Текст книги "Кровь в круге (СИ)"
Автор книги: Остин Марс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
6.38.15 Муравьи, лигры и Андерс де’Фарей, министр просвещения
Вера стояла перед зеркалом в новом платье, с восхищением думая о том, как продуктивна бывает радостная злость. Портниха выложилась на двести процентов, Вера редко могла сказать, что сама бы не придумала лучше, но это был один из таких особых случаев. Платье село по фигуре идеально, при этом не мешая двигаться, скромное декольте смотрелось как рамка, повторяя нижнюю линию колье. Но больше всего Вере понравилось то, что кружево заменили на бордово-черное, его было ровно столько, сколько нужно, и оно гладко лежало на ткани, а не топорщилось во все стороны раздражающими перьями.
«Я буду выглядеть жутко необычно. Превосходно.»
Лайнис ждала в соседней комнате в таком же платье, на случай, если Вере что-то не понравится, и надо будет переделывать, но Вере понравилось все. Послеполуночные платья у всех дам были поскромнее, чем вечерние, Вера наконец-то перестала мучиться с объемной юбкой, и настроение ее поднялось под потолок. Она выразила швеям восхищение их работой, облила удачей всех девушек, и вышла к министру, готовая к новым подвигам. Он стоял у подоконника и читал очередные наскоро сшитые бумаги, выглядел скорее довольным, а подняв глаза на Веру, расцвел окончательно. Хотел что-то сказать, но не стал, потом нахмурился и все-таки сказал:
– Очень…
– Господин? – из-за поворота вышел официант, с извиняющимся видом посмотрел на Веру, сунул министру новую пачку бумаг, и ушел. Министр быстро их пролистал, махнул рукой и улыбнулся Вере с веселой злостью:
– Я научусь. Это не сложно, просто надо потренироваться.
Она рассмеялась, взяла его под руку, и они пошли обратно в игральный зал. По дороге министр изобретал все новые способы обмануть проклятие, но ничего не получалось, его постоянно перебивали, он смеялся и ругался, это было так весело, что в зал они вошли в очень приподнятом настроении, сразу привлекая внимание. К ним подошел Вильям, министр проводил их до бара, где усадил Веру удобно, заказал ей вина, а себе – "как обычно", перекинулся парой фраз со всеми мужчинами у стойки, умудрившись тонко подстебнуть каждого, и поднять общий уровень раздражения в толпе вдвое, и весь довольный ушел играть за центральный стол, вызвав там ажиотаж своим появлением.
Вера не могла перестать на него смотреть, даже рассеянно поднесла к губам бокал, в последний момент вспомнив, что пить нельзя, опустила глаза, глядя на узор на перчатке, а сама пытаясь вытащить себя из-под магнетического влияния министра Шена. Вроде бы, получилось, чувства обратились наружу, чтобы не копаться внутри, и тут же наткнулись на яркие островки злости, зависти и раздражения, совсем рядом. Она посмотрела на Вильяма, чтобы не смотреть на самый яркий остров злости, и боковым зрением увидела, что почти все мужчины вокруг смотрят в спину министру Шену.
«Он влияет так не только на меня, какое облегчение.»
Самый злой из мужчин почувствовал Верин взгляд, посмотрел на нее, и недовольно поджал губы:
– При всем уважении, госпожа Вероника, но выбирать фаворитов вы не умеете.
Она невинно улыбнулась и захлопала глазами:
– Да ладно, он такой милый.
«Дзынь.»
– "Милый"? – пораженно выплюнул мужчина, – этот ублюдок – "милый"?
– Просто очаровательный, – кивнула Вера, ощущая, что переборщила – кто-то рядом стрелял глазами на нее и оппонента, давясь от смеха, она нашла его глазами и коротко улыбнулась ему лично, это был один из молодых коммерсантов, искавших инвестора.
– Не знаю, в каком месте он "очаровательный", и с кем он "милый", но лично я вижу безгранично обнаглевшего безродного ублюдка, который не знает своего места. А место его на помойке, максимум где-то в подвале министерства внутренних дел, я слышал, он там работал в юности, расследовал преступления таких же дикарей, как он сам.
– Он много чего расследовал, – загадочно понизила голос Вера, чуть улыбнулась: – И прекрасно справлялся, у него талант.
Мужчина посмотрел на нее с ненавистью, она вернула зубастую улыбку – "попробуй опровергни". Он отвел глаза первым, чуть тише сказал:
– Он думает, что он лев, но он муравей, жалкий, ничтожный муравей.
– Муравьи поднимают вес в пятьдесят раз больше собственного, и освоили арифметику, земледелие, скотоводство, кораблестроение и сложную строительную архитектуру задолго до того, как первые люди логически связали камень и палку. И они очень симпатичные. И самый болезненный укус среди всех насекомых и самые быстрозащелкивающиеся челюсти среди всех животных в мире тоже у муравья. И селекцию растений на основе искусственного отбора они тоже умеют делать. В моем мире муравьи были в космосе. Я могу долго о них говорить, в общем, со сравнением вы… промахнулись, – она изобразила хитренькую улыбку, пожала плечами: – Мы даже в карты не играем, а вы так мне подмастили! Мне сегодня везет. Хотите поговорить о муравьях? Я о них столько знаю.
– Я хочу! – втиснулся в толпу пожилой мужчина в довольно поношенном костюме, протянул Вере руку: – Я с удовольствием с вами…
– Потом поговорите, – поморщился недовольный, брезгливо отодвигаясь от старика, отбросил его руку, не дав Вере ее пожать: – Не цепляйся к даме! Всех задолбал. – Посмотрел на Веру и с вызовом задрал подбородок:
– Вы хотите сказать, что этот ублюдочный муравей что-то вам обещал?
– Я хочу сказать, что вы бросаетесь громкими словами, не вникая в их суть, – мягко улыбнулась Вера, он опустил глаза, она пожала плечами: – Я в этом мире совсем недавно, и не буду говорить, что разбираюсь в местной ситуации, но мне было приятно работать с министром Шеном, и я до сих пор жива, что полностью его заслуга.
Мужчина двинул бровями и промолчал, Вера посмотрела на смущенного старика – это он был тем магом, которого она запомнила из-за очень яркой ауры с искрами. Старик заметил ее взгляд, все-таки дотянулся до Веры, тепло сжал ее ладонь двумя руками, и сказал громким шепотом, со страстной ностальгией:
– Шеннон очаровательный, я полностью с вами согласен. И так на отца похож, сил нет, аж сердце замирает, как похож.
– Не похож, – фыркнул кто-то из молодых, старик отмахнулся:
– Похож! Он когда по коридору идет, у меня от его шагов аж сжимается все, так и кажется, что Георг войдет, молодой, веселый, такая сила в нем… Да? – он заглянул Вере в глаза с бездной надежды на поддержку, Вера улыбнулась:
– У львов рождаются львята, это природа.
– У собаки и льва никто не родится! – вспыхнул злой, – это физически невозможно!
– Зато у льва и тигрицы – родится, – невинно улыбнулась Вера, – называется лигренок, крупнее и сильнее обоих родителей раза в полтора.
– Быть не может! – ошарашенно заглянул ей в глаза старик, с детской надеждой на чудо, она кивнула:
– Может, я его гладила. У меня даже картинки есть, я покажу потом, если вам интересно.
– Страшно интересно! – засиял старик, еще сильнее сжимая ее руку, она уже перестала пытаться ее забрать, тихо рассмеялась. Один из молодых спросил:
– В вашем мире есть львы?
– Да. В вашем же тоже были? Я видела картинку в храме.
– Это миф… – начал молодой, старик отвесил ему подзатыльник:
– Сам ты миф! Они существовали, есть ископаемые кости, есть упоминания в литературе, наскальные рисунки, отпечатки лап, даже шкура в усыпальнице, все давно доказано! Неучи. Все бы вам мифы.
– Это противоестественно, – процедил злой, – разные виды не должны смешиваться.
Старик и Вера фыркнули синхронно, она сказала с нежной романтичной улыбкой:
– Это самая естественная вещь в мире. Все близкородственные виды скрещиваются, если бы боги этого не хотели, они бы не сделали это возможным. А люди вообще – один вид, и белые, и черные, и благородные, и какие угодно, все любят одинаково и размножаются одинаково.
– Люди, хвала богам, не животные, госпожа Вероника, – процедил злой. – У людей есть благородные и низшие. И благородные, как вы изволили выразиться, "скрещиваются" только с другими благородными, таков порядок, это нужно для того, чтобы дети унаследовали лучшие качества родителей, и продолжили править мудро ради своего народа.
– Очень мудрое замечание, соглашусь почти со всем, – кивнула Вера, – только я так и не поняла, каким образом на качества детей влияет бумага о браке родителей.
В толпе раздались смешки и тихие комментарии, злой мужчина начал краснеть, на коже под редкими волосами заблестели капельки пота, он дышал все чаще, и наконец выдал:
– Законные дети всегда лучше детей от любовниц, по всем статьям.
«Дзынь.»
– О, не факт, – медленно качнула головой Вера, – у меня есть яркий пример из жизни, доказывающий ровно обратное. Неужели в Карне нет таких примеров?
Смешки и шепотки всколыхнули толпу и стихли, тишина стала раскатываться волной все дальше, на злого мужчину смотрело все больше людей, Вера поняла, что благодаря его вранью, зацепила сложную для него тему, и теперь их слушает половина зала. Старик рядом с ней наконец отпустил ее руку и сказал недовольному с добродушной издевкой:
– Просто признай, что ерунду сморозил, ты всегда был не силен в науках.
6.38.16 История про суперпрабабулю, официальная версия
В толпе с облегчением рассмеялись, злой посмотрел на часы и сделал вид, что ему пора, следом за ним с небольшими паузами ушли еще несколько богато одетых мужчин, баланс атмосферы сместился к веселью и молодости, кто-то попросил, сам балдея от своей дерзости:
– Госпожа Вероника, расскажите историю. – Она вопросительно посмотрела на парня, он покраснел, но уточнил: – Про "яркий пример из жизни", доказывающий превосходство бастардов.
– Он не доказывает ничье превосходство, – подняла палец Вера, – он просто ярко иллюстрирует то, что "законные" и "незаконные", по сути, просто дети, и могут наследовать качества родителей совершенно непредсказуемым образом. Хотя, один плюс у детей от любимых людей все-таки есть, по сравнению с детьми по договору. Когда люди сами выбирают себе пару, они выбирают тех, кто своими сильными сторонами компенсирует их слабые стороны, и у детей получается больше возможности унаследовать все лучшее от обоих родителей. Но это все равно лотерея, кому как повезет.
От центрального стола раздался дружный вопль и смех, министр Шен победным жестом поднял руки, стал принимать поздравления, как бы случайно поймал взгляд Веры, она с улыбкой приподняла бокал.
– Так что за история? Рассказывайте, даже если она ничего не доказывает, мне любопытно, – парень осмелел, его толкали друзья, шептали подколы, Вера тоже начала улыбаться. Демонстративно устроилась поудобнее, и сделала голос сказителя:
– Давным-давно… Да, это долгая история, вы сами нарвались! – Все рассмеялись, она полюбовалась бокалом в ожидании тишины, и продолжила: – В общем, много лет назад, мой далекий предок занимался сельским хозяйством. Он был младшим сыном и не унаследовал много денег, но зато унаследовал мозги и талант, и большое желание этим пользоваться. Он купил несколько участков очень плодородной земли, нанял людей, они стали там выращивать всякое нужное, он обучал мастеров, потихоньку наращивал объемы, начал строить мельницы, маслобойни, прядильные фабрики, чтобы не просто производить сырье, но и перерабатывать, это было очень выгодно. Он быстро разбогател, построил роскошный дом, родил много детей, и вообще прожил отличную жизнь. Но он был очень жадным, и ему всю жизнь было мало денег, чем больше он зарабатывал, тем больше ему хотелось. Его сын влюбился в хорошую девушку и сделал ей предложение, уже почти договорился о браке, но отец нашел ему более выгодную партию, наплевал на любовь и договоренности, и женил на богатой наследнице. А невеста уже была беременна.
Кто-то в толпе шепнул: "Вот гад", Вера пожала плечами:
– Он не знал про беременность, и сын его не знал. Этим можно было бы на них надавить, но невеста была очень гордой, и никому ничего не сказала, не захотела выходить замуж за тряпку, и свекра-сволочь себе тоже не захотела. Быстренько вышла замуж за хорошего человека, родила сына, и никто ничего не узнал. Сын вырос милым мальчиком и пошел учиться на экономику, потому что с детства проявлял к ней склонности. И никто бы ничего не узнал, если бы однажды на его мать не напали воспоминания, когда они проезжали по землям того свекра-сволочи. И мама сыну на эмоциях рассказала, кто его биологический отец, и как некрасиво он с ней поступил. И в мальчике проснулся демон. Он сказал, что он эту сволочь уничтожит. Бросил учебу, занял много денег, и начал планомерно гробить папин бизнес. Перекупал его контракты, срывал его сделки, выкупал земли и предприятия партнеров, помогал конкурентам, и очень быстро ободрал папашу как липку. В итоге купил за бесценок остаток его бизнеса, всю землю, и даже дом, в котором когда-то маме злого мальчика сказали, что прости, свадьбы не будет. Злой мальчик подарил это богатство маме, и сказал делать с этим, что ее душе угодно, она приказала сделать из дома свинарник.
Толпа злорадно рассмеялась, Вера кивнула:
– Да. Ради этого пришлось завести свиней. Ну, маме хотелось – сын не отказал. У этих свиней был самый роскошный свинарник в мире – мраморные колонны, паркет, мозаика, витражи. И свинки бегают. Прошло много времени, дважды изменился государственный строй, мои предки несколько раз теряли эти земли и выкупали обратно, и вот недавно моя мама наконец-то приказала снести этот свинарник, здание уже ветхое. Оно хоть и историческую ценность имело, но никто не хотел его реставрировать, оно… пахло. А дом был добротный, стены толстые, рабочие начали разбирать кладку, и нашли тайник. Там был замурован в стене сундук с серебряными монетами, украшениями и столовым серебром, везде были гербы того самого первого свекра-сволочи, он не дожил до банкротства, а рассказать о тайнике, видимо, не успел. И моя мама, добрая душа, решила найти его потомков, все-таки фамильные вещи, вдруг они захотят их себе.
– Просто так отдать? – с сомнением спросил парень, Вера фыркнула:
– Да щазже! Купить, конечно, по рыночной стоимости, с учетом исторической ценности и феноменально хорошей сохранности.
Толпа так радостно смеялась, как будто их это дело касалось лично, Вера дала им повеселиться, и продолжила:
– Мама наняла детектива, он раскопал родословную и историю всех потомков этой семьи, она им написала и предложила поучаствовать в распродаже наследия их предка вне очереди. Но они отказались. Потому что не могли себе этого позволить. Коммерческий талант великого предка никто из законных потомков, которых удалось найти, не унаследовал. Судя по истории, которую раскопал детектив, в семье случались талантливые бизнесмены, пару раз, они сколачивали состояние с нуля, тратя на это всю жизнь, а их дети после их смерти профукивали все очень быстро. Так что, печать в бумажке толковых детей не гарантирует. Как, впрочем, и любовь. Но у любви шансы выше.
Слушатели кивали и улыбались, Вера отметила, что к концу истории их стало больше, один протолкался к ней поближе и хитро улыбнулся:
– Скажите, госпожа Вероника… По столице ходят слухи, что вы привезли из своего мира множество монет. А нет ли среди этих монет случайно… тех самых, из тайника?
Она кивнула:
– Есть.
Толпа ахнула, новый знакомый выглядел так, как будто его посреди разговора оглушил оргазм, Вера осмотрелась, замечая, как в ее сторону со всех сторон мчатся решительные парни, объединенные сверкающей в глазах страстью к наживе.
Ближайший схватил ее за руку, заглянул в глаза и завопил:
– Сто тысяч!
– Двести! – раздалось с другого конца зала, выкрики посыпались один за другим, Вера нашла глазами министра Шена, он смеялся, запрокидывая голову к потолку и разводя руками, как будто только великие боги могли разделить его чувства в данный момент. Сел ровно, посмотрел на Веру, на всполошенный зал, покачал головой и бросил карты вверх, они весело разлетелись вокруг, он сказал пару слов соседям по столу, встал и пошел к Вере.
Ее окружили со всех сторон, она пораженно улыбалась, переводя взгляд с одного на другого желающего купить у нее кусок серебра и истории, увидела ридийского принца, заглянула в его бездонные глаза, и наконец-то услышала его голос:
– Миллион!
Вопли стихли, Вера протянула ему руку, взяла за запястье, и с загадочной улыбкой развернула ладонью вверх, глядя в переплетение линий.
В зал ворвался запыхавшийся "злой", который недавно спорил с Верой, вытер лоб рукавом, и спросил у ближайшего знакомого:
– Сколько?
– Миллион, – недовольно процедил знакомый. Мужчина скривился как от боли, собрался с силами и стал проталкиваться к Вере, ему уступили дорогу, он подошел и встал плечом к плечу с ридийским принцем. Задрал подбородок и заявил:
– Полтора миллиона!
Стало еще тише, чем было, Вера пару секунд посмотрела на "злого", опустила глаза на ладонь ридийца, подняла и улыбнулась принцу с такой радостью, как будто он принес ей добрую весть:
– Скоро вы станете настолько богаты, что эта сумма не будет иметь для вас значения.
Он улыбнулся, она посмотрела на "злого" и улыбнулась шире:
– А с вами мы встретимся на аукционе, там две монеты, у меня всех монет по две.
– Почему? – раздалось из толпы.
– По фен-шую, – отмахнулась Вера, опять возвращаясь к изучению ладони ридийца. Помолчала и заглянула ему в глаза, шепотом сказала: – Вы очень счастливый человек.
– Я знаю, – улыбнулся он. – Вы действительно продадите мне монету за миллион?
– Да. Вы уже передумали?
– Нет, – он смущенно улыбнулся, она отпустила его руку, ему на плечо тут же легла ладонь министра Шена:
– Ты сегодня счастливчик, Халед?
– Я всегда такой, – улыбнулся принц, министр посмотрел на Веру:
– Госпожа Вероника, хотите, чтобы я занялся оформлением сделки?
– Да, спасибо.
– Пойдем, – министр кивнул Халеду на выход и пошел с ним, на прощание послав Вере недоумевающе-обожающий взгляд, она рассмеялась.
6.38.17 Знакомство с Дженис аль-Руди
Толпа вокруг уже стала настолько плотной, что сквозь нее было трудно протолкнуться, все задавали вопросы о том, что будет на аукционе, она отвечала весело и загадочно, больше нагоняя тумана, чем давая информации. Начала рассказывать историю одной из монет, когда увидела, как к ней проталкивается рыжая красотка, не очень старательно скрывая жажду крови.
«Ну наконец-то, я заждалась уже, иди ко мне, дорогая.»
Вера быстро закончила историю и наклонилась к рыжей с таким видом, как будто у них были общие планы, вопросительно заглянула ей в глаза. Красотка немного опешила, но не растерялась, наклонилась к Вериному уху вплотную и прошипела:
– Или ты идешь за мной немедленно, или тебе конец прямо здесь.
Вера расцвела улыбкой и протянула красотке руку, обводя взглядом толпу слушателей:
– Прошу прощения, срочные дела, – встала и пошла в сторону выхода, утягивая рыжую за собой. Красотка быстро взяла себя в руки и тоже сжала ее ладонь, осмотрелась, ускорила шаг, и утащила Веру в один из тех скрытых уголков, которых не найти, если точно о них не знать. Закрыла дверь на засов, толкнула Веру к стене и взяла за горло, шипя как змея:
– Еще раз протянешь свои щупальца к Халеду аль-Руди, и я тебе их оторву. Мне терять нечего, у меня репутация и так ниже плинтуса, кровавой разборкой я ее уже не испорчу.
– Окей, – широко улыбнулась Вера, протягивая руку для рукопожатия: – Зови меня Вера.
Рыжая опять слегка обалдела, отпустила ее шею, пару секунд помолчала, глядя на руку и в глаза, уважительно хмыкнула и все-таки пожала:
– Дженис. Аль-Руди. Жена Халеда аль-Руди.
– Очень приятно, – улыбнулась Вера.
Дверь вылетела вместе с засовом и куском стены, на пороге замер перепуганный министр Шен, быстро осматривая их обеих, яростным шепотом спросил:
– Что вы тут делаете?
Вера взяла Дженис под руку и невинно улыбнулась:
– В туалет идем. Хотите с нами?
Министр смутился и опустил глаза, Вера дернула Дженис к выходу, протащила мимо министра Шена, в коридор с картинами, дальше по залам. Дженис смотрела на нее с подозрением в неадекватности, через время начала улыбаться, Вера поймала ее взгляд, прыснула и рассмеялась, отпустила ее руку. Дженис покачала головой и тихо сказала:
– Туалет в другой стороне, он поймет, что мы туда не собирались.
– Какая разница, куда мы собирались, если в итоге придем туда? Наш маршрут его не касается.
Дженис тихо рассмеялась, качая головой и изучая Веру как странное явление, вздохнула и немного виновато сказала:
– Зря ты ко мне подошла, Шеннону это не понравится.
– Ну, начнем с того, что это ты ко мне подошла, – невинно похлопала глазками Вера, Дженис фыркнула и зажмурилась, – и закончим тем, что если что-то не нравится господину министру, это проблема господина министра. Лично мне все нравится.
Красотка помолчала, кивнула на боковой коридор:
– Сюда, – они свернули, прошли еще немного в молчании, Вера ощущала, как Дженис постепенно теряет запал и начинает жалеть о своей вспышке, молчала и ждала. Дженис прочистила горло и тихо сказала:
– Ты здесь недавно, и многого не знаешь. В Ридии официально разрешено многоженство, Халед – завидный жених, на нем регулярно виснут наглые бабы, с полным правом. Он обещал мне, что не будет брать вторую жену, но когда к нему подкатывают юные вертихвостки… А он их послать не может, там женщины считаются чем-то жалким и неспособным навредить, типа утенка или котенка, с ними можно вести себя только вежливо и доброжелательно, как бы они себя ни вели. Доходит до того, что двенадцатилетние садятся ему на колени, делая вид, что они все такие крошки-детки, а сами лезут его рукой себе под юбку, а он должен делать вид, что ничего не понимает. Такая культура. Он мне это объяснил, и мы договорились, что я буду их гонять сама, в образе свирепой дикой иностранки, которая ничего не понимает. У меня и так плохая репутация, так что хуже не будет. Да, в Ридии тоже, – она увидела Верин удивленный взгляд и рассмеялась, шутливо сказала: – Благодаря твоему появлению, я теперь не самая долбанутая на этой вечеринке.
– А почему ты была самая долбанутая?
– Нас с Халедом застали на кровати Георга 13го в музейном крыле. Голыми.
– Обалдеть, – с восторгом протянула Вера, Дженис закатила глаза:
– Рада, что тебе нравится. Но высший свет Оденса нас, мягко говоря, не понял.
– А чего вы на музейную кровать полезли? – Вера поймала себя на том, что идет вприпрыжку, решила отрываться так отрываться, обогнала Дженис, развернулась кругом, чтобы лучше ее видеть, и пошла спиной вперед, танцующим счастливым шагом. Дженис смотрела на нее, уже конкретно осознавая, что Призванная поехавшая, и судя по улыбочке, получала от этого факта сложную гамму эмоций.
– Там было темно, мы не поняли, что это за кровать.
– Господи, как мило! – рассмеялась Вера, – вы отожгли, конечно, да…
– Ты меня сегодня переплюнула, – усмехнулась Дженис.
– В смысле?
– Явиться на бал Георга 16го с бастардом Георга 15го – это… Я даже не знаю, что ты будешь творить дальше, если ты с этого начала. – Вера развела руками, начиная подпрыгивать еще беззаботнее, Дженис осмотрелась и понизила голос: – Вы… вместе?
– У нас теплые дружеские отношения, – оттарабанила Вера с серьезным лицом, подпрыгивая на каждом слове, Дженис фыркнула:
– Ага, мы с Халедом на кровати тоже в карты играли, по-дружески.
– Что, правда играли?
– В твоем мире нет сарказма?
– Ну мало ли, чем у вас тут принято на кровати заниматься.
– Тем же, чем и у вас, уверяю тебя.
– Мы, например, стихи читаем друг другу, – сделала честные глаза Вера, Дженис так расхохоталась, что на них обернулись, Вера изобразила недовольство:
– Че ты ржешь, я серьезно.
Дженис засмеялась еще громче, успокоилась и сделала хитрые глаза:
– И как тебе цыньянские стихи?
– Бомба вообще, – округлила глаза Вера.
– А ну расскажи хоть один.
Вера резко остановилась, встала в гордую позу оратора, и стала сочинять:
На королевском балу море вкусностей всяких,
Сижу весь в шелках на полу, изучаю
Сортир.
Дженис рассмеялась и зааплодировала, кивнула:
– У тебя есть задатки, – замерла и перестала улыбаться: – Подожди, он что, реально учил тебя писать стихи?
– Ну да. А что?
– В жизни бы не поставила рядом Шеннона и поэзию.
– О, ты плохо его знаешь, он мастер, – сделала значительное лицо Вера, осмотрелась: – Куда дальше?
– Туда, почти пришли, – Дженис указала на одну из дверей, Вера вошла, увидела просторную комнату ожидания и пару служанок в форме, Дженис одну забрала и скрылась за следующей дверью, Вера отказалась от услуг второй, подошла к зеркалу, стала поправлять макияж.
Дженис вернулась, тоже остановилась перед зеркалом, жестом отослала служанок за дверь, тихо сказала Вере:
– Губы накрась, твоя помада слишком бледная, это сейчас не в моде.
– У меня только одна помада, – развела руками Вера. Дженис достала из карманов арсенал, выбрала одну и протянула:
– На. Не думала, что она мне пригодится, сама не понимаю, зачем я ее взяла. Боги тебя любят, видимо, к твоему платью подходит идеально. Тут ты, конечно, тоже дала жару.
– В смысле? – Вера взяла помаду, накрасила губы и вернула: – Спасибо.
– Да не за что.
– А что не так с платьем?
– Оно красное.
– Да я тоже считаю, что слишком ярко.
– Не в этом дело. Во дворце никто не носит красные платья.
Вера удивленно посмотрела на Дженис через зеркало, она отвела глаза, как будто ей было неловко говорить такие вещи, но продолжила:
– Не так давно красный был официальным цветом королевской фаворитки, у нее был свой церемониальный протокол и свое место за столом, даже специальная лавка у трона была, король с ней не расставался, она чуть ли не страной правила вместо него. Но потом его наследник женился на королеве Софии, она была с севера, там любовниц не жалуют, и она это все отменила. Но красное все равно никто не носит, по старой памяти.
– Охренеть, – прошептала Вера.
– Ты не знала?
– А откуда? Я вообще другое платье заказывала, но у меня выбор небольшой, что дали, то и надела, спасибо хоть перешить разрешили. Декольте было вот тут. Представляешь? Я сверху кружевами зашивала.
– Такая мода, – двинула плечами Дженис, ободряюще улыбнулась, не особо уверенно: – Я себе тоже шила всегда повыше, так многие делают, не все гонятся за модой. Хорошо, что ты зашила, глубокое декольте обычно носят веселые вдовы и прочие искательницы приключений. Если бы ты была с таким, к тебе бы подкатывали… ловеласы, и всякие такие. Хотя, с этим гребнем, – она с усмешкой посмотрела на Верины украшения, довольно кивнула: – Ты в безопасности, вне зависимости от платья, хоть голой.
– Он все-таки что-то значит? – полуутвердительно вздохнула Вера, Дженис подняла брови:
– Шеннон тебе не сказал?
– Нет.
– Этот гребень заказал император Ву, когда ехал свататься к императрице Ю, на тот момент это было самое дорогое украшение в мире, особенно учитывая, что центральный камень он из своей короны выковырял, второго такого нет. Сейчас я не знаю, сколько этот гребень стоит, учитывая историческую ценность, Шеннон получил его в наследство по завещанию императрицы Ю, старушка его страшно любила. Георг оспорил завещание в суде, потому что, по договору о присоединении Четырех Провинций, все драгоценности императорской семьи, увезенные из империи, после смерти хозяев переходят в собственность музея, которым стал дворец. Шеннону пришлось отдать гребень в музей, но музей почти сразу ограбили, унесли гору драгоценностей, все самое дорогое. Потом они всплыли на черном рынке в Ридии, их несколько раз воровали друг у друга бандиты, и в итоге Шеннон купил их все на государственном аукционе, после того, как взяли банду торговца краденым и арестовали его имущество. Привез их сюда, устроил праздник в честь возвращения, Георг на этом празднике поднял тост и сказал, как он гордится своим тайным сыском, что они смогли вернуть драгоценности музею. А Шеннон сказал, что действовал как глава дома Кан, а не как подданный Карна, и тратил свои личные деньги, и королевский музей к этим вещам отношения не имеет. Там юридически все довольно запутанно, благородные цыньянцы, подписавшие договор о присоединении Четырех Провинций – вроде как не подданные короля, а гости, и их земли – это личные королевства, там работают цыньянские законы довоенной империи, даже если там земли два на два шага, они на этой земле – верховная власть. И с этой точки зрения, Шеннон имел право, это были просто драгоценности, которые он купил в Ридии, полностью законно, у него были документы с аукциона, с печатью падишаха – не подкопаешься. Георг сказал, что хочет эти вещи получить в музей. Шеннон сказал – ну купи. А Георг как раз тогда очередной кредит у Рубена взял. У него было лицо такое, что… – она посмотрела на себя в зеркало, попыталась изобразить вытянувшуюся физиономию, Вера рассмеялась, Дженис перестала кривляться и улыбнулась: – При дворе появилась модная идиома "Шеннопауза". Это когда… ну, ты весь в долгах, а тебе говорят: "Купи", точно зная, что ты не купишь. Или когда ты без ног, а тебе говорят: "Спляшешь – подарю", как будто нахрен послали, но кружным путем.
– Я поняла, – кивнула Вера, пытаясь справиться со смехом, восхищенно покачала головой: – Ну не красавчик?
– Красавчик, – с усмешкой кивнула Дженис, – и не надо мне врать, что у вас ничего нет.
– Я такого не говорила, – шепнула Вера, – не распространяйся об этом.
– А это такой секрет, прямо тайна за семью печатями! – саркастично закатила глаза Дженис. – Он смотрит на тебя, как на собственность, там ничего говорить не надо, это уже обсуждает весь двор, а завтра будет обсуждать весь мир.
– И тем не менее. Никаких официальных заявлений.
– Да понятно… – Дженис стала перебирать косметику, выбрала помаду и осторожно спросила, не поднимая глаз: – Ты же в курсе про их цыньянские заморочки с родительским благословением и закрытием дома, если он неполный?
– В курсе, – ровно ответила Вера.
– Ну смотри. Дело ваше. Межрасовый брак дается очень тяжело.
– У вас вроде все в порядке. Нет?
– У нас с Халедом? – невинно захлопала глазами Дженис, – у нас все отлично. Это у моих карнских родственников проблемы. Они делают вид, что я умерла позорной смертью, и просят всех при них обо мне не говорить, как будто само мое существование унизительно.
– А его родня как тебя приняла?
– Поначалу хорошо. Да у них там проще с этим. Он меня прямо с бала телепортом забрал, без свадьбы, благословения родителей, без контракта, потом это оформлял, уже постфактум. Сразу к матушке меня подвел, сказал… Поверь, на ридийском это нормально звучит, они там постоянно так разговаривают, – она подняла руки, как будто открещиваясь от ридийского безумия, Вера улыбнулась. – На карнском это довольно… пафосно и высокопарно. И странно. Но у них все так говорят, и я так у них говорю, меня заставляют. Сказал, в общем: "Мама, я встретил вот ее, и понял, что всю жизнь жил без сердца, и наконец нашел его, и теперь не хочу расставаться с ним ни на минуту". Она мне сказала: "Сердце моего сына – мое сердце, теперь у меня есть дочь", и все, мы больше ничего не объясняли, нас ни единая душа не спросила, какого черта мы делали на кровати Георга 13го, ко мне относились так, как будто я только что родилась, ничего местного не знаю, но мне как новенькой простительно, меня учили. Там хорошо. Жарко, влажно, шумно, странные обычаи, странная еда, но привыкнуть можно.
