355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Остин Марс » Кровь в круге (СИ) » Текст книги (страница 19)
Кровь в круге (СИ)
  • Текст добавлен: 4 января 2021, 11:00

Текст книги "Кровь в круге (СИ)"


Автор книги: Остин Марс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

6.39.5 Подведение итогов бала

На этот раз дворец Кан был в тумане. Она видела только следующую ступеньку, и предыдущую, и медленно перебиралась с одной на другую, все выше, пока не увидела красные запертые ворота. В ворота царапался волк, тихо поскуливая с подвыванием, она посмотрела на него и подумала, что ни за что не станет так унижаться.

* * *

Она очнулась в руках министра Шена, он стоял, слегка качаясь, и качал ее, прижимая к себе, она чувствовала удары его сердца, похожие на стрекот швейной машины, заглянула в лицо – он смотрел в пространство невидящим взглядом, и медленно глубоко дышал.

Вера выбралась из его рук, на всякий случай не отпуская, он посмотрел на нее, спросил слабым голосом:

– Что за важное дело?

– Идите спать.

– Шутите? У меня море дел.

– Три часа подождут ваши дела, никуда не денутся.

– Я в порядке.

– Вы на мне висите, вы не чувствуете?

– Да? Нет, – он медленно опустил голову, увидел свою руку в ее руках, и никак не отреагировал. Она потащила его в спальню, усадила на кровать и стала расстегивать пиджак, он ей не мешал. Очнулся тогда, когда она попыталась открыть шкаф, вскочил и придержал дверь:

– Не надо, я сам. Идите.

– Как хотите. Отдыхайте, я вас поохраняю, если будет что-то важное, разбужу.

– Угу, – он кивнул и остался стоять у шкафа, она взяла из горы своих вещей телефон, револьвер и туфли, положила в корзину с юбкой и рубашкой, в последний раз посмотрела на министра, качнула головой и вышла из комнаты.

Она сама была бы не против поспать, но решила пока воздержаться, и заодно спокойно обмозговать всю информацию, которую получила на балу, там было слишком много фамилий, их надо было как-то систематизировать, и составить список вопросов и план визитов.

Министр шелестел тканью и скрипел мебелью, она прислушивалась, медленно вышагивала по комнате кругами, представляя каждый его шаг. Наконец дождалась стука ботинок о пол, шелеста одеяла, сладкого хруста суставов от потягушек до предела, замедляющегося дыхания.

«Уснул. Мгновенно.»

Улыбнулась, быстро переоделась, сложила ниндзя-комбинезон в корзину, краем глаза ловя корешки книг в шкафу, и вдруг поняла, что не видит той книги, которую читал Артур, она выделялась среди мрачных толстых томов маленькими размерами и желтой обложкой. Пошла к книжному шкафу, осмотрела внимательнее, хмыкнула.

«Нету, убрал. Вот жмот.»

Она наклонилась, внимательнее изучая другие полки – нет, книги не было нигде.

«Спрятал, чтобы не лапали раритет бездуховными ручонками. Кощей над златом, капец, беги, Вера, скорее, пока спит.»

И не побежала.

Села за стол лицом к двери, открыла ящик, другой, третий, нашла бумагу и карандаш, написала вверху: "Итоги бала", поставила цифру один и скобочку.

«Какой был первый танец?»

Во время первого танца она с министром смотрела картины Георга 15го, приходил Рональд, спрашивал, какие у них отношения, министр сказал, что деловые, а потом весь вечер доказывал делом обратное.

Написала: "Деловые отношения."

Поставила цифру два и скобочку.

«Кто у нас был второй? Артур.»

Написала: "Артур – брат синеглазого голоса за дверью. Сын Касима-неДока. Вся семья пропала в десять утра. Телепорт на перчатки."

«Где я еще слышала об этом Касиме?»

Она закрыла глаза, отпуская память в полет обратно во времени – синеглазый старик пытается вскрыть амулет загадочного супер-мага, заплетает ей волосы в трансе, называет студенткой. Еще раньше – министр требует самого сильного мага, мастера Касима, чтобы взять его на зачистку лагеря Тонга, после того, как она его убила.

«И я пожелала ему удачи, когда он собирался. И он взял лишнее противоядие. И отдал его… магу, да, потому что без мага на таких операциях нереально. Там был магический контур, маг его не увидел, и вляпался, и министр отдал ему свое противоядие. У всех теней оно только одно, но у него было два.

Когда мажешь ночью чужие дверные ручки зубной пастой, не забудь намазать свою, а то сразу спалят.»

Написала: "Касим-неДок – предатель? Спросить Барта про схему из волос. Как мог попасть на базу брат Артура? Кем он работает? Сильнее он отца или нет? Отец знал?"

Поставила цифру три и скобочку. И поняла, что не помнит, с кем танцевала третий танец.

«Правильно министр говорил, надо всех записывать, а то потом может быть очень неудобно… Так, стоп. Это же он и был, он сам себя записал в мою книжку, на третий и четвертый танец.»

Написала: "Министр офигел."

Потом был отравленный ужин, потом она спала, потом был театр.

Написала: "Театр – подумать!!! Разобрать министров."

Хотела расписать подробнее, но паранойя зашептала, что министр обязательно все найдет и прочитает, выучил же он пару слов на русском, почему бы ему не выучить пару букв, имена-то он легко поймет, и получит еще кусочек информации, которую использует, естественно, против нее.

«Там только Рубен может что-то сказать ему поперек. Министр внутренних дел, носящий на плечах жену, мне точно не поможет, просто из-за того, что я выгляжу как выгляжу, любая разумная жена будет держать своего ездового мужа от меня подальше, проходили уже, знаем. Разве что попробовать закорешиться именно с женой. Хотя она явно дала понять, что ей нафиг не сдались такие проблемы.»

Дальше шел перерыв на отравление и визит к Доку, потом Кайрис рисовала ее ауру, потом министр Шен хотел не пустить ее больше на бал, но за ней пришел король и пять министров.

«Надо выяснить, кто точно это был.»

Во время четвертого танца ее утащил на балкон король, и рассказал про бедняжку Адриана.

Вера поставила цифру четыре, написала: "Выяснить фамилию Адриана, подробности и сумму."

«На самый крайний случай, устрою себе фиктивный брак после аукциона. По крайней мере, его мамаша сбежала, а папаша упокоился, пора учиться ценить мужчин без родственников.»

Потом она танцевала с Рональдом.

Красиво вывела после пятерки: "Рональд", разделила лист на три коротких колонки, в левую записала: "Красавчик, молодой, здоровый, богатый, без долгов, культурный". Во вторую записала: "Искусство, история, книги, фонет, танцы." Подумала и добавила: "Милый со всеми". В третьей колонке нарисовала слиток золота, который сунул ему Рубен. Игрушечную лошадку. Подумала, и дорисовала карикатурно-кривой меч министра Шена. Еще подумала и дописала во вторую колонку: "Если будет война, он пойдет воевать". Подчеркнула все и вынесла вердикт: "3/5".

С кем она танцевала после Рональда, она не помнила, дальше вроде бы министр потащил ее знакомиться с цыньянцами.

Взяла новый лист и написала: "Правитель Тан", тоже разделила на три колонки, в левую записала: "Молодой, красавчик, здоровый, правитель провинции." Во вторую: "Обиженный старший брат при сопляке кронпринце", в третьей нарисовала лист в клеточку, и вспомнив, с досадой хлопнула себя по лбу – видела Кайрис, а про шифровку не спросила. Написала внизу листа огромными буквами: "Кайрис, шифровка!!!", жирно подчеркнула. Пожалела, что блокнот, который был с ней на балу, остался в спальне в горе вещей рядом с платьем. Вернулась к третьей колонке, нарисовала там шарик-амулет, написала: "Второй Призванный, вранье про рынок. Вильмис – такой же амулет. Спросить про подменного бойца". Подчеркнула и вывела итог: "4/5".

Следующим решила написать генерала Чена, сначала по-русски, потом иероглифами: "Генерал Чен Сун Он".

«Сун – это песок, пустыня, сухой, сыпучий. Он – ветер, или в редких случаях, движение, перемены. Генерал Самум, мистер Пустыня Грядет, прелестно.»

В первой колонке написала: "Не красавец, но красавчик. Умный. Надежный. Целых восемь пальцев. Третий сын, не наследник", во второй: "По ту сторону цыньянской границы".

Третья колонка осталась пустой, но итог был несомненным: "5/5".

Дальше – Дженджи. Тоже имя на цыньянском: "Сун Джен Джи, пустынное подземное озеро". В первой колонке: "Милый. Любит жену", во второй: "Друг мШена. Слишком добрый. По ту сторону границы". Итог: "4/5".

Дальше.

«Я не знаю имени наследника.»

Махнула рукой и написала: "Наследник трона империи". В первую колонку написала: "Смелый". Во вторую: "Глупый. Наивный. Маленький. Здоровье под вопросом. Дракон не настоящий. Может умереть из-за разборок". Долго думала, что поставить в третью колонку, но не поставила ничего, выдала вердикт: "1/100".

После цыньянцев министр пошел играть в карты, а Вера рекламировала свои монеты и доказывала всяким неверующим, что министр милашка.

Написала: "Андерс де'Фарей", авансом поставила внизу: "10/10", в колонках написала: "Ученый, учитель (попросить составить программу), стабилизация (спросить про оружие), любит мШена"… и задумалась. Подавила порыв вычеркнуть последний пункт. Потом решила не подавлять и все-таки вычеркнула.

«Пусть любит кого хочет, а министр пусть заботится о себе самостоятельно, я должна заботиться о Вере, святой, Призванной, только о ней, потому что я единственный человек в этом мире, который в этом реально заинтересован. Аминь.»

Продолжила первую колонку: "Познакомить с Бартом. Спросить про другие миры. Спросить про телепортацию. Спросить про древние школы". Список того, что надо у него спросить, рос в голове гораздо быстрее, чем она писала, так что она просто поставила большой вопросительный знак и перешла ко второй колонке: "Старый, сбросили со счетов. Не уважают (поправить). Сильно добрый. Не богатый". Третья колонка осталась пустой.

Потом она продала монету мужу Дженис, она забыла его имя, написала: "Муж Дженис – красавчик, принц, богатый, смелый, посол, любит жену, хорошие отношения с семьей". Оценку не поставила.

Крупно вывела с завитушками: "Дженис аль-Руди", разделила колонки изогнутыми линиями, которые внизу пересеклись, задумалась, через минуту поняла, что рисует колье по имени Дженис, в стиле ар-деко. И серьгу-каффу по имени Дженис, и кольцо, с браслетом, все Дженис, и профиль Дженис, гордый и дерзкий, с высокой прической по имени Дженис, рыжие локоны в невероятных количествах, они захватили весь лист, превратились в узоры, в плетеные многоэтажные золотые цепи, как на шее у Дженис. Дженис. Десять Дженис из десяти.

«Вы не верите в любовь с первого взгляда? У вас просто не было Дженис!»

Она медленно выдохнула и отложила карандаш. Посмотрела на лист, взглядом отстраненного прокурора, который заталкивал ногами в подвал безумно пляшущего адвоката, всего обмазанного Дженис.

«Почему тебе так нравятся агрессивные женщины? Вера, ты странная.»

Вспомнилась Кайрис, она взяла новый лист, написала: "Кайрис". Разделила на колонки, в первой медленно вывела: "Читает мысли. Любит деньги". Подумала и вывела во второй колонке: "Любит деньги. Читает мысли".

В памяти замелькали ее грубоватые руки с серыми блестящими пятнами на ребре ладони, короткие обкусанные ногти, заусенцы, резкие жесты. Красные глаза, от недосыпа или чего-то другого, яркая свободная рубашка и очень клевые штаны, с карманами, с застежками.

«Надо спросить, где она одевается. И кто ее стрижет.»

Взяла карандаш, написала в первой колонке: "Стиль, спросить", подумала и написала в третьей: "Спросить Артура, что за личные проблемы с мужчинами. Или не Артура".

Спрашивать о таком министра Шена казалось лишним, хотел бы – рассказал бы еще в парке перед храмом.

После прогулки до туалета с Дженис, она пошла танцевать с Артуром и не дошла, из-за наследника империи. Ее увела Дженис, потом забрал министр, потом они сидели в кабинете и туда пришел Ричи.

Следующий лист: "Ричард", первая колонка: "Юрист, продажник", вторая колонка: "Юрист. Офигел", третья колонка: "Соучастник мШена в подделке моей подписи". Вердикт – "2/5".

Решила для контраста расписать рядом Анди, отделила ему пол-листа, красиво вывела: "Ху Анди", и по-цыньянски: Ху – лиса или лес, Ан – высокий, главный, Ди – молния.

«"Дерево, в которое ударила молния" – идеальный материал для музыкальных инструментов.»

Первая колонка: "Ювелир. Не боится мШена", вторая осталась пустой, третья: "Грустит по мертвой невесте", и вердикт: "4/5".

«И думать не о чем, Ричи в пролете.»

После Ричи она пошла танцевать "ручеек" с королем, и он спихнул ее тому толстяку рабовладельцу, она забыла его имя, и не хотела вспоминать, даже мысль о нем вызывала тошноту. Она сбежала от него, и потом…

«Санджай. Сан-н-н… Джай. Музыка ветра. Поющая чаша для медитации.»

Для него нужен был отдельный лист.

Она рисовала его имя как картину, и мысленно танцевала с ним, слушала его, смеясь, ела виноград из его рук.

Начертила колонки под линейку, первую сделала потолще, вторую поуже. В первую написала: "Санджай", задумалась.

«Зачем я вообще начертила вторую?»

В памяти он шел к бару относить пустую тарелку от винограда, его густые волосы, шея, плечи – карандаш крался по листу, выводя изогнутую нитку абриса. Плечо, рука…

«Я поеду к нему в гости, в страну, где лето.»

В первой колонке добавилось: "Лето. Брат Дженис. Танцы. История. Вино. Виноград. Немного солнца. Окна для того, чтобы их открывать".

Она обернулась, дотянулась до стены и пощупала окно – рука наткнулась на невидимое шершавое препятствие.

«Здесь нет окна. Там метр кирпича.»

На стене висели шторы, обрамляющие иллюзию окна, на самом деле, окно было заложено, давно, еще при жизни Георга 15го.

Вера вздохнула и записала в третью колонку: "Не боится министра Шена?"

Желание писать на этом листе испарилось, она взяла новый, продолжила вспоминать бал по пунктам. Из музыкальной комнаты ее утащил министр, сдал Артуру, с ним она встретила его брата, синеглазого голоса-за-дверью. И не захотела с ним танцевать, и свои услуги предложил министр. А танцевать за него пошел Линг, милашка родственник, в котором аристократической спеси было гораздо больше, чем в министре, и даже больше, чем в короле.

«Кто он такой?»

Имя Линг на чистом листе выглядело слишком скромно, казалось, что там должен быть как минимум титул в три этажа. Она дописала в скобках: "Спросить титул".

Первая колонка: "Красавчик, взрослый, милый, воспитанный, не боится короля". Подумала и дописала: "Не боится никого". Для второй колонки ничего не находилось, в третьей поселился большой вопросительный знак.

В спальне резко скрипнула кровать, от этого короткого звука сердце заколотилось как бешеное, Вера замерла, прислушиваясь. Раздался еще один короткий скрип, тихие босые шаги, стук двери ванной, шум воды. Она посмотрела на часы – сорок пять минут проспал.

Сердце постепенно успокоилось, она вернулась к записям, но поняла, что потеряла мысль, взяла чистый лист и стала опять рисовать Дженис, со спины, начиная с изогнутого в танце позвоночника, к плавно вскинутым рукам, укрытым струящейся тканью длинных рукавов, браслеты на запястьях, браслеты на щиколотках, украшения из цепей в волосах, сияющая искра крови дракона в груди, восемь лучей, двойное гало.

«Чем она тебя так зацепила, Вера?

И если дело в крови дракона, то министр Шен тебя интересует по той же причине. Как было бы просто, если бы это было так. Мечты…»

Шум воды стих. Шаги к кровати, пауза, шаги к шкафу, шорох дверцы туда, обратно, шаги к двери, от которых Веру накрыло волной тахикардии и жара без малейшей причины, просто от ощущения, что вот его нет, а через секунду он будет.

6.39.6 Приглашение в спальню

Он открыл дверь и остановился в проеме, оперся плечом о косяк.

Вера повернулась к нему – черный халат с кленовыми листьями, немного красные глаза, немного мокрые волосы, но в целом уже лучше, чем час назад. Она отвела глаза. Он помолчал и шепотом позвал:

– Вера?

Она посмотрела на него, он чуть улыбнулся и кивнул куда-то в глубину спальни:

– Пойдем со мной.

– Зачем? – Голос звучал как придушенный, она прочистила горло и сказала увереннее: – Что-то случилось?

– Не могу уснуть.

Он чуть улыбнулся и прислонился щекой к косяку, как будто уже почти лежит, весь такой котик, мягкий, томный и возмутительно неглаженный.

«Как быстро учится, гад.»

Она на секунду прикрыла глаза, собирая весь цинизм, который еще не истратила на итоги бала, открыла и прохладно спросила с долей издевки:

– Вам колыбельную спеть?

Он улыбнулся на одну сторону: "я насквозь тебя вижу, глупая Вера, ты же все равно придешь, просто потому, что ты меня любишь, ты не можешь это контролировать, а я могу, ты заранее проиграла".

Она отвернулась, он шепнул:

– Пойдем. Просто полежишь со мной, можно даже в одежде. Но лучше без. Я буду без. Спать в одежде – какое-то извращение.

– Извращение – это спать с "деловыми отношениями".

– Да ладно, все постоянно это делают.

– А я не буду.

– Вера… Пойдем.

– Нет.

– Почему?

– Потому что это неприлично, мы об этом уже говорили, не так давно.

– Но мы спали вместе после этого.

– Не по моей воле, – прозвучало громче, чем ей хотелось бы. Вера схватила карандаш, посмотрела на рисунок и положила. Министр стал ровно, гораздо прохладнее спросил:

– В чем проблема?

– Проблема в том, что в моем мире, любое общение – штука полностью добровольная, любое, от разговора по телефону до кровати. Если мне хочется поговорить с человеком, то для начала я должна сделать так, чтобы человек этого захотел, потому что иначе – это насилие. Если мне звонит человек, с которым я не хочу разговаривать, я просто не беру трубку, и никакого разговора не будет. Если человек мне пишет, я читаю письмо тогда, когда буду готова его читать, пишу ответ, и просто жду, столько, сколько понадобится, требовать ответить срочно – это наглость. Если ко мне на улице пристанет человек с разговорами, я мягко намекну, что не расположена сейчас с ним разговаривать, он поймет и отцепится, потому что если он не отцепится, я милицию вызову, и у него будут проблемы. Вы можете представить себе такой мир?

– Могу.

«Дзынь.»

– Теоретически, – прохладно уточнил он. – Что вы хотите этим сказать?

– Что ваше поведение прошлой ночью – это восемь лет тюрьмы.

Он не сдержал смешок, отвернулся, медленно глубоко вдохнул. Вера спросила:

– Смешно?

– Если честно, да.

– Очень жаль.

Она взяла карандаш, отложила лист с Дженис, взяла лист с Санджаем, подчеркнула и написала: "Over 9000".

– Вера… Я не думал, что вы так серьезно к этому отнесетесь. И я уже имел весьма неприятный разговор с Кайрис по этому поводу, она объясняет предельно доступно, я все понял, и обещаю вам, что это не повторится. Пойдем.

– То есть, когда вы изобретете что-то новенькое, мне идти с претензиями к Кайрис, услышать меня без посредников не судьба, я объясняю недоступно?

– Вера, хватит, я все понял. Пойдем.

– Вы главного не поняли – деловые отношения не включают в себя совместный сон.

Он посмотрел на бумаги на столе, усмехнулся и медленно сказал с ядовитым сарказмом:

– Ну да. Теперь вы будете совместно спать с кем-нибудь другим. Как только выберете, с кем.

– Совершенно верно. Какие-то проблемы, мон ами?

– Да.

– Вы знаете способ их решить, который устроит всех?

– Нет способа, который устроит вообще всех.

– Ну хотя бы вас и меня. Такой способ знаете?

Он молчал, Вера посмотрела на него, он смотрел на ее записи. Она невесело усмехнулась и ответила сама себе:

– Не знаете. Зачем мы тогда вообще об этом говорим? Мы уже все обсудили перед балом, у меня вопросов не осталось. То, как вы себя после этого вели, пусть будет на вашей совести, я уже поняла, что вы на мое мнение плевать хотели, и на мою репутацию, и на мое будущее в этом мире. Ваша совесть это выдержит, она тренированная. Свою я таким образом испытывать не хочу, она мне нравится чистой.

Он невесело усмехнулся, опять посмотрел на ее бумаги, тихо спросил:

– Серьезно? Ваша совесть чиста, вы уверены?

– Мы все обсудили, вы предложили мне место клоуна – я отказалась, вы сказали, что я разведена и свободна, я вас поняла, все, с этого момента я вам больше ничего не должна, я вам ничего не обещала, у нас "хорошие деловые отношения", все, закончим на этом.

– Ты же меня любишь.

Вера посмотрела на него. Он часто дышал, слегка покраснел, смотрел на карандаш в ее руке, потом посмотрел ей в глаза, с отчаянной смелостью камикадзе, с глубоким постижением и ясным пониманием бездны, которая смотрит в тебя, пока ты смотришь в нее. Это прошило ее насквозь.

– Вера? Ты любишь меня, ты пошла бить принцессу из-за меня.

– Это она меня вызвала.

– Ты меня любишь.

– Любовь… – она уронила карандаш, сжала онемевшие пальцы в кулак, попыталась изобразить жестом что-то, чего не могла уловить, тихо сказала: – Это… не решение. Не что-то, за что нужно нести ответственность. Она просто… существует, потому что возникла. Как условие мира, как… погода, как стихийное бедствие. Как дождь, он… просто идет, его никто не вызывал, и никто не прекратит. Он может случиться не вовремя, да, испортит планы. Но если планы важные, то они все равно исполнятся, несмотря на дождь, вы же сами так сделали, свадьбу из-за дождя не отменяют, ничего серьезного не отменяют. Ни один дождь не идет вечно. Когда-нибудь он закончится.

Он молчал и смотрел в пол, Вера медленно отвернулась к своим бумагам, пробежала глазами списки, испытывая одновременно отвращение и гордость.

«Если у меня хватит цинизма это закончить, я вообще что угодно смогу.»

Голос министра Шена заставил ее вздрогнуть:

– А за слова нужно нести ответственность?

Она молчала и смотрела на бумаги, он усмехнулся:

– Ну? Зачем вы это сказали, Вера? "Не надо отвечать, просто смиритесь с этой мыслью". Я смирился, что дальше?

– А теперь смиритесь с мыслью, что это не повод вместе спать.

– Не хочу.

– Не все в мире происходит так, как вам хочется.

– Все.

– Не в этот раз.

– Вы меня любите.

– Я уже жалею, что это сказала. Можете считать это фигурой речи и порывом.

– В гробу я видал ваши порывы. И прочие фигуры речи.

– Вот и разобрались. Приятных снов, – она взяла карандаш и уткнулась в какой-то лист, не видя букв. Министр с грохотом закрыл дверь, сделал пару быстрых шагов по спальне, опять открыл и сказал:

– Зачем вы меня сюда притащили?

– Зачем вы спрятали книгу Тедди?

Он отвел глаза, она положила карандаш и развернулась к министру, усевшись на стул боком, облокотилась на спинку, молча ждала ответа. Он ровно сказал:

– Потому что Артур – свинья, он обращается с редкой и дорогой книгой, как будто на помойке ее нашел.

– Я спросила не "почему", а "зачем", в моем языке это разные слова. Меня интересует цель, а не причина. Какой в вашем поступке смысл?

– Сохранить книгу, это очевидно.

– От чего?

– От Артура.

– Странная какая-то ревность.

– Это не ревность.

«Дзынь.»

– Врете.

Он усмехнулся и пожал плечами:

– Ладно, да, это ревность. Я эту книгу сам написал. С его слов, да, но я своими руками записал каждую строку. Тедди сочинял их на ходу, он мог говорить стихами просто так, и придумывал рифмованный тост за то время, за которое наполняют бокал, вставал, читал его, пил, и мгновенно забывал. А мне было жалко терять его стихи, и я ходил за ним и записывал, и потом издал их за свои деньги, напечатал всего сто экземпляров, планируя раздарить их его друзьям.

Он замолчал, Вера полуутвердительно кивнула:

– И не раздарили?

Он молчал, она пораженно качнула головой:

– Вы оставили себе сто экземпляров одной и той же книги? Книги, которую писали своими руками, чтобы мир не потерял эти стихи?

– Я их сохранил.

– Вы их похоронили. Книги пишут для того, чтобы их читали. А напечатать книгу и закрыть ее в подвале – это похоронить заживо.

– Я показал книгу на одном вечере, стихи раскритиковали за поверхностность, бессмысленность, бездуховность и несовременность, на Тедди вылили ушат дерьма, и я не захотел отдавать книгу тому, кто не может ее оценить.

– Но Артур оценил.

– Он относится слишком легкомысленно.

– Потому что это легкомысленные стихи, Тедди их легко писал, и Артур их легко читает, получая от этого удовольствие. Уж кто кто, а он точно способен их оценить и понять правильно, потому что он сам такой. Вы так трепетно относитесь к стихам, потому что сами их писать не умеете, а Тедди умел, и ему это было легко, и он легко их писал, отпускал в мир и забывал. Люди услышали, посмеялись, бокалы подняли, получили удовольствие – все, стихи выполнили свое предназначение. Ваша ревность и жадность – это реально нездоровая тема, подумайте об этом.

Он посмотрел на шкаф, на то место, где раньше стояла книга, на кресло, в котором бело-золотой Артур читал эти стихи вслух, перевел взгляд на Веру, прохладно спросил:

– Вы хотите, чтобы я подарил Артуру книгу?

– Ни в коем случае. Вы подарите, стиснув зубы и от сердца оторвав, и будете злиться и винить меня.

– Чего вы от меня хотите?

– Я хочу, чтобы когда вы сами захотите дать ему почитать эту книгу, и вам это принесет радость, и не принесет отрицательных эмоций, вообще ни единой… я хочу, чтобы вы мне об этом сказали.

– Зачем?

– Я за вас порадуюсь.

– Вы очень, очень странная женщина.

– Сказал человек, который ревнует книгу. По вам психотерапия плачет горючими слезами, на вас десяток мозгоправов озолотиться может.

Он улыбнулся и прищурил один глаз:

– Я слишком жаден для этой фигни.

Вера неконтролируемо улыбнулась и тут же отвернулась, прикусив губы, укоризненно посмотрела на министра и сказала:

– Это не смешно.

Он с улыбочкой развел руками:

– Но вы улыбаетесь.

Она отвернулась, кожей чувствуя, как в дверном проеме расцветает пышный фонтан самоуверенности и самодовольства, министр усмехнулся и с поддевкой шепнул:

– Вы. Меня. Любите. Я знаю. Вы можете врать по этому поводу что угодно, и придумывать железные оправдания, но я знаю правду – вы пошли бить эту суку потому, что она подняла на меня руку. Вы ее спровоцировали, раздразнили, унизили, искалечили, и получили от этого удовольствие. И получите еще не раз. Не потому, что мы банда, а потому что вы считаете меня своей собственностью. Как вещь, которой вы можете не пользоваться, она может вам вообще не нравиться, может валяться в шкафу годами, но если ее кто-то тронет, вы сломаете ему руку, не потому, что вы жадный человек, а просто за наглость. И я вас прекрасно, всей душой понимаю. Пойдемте спать, вы тоже устали.

Она молчала и пыталась решить, к кому идти за ответом. Адвокат уже мысленно чесал министра во всех измерениях, истекая слюнями и дрожа от кайфа, прокурор психовал и пытался найти в его словах противоречия, и не мог. Третий, циничный и молчаливый, вообще не шевелился – его позиция не менялась никогда, он просто смотрел на часы, отсчитывающие время до неизбежной свадьбы с какой-нибудь одобренной обществом цыньянской девственницей.

– Вера, я сейчас пойду в спальню, возьму одеяло, и постелю вот сюда, – он указал щедрым жестом на пол перед столом. – Лягу, сниму амулет против храпа, и буду создавать вам неповторимый аккомпанемент к рассуждениям о моих конкурентах. Это поможет вам сделать правильный выбор, я уверен.

Она это представила и начала неконтролируемо улыбаться, пыталась с этим бороться, но получалось плохо. Министр рассмеялся и сказал:

– Пойдем. Здесь, конечно, не такая кровать, как дома, но тоже большая, будет удобно.

«Дом.»

В памяти вынырнули из тумана серые камни и шпили, она перестала улыбаться и сказала:

– Нам нужно поговорить.

– Прекрасно, я знаю для этого идеальное место, здесь совсем рядом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю