная улыбка:
– Ладно, ладно, Сухов. Сейчас я тебе верю. Может, поцелуемся?
– Обязательно, госпожа вице–мэрша!
Из номера Сухова Ольга вышла примерно через час. Уже на пороге она склонилась к провожавшему её Виктору и прошептала ему на ухо:
– А у следователя–то номер получше будет…
– Да я ему рога… – чуть не взбесился Сухов.
«Если Вася тебя не съест», – подумала Ольга про себя, прикладывая указательный палец к губам Сухова.
И строгой походкой очень деловой женщины пошла прочь по длинному коридору.
***
Мастер–класс проводил лично Лев Зайцев. Это была высокая честь, что не вполне осознавали агитаторы, в отличие от Дятлова, успевшего по достоинству оценить изощрённую квалификацию приезжего политтехнолога.
– Коллеги! Мы проделали большую работу, но это только начало, – Зайцев прохаживался перед рядами агитаторов, улыбаясь всем и каждому. В последнем ряду, немного особняком, сидели Дятлов и Вася – Царь. За Лёвиной спиной, прикреплённые к стене, висели почтовые ящики разных типов. На письменном столе лежали предметы непонятного назначения: вязальные крючки и спицы, рулончики скотча, ножницы, маркеры, плакаты, перевёрнутые к слушателям белой стороной.
– Вы знаете, как много грязи в последнее время появилось в нашей почте, – Зайцев через плечо указал пальцем на ящики. – Кому–то очень не хочется, чтобы мэром стал достойный.
Агитаторы заскрипели стульями, оборачиваясь на Васю, тот печально покачал головой, скромно подтверждая, что тот самый достойный – это он.
– Сегодня я покажу вам, как грамотно, без варварских поджогов и прочего вредительства чистить территорию, – Зайцев взял со стола спицу и подошёл к ящику с круглыми дырками. Сквозь дырки виднелась газета. – Итак, если перед вами такая модель, действуем следующим образом…
Лев подтолкнул спицей газету, и, когда краешек её появился вверху, ловко, двумя пальцами вытащил наружу. Брезгливо бросил газету прямо на пол.
– Если модель посложнее, с щелью сверху, – Лев уже с вязальным крючком колдовал у другого ящика, – цепляем эту гадость… Эту гадость – крючком!
Вторая газета полетела вслед за первой, мелькнула надпись «Они хотят нас купить».
– Но самый лучший вариант – ключ почтальона, – Зайцев продемонстрировал толстенький, углом загнутый многогранный кусочек металла. – Тогда мы открываем сразу ряд ящиков.
Он пошуровал железякой в неприметном отверстии в боку цельного блока бездырочных ящиков и распахнул перед восхищёнными зрителями тыловую часть щита с прорезями, из которых торчали всё те же газеты.
– Выдадим, всё выдадим, – успокоил Зайцев заволновавшихся агитаторов. – Только учтите, коллеги, в последнем случае работать надо попарно. Чтобы за задни… за руку не схватили. Теперь поговорил о наружной агитации. Помогите, пожалуйста…
Две активные агитаторши, в мирной жизни учительницы, под мудрым руководством Зайцева скотчем прикрепили на стене плакаты. С плакатов торжественно улыбался миру Виктор Сухов. Он и не предполагал, что станет мишенью в подобном тренинге.
– Они на клей собачат, не отодрать, – выкрикнул прыщавый юноша.
– Намертво, все ногти обломали, – подхватили женщины.
– А ничего отдирать и не надо! – радостно заявил Зайцев. – Мы сделаем проще. Возьмём маркер и просто–напросто… Вот так, перечеркнём. Крест накрест!
Лев отошел от плаката, полюбовался и продолжал, демонстрирую на свежих Суховых всё новые и новые варианты порчи продукта:
– Можно написать что–нибудь короткое. Например: ВОР. Или: ВОН!
– А можно – жопа? – выкрикнул студенческого вида юноша и покраснел.
– Можно, – благодушно разрешил Зайцев. – Главное – чтобы надпись шла посередине лица. Также можно что–нибудь пририсовать… Вот – рожки… так, сделаем поразвесистей… можно – синяк. Всё – можно. Но лучше – без мата. Мы же – интеллигентные люди!
В завершение тренинга перед агитаторами выступал Василий Иванович Сухов. Он поблагодарил земляков за поддержку, поталдычил про замечательную команду, которую видит перед собой, порассуждал о перспективах нового города. Агитаторы откровенно заскучали.
Лёвка из последнего ряда делал Васе знаки: закругляйся, мать твою, закругляйся!
И Вася закруглился. Взгляд его стал проникновенным, голос обрёл твёрдость.
– И я очень прошу вас, уважаемые мои земляки, при зачистке территории, как выразился наш уважаемый коллега, освобождайте людей от всей грязи. Не только от той, что распространяется обо мне. Мне–то что? Танки грязи не боятся! Освобождайте – в первую очередь самих себя – и от той клеветы, той недоброй молвы, что распространяют об исполняющей обязанности мэра Ольге Ильиничне Жарской. Эта хрупкая женщина мужественно взяла на себя город…
– У него размягчение мозга? Что за благотворительность? – шёпотом спросил Зайцев, но Дятлов не ответил. Он тоже не понял, что за пургу несёт кандидат.
В два прыжка грозный Зайцев оказался вновь в первых рядах. Он вежливо оттеснил Васю – Царя и заговорил сам:
– Спасибо, уважаемый Василий Иванович. Мы – с вами! Итак, коллеги, задание понятно: чистим город. И учтите: если победим, каждый агитатор получает премию размером в два оклада!
Вслед за окрылёнными агитаторами ушёл и Вася – Царь, не пожелавший выслушать те добрые слова, что так и рвались изнутри возбуждённого Зайцева.
– Да… Как всё запущено–то… – задумчиво произнёс Лёва куда–то в пространство.
Дятлов смотрел печально. Сердце его разрывалось надвое. Он был по–прежнему верен старой дружбе с Васей – Царём. Но и не мог не оценить напористого авантюризма профессионала Зайцева.
Зайцев почесал ухо и, приняв решение, приказал:
– Дятлов, запиши. Нужна кровь.
***
Степанов играл азартно и по–крупному. Прямо как Фёдор Михайлович Достоевский. В лучшие, точнее, в худшие свои времена. Правда, Достоевскому в Швейцарии или Баден – Бадене приходилось порой закладывать обручальное кольцо или даже последнее пальто. Степанов ограничивался вполне виртуальными выигрышами и проигрышами. Да и то отчасти за чужой счёт.
«Монополию», на большой картонной коробке которой было написано «настольная игра, обучающая торговле недвижимостью», он приобрёл в Великоволжском «Детском мире» на улице Красной. В коробке наличествовало собственно игровое поле, 10 игральных фишек, 28 карточек – Документов на право собственности, 16 карточек Шанс, 16 карточек Общей Казны, 1 комплект специальных денег для МОНОПОЛИИ, 32 Дома, 12 Отелей и 2 игральных кубика. Ко всему этому прилагались собственно Правила игры и, на отдельном листочке, История Монополии.
Как человек в меру любопытный, Степанов с истории и начал. Выяснилось, что игра была изобретена – кто бы сомневался? – в Америке во времена Великой Депрессии очередным разорившимся господином по имени Чарльз Дэрроу. Он предложил свой проект некой фирме, но там его послали подальше, обнаружив в игре огромное количество ошибок и несоответствий. В чём, собственно, заключались ошибки и что чему не соответствовало, Степанов не понял. Зато узнал, что предприимчивый Чарльз на пару с другом собственноручно изготовил 5000 копий игры и продал их в магазинах Филадельфии. Спрос вскоре настолько превысил предложение, что им всё же пришлось срочно искать солидные производственные мощности.
С тех пор в игру сыграло уже более полумиллиарда человек. По ней даже проводятся чемпионаты мира. В Истории приводились и всякие разные глупости–казусы, связанные с игрой. Например, какие–то идиоты однажды играли в монополию 1680 часов, что составляет ровно 70 дней. Другие и вовсе 36 часов «обучались торговле недвижимостью» вниз головой, будучи подвешенными к потолку. Как–то в лифте партия продолжалась 384 часа, а под землёй – в шахте, что ли? – 100 часов. Однажды под игровое поле был приспособлен целый студенческий городок, в котором «покупались» и «продавались» реальные участки, дома, гостиницы и прочие объекты и достопримечательности. Выпускалась и целиком шоколадная Монополия, и детский её вариант, где фишки заменялись героями мультяшек.
Степанову достался московский вариант игры. Среди объектов купли–продажи значились улицы Сретенка и Полянка, Ростовская набережная и Гоголевский бульвар, Рижская и Казанская железные дорогие. Причём Смоленская площадь стоила на 60 тысяч больше, чем пресловутая Рублёвка, а всех дороже был Арбат – аж 400 тысяч рублей. Водопровод и Электростанция оценивались не в пример дешевле.
Партнёров себе Степанов выбрал из числа немногочисленных своих великоволжских знакомых, а именно – Ольгу Ильиничну Жарскую, Виктора Ивановича и Василия Ивановича Суховых. Играли за журнальным столиком.
Ольгу он расположил поближе к себе, на диване. Братьев–кандидатов – в креслах по другую сторону. За реальным отсутствием в пространстве его гостиничного номера вышеозначенных партнёров их пришлось заменить листочками бумаги, сложенными домиком – именно на этих листочках красным маркером и были начертаны их полные имена. Для себя Степанов выбрал роль Банкира, но при этом за остальных играл с полной отдачей и без поддавков, как играл бы за самого себя.
Сегодня всем везло попеременно. Хотя Степанову – Банкиру и пришлось уже давно, исчерпав запас наличных, перейти к выдаче дополнительных средств в виде долговых расписок.
Ольга почему–то часто попадала в тюрьму и вынуждена была или пропускать ход, или платить очередной выкуп. Зато в категории Шансов ей чаще попадались внеочередные выплаты дивидендов или неожиданные продвижения вперёд.
Сухов судорожно скупал участки улиц и, построив на них дома и отели, начинал планомерно, за счёт арендной платы обирать партнёров, попадавших в ходе игры на его территорию.
Вася – Царь, как всякий революционный по натуре элемент, старался первым делом захватить Электростанцию, Водопровод и железные дороги. Из колоды карточек Общественной казны он вытягивал то обязательство срочно заплатить зубному врачу, то получал второе месте на конкурсе красоты – за что ему полагались очередные 10 тысяч.
И всё же чаша весов потихоньку склонялась к Сухову. К началу первого ночи он скупил уже семь из восьми одноцветных уличных блоков. Ему принадлежало три из четырёх железных дорог. Чтоб не разориться в пух и прах, Ольга сама признала себя банкротом. Вася держался до последнего. И лишь когда ему пришлось расстаться с Электростанцией, своим последним активом, вынужден был признать поражение.
Поднявшись с дивана, Степанов не стал складывать в коробку игровое поле и прочие причиндалы, предполагая, что игру они продолжат завтра. В голове было ясно и прозрачно. У изголовья кровати лежал томик избранных рассказов Конан Дойла – чтение их на ночь обычно способствовало хорошей аналитической работе мозга Степанова с последующим мирным засыпанием тела.
Степанов уже лёг в постель и открыл начало рассказа «Союз рыжих», когда его словно некая сила вытолкнула из постели. Вдев ноги в тапочки, он отправился к своему рабочему столу и взял в руки те самые промокательные листы от пресс–папье, над процессом сушки которых так потешалась тогда Ольга. А ведь прежде, чем высушить, Степанову пришлось обработать их специальным раствором для лучшего проявления записей, которые ими промокались. Проявилось немногое. Восстановленные им при помощи зеркала и переписанные на отдельный листок записи Жарского, которые он «промокал» при помощи пресс–папье, все равно выглядели абракадаброй:
С. – 400–200+500
Л. – 750+300–250
Н. – 250+700–600+100
З. – 400+600+350+180+800+1900+П.
То ли буква «З», то ли цифра «3» была обведена жирным кружком.
Уже в который раз Степанов безуспешно пытался разгадать эту загадку. Он почти не сомневался уже, что каракули эти имеют непосредственное отношение к игре Жарского в ту самую «Монополию», что была обнаружена на столе в его «тайном» кабинете. А так как Степанов сам обычно банковал, то вполне мог предположить, что цифры как раз и могут означать выданные или изъятые у игроков суммы. Только вот кто такие эти «С», «Л», «Н» и тот, кто скрывается под буквой «З» или цифрой «3»? Что за таинственные партнёры? И что такое «П»?
И тут Степанова, кажется, немного осенило! Он несколько раз прошёлся по комнате. То улыбка радости озаряла, то гримаса разочарования кривила его лицо. В любом случае возникшая в его голове версия требовала проверки.
Оставалось только дождаться утра.
