Текст книги "Порождая бурю (СИ)"
Автор книги: Оливия Бини
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
42. Увязнуть еще глубже
Каждое утро, едва Розалия открывала глаза, начиналась ее маленькая смерть. Осознание того, что Бенджамин был для нее очень дорог, но совершенно недоступен, наваливалось на нее подобно мощной морской волне. С ее первым ударом Розалию утянуло на самое дно и она захлебнулась в собственных чувствах. Никогда прежде она не допускала, чтобы ее накрыло с головой и ситуация выходила из-под контроля. Ей всегда удавалось выплыть и освободиться. Потребительское отношение предыдущих ее партнеров, так же, как и ее собственное, защищало от ненужной привязанности и изначально ограждало от последующих катастроф. С Бенджамином все оказалось другим. Влюбленный в нее, он ничего не требовал для себя до тех пор, пока поведение Розалии не заставило его усомниться в собственной значимости и не задело самолюбие. Но хотя она и понимала теперь, почему он прекратил отношения с ней, все же не могла избавиться от ощущения, что ее снова не хватило, что ее стало недостаточно такой, какой она была. И поэтому желание подняться на поверхность было очень сильным, но теперь Розалия не знала, как.
Она приходила в зал и силилась вести себя как и прежде. Бенджамин совсем не обращался к Розалии, разве что при необходимости и только при свидетелях. Зато с другими он, как и прежде, оставался обходительным и приветливым.
– Неужели совсем не болит? – спросила однажды Мария Луиза, застав девушку врасплох, когда она смотрела в сторону Бенджамина и Лауры перед тренировкой.
– Болит… – выдохнула Розалия.
Ее голос был такой тихий, что Мария Луиза поняла по движению губ, а не услышала.
– Розалия, нужно, чтобы кто-то тебе помог…
Та только кивнула и пошла в раздевалку.
Мария Луиза была совершенно права, и Розалия понимала, что должна что-то предпринять. Помочь ей было некому, а ежевечерние слезы изматывали так, что на утро не было никакого желания вставать, а в зеркало смотрело чужое осунувшееся лицо с опухшими глазами. Бенджамин по-прежнему держался отчужденно, хотя иногда казалось, смотрел на Розалию очень внимательно, пока думал, что она не замечала. Тогда девушка совершала над собой усилие и что-нибудь вытворяла, как делала это прежде. Это не доставляла ей удовольствие, но она ни в коем случае не хотела, чтобы было заметно, что с ней что-то происходит.
Начало марта Розалия ждала с надеждой на перемены. Окончательно обеспокоив синьору Пеллегри своим грустным лицом, частыми слезами и отсутствием аппетита, она была вынуждена признать, что самой ей не справиться. Весь арсенал травяных чаев пожилой дамы был испробован, а Розалия так и не начала хорошо спать.
– Послушай, – рассердилась от собственного бессилия синьора Пеллегри, – так дальше продолжаться не может! Завтра же я позвоню одной своей знакомой. Ее дочь – психотерапевт. Та еще стерва, но отличный профессионал. Лично я никогда не верила в мозгоправов, но тебе ничего не помогает. А мне с тобой больше не весело! Хочу, чтобы ты снова стала прежней!
– На это потребуется некоторое время...
Розалия устало осела на кухонный стул.
– Я подожду, если ты позволишь себе помочь. В противном случае я пойду искать большого человека, чтобы сказать ему все, что я о нем думаю, – хорохорилась почтенная леди.
– Это лишнее! – заволновалась Розалия, допуская мысль, что та действительно на это способна. – Хотя пары ударов зантиком по голове ему бы не помешало.
– Розалия, ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него так убивались! – важно выкрикнула синьора и ткнула пальцем в воображаемого обидчика.
Девушка не стала возражать, но не потому что боялась признаться, что во всем была виновата она, а потому что объяснение было бы слишком длинным, сложным и совершенно ненужным – синьора Пеллегри на старости лет стала ярой мужененавистницей.
– Я вам очень благодарна за заботу, но... – отважно начала Розалия, когда думала, что вспышка негодования и жалости к ней прошла.
Возражений и уж тем более предложений синьора Пеллегри обычно не принимала, а теперь, озабоченная судьбой своей квартиросъемщицы, совсем разволновалась и еще минут пятнадцать надоедала Розалии своими идеями.
И хотя любое вмешательство воспринималось, словно вторжение на запретную территорию, все же именно благодаря настойчивости пожилой дамы, Розалия входила в обычный подъезд жилого дома, где на третьем этаже располагалась студия психотерапии. Она так нервничала, охваченная не то надеждой, не то страхом, что зря надеется, что даже не заметила консьержа за стеклом в своей будке. Минут ожидания перед кабинетом оказалось недостаточно, чтобы решить, с чего начать. А потому перед первым же заданным вопросом после знакомства, Розалия растерялась.
– Не можете назвать причину, по которой пришли? – не скрывая удивления проговорила дотторесса Микуччи.
На вид ей было не больше пятидесяти. Острый взгляд и строго сложенные губы вдруг напомнили Розалии, как синьора Пеллегри назвала ее стервой. Что ж, это вполне могло быть правдой.
– Могу. Просто каждое мое слово должно подвергаться анализу, поэтому я не знаю, что важнее…
Розалия чувствовала себя очень глупо – что бы она ни сказала, все равно будет к чему придраться.
– Важнее то, что важно для вас. Что вы хотите получить в итоге?
Под пристальным взглядом женщины Розалия совсем растерялась.
– Розалия, – несколько смягчилась врач и даже слегка улыбнулась, – мне совершенно не нужен структурированный ответ. И уж тем более я не собираюсь осуждать ваши желания. Но я совершенно уверена, что вы знаете, чего хотите.
– Я хочу стать нормальной. Хочу перестать причинять боль другим. И чтобы мне не было так больно, – храбро выдохнула девушка.
– Что именно причиняет вам боль?
– Вообще или сейчас?
– Сейчас.
– Невозможность быть с дорогим для меня человеком.
Розалия поймала себя на том, что заламывает пальцы. Она сразу же спохватилась, бросила короткий взгляд на психотерапевта и убрала руки в карман толстовки.
– Почему это невозможно?
– Он прекратил со мной любое общение, потому что я заставляла его чувствовать себя никчемным. Я оказалась эгоистичной и эгоцентричной и не смогла разглядеть, что причиняла боль человеку, который меня любил.
Розалия нехотя заговорила об их отношениях с Бенджамином. Ей казалось, что она раздевалась перед незнакомым человеком, снимая с себя слой за слоем подробностей того, что произошло между ними за несколько месяцев. Ей представлялось, что максимальная откровенность, даже если и приносила новые страдания, все же была более уместна, чем осознанное умалчивание фактов. Единственное, что утаила Розалия, так это его имя.
– Вы помните, о чем подумали или почувствовали, когда он признался вам в любви?
– Я ему не поверила! – только в тот момент Розалия осознала это.
– Почему?
Беспощадный вопрос, к которым надо будет привыкнуть.
– Потому что между нами не произошло ничего особенного. Секс, основанный на химии, но не более.
Это прозвучало цинично.
– А вы считаете, что ему нужно было что-то, как вы выразились «особенное», чтобы полюбить вас?
Розалия не ответила, лишь долго смотрела на врача.
– Я ошиблась, – проговорила она упавшим голосом. – Я должна была поверить ему.
– А сейчас верите?
– А сейчас больше не во что верить… Он ушел.
– И вы бы хотели его вернуть?
Отпираться было глупо.
– Я бы хотела, чтобы он не усомнился во мне. Чтобы не наговорил мне всего того, что сказал. Да, я хочу, чтобы он вернулся…
После первой встречи с дотторессой Микуччи, Розалия почувствовала облегчение. И хотя ничего значимого не произошло, появилось ощущение возможности сдвинуться с мертвой точки. Правильно заданные вопросы создавали иллюзию правильных ответов. Но вскоре этот эффект рассеялся, а на его место заступили тяжелые разговоры о семье, детстве и об отце.
Каждый раз после сеанса Розалия выходила так, словно ее пытали. Часто она безудержно рыдала прямо перед психотерапевтом и продолжала и у себя в комнате. Чем больше выходило наружу, тем больше она понимала, насколько была отравлена своими родителями и отравляла жизнь другим. Многое она продолжала отрицать даже наедине с собой, ограждаясь от очевидного. Но беспощадная дотторесса Микуччи методично подводила ее к выводу, с которым не возможно было не считаться. Если же Розалия упрямилась и не желала понимать, та била по самому больному. Эта шоковая терапия изматывала и угнетала и ей не было видно конца.
И если на самом первом сеансе Розалия была уверена, что хочет вернуть Бенджамина, то по прошествии пары недель, она не могла его видеть. Ее трясло уже тогда, когда она собиралась на занятия. А от звука его голоса ее охватывало такое беспокойство, что единственное, чего она желала, это спрятаться. Когда он останавливал ее, чтобы сообщить что-то бесстрастным голосом, она смотрела на него, словно перед ней стоял инопланетянин. И глаза ее увлажнялись от стыда и боли. К счастью Бенджамин не задерживал ее надолго, поэтому, когда глаза наполнялись слезами, он этого уже не видел.
Апрельские соревнования в начале месяца она пропустила. Никто не спросил ее, почему. Это лишь в очередной раз закрепило в голове, что она совсем одна и что это состояние ей не нравится.
– Розалия, ты меня слышишь?
Острый взгляд дотторессы Микуччи снова впился в нее. Розалия повернула голову в сторону.
– Конечно слышу… В последнее время я слышу только ваш голос.
– Ты, кажется, этому не рада!..
– Вы бы на моем месте тоже были не рады.
– Отчего же?!
Женщина наклонила голову в сторону. Она давно уже обращалась к пациентке на «ты», и Розалия затруднялась ответить, в какой именно момент это произошло.
– От того, что мне совершенно нечем гордиться, если единственный человек, который со мной разговаривает и слушает меня – это мой психотерапевт.
– Он так и не разговаривает с тобой?
– Позавчера спросил, почему в женской раздевалке так шумно.
– Полагаю, ты нашлась, что ответить... – насмешливо, и она себе это часто позволяла, заметила дотторесса Микуччи.
– Вы ошибаетесь! – не без некоторого удовольствия ответила Розалия. – Не нашлась... Я не могу спокойно разговаривать с ним. Мне предательски хочется реветь, как будто я и так испытываю недостаточно стыда за все, что вытворяла.
– Не хочешь поговорить с ним и попросить прощения?
– Не думаю, что он захочет разговаривать со мной. Последними его словами было то, что он совершенно уверен в правильности своего решения не иметь со мной ничего общего.
– Это, однако, не означает, что ему не нужны твои извенения. Особенно если ты сама испытываешь потребность сказать ему об этом. Сделай это для себя.
– Я подумаю об этом... – невнятно пробормотала Розалия. – Впрочем, уверена, ему это не нужно. Уверена, он уже переступил черту...
– Что ты имеешь в виду? – уточнила врач.
– Что у него кто-то есть. Пусть не для отношений, но для секса...
– Тебя это расстраивает?
– Это рвет меня на части!
– Послушай, Розалия, я слушаю тебя и все никак не пойму, почему ты не дашь определение своему состоянию, – несколько раздраженно спросила дотторесса Микуччи.
– Какое определение? Психоз? Депрессия? Нервное расстройство?
– Стоп! Нет! Остановись! – прервала поток глупости женщина. – Я говорю о твоем отношении и чувствах к нему.
Розалия замерла и несколько секунд молча смотрела на психотерапевта, словно до нее дошло, наконец, что-то важное.
– Вы это про любовь что ли? – заговорила она.
– Ну, хотя бы... – с облегчением выдохнула дотторесса Микуччи, видимо, совсем не ожидая, что ее пациентка так быстро поймет.
– Я давно это поняла. Или вы считаете меня за идиотку, которая не в состоянии понять, что с ней происходит?!
Женщина оскорбительно передернула плечами.
– Именно такое впечатление и складывалось!
– Вы ошиблись!
– Ну, так скажи это вслух...
– Зачем?
– Чтобы услышать себя!
– Нет, это причиняет мне невыносимую боль...
Уходя из студии, Розалия получила задание произнести вслух, что любит Бенджамина. Ничего глупее она бы не смогла себе представить. Гораздо важнее с ее точки зрения было бы попросить прощения перед ним. Ведь она этого не сделала ни разу. Обдумав все как следует, Розалия даже почувствовала себя готовой, но как назло Бенджамин не пришел в школу. Когда неделю спустя он так и не объявился, она забеспокоилась.
– Мария Луиза, почему нет Чапмана? – с нарочитой небрежностью был задан этот вопрос, однако реальный подтекст плавал на поверхности.
– Он уехал в Лондон. Скоро должен вернуться.
Розалия не нашлась, что ответить, поэтому спросила про футболки с эмблемой школы, которые должна была раздать ученикам. Мария Луиза ответила, что они приехали, и повела ее в кладовку, чтобы дать нужные размеры. Пока она открывала коробку, ей позвонили. Это был Бенджамин.
– Ты уже вернулся? – с улыбкой на лице спросила она.
Розалия наблюдала за ней со стороны, как будто через выражение лица можно было услышать голос Бенджамина. Она, конечно, ничего не слышала, но видела, как Мария Луиза отвернулась.
– Прими мои глубочайшие соболезнования…
Розалия еле дождалась, пока она закончит звонок. Сердце стучало и пульсировало в висках так сильно и неприятно.
– Кто? – она схватила Марию Луизу за руку. – Кто умер? Скажи мне, что это не Джейн!
– Я не знаю, кто такая Джейн, – выдавила женщина. – Умерла его мать.
– Его мать зовут Джейн, – выдохнула Розалия и вышла прочь из подсобки.
43. Шаг назад
Бенджамин сидел в ритуальном зале при больнице, в которой скончалась его мать. Уже прошло первое потрясение, и как будто стало появляться неясное понимание происходящего. Но до полного осознания, он знал, было еще далеко. Пройдя однажды это с отцом, Бенджамин с тоской думал, как долог еще путь принятия и угасания боли. Если бы только было возможно, он предпочел бы стереть память. Радикальное решение, но тянущиеся минуты были просто невыносимы.
Перед открытым гробом он сидел один – такого было его решение. Затем в университет придут коллеги и друзья, и Бенджамина окружат сочувствующие лица и бодрящие рукопожатия и объятия. А пока он хочет побыть один. Ему стало бы неприятно, если бы кто-то увидел, как он рыдал, едва прикоснулся к волосам матери. Лучше обессилеть сейчас, чем потом перед посторонними.
С того момента, как Бенджамин вошел в ритуальный зал, прошло уже около часа, а за телом еще никто не приходил. Он сидел, широко расставив ноги и упершись локтями в колени. Голова была зажата между ладонями, взгляд направлен в пол. Мысли блуждали где-то далеко от этого мрачного места. Бенджамин думал о Розалии.
С ней что-то происходило – он видел это сам и Мария Луиза тоже упоминала, что видит ее осунувшейся и грустной. Возможно, она сожалела об их ссоре и разрыве, возможно, просто злилась, что ее бросили. Это казалось более вероятным. Что бы то ни было, Бенджамин не видел причин возвращаться к пройденному, не смотря на то, что он все еще мечтал о ней.
В школе он почти с ней не сталкивался – Розалия избегала его. На татами уже он намеренно избегал ее, но проходя мимо учеников, его, как и прежде преследовал запах душистого дрока. А потом в их группу перевелась Лаура, внимательная, приветливая и жаждущая отомстить подруге за обман. Как ни старался Бенджамин держать ее на расстоянии, она находила способ приблизиться. И хотя ее общество было приятно ему, она как и прежде совсем не привлекала физически. Более того неприкрытый флирт с ее стороны казался ему неприемлемым на глазах у Розалии.
Бедная Рози, про себя он иногда еще называл ее так, она не подходила к нему, а текущие вопросы часто решала через Марию Луизу. Ее прекрасные глаза почти всегда были грустные. Часто она вообще не реагировала на нападки Давиде. И уже Адриано, а не Бенджамин, ставили его на место. В такие моменты ему становилось ее очень жалко. Приходилось усмирять и даже подавлять желание защитить ее.
Бенджамин помнил, как чувствовал себя незадолго до разрыва, как не находил покоя и как боялся момента, когда из комнаты, где они только что были вместе, исчезал ее аромат. Ни одна женщина не заставляла его чувствовать себя таким беспомощным и никчемным.
Ни для одной женщины он не был готов сделать так много, как хотелось делать для Рози. А она даже не заметила этого. Более того в последнюю их ссору она приравняла его ко всем остальным, кто, по ее мнению, лишь развлекался с ней.
Чтобы как можно быстрее вытеснить воспоминания о Розалии, Бенджамин несколько раз встречался с женщинами. С первой его познакомила Элена. После аперитива они сразу же поехали к ней домой. Все, что там случилось, было вымученным и гиперболизированным. Бенджамин слишком сильно старался не сравнивать миниатюрную брюнетку с Розалией, и именно поэтому так яростно ощущал чужой запах, чужые изгибы, чужие движения. Он не хотел видеть ее глаза и слышать ее голос. Едва все закончилось, Бенджамин задержался лишь на то время, чтобы его не считали сволочью. А потом ушел, зная, что больше они не встретятся.
В следующий раз партнерша доставила гораздо большее удовольствие, но оно оказалось базовым, почти примитивным. Близость с Рози дарила ему счастье и делала Бенджамина ненасытным не только перед ее телом, но перед всем спектром чувств, которое он получал, когда находился рядом. Он до сих пор скучал по ней, скучал по той магии, которая летала между ними в моменты, когда Рози становилась нормальной.
И матери она понравилась… Джейн любила неординарные личности, ценила решительность и чувства юмора. Они могли бы подружиться…
Бенджамин очнулся, услышав гулкие шаги по каменному полу в коридоре. Он поднял голову и увидел Пола, решительно направляющегося к нему.
– Прости, Бен, ты сказал не приходить, но я не хотел оставлять тебя одного.
Они обнялись.
– Спасибо, ты все правильно сделал. Я, кажется, начал здесь понемногу сходить с ума… Когда они уже увезут ее?
– Я пойду все узнаю!
На прощальной церемонии в университете, где работала Джейн, больше половины лиц Бенджамин никогда не встречал в своей жизни. Они по очереди подходили к нему, пожимали руку и представлялись, а затем отходили не оставив в его голове ни следа. Единственным желанием было поскорее все закончить и поехать домой.
Бенджамин сам решил не подниматься на кафедру для того, чтобы сказать прощальные слова для матери. Но это сделал для него Пол и несколько близких коллег и друзей Джейн. А потом все стали расходиться. И снова потянулась длинная вереница пришедших к Бенджамину для прощального рукопожатия.
Он механически протягивал руку, часто даже не замечая, кто именно стоял перед ним. Бенджамин цинично относился ко всем этим «держись», «мои соболезнования» и прочим. Большинство из говорящих забудут сразу же, как только выйдут из здания университета. А ему еще долго придется чувствовать эту тяжесть в груди. И дальше будет только хуже.
Бенджамин расправил плечи и посмотрел поверх голов, чтобы оценить, сколько человек еще должны подойти. Не больше десяти, а потом он поедет домой. На него продолжали смотреть сочувствующие чопорные лица.
Вот еще четыре человека ушли. Пятый. Бенджамин дернулся и качнулся в сторону, потому что ему показалось, что до него долетели нотки знакомого аромата. Он завертел головой, уверенный, что сейчас увидит ее, но вокруг было пусто. Только высокий мужчина со своей спутницей тряс его руку и выражал свои соболезнования. Когда пара отошла, перед Бенджамином оказалась пожилая леди, а за ней – Розалия…
Он больше ничего не видел и не слышал. Сложно было определить, что именно он чувствовал в тот момент за ту минуту, что она все еще стояла далеко от него, но вот-вот должна была подойти. Это было почти приятно – после каменных лиц видеть ее заплаканное лицо, красные глаза и яркие губы. Какая она была красивая! Словно дуновение свежего ветра в душной комнате. Хотелось встать под этот поток и дышать, дышать, дышать…
Розалия смотрела не отрываясь куда-то на его переносицу. Бенджамин видел, что она боролась со слезами, отчего часто моргала, но сдерживала их до тех пор, пока не подошла к нему. Она колебалась, не зная, что делать, и пауза между ними немного затянулась. А потом нашла в себе мужество и заговорила:
– Мне очень жаль, Бенджамин…
Ее голос дрогнул уже на первом слове, и слезы не заставили себя долго ждать.
– Розалия…
Он взял ее за руку и притянул к себе. Она вся подалась ему навстречу и затерялась у него на груди. Бенджамин чувствовал, как она прижимала его к себе в крепких объятиях. Его душили слезы, но он не позволил себе их.
– Спасибо, что приехала…
Теперь, стоя от нее на расстоянии, он видел, как неловко она себя чувстовала и перекладывала большую черную сумку из одной руки в другую. Она даже выскользнула из пальцев, и Бенджамин первым успел поднять ее с пола.
– Ты можешь подождать меня пару минут? Я сейчас…
Бенджамин смотрел на Пола у выхода, тот показывал жестами, что подвезет его до дома.
– Пол, спасибо, я возьму такси.
– Мне совсем не сложно, если хочешь, я останусь с тобой. Дженнифер сама предложила мне.
– Спасибо ей и тебе тоже. Но я поеду домой не один.
Бенджамин чуть заметно кивнул в сторону Розалии, стоящей к ним спиной.
– Постой, брат, это она?
В ответ Бенджамин снова кивнул и сразу вернулся назад.
В такси они большую часть времени молчали. Розалия ничего его не спрашивала о матери, а ему совсем не хотелось говорить, но и молчание его тяготило, и ее близость. Он сам не знал, зачем позвал ее с собой. Наверное, ему казалось чересчур нелепым отпустить ее так сразу, учитывая, что она только приехала и проделала этот путь ради него. Откуда она узнала? Зачем она приехала?
В квартире матери горел свет. Наверное, он забыл выключить его сегодня утром. Бенджамин закрыл за Розалией дверь и остановился. Тяжесть случившегося навалилась на него с новой силой. Он сам не заметил, как плечи его дрогнули и из горла вырвалась пара глухих всхлипов. И сразу же перед ним появилось лицо Розалии с такими нежными глазами, которые он просто не мог выносить.
– Бенджамин… – она дотронулась ладонью до его щеки, ее глаза при этом быстро двигались, словно ощупывали его лицо кончиками пальцев. – Ты очень устал. Тебе надо отдохнуть.
– Я не могу спать. Я не могу уснуть уже несколько дней…
– Мне так жаль, Бенджамин… – торопливо зашептала Розалия и прижалась своей щекой к его щеке, – если бы я только могла облегчить твою боль, я бы отдала своих никчемных родителей за твою прекрасную Джейн! Мне очень, очень… очень жаль…
Она обняла его и тесно прижалась всем телом. Объятия длились долго. Бенджамин гладил ее по волосам, вдыхал их запах и не хотел отпускать. Без Рози ему было плохо все это время.
Он отстранился от нее, чтобы снова взглянуть ей в глаза и увидеть там то, чего раньше не было. Розалия действительно смотрела на него мягко и даже нежно. Она сочувствовала ему. Она стояла так близко. Он мог касаться ее, мог поцеловать, если бы захотел…
Бенджамин хотел этого. Он был слишком уязвим, чтобы устоять, чтобы отстраниться от Рози, когда она была такая нормальная, такая чуткая. И он не стал себе отказывать.
Едва их губы соединились, сплелись и их тела тоже. Бенджамин держал Рози в своих объятиях и все еще не верил, что это происходило на самом деле. Как же можно было так долго обходиться без нее?! Что это была за жизнь, если он мог только бросать на нее сердитый взгляд, но не смел прикоснуться! Рядом с ней одновременно чувствовалась и сила Бенджамина, и его беспомощность. Тягучая радость заполняла его и уводила прочь от реального мира туда, где только близость Розалии имела значение. И не было ни криков, ни стонов, словно они могли бы очнуться от собственных звуков и спугнуть очарование происходящего. Только нетерпеливое дыхание нарушало тишину в темноте.
Последнее, что помнил Бенджамин, это рука Рози на его груди и лицо, уткнувшееся ему в шею, а в голове единственный вопрос, увидит ли он ее, когда проснется.
– Бенджамин… – тихо позвала его Розалия и тронула за плечо. – Я должна уходить.
– Почему? – не понял он спросонья, что происходит. – Останься…
Розалия сидела на краю кровати уже одетая. Вокруг шеи был намотан шарф цвета сочной травы. От этого глаза ее казались зеленее обычного в приглушенном свете лампы. Это все еще была Розалия, которую он знал прежде, только она казалась совсем другой. Черты лица стали мягче, Бенджамин заметил это еще в ритуальном зале, но подумал, что это временное изменение. А глаза и сейчас смотрели на него по-другому.
– Я не могу, – как будто извиняясь, проговорила Розалия. – У меня скоро самолет. Я просто хотела попрощаться…
– Я отвезу тебя… – Бенджамин приподнялся на локте.
– Не надо!
Розалия остановила его. Она придержала его, положив свою ладонь ему на грудь.
– Пожалуйста, не надо. Так будет хуже…
Ее губы дрогнули в улыбке, которая так и осталась только там, на губах, и не смогла проникнуть в красивые глаза.
– Рози…
– Пожалуйста, не надо Бенджамин. Я поддалась своей собственной слабости. Прости меня. Я не должна была этого делать. Мне пора.
Бенджамин резко сел на кровати. Розалия сразу вскочила, словно отшатнулась от чего-то, что ей угрожало, и встала на расстоянии, где он не мог прикоснуться к ней. На прощание она задержала на нем долгий взгляд и вышла из комнаты. Бенджамин снова лег и уткнулся в подушку, на которой остались крохи ее запаха.
И снова было больно и одиноко, а сон пропал бесследно. Бенджамин включил ноутбук, но даже не видел экрана. Час спустя он получил сообщение от Рози.
«Бенджамин, я снова ушла, но остаться было бы плохой идеей. Поверь мне, тебе это не нужно. И я понимаю это только сейчас. Я не могла не приехать на похороны твоей мамы. Я не могла оставить тебя одного. А теперь вижу, что не расчитала свои силы и совершила очередную ошибку. Мне плохо с самой собой, а, значит, я не смогу подарить тебе ничего, кроме разочарования и неудовлетворенности. Я не могу позволить себе стать причиной того, что ты снова почувствуешь себя никчемным и возненавидишь меня. Это сделает меня совершенно несчастной. Позаботься о себе.»
Перечитав это сообщение бесконечное количество раз, Бенджамин отложил телефон и пошел на кухню варить кофе.
