Текст книги "Югославская трагедия"
Автор книги: Орест Мальцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)
11
На вилле королевы Виктории, в небольшом зале с коринфскими колоннами и живописными амазонками на плафоне, продолжалось очередное «пленарное заседание Неаполитанской конференции», как Маклин назвал эти тайные совещания единомышленников.
Разговор шел о настоящем и будущем положении Югославии. Тито уже совершенно освоился с присутствием Черчилля, производившем впечатление простака с широкой натурой, и не особенно стеснялся в своих высказываниях. Впрочем, ему и Ранковичу оставалось только поддакивать премьеру, так как говорил преимущественно Черчилль. Его рокочущий голос медным гулом наполнял зал. Премьер не скупился ни на похвалы Тито – называл его своим другом и потенциальным вождем современности, ни на обещания помощи Югославии, с которой де Англия связана традиционными узами взаимопонимания. От одной темы переходил к другой; задавал неожиданный вопрос и, выслушав ответ, снова говорил, не переставая грызть сигару и время от времени отпивая из узкой рюмки свой излюбленный коньяк.
– Скажите маршалу, милая, – обратился Черчилль к Нинчич. – Я заинтересован в том, чтобы он крепко сидел на балканском коне.
Тито выпрямился в кресле и выжидательно посмотрел на Ольгу. Он понимал почти все, что говорил Черчилль, но участие переводчицы придавало беседе более официальный характер.
– Моя позиция, господин премьер-министр, была бы еще крепче, если б Англия и Америка точно выполняли свои обязательства по отношению к моей армии, – ответил Тито, мельком взглянув на себя в стенное зеркало. – Я имею в виду обещания, данные на Тегеранской конференции.
Черчилль пухлой рукой разогнал перед собой густой слоистый дым сигары. Он с любопытством рассматривал человека, который разговаривал с ним тоном равного и держал себя, как самовлюбленный Нарцисс. Старый Уинстон был удовлетворен. Ему в общем импонировал этот наглец, всерьез уже возомнивший себя главой государства. Черчилль вполне мог оценить Тито, который «двух станов не боец, а только гость случайный». В уме Черчилль уже прикидывал, какое эффектное место займет в его новых мемуарах подобный мастер политической эквилибристики и камуфляжа, – это будут прелюбопытные страницы! И он не отказывал себе в удовольствии поиграть с Тито, как кошка с мышкой, в большую дипломатическую игру, в серьезные переговоры, хотя достаточно было стукнуть кулаком по столу, чтобы этот ефрейтор, возомнивший себя Наполеоном, стал навытяжку. Однако игра стоила свеч, стоило поддерживать декоративный престиж Тито, и Черчилль сделал вид, что внимательно его слушает.
– Вы согласились, – продолжал Тито, – помочь нам снаряжением и вооружением в максимально возможной степени. Но до сего времени у меня не вооружено около семидесяти тысяч бойцов. Не хватает даже винтовок, не говоря уже об артиллерии, танках и самолетах. Все это я хотел бы иметь.
– Но вы забываете, мой друг, что у Англии много подопечных, – заявил на это Черчилль. – Ваши партизаны не представляют всех национальных сил страны. Вас не признают двести тысяч сербов, и есть еще законное правительство Югославии во главе с королем. Вот если вы объедините с ним свои силы…
– У короля нет сил, – успел вставить Тито.
– Король – это мы, союзники. Это – наша сила. Без нашего согласия еще не существовало правителя ни в одной из стран бассейна Средиземного моря. Вы добиваетесь признания? Но как же мы можем вас признать, когда вы пропагандируете свержение короля? Хотите опрокинуть всю западную культуру и цивилизацию! Идти по пути русских! – Черчилль угрюмо нахмурил брови, толстая шея его побагровела.
Тито замялся.
– Но мы не можем не считаться с народом, идти против течения…
– Разумно! – подхватил Черчилль. – Но это течение может увлечь вас слишком далеко. В связи с этим, милая, – он повернулся к Нинчич, – я хотел бы задать маршалу еще один вопрос. Откровенный вопрос.
Нинчич сощурила глаза.
– Верно ли, что большая часть югославских крестьян будет довольна, если в Югославии начнется по примеру русских так называемое строительство социализма?
Услышав перевод фразы, Ранкович, скромно и молчаливо сидевший позади Тито, слегка подался вперед. Заплывшие глаза его остро блеснули. Тито почувствовал его взгляд и сморщился, выражая на своем лице напряженную работу сложной, даже мучительной мысли.
– Мы намерены идти своим специфическим путем, – наконец, произнес он. – Я неоднократно подчеркивал это. Наша страна выгодно расположена между Западом и Востоком. Мы не можем плыть вдоль берега какой-либо одной стороны. Для нас это было бы слишком мелко. У нас свой, – я повторяю, свой – серединный путь, свой фарватер…
– Да, мне говорили об этом. – Черчилль перекатил сигару в угол рта и весело улыбнулся. – Но я желал бы услышать от вас лично, мой друг, что Югославию никогда не назовут страной коммунизма без риска впасть в терминологическую неточность.
– Меня, господин премьер-министр, тревожит этот постоянный вопрос о социализме в нашей стране, – медленно, с натугой, сказал Тито, стараясь смотреть прямо в испытующие глаза Черчилля. – Неужели вы придаете значение моим декларациям на этот счет? – спросил он вкрадчиво и покосился на Ранковича.
– В Югославии возможна только своеобразная, особая форма социализма. Этот социализм будет приемлем и для хозяев, и для рабочих, и для батраков, – отмеривая каждое слово, пояснил Ранкович и, пододвинувшись к столу, распластал по нему свои большие пухлые руки с узловатыми пальцами.
– Во всяком случае, строительство социализма у нас – это длительный процесс, – добавил Велебит.
– Геологический процесс? – Черчилль громко рассмеялся. – Прекрасно! – Он облизнул губы и посмотрел отсутствующим взглядом поверх головы Тито. – Ну, в таком случае я могу рассчитывать, что и король и упрямые сербские крестьяне, так называемые кулаки, и деловые люди промышленности и торговли у вас примирятся со столь отдаленной перспективой?
– Да, с ними можно поладить, – согласился Тито. – Национальное единство мы ставим выше партийных интересов.
– Разумно, разумно! – Черчилль с задором всплеснул ладонями и тепло взглянул на Маклина, занятого рассматриванием музейной картины, которую он привез премьеру в подарок.
Генерал ответил понимающей улыбкой, хотя и не разобрал, к чему, собственно, относился поощрительный взгляд Черчилля: к тому ли, что удалось прибрать к рукам Тито, или к тому, что удалось добыть эту картину с изображением мечтающей Медузы.
Пользуясь паузой, Тито хотел было пояснить некоторые стороны своей внутренней политики, но не успел. Черчилль спросил:
– А зачем вам так много вооружения?
– Мы сдерживаем немцев…
– Никого вы не сдерживаете! – запальчиво перебил премьер. – Это мы сдерживаем немецкие дивизии на Балканах. Видели, сколько наших судов стоит здесь, в гавани Неаполя? Они готовы к походу, чтобы высадить моих мальчиков на побережье Югославии. Гитлер боится нашей высадки в такой же степени, как и прихода на Балканы Красной Армии. Еще вопрос… Сколько немецких дивизий находится внутри вашей страны и сколько на побережье?
Тито что-то промычал.
– Не знаете? Так я вам скажу. Семь дивизий на вашем Адриатическом побережье и пять внутри страны, да и эти пять в большинстве своем смешанные; голова немецкая, а туловище и хвост югославские. Похоже скорее на то, что югославы сдерживают югославов. Вы больше тратите времени и средств на грызню между собой, чем на борьбу с немцами. Там, на восточном фронте, немецкие дивизии действительно перемалываются, как зерна на хорошей паровой мельнице. А к вам в Югославию командование вермахта посылает недобитые части, так сказать, на курорт: подлечить нервы и подремонтироваться после России…
Тито сидел весь багровый, вытирая лицо, блестевшее от пота. А Ранкович был невозмутим. Отодвинувшись со своим креслом подальше от стола, он равнодушно взирал на расписной потолок.
Видя, что натиск удался, Черчилль смягчился.
– Итак, вы требуете от нас помощи? – спросил он. – Ну что ж, вы ее получите. В ближайшее время мы займемся перевооружением ваших партизан. Хотите?
– А как с боеприпасами? – повеселел Тито.
– Это зависит от работы наших заводов. Но мы для вас найдем кое-что… Если не у себя, так у других… Кроме того, маршал, Тегеранская конференция предусматривала ведь не только снабжение вас, но также и операции отрядов «коммандос» на вашем побережье. Мы с готовностью высадим у вас несколько дивизий. Для этого вы предоставите нам порты на далматинском побережье и авиационные базы на островах. Я обращаюсь по этому поводу к вам, как к главе государства.
Тито расплылся в улыбке. Он был весьма польщен тем, что британский премьер назвал его главой государства, и немедленно согласился предоставить в распоряжение англичан все порты и острова югославской Адриатики.
Черчилль был доволен. Умышленное искажение им решений Тегеранской конференции дало свои результаты. Он размяк и с увлечением заговорил о том, что никогда не оставит Югославию своим вниманием: ни теперь, ни после, что Балканы – это тот магнит, на который всегда указывает стрелка компаса британской политики, как бы его ни встряхивали.
В заключение он сказал:
– Что же касается ваших внутренних вопросов, маршал, то с целью их разрешения я пришлю к вам господина Шубашича. Он будет продолжать вести с вами переговоры от имени короля Петра. Я имею все основания полагать, что после нашей встречи вы и с ним договоритесь.
– Все будет в порядке, сэр! – молодцевато ответил Тито, опять посмотрев в зеркало.
Утром, в честь окончания «конференции», Черчилль устроил для Тито пикник с поездкой на катере по Неаполитанскому заливу. День был великолепный. Блеск солнца ослепительно рассыпался по темно-лазоревым волнам. Скалистый остров Капри с причудливыми, будто расплавленными очертаниями, казался легким облачком на горизонте.
…Две недели маршала со свитой ждали на Висе. Наконец, он вернулся. Тем же самолетом прилетел на Вис и доктор Шубашич. Он хотел немедленно возобновить деловые переговоры. Но Тито, переполненный впечатлениями от Италии, был рассеян, отвечал невпопад и все думал о чем-то своем. Пинчич с трудом удалось усадить его за один стол с Шубашичем.
Сотрудники штаба гадали: будет ли достигнуто полюбовное соглашение? Пойдет ли Тито на компромисс с правительством короля, которое ведь еще недавно считало его опасным революционным выскочкой? Примет ли Шубашич условие: Тито во главе коалиционного правительства?
В этой суматошной обстановке Хантингтону не так-то легко было увидеться с маршалом. Ольга, следуя инструкциям Ранковича, не допускала к Тито никого. Но доллары сделали свое дело – Хантингтон проник в пещеру к Тито и уговорил его отправиться с ним на морскую прогулку, чтобы конфиденциально переговорить по поручению Вашингтона…
12
Выйдя из укромной бухточки в северной части острова Вис, катер мягко рассекал голубые волны Адриатического моря. Яркое палящее солнце субтропиков знойным туманом окутывало воды и клочок истрескавшейся от жары земли. В маленькой каюте катера было прохладно, как в пещере, а главное – собеседникам никто не мешал. Автоматчики Бошко и Црля расположились за каютой на теневой стороне катера, американский офицер, сотрудник миссии, руководил маршрутом прогулки из капитанской рубки, и лишь постоянный спутник маршала – Тигр, чутко насторожив уши, лежал в каюте под столом.
Тито очень внимательно и серьезно выслушивал вступительные рассуждения Хантингтона о способах и средствах продления жизни и, казалось, всецело был поглощен беседой. Только быстрые взгляды, какие он бросал на иллюминатор, полузавешенный шелковой шторкой, выдавали его затаенное желание поскорее перейти к делу и вернуться на остров, в свою пещеру. Поездку никак нельзя было назвать безопасной. Могли наскочить на плавучую мину, могла появиться немецкая подводная лодка, мог, наконец, неожиданно налететь пикировщик противника.
Но ради того, чтобы выяснить кое-что важное для себя в связи с новой обстановкой на Балканах, Тито пошел на этот риск. Тем более, что продолжительное уединение с Хантингтоном в пещере могло привлечь внимание русских и англичан. Поездку же на катере удалось обставить как деловой осмотр береговых укреплений…
Катер шел вдоль самого берега. Отвесные скалы, нависавшие над морем, переходили в тяжелые увалы, покрытые густой, переплетенной, точно войлок, вечнозеленой макией. Узкие долины, поросшие у берега моря дроком и можжевельником, с рощицами фисташковых деревьев, за лоскутными участками виноградников расширялись в глубине в обширные плато. По взгорьям белыми змейками вились каменистые тропы.
Далмация казалась отсюда призрачным видением, дрожавшим в знойном мареве над поверхностью моря. Глядя на зыбкую черту отдаленного берега, Тито неожиданно подумал, что и его положение вот так же неопределенно и неустойчиво.
– Н-да, все это очень сложно и трудно… – пробормотал он с кислой миной.
– Что трудно? – не понял Хантингтон.
– Видите ли… Красная Армия уже подходит к границе Югославии.
– Ну и что же?
– А я нахожусь у западных союзников, вдали от своей армии.
– Вы неточно выразились, – заметил с улыбкой американец. – Вы у себя дома. Остров Вис – югославская территория.
– Что за наивность! – Тито взял из вазы тунисский банан и повертел его в руках. – Как будто никто не знает, что я отдал этот остров Черчиллю и нахожусь здесь под охраной английских пушек и ваших самолетов! – Тито помолчал, сдирая с переспелого банана золотисто-палевую шкурку. – Красная Армия, хочу я этого или не хочу, все равно, преследуя и громя немцев, пройдет через территорию Югославии, займет Белград. И если мои войска, хотя бы символически, не будут участвовать в боях за Белград, то для меня это равносильно поражению, и я уж никак не смогу считаться освободителем Югославии.
– Да, это верно, – Хантингтон, попыхивая трубкой, не спускал с маршала внимательных, все примечающих глаз.
Тито сидел, опираясь подбородком на руку, выставив напоказ перстень с переливающимся огнистыми брызгами огромным бриллиантом, обладателю которого могла бы позавидовать любая восточная принцесса.
– Кроме того, – хмуро продолжал он, – у нас вообще возникает сложная ситуация. Одна угроза захвата Красной Армией Белграда и выхода ее в междуречье Савы и Дравы заставит немцев поспешно отступать.
– Где уж там поспешно. Коммуникации-то разрушены Немцы вынуждены цепляться здесь за оборонительные рубежи, идти на восток, бороться с русскими.
Этот откровенный намек на операцию «Ратвик», преследовавшую двойную цель: экономически ослабить Югославию и затянуть освобождение страны, не смутил Тито.
– Вот, вот! Но по плану «Ратвик» все разрушается в западной, а не в восточной Югославии, и потому там немцы могут маневрировать, как захотят. Отступая и пробивая себе путь, они будут громить только мои части, а отряды разных квислинговцев – Михайловича, Недича, Рупника и Льотича – они не тронут. А их около двухсот пятидесяти тысяч человек…
– Не беспокойтесь, – перебил Хантингтон. – Эти войска в такой же мере квислинговские, как и ваши. Мы уже давно имеем с ними связь, и по уходе немцев они все перейдут к вам, сольются с вашими частями.
Тито сделал отстраняющий жест.
– Не хотите ли вы сказать, что вас это не устраивает? – усмехнулся Хантингтон. – По правде говоря, ваша задача – только найти формы и методы их использования, и тогда они будут служить вам надежнее, чем все эти ваши «пролетарские корпуса».
– Возможно, в будущем, – согласился Тито. – Но сейчас меня беспокоит и другое. Я нахожусь в данный момент между молотом и наковальней. С одной стороны, подходят русские, которых ждет народ, и я не могу с этим не считаться. С другой стороны, настаивает на своем Черчилль. Он предъявил мне категорическое требование предоставить ему морскую базу на югославском побережье – Сплит или Дубровник, авиационные базы на островах Брач, Хвар и Корчула. Я должен открыть все порты Югославии на Адриатике для английского и вашего, американского, флотов…
– Мне все это известно, господин маршал, – вскользь заметил Хантингтон.
– Подождите, я кончу, – Тито нетерпеливо постучал по столу костяшками пальцев.
– Ну-ну, – Хантингтон выбрал из серебряной вазы самый большой апельсин и принялся не спеша надрезать его кожицу.
– Черчилль еще требовал, чтобы я пропустил его войска через Сараево к Будапешту или к Белграду. Но я ему отказал.
– Вы… ему отказали? – Хантингтон не удержался от улыбки. Он подумал, что в общем Черчилль правильно поступил, пойдя на переговоры с Тито. Так, наверное, паук уговаривает муху «зайти к нему в гостиную для важной приятельской беседы». Но Черчилль, видно, и не подозревал, что удовольствие высосать из «мухи» все соки и потом выбросить ее мертвой достанется отнюдь не британскому пауку.
– И что же? – спросил американец.
– Он согласился со мной, что это будет неблагоприятно встречено народом, особенно армией, – ответил Тито.
– Это верно, и вы правильно поступаете, заботясь о том, чтобы в народе не подумали о вас дурно. К тому же англичане уже опоздали. Красная Армия их опередила. Да и зачем они здесь, когда есть вы и ваши войска? А если старый тори хочет послать своих мальчиков в Венгрию, то он может это сделать через Триест и Истрию.
– Другое дело! – подхватил Тито. – Но я все-таки согласился предоставить англичанам авиационные базы на островах и на материке в Задаре, согласился открыть для их флота все порты. Я уже дал указание властям на местах и частям своей армии, чтобы в случае высадки западных союзников их везде встречали как подобает – по-братски…
– Это теперь уже не так важно, – пренебрежительно уронил Хантингтон.
– Но мало того. Я обещал Черчиллю включить в состав своего правительства доверенных людей короля Петра и еще кое-какой эмигрантский сброд. В общем с Англией я уладил… Но дело в том, что приход Красной Армии в Югославию всколыхнет народ, народ будет требовать…
– Чего? – насторожился американец.
– Ну, сами понимаете… Нелегко будет отбросить те лозунги, которые мне пришлось выдвинуть, чтобы за мной пошел народ, и ту цель, ради которой…
– Довольно! Неужели у вас еще не все поняли, что настоящее процветание Югославии может наступить только в результате финансовой и прочей поддержки со стороны одной лишь Америки? – В голосе Хантингтона послышался вызов. – Кто, кроме нас, американцев, в состоянии возместить вам убытки, которые мы же причинили бомбежкой всех этих ваших экономических и рабочих центров вроде Белграда, Суботицы, Ниша, Брода, Осиека и Лесковаца?
– Боюсь, что партизаны, несмотря ни на что, будут добиваться своего.
– В этом случае, – с азартом продолжал американец, – есть еще одно радикальное средство, чтобы избавиться от слишком восторженных поклонников советского примера. В Первом Пролетарском корпусе у вас, я знаю, большинство рабочих и коммунистов. А командует им наш испытанный друг Попович. Вот и заставьте его с корпусом задерживать немцев где-нибудь в долине Моравы: пусть его пролетарцы кровью докажут свою преданность русским. Вам следует вызвать сюда Поповича и дать ему соответствующие инструкции. Ну хотя бы посоветуйте использовать лозунг русских: «Коммунисты, вперед». А впрочем, вы сами коммунист, вам лучше знать коммунистические лозунги.
– Да, – поперхнулся Тито. – Это можно сделать. Но все равно мне будет потом очень трудно лавировать и скрывать свою линию от русских и от народа. Тем более, что в мое правительство и в государственный аппарат вольется много эмигрантов, и я буду вынужден принять в органы власти на местах часть королевских чиновников. Англичане и на этом настаивают. Но ведь народ меня за это не похвалит. Да и русские из миссии уже относятся ко мне настороженно. Они удивляются, почему в Сербии до сих пор так слабо развито народно-освободительное движение и не ведется по-настоящему партизанская война. Им не понравилось и то, что я ездил в Неаполь к Черчиллю.
– Но с вами там были и Ранкович и Арсо Иованович. Разве ваша поездка не выглядела как совершенно официальная?
– Арсо, дьявол, болтал, что я держал его в стороне от своих совещаний с премьером. Вообще он слишком откровенен с русскими. Каким-то образом они пронюхали даже о том, что я был в Риме. В Риме… – повторил Тито, тревожно нахмурясь.
– Но о подробностях поездки туда они, надеюсь, никогда не узнают?
Тито оторопело поднял глаза.
– А вы… вы что-нибудь знаете?
– Я? – Хантингтон чуть заметно усмехнулся. – А вы разве забыли, что вам предсказала по звездам некая дама?
– Какая дама? И при чем тут вся эта чертовщина и предсказания по звездам?
– Звезды-то наши, американские, – намекнул Хантингтон.
– Все равно это вздор. Никто ничего не может знать. Со мной был один Маклин.
– По моей просьбе…
– Вот как? Значит, и моей встречей с Доновэном… я тоже обязан вам?
– Отчасти…
– Благодарю.
Глаза Тито растерянно блуждали. Он чувствовал себя окончательно запертым в ловушке и отчаянно не хотел, чтобы это понял американец, иначе пропала бы возможность еще постоять за себя и поторговаться.
– Вообще мне приходится трудно, – вздохнул он. – Трудно, знаете ли, оправдать перед народом и свой теперешний отъезд на запад, на этот остров, и временное оставление армии. Ведь я все же главнокомандующий и генеральный секретарь КПЮ! – Тито важно откинулся на спинку стула.
Медленно потягивая через соломинку сода-виски, Хантингтон украдкой еще и еще раз внимательно вглядывался в Тито, хотя, кажется, знал о нем уже почти все. Насквозь видел этого пройдоху, разгадывал его игру. Что нового могли сказать ему этот уклончивый взгляд, эта напряженная, деланная улыбка, эта напускная независимость и высокомерие, эта игра в императорское величие? Как смешно, например, что, собираясь на морскую прогулку, этот новоиспеченный маршал, ефрейтор, продвинувшийся до высшего военного звания без службы в армии и без проведения каких-либо боевых операций, вырядился в парадный белый френч с вышитыми на воротнике по красному полю золотыми дубовыми ветками! Наверное, сшили в Неаполе.
Международный авантюрист! Провинциальный жандарм, играющий роль Цезаря, которого он видел, наверное, в шекспировской пьесе в постановке загребского театра! Живет для себя и думает только о том, что может упрочить его власть. Выбор, очевидно, сделан правильно. Тито – это ключ, которым можно будет при удобном случае открыть себе двери на Балканы. Английские ключи: король Петр, король Михай, король Зогу, – это ржавые, устаревшие ключи, ими современные балканские двери не откроешь. Надо крепко держать в кармане новые.
И все же у Хантингтона были серьезные основания для беспокойства. Русские близко… Черчилль недаром отважился прилететь в Неаполь. Нюх у старого Уинни хороший. Но сумеет ли Тито, если его временно выпустить из рук, выправить свои, уже слегка натянутые отношения с русскими, сумеет ли он искупить перед ними кое-какие свои явные грешки? Сможет ли проделать все это с искренностью, не внушающей подозрения? И не захочет ли он впоследствии нажить себе капитал на политике лавирования между Западом и Востоком в ущерб той задаче, которая на него в свое время будет возложена США?
– А кстати, маршал, знают ли о нашей прогулке советские представители? – внезапно полюбопытствовал Хантингтон.
– Нет, не знают, – поморщился Тито. – Я ни перед кем не отчитываюсь в своих действиях.
– Значит, вы у меня инкогнито?
– Конечно! Но со временем сказать об этом придется. Они все равно узнают. Наши люди, вроде Арсо, от них ничего не скрывают. Народ доверяет русским. Надо это учитывать. – Тито наклонился к собеседнику. – Да, народ… Как часто я чувствую себя одиноким…
– Что поделаешь, – сказал Хантингтон. – Это трагедия всех выдающихся личностей.
Тито вздохнул и продолжал прежним вкрадчивым тоном:
– Югославия – маленькая страна, и мы должны считаться с большими державами. Вот если бы объединить Балканы под нашим руководством, тогда нам можно было бы говорить погромче – басом. Мне видится страна, по населению больше Франции, а по природным данным, пожалуй, намного богаче. Не говоря уже об ее огромном стратегическом значении. Великая славянская держава, но западная.
– Так, так.
– Об этом мечтали еще знаменитые деятели Сербии и Хорватии прошлого века: «Сербия от моря до моря». «Альпийская Хорватия», – доверительно говорил Тито, почувствовав одобрение. – Они мечтали о федерации южных славян. Эту мозаику различных народов, живущих на Балканах и в бассейне Дуная, включая Венгрию, Румынию и Грецию, нужно крепко сцементировать. Иначе они все повернутся к Советскому Союзу. Такова ведь их тенденция. Нужен противовес. Как на это смотрят в Вашингтоне? Считают ли у вас такое государство возможным? Я могу его создать, – заносчиво, но не без вкрадчивости проговорил он.
– В Вашингтоне начинают понимать, – уклончиво ответил Хантингтон, – что у вас имеется шанс стать в будущем лидером Балкан.
– Мы с Черчиллем и об этом говорили, – похвастался Тито.
– Как же! Старый Джон Тар [79]79
Шутливое прозвище английского моряка.
[Закрыть]не лишен остроумия: идея создания балканской федерации принадлежит ведь еще Меттерниху. Ею и Гитлер пользовался.
Тито с рассеянным видом прислушался к шуму волн, плескавшихся за бортом катера, и промолчал.
– Впрочем, идея сама по себе хороша, – после паузы сказал Хантингтон уже без всякой иронии.
Открыв свои карты, Тито, не стесняясь, задал вопрос в лоб: может ли он рассчитывать на признание его Америкой как единственного властителя Юго-Восточной Европы?
Хантингтон, матерый разведчик, воспитанный в панамериканском духе, и тот удивился: «Ого, каков! Пешка, а метит в ферзи. Молодец, Маккарвер! Как сильно разжег аппетиты маршала!» Хантингтон и раньше догадывался о честолюбивых замыслах Тито, о том, что он как будто бы претендуем на Истрию, австрийскую Каринтию. Бачку, на всю Македонию, Албанию. Но о том, что он хочет уже проглотить целиком Грецию, Болгарию, Румынию и Венгрию, услышал впервые. Однако в общем все шло хорошо, и Хантингтон, не глядя на собеседника, неопределенно протянул:
– Как вам сказать…
– Своих людей я могу повернуть или к Востоку или к Западу, – поспешил пояснить Тито.
Он был уверен, что Хантингтон, как и Черчилль, начнет отговаривать его от ориентации на Восток, от обращения к русским за помощью и пообещает все, согласится на все.
Американец, со своей стороны, отлично понимал, что скрытой угрозой «повернуть на Восток» Тито хочет набить себе цену.
– В Вашингтоне, мне кажется, одобрят вашу идею, – неожиданно сказал он, – и окажут вам существенную поддержку. У меня, кстати, есть один план.
– Какой? – с любопытством посмотрел на него Тито.
– Вам следует ехать к русским, – сказал Хантингтон размеренным, деревянным голосом. – И так, чтобы об этом никто не знал. Обставьте свой отъезд всевозможной таинственностью. Устройте своего рода побег от нас, от капиталистических союзников…
Этот совет в первый момент ошеломил Тито.
– Вы поедете к русским, – все так же спокойно продолжал Хантингтон. – Ну, хотя бы под предлогом координации военных действий в связи с предстоящим вступлением Красной Армии на территорию Югославии. Учтите одно неплохое правило: если не можешь задушить своего врага, то обними его. Но берегитесь. Держите себя крайне осторожно. Один ваш неверный шаг, одна фальшивая нота, одно неосмотрительное движение – и все погибло!
– Но это очень смелый ход! – воскликнул Тито.
– Не каждый на него способен, – подчеркнул Хантингтон.
– Да… Но позвольте, это значит и от англичан бежать?! Сейчас?! Когда мне обещана Черчиллем помощь? – недоуменно спросил Тито.
– Да, и от англичан, – кивнул Хантингтон. – Не смущайтесь. Создается любопытная ситуация: чем дальше вы от нас убежите, тем ближе к нам окажетесь. Это бегство, так сказать, по замкнутому кругу.
– Это что же, ваш личный совет? – почти шепотом выдохнул Тито.
Хантингтон только пожал плечами. Он не привык говорить вслух о том, что могло быть истолковано, как вмешательство во внутренние дела другой страны.
После недолгого раздумья Тито промолвил:
– Что ж, все решено! – и добавил в своей обычной напыщенной манере: – Хотя солнце восходит с востока, но мне оно сильнее светит с запада.
Он только теперь понял, что совершил большую ошибку, покинув «корабль» во время бури. Шквал-то стих, и корабль, выправившись, продолжает идти и без капитана своим курсом. Хантингтон прав: нужно, пока не поздно, вернуться к рулю и вести корабль дальше, чтобы потом иметь возможность исподволь свернуть его с курса на заданное направление. Тито понял также и то, что без него ни американцам, ни англичанам не обойтись в Югославии. Эта мысль наполнила его ликованием, уверенностью в себе, он ощутил под ногами крепкую почву.
Он не спеша поднялся с кресла и, солидно крякнув, подошел к иллюминатору. За толстым стеклом были видны ботинки на толстых подошвах: солдат-янки болтал ногами, сидя на борту катера. Это немного портило пейзаж. Югославский берег виднелся из-под американских каблуков.
Тито поманил Хантингтона;
– Вот, посмотрите-ка.
Катер огибал юго-восточный берег Виса. Справа появились зеленые очертания острова Корчулы.
– Это самый красивый из всех островов Югославии на Адриатическом море. Там есть прекрасные виллы с роскошными виноградниками и садами. Когда кончится война, полковник, мы с вами поедем туда отдыхать, и я подарю вам лучшую виллу в знак нашей дружбы. Хантингтон молча обнял маршала за плечи. Тот стоял, выставив вперед ногу, приподняв голову, правую руку заложив за борт кителя, а левой упираясь в бок: монументальное спокойствие. Именно в такой классической позе стоит в неаполитанском музее статуя какого-то греческого полководца. Простая и вместе с тем такая красивая поза: пластичное движение вверх, гармоническая ясность характера…
Катер подходил к мысу Проментур в Внсском проливе.
Неожиданно послышался свист снаряда, раздался оглушающий взрыв. Столб воды взлетел в воздух. Это ударила немецкая батарея с острова Хвар. Тито побледнел. Овчарка, вскочив, свирепо зарычала.
Хантингтон, опасливо покосившись на нее, бросился к двери и хрипло крикнул наверх офицеру:
– Полный, вперед!
Загудел мотор, забурлила вода за кормой. Катер развил предельную скорость. Еще четыре снаряда один за другим взметнули воду в проливе, но катер уже входил в бухточку. Там маршала ожидал Ранкович с усиленной охраной.
На дороге было пустынно. Никому из жителей и партизан не позволялось ходить в часы прогулок Тито в районе пещеры и по дороге, ведущей от нее к морю. Только английские и американские патрульные чувствовали себя здесь, как дома.
Тито вместе с Тигром поспешил в свою пещеру.
– До встречи в Белграде, сэр, – сказал ему Хантингтон на прощанье и, подняв руку, потряс ею в воздухе.
