Текст книги "Звезда моря"
Автор книги: Памелла Джекел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
Борясь с болью, она услышала голос Мэг
– Терпи, девочка. Можешь потужиться?
– Я не могу, не могу тужиться! – Анна страдала, не в силах вздохнуть, чувствуя боль при каждом усилии напрячь мышцы. Казалось, что она выдавит из себя все внутренности прямо на постель, так она старалась. Теперь она лежала на спине, тужась, напрягаясь и не чувствуя внутри себя никакого движения, никакой помощи от младенца. Она слышала, как Мэг что-то бормочет, склоняясь над ее животом; чувствовала, как что-то внутри нее тянется, а затем Анна провалилась за грань этого высокого, уединенного места, к которому была привязана невидимой нитью, провалилась в бездонное серое небо, в море, и больше ничего не слышала.
Она пришла в себя тотчас же и поняла, что была без сознания только несколько мгновений, так как Мэг все еще стояла у ее ног, медленно заворачивая что-то в окровавленную простыню. В комнате стояла такая же тишина, как в тот момент, когда умерла Клара.
Сквозь серую пелену Анна увидела смерть, притаившуюся в углу комнаты; она слышала ее медленное беззвучное, змеиное шипение, видела ее огромное, безглазое лицо. Непроизвольно лицо Анны исказилось, губы приоткрылись, обнажая зубы, а затем в комнате осталась только Мэг. Анна потрясла головой, отгоняя видение, и глубоко задышала, чтобы унять панику.
– Я родила?
Мэг, вздрогнув посмотрела на нее:
– Да, девочка, все закончилось. – Она печально склонила голову, – ребенок так ни разу и не вздохнул, Анна. Я думаю, он умер еще внутри.
– Анна посмотрела на Мэг. Затем перевела взгляд на скомканный сверток в ее руках. Она усилием воли заставила себя приподняться на локтях и без слов потянулась к свертку.
Мэг беззвучно заплакала:
– Не надо тебе сейчас видеть этого, девочка. Потом. Сейчас лучше отдохни.
– Принеси мне его, – последним напряжением сил Анна спокойно произнесла эти слова и откинулась назад. Мэг поднесла ей запеленутое тельце, и Анна откинула край простыни. Девочка. Хрупкая, крошечная и серая, как неоткрывшаяся ракушка. Ее глаза были плотно закрыты, как будто она не смогла вынести даже единственного взгляда на этот мир. Ножки ее были скрещены, на складках кожи была кровь, как будто ее окунули, а затем вытерли небрежной рукой. Серо-белый шнурок свисал с ее живота – жизненная связь с ничем. Анна, вначале колеблясь, потрогала ее кожу, потом расплела крохотные ножки и осторожно обернула маленькое тело простыней.
Она посмотрела на Мэг, тихо рыдавшую в углу комнаты. Белье на постели было залито кровью; у ее ног, частично прикрытая, лежала темная масса. «Еще одна часть моего тела», – подумала Анна.
– Все кончено, – в изумлении произнесла она. Мэг пошевелилась, собираясь подойти к ней, но Анна взглядом остановила ее, – я хотела бы побыть одна. Спасибо тебе, но оставь меня!
Мэг заговорила:
– Анна, постарайся не думать…
– Оставь меня!
Мэг, не проронив больше ни слова, вышла из комнаты и затворила за собой дверь.
Анна осторожно уложила крошечное тельце на постель, и сама опустилась рядом с ним, нежно прижимая его к своей груди. Она лежала на боку, уставившись в одну точку, и вдруг почувствовала, что рука покрывается чем-то влажным. Она взглянула и увидела, что из ее правой груди сочится прозрачная жидкость, бесполезный ручеек, который сбегает с ее кожи и капает на ткань, покрывающую головку новорожденной. Последняя дань ее тела мертвой мечте. И Анна зарыдала. Тело ее сотрясалось, словно пыталось освободиться от еще одного бремени.
***
Опустошенная и безжизненная, она пролежала в постели неделю, устремив пустой, невидящий взор в пространство. Когда же она смогла подняться, то бесцельно бродила к гавани и обратно. Слез больше не было. Она даже спрашивала себя, сможет ли вообще когда-нибудь теперь заплакать, настолько опустошила свою душу над маленьким тельцем. Мэг делала все возможное, чтобы утешить Анну.
– У тебя еще будут дети. Ты молодая и сильная. Но она едва ее слышала: Анна часами сидела на берегу, безразлично уставясь на море, наблюдая, как волны одна за другой разбиваются о берег, пока ветер не начинал обжигать лицо, как горячий песок. Ее глаза потемнели и смотрели внутрь нее самой, на какой-то потаенный уголок души, о котором рассказывал ей отец. И даже солнце освещало все по-другому.
Когда Джек вернулся, он был потрясен ее состоянием. Щеки молодой женщины были бледны, кожа стала прозрачной и все ее тело, казалось, уменьшилось вдвое.
– Тебе нужен хороший уход, – заявил он, – мы возвращаемся на Нью-Провиденс. В ответ она посмотрела на него усталыми глазами:
– Как мы сможем вернуться? Роджерс будет ждать нас с виселицей.
– Нет, Анна. Я встретил Хорнигольда недалеко от Коксен Хоул. Предложение о помиловании продлили еще на год.
– И ты поверил ему? Он, может, как раз и охотится за наградой, назначенной за твою поимку.
– Если бы это было так, то он не раз имел возможность схватить меня. Нет, Роджерсу дал слово сам король. Мы сдадимся и будем помилованы. Он даже не арестует нас, если мы придем в течение месяца.
Мэг вступила в разговор:
– Похоже на правду. Я слышала что-то похожее, когда уезжала. Конечно, тот, кто получает помилование в первый раз, вынужден целый год оставаться на берегу, – она улыбнулась, – но ты сможешь вернуться, Анна. Это было бы здорово.
– Почему они дают нам такой шанс сейчас?
– Потому что мы нужны им, – Рэкхэм рассмеялся, – Англия готовится вот-вот ввязаться в войну с Испанией, и мы нужны ей, воюющие на ее стороне! Еще одна причина, чтобы смыться с этого зачумленного острова. Если придет известие о войне, мы ни за какие деньги не сможем спастись здесь.
Анна мгновение переваривала новости:
– Да, Роджерс – человек слова, это я знаю. Мы возвращаемся.
Джек усмехнулся:
– Хорошо. Я уже поставил этот вопрос на голосование, и парни согласились. Мы отплываем завтра.
Воспользовавшись вечерним отливом, они отплыли от Кубы и обогнули мыс Коксен Хоул. За ним они обнаружили двенадцать военных испанских кораблей, стоящих на якоре. Их пушки, стреляющие сорокафунтовыми ядрами, были направлены в море, похожие на пасти приготовившихся к нападению псов.
– Христос милосердный, собирается весь флот, – прошептал Маттиас, когда они проскользнули мимо в ночную темноту.
– Да, – улыбнулась Анна, впервые за всю неделю, – спасибо Рэкхэму, что мы вовремя убрались с этого проклятого острова.
***
Нью-Провиденс очень изменился за время их отсутствия. Форт был восстановлен и усилен. Вечно шумная гавань была очищена от обломков старых кораблей, в доках не было привычных куч мусора и хлама.
– Кто это прошелся по этому местечку? – спросила Анна у Бесс.
– Ураган по имени Вудес Роджерс! – рассмеялась та в ответ и поведала Анне все, что произошло. – Как только Роджерс высадился на берег, он вылил на всех, точно мед, королевские указы. Прямо здесь, в «Палате Лордов».
– И Братья приняли их?
– Приняли? Да они выстроились в очередь. Шесть сотен самых лучших из них – Дэвис и Кохрэн, и Огер, и Бургесс, и Картер, и твой Бэн Хорнигольд тоже. Всех остальных Роджерс тоже назначил по закону.
– Кем?
– На различные посты, как чопорных лондонцев! Робинсона назначили начальником военной полиции, моего Дженнингса – специальным помощником губернатора, на время его отсутствия. И даже этого мерзавца Тернлея сделали главным лоцманом.
Анна вытаращила глаза:
– Так он выбрал всех тех, кто мог поднять бунт, и утыкал их раскрашенными перьями?
Бесс хрипло рассмеялась:
– Точно, милая. Ты бы видела старого Бэна Хорнигольда, Дэвиса, Бургесса, когда они давали присягу защищать мир и спокойствие. И твой Бонни вместе с ними.
– Джеймс? Вот это да!
– Точно. Он пристроился за этими бандитами, выставив свою лапу. И теперь он в составе охраны.
Анна печально покачала головой:
– Да, этот парень всегда знал с какой стороны на хлеб намазано масло.
– Да уж. А еще Роджерс закрыл все таверны. Анна раскрыла рот от удивления:
– И он еще держится?
– Держится, и ходит с важным видом. Он заявил ребятам, что они не получат ни глотка рома, пока эта отхожая яма не будет как следует прибрана. Тут уже к ним даже шлюхи присоединились. А когда кое-кто попытался бузить, он их тут же заставил работать на солнцепеке. Когда они попытались подкупить его, он их заставил копать траншеи. А когда Чидли Бэярд предложил-ему половину прибыли, если он будет пропускать в гавань его контрабандистов, Роджерс выгнал его пинками и спалил его огромный особняк. Анна обернулась и посмотрела на холм. Розовые стены исчезли, на их месте осталась почерневшая груда камней.
– Бэярд еще вернется, – пробормотала она. Бесс весело рассмеялась:
– Говорят, что теперь у него масса хлопот с испанцами, и ему некогда заниматься с Вудес Роджерсом и ему подобными.
– Все это звучит так, будто Роджерс сам напрашивается на открытый бунт. Я думала, эти черти уже подняли мятеж.
– Некоторые пытались, но губернатор натравил одних бандитов на других. Хорнигольд и Кохрэн отправились в погоню за теми, кто выступал против и поймали тринадцать человек, Роджерс их всех повесил.
Анна удивилась тому, что все остальные на острове стерпели то, что творилось на их же берегу.
– Да, – сказала Мэг, – помнишь старого Роба Морриса – этого одноглазого пьяницу. Так вот он, размахивая пистолетом, влез на бочку и стал требовать веревку для губернатора! – она передернула плечами, – Роджерс пристрелил его, как собаку. Он свалился прямо в толпу, дохлый, как кефаль. А остальных Роджерс приказал не снимать два дня.
Чем больше Анна ходила по острову, тем больше она убеждалась в том, что Роджерс затеял дело, а пиратская республика от этого только выигрывала. И хотя Анне не хватало былой свободы, «Палаты Лордов» и легких, беззаботных деньков, она была рада, что может спокойно разгуливать по улицам, не опасаясь, что к ней начнет приставать какой-нибудь пьяный матрос.
Она была счастлива увидеть Дженнингса, Хорнигольда, Эмиля и всех остальных. Казалось, они мало изменились в ее отсутствие, хотя сама она чувствовала себя совсем другим человеком. Ей казалось, что жизнь никогда не станет такой полнокровной и свободной, как раньше.
Она пошла с Джеком к Вуду Роджерсу за помилованием. Он заметил:
– Я много слышал о Вашей красоте, мадам. – Но Вы выглядит очень усталой. Надеюсь, что теперь вы понимаете, что жизнь на море не для женщин.
Она молча покачала головой.
Рэкхэму он сказал:
– Вы получаете помилование за все ваши преступления до сегодняшнего дня. Я буду ждать, что Вы, Рэкхэм, подадите рапорт в рабочую команду, как только устроитесь с жильем. А Вы, мадам, – он повернулся к Анне, – найдете здесь безопасное место и поправитесь.
Уладив со всем этим, Джек отвел Анну в дом, который приготовил для них Дженнингс. После нескольких недель отдыха и любовной заботы со стороны Бесс и Мэг, здоровье Анны улучшилось, и все больше старых друзей стало приходить к ней в гости. Среди женщин самой главной темой для пересудов было безбрачие генерала Роджерса. Он находился на острове вот уже восемь месяцев, но еще ни одна женщина ни разу не делила с ним постель.
– Нет сомнений, Анна, что он берег себя для тебя, – рассмеялась Бесс, – говорят, что он ничего не боится.
Анна в ответ слабо улыбнулась:
– Мужчина, который ничего не боится, еще более опасен, чем трус. Спасибо, но я выбираю Рэкхэма.
Тем не менее, когда Анна вновь стала совершать прогулки по берегу, она получила записку от Роджерса с просьбой нанести ему визит. Приглашался также и Рэкхэм. Они прибыли в губернаторскую штаб-квартиру, и Джек поспешно отвел ее в сторону:
– Позволь вести беседу мне, дорогая. Я не доверяю этому мошеннику ни на йоту.
Но Роджерс-радушно поприветствовал их и представил морскому офицеру его Величества капитану Чарльзу Льюису.
– Капитан Льюис базируется на Ямайке, – объяснил Роджерс, – он располагает информацией, что испанцы собирают в Гаване свои военные корабли и создают армию, – он быстро взглянул на Анну и отвел взгляд в сторону, – он подозревает, что вторжение, начнется на Нью-Провиденс. Может быть вы видели или слышали что-нибудь, позволяющее предположить нечто подобное, во время вашего пребывания на Кубе?
Анна бросила взгляд на Джека и выступила вперед:
– И не раз, уважаемые господа. Испанцы не раз утверждали, что Багамы принадлежат им. И еще, как раз накануне нашего отплытия из Загоа, до нас дошли известия, что в Гавану прибыл какой-то официальный представитель из Мадрида. Он был назначен губернатором Нью-Провиденс.
Джек слегка поморщился, но ничего не сказал.
Роджерс кивнул головой, как бы рассуждая сам с собой.
– Все это говорит о том, что они готовятся выступить против нас. Что еще?
Анна и Джек рассказали ему все, что знали о расположении войск и силах на Кубе и вокруг нее. Так как Джек меньше Анны находился на берегу, он часто вынужден был хранить молчание, в то время как Анна складывала кусочки информации один к одному, как кусочки мозаики. Когда они уже собрались уходить, губернатор склонился над рукой Анны:
– Сегодня Вы оправдали свою репутацию и показали, что заслуживаете помилования. Я чувствую себя в долгу перед Вами.
***
Постепенно боль от потери ребенка стала отпускать Анну. Она постаралась загнать воспоминания о родах в самые отдаленные уголки памяти, и вскоре это стало казаться ей лишь сном, бледным призраком, приходящим к ней бессонными ночами, перестало занозой колоть сердце при виде играющего на песке ребенка. Она постаралась убедить себя, как всегда делала прежде, что все, что с ней произошло, случилось к лучшему. Такой взгляд на вещи был ее единственной верой и надеждой, поддерживающей се в самые тяжелые минуты отчаяния. Но эта потеря истощила ее силы и веру в будущее. Когда она попыталась говорить на эту тему с Джеком, он выразил сострадание лишь к ее боли, а не к ее потере.
– А что бы мы делали с ребенком, милая? Может это и к лучшему, что мы его потеряли?
Частью сознания Анна понимала практицизм того, что говорил Джек. Действительно, у них обоих вряд ли нашлось бы достаточно времени, чтобы уделять его ребенку. Однако в глубине души она осуждала Джека. Вскоре она и вовсе перестала говорить на эту тему. А при виде ребенка, плещущего в волнах на берегу, или теребящего материнскую юбку, она просто отворачивалась.
***
Джеймс Бонни при новом режиме Роджерса процветал. Он втерся в доверие к Ричарду Тенли и вскоре получил чин лейтенанта. И в этом качестве его главной обязанностью стало шпионить за людьми: вынюхивать недовольных в рабочих командах или бунтарей среди населения и доносить на них Тенли. Сам Роджерс находил подобное занятие отвратительным, но и он признавал необходимость получения информации и, по утверждению Тенли, не существовало лучшего кандидата для сбора сплетен, чем Бонни. Он был вхож в любую компанию, хотя и не был нигде в центре внимания. Пираты, хоть и без особой любви, воспринимали его, как безобидную черепаху. Его главной заслугой было то, что раньше он был женат на королеве пиратов, на Анне. Многие считали, что он обладает какими-то скрытыми качествами, коль смог покорить такую великолепную женщину, хотя в течении-тех двух лет, что они с Анной прожили на Нью-Провиденс, он держался в тени.
Когда Анна вернулась рука об руку с Калико-Джеком, Рэкхэмом, авторитет Джеймса Бонни на острове оказался подорванным. Он к тому времени сколотил себе этакое маленькое королевство из забитых лавочников и начинающих проституток, слишком запуганных чтобы требовать с него плату за услуги. Но теперь он то и дело слышал пересуды за своей спиной а одна пьяница обнаглела до того, что рассмеялась ему в лицо.
– Я видела что твоя женушка вернулась, Бонни. Она уже приходила навестить тебя? – осклабилась женщина, – или она подобрала себе другого простофилю, который ей больше по вкусу.
Бонни отлупил женщину и ушел от нее но эти слова, а особенно ее смех жгли его душу, пока он не нашел себе иное утешение. Он с жгучей обидой стал вспоминать обещание Анны сделать его настоящим джентльменом, данное ею в тени веранды. Он знал, что мог бы, нет должен был бы стать кем-то большим, чем младший офицер на этом Богом забытом пиратском острове. Если бы не она, он стал бы уже хозяином половины Чарльзтауна. После того как она сбежала, он никак не мог избавиться от позора. Ни одна порядочная женщина не вышла бы замуж за человека который раньше был женат на портовой проститутке. После того как Анна и Джек стали жить на острове вместе, ярость и негодование Бонни дошли до критической точки Однажды вечером он проследил за ней и Джеком от «Палаты Лордов» до самого их дома и еще целый час стоял под их окном представляя какие сцены разыгрывались внутри.
Потеря авторитета не давала Бонни покоя, и им стали овладевать мысли о мщении. С помощью Тенли он подобрал восемь человек, готовых выполнить любой его приказ, не задавая лишних вопросов. Однажды на рассвете жарким июльским днем Бонни и его головорезы собрались возле дома, где Анна и Джек жили с тех, пор как месяц назад прибыли на остров. Бонни за все это время так и не сталкивался с бывшей женой лицом к лицу. Теперь же он затаился под ее окном в неверном утреннем свете, а его люди притащились следом. По его сигналу они бесшумно пробрались внутрь дома и столпились вокруг кровати, на которой спали Анна и Джек.
Было тепло, поэтому молодая женщина лежала поверх одеяла в одной прозрачной сорочке. Бонни пришлось три раза взмахнуть рукой, чтобы привлечь внимание двоих из бандитов. Они стояли, уставившись на Анну, рассматривая ее фигуру, слабо освещенную первым лучом встающего солнца. Наконец, Бонни грубо толкнул Анну. Она открыла глаза и увидела шесть пистолетов, направленных на нее. Два человека стояли в изголовье, держа в руках кандалы. Она закричала; Джек моментально проснулся и потянулся за своей шпагой, но Бонни отбросил ее через всю комнату. Они оказались окружены оружием со всех сторон в темноте. Вскоре глаза женщины привыкли к полумраку, и она разглядела Джеймса Бонни.
– Джеймс! – закричала она, все еще не приходя в себя со сна, – что, черт возьми, ты здесь делаешь?
– Успокойся, шлюха, – ядовито ответил он, – ты взята под арест.
– За какое преступление? – вмешался Джек, – нам объявлено помилование!
– Но не мной! Оденьте на них наручники, – кивнул он своим парням.
При этих словах Анна взвилась от ярости. Понадобились усилия двух здоровых мужчин, чтобы связать ей руки и вытащить ее, питающуюся и кусающуюся из постели. Когда ее с Джеком вытолкали в предрассветную мглу, она подумала, что разгадала план Бонни – протащить обоих любовников через весь город и таким изощренным способом потешить своё ущемленное самолюбие. Она тут же успокоилась и позволила повести себя к штаб-квартире губернатора. Женщина была такой покорной, что мало кто из жителей обратил внимание на группу из девяти младших офицеров и двух узников.
Вуд Роджерс был разбужен шумом, который подняла Анна, как только очутилась в доме. Вся ее покорность враз улетучилась, и она принялась кусать и царапать людей, пытающихся се удержать. Джек молча стоял позади нее с опущенной головой и все еще в шоке от внезапного пробуждения. Их втолкнули в кабинет Роджерса, а сам Бонни отправился стучаться во внутренние покои губернатора.
– Что все это значит, о великий Боже! – восклицал Роджерс, спускаясь вниз по лестнице.
– Я арестовал двух преступников, милорд, – заявил Бонни, – их преступления требуют немедленного суда.
– На каком основании?
– Эта ведьма сожительствовала с мужчиной, не являющимся ее супругом, – упрямо ответил Джеймс.
Роджерс скривился:
– И какой идиот выдвигает это обвинение? Бонни сделал шаг вперед, отдал честь, весь являя собой облик образцового военного:
– Я, милорд. Ее законный муж. Лейтенант Джеймс Бонни.
Роджерс нахмурился и прошел в свой кабинет, распахнув дверь пинком. Увидев Анну, он остановился и удивленно уставился на нее. Женщина стояла передним, прелестная своей дикой величавостью. Волосы ее были растрепаны, словно над ними пронесся ураган, глаза сверкали. Гибкое тело укрывал лишь кусочек прозрачной материи, щеки ее горели от ярости. „
Роджерс постарался взять себя в руки и спокойно произнес:
– Что означает Ваш столь необычный приход сюда, мадам? Ваша нагота столь же бесстыдна, сколь выдвинутое против Вас обвинение.
– Столь необычным образом я была вытащена из моей постели и закована в кандалы, уж простите! И в таком же виде меня протащили по улицам.
Губернатор повернулся и сердито посмотрел на Бонни:
– Это правда, лейтенант?
– Да, милорд. Но ее необходимо было захватить врасплох, иначе бы она сбежала. Джек Рэкхэм, отъявленный пират…
– Амнистированный, – прервал его Джек.
– Амнистированный, но от этого не менее опасный, милорд. Он бы дрался насмерть. Так же как и она. Она настоящая мегера. Вы это и сами знаете, милорд!
Роджерс сердитым жестом. заставил его замолчать:
– Ничего подобного я не знаю, Бонни. А теперь будет лучше, если она прикроет свою наготу.
Один из солдат принес плащ и набросил его на плечи женщины. Так как ее руки были скованы, то грудь торчала вперед и плащ невозможно было застегнуть. Она дерзко отвела назад голову, казалось, не замечая взглядов стоящих вокруг мужчин. Ее красота на мгновение смутила Роджерса, который вот уже больше года вел монашеский образ жизни. Внезапно он почувствовал раздражение – возможно, на самого себя – и резко заговорил, обращаясь к Анне:
– Потрудитесь вспомнить, что Вы находитесь перед лицом закона, мадам, и ведите себя скромнее. Я не позволю Вам нарушать закон действиями, столь неподобающими настоящей леди.
На что Анна выпалила:
– А Вы, сэр, потрудитесь вспомнить свои слова о том, что Вы в долгу передо мной и этим человеком. Отбросьте это нелепое обвинение и прикажите арестовать этого болвана, Джеймса Бонни!
– На меня не повлияют Ваши былые заслуги, мадам! Это обвинение достаточно веское, – он посмотрел на Бонни, – как бы это ни казалось непристойным, но лейтенант Бонни действует в рамках своих прав. Если он сможет доказать то, что говорит.
Анна выпалила:
– Арестуйте тогда и его, по тому же обвинению. Расспросите его, с кем он спал с тех пор, как я уехала!
Роджерс в ответ повысил голос:
– Закон не собирается руководить его привычками, женщина! И так как это ты по своему желанию покинула остров, то у тебя нет никаких прав задавать ему вопросы о его подружках! Я здесь судья, и меня не устрашат твои наглые манеры. И тебе же будет лучше, если ты попридержишь свой язык в моем присутствии!
Анна кипела от злости, но молчала. Она бросила взгляд на Джека. Он отвел глаза и отошел в угол, яростно пытаясь сбросить с себя руки державших его солдат.
Роджерс перелистал страницы огромного свода законов на своем столе. Потом он посмотрел на Анну, и в его глазах она увидела сочувствие.
– В законе черным по белому написано, и я хочу, чтобы Вы осознали всю серьезность своего положения. Если я решу, что Вы виновны в сожительстве с мужчиной, не являющимся вашим мужем, Вас ожидает публичная порка и два года тюрьмы, или четыре года работы служанкой в рабстве.
Глаза Анны широко распахнулись от страха, но она подавила в себе растущую панику. «Боже мой, – подумала она, – как же это может быть?» Она посмотрела на Джеймса Бонни, который старался не встречаться с ней взглядом, но внимательно слушал, стоя у дверей кабинета. «Если только мне удастся выбраться из этой грязной ловушки, я точно убью этого ублюдка», – поклялась она сама себе.
Усилием воли она взяла себя в руки:
– Если Вы признаете нас виновными в предъявленном обвинении, – спокойно произнесла она, – то вина будет лежать в равной, степени и на Вас. Потому что именно Вы пригласили меня и капитана Рэкхэма вернуться в Нью-Провиденс, прекрасно зная нашу историю и связывающие нас отношения. Это Вы сказали ему уложить меня в постель и позаботиться обо мне!
Губернатор поморщился от неловкости:
– В том, что Вы говорите, есть доля правды. Я приму это во внимание, так же как и другие доводы, свидетельствующие в Вашу пользу. – Он резко повернулся к Бонни, – а Вы, сэр, что Вы можете сказать? Почему Вы так долго ждали, чтобы предъявить обвинение этой женщине?
Бонни этот вопрос застал врасплох. Он вспыхнул:
– Не знаю, милорд! Я был занят по службе, я только недавно узнал о ее поведении, – он собрался с силами и громко сказал, – я понял, что моя обязанность довести до Вашего сведения этот случай, каким бы болезненным он для меня не был, сэр!
– Понятно, – сухо ответил Роджерс, – и это необходимо было сделать именно таким образом?
– Да, сэр! Я уже говорил Вам, что эта ведьма – настоящая мегера! Если бы ее предупредили заранее, она убила бы меня. Или сбежала бы.
Губернатор вздохнул:
– Ну хорошо, поскольку Вы выдвинули обвинение, я обязан разобраться.
Джек выглядел испуганным, и Анна ожесточилась.
– У Вас есть доказательства того что Вы женаты на этой женщине? – спросил Роджерс.
Бонни сделал шаг вперед, протягивая бумагу.
– Да, милорд. Вот брачное свидетельство, сэр, подписанное ею самой три года назад.
Губернатор посмотрел на бумагу затем показал ее Анне.
– Вы не сомневаетесь в истинности этого документа?
Глаза женщины вспыхнули.
– Только в самом этом человеке, милорд!
Роджерс минуту размышлял. Затем он повернулся к Джеку, стоящему в углу комнаты и одетому лишь в легкие хлопковые брюки.
– А Вы, сэр? Вы не отрицаете что незаконно сожительствовали с этой женщиной?
Джек посмотрел на Анну, не зная что ответить Роджерс продолжал
– Должен Вам сообщить, что по закону Вы, сэр можете быть приговорены только к одному – лично держать кнут, которым будет наказана Ваша любовница. Если Вы будете бить слабо, то разделите ее судьбу. Теперь я жду Вашего ответа.
Джек обреченно пожал плечами и вполголоса выругался.
– Милорд, каждый на этом острове знает, что мы жили с этой женщиной как муж и жена, – он кивнул головой на Анну, – можете ли Вы меня в этом обвинить, сэр? – Роджерс слегка покраснел, и Джек продолжил, – я прошу Вас об одном, сэр, позвольте мне выкупить эту женщину у ее мужа. Развод по выкупу. Тогда она сможет выйти за меня и узаконить наш союз.
В комнате повисла звенящая тишина. Не успел Роджерс ответить, как Анна оскорбленно заявила:
– Я не потерплю, чтобы меня продавали и покупали, как телку на рынке, господа!
– Вы предпочтете порку и тюрьму? – Роджерс раздраженно пожал плечами.
– Я предпочту правосудие! – выкрикнула Анна. Она протянула в сторону Бонни скованные руки, – вот трусливое отродье, которое следует выпороть только за то, что он осмелился вынести это дело на Ваше рассмотрение!
Роджерс стукнул кулаком по столу:
– Здесь судят не его, мадам. А Вы добьетесь самого сурового приговора, если только не перестанете нарушать спокойствие в этом доме!
Рэкхэм прервал его:
– Пожалуйста, Анна, прошу тебя, успокойся. Ты сама говорила, что губернатор человек чести. Он сам проследит, чтобы свершилось правосудие!
– Если правосудие свершится, – проворчал Роджерс, – то вы оба окажетесь в тюрьме еще до восхода солнца. Теперь выслушайте меня внимательно: – Рэкхэм, я очень неохотно позволю Вам выкупить эту женщину. Так как я лично противник практики разводов через продажу. Однако, – спокойно продолжал он, – в определенных исключительных обстоятельствах это представляется мне приемлемым. И это, видимо, как раз такой случай. Он повернулся к Бонни, – вы, сэр, готовы продать Вашу жену?
– За сколько? – спросил Бонни некоторое время поколебавшись.
Кулак губернатора вновь грохнул об стол, его лицо пошло красными пятнами:
– Я не потерплю торговли в этом доме, сэр! Вы либо продаете свою жену, либо нет!
– Вы имеете в виду прямо сейчас? Отпустить ее? – лицо Бонни побледнело, – боже, да ведь она прикончит меня!
– Если она сделает это, – спокойно отреагировал Роджерс, – ее повесят за убийство. – Легкая усмешка появилась на его лице, – неужели Вы так сильно ее боитесь?
Ответ был очевиден. Бонни молча отвернулся. Губернатор презрительно произнес:
– Вы можете идти, лейтенант, Вы мне больше не нужны.
Бонни выскочил из комнаты, его спица была прямой, но руки тряслись. Губернатор вернулся к своду законов и во второй раз просмотрел его, все еще не зная, что предпринять. Несколько долгих мгновений он был погружен в чтение, затем оторвал взгляд от книги:
– Есть еще одна возможность. Определенная статья закона позволяет мне вынести вам приговор с отсрочкой исполнения. Это значит, что я объявлю вам приговор, он не будет приведен в исполнение, если только вы вновь не предстанете предо мной с повторным обвинением такого же рода.
Он подошел к Анне и Джеку, стоявшим плечом к плечу:
– Слушайте Вы, мадам! Слушайте Вы, милорд! Отныне вы должны отказаться от того непристойного сожительства, которое вели до сих пор. Если вам удастся уговорить лейтенанта Бонни на развод по продаже, так тому и быть! Тогда вы можете пожениться и жить, как захотите. Однако, если он не согласится на это, а Вы еще раз попытаетесь спать вместе, Вы будете в тот же час арестованы и приговор будет приведен в исполнение. А теперь оба убирайтесь отсюда. Суд окончен!
Анна открыла рот, чтобы протестовать, но солдаты стали толкать ее к двери. Оказавшись за дверью, они сняли с них наручники.
– Чертов ублюдок! – Анна задыхалась от гнева, – я думала, что все эти лицемерные свиньи остались в Чарльзтауне!
Рэкхэм схватил ее за руки:
– Пойдем, любовь моя. Надо поскорее убраться отсюда, пока он не передумал!
– Ну и пусть! – крикнула она. – Уж лучше быть в аду, чем в скучном приторном чистилище!
Джек быстро увлек ее прочь от дома губернатора, чтобы поменьше жителей города стало свидетелями спектакля, который она закатила. Он оставил ее в их доме, а сам отправился спать в хижину Дженнингса. Очутившись дома, Анна бросилась на кровать, опустошенная и униженная. Она спала допоздна, а когда проснулась, весь ее гнев улетучился, осталась лишь тупая боль в голове.
Джеймс предал ее. Предал еще более жестоко и бессовестно, чем отец, потому что Джеймс клялся быть рядом с ней и в счастье, и в беде. Хотя она знала, что и сама она нарушила эту клятву. Да и любили ли они друг друга? Куда подевался тот молодой человек, который пожирал ее взглядом в «Зеленой Чайке»? И куда подевалась та юная девушка, которая отказалась от столь многого во имя любви? Почему же она вышла за него? Потому что он был тем, чем не был ее отец. Она встала и, подойдя к зеркалу, потрогала свои груди. Она родила ребенка. В ее объятиях побывали шесть мужчин и несколько парней. Анна внимательно осмотрела свою кожу, выискивая следы пережитых ею тревог. «Красота налагает столько же обязанностей, сколько предоставляет преимуществ, – подумала она, – если бы у меня было лицо, как мясной пудинг, то никто не обращал бы на меня внимания, не приставал ко мне. Или, если бы я была глупой, недалекой, как окрестные девушки, похожие на коров. Но Господь наградил меня, или наоборот возложил тяжелое бремя – острый ум. Хотя теперь мой разум кажется больше помехой, чем наградой».
