Текст книги "Наследники тьмы (СИ)"

Автор книги: Ольга Моисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

– Отпусти её, Лена! – раздался сзади мужской голос. – Пожалуйста.

Вера обернулась: на тротуаре стоял молодой парень, печально глядя на девочку.

– С чего это? – Леночка выпятила губу.

– Если ты её не отпустишь, то меня никогда не найдут и не похоронят. Как и тебя. Мы так и останемся не упокоенными. Да ты и сама это знаешь!

– Ну и что? А если я уже не хочу упокоиваться? Что, если мне и здесь нормально?

– А как же я?

– Привыкнешь! Я же привыкла… Нам будет тут весело!

– Нет, не будет! – замотала головой Вера. – Мне нужно вернуться, как ты не понимаешь? Надо много чего сделать, и… меня же там ждут!

– Никто тебя не ждёт, у тебя всю семью перебили, я своими глазами видела, когда тебя из тьмы сюда выдирала!

– Тогда подумай о своей бабушке! – парень повернулся к единственному горевшему в доме окну. – Она так и будет тут вечно с тобой сидеть? Ты знаешь, как баба Таня хочет упокоиться, но ради тебя она готова на всё! И что же? Ты вместо благодарности накажешь её? За то, что она предвидела, как ты умрёшь маленькой и осталась о тебе позаботиться? – Он посмотрел на девочку.

Губы Леночки задрожали, плечи поникли, взгляд скользнул под ноги. Сейчас лучше помолчать – поняла Вера и тихо замерла в ожидании. На детской площадке негромко поскрипывали пустые качели – за всё время разговора их равномерное движение так и не изменилось.

– Ладно, иди! – Леночка разжала пальцы, отпуская гостью.

– Я провожу, – вызвался парень.

Они медленно пошли по тротуару прочь.

– Подождите!

Оба оглянулись: девочка бежала к ним, сжимая в руке что-то красное.

– Вот, держи! Это от моих цветов.

Вера неуверенно взяла нежный и прохладный лепесток – он трепетал под пальцами, будто живой.

– Бери, бери, пригодится! – Леночка сложила пальцы гостьи в кулак, заставляя сжать алый треугольничек. – Не бойся, он тебе ничего плохого не сделает.

– Спасибо.

– Ага! – кивнула девочка и замерла, уставившись куда-то в пространство, глаза её влажно заблестели.

– Кажется, будто она плачет, но это не так, – сказал парень. – Пойдём!

Он развернулся и зашагал по тротуару, Вера последовала за ним.

– Меня Дима зовут, – представился он.

– Вера.

– Знаю.

Когда они дошли до конца улицы, девушка обернулась: Леночка так и стояла, оставаясь совершенно неподвижной.

– Это просто след, – пояснил Дима, – а сама она уже ушла.

– Куда?

– К бабе Тане, конечно!

И тут Вера заметила, что фигура девочки стала бледнеть, словно в воздухе растворялась. А следом стало выцветать вообще всё вокруг.

– Пора тебе выбираться отсюда, – предупредил Дима.

– Но как?!

– Смотри мне в глаза и будь внимательна: на краю дыры задерживаться не стоит, поняла?

Вера кивнула:

– Я готова!

Карие радужки рывком расширились, заполнив собой всё видимое пространство, картина убийства Димы развернулась во всех подробностях, а потом Вера моргнула и, едва почуяв ледяной ветер, отпрянула. Пережидая ужасный вдох адской бездны, она заметила, как в потоках возле дыры проглядывает ещё кое-что необычное, и «пойдя по следу», быстро сообразила, что за «цветы» и зачем посадила Леночка.

Краем светаковского зрения она заметила вбежавшего в допросную Василькова: от манипуляций с дырой мужику стало плохо, но едва Вера перестала цепляться за живое, порванные ею цветные потоки убийцы стали быстро восстанавливаться.

Считав всё, что он знал о местах захоронения тел, она отлепилась от чужого светака и вернулась в своё физическое тело – правая рука была сжата в кулак, но красный лепесток исчез. Куда он делся, неужели в моём светаке растворился?! – испугалась Вера, но в памяти сразу же всплыли слова девочки: «Не бойся, он тебе ничего плохого не сделает», и тревога ушла – мёртвые не лгут!

Дверь в допросную была распахнута, и девушка заглянула внутрь: мужик пришёл в себя и таращился вокруг осоловевшим взглядом, рядом стоял Иван Игнатьевич с телефоном в руке.

– С ним всё в порядке! – громко успокоила следователя Вера и пробормотала, тихо, себе под нос: – Пока, во всяком случае.

– Чёрт возьми, Вера! – Васильков выскочил из допросной и захлопнул за собой дверь. – Что ты тут такое творила?!

– Ч-что?

– Припадок мужику устроила, вот что! Сама у стены застыла, жилы на шее вздулись, но вроде не падаешь, и глаза под закрытыми веками мечутся. И тут вдруг – грохот из допросной! Врываюсь, а подозреваемый упал лицом вниз и в конвульсиях бьётся, цепь от наручников гремит, он лбом об стол колотится…

– Извините, Иван Игнатьевич, я не хотела… вас пугать, это вышло случайно…

– Да я уже «Скорую» вызывал! Ты вообще представляешь, что тут сейчас могло начаться?! – Васильков сунул телефон в карман и рукавом вытер пот со лба. – У подозреваемого судороги, рядом какая-то, не имеющая отношения к делу, девица – тоже в странном ступоре… Как мне с начальством объясняться?

– Но я же правда не нарочно! Зато теперь я абсолютно уверена: это он!

– Ладно, – смягчился следователь. – Хоть не зря… всё это… – он махнул рукой на дверь допросной.

– Не зря! – энергично закивала Вера. – Очень даже не зря. Потому что это именно он убил Леночку Макееву, и он же убил ещё одного парня – Дмитрия Лямочкина.

– Лямочкина, говоришь? Так вот, значит, куда он пропал!

С лестницы в коридор вышел опер и направился к ним. Васильков замолчал, ожидая, когда он подойдёт, а Вера, устав отводить глаза, чтобы не лезть в личную жизнь всех и каждого, достала из кармана браслет и надела на руку.

– Здрасьте, – кивнул опер Вере.

– Добрый день, – ответила она.

– Саш, проводи допрос без меня, я, если успею, присоединюсь позже.

– Как скажете, Иван Игнатьевич, – Саша окинул девушку любопытным взглядом и прошёл в допросную.

– Слушай, Вер, а ему снова плохо не станет? – глядя на закрывшуюся дверь, спросил следователь. – Врач точно не нужен?

– Сейчас нет, хотя вообще жить ему недолго осталось. У него рак.

– Серьёзно? Ты это видела?

– Да! Сразу несколько опухолей… уже растут, – ответила она, вспоминая красные бутоны на толстых белых стеблях и подаренный Леночкой лепесток. – И растут быстро!

– Ладно, – мотнул головой Васильков. – С его здоровьем мы позже разберёмся, сейчас меня преступные деяния больше интересуют.

Глава 6
Жестокие обстоятельства

Идти на вечерний приём к главврачу Кафтырёву Женя не хотел, и даже оставаться на ужин не собирался – очень уж напугали его чёрные шарики в голове, давление жара изнутри и последующая долгая отключка, когда он даже телефона не слышал.

– Рисковать и соваться на выход мимо охраны я больше не желаю, – сказал он Наде. – Боюсь, там меня не просто завернут, но схватят и куда-нибудь засунут!

– Мне кажется, ты немного преувеличиваешь, – осторожно возразила она тоном, каким обычно разговаривают с нервнобольными.

– Тебе кажется, я спятил! – он поднял руку, заранее отметая её возражения. – Но эта процедура – никакой не лечебный сон, а нечто очень вредное! – Морозов говорил и сам понимал, как это звучит, но попытка объяснить конкретнее только ухудшила бы ситуацию, окончательно уверив Надю, что у него самая настоящая паранойя. – Ты просто не знаешь, что я после неё чувствовал… Они сделали со мной нечто жуткое, даже не понимаю, как я сумел побороть это и с твоей помощью выкарабкаться – случайно получилось, повезло! И пока они ещё не знают об этом…

– Они? – перебила Надя. – Кого ты имеешь в виду?

– Главврача и фитнес-тренершу Лявис! Да, она тоже личность очень стрёмная, хотя главный тут, конечно, Кафтырёв. Они же не зря меня тогда не выпустили: боялись, я сбегу и на этот кошмарный, якобы лечебный, «сон» не приду.

– Но потом-то? Потом мы выходили с тобой за территорию, вспомни!

– О, это они специально сделали, чтобы бдительность мою усыпить! Всё, твари хитрые, рассчитали точно: я с тобой погулял и потом, как дурачок, добровольно к ним в лапы вернулся – силком тащить не пришлось.

– А Десятов? – не оставляла попыток вразумить возлюбленного Надя. – Ты же говорил, он твой друг?

– Илья с ними заодно, – думая про три тяжёлые светотени, похожие словно близнецы-братья, ответил Женя. – Они уморят меня тут своими процедурами, если останусь!

– Он же работу тебе предложил – это правда, вакансия на самом деле есть, я болтала с девчонками, одна хотела родственника своего туда пристроить, но ей отказали, место специально под тебя держат, а ты говоришь – уморят!

– Ну не уморят, а что-то другое сделают, а оно, может, похуже смерти будет…

– Господи, Жень, ну что ты такое говоришь? – Надя закусила губу, в глазах читались жалость и испуг.

– Прости, зря я такое сказал, это, конечно, полная глупость! – Морозов изо всех сил старался, чтобы слова звучали искренне. – Но мне надо отсюда выбраться. И как можно быстрее. Просто поверь мне и сделай то, о чём я прошу! А потом я позвоню тебе из города, мы там встретимся, я всё тебе подробно расскажу, и ты поймёшь, почему я свалил, клянусь!

Он обнял её, прижал к себе, взял за руку и поцеловал в ладошку.

– Ладно, – Надя шмыгнула носом. – Раз ты так хочешь, я… в общем, я помогу тебе.

– Спасибо! ты – моё спасение!

– Когда ты хочешь уехать?

– Прямо сейчас!

– Сейчас?!

– Пожалуйста, Надя! – он легонько сжал её руки, заглянул прямо в глаза.

– Ну хорошо… – она чуть нахмурилась, прикидывая что-то про себя. – Я только на кухню сбегаю, предупрежу, а то ужин скоро…

– Хорошо, беги! – кивнул Женя. – Я вещи пока соберу и двину за тобой к столовой, буду на улице тебя ждать!

– Договорились.

Надя чмокнула его в щёку и вышла из номера.

Морозова вдруг накрыло мучительной, необъяснимой тоской, и он замер, внимательно вслушиваясь в лёгкие шаги своей солнечной возлюбленной, словно старался запомнить их навсегда. Но вот они окончательно стихли вдали, и Женя будто очнулся: быстро покидав свои нехитрые пожитки в сумку, сунул в карман телефон и направился к выходу. Окинув напоследок комнату взглядом – не забыл ли чего? – он распахнул дверь номера.

На пороге стояли Кафтырёв с Десятовым.

– Привет, Жень! – улыбнулся Илья и широко шагнул в номер, плечом втолкнув туда Морозова.

Доктор с холёной бородкой вошёл следом, захлопнув за собой дверь.

– Далеко собрался? – Десятов показал на сумку.

– А в чём дело? – Женя попытался обойти Илью, но тот заступил ему путь.

Кафтырёв тут же встал рядом.

– Нехорошо убегать после процедуры, не показавшись врачу, – заявил он, пронизывая пациента таким взглядом, словно прямо сквозь его тело рассматривал нечто в немыслимой дали.

Адреналин все равно бы не дал Жене переключить восприятие, поэтому он даже не пытался разобраться, что там видит и делает доктор, а с криком «Пропустите!» – треснул его сумкой по уху – Кафтырёв от неожиданности повалился в сторону, и Женя, боднув Десятова головой в живот, ринулся к двери. Но открыть не успел: дверь распахнулась сама – за ней, удивлённо подняв брови, стояла Лявис.

– Помогите! – заорал Морозов и попёр напролом, думая сбить её с ног, но она оказалась неожиданно сильной и устояла, молниеносно выставив руки и блокируя движение, а удар сзади в колено заставил рухнуть Женю навзничь обратно в номер. Он сдавленно хрюкнул, со всего маху стукнувшись затылком о ламинат, перед глазами замельтешили яркие звёздочки.

– Что это с ним такое? – удивлённо спросила Анна, заходя в номер.

– Дверь закрой, – скомандовал Кафтырёв, сдёргивая со спинки кровати полотенце.

Перекатившись на живот, Морозов стал подниматься на четвереньки, но Десятов двинул его снизу ногой под дых, заставив вновь распластаться на полу. Подоспевший Кафтырёв поднял Жене голову и затолкал в рот полотенце.

Илья тем временем вытащил из брюк ремень и стянул пленнику руки.

– А семя?! – уже вне себя от изумления, вопросила Анна.

– Вот возьми сама, да посмотри! – буркнул Десятов, садясь на кровать.

– Ни хрена себе… – спустя полминуты, протянула Лявис. – Я ещё когда впервые с ним столкнулась, поняла, что теплотень у парня – это нечто, но чтобы так!.. Нет, мне и в голову не приходило, что такое, вообще, бывает!

– Вот и нам тоже, – кивнул доктор. – Однако!

– А я предполагал, что он – не из обычных людей, – напомнил Илья, – тогда, в зале, ещё перед посевом вам говорил, помните?

– Да я и без тебя видел, насколько этот тип не тривиален! Готовился к тому, что семя может отторгнуться или неправильно прорасти, но исчезнуть?! Твой Морозов что, просто сожрал его и переварил? Или, может, твоя спецподготовка во всём виновата? – Кафтырёв грозно сдвинул брови, впившись в Десятова недобрым взглядом.

– Да нет, нет, быть такого не может! Семя должно было прижиться, вырасти, и тогда он рассказал бы нам всё о таких, как он! Чем они там с братом моим младшим занимались!.. – Илья перехватил взгляд Старшего, ясно говоривший: плевал я на твоего погибшего брата с высокой колокольни, и поспешил добавить: – Я понятия не имел, что всё так получится – мои разработки никак не могли этому способствовать!

– И что нам теперь с ним делать? – развела руками Анна.

– А семя не могло быть… дефектным? – в отместку за обвинения в некомпетентности, брякнул Илья.

– Что значит – дефектным? – угрожающе процедил доктор.

– Ну, в любом наборе сложных сущностей не бывает абсолютно одинаковых элементов, – уже жалея о собственной несдержанности, напустил научного туману Десятов. – Всегда попадаются хоть немного, но разные вариации… Может, надо попытаться снова?

– Ещё одно семя просрать?.. – нахмурился Кафтырёв. – Ещё чего! Глупее ничего не придумал?

– Что бы мы ни решили, – подала голос Анна, – нам, в любом случае, для начала надо вывести его из номера так, чтобы никто ничего не заподозрил, и запереть внизу.

– Ну, это проще простого! – заявил Десятов. – Его болевая точка нам всем отлично известна. Вы же видели запись?

– Да-да, девица! В номер к нему приходила, – оживился доктор. – Как там её?

– Надежда Белкина, наша старшая повариха.

Обожжённый мыслью, что эти скоты подглядывали за ним и Надей через скрытую камеру, Морозов яростно замычал и завозился на полу.

– О, смотри-ка, – рассмеялась Анна, – реагирует!

– Давайте, посадите его, – приказал Кафтырёв, – а я пока позвоню охране, чтобы задержали эту Белкину, если вдруг уйти надумает.

Значит, камера записывала только изображение, без звука, иначе они бы знали, что Надя не пойдёт одна наружу, она будет ждать его у столовой, а когда не дождётся, то станет звонить. Он не ответит, и она вернётся, сюда, в номер, проверить, куда он пропал, и что тогда эти твари с ней сделают?!

Пока доктор отдавал распоряжения, Десятов с Лявис рывком подняли пленника над полом и – ужаснув своей невероятной силищей – протащили несколько метров, чтобы усадить на стул напротив доктора. Морозов снова отчаянно замычал.

– Ну, Евгений… забыл, как там его по батюшке? – Роман Филиппович посмотрел на Илью.

– Васильевич, – подсказал тот.

– Ну, Евгений Васильевич, я вижу, вы что-то очень хотите нам сказать?

Женя закивал.

– Если я вытащу кляп, орать не будете?

Морозов помотал головой.

– Обманете, второго шанса я не дам – ни вам, ни вашей глупой пассии! – предупредил Кафтырёв. – Это понятно?

Снова кивок.

– Хорошо! – доктор вытащил у него изо рта полотенце.

– Не трогайте её! – выдохнул Морозов. – Она ведь ничего вам не сделает! Она вообще тут совершенно ни при чём!

– Ну, это уж будет зависеть от вас, – ответил Кафтырёв. – Вы ведь бежать собирались, как я погляжу, – он ткнул пальцем в сумку пленника. – Она, наверняка, знает об этом, так?

– Да, – ответил Женя, судорожно соображая, как обезопасить Надю, как заставить её не возвращаться сюда, в номер. – Можно я позвоню ей, скажу, что ушёл и всё в порядке! Что я уже за территорией, а? Ну, пожалуйста!

– Если мы так сделаем, вы обещаете спокойно, без привлечения внимания, проследовать вместе с нами, куда мы вас отведём?

– Обещаю! Делайте со мной что хотите, только её не трогайте, она ведь ничего плохого про вас не подозревает, думает, у меня просто с нервами не в порядке, клянусь!

– Плохого? – прищурился доктор. – Ну и что же в нас, на ваш взгляд, такого плохого? Потрудитесь-ка объяснить!

– Только в обмен на Надину безопасность, – упрямо произнёс Морозов.

Время работало против него: ещё минут десять-пятнадцать, и его солнечная возлюбленная окажется прямо здесь, в руках монстров. Теперь, когда Женя услышал про какое-то «семя» и столкнулся с их огромной физической силой, он понял: это не люди, а их идеально красивые и правильные светотени – лишь маскировка иного, нечеловеческого нутра.

– Я буду сотрудничать! – в отчаянии вскричал он. – Дайте мне ей позвонить и распорядитесь, чтобы её не задерживали на выходе. – А я тогда расскажу вам, что могу и как это делаю! – он выразительно посмотрел на Десятова: вспомни, мол, Пашку и мать, как ты хотел понять природу их способностей!

– Он может дать нам исключительно ценные сведения, Роман Филиппович! – немедленно отозвался Илья, вызвав кривую улыбку на лице Морозова.

«Похоже, настала пора узнать им про «лампочек»… – подумал доктор. – И не только! Возможно, он даже прояснит, что же случилось прошлым летом, что заставило Тьму уйти…»

– Ты действительно так считаешь? – спросил он вслух.

– Да-да, давайте дадим ему позвонить!

– Хорошо, только не развязывайте его пока и включите громкую связь.

– Её номер на главном экране! – подсказал пленник.

– Женя! – в голосе Нади сквозили одновременно такие радость и беспокойство, что у Морозова сжалось сердце. – Я жду тебя во дворе! Ты где?!

– Я за территорией, Надя, я уже вышел из пансионата!

– Что?! Как?..

– Ну, вот так получилось – попробовал выйти, и меня выпустили, представляешь?

– Но ты же сам…

– Да, – торопливо перебил её Женя, – но, когда ты ушла, я решил: зачем тебя впутывать, если и так получится? Ну, оно и получилось.

– Так ты что, за воротами? Подожди, я…

– Да я уже еду в такси, Надя! Машина как раз привезла кого-то во «Вторую жизнь», вот я и воспользовался.

– Подожди, Жень, я не понимаю… – она совершенно растерялась. – Ты… с тобой всё в порядке?

– Да! Да! Просто… знаешь, я тут подумал… В общем, заигрался я!.. – голова у него кружилась, а сердце лупило, как бешеное, но Морозов продолжал, адским усилием воли не давая голосу дрогнуть, торопясь договорить, прежде чем его хватит кондрашка: – Ты – девушка, конечно, очень хорошая, но я понял, что на самом деле сейчас совершенно не готов к отношениям.

– Ч-что?! Ты это серьёзно? – было слышно, как она задохнулась.

– Да, Надь, давай-ка возьмём с тобой тайм-аут!

– Тайм-аут? Ты… Ты что… – голос её задрожал. – Ты бросаешь меня?! П-п-рямо вот так вот… – слёзы душили её, мешая говорить, – …п-по телефону?!

– Слушай, Надь, ну, у нас же ещё толком ничего не было, так, переспали разок, чего ты трагедию-то из этого делаешь?

Она нажала отбой.

– А ты не перестарался, дружок? – с сомнением протянула Анна. – Мне кажется, она не поверила и, подумав денёк-другой, попытается разобраться.

– Да какая, на хер, разница?! – взвизгнул Женя, горло сжалось, отчего он дал петуха. По щеке покатилась слеза, ему было так плохо, как никогда в жизни. – Выпустите её сегодня с территории, а завтра – увольте и не пускайте больше в пансионат! А я за это расскажу вам всё о таких, как я! Всё, что знаю!

– Значит ты такой не один, – белозубо улыбнулся Кафтырёв, разглядывая Морозова, словно энтомолог – редкого кузнечика.

– Не один, способности по наследству передаются, – бросил для затравки пленник, глядя на Десятова. – Но не всем.

– Почему же? – прищурился доктор.

– Я больше ничего не скажу, пока от Нади не отстанете.

– Послушайте, Роман Филиппович, адрес, телефон и вообще все паспортные данные этой Белкиной у нас имеются, – напомнил Илья. – Найдём и после увольнения, если понадобится.

– К тому же добровольное сотрудничество всегда на порядок эффективнее полученного под пытками, – промурлыкала Лявис.

– Ладно, согласен. – Доктор достал свой телефон и сказал охране не задерживать Белкину, потом позвонил в администрацию и велел сделать так, чтобы завтра же старший повар была уволена по собственному желанию.

Женя слушал и хотел умереть.

Былые времена (вплоть до лета прошлого года)

Роман Кафтырёв считал себя гениальным хирургом – он знал это ещё с университета, и вера в собственную одарённость оставалась непоколебимой, несмотря ни на что. Если операция проходила неудачно, виноваты в этом были другие: тупые ассистенты, медсёстры-идиотки, бог знает кто ещё, но только не он! – Роман ни секунды в этом не сомневался. Он смолоду стремился командовать и никогда не боялся экспериментировать, что в сочетании с уверенностью в собственной непогрешимости неизбежно приводило к конфликтам. Кафтырёв постоянно спорил с начальством, ругался с персоналом и часто менял работу.

Кочевал с одного места на другое, пока с возрастом и накопленным опытом научился сдерживать свои порывы и приспособился не так остро реагировать на тупорылость окружающих. Маскируя собственное превосходство, он надевал маску неразговорчивого и целиком погружённого в своё дело специалиста а, поскольку был и вправду весьма неплохим хирургом, сумел в итоге найти себе нормальное место в Москве, в Центре челюстно-лицевой хирургии, где проработал больше десяти лет без особых треволнений и даже собрался жениться. Любви к своей избраннице он не чувствовал – ну, так он её вообще ни к кому, кроме себя, никогда не чувствовал – однако девушка происходила из обеспеченной семьи, с хорошими связями, так почему бы не улучшить собственный статус, раз ему уже за сорок – давно, вроде как, пора. Будущий тесть мог пристроить его в ведомственную клинику, где нет такого непрерывного и нескончаемого потока больных, а зарплата при этом гораздо выше, к тому же есть возможности дополнительного неофициального заработка.

В общем, дело шло к свадьбе, и жизнь, как говорится, налаживалась, когда у Романа на операционном столе вдруг нелепо погиб пациент. И не какой-то там простой человек, а сын одного из высокопоставленных государственных чиновников, которому Кафтырёва как прекрасного хирурга порекомендовал его будущий тесть. Самое ужасное, что сама по себе операция-то была далеко не самая сложная, а для опытного врача и вовсе заурядная, возможно, поэтому Роман отнёсся к ней с такой непозволительной небрежностью…

Накануне вечером он гулял на дне рождения и, укрепляя недавнее, но в будущем очень полезное знакомство с одним банкиром, напился с новым «другом» в полный хлам. Утром Роман чувствовал себя настолько отвратительно, что едва смог подняться с постели и приползти на работу, но всё равно взялся за назначенную на девять – ерундовую, как он считал, – операцию. Однако в процессе хирургического вмешательства возникли неожиданные осложнения, и Кафтырёв не сумел с ними справиться. Вины своей, как обычно, он не признал и не чувствовал, валил всё на других, поэтому ни у кого из медперсонала поддержки, естественно, не нашёл. Стресс сорвал маску, и годами копившаяся, подавленная злоба на тех, кто не понимает его гениальности и не желает признавать его превосходство, вырвалась наружу. Вместо того чтобы проявить искреннее сочувствие, извиниться перед родственниками погибшего и нормально объяснить ситуацию своему будущему тестю, Роман говорил с ними холодно и высокомерно, словно снисходил до бесполезной беседы с полными идиотами.

Последствия, в итоге, стали катастрофическими: он не только лишился невесты и покровительства её влиятельного отца, но ещё и угодил под суд. И хотя тюремного срока удалось избежать и даже права заниматься медицинской деятельностью Романа не лишили, устроиться в столичную больницу стало весьма и весьма проблематичным. Он надолго застрял без дела и от нечего делать жаловался без конца в соцсетях и на врачебных форумах, что работы его несправедливо лишили сослуживцы-интриганы, дебилы-чиновники, тупые правила и нелепые обстоятельства.

Когда вся желчь была наконец излита и Кафтырёв стал всерьёз задумываться о своей дальнейшей судьбе, ему в личку пришло неожиданное предложение о высокооплачиваемой практике, где хорошему хирургу больше не придётся беспокоиться о каких-то там дурацких инструкциях.

Предложение Романа заинтересовало, он договорился с неизвестным работодателем о встрече, на которой быстро понял, что тот – представитель криминальных кругов и лечить придётся бандитов и отморозков, причём не в больнице. Вознаграждение, однако, полагалось солидное, место работы располагалось в Москве и выглядело неплохо, была даже оборудована операционная, где Роману во всём, что касается врачебной практики, обещали неограниченную власть и полную свободу действий. Взамен доктор не должен был лезть ни во что, кроме медицинских процедур, являться по звонку в любое время днём и ночью, а также проводить эксперименты по воздействию на людей препаратов – не интересуясь, откуда эти вещества взялись и насколько опасны в применении, – а потом докладывать о результатах работодателю. Место будущей службы было велено называть просто «Компания».

Условия, учитывая последствия злополучного суда, показались Роману вполне приемлемыми. Да и выбирать-то особо не приходилось. К тому времени он уже сильно поиздержался и понял, что хирургом в ближайшие лет пять точно никуда не устроится, тем более в столице, а протирать штаны врачом общей практики в какой-нибудь нищей областной больничке – нет уж, увольте! Поэтому Кафтырёв, недолго думая, согласился и полтора года трудился на таинственную «Компанию», пока не случилось нечто, навсегда перевернувшее его представление о собственном месте в этом мире.

Судя по числу боевиков с пулевыми и ножевыми ранениями, а также количеству человеческого материала для экспериментов, организация-работодатель использовала самые передовые технологии и была очень могущественной. Руководила ею группа весьма интеллектуально одарённых, влиятельных лиц с широкими финансовыми возможностями, но, как все истинно крутые люди, они держались в тени и крутизну свою не афишировали. Кто они, откуда и какова их конечная цель, Кафтырёв за восемнадцать месяцев так и не понял, но осознал, причём в полной мере, что такое настоящая сила, перед которой он – впервые в жизни! – готов был склониться, дабы когда-нибудь стать её частью. Это было возможно – он чувствовал и не хотел упустить свой шанс, однако и лезть на рожон, демонстрируя собственные амбиции, опасался – это тебе не дураки в больницах и поликлиниках, где он раньше работал! – раздавят, если что не так, как клопа, и даже не заметят. Нет, здесь надо было действовать аккуратно: работать с полной отдачей и не совать нос, куда не следует, тогда со временем могло что-то и выгореть…

Однажды ему привезли на перевязку девушку, раненную арбалетной стрелой в грудь. Характер и расположение раны не оставляли сомнений, что сердце пробито насквозь, поэтому пациентка должна была умереть сразу, прямо там же, где её подстрелили. Однако она оставалась живой, хоть и без сознания! Кафтырёв не мог скрыть своего великого потрясения и попросил объяснений. В ответ ему сказали, что к ней сразу же применили новейшую экспериментальную супертерапию, и теперь требуется только менять повязки и проверять, как протекает заживление. Девушку, без всяких дополнительных реанимационных процедур, оставили на ночь под капельницей, а на следующий день она уже очнулась и даже разговаривала! Такой невероятной и скоротечной регенерации Роман никогда в жизни не видел – это походило на колдовство, чёрную магию! Жутко хотелось узнать, в чём секрет, но Кафтырёв всё же сумел заставить себя не пуститься в собственные, не санкционированные «Компанией» исследования и, когда пациентку забрали и увезли, вздохнул с облегчением.

Девушку сопровождал человек, очень похожий на непосредственного начальника доктора, Всеволода: такой же сильный, немногословный и – это чувствовалось прямо на уровне инстинктов – крайне опасный, поэтому Роман искренне надеялся, что не произвёл впечатления излишне любопытного человека с чересчур настойчивым интересом к делам «Компании» – подобные люди всегда быстро и бесследно исчезали. Роман подозревал, что их удаляли не только с работы, но и вообще из жизни, поэтому очень боялся попасть под подозрение и старался всячески демонстрировать верность правилам.

В отличие от своего молодого и не в меру активного ассистента Паравчука, который вдруг шепнул доктору, что их непосредственный начальник Всеволод – не тот, за кого себя выдаёт. Что личность его точно фальшивая, была украдена, а сам он откуда появился, неизвестно. Притом физически и умственно он намного превосходит обычного человека, почти не спит, никогда не болеет и не стареет, а значит, скорее всего, модифицирован генетически. И этот ГМО раз в пять дней выезжает загород (ассистент даже умудрился разузнать, какой это километр от Москвы) и ходит куда-то в глухой лес – видно, там находится секретный штаб или база «Компании». Паравчук наивно предложил Роману подготовиться и в следующий раз втихую проследить за Всеволодом, чтобы выяснить, где расположена база и чем занимается организация, на которую они работают: вдруг это террористы?! Кафтырёв согласился, но только для виду, а сам тут же пошёл и сдал помощника тому самому «ГМО», то есть Всеволоду.

Когда Роман, в сопровождении начальства, вернулся на своё рабочее место, ассистент, догадавшись, что доктор сделал, неожиданно бросился на него с ампутационным ножом и успел воткнуть лезвие в правый глаз, прежде чем «ГМО» его обезвредил. Как это произошло, Кафтырёв уже не видел, он помнил только собственную адскую боль, ужас, потоки крови на лице и страх смерти.

От шока он потерял сознание и очнулся, когда Всеволод легко, словно ребёнка, нёс его на руках. Боли в изувеченном глазу не чувствовалось, наверное, его накачали обезболивающим. Голова была обмотана бинтами, Роман ничего не видел, но слышал хруст веток, крики птиц и шелест листвы, лица касался свежий ветер, пахло травой и грибами. Ни шума машин, ни голосов, похоже, они были где-то на природе. В лесу? – догадался он и подумал, что его зачем-то несут на ту самую базу, о которой говорил ассистент. От размеренной поступи Всеволода Романа укачало, он провалился в полудрёму и очнулся, когда тот положил его на что-то прохладное и твёрдое. Земля?! – удивился Кафтырёв, почувствовав ладонями влажные комочки грунта. Он вытянул руки в стороны и, наткнувшись на стенки с торчавшими из них корнями, тут же покрылся холодным липким потом.

– Могила? – в ужасе прошептал он.

– Лежи, не дёргайся! – велел Всеволод и зашуршал чем-то непонятным, отчего на шею Романа посыпалась земля – его хоронили заживо!

– Нет!! – заорал он и попытался вскочить, но «ГМО» грубо толкнул его обратно, придавив грудь коленом.

– Нет, не надо, пожалуйста! Я же ничего не сделал, я доложил, я…