Текст книги "Хьюстон (СИ)"
Автор книги: Оливер Твист
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Глава 25 Сказка, рассказанная Йойо (продолжение)
Прошли годы. Братья выросли и возмужали. Старший из них стал инженером, очень хорошим толковым инженером. А Младший – мастером по зеркалам. Он целыми днями возился с зеркалами. Обрабатывал особым способом стекло, изобретал новые отражающие покрытия, собрал целую библиотеку книг про зеркала. Все пытался сделать какое-то совершенно особенное зеркало. Хотя, чем его не устраивали обычные, не говорил. Между тем, хоть и не получалось у него, что хотелось, мастером Младший стал замечательным. И даже обычные зеркала выходили у него такими чистыми и ясными, что смотреться в них было одно удовольствие. И еще они, сколько бы времени не проходило, совершенно не нуждались в чистке, потому что не липла к ним никакая грязь. Свои, как он считал, неудачные экземпляры, Младший продавал. Ведь надо было на что-то жить и помогать родителям, которые стали, к слову сказать, совсем старенькими. Зеркала его не то, что пользовались большим спросом, но и не залеживались.
Вскоре после того, как братья отпраздновали свое совершеннолетие, их внезапно покинула фея-крестная. Ушла не попрощавшись, лишь оставила записку. Вернее, целое письмо, где пожелала им всем, а особенно Младшему, не болеть и теплее одеваться в холодную погоду, а переходя улицу смотреть по сторонам. И сообщала, что отбыла вместе со знакомым волшебником (тем самым, ехидным) на очень далекие, лежащие в Вечно Бушующем Океане, острова охотиться на кайманов. А когда вернется, и вернется ли вообще, об этом в письме ничего не сообщалось. Это был довольно экстравагантный поступок, даже для их феи-крестной. Впрочем, к ее чудачествам семейство к тому времени уже худо-бедно привыкло. Поэтому решили, что старушка, учитывая ее преклонный возраст, вполне заслужила отдых. Ну и подумаешь, что среди крокодилов! Ведь не одна и настроена решительно. Только посетовали, что она не оставила более точного адреса. И как теперь ее поздравлять с именинами и куда слать приглашения на семейные торжества, было не совсем понятно.
Однажды, хмурым осенним днем младший брат сидел в своей зеркальной мастерской и против обыкновения ничего не делал. Вернее, не делал ничего полезного. А так-то он был очень занят. Он грустил и размышлял, почему никак не удается ему такое зеркало, которое было бы уже не просто зеркалом, а чем-то большим. Правда, чем большим он не мог толком сказать. Может поэтому, оно у него и не получалось. Но только он знал, что пока не сделает такое совершенно необыкновенное, особенное зеркало, не будет ему покоя. Сидел он так довольно долго и уже успел проголодаться. И только хотел отправиться в соседнее кафе перехватить пару бутербродов, как хлопнула входная дверь и голос, как если бы кто трогал хрустальные и серебряные струны на волшебной виолончели произнес:
– Добрый день! Здравствуйте! Это вы зеркальный мастер?
Младший поднял голову и увидел девушку, которая стояла посреди мастерской и смотрела на него глазами цвета ясного апрельского неба, какое бывает погожим утром. Кроме того, у нее были чудесные светлые волосы, которые струились на плечи переливаясь дорогим атласным блеском и ровная, золотистая, словно тронутая легким загаром кожа. Девушка приветливо улыбнулась ему яркими как спелая вишня губами и сказала:
– Я бы хотела купить у вас зеркало.
Младшему вдруг почудилось, что на улице раздвинув тяжелые хмурые тучи засияло солнце и в его лучах слегка засветились волосы и кожа незнакомки, засияли ее глаза.
– Как вас зовут? – спросил он, забыв поздороваться. И ему показалось, что она ответила:
– Счастье.
– Счастье? – переспросил он и добавил: Какое красивое и редкое имя.
Девушка пожала плечами:
– Самое обыкновенное. Так я могу купить у вас зеркало?
– Зеркало? Для чего оно вам? – Младший все смотрел и смотрел на девушку не в силах оторваться. И хотя смотрел он очень пристально все равно не мог потом вспомнить, во что она была одета. Так его поразили ее лицо и руки, которые словно беспокойные веселые птички или бабочки порхали с предмета на предмет: трогали лежащие на прилавке зеркала, касались кончиками тонких пальцев краев зеркальных рам. И от этих прикосновений зеркала и даже простые деревянные рамы начинали потихоньку светиться. Девушка с интересом посмотрела на юношу и произнесла:
– Странный вопрос. Конечно, чтобы смотреться в него по утрам, прежде чем выйти из дома, чтобы знать все ли с тобой в порядке.
Тут Младший немного отвлекся и увидел в зеркале, висевшем напротив, свое отражение. А увидев, понял, что с ним самим как раз все было далеко не в порядке.
– Извините, – пробормотал он, – я кажется забыл поздороваться. Добрый день! Необыкновенно добрый день!
Девушка посмотрела на него с еще большим интересом и засмеявшись сказала:
– Какой вы забавный! Почему же необыкновенно?
От ее смеха зеркала заблестели еще ярче. А Младший ответил немного смущенно:
– Разве день, когда встречаешь счастье может быть обыкновенным. Простите, у меня сейчас нет подходящего зеркала. Но я постараюсь его для вас изготовить, если, конечно, вы не против. И если вам оно не очень срочно нужно.
– Нет, – сказала девушка, которую как ему показалось, звали Счастье, – я совсем не против. Хотя, ждать, конечно, неудобно. Особенно, когда не можешь понять, все ли с тобой в порядке.
– Вы замечательно выглядите. Как человек, у которого все прекрасно, все в порядке. Я могу предложить вам чашечку горячего какао?
На самом деле он хотел предложить девушке с глазами цвета ясного апрельского неба стать его спутницей жизни. Но в последний момент решил, что, возможно, она сочтет это предложение немного поспешным, и решил начать с какао.
– Хорошо, – согласилась девушка. – Сегодня довольно прохладно и какао будет как нельзя кстати.
И пока они пили какао, которое Младший приготовил тут же на маленькой кухне при зеркальной мастерской, на улице совсем прояснилось. А зеркала отражая солнечные лучи сияли так, что слепили глаза. Потом девушка попрощалась и ушла, а Младший принялся за работу. Ведь они договорились, что завтра она придет опять, чтобы посмотреть, как идут дела и возможно, если снова будет холодный день, выпить чашечку горячего какао, чтобы согреться.
Вечером Младший особенно внимательно слушал по радио прогноз погоды и с радостью отметил, что обещали понижение температуры. И действительно, следующий день был не только холодным, но и ветренным. В назначенный час на пороге зеркальной мастерской вновь появилась девушка, зябко кутаясь в не по сезону легкое пальто. Младший тут же сварил замечательное, необыкновенно вкусное, горячее какао по своему особому рецепту. И девушка вновь согласилась его отведать, сказав, что этот напиток согревает не только тело, но и душу. И что какао ей очень нравится. А Младший подумал, что раз ей нравится его какао, возможно, что со временем и он ей тоже понравится.
День и ночь трудился Младший над зеркалом для прекрасной девушки. И каждый день она приходила справиться, не готов ли еще ее заказ. А так как дни становились все холоднее и холоднее, а пальтишко у девушки было совсем легкое и тоненькое, она согревалась горячим какао, который готовил для нее Младший брат. Они с девушкой, которую, как он считал, звали Счастье, совсем подружились. Правда он все еще не решил достаточно ли прошло времени, чтобы предложить Счастью стать его спутницей жизни. И не сочтет ли она его предложение преждевременным и дерзким. Ему бы этого очень не хотелось. Поэтому он решил не торопиться. Но с другой стороны его какао ей по-прежнему нравилось. И она все также находила его забавным. А один раз даже назвала чудаком. Впрочем, в ее устах это прозвучало не обидно, а напротив очень мило. Сам же Младший уже не помнил какой была его жизнь до встречи со Счастьем. Ему казалось, что он знал ее всю жизнь. И было странно думать, что когда-то ее не было в его жизни. И эта прошлая жизнь без Счастья казалась ему не настоящей, не его.
Между тем зеркало было почти готово. Оставалось только вставить его в красивую резную раму, которую Младший тоже сделал своими руками. Закончив работу, вечером, Младший усталый, но необыкновенно довольный, сидел в своей мастерской и любовался зеркалом, его поразительной чистотой и блеском. И мечтал, представлял себе, как обрадуется девушка, увидев свое отражение, и убедившись, что с ним все в порядке. И тогда он, наконец, вместе с какао сделает ей предложение, от которого он надеялся, она не откажется. Тут, внезапно, прервав его чудесные грезы, очень громко постучали в дверь и вслед за тем, вместе с порывом холодного осеннего ветра, в мастерскую ворвался курьер, который вручил юноше срочную телеграмму. Ее послали родители. Они просили ни медля ни минуты приехать в городскую больницу, так как с его старшим братом случилось несчастье и им нужна его помощь. Встревоженный и расстроенный Младший тут же помчался в больницу, где узнал, что брат его внезапно впал в странное, очень тяжелое состояние. И надежды на то, что он из него выйдет почти не было.
Когда Младший вошел в комнату, где лежал брат, там сидели у его постели опечаленные родители, которые уже выплакали себе все глаза и были очень утомлены. Не стоит забывать, что они были в довольно преклонном возрасте, им было далеко за сорок. Поэтому Младший отправил папу и маму отдыхать, а сам остался с братом на случай, если он придет в себя. Сел на стул, взял брата за руку и испугался. Рука была просто ледяной, так что у Младшего сразу занемели от холода пальцы. Он хорошенько укрыл старшего брата одеялом и погрузился в невеселые размышления.
Прошел час, а может и два, а может и больше. За окном стояла глубокая ночь. Небо, сплошь закрытое тяжелыми облаками, не пропускало ни света месяца, ни блеска звезд. Так что на улице царил сплошной мрак, который не могли рассеять даже редкие фонари, еще горевшие кое-где. В больничной палате тоже светила небольшая настольная лампа. Младший услышал, как на городской площади на башне часы пробили два раза. Ему показалось, что он на секунду закрыл глаза. А когда открыл их, обнаружил, что сидит не в больничной палате, а в своей мастерской перед зеркалом для девушки с глазами ясного апрельского неба. Зеркало ярко блестело, словно отражая свет полной луны. Скоро это сияние заполнило всю комнату, так что какое-то время он ничего не видел, кроме мерцающего серебряного тумана, который постепенно стал рассеиваться. И вот уже нет вокруг никакой комнаты, а сам он сидит на жестком сиденье в трамвае, который слегка покачиваясь и постукивая катит по ночным улицам его родного города. В вагоне было пусто и холодно. Младший зябко потер плечи, удивляясь как это его угораздило так поздно оказаться в дороге. Тут трамвай остановился, двери открылись и вошел новый пассажир. От его темной, как плащом окутанной мраком, фигуры повеяло безысходностью. Он двинулся к Младшему и вслед за ним, словно преданный пес двинулась тьма, гася на своем пути всякий свет. Потянуло совсем уж ледяной стужей. Темная фигура остановилась всего пару шагов, не доходя до Младшего, и он невольно встал со своего места, охваченный дрожью. Теперь они стояли друг напротив друга, разделенные границей света, на той стороне, где был Младший, и тьмы, в которой еще большей тьмой возвышалась фигура нового пассажира.
– Он – мой! – сказал этот черный господин, – А ты ступай прочь, к своему счастью, я отпускаю тебя.
– Я знаю кто ты! – воскликнул Младший. – Я вспомнил! Ты тот, кто никогда не видел солнца. И я не боюсь тебя. Ты не имеешь надо мной власти, поэтому не можешь мне приказывать. Ты никто, без имени, без лица, без души.
– Глупец! – голосом похожим на шелест мертвых листьев, произнес черный. – Какие вы все глупцы. Жалкие ничтожные глупцы! У меня скоро будет лицо. Да! Как две капли воды похожее на твое. Тогда я посмеюсь. Да, я посмеюсь! Что, ты на это скажешь? А душа мне не нужна. Нет, не нужна. С ней одна морока. Одно беспокойство. Ей нужно счастье, она ищет его, в нем ее жизнь. Но счастье слишком опасно, слишком горячо, оно слепит, оно ранит и жжет. Я ненавижу счастье. Его душа – она забудет все, она станет тверда и холодна, чтобы ничто, никакое счастье не помешало ей хранить покой. И чтобы она не помешала мне. Уходи с моего пути, уходи прочь.
– Нет, – сказал Младший. – Это ты уйдешь. Я не отдам тебе брата.
– Ты не сможешь мне помешать. Ты слаб. – снова прошелестел стужей голос черного. В это время трамвай затрезвонил и мрак рассеялся. Младший вновь был один. Но теперь он знал, что ему делать.
– Ты лжец! – крикнул он вслед ускользающей тьме, выскочил из трамвая и побежал в свою мастерскую. На ее крыльце, зябко кутаясь в пальто сидела девушка по имени Счастье. Она увидела Младшего и сказала печально:
– Я ждала вас весь день. Вы сказали, что придете не позднее девяти часов и принесете мой заказ. Я сначала подумала, что вас задержали клиенты. Но ближе к полуночи поняла, что вероятно вы заболели. И мне лучше прийти самой, помочь вам. Например, сварить какао. Или подержать за руку. Иногда это помогает.
– Да, мне очень, очень нужна ваша помощь! – воскликнул Младший обрадованно. – Я выполнил ваш заказ. Но думаю, что вам нужно совсем не мое зеркало, и даже совсем не зеркало. А глаза, глядя в которые, вы всегда точно будете знать все ли с вами в порядке. Ведь зеркало может солгать, а глаза, в которых живет душа – никогда.
– Возможно, вы правы, – сказала девушка задумчиво. – Но где мне их найти, такие глаза?
– Поспешим, – ответил Младший. – У нас так мало времени.
Они зашли в мастерскую, где все еще серебрился легкий туман, и в его свете поблескивали зеркальные поверхности, отражая друг друга. Отразили они и две стройные фигуры юноши и девушки. Ярче всех блестело стоявшее посреди мастерской большое зеркало, над которым не покладая рук все последние дни трудился Младший. Он подвел к нему свою спутницу и взяв ее за руку уверенно шагнул за раму, увлекая за собой девушку. Зеркальная поверхность поглотила их и погасла. Лишь в глубине его еще несколько минут мерцало звездной россыпью облачко искр.
А Младший вместе со Счастьем оказались в больничной палате, где на постели все также недвижим лежал Старший брат. Он был словно фигура из серого льда, застывший и холодный. В углах палаты клубился мрак подбираясь все ближе к его постели. Маленькая настольная лампа горела тускло и с каждой минутой все слабее и слабее, словно подступающая тьма лишала ее сил.
– Ему нужна ваша помощь, он очень болен, он угасает – сказал Младший девушке. – А правдивее и чище его глаз вам нигде не найти.
– Ах, бедняжка! – девушка, посмотрела на лежащего юношу и заплакала. Слезы, горячие как первый поцелуй любви и яркие как капли росы в лучах утреннего солнца, полились из ее глаз. Она склонилась над Старшим братом и взяла его за руку, не замечая жгучего холода его пальцев.
– Какое у него необыкновенное лицо, – сказала она Младшему, сквозь слезы – такое славное, доброе и милое. Я никогда не видела такого прекрасного лица.
– Это – мой брат, – не утерпел Младший. – И мы с ним близнецы. Некоторые считают, что мы очень похожи, просто одно лицо.
– Правда? – удивилась девушка, – Как это странно? В самом деле теперь я тоже вижу, у вас как будто схожий цвет волос. Возможно, это сбивает с толку. И если присмотреться, то…
– Впрочем, это неважно, – тут же опомнился Младший. – Не надо, не обращайте на меня внимания.
Он подошел к тихо лежащему брату, взял его за другую руку и сказал:
– Просыпайся, притворщик. Тебе нас все равно не провести.
И улыбнулся, потому что почувствовал, как потеплела рука брата, как она стала наполняться жизнью, увидел, что дыхание его стало глубже, а на лице появились живые краски, щеки порозовели, с губ ушла синева, исчезла тусклая мертвенная бледность кожи. Старший глубоко вздохнул, открыл глаза, посмотрел на Младшего, потом на девушку, в глазах которой еще ярко блестели слезы, и прошептал:
– Какое счастье…
И Младший подтвердил:
– Да, это так…
А про себя подумал, что счастье – оно ведь разное бывает. И иногда только потеряв, можно найти. Старший брат совершенно пришел в себя. Они со Счастьем почти не расставались и оба чувствовали себя превосходно. Только иногда девушка смотрела на Младшего и слегка хмурила брови, словно пытаясь что-то вспомнить. В общем, Старший брат и девушка, которую, как потом выяснилось, звали Анна, поженились и были очень счастливы. А Младший покинул город и стал странником, завершил Йойо свою повесть.
– Бомжом-бродягой он стал, – вполголоса, хмуро пробормотал Син ни на кого не глядя.
– Нет, странником. – поправил его Йойо, едва заметно усмехнувшись.
– Да, ерунда все это! – вскинулся в ответ Синклер. – Мистика там всякая, волшебство, просто чушь какая-то!
История ему не понравилась, показалась странной и мрачной. Ему вообще здесь ничего не нравилось. Было душно и трудно дышать. Он едва дождался, когда Йойо закончит, чтобы поскорее уйти. Вот только уйти он хотел не один.
– И ничего не ерунда, и не чушь, а сказка! Очень хорошая сказка, только немного грустная! – воскликнула Птица. – Мы же тебе сказали, что сказки рассказываем! Чего ты злишься?
Она возмущенно посмотрела на Сина, но, быстро остыв, попросила:
– Лучше сам что-нибудь расскажи.
Глава 26 История, рассказанная Сином
– Не знаю я никаких сказок, – упрямо сказал Син, кинув злой, раздраженный взгляд в сторону Хьюстона. Ему очень хотелось увести отсюда Птицу. Взять ее руку и крепко сжать. Выйти с ней за дверь, довести до своей комнаты, выставить оттуда Тедди и долго греть в своих ладонях руки Птицы, отогреть ее всю, чтобы она не была такой холодной, не смотрела на него как сквозь заиндевевшее стекло. Чтобы вновь почувствовать тепло ее дыхания, ее взгляда, ее голоса, чтобы не замерзнуть самому, не превратиться, как в этой дурацкой мрачной сказке, в кусок бесполезного камня. А потом вернуться и объяснить этому придурку, Хьюстону, как тому нужно себя вести, хорошо так объяснить, как следует, чтобы усвоил раз и навсегда, чтобы надолго запомнил и знал свое место. Син ощутил, как закипает в нем злость, напрягаются мускулы и сжимаются в кулаки пальцы, но, перехватив взгляд Йойо, постарался взять себя в руки. Йойо так и сидел на кровати, только отложил гитару, и смотрел на Сина очень пристально, но без осуждения, а вроде как даже с сочувствием. А Хьюстон совсем на него не смотрел. Пытался, как показалось Синклеру, делать вид, что его, Сина здесь и вовсе нет. Или, что он не имеет тут ни к кому никакого отношения, а так случайный гость, забрел на огонек, посидит чуток, да и отправится восвояси. А они продолжат тесным кружком говорить дальше о своих, понятных, только им, посвященным, вещах. И длиться это будет целую вечность.
– Мне как-то никто в детстве сказки не рассказывал, не удосужился, уж извините. Больше правдой кормили. Чтобы знал, что почем в жизни. Так что не обессудьте, нечем мне вас позабавить. Идем, Птица! Хватит уже здесь сидеть. И так, гляжу, хозяевам надоели.
Он попытался взять Птицу за руку, но она быстро отдернула ее и неожиданно уперлась:
– Нет, так не пойдет! Раз пришел, расскажи что-нибудь.
Син еще какое-то время смотрел на Птицу, недовольно хмурясь и кривя губы, будто хотел сказать что-то колкое и язвительное. Потом незаметно перевел дух, и лицо у него немного разгладилось. На него вернулось прежнее слегка высокомерное и насмешливое выражение.
– Ладно, раз так хочешь, расскажу. Без всякой этой чепухи, волшебства и такого прочего. Только история эта, хоть и похожа на сказку, однако, на самом деле была. Я ее от приятеля одного слышал. Сам он раньше в деревне жил. У него там какой-то домишко был, хозяйство вроде. Потом дом тот у него сгорел по пьяни. Еще, говорит, просто чудо, что выскочить успел, как заполыхало. В общем, как хата у него сгорела, он в город подался. Ага, как будто ждал его здесь кто. Когда все деньги промотал, что ему как погорельцу по деревне собрали, стал бродяжничать и побираться. Да ладно, не в этом суть. Вот сидим мы как-то вечером на пустыре одном, костер развели, греемся. Он поддал хорошенько, и потянуло его тут на лирику. Захотелось чего-то прежнее житье вспомнить, деревенское. Да и разговор у нас, вот как сейчас о всяких байках, зашел. Жил у них в деревне дед. И слава про него шла, как про колдуна, что может всякие штуки над людьми вытворять. Боялись его очень деревенские, и уважали в то же время. Потому что у кого какая нужда, так первым делом к нему бежали, подсоби, мол. Скотина у кого занеможет, или сам кто расхворается, пропажи тоже, говорит приятель, знатно искал. Ага, небось, сам же и прятал. А еще, всякие слухи про него ходили, темные, про такие дела о которых никто болтать не любит. И вот деваха с той деревни запала на парня одного. Просто сил нет, как ей за него замуж захотелось. А тот на нее и внимания не обращает. Живет в свое удовольствие, в ус не дует. В общем, безнадега у ней полная выходила. Терпела она терпела, да и прибежала к дедку. Давай его со слезами просить, что помоги, мол, дедушка, парня приворожить. А я в долгу не останусь. Если сладится все, то по-царски одарю. И чтоб дед не сомневался, да шустрей колдовал, бутылку самогона ему тут же на стол выставила. Знатную такую бутылку, и первач в ней знатный плескался, чистый как ее девичьи слезы. Ага!
Син негромко хохотнул, явно входя во вкус повествования, и уже смотрел более миролюбиво, сидел на шатком стуле не так напряженно, расправил плечи и не спускал глаз с Птицы, которая рассеяно улыбалась и вертела в руках ложечку. Смотрела только на нее, на свое искаженное в изогнутой поверхности отражение, и вместе с тем слушала очень внимательно.
– Деваха та из хорошей семьи была, богато жили. Так что дед все это смекнул и давай ее обнадеживать: будет тебе счастье, не сомневайся, а только жди. Да не скупись, парень из себя видный, на него много желающих. Девка и деньги выложила. Правда, не все. Все же поостереглась, чтобы не обманул дедок. Тот ее проводил, а сам к парню отправился. Вызвал его тайком и говорит: «Так вот и так дела, мол, обстоят. Ты с той девахой покрути немного, поухаживай. Награду мы с тобой на двоих разделим, а как надоест, еще что придумаем. Не пошло скажу колдовство, потому что жабы на болоте слишком громко квакали или еще что.» Ну, так и уболтал дед парня под бутылочку самогона. И вот вечерком, парень с той девахой как бы случайно на дороге столкнулся.
– Куда же это, – начал ей высвистывать, – такая раскрасавица да одна идет. Не боится в такую темень какого дурного человека встретить.
И пошел провожать. Стали они встречаться, месяц гуляют, другой за ручку держатся. Деваха расцвела, похорошела, вся от радости светится. А еще через месяц свадьбу сыграли. Детишек в свой срок нарожали целую толпу. Может и до сих пор живут, не кашляют. Девка, хоть и не больно видная была, зато шибко душевная оказалась. Вот и не устоял парень, прикипел сердцем, без всякой там ворожбы. Сам то он человек неплохой был. Приятель так сказал. А дед тот ходил да в бороде улыбку прятал, на них глядя. Колдовать он на самом деле вовсе не умел, просто травник был хороший, да хитрый как черт.
– Нормальная история, душевная, – одобрительно кивнул Йойо. Он рассмеялся и выпрямился, потянувшись. А Син посмотрел на Птицу, поднялся и сказал:
– Ну что, теперь идем?
Птица чуть помедлила, потом тоже встала со стула, неторопливо одернула джемпер и, взглянув на застывшего в молчании Хьюстона, произнесла:
– Всем спокойной ночи и хороших снов. Извините, если что не так было.
Потом кивнула Йойо и ушла с Сином. Хьюстон тоже медленно поднялся и стал убирать со стола, не глядя на друга, который с беспокойством и грустью наблюдал, как в ровном золотом свечении вокруг него замелькали быстрые оранжевые искры. Они словно крохотные огненные пчелы жалили Хьюстона. Но он не обращал на них внимания, продолжая заниматься своим делом. И почему-то Йойо не сомневался, что точно такие же огненные пчелы кружили в этот момент вокруг Птицы. И что она точно так же старалась не замечать их жгучие уколы. И только то, что, даже соприкасаясь, золотистые облака этих двоих пока еще не сливались друг с другом, давало хоть какую-то надежду.
