Текст книги "PRосто быть богом: ВВП (СИ)"

Автор книги: Павел Генералов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Прибывали на набережную к фонтану и жители, всё в большем количестве. Преимущественно дети, но подтягивались и взрослые.

Детей мужик щедро окормлял сахарными петушками на палочках, золотыми медальками и жевательной резинкой. Особенно ушлым взрослым тоже кое–что доставалось от, казалось, бездонных запасов, извлекаемых из раскрытого рюкзака–самобранки. Но некоторые, как и птицы небесные, довольствовались ломтями белой булки, которые они с видимой радостью принимали из рук новоявленного и не по форме одетого Деда Мороза.

– Это что ещё за клоун? – обернулся Лёва к Заусайлову.

Тот поднялся из кресла и, подойдя к Лёве, тоже выглянул в окно. Выглянув, он понимающе усмехнулся:

– Да это ж Вася – Царь! Значит, вернулся, – последнее он отметил вроде как для себя. – Он всякий раз устраивает такие народные гулянья, когда из тюрьмы возвращается.

– А кто он такой, что народ к нему толпами сбегается?

– Между прочим, бывший муж нашей, – Заусайлов кивнул на дверь, – Ольги Ильиничны.

– Так он же вроде исчез? С концами?

– Да нет, это другой муж. Первый. Давний.

– А за что ж он, сердешный, всё сидит–то?

– Исключительно за политику. Ему б в народовольцы…

Лев поднял палец и едва не ткнул им в грудь Заусайлову:

– А вот с этого места попрошу поподробнее!

***

Сухов должен был вернуться с минуты на минуту. Паузу Генералов решил использовать для разъяснительной беседы.

Он сидел на подоконнике, методично покачивая ногой – что являлось признаком некоторого раздражения. Вика тем временем под выделенным ей рабочим столом устраивала кормушку и поилку для своего кобеля. Мышкин деловито передвигался по штабному офису, обнюхивая ножки стульев, углы и компьютерные провода.

– Слышь, Вика! Он нам тут дел не наделает?

– Обижаешь, Паша! Некоторым бы у него манерам поучиться!

– А что ты его всё время подначиваешь?

– Кого? А, этого… Да ты пойми, Паша! Когда он злится, у него глаз горит. И харизма проявляется. Как сгусток энергии на спиритическом сеансе! Я её прямо вижу!

– Харизма, говоришь… Ты только не переборщи! – Генералов беззлобно потряс в воздухе указательным пальцем.

Отворилась дверь и показался этот. То есть тот самый Сухов. Вместо харизмы за ним заглянула в комнату голова Палыча.

– Палыч! – остановил его Генералов. – Хозяйственные дела потом, ладно? И будь другом, распорядись, чтоб нам чайку приготовили! – голова Палыча скрылась.

– Ну, и как успехи? – вопрос был адресован уже Сухову.

– Документы в избирком сдал. Всё приняли без сучка и задоринки. Расписку с них взял. Как учили!

– Расписка – это хорошо! – кивнул Генералов. – Теперь – о нашей стратегии. Для победы нужны враг, война и праздник…

– Ну, праздник–то я обеспечу без проблем. В этом деле я всё ж специалист. Можно поиграть в «Криминальное чтиво». А можно – в «Бригаду», – Генералов поморщился. – Или, если не нравится, в «Молчание ягнят».

– Ладно, подумаем. Остаётся враг.

– А война?

Генералов улыбнулся широко и развёл руками:

– А война, Виктор Иванович, уже началась. Сдав документы на регистрацию, ты её объявил. Теперь осталось понять – кому?

«Вася – Царь вернулся! Вася – Царь в городе!» – раздались крики за окном.

С лицом Сухова мгновенно что–то произошло – под глазами его образовались мешки, будто он без просыху пил горькую всю сегодняшнюю ночь, а с утра не опохмелился. Короче, поскучнел парень.

Генералов выглянул на набережную. На кромке фонтана сидел мужик в голубой рубашке и разбрасывал, раздавал хлеба и прочую всячину. По набережной, с обеих сторон к фонтану стягивались всё новые люди. Хотя вокруг мужика их вилось, птиц и людей, и так уже немало. Лица детей и взрослых лоснились от радости и восторга. И причиной тому, как определил опытным глазом Генералов, была не только бесплатная раздача копеечных даров.

Мужик как раз поднял глаза вверх и его взгляд встретился напрямую со взглядом Генералова.

– И кто это? – Генералов перевёл взгляд на Сухова. – Тоже чей–то родственник?

После почти до неприличия затянувшейся паузы тот проговорил хрипло, едва шевеля губами:

– Это мой брат.

Глава шестая. У разбитого корыта

Василий Иванович Сухов не сразу стал Царём. Но и не на зоне, как думали некоторые недалёкие граждане, где его якобы «короновали» по воровским законам. Среди товарищей–сидельцев он пользовался определённым авторитетом, но совсем иного свойства. Васей – Царём его нарекли ещё в далёкой юности.

С братом Виктором они были погодками, причём Василию досталась доля младшего. Этот вроде бы незначительный факт заложил под их будущую братскую жизнь мину замедленного действия. Так уж вышло, что на роль старшего в семье претендовали они оба. Василий – по причине ярко выраженного холерического темперамента. Виктор же – по праву первородства.

Главным заводилой в детских забавах обычно выступал именно Василий. И до поры до времени Виктор с верховодством младшего смирялся. Пока дети не превратились в угловатых и нервических подростков. Нашлись добрые старшие товарищи, которые всё чаще пеняли Виктору на то, что он–де вечно «под каблуком» у младшего. Чувство первородства взыграло на проснувшихся гормонах, и Витя в ответ начал Васю потихоньку подгнабливать. И прежде всего это коснулось очерёдности выполнения всяких необходимых, но мало приятных домашних обязанностей – вроде выбивания ковров, уборки в их общей комнате или выбрасывания помойки.

Особым камнем преткновения оказалась именно помойка. Витя с маниакальным почти упорством стал настаивать на том, что помойное ведро везде и всюду обязаны выносить младшие. То есть, в нашем случае – именно Вася. Васе это, в общем–то было не в лом – он и вообще к подобным мелочам относился философски – но уж последнее слово он по любому предпочитал оставлять за собой. Из этого помойного сора и родилась его сакраментальная фраза, на все последующие годы давшая ему новое имя.

«Не царское это дело», – всякий раз, подхватывая за ручку ведро с накопившимся мусором, заявлял он. Причём с таким выражением, что сомнений в истинности слов ни у кого не возникало. Родители к пикировке братьев относились с должным юмором, а вот Виктора эта фраза порой доводила буквально до белого каления. Он сам сдуру и рассказал всем друзьям–товарищам о «царственных» ужимках своего «младшенького». Так с лёгкой руки старшего прозвище Вася – Царь намертво приклеилось к младшему.

Вася легко к этому прозвищу привык, почитая его за должное, но особого судьбоносного смысла в него не вкладывая. Правда, порывшись для проформы в словаре, он обнаружил, что имя «Василий» в переводе с греческого как раз и означает «царственный». На что получил ответный выпад со стороны брата – имя «Виктор» с латинского переводилось как «победитель». На том и успокоились. По большому счёту, все эти перипетии были всего лишь не самым банальным продолжением всё тех же детских забав.

А вот первая по–настоящему серьёзная и злая кошка пробежала между братьями, когда старший Виктор уже заканчивал школу. И причиной тому, оказалась, конечно же женщина.

Ольга училась в одном классе с Васей и по роковой случайности была однофамилицей русских царей, то есть Романовой. Тайные нити судеб прямо–таки обязаны были крепко–накрепко соединить её с Васей – Царём. Однако быстро только сказка сказывается, да не скоро дело делается. Вася сам познакомил Ольгу с братом. И лишь позже ощутил это как непростительную промашку. Когда у Ольги с Виктором закрутился красивый и быстрый юношеский роман, Вася понял, наконец, что уже давно и по самые уши в неё влюблён.

Правда, вскоре брат предоставил и Васе свой шанс, но зато какой ценой! Сразу после школы Виктор поехал в Москву поступать в театральное. Предполагалось, что через год Ольга последует за ним в Первопрестольную, где тоже поступит в какой–нибудь вуз, и они вместе начнут новую счастливую жизнь в столице. Однако ни в какой театральный вуз Витю не взяли. Ему пришлось довольствоваться институтом культуры, куда его приняли на специальность «режиссёр народного театра». В течение года Витя ни разу не появился в Великоволжске и даже письма Ольге перестал писать. Как выяснилось в конце концов, Витя быстренько женился на москвичке, приобретя тем самым сразу и вожделенную московскую прописку, и московскую жилплощадь – родители жены были, похоже, из богатеньких.

Вся эта ситуация неожиданным образом сблизила Ольгу с Васей, хотя о романе между ними долгое время речь даже не шла. Они вместе поступили на истфак Великоволжского пединститута. А ближе к окончанию как–то неожиданно для самих себя поженились, хотя для всех окружающих такой финал был делом вроде как давно решенным.

Как и многие в те времена занялись бизнесом. Мотались в Турцию, а потом в Китай за недорогими яркими шмотками. Арендовали сначала место на центральном рынке, потом открыли первый магазин, за ним следующий. Жизнь налаживалась, появились свободные деньги.

В какой–то момент Ольга вдруг зачастила в Москву. Вроде как по делам бизнеса – она и вправду занималась тогда открытием первого в Великоволжске приличного парфюмерного магазина. Васю она упорно с собой не брала, отнекиваясь тем, что мужчины в парфюмерных делах ровным счётом ничего не смыслят. Однако Вася чуял, что дело тут явно не только в приобретении оптовых партий изысканных ароматов.

Особенно его подозрения возросли, когда после очередного возвращения из столицы Ольга в минуту близости назвала его именем старшего брата. Они с братцем были, конечно, довольно похожи, но не до такой же степени! Да и вообще, причём здесь Витя?! Скандал общими усилиями замяли, но холодок между супругами с тех пор не исчезал. Ну, и любви к брату, конечно, всё это не прибавило. Впрочем, встречались они с Витей чрезвычайно редко – у родителей на редких семейных праздниках.

По части деловитости Ольга могла дать мужу сто очков вперёд. И вскоре как–то само собой сложилось так, что их разрастающимся семейным бизнесом Ольга стала управлять практически единолично. Но мудро нашла и темпераменту мужа достойное применение, а именно – двинула его в политику. Таким образом она заодно надеялась укрепить и легитимность своего бизнеса – свой и надёжный человек во властных структурах никогда не помешает.

Благодаря Ольгиным деньгам и своему искреннему красноречию Вася с первого же раза попал в состав новой Городской Думы, где и закрепился надолго. Хотя крови регулярно сменявшимся мэрам и прочим представителям исполнительной власти попортил немало, отстаивая на свой лад понимаемую справедливость и интересы жителей.

В Василии Ивановиче удивительном образом уживались государственник и идеалист, всё ещё взыскующий той самой навсегда утраченной справедливости. На этой почве он поначалу сблизился в Думе с местными коммунистами. Но те оказались настолько махровыми и вместе с тем продажными, что союз с ними быстро распался. С прагматиками от бизнеса, представлявшими в Думе исключительно собственные интересы, Васе тоже оказалось не по пути. Зато среди местных жителей и особенно молодёжи он стал едва ли не народным героем – единственным и последним борцом за правду. И что бы с ним не пытались сделать власти, на любых местных выборах он побеждал со свистом. И тогда уже всерьёз начал подумывать о должности мэра Великоволжска, чтобы всё переустроить по–своему. Выше и дальше его амбиции не простирались.

Это было уже во время первого срока нового Президента, на которого Вася возлагал большие надежды. Примерно тогда же на почве политики они практически окончательно расплевались с братом, причём в ситуации едва ли не анекдотической.

Виктор тогда соблаговолил посетить родителей на Новый Год. Ольга была в Париже по приглашению французских партнёров. Виктор тоже приехал без жены – та по каким–то причинам должна была остаться в Москве. Так что появилась редчайшая возможность посидеть тихо, по–семейному. И всё было бы хорошо, не введи новый Президент старый советский Гимн в гражданский оборот. Премьера как раз и была назначена сразу после боя кремлёвских курантов.

По поводу этого самого гимна Вася и Витя на глазах молчаливых родителей поругались вдрызг. После традиционного поздравления на фоне кремлёвских ёлок раздался бой курантов, открыли – пробкой в потолок – шампанское, встали, чокнулись хрустальными фужерами. И… вот тут–то, вместо уже привычной и духоподъёмной музыки Глинки из оперы «Жизнь за царя» раздались до боли знакомые пафосные аккорды старого советского Гимна, к которому старший Михалков тогда ещё не изваял новых слов.

Вася встал и, держа фужер на уровне глаз, торжественно произнёс:

– Предлагаю стоя выпить за наш родной гимн. Всё–таки у нас была великая страна!

– А я предлагаю выпить за Новый год, – предложил Виктор и пояснил младшенькому, тугодуму. – У нас была не великая, а фашистская страна. И под эту большевистскую гадость пить, а уж тем более вставать… – Виктор насмешливо фыркнул.

Родители недоумённо и жалостливо переглянулись.

– Идиот! – сквозь зубы проговорил Вася, имея в виду вовсе не героя бессмертного романа Достоевского. Остатки шампанского из бокала он плеснул прямо в братскую физиономию. Братья сцепились, как два кобеля на собачьей площадке.

Новый Год был испорчен напрочь. Даже не выпили путью. Не говоря уж об послушать гимн… По–человечески братья не помирились даже на родительских похоронах, которые последовали спустя года полтора: родители отправились в мир иной вслед друг за другом с разницей в три месяца.

Чуть позже, как полагали многие, у Васи и вовсе крышу сорвало. В гордом одиночестве отстаивая на заседании Городской Думы им же инициированный законопроект о запрете на территории Великоволжска всех без исключения игорных заведений, Вася высунулся в окно и громогласно призвал в зал заседаний своих многочисленных сторонников, толпившихся с плакатами на площади у администрации, под сенью памятника Ильичу. В другие доводы он уже не верил: у большинства депутатов–предпринимателей была своя доля в игорном бизнесе, а депутатам–коммунистам просто хорошо заплатили.

Под давлением серьёзно настроенного народа, заполнившего зал, депутаты единогласно проголосовали за Васин законопроект. Правда, им пришлось для этого просидеть взаперти практически сутки.

Но революция, случившаяся в отдельно взятом Великоволжске, была обречена. Опьянённые вновь обретённой свободой депутаты Городской Думы в полном составе и под покровом тайны собралась на экстренное заседание. Васю, конечно, не пригласили. Первым делом отменили принятый под давлением обстоятельств Васин закон. Вторым – сняли с депутата Сухова В. И. депутатскую неприкосновенность. Арестовывать Васю поехал Георгий Петрович Жарский, занимавший тогда пост заместителя начальника Великоволжского УВД.

Инкриминировали Васе «насильственный захват государственного учреждения», а также «насильственное склонение народных депутатов к принятию неправомочного решения». Тот факт, что избранников склонял к решению сам народ, судом к рассмотрению принят не был. Правда, и судебные санкции распространились исключительно на Васю. Ему дали год колонии общего режима.

За этот год он прошёл свои первые тюремные университеты и потерял жену. Ольга заочно развелась с ним и неожиданно для всех вышла замуж за Жарского. Зато у того после женитьбы на Ольге дела резко пошли в гору. Через полгода он стал уже непосредственным начальником всех местных милиционеров.

Вернувшись из отсидки, Вася тогда впервые и инспирировал «раздачу хлебов» на набережной, прямо под окнами городской администрации. Фонтана с памятником бурлаку–рыбаку тогда ещё не было, но это не помешало жителям встретить Васю как героя и устроить на набережной самостийные народные гуляния на всю ночь. Жарский отдал подчинённым приказ не вмешиваться. Ему нужно было сохранить хорошее народное реноме.

Ибо как раз надвигались новые выборы мэра, в которых по настоянию Ольги должен был принять участие Георгий Петрович. Ольга назначила себя начальником избирательного штаба мужа. Но разве стоило сомневаться, что главным его конкурентом стал Василий Иванович Сухов, Вася – Царь?!

Собранных сторонниками денег хватило только на плакаты, на которых Вася был изображён с гранатой в руке. Слоган Васиной кампании соответствовал изобразительному ряду:

«Взорвём ситуацию в городе!»

Недостаток финансирования Вася добирал титанической работой, встречаясь с избирателями едва ли не двадцать четыре часа в сутки. На встречах он зажигал людей, бросая в зал или над площадью или чистым полем, заполненными людьми, хорошо продуманные лозунги и вполне правдоподобные обещания. Граната хорошо смотрелась в его руке, придавая Васе скульптурно–плакатные черты защитника Отечества от супостатов.

Поначалу конкуренты относились к его действиям с иронией – ну, куда сегодня без денег и московских технологий? Однако именно столичные социологи первыми и забили тревогу: рейтинг Васи – Царя рос неправдоподобными темпами!

После долгого, затянувшегося чуть ли не до утра заседания штаба кандидата Жарского, на котором в роли наблюдателя присутствовал и новый начальник милиции Семёнов, было принято решение вводить в бой тяжелую артиллерию.

На следующий день Васю арестовали. На сей раз предъявили обвинение в «незаконном хранении оружия». Что оказалось не так уж сложно – Васина граната была хоть и без запала, зато самой настоящей.

В задачу Ольги и Жарского вроде бы не входило по–настоящему сажать Васю. Им надо было лишь выбить его из предвыборной гонки. Чего они с лёгкостью и достигли. Но неожиданно делом заинтересовались ФСБ и Областная прокуратура.

Разбирательство тянулось больше года. Жарский уже давно стал мэром, а Вася жил на пасеке у тётки Натальи под подпиской о невыезде. Мирно разводил и обихаживал тёткиных пчёл и никаких видимых экстремистских действий видимо не предпринимал. Однако, похоже, всё же что–то затевал.

В общем, на суде, проходившем в ДК Авиационного завода при огромном стечении публики, ему инкриминировали ещё и «создание подпольной организации террористической направленности». Что скрывалось за этим определением, так и осталось тайной следствия.

Впаяли Васе – Царю на полную катушку. Когда судья объявил вердикт – три года особого режима – по залу пронёсся вздох изумления и возмущения. Васю взяли под стражу прямо в зале суда. Правда, на выходе конвою едва удалось отбиться от жителей города, желавших отнять у казённого правосудия жертву антинародного режима. Но – обошлось.

На зоне Вася занял позицию искреннего правдоискателя и законника, но отнюдь не в воровском смысле. Он требовал от администрации точного и неукоснительного соблюдения прав заключённых, за что частенько был помещаем в карцер. Зато пользовался уважением разношерстого тюремного сообщества. В конце концов Вася почти победил: кормить заключённых начали получше и реже стали избивать безо всякого повода. Самого же Васю оставили в покое и даже сделали заведующим клубом. Но при этом – ясное дело – ни о каком УДО, условно–досрочном освобождении, и речи быть не могло. Так что свой срок Вася честно отсидел от звонка до звонка. С чем его и поздравил на прощание начальник колонии полковник Дубовик. Заодно он пожелал Васе начать новую жизнь.

Но Вася – Царь, судя по некоторым признакам, собирался как раз взяться за старое. Правда – по–новому. Как когда–то говорил Ильич по поводу не без вины убиенного старшего братца: «Теперь, матушка, мы пойдём другим путём!»

***

Конечно, Мышкин был абсолютно неуместен. Но Виктория, как и всякая нормальная женщина, не любила признавать своих ошибок. И потому мысленно выстроила целую систему логических обоснований присутствия Мышкина на встрече Сухова с избирателями.

Во–первых, Мышкин крепко спал. Ну, почти крепко. Иногда лишь вздрагивал и подхрапывал–подхрюкивал, наверное, ловил в своих тщедушных снах крупногабаритную дичь.

Во–вторых, его никто толком не мог видеть в холщовой сумке–переноске.

В-третьих, да мало ли что ворочается у ног внимательной слушательницы – может, кошка, или, допустим, хомяк.

В-четвёртых, на каждой встрече, даже самой малочисленной, всегда найдётся отвлекающий фактор, какой–нибудь урод или пьяный. Так почему бы сегодня таким фактором не стать мирно дрыхнущей собаке?

В-пятых… В общем, она немного проспала и не успела выгулять Мышкина, а когда хотела «забыть» его в съёмной квартире, чуткий ко всякой обиде кобелина поднял такой вой, что соседи начали стучать по батарее.

Так и оказался Мышкин одним из немногих слушателей кандидата Виктора Сухова на первой, пилотной встрече с избирателями.

Утро выдалось превосходное, птицы пели о своём, птичьем. Сухов вещал с дощатой эстрады летнего театра, непринуждённо расхаживая по скрипучим половицам. Пальцем в людей он не тыкал, а свободной от микрофона рукой помахивал в такт речи. Получалось достаточно энергично.

Воздух был прозрачен и свеж. Расплывчато пахло жасмином, пионами, липами. И – отчётливо – перегаром.

Через скамейку от Виктории, впереди и немного левее, сидели оба двое. Те ещё персонажи. В мятых, широких, словно с чужого бедра, джинсах, невнятного оттенка футболках и оранжевых куртках дорожных рабочих. Нотку кисловатой горечи в цветочные ароматы начинающегося дня добавляли именно они, эти славные труженики асфальта, борцы с алкоголем путём уничтожения последнего.

Сухов очень даже неплохо отработал первую часть программы. Рассказал о себе, не забывая периодически вставлять «дорогих земляков». Сообщил, почему он «вернулся в родной город». Добавил немного горечи: «мне больно смотреть, как плохо живут мои земляки». Когда микрофон зафонил, удачно пошутил о фантастической выносливости техники «на уровне тысяча девятьсот тринадцатого года». В общем вполне, вполне прилично, хотя и без огонька.

Раздались неуверенные аплодисменты. Громче всех хлопали две старушки в пёстреньком – подсадные утки. Аплодировал и мужчина в белой тенниске, тёмно–синих джинсах и в смешной панаме. На его добром лице доминировал энергичный, устремлённый вперёд нос. Он хлопал как в театре – размеренно, с чувством. Вид у панамы был не здешний.

Похоже мужик–то – засланный казачок, подумала Вика. Это было нормально, обычная практика. А вот с форматом встречи что–то явно не так. Может, лучше – встречи на воздухе проводить не с трибуны, а чтобы кандидат потёрся рядом с народом, чтобы руки им попожимал, что ли.

Начинало припекать. К пению птиц прибавились звуки настраиваемых гармоней. Наконец, Сухов предложил «дорогим землякам» задавать вопросы.

Пёстренькая старушка спросила, чуть запнувшись, о пенсиях. Сухов обещал повысить. Вторая пёстренькая прошептала что–то невнятное. Сухов дал слово выполнить. Пышная белокурая женщина сбивчиво пожаловалась на дороговизну. Народ, похоже, воодушевился. Встреча вступала в завершающую стадию. Людям надо было дать выговориться, а потом уже запускать на сцену трио гармонистов, которые за задником сцены уже тихонько, но нетерпеливо наигрывали что–то лирическое.

– Ну всё, малыш, скоро идём, – Вика засунула руку в сумку и похолодела. Мышкин исчез. Хитрый пёс просочился практически через угольное ушко – Вика лишь немного расстегнула молнию для лишнего притока воздуха.

Сухов уже спрыгнул с эстрады и общался с народом накоротке. Работяг похлопал по плечу, выбив изрядную порцию белёсой пыли. Блондинку обнял и чмокнул в щёку. Пёстреньким старушкам поцеловал сморщенные ручки. Но Вика всего этого не видела, она сидела на корточках и высматривала под лавками подлеца Мышкина.

– Это не ваша собачка?

Вика поднялась, отряхивая колени джинсов. Прямо над нею стоял мужик в панамке. В руках он держал нечто яростное, извивающееся, – Она хотела меня э-э… пометить, – объяснил мужик застенчиво. – Но я постарался этого не допустить.

– Спасибо вам огромное, – Вика перехватила под горячее пузо мгновенно успокоившегося Мышкина. – Он вообще–то послушный. Даже не знаю как…

– Скажу вам, Виктория, как собачник собачнику, – голос незаметно подошедшего Сухова заставил Вику вздрогнуть, – кобелям доверять нельзя.

Сухов сочувственно покачал головой и добавил ядовито и сладко:

– Доверять можно лишь хорошо обученным сукам.

Мужик в панамке, одарив Вику сочувственным взглядом, достал из кармана джинсов красные корочки и раскрыл их перед Суховым.

– Степанов. Генеральная прокуратура. Вы позволите с вами побеседовать, Виктор Иванович?

Прижимая к себе дрожащего Мышкина, Вика смотрела вслед Сухову и Степанову и не знала, радоваться или наоборот? С одной стороны, Сухов, конечно, клиент. С другой… Нет, надо предупредить Генералова!

Этот парк вдоль Волги в городе называли Нижним или Детским. Оба названия соответствовали действительности. Нижним он считался по отношению к парку Верхнему, находящемуся выше по течению реки. Тот же Верхний был парком для взрослых, где по выходным устраивались танцы для пожилых и дискотеки для молодёжи, и процветала знаменитая, с ног сбивающая рюмочная. Здесь, в Детском парке преобладали аттракционы, а самым выгодными товарами после, конечно, лимонада и пива, были сахарная вата и воздушные шары.

– Значит, Ольга Ильинична звонила вам только затем, чтобы дать сигнал для запуска шара? – спросил Степанов у Сухова, замедлив шаги у лотка с игрушками. – Славный какой, – указал он на блестящего зелёного крокодила, гордо реявшего на палочке над разложенным товаром.

– Вы абсолютно правы, – спокойно ответил Сухов.

Они неспешно шли по главной аллее под всё удаляющуюся мелодию «Амурского вальса», который, как знал Сухов, завершал встречу кандидата в мэры В. И. Сухова с избирателями. Со стороны казалось, что вот, встретились два приятеля, решили прогуляться по памятным местам детства и отрочества.

– И в этот день вы Ольгу Ильиничну не видели? – продолжал Степанов

– Почему не видел? – удивился Сухов. – Очень даже видел. Заехал на огонёк. Это была её личная просьба, – уточнил он.

– А вы заехали на огонёк до или после запуска шара?

– Во время.

– Вовремя?

– Нет. Именно – во время. Я отдал распоряжение запускать шар и поехал к Ольге.

– Понятно. А выстрелы вы слышали?

– Нет, не слышал. А что, были выстрелы?

– Ну, шар же сбили… Было два выстрела.

– С первого раза не попали? Мишень оказалась маленькой? – Сухов развеселился. – Ну да, конечно, всего три метра в диаметре!

– Значит, вы не слышали выстрелов?

– Повторяю. Сразу. После. Запуска. Я. Поехал. К. Ольге. Я не слишком быстро говорю?

– Не слишком, – Степанов задумчиво почесал висок, чуть сдвинув набекрень панамку. – Скажите, Виктор Иванович, а вы… э-э… в каких отношениях с Ольгой Ильиничной?

– Ну… Знаете ли… Настоящие мужчины на такие вопросы отвечать не должны. Гусары, молчать! – и Сухов натужно засмеялся. – Смотрите, товарищ следователь, тир! Кажется открыто! Зайдем, постреляем?

– Зайдём, – задумчиво согласился Степанов.

В старомодном, будто ещё из советского времени, тире они встали рядом. Прямо братья по оружию. Выстрелили практически одновременно. Степанов целился в верблюда с облупившимся горбом. Но упала антилопа.

– А вы хорошо стреляете, – прищурившись, сказал Степанов. – А какие у вас были отношения… э-э… с пропавшим без вести господином Жарским?

***

Трёхкомнатный номер следователя Степанова выходил окнами на две стороны. Под окнами гостиной–столовой и рабочего кабинета протекала оживлённая и порой довольно шумная жизнь улицы Красной. Из окна же спальни был виден сквер перед администрацией – с аллеей бюстов знатных великоволжских людей и голубыми елями. Но если отойти от окна чуть в глубь, то очам представала одна лишь главная достопримечательность города – колокольня Крестовоздвиженского собора на фоне неба.

Выкрашенную светлой охрой колокольню не портили даже строительные леса, забравшиеся колокольне примерно до уровня пояса. Причём цвет её менялся в зависимости от времени суток и погодных условий. По утрам и при чистом безоблачном небе она казалась бледно–жёлтой и почти прозрачной. Предзакатное время окрашивало ярусы колокольни в розово–красные тона. А ночью она светилась изнутри и словно плыла по тёмному тревожному небу. Именно ночью, правда, особенно заметным было отсутствие колоколов – немая красавица, да и только!

Впрочем, любоваться колокольней сейчас Степанову было совсем не с руки. У него и так всё из рук валилось – по причине полного непонимания ситуации. В такой просак он давно уже не попадал. На настоящий момент, после недели работы в городе Великоволжске, у следователя Генеральной Прокуратуры Юрия Аркадьевича Степанова подозреваемых с каждым днём становилось всё больше, а вот вменяемых версий случившегося преступления – всё меньше. Вот разве что сомнений в том, что имеет место самое настоящее преступление, у Степанова не было. А вот во всём остальном он очень сильно сомневался и от того всё более заметно нервничал.

Как многие будущие бойцы невидимого фронта попали на службу в своё КГБ-ФСБ, насмотревшись фильмов про разведчиков, а именно и прежде всего под впечатлением «Щита и меча» и «Семнадцати мгновений весны», так и Степанов в выборе профессии не обошёлся без литературно–киношных истоков.

В основе основ степановского выбора лежали сочинения о бессмертном Шерлоке Холмсе с его дедуктивным методом. Хотя в среде серьёзных следаков ссылки на этот заумный метод считались дурным тоном, Степанов оставался верен своему первому учителю в профессии. Одно время даже курил трубку. Но это вызывало столь неумные и бесконечные подначки коллег и даже подследственных, что от милой привычки пришлось отказаться.

Заодно уж Степанов и вовсе бросил курить, чтобы больше было у него возможностей для тренировки обоняния, совсем не последнего из органов чувств, необходимых в работе следователя. Зато теперь даже просто по запаху дыма он мог определить до пятидесяти сортов сигарет, сигар, а также трубочного и самокруточного табака. И цифра эта неуклонно росла.

Кстати, бычки «Золотой Явы», собранные им неподалёку от места преступления, воняли нещадно, хотя и были упакованы в целлофановый пакет. Рядом с бычками и тоже в пакете на рабочем столе Степанова лежали подсохшие, практически мумифицировавшиеся пчёлы, добытые непосредственно в джипе Жарского. Но они, к счастью, не воняли.

Да, был бы труп, всё бы вытанцовывалось, наверное, полегче. Но трупа не было и с этим фактом, хочешь – не хочешь, приходилось мириться. Так что пока по отношению к Жарскому оставалось довольствоваться определением «жертва».

Степанов взял со стола листок из блокнота, на котором в аккуратной табличке были расписаны имена подозреваемых, их возможные мотивы и примечания к мотивам и ситуации в целом:

Ф. И. О.	Мотивы	Примечания
Жарская Ольга Ильинична	Интересы собственного бизнеса, наследство, неприязненные отношения к жертве (?), интересы любовника (?), непреодолимое желание стать полноправной главой администрации города.	Чёрная вдова? Самки паука Чёрная вдова – не самые обаятельные любовницы: обычно они начинают есть своих поклонников еще до завершения спаривания. Новые исследования показывают, что особенности анатомического строения помогают паучихам выбрать себе для оплодотворения самца с наилучшей спермой.
		Самка этого паука с красной спиной (latrodectus hasselti) имеет два органа для приема спермы.
		Наличие у самки паука двух полостей для хранения спермы не дает самцу возможности получить преимущественное право на оплодотворение только потому, что он первым успел совокупиться с самкой. Когда самец выделяет сперму в орган самки, она частично закупоривает вход в этот орган. Наличие двух таких «резервуаров» дает самке возможность провести спаривание с другим самцом и затем выбрать, кто же станет отцом ее потомства.
		Когда оба органа заполнены спермой, самка одновременно выпускает из них сперму в свой организм для оплодотворения. В большинстве случаев оплодотворение происходит спермой того самца, у которого её больше по количеству или у которого она лучше по качеству.
		При этом яд чёрной вдовы содержит не только смертельные молекулы, но и вещества, стимулирующие половую функцию самцов. Её яд таким образом не только смертельно опасен, но и убийственно приятен.
		«Спаривание» в нашем случае можно понимать и в более общем смысле.
		Второй подозреваемый – любовник, третий – бывший муж.
		На момент преступления была в городе, имела телефонные сношения (а, судя по прозрачным намёкам С. В. И., и не только) со вторым подозреваемым. Возможна имитация любовных отношений с С. В. И. для создания совместного алиби на момент совершения преступления.
		При этом отвлекающем манёвре спокойно могла выступить заказчицей устранения мужа, как вместе с С. В. И., так и сама по себе.
Сухов Виктор Иванович	Устранение конкурента на выборах мэра города, неприязненные отношения к жертве, ревность (?), взаимные интересы с первой подозреваемой (?).	На момент преступления был в городе. Запускал шар с провокационной надписью – возможно, в качестве отвлекающего манёвра. Любовник (?) Ж. О. И. Родной брат третьего подозреваемого, с которым у него, судя по некоторым косвенным данным, неприязненные отношения.
		Мог действовать в качестве заказчика и организатора преступления как сам по себе, так и в сговоре с первой подозреваемой. Не исключены тайные контакты и с третьим подозреваемым.
Сухов Василий Иванович	Неприязненные отношения к жертве. Устранение конкурента на выборах мэра города. Месть.	В момент преступления находился в непосредственной близости (на расстоянии прямого выстрела) от места происшествия. Неизвестно, сколько на самом деле было выстрелов – два или больше (показания свидетелей расходятся).
		109600=365х 3х 100 + 1х 100 – взятка (?)
		Теоретически мог действовать в качестве исполнителя, хотя следов выстрела и оружия пока не обнаружено. Мог действовать как по собственной инициативе, так и по заказу. Имеет обширные связи в криминальном мире.

Просмотрев в сто первый раз свою таблицу, Степанов вновь пришёл к неутешительному выводу, что, обобщив все основные сведения о подозреваемых, он, как та пушкинская старуха из сказки, оказался у разбитого корыта, ни на йоту не приблизившись к разгадке преступления.