Текст книги "Пока ты со мной"
Автор книги: Патриция Макдональд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Глава 20
– Мама, что ты делаешь? – вскричала Дженни, с ужасом глядя на переполненную мусорную корзинку.
Карен, не слушая, рылась в верхнем ящике бюро, где хранились самые дорогие ее вещи.
– Делаю уборку, – буркнула она, швыряя в мусорную корзину серьги.
Дженни достала из корзинки цепочку, браслет, пузырек с духами, шарфик и недоуменно уставилась на мать.
– Мам, но ведь это твои самые любимые вещи. Все это дарил тебе папа. Нельзя просто взять это и выкинуть.
Карен оставила слова дочери без внимания. Прошлой ночью она долго плакала, прежде чем уснуть. Во сне она прижимала к себе подушку Грега, а на рассвете проснулась от кошмара: ей привиделось, что Грег занимается любовью с другой женщиной – у нее были черные волосы, белая веснушчатая кожа и огромные груди. Грег и чужая женщина возились среди скомканных простыней, его рука шарила по ее круглому животу, они шептались между собой о чем-то, хихикали и все время повторяли: «Карен, Карен». Сейчас она вспомнила этот сон и от унижения вся передернулась.
Зазвонил телефон.
– Не бери трубку, – быстро сказала Карен. Телефон звонил с утра почти без остановки – в этот день должны были хоронить Линду. Увидев исказившееся лицо дочери, Карен уже мягче объяснила:
– Все равно ничего хорошего нам не скажут.
Она твердо решила, что трубку больше снимать сегодня не будет. Несколько раз звонили знакомые, предлагая помощь, но Карен никого не хотела видеть. Она знала, что придется отвечать на массу вопросов, а меньше всего ей хотелось говорить с кем-нибудь о случившемся. Кроме того, звонили журналисты, звонили клиенты Грега, чтобы сообщить о разрыве контрактов. На какие деньги жить дальше, было неясно, но Карен решила пока об этом не задумываться.
Телефон замолчал, и Карен достала из шкатулки с драгоценностями серебряный медальон. Она так ни разу и не успела его надеть. Дорогая вещица – сразу видно. Грег купил медальон в центре города, в самом лучшем антикварном магазине. Карен вспомнила, с каким радостным нетерпением смотрел на нее муж, вручая подарок. Грег любил дарить ей подарки – и вовсе не потому, что приближался очередной праздник. Ему просто нравилось делать ей приятные сюрпризы. Он долго размышлял, прежде чем купить какой-то подарок, осторожно выведывал, чего ей хочется, и обычно попадал прямо в десятку. С тоской в сердце она вспомнила, как, уже после вручения подарка, он любил рассказывать ей про сложный и продолжительный процесс выбора: какие варианты возникали, почему они отпадали, как суетились вокруг него продавщицы, а он, словно какой-нибудь паша, отвергал все подряд, пока на глаза ему не попадалось нечто идеально подходящее. Тогда он хлопал в ладоши и просил завернуть подарок. – Он такой красивый, – печально сказала Дженни.
Карен раскрыла медальон и вынула фотографию Дженни. Этот снимок она убрала в шкатулку, а медальон взяла за цепочку и замерла. «Тебе понадобятся деньги, – сказала она себе. – Нужно быть практичной. Эту вещицу можно вернуть в магазин. – Потом, решительно тряхнув головой, швырнула медальон в корзинку: – Ничего, заработаю деньги сама».
Дженни с криком бросилась вытаскивать медальон из мусора.
– Можно, я его оставлю себе?
Карен окинула ее ледяным взглядом.
– Мне бы этого не хотелось.
– А я хочу, – упрямо заявила девочка, не глядя на мать. – Ты его выкинула, значит, тебе он не нужен.
– Я не хочу его больше видеть.
Дженни с вызовом подняла на нее глаза, надела медальон на шею и спрятала поглубже под свитер.
– Не увидишь. Я буду носить его под рубашкой.
– Ну, как хочешь.
– Да, хочу! А ты себя ведешь просто ужасно.
В глубине души Карен знала, что дочь права. Эти подарки вручались ей с любовью, с каждым было связано какое-нибудь воспоминание. Она поднесла к лицу булавку в виде золотого полумесяца, усыпанного крошечными бриллиантиками. Это был подарок на Рождество. Карен тогда с радостным ожиданием развернула бумагу и обнаружила внутри заварной чайник – накануне у них как раз разбился такой же. Помнится, она жутко расстроилась и подумала – надо же, чайник подарил! Значит, романтической любви конец? Она рассеянно заглянула внутрь чайника и увидела, что там коробочка из ювелирного магазина. Грег был очень доволен произведенным эффектом, и вспоминать об этом было приятно.
Но в следующую секунду Карен мысленно увидела перед собой не улыбающееся лицо мужа, а мерзкую гримасу подлого предателя из сна, и в сердце ее не осталось ничего, кроме испепеляющей ненависти.
Раздался звук подъезжающей машины, и Карен встрепенулась.
– Наверно, очередная ищейка приехала, – предположила она.
Из-за дождя большинство зевак разбрелись по домам, но неприметный полицейский автомобиль с ночи стоял напротив дома: сквозь стекло кабины темнел неподвижный силуэт детектива.
Дженни выглянула в окно:
– Нет, это не полиция.
Карен увидела, что перед домом остановился черный «БМВ», из него вышел мужчина с портфелем.
– Кто это? – спросила Дженни.
Вместо ответа Карен неразборчиво процедила что-то и бросилась к двери. Она яростно повернула ключ два раза, не обращая внимания на звонок. Дженни испуганно выглянула в прихожую.
– Карен, – раздался мужской голос. – Нам нужно поговорить. Открой.
– Иди отсюда, Арнольд, – хмуро ответила она. – Я не желаю с тобой разговаривать.
– Не упрямься, – нетерпеливо сказал Арнольд Ричардсон. – У меня нет времени.
– Вот и иди отсюда! – крикнула она. – Кто тебя звал?
– Это кто? – шепотом спросила Дженни.
– Наш адвокат.
– Пусть войдет. Пожалуйста, мама. Может быть, он сможет нам помочь.
– Карен, сейчас не время дурака валять, – сказал Арнольд. – Открывай.
– Хотя бы выясни, чего он хочет, – умоляющим голосом попросила Дженни.
Карен заколебалась – слишком уж потерянный вид был у девочки.
Карен открыла дверь, и в прихожую ввалился Арнольд Ричардсон, отряхивая черный зонтик.
Он был всего на несколько лет старше, чем Карен и Грег, но успел обзавестись брюшком и важным видом.
– Ты Дженни? – спросил он у девочки с серьезным видом.
Дженни взяла у него пальто и зонтик, глядя на адвоката во все глаза.
– А кто же еще? – ответила за нее Карен и обернулась к дочери. – Милая, повесь пальто мистера Ричардсона в сторонке, с него течет.
– Ладно, – сказала Дженни. – А вы будете папиным адвокатом?
– Я и сейчас его адвокат.
– Папа не делал этого.
– Дженни! – одернула ее Карен.
Дженни унесла пальто, а Карен предложила Арнольду сесть. Сесть – и только. Ей даже смотреть на него было неприятно.
– Карен, я знаю, каким потрясением для тебя стало известие о том, что Грег является родным отцом Дженни. Надеюсь, ты понимаешь, что я не имел права рассказать тебе об этом. Такого рода сведения относятся к разряду конфиденциальной информации.
– Вы просто сговорились с ним.
Арнольд вздохнул:
– Ну и каша заварилась.
– Вот с этим я готова согласиться.
– Не могу понять, зачем Грег рассказал все это полицейским, даже не посоветовавшись со мной. Где у него голова была? Идиотский поступок!
– Я знаю, это и в самом деле странно, – с горечью прокомментировала Карен. – Человек, всю жизнь занимающийся враньем, мог бы придумать что-нибудь похитрее.
Арнольд проигнорировал ее замечание:
– Он не звонил с тех пор?
– Мой телефон прослушивается.
– Так я и думал. Со мной он тоже не связывался.
– Зачем же тогда ты приехал?
– Тебе понадобится юридическая помощь – в том, что касается бизнеса, денежных средств. Я сделаю все, что смогу. Ну и, разумеется, когда Грег вернется или…
– …Когда его поймают, – закончила за него Карен.
– …Я тоже ему пригожусь.
Карен холодно смотрела на юриста. Грег обычно превозносил Арнольда Ричардсона до небес, ей же всегда казалось, что в нем нет ничего особенного – адвокат как адвокат. Если Карен и испытывала к нему какую-то симпатию, то главным образом из-за того, что благодаря Арнольду они смогли удочерить Дженни.
– Да, я знаю, Арнольд, что в прошлом ты очень помог Грегу, – саркастически заметила Карен. – Если бы не ты…
– То он нашел бы другого адвоката, вот и все, – твердо прервал ее Арнольд. – Он хотел во что бы то ни стало удочерить своего ребенка. В то время он вел себя так, словно лишился рассудка. Линда Эмери согласилась отдать ему дочь, и Грег во что бы то ни стало хотел, чтобы этот ребенок достался вам.
– Не «нам», а ему. Давай не будем передергивать.
– А я и не передергиваю, у меня прекрасная память. Я всячески советовал Грегу не делать этого, предупреждал, что в подобных делах обман к хорошему не приведет. Но мне и в голову не приходило, что развязка может получиться такой.
– Да уж, – пробормотала Карен мрачно.
– Он был непреклонен. Сказал, что вам необходим этот ребенок, что ваш брак под угрозой. Я помню, он говорил, что Бог или судьба дают ему шанс искупить его вину перед тобой.
– И ты с этим согласился?
– Честно говоря, мне показалось, что он спятил. Но я всегда с симпатией относился к Грегу. Он превосходный бизнесмен, и все такое, но у каждого человека есть свои слабости. Грег вбил себе в голову, что должен сделать так, чтобы у тебя был ребенок.
– Прекрати! – закричала Карен. – Не нужно изображать это так, будто Грег думал только обо мне. Может быть, интрижку он тоже ради меня завел? Это ради меня он спал с другой женщиной?
– Я говорю все это не для того, чтобы его оправдать. Что бы там между вами ни произошло, это ваше внутрисемейное дело. Я лишь объясняю тебе, как все это происходило.
– Скорее всего ты просто перепугался, что я подам на тебя в суд и что тебя лишат адвокатской лицензии.
– Ты поступай так, как сочтешь нужным, – спокойно ответил на это Арнольд. – Просто мне кажется, что сегодня у тебя есть более насущные проблемы.
Карен покачала головой:
– Если бы только он сказал мне всю правду…
– И что, ты отнеслась бы к нему с пониманием? – скептически осведомился Арнольд.
– Не знаю. Он не дал мне такой возможности.
Ричардсон пожал плечами:
– Люди не любят признаваться в своих грехах. Каждому хочется выглядеть героем.
– Да уж, герой – дальше некуда, – горько вздохнула Карен.
Наступило молчание. Потом она сказала:
– Я знаю, Арнольд. Ты ни в чем не виноват.
Адвокат облегченно вздохнул:
– Ты имеешь хоть какое-нибудь представление, куда он мог отправиться?
– Нет. У меня вообще такое ощущение, будто я его совсем не знаю.
Арнольд встал:
– Если он свяжется с тобой, попроси его немедленно позвонить мне и не делать больше никаких глупостей.
Она кивнула.
– Я это говорю серьезно. Твой… Грег попал в нешуточную передрягу.
– Это еще мягко сказано. – Карен боязливо посмотрела на адвоката. – Есть шанс, что ему удастся выкрутиться?
– Я не знаю, какими они располагают уликами. Сначала Грега должны арестовать, затем он обратится ко мне за юридической помощью, и тогда я получу доступ к материалам следствия. Мотив у него был. В ночь убийства он находился рядом с ней. Это уже достаточно паршиво. Если бы только он держал язык за зубами, а не проболтался сразу же, можно было бы заявить полиции, что ты была посвящена во всю эту историю.
– То есть ты хочешь сказать, что я должна была бы солгать?
– Ну, если ты предпочитаешь, чтобы он попал за решетку по ложному обвинению…
– Откуда ты знаешь, что он не совершал убийства? – с ожесточением спросила она.
– А ты что, допускаешь такую возможность? – удивился Арнольд.
Карен отвернулась.
– Я не слышу ответа.
– Нет, – тихо ответила она.
– Ну то-то. Слава богу, ты еще не совсем свихнулась. Конечно, тебя трудно было бы винить…
– Знаешь, ты, пожалуй, иди, – сказала она.
– Ухожу. – Арнольд взял портфель.
– Дженни, принеси, пожалуйста, мистеру Ричардсону…
Прежде чем она закончила, в дверях появилась Дженни с пальто и зонтиком в руках.
– Если будут какие-нибудь вопросы, Карен, звони мне.
– Я не смогу оплатить твои услуги, – тусклым голосом ответила она.
– Ничего, об этом мы подумаем потом. До свидания, Дженни. Не вешай нос.
– Не буду, – кивнула Дженни. – До свидания.
– Спасибо, что пришел, – сказала Карен и открыла дверь, не глядя на адвоката.
Арнольд раскрыл зонтик и шагнул на крыльцо. Карен понимала, что ведет себя невежливо, неблагодарно, но забыть о том, что этот человек столько лет утаивал от нее правду, было невозможно. Она смотрела вслед Арнольду. Он сел в машину, поехал прочь, оставив дом Ньюхоллов и поселившееся в нем несчастье позади. Как бы она хотела сейчас быть на его месте, смотреть, как злополучный дом исчезает из виду. Она повернулась и закрыла дверь.
Глава 21
Филлис Ходжес вынула из пластикового пакетика стакан, бросила туда немного льда, налила диетического спрайта и выпила все разом, до дна. Потом расстегнула твидовую юбку, и та соскользнула на пол. Вслед за юбкой были сброшены пиджак и туфли. Избавиться от вымокшей одежды было истинным наслаждением. Почти весь день Филлис проторчала на улице – сначала на кладбище, потом следила за полицией, которая сбивалась с ног в поисках Грега Ньюхолла. Лишь здесь, в мотеле, Филлис заметила, что вымокла до нитки. Сбор материала так захватил ее, что она не обращала внимания на дождь. История вырисовывалась первый сорт.
После того как Филлис вытурили из аспирантуры, она работала в «Бейландской газете». Конечно, горбатиться в этом захудалом листке до старости она не собиралась. Однако у нее было еще маловато опыта, чтобы подаваться в большой город, где выходят ежедневные газеты. Она понимала, что пока вряд ли сможет справиться со столь ответственной работой. Да и попасть в большую газету не так-то просто. Нужен какой-нибудь трамплин, который разом подбросит ее наверх, в высшую лигу. Шестое чувство подсказывало ей, что на этот раз она набрела на настоящий клад. Криминальные истории всегда вызывали у Филлис особый интерес. Возможно, это объяснялось тем, что ее отец служил в полиции. Но в маленьком, сонном городке с уголовной хроникой было туговато. Несколько месяцев назад Филлис показалось, что можно раскрутить историю с Эмбер. Городок несколько недель обсуждал репортаж Филлис о скелете, найденном в болоте. Да и имя, которое она придумала, пришлось ко двору. И все же ничего стоящего из Эмбер выудить не удалось. Обидно. Зато теперь, кажется, настоящий шанс. Этот сюжет можно доить и доить. Возможно, даже книга получится. Книга – это лучше всего. Если удастся издать книгу, можно считать, что свое будущее Филлис обеспечила.
Возбужденная открывающимися перспективами, она налила себе содовой, включила телевизор и плюхнулась на кровать, чтобы насладиться мечтами о будущем. Она напишет документальную книгу, настоящий бестселлер, который побьет все рекорды. Или получит Пулитцеровскую премию за серию репортажей в «Бейландской газете». Филлис представила церемонию награждения: переполненный зал, все перешептываются, восхищаются тем, что журналистка из маленькой провинциальной газеты создала такой шедевр. Что сказать в ответном слове? Сначала надо будет поблагодарить редактора за то, что поверил в нее, надо будет поблагодарить мать, а также не забыть упомянуть покойного отца, Стена Ходжеса, который всегда поощрял интерес своей дочери к полицейской работе. Именно благодаря ему она добилась таких успехов на ниве журналистского расследования.
Филлис закрыла глаза и вздохнула. Мысленно она слышала гром аплодисментов, купалась в восхищенных взглядах публики. Ну ладно, хватит, сказала она себе. Если будешь только валяться на кровати, никаких премий не получишь. Пора и за работу. Филлис поставила стакан на столик и села. По телевизору в сводке новостей передавали репортаж о похоронах Линды Эмери. Сказали, что подозреваемый, Грег Ньюхолл, по-прежнему на свободе. Когда сводка закончилась, Филлис занялась осмотром комнаты.
Убедить Марго, чтобы она поселила Филлис именно в этом номере, оказалось непросто. Хозяйка долго колебалась, несла какую-то чушь про дурные приметы, про полицию, которая может быть недовольна, и так далее.
– Ведь установлено, что преступление произошло не там, – убеждала ее Филлис, всячески сдерживаясь, чтобы не сорваться и не обозвать хозяйку дурой.
Однако по опыту Филлис знала, что, если осыпать людей оскорблениями, ничего не добьешься. В конце концов Марго сдалась. Сказала, что в комнате произвели тщательную уборку, что никаких следов пребывания убитой постоялицы там не осталось. Филлис все-таки надеялась, что уборка была не такой уж тщательной и хоть какие-то зацепки удастся обнаружить. План у журналистки был такой: раз уж она выложила собственные кровные за номер, надо будет осмотреть буквально каждый сантиметр. Единственная проблема, беспокоившая Филлис, – ее кошечки, оставшиеся дома без хозяйки. Они, бедняжки, к этому не привыкли. Филлис очень редко ночевала вне дома. Но ничего, убеждала она себя, кошки – животные самостоятельные, не пропадут. Этим кошки ей и нравились.
Филлис сняла телефонную трубку, заказала из ближайшей пиццерии ужин. В конце концов, проводить ночь в мотеле собственного родного города – это похоже на каникулы. Даже забавно. Она переключила телевизионный канал, чтобы посмотреть, как комментируют убийство Линды Эмери по другим программам.
В этом самом номере Линда находилась непосредственно перед убийством, хоть полиция и установила, что преступление произошло не здесь. Для начала Филлис попробовала представить, что она – Линда, находящаяся на пороге смерти. Это поможет создать подходящее настроение. Лучше всего было бы очутиться на месте убийства, но, поскольку оно так и осталось неустановленным, приходилось довольствоваться гостиничным номером. Филлис прикинула, как будет выглядеть глава, в которой она опишет последний вечер в жизни Линды. Тут очень важно не напутать в деталях, создать у читателя ощущение достоверности.
Филлис включила портативный диктофон и стала думать над первой фразой. «Когда Линда Эмери въехала в сто семьдесят третий номер мотеля «Джефферсон», ей и в голову не приходило, что эта комната станет ее последним пристанищем в земной жизни, – громко произнесла Филлис. – Она поселилась в этом номере, чтобы заключить мир со своим прошлым, чтобы встретиться с дочерью, которую не видела с момента рождения. И еще, чтобы встретиться лицом к лицу с мужчиной, который стал отцом ее ребенка. Последние часы своей жизни Линда провела в этой унылой, скудно обставленной комнате, даже не подозревая о том, что вскоре ее ожидает страшный, жестокий конец».
Продолжая диктовать, Филлис рассеянно направилась в ванную и принялась оглядывать полки и пол в надежде, что полиция просмотрела какую-нибудь важную улику.
«О чем думала Линда в эти минуты?»
Филлис вышла из ванной и положила диктофон на туалетный столик, а сама стала выдвигать ящики и заглядывать внутрь.
«Какие эмоции переполняли ее душу, пока она дожидалась своего былого возлюбленного Грегори Ньюхолла? – Филлис вытащила каждый ящик, перевернула, потрясла, пошарила рукой внутри тумбочки. Ничего. – Может быть, она готовилась к скандалу? Собиралась оправдываться? Не исключено также, – тут Филлис выдержала драматическую паузу, – что в ее душе еще теплилась романтическая искра, готовая воспламениться вновь память о былой любви».
Надо будет заглянуть в стенной шкаф, подумала Филлис. Вдруг там что-нибудь отыщется? Она резко обернулась, шагнула к шкафу и распахнула дверцу. Прямо перед ней стоял незнакомый мужчина. Вид у него был ошарашенный.
Филлис заверещала и инстинктивно присела, чтобы хоть как-то прикрыть наготу. Мужчина развернулся и нырнул куда-то в глубь шкафа. Филлис увидела приоткрытую дверь, сумрачный свет, проникавший из соседнего номера.
– Ах ты, сукин сын! – заорала журналистка и, забыв о приличиях, кинулась в погоню за неизвестным.
Глава 22
Карен разогрела консервированный суп, поставила на стол две тарелки, вынула из холодильника вчерашние булочки. Завтра, хочешь – не хочешь, придется идти в магазин. Продукты кончаются. Карен с ужасом думала о том, что придется у всех на глазах идти по супермаркету, ощущая вокруг себя тяжесть осуждающего внимания. Но выбора не было.
Обед прошел в полной тишине. Внезапно Дженни сказала:
– Я должна сегодня вечером быть в школе. Ты меня отвезешь?
– Это еще зачем? – нахмурилась Карен.
– Как зачем? Сегодня четверг, у нас репетиция хора, – подчеркнуто терпеливо объяснила Дженни. – Если я пропущу, мне не разрешат участвовать в концерте.
Карен встала, налила себе холодного чаю. Она тянула время – не знала, что ответить. У Карен было ощущение, что Дженни нарочно устраивает ей эту проверку.
– Что за глупости! Придумали тоже – концерт в честь выпускного вечера. Довольно глупо устраивать выпускной вечер после каждого класса, – жалобным тоном произнесла она.
Но Дженни была не из тех, кого можно сбить с толку.
– Так ты отвезешь меня или нет?
– Но ты ведь даже на уроки сегодня не ходила, – напомнила девочке Карен.
– Это из-за похорон.
– Раз ты не ходила в школу, совершенно естественно, что ты и на репетицию не пойдешь.
– Это ты мне запретила в школу идти. И на похороны тоже не пустила.
– Я хотела тебя защитить.
– Ну, допустим, ты была права, – снисходительно признала Дженни. – Но репетицию пропустить я не могу. Я позвонила учителю музыки, он сказал, что они меня ждут. И потом, завтра мне ведь все равно идти в школу.
Лицо девочки приняло упрямое выражение, так хорошо знакомое Карен. Делать нечего – придется поделиться своими страхами.
– Понимаешь, если ты пойдешь туда, все будут пялиться на тебя, шушукаться.
– Я знаю. Но папа велел держать голову высоко и не обращать внимания на то, что говорят другие…
– Если бы не твой папа, – оборвала ее Карен, – нам вообще нечего было бы стыдиться. Мы не превратились бы в мишень для сплетен.
– А я не стыжусь своего папы, – вызывающе объявила Дженни.
– Браво, – саркастически откликнулась Карен. – Я за тебя просто счастлива.
Дженни встала, громко поставила пустую тарелку в раковину:
– А ты просто трусишь и сваливаешь все на него! Я не собираюсь прятаться в четырех стенах, а люди пусть болтают, что хотят. Неизвестно, сколько времени это будет продолжаться – придется привыкнуть. Я думала об этом целый день и решила: я их не боюсь, а ты как хочешь. Так отвезешь ты меня в школу или нет?
Карен ощутила прилив смертельной усталости. Ей хотелось повернуться и уйти, но в то же время позиция, занятая дочерью, ее поразила. Карен думала, что девочка будет в отчаянии, что эмоциональные потрясения последних дней сломят ее. Однако неожиданно выяснилось, что Дженни обладает куда большим запасом прочности, чем сама Карен. В сущности, девочка абсолютно права – Карен действительно трусила. Она чувствовала, что внутри нее поселился страх, и не было смысла притворяться, что речь здесь идет о чем-то ином. Если уж ребенок не боится трудностей, то как же отступать матери?
– Ладно, если это для тебя так важно…
– Еще бы! Мы несколько месяцев репетировали. Я обязательно хочу участвовать в концерте.
Карен со вздохом отодвинула тарелку.
– Хорошо, я тебя отвезу.
У нее едва хватило сил, чтобы причесаться и кое-как подкраситься. В кои-то веки Дженни собралась быстрее, чем мать.
Когда Карен спустилась по лестнице вниз, девочка уже нетерпеливо топталась в прихожей. Карен взяла со столика ключи от машины.
– Поехали.
Всю дорогу до школы Карен нервно поглядывала в зеркало заднего вида, видя, что за ними все время следует полицейский автомобиль. Ощущение было препакостное, словно она какая-нибудь преступница.
На стоянке Дженни спросила:
– Хочешь, я позвоню, когда закончится репетиция?
Обычно во время репетиции Карен ждала в зале. Во-первых, ездить туда-сюда было утомительно, а во-вторых, наблюдать за поющими детьми доставляло ей удовольствие. Многие родители поступали так же – кто читал, кто вязал. Многие места в просторном зале были заняты. Время летело быстро под звуки детских голосов. Сегодня Карен предпочла бы не появляться в школе, но стало стыдно перед дочерью за малодушие.
– Нет, я подожду тебя, – сказала Карен.
В вестибюле школы горело дневное освещение, отчего лица людей приобретали болезненно-бледный оттенок. Под высокими потолками гулко отдавался звук шагов. Какой-то мальчишка, опередивший их у входа в зал, обернулся и ошарашенно уставился на Дженни. Полицейский из службы наружного наблюдения – его звали Тед Экерман – топтался здесь же, неподалеку.
– Привет, Дейв, – громко сказала Дженни, обращаясь к мальчишке.
– Привет, Дженни, – откликнулся тот и пропустил Дженни и ее мать вперед, пожирая их взглядом. Место у открытой двери тут же занял массивный полицейский.
Школьники собрались на сцене – кто-то тро гал клавиши рояля, остальные болтали и хихикали.
– Я сяду вон там, – шепотом сказала Карен, показывая на один из задних рядов.
Дженни кивнула и одна, на виду у всех, зашагала по длинному проходу к сцене.
Остальные участники хора замолчали и во все глаза смотрели на Дженни. От этого зрелища у Карен разрывалось сердце: плечи ее дочери были напряжены, на лице застыла улыбка. Дженни громко поздоровалась, несколько человек ей ответили, и голоса снова слились в нестройный гул.
Другие родители, расположившиеся в зале, стали оглядываться на Карен. Сзади в дверях по-прежнему торчал Тед Экерман. Карен едва удержалась, чтобы не крикнуть: «Перестаньте на меня пялиться! Что во мне такого интересного?» Но вести себя подобным образом в присутствии дочери было бы непозволительно. Поэтому Карен лишь вжалась в спинку кресла, стараясь ни с кем не встретиться глазами.
На сцену, помахивая листками с нотами, вошел учитель музыки.
– Всем занять места!
Зашуршали несколько десятков кроссовок и ботинок. Школьники заняли свои места на деревянных скамьях, выстроившись по росту. Карен заставила себя сесть поудобнее, любопытствующие один за другим перенесли свое внимание на сцену.
Учитель подал знак аккомпаниатору, и чистые детские голоса начали распевать гамму.
Затем хор запел «Милость небесную», простой и наивный гимн, с которого должна была начаться концертная программа. Карен почувствовала, что в горле у нее образовался ком – искренние голоса проникали ей в самую душу. Дети в последние годы стали гораздо более зрелыми и взрослыми, чем прежде, чем в ее времена. Но чистое звучание их голосов было самым лучшим свидетельством того, что все дети вступают в жизнь с невинным сердцем и верой в добро, а уже потом невзгоды и удары судьбы лишают их иллюзий. Карен смотрела на лицо своей дочери, внимательно следившей за каждым жестом дирижера. Дженни всецело отдавалась музыке. Несмотря на страшные события последних дней, сердце девочки не ожесточилось.
Через полчаса Карен настолько успокоилась, что, когда ей понадобилось выйти, она встала, не опасаясь лишний раз привлечь к себе внимание окружающих. Она прошла по центральному проходу к выходу, и полицейский, сидевший в самом последнем ряду, тут же пристроился к ней.
– Мне нужно в туалет, – сердито сказала ему Карен.
Тед Экерман, который сам был ненамного старше участников хора, смущенно последовал за Карен в коридор, а перед туалетом даже обогнал ее и постучал в дверь, крикнув:
– Кто-нибудь там есть?
Потом заглянул внутрь, осмотрел кабинки и лишь после этого позволил Карен войти. Она очень пожалела, что в туалете не оказалось какой-нибудь вздорной бабы, которая устроила бы полицейскому скандал – пусть тоже помучается. Однако вслух Карен ничего не сказала. Тед внимательно осмотрел коридор, после чего вернулся в зал.
Моя перед зеркалом руки, Карен неприязненно смотрела на свое усталое, измученное лицо с кругами под глазами, с безжизненным оттенком кожи. Следы румян на щеках были похожи на какой-то клоунский грим. Ничего, сегодняшняя пытка почти окончена, подумала Карен. Правда, завтрашний день будет ничем не лучше сегодняшнего.
Она бросила в корзинку бумажное полотенце, открыла дверь, вздохнула. Назад на эшафот. Медленно бредя по пустому коридору, Карен мысленно повторяла слова гимна «Милость небесная». «Вот чего мне сейчас не хватает», – думала она. За три класса до актового зала ей вдруг показалось, что сзади скрипнула дверь. Карен хотела обернуться, но в этот миг кто-то схватил ее сзади и зажал рукой рот – она даже крикнуть не успела.
