Текст книги "Носители искры (СИ)"
Автор книги: Ольга Моисеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
– Привет, Стёпа! – поздоровался Кибер, ни на секунду не прерывая своего занятия.
– Здорово, Киб. Рисуешь?
– Да вот, пытаюсь, пока свободное время выдалось.
– Что значит – пытаешься? – не понял я, глядя, как на бумаге мгновенно появляется лесное кладбище, где среди деревьев группками стояли люди, пришедшие проводить Яну в последний путь.
– Значит, что не получается, – закончив рисунок, Кибер перевернул страницу. – Очередная попытка не засчитана.
– Как не засчитана, подожди, дай сюда! – я выхватил у него альбом и снова открыл рисунок. Сценка выглядела чёткой и вполне законченной, всё было на месте: пропорции, свет и тени, вот Брухов, вот я, Жбан, Ленка, другие – всех было легко узнать. – Здорово же, всё так похоже!
– Вот! – Кибер откинулся на спинку стула с таким опечаленным видом, что не знай я, кто он, принял бы его тяжелый вздох за настоящий. – Вот в том-то всё и дело! Похоже... нет, Степан, это не просто похоже, это точная проекция небольшой части трёхмерного мира на плоскость. Абсолютно точная, понимаешь?
– Ты так говоришь, словно это плохо.
Кибер посмотрел на меня долгим взглядом, будто оценивая: серьёзно я говорю или издеваюсь. Нет, я не издевался, хотя и понимал, конечно, куда он клонит.
– Оглянись вокруг! – андроид широко повёл рукой. – Ни одна из этих картин не является такой, как у меня, проекцией. Ни одна!
– То есть ты хочешь сказать, что точно фиксировать реальность – бессмысленно?
– С точки зрения искусства – да. Кому это интересно?! Картины прекрасны и на них ходят смотреть именно потому, что они передают личное ви́дение художника, его посыл другим людям, а не просто фиксируют объективную реальность.
– Ну так искази свою проекцию, и посмотрим, что получится! – предложил я.
– Да ничего не получится! Я уже сто раз пробовал и мимо! А всё потому, что я не умею задать правильные параметры искажения, понимаешь? Сколько ни стараюсь, всё время чушь полная выходит...
– А где? – перебил я его, просматривая альбом, – там оказался только последний рисунок и всего несколько чистых листов. – Где эти твои попытки, я хочу посмотреть.
– Я их уничтожил.
– Знаешь, – я ещё раз пролистал альбом, глядя на торчавшие корешки от выдранных страниц, и остановился на единственном, созданном при мне рисунке, – не знаю, утешит ли тебя это, но среди людей тоже далеко не каждый может даже просто отразить в рисунке действительность, не говоря уже о правильном искажении. Мне вот, например, хоть лопни, а никогда так, как ты, не нарисовать!
– А тебе это и не надо, – таким тоном, словно даёт великодушное разрешение, проговорил андроид, забирая у меня альбом.
– Ну спасибо! – рассмеялся я. – А тебе? Тебе-то зачем это надо?
– Мне это очень надо! – мрачно ответствовал Кибер, уставившись на свой рисунок. – Потому что это весьма любопытная и достойная задача для ума, решение которой отыскать не просто, но наверняка можно, если очень постараться. Вот найду – и... – он посмотрел на меня и улыбнулся, – и будет мне счастье.
– А если не найдёшь?
Андроид вновь опустил голову, разглядывая картинку.
– Яна как-то сказала, что искусственный интеллект – продукт человеческого, а стало быть, всё, что он рождает, – вторично и менее важно. Возможно, она права. – Кибер вырвал лист, тщательно, как можно плотнее, скомкал и запихнул в карман, который, как и все остальные – что в брюках, что в толстовке – уже зверски оттопыривались от набитой в них бумаги.
– Можно ещё под шапку натолкать, – посоветовал я.
– Можно, – согласился Кибер, – но жалко – порвётся ещё, старая ведь уже, а мне она нравится.
– Ах вот в чём дело! А я-то думаю – и чего ты всё время ходишь в этой дурацкой шапке? Не, ну я понимаю, на задании, но здесь, на базе-то, зачем?
– Это не шапка, это – надгробие, – грустно произнёс Кибер. – Под ним я хороню свои надежды.
– Если б ты не был роботом, – покачал я головой, – то я бы сказал, что тебе надо полечиться.
– Я не робот, я – кибернетический организм!
– А что, есть разница?
– Разумеется есть! Ещё какая... – он умолк, так и не объяснив, в чём же эта разница заключается.
– Ладно, как скажешь, – пожал я плечами и, посмотрев на часы, ужаснулся, сколько времени уже здесь торчу. – А мне пора! – Я повернулся и, зашагав к выходу, бросил через плечо: – Желаю тебе, организм ты наш кибернетический, успехов на ниве художественного творчества!
– Спасибо! – серьёзно ответил Кибер, и когда я уже подходил к выходу, крикнул мне вслед: – Есть разница!
Из записей Яны Корочкиной [Фрагмент 2]
Их было двое: женщина с добрым круглым лицом, которую звали Анна, и Матвей – крепкий, кряжистый мужичок, промышлявший охотой, в основном на лис. Он сам потом выделывал шкурки и продавал их окли, пользуясь документами, найденными у погибшего в лесу рыболова-охотника. Умерший парень внешне был похож на Матвея, так что надо было только отрастить подлиннее бороду и волосы, перекраситься в брюнета и, являясь в пункт приёма, надевать очки. Окли тогда ещё не издали предписания всем в обязательном порядке являться раз в неделю на Единение, так что жизнь замаскированных потенциаров была куда как спокойней и комфортней, чем теперь.
Столь удачное стечение обстоятельств сейчас рождает во мне подозрение: а уж не сам ли Матвей приложил руку к гибели того рыболова-охотника? Что ж, всё возможно, но тогда, в десять лет, я о таком не задумывалась – просто радовалась, что всё хорошо сложилось. И мне представлялось невероятным везением и счастьем, что это именно Матвей, а не какой-нибудь рыболов-окли, обнаружил меня, татуированную молнией девочку, когда я валялась без сознания в лесу, но теперь-то я понимаю, что это был Божий промысел. Ну, не могла же я вот просто так, совершенно случайно забрести туда, где встречу потенциара? Нет, таких совпадений не бывает! А уж про молнию и говорить нечего: мало того, что она выжгла мне околист, не причинив организму вреда, так ещё и наградила возможностью чувствовать то, чего в то время – я в этом абсолютно уверена – никто, кроме меня, не умел! То есть тут уж как ни крути, а выходит, Господь избрал меня своим орудием – как бы по-дурацки пафосно это ни звучало! Поэтому мне ничего больше не остаётся, как всю свою жизнь изо всех сил стараться выполнить возложенную на меня миссию...
Приютившая меня парочка жила на болоте уже несколько лет, с того времени, как Матвей встретил Анну. До этого он просто болтался по лесам, городам и весям, не сильно заботясь хоть о каком-то пристанище, не говоря уже о домашнем уюте. На Анну он тоже наткнулся весьма вовремя, когда она только очнулась от влияния околиста, но ещё не успела себя выдать.
Она плелась по улице, странно приволакивая ноги, совершенно одна, с низко опущенной головой, и буквально врезалась в Матвея, когда он загляделся на небо. Из-за облаков как раз вышла Луна – полная, большая, красноватая, она, как выпученный, налитый кровью глаз, уставилась на толкнувшую Матвея девушку, безумным огнём отражаясь в её взгляде. Да-да, вот именно так он мне это и рассказывал: с придыханием и мистическим подтекстом...
Оказалось, девушка вдруг поняла, что несчастна, и отправилась в церковь, чтобы сообщить, что, возможно, в неё пытается вселиться бес. По щекам Анны текли слёзы, а в глазах метался такой сумасшедший страх, что Матвей сразу понял, в чём дело, и силой утащил её в лес, где опоил успокоительными травами и, когда Анна расслабилась и уже не могла бежать, объяснил девушке, что происходит. А спустя пару дней, она, полностью освободившись от влияния околиста, уже и сама не захотела возвращаться назад, осознав, чем это может для неё закончиться.
Матвей привёл её в брошенную, полуразвалившуюся избушку, давным-давно обнаруженную им возле болота. Вместе они за несколько лет привели её в порядок и жили, мечтая отыскать таких же, как они, людей с неработающими околистами, но не знали, как это сделать.
И тут вдруг появилась я – шарахнутая мощным электрическим разрядом девочка, умеющая определять состояние околистов! Правда, узнали они о моих способностях далеко не сразу: сначала я просто жила, помогая Анне по хозяйству, и всё присматривалась к этой странной парочке, скрывая свои возможности. Лишь спустя несколько месяцев я стала им доверять и созналась, что могу нечто большее, чем мыть посуду и полоть огород.
Мы стали выходить к населённым пунктам, и я бродила вместе с Матвеем по улицам, концентрируясь на проплывавших мимо меня околистах, в то время как он следил за обстановкой и тем, чтобы не привлекать внимания полицейских и других представителей власти. Иногда я чувствовала, что у некоторых неотвратимо приближается подавление околиста, но мы не знали, что с такими людьми делать: похищать в свою избушку? И что дальше? Скольких мы сможем приютить? Поэтому тех, кто ещё только должен был стать потенциаром, мы не трогали, сосредоточившись на поиске таких, как мы, – людей, уже не только избавившихся от влияния околистов, но и полностью это осознавших. "Раз есть мы, должны быть и они!" – уверенно заявлял Матвей. "Конечно, – соглашалась я. – Только что им тут, среди окли, делать? Мы-то вон скрываемся! Так почему ты решил, что они будут болтаться в городах или сёлах, рискуя быть обнаруженными?" "Ну и пусть! – отвечал Матвей. – Пусть они где-то прячутся, им всё равно надо периодически бывать в городе – покупать необходимое, разведывать обстановку, да мало ли что... короче, рано или поздно мы их обязательно встретим, не можем не встретить, вот увидишь!"
И он оказался прав. Однажды мы действительно натолкнулись на двух потенциаров и долго следили за ними, пока представилась возможность, вдали от любопытных глаз окли, подойти и заговорить. Реакция была предсказуемой: нас чуть не застрелили, спасла только моя расторопность – сдёрнув с головы платок, я развернулась спиной, демонстрируя свою абсолютно лысую голову и шею. Чёрная отметина над околистом не могла не произвести впечатления – ясно же было, что это не рисунок – да окли никогда бы и не сделали себе подобного, на такое способны только нулы, а любой потенциар прекрасно помнит, насколько такие татуировки абсолютно чужды и невозможны для тех, кто живёт под околистом.
Когда пистолеты были опущены и отвисшие челюсти вернулись на место, разговор между нами пошёл уже совершенно другой, а спустя пару недель нас пригласили на одну из первых баз "Оплота" – замаскированный в глубине леса палаточный городок, электрифицированный с помощью генераторов и даже имевший некое подобие лабораторий. Там меня и Матвея с Анной обследовали, после чего у нас завертелась уже совсем другая, чем в тихой избушке, жизнь.
А спустя некоторое время мне удалось продемонстрировать свои способности, определив одну из первых шиз, успешно продолжавших работать в городе. Шизу перевербовали, и у оплотовцев появилась возможность иметь среди окли кротов. Значительно позже из потенциаров стали выявляться драконы, и мы получили бойцов, способных драться с ищейками окли на равных.
Когда мне стукнуло семнадцать, оплотовцы нашли этот бункер, а в нём Кибера, причём не сразу, а по прошествии лет пяти, когда количество народу на базе возросло до такой степени, что руки у нас дошли наконец до того, чтобы разобрать завалы в дальней части и тем расширить жизненное пространство. За одним из завалов обнаружился коридор, где он и валялся, с разбитым корпусом и без основной батареи. Завал, как позже выяснилось, он же сам, с помощью собственной батареи и устроил, взорвав проход в эту часть бункера. То есть фактически покончил жизнь самоубийством – стало быть, уже тогда был чокнутым, со своими виртуальными тараканами в башке. Кстати, это словечко "виртуальный" – его термин, в значении которого я так до конца и не разобралась. Да что там словечки! Когда оплотовцы его откопали, они вообще долго не могли понять, что это такое, ведь все кибернетические организмы были истреблены сразу же после "Второго пришествия", как богопротивные, так что уже третье поколение никакого представления об искусственном интеллекте не имело, не говоря уж о кибер-андроидах, тем более таких долбанутых, что замуровывают себя под землёй без основной батареи, но с надеждой, что их когда-нибудь откопают не окли, а кто-нибудь другой.
Ну да ничего! Когда стали изучать его устройство, то, в конце концов, конечно, разобрались, куда и как надо подвести ему питание, чтобы посмотреть, в рабочем ли эта странная штука состоянии. Оказалось, в рабочем, и дальше дело как по маслу пошло, потому что андроид мог сам себя ремонтировать, единственная проблема – запчасти, которых ныне уже и не найдёшь, так что приходится использовать то, что есть под рукой. В итоге, Кибер наш вынужден круглый год ходить в шапке, чтобы скрыть своё искусственное происхождение, и, чёрт подери, когда он её надевает, становится так похож на человека, аж мурашки бегут! И зачем только людям до "Армагеддона" надо было создавать таких существ, ведь у них и так было народу – не протолкнуться? Да не то слово – не протолкнуться, Кибер говорит, Земле грозило перенаселение, и все ютились по микроскопическим каморкам, ели синтезированную пищу и убивали друг друга за место под солнцем. А что касается кибернетических организмов, то они, по заверению андроида, вовсе не мешали людям, а наоборот, помогали. Вот он, например, был создан, чтобы человечеству было легче осваивать новые миры. До "Армагеддона", оказывается, люди активно исследовали космос и открыли ряд экзопланет, которые планировалось заселить, тем самым разгрузив Землю. Только не успели они, похоже. "Второе пришествие" положило конец всем этим космическим программам. И не только им. Даже просто глядя на нашего Кибера, легко представить, насколько технологии доармагеддонного времени превышали нынешние! А уж про его искусственный интеллект и говорить нечего.
Околисты отбросили человечество далеко назад по сравнению с тем, чего оно достигло на момент "Армагеддона". Почему? Что случилось? Что есть эти чёртовы околисты?
Кибер не знает. Говорит, что был собран на заводе и отправлен на космодром в помощь будущим колонистам, когда уже началась эта свистопляска с "Армагеддоном". Когда по дороге к месту назначения контейнер был остановлен, и окли принялись громить андроидов, только одному нашему Киберу пришло в голову сбежать, остальные же тупо сидели на месте, ожидая, когда до них дойдёт очередь. Нет, он, конечно, тоже не мог, да и сейчас не может ни ударить человека, ни стрелять в людей, ни ещё как-то им вредить, но он, в отличие от многих других киберов, изначально умел не подчиняться, если отдающий приказы человек вдруг стал неадекватен! Возможно, для ряда киберов это было сделано специально, в связи с какими-то особыми условиями эксплуатации на определённой планете, а возможно, это был просто заводской брак, и с головой у него изначально было не в порядке, что выявилось бы во время предполётных проверок и тестов.
В последнем случае нашего Кибера отправили бы обратно на завод менять электронные мозги, что для него равносильно смерти, и стоит только напомнить ему об этом, как старая железяка сразу же начинает философствовать насчёт относительности добра и зла.
* * *
– Давай, давай! – кричала Ленка. – Стёпа, вперёд!
– Жека! Жека! – перебивая её, надрывался Скан.
Мы с Беловым провели уже не один спарринг, и как раз заканчивали очередной поединок, когда в спортзале неожиданно появились зрители. Сдуру отвлёкшись на Ленку, я мгновенно получил своё: оказался лежащим на полу, где, в конце концов, после долгой борьбы, Женька поймал-таки меня на удушение сзади, вынудив сдаться. Грянули восторженные вопли Скана, Ленка в долгу не осталась и стала кричать, что требует реванша.
И вот теперь мы с Жекой, порядком уставшие, вновь кружили по ковру, уже не просто тренируясь, а проводя поединок на потребу болельщиков. Как ударник я превосходил Белова, он это чувствовал и отчаянно пытался снова перевести схватку в партер. Один раз это возымело успех, однако мне удалось выкрутиться и вернуться в стойку, где мы долго без толку топтались, осыпая друг друга градом ударов. Мой правый кросс периодически достигал цели, но не наносил Белову ожидаемого ущерба – парень отлично умел держать удар, а главное, явно превосходил меня в бросках, потому я должен был следить за этим, не допуская своего падения на пол. В стойке я был сильнее Женьки, и в итоге измотал его так, что в своей очередной попытке пройти мне в ноги, Белов нарвался на сокрушительный встречный удар коленом и рухнул на ковёр как подкошенный.
– Вставай!! – дико заорал Скан, но Жека лишь слабо шевелился, не в состоянии продолжать бой.
Это был нокаут.
– Победа! – Ленка подбежала ко мне.
Сплюнув на пол, Скан вразвалочку пошёл к Белову – тот елозил по ковру, пытаясь встать. Не дожидаясь нула, я протянул Женьке руку и помог подняться.
– Один-один! – буркнул Скан и, мрачно зыркнув на улыбавшуюся Ленку, напомнил, видимо, специально для неё: – Удушающий в первом раунде.
Моя болельщица только фыркнула.
– Мне надо поработать над бросками с проходом в ноги, – констатировал я.
Всё ещё слегка пошатываясь, Белов согласно кивнул, и мы с ним пожали друг другу руки.
– Слушай, Стёп, – спросила Ленка, провожая взглядом уходившего в раздевалку Женю и сопровождавшего его Скана. – А вы что, свои драконьи возможности, когда тренируетесь, не подключаете?
– Нет конечно, зачем? Это же тренировка тела, а не околиста. Мы должны хорошую форму физическую поддерживать.
– А разве околист сам этого не делает?
– Околист у нас давно уже ничего сам не делает, мы просто пользуемся протянутыми им связями, когда возникает такая необходимость. А что?
– Да ничего... – Ленка казалась смущённой. – Я просто... ну, в общем, мне как нулу это любопытно.
– А-а... Ну, так ты в следующий раз попроси, мы с Женькой специально повыпендриваемся.
– Не надо, – рассмеялась Ленка. – Наоборот, я рада, что это именно ты, а не твой околист, одержал над Беловым верх.
– Это был дружеский поединок...
– Ага, – с готовностью кивнула Ленка. – Вот ты ему чисто по-дружески и вломил. Ладно, пойду я, пожалуй. Пока!
Она повернулась и направилась к двери.
– Пока, – я пошёл было к раздевалке, и тут, вспомнив про выставку, крикнул: – Ленк, подожди!
– А? – Ленка обернулась.
– Слушай, – я подошёл к ней. – Ты извини меня, пожалуйста, что я тогда возле рисунков так завис. Ты ушла, а я даже не проводил, прости, я был под таким впечатлением!
– Да ладно, ничего, ты же первый раз был на нашей выставке, хотел посмотреть.
– Не то слово, я раньше никогда таких картин не видел, честное слово!
– Верю, – улыбнулась Ленка.
– Интересно, а потенциары тоже могут так рисовать?
– Наверное, – она пожала плечами. – Хотя у нас тут они как-то другим занимаются... в общем, не знаю, я их картин не видела.
В Ленкином кармане запищал телефон, она извинилась, взяла трубку и быстро с кем-то переговорив, сказала:
– Ох, слушай, Стёп, мне пора бежать, детишек надо на обследование отвести! Кстати, твой Серёжа тебе привет передаёт!
– Спасибо, я тут недавно заходил его проведать, он вроде уже вполне освоился, с другими ребятами подружился. Весёлый такой! Сообщил мне, что станет драконом, когда вырастет.
– Да все они, эти мальчишки-потенциары, рвутся в бой и мечтают стать драконами, – рассмеялась Ленка. – А мы, взрослые, наоборот, надеемся, что когда они вырастут, никаких драконов уже не будет. И у Серёженьки, между прочим, большие шансы этому поспособствовать – он ведь у нас такой особенный оказался!
– Да, я слышал про уникальные свойства его организма, что чуть ли не сыворотку планируют из его крови получить, чтобы ввёл кому угодно и – бац! – околист подавлен.
– Ну, до этого пока ещё далеко! Но, в принципе, да, планируют. Ну всё, Стёпка, я побежала, пока, увидимся!
– Увидимся, – улыбнулся я.
– Сумароков! – из раздевалки выскочил Белов с телефоном в руках. – Ты чего застрял? Давай быстро сюда!
– А что случилось? – я побежал к выходу из зала.
– У Сорвирога для нас задание!
Мониски
– Какого хрена?! – возмущался Жбан по пути в гараж. – Почему это обязательно я должен рулить?
– Так ты же просрал Кибера, тебе и отдуваться! – резонно заметил Белов.
– Я просрал?! – заорал нул, разворачиваясь к нам лицом. – Да это вы всё с ним тут сопли разводите, словно он дитя малое: ах, наш Кибер! ой, наш андроид! Ох, он искусством интересуется, смотрите как здорово, пусть посидит на выставке, не мешайте ему развиваться...
– Слышь, Жбан, достал уже истерить! – перебил его Белов. – Если ты знал, чем это может для андроида кончиться, – нечего было своей Ленке потакать, а если не знал – то хреновый ты программист, – в любом случае, сам виноват!
– Так это Ленка Кибера на выставке усадила? – улыбнулся я. – Вот же любит человек к искусству всех приобщать!
– Что значит – всех? – насупился Жбан. – Она и тебя, что ли, тоже туда водила?
– Ну водила, а что такого? – с беспечностью в голосе осведомился я, от души потешаясь над его ревностью. – Выставка – класс! А сидящий на стульчике Кибер с альбомчиком и карандашами в обеих руках – это вообще нечто! – можно сказать, один из самых интересных экспонатов.
– С альбомчиком? Он что, рисовал? – удивился Белов.
– А ты думал, почему он с катушек-то съехал?! – взвизгнул Жбан. – У него все карманы забиты скомканными рисунками!
– Ох, ё-моё! – хохотнул Белов. – А я-то думал, он только чего-то там рассчитать хотел и картины чересчур глубоко анализировал.
– Ну, в общем, да, анализировал, – согласился я. – И пришёл к выводу, что не сможет приобщиться к художественному творчеству, если не внесёт в своё видение мира правильные искажения.
– Правильные искажения? – Белов нахмурился, осмысливая странное до невозможности словосочетание. – Вот хрень бредовая! Теперь понятно, почему у него мозги заклинило.
– Доприобщался, б...ь, железка чёртова!– выругался Жбан, открывая гараж. – Завис, старый болван, намертво! Чёрт знает, сколько мне теперь с ним возиться придётся...
– И что, он может вообще больше никогда не заработать? – обеспокоился я, заходя вслед за ним в гараж. Старый Кибер мне нравился, да и не только мне, многие на базе были к нему привязаны, и потерять его – значило для нас не только лишиться суперводителя.
– Да заработает в конце концов, куда денется! – злобно пробурчал Жбан.
– Ну и хрен ли ты тогда бесишься? – вопросил Белов, уже стоя возле внедорожника с густо тонированными стёклами. – Чего мы, без Кибера не доедем? Тем более машина вообще будет стоять вне видимости окли с КПП.
– Отставить болтовню! – раздался сзади властный голос Сорвирога. – По местам!
Он широким шагом прошёл к внедорожнику, следом за ним спешил Веселовский – мы быстро обменялись с ним рукопожатием. Теперь вся команда была в сборе.
– Послушай, Мить, давай отложим, а, Мить, ну пожалуйста? – вдруг панибратски обращаясь к командиру, заканючил Жбан, так что у меня от изумления прямо челюсть отвисла. – Зачем так спешить, я могу починить Кибера, и...
– Отставить! – рыкнул Сорвирог. – Какой я тебе Митя, совсем спятил? Соблюдай субординацию!
– Извини, – упавшим голосом прошептал Жбан. – Я думал... мы же не военные...
– Мы вооружённый отряд сопротивления на задании, а не соплежуи на прогулке, понятно?
– Но почему я?
– Потому что я приказал! – взревел Сорвирог. – Марш на место! Не слышу ответа!!
– Есть, – ответил Жбан.
– Да что с тобой такое? – тихо спросил Веселовский, подталкивая возмутителя спокойствия к водительской дверце. – Ты что, струсил?!
– Я не понимаю, почему просто нельзя подождать?!
– Потому что приглашение уже прошло, идиот, ты что думаешь, это легко – подделать вызов? – прошипел Данила.
Жбан с явной неохотой занял водительское кресло, Белов сел рядом, остальные разместились в салоне.
Я проверил свой боевой пистолет, потом револьвер, заряженный инъекционными дротиками – после работы кульком я привык к этому усыпляющему оружию, жаль только, что оптимальное расстояние для выстрела всего метров пятнадцать. В прошлый раз, с детишками и своим водилой в автобусе, это было не так уж и важно, но сегодня! Сегодня мы ехали вовсе не за детьми.
Из записей Яны Корочкиной [Фрагмент 3]
После того, как мы нашли Кибера и поняли, насколько же технологии прошлого опережали те, что были у нас после «Армагеддона», многие задумались: а почему? Почему уровень развития цивилизации так опустился? Некоторые считают, это оттого, что связанные с околистом мозги сильно отупели – что ж, частично это так, наверное, и всё же основная причина, я думаю, другая. Когда Кибера удалось включить и он смог разговаривать, то рассказал, что раньше все люди были объединены в единую сеть – интернет – пользоваться которой мог любой дурак, даже совсем малые дети, и не сохранилась она исключительно потому, что первые окли специально её уничтожили. То же самое они проделали с искусственным интеллектом, а также со всеми передовыми биотехнологиями, использовавшимися в медицине, с космическими программами. Нет, это, конечно же, не были случайные потери из-за тупости окли. Они, может быть, не столь любопытны и творчески настроены, как, скажем, нулы, но среди них есть и интеллектуально одарённые учёные, и талантливые инженеры, и въедливые биологи... короче, много кто, кому совсем не помешали бы такие достижения прошлого, как, например, интернет!
Стало быть, это была сознательная зачистка.
Видимо, чем-то эти высочайшие технологии могли повредить "органу Божьему", вот окли их и вымарали из своего быта и из мозгов.
Так какого же именно вреда они опасались? Может того, что люди узнают, откуда на самом деле эти околисты взялись? Потому и уничтожили об этом информацию, заменив всем известным религиозным бредом про Армагеддон и Второе Пришествие.
Ну, насчёт "Армагеддона", все оплотовцы сходятся во мнении, что это было истребление тех, кто по каким-то причинам не принял первичное насаждение околиста – впрочем, я, кажется, уже писала об этом раньше, когда говорила, что природа не дремлет, постоянно изобретая способы противодействия этим мерзким паразитам.
Да, я думаю, что околисты – паразиты, и со мной согласно большинство наших искроведов. Мы легко можем существовать без них, а вот они без нас – вряд ли, иначе не присасывались бы к нашим мозгам так, что ни отодрать, ни хирургически удалить невозможно! Есть только один способ вывода околиста из организма – это зов мониска. Он внедряет околисты, и он же их и выуживает. У мёртвых выуживает, что как раз таки и доказывает паразитарную природу тварей, способных выйти из безжизненного тела! Разве может хоть один нормальный орган человека продолжать функционировать после его смерти? Ответ, как говорится, очевиден.
Мы не знаем, что происходит с околистом, когда его забирает мониск, но видим, как "орган" начинает светиться, едва только слышит его зов, после чего исчезает внутри этих странных существ – называть монисков людьми у меня язык не поворачивается.
Но интерес к ним от этого становится только больше – я уверена, мониски могут открыть нам немало тайн, однако существует проблема: нет никакой возможности ни допросить их, ни изучить.
Сколько раз мы пытались похитить мониска: перехватить по пути в церковь или из церкви, – да всё без толку! И вовсе не из-за того, что не могли заманить его в ловушку или отбить у спецслужбы сопровождения, – ах, если бы дело было только в этом! – а потому, что эти твари, чёрт их подери, взрываются! Вот просто взрываются, и всё тут! Причём, бывают у нас контакты с сопротивленцами других областей и даже стран – так у них ровно та же хрень с монисками происходит! Твари эти во всём мире взрываются. Хоть тресни, хоть лопни, хоть кол на голове теши! Сколько народу нашего из-за этого полегло, аж вспомнить страшно... Охране ихней, правда, тоже досталось, мониски ведь не щадят никого: едва опасность почуют, как сразу взрываются и плевать, кто в это время поблизости оказался – свои или чужие, всех под раздачу пускают, поэтому окли тоже в большом количестве дохли, да только вот не легче от этого совсем...
И что самое обидное, что всё как в этих чёртовых тварей упиралось, так и упирается, не удалось нам без них способ извлечения околистов найти. С самого начала оплотовцам было понятно, что разгадка всего процесса скрыта там, откуда околисты берутся и куда возвращаются после смерти человека, то есть – в Великом монастыре. И вот сколько лет прошло, а мы всё топчемся на месте, так и не сумев к этой тайне подобраться. Скольких окли из спецслужбы сопровождения монисков замучили, запытали до смерти, сыворотками правды накачивая, но как оказалось, бесполезно это всё: окли не больше нашего знают, что там, в этом чёртовом монастыре происходит, их тоже в эту святая святых не пускают, вход разрешён исключительно монискам! Оплотовцы сто раз в эту крепость пытались проникнуть, да безуспешно, все разведчики в итоге погибли, причём большинство – ещё на подходе. Мониски всегда их засекали – даже ночью в кустах, и были готовы к вторжению. Чуйка у них какая-то особая: сразу унюхивают не только потенциаров, но и шиз, и драконов, и нулов, несмотря на любые укрытия и средства защиты. Так что обмануть их никак нам не удаётся.
Вернее, не удавалось. Раньше. До того, как появилась первая химера.
* * *
– Неужели мониски так и ходят всё время, взрывчаткой обвязанные? – перебирая в памяти почерпнутые из дневника Яны сведения, спросил я Веселовского.
– Видимо, – кивнул Данила. – И как только чувствуют опасность, мгновенно приводят эту взрывчатку в действие.
К этому времени мы, преодолев большую часть пути, вот-вот должны были выехать на единственную дорогу, ведущую к горе, на плоской вершине которой стоял, в окружении светлого хвойного леса, Великий Монастырь. Дорога заканчивалась у подножия, где располагался КПП с окли из спецслужбы сопровождения монисков, оттуда до входа в монастырь по прямой было ещё метров сто, а по лесной тропе, конечно же, значительно больше. Вся эта гора считалась территорией монисков, и по их повелению, дальше КПП не пропускали вообще никого, даже сотрудников спецслужб, а всё необходимое для странной жизни этих отшельников окли передавали им прямо на этом пункте. И отсюда же спецслужба забирала монисков, чтобы отвезти на крещения и отпевания.
До КПП вызванный на обряд мониск спускался пешком через лес. Проникнуть в этот лес, минуя пропускной пункт, было не так уж трудно, да только никто давно уже не пытался это делать, потому что мониски засекали любого, подошедшего к монастырю ближе, чем на сто метров, и просто-напросто убивали – без суда, следствия, вопросов и разговоров. У монастыря была налажена собственная охрана, спрятаться от которой шансов не было – мониски каким-то образом видели-чуяли всех, кто пытался к ним подобраться.