Текст книги "Носители искры (СИ)"
Автор книги: Ольга Моисеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Это была лаборатория, напичканная непонятным мне оборудованием и шкафами с ящиками и застеклёнными полками, забитыми медицинскими препаратами, а внутри помещения виднелась ещё одна стеклянная дверь, куда как раз и направились вошедшие. Я быстро нырнул за какую-то низкую, но широкую цилиндрическую бандуру и затаился. Пропикал код, потом раздался тихий хруст отомкнувшегося запора.
– Привет, Серёжа, ну как ты сегодня? – ласково спросила женщина.
– Не знаю, – ответил тонкий, судя по всему детский, голосок.
Потом он сказал что-то ещё, но звуки приглушила закрывшаяся дверь, и я не расслышал.
Мужчина остался снаружи – ходил по комнате, позвякивая какими-то предметами, а я ползал на карачках вокруг бандуры, чтобы не попасться ему на глаза. Лишь бы только он не захотел воспользоваться этой приютившей меня круглой штуковиной – если он подойдёт, то непременно увидит мою скорчившуюся фигуру и тогда придётся действовать стремительно: врача быстро, но тихо вырубить и куда-то оттащить и спрятать, пока не заметила женщина. Мужик остановился, и я подобрался, готовясь применить все свои умения ловчего, чтобы мужчина и пикнуть не успел, однако раздавшееся шуршание одежды подсказало мне, что врач сел. Высунув из своего укрытия голову, я увидел его за одним из столов перед клавиатурой и большим дисплеем с цифрами и графиками. Вокруг громоздились приборы и дисплеи поменьше, правее стояло кресло – на сидении лежал шлем, распустив провода, словно медуза – щупальца. Сходство с морским обитателем усугублялось полупрозрачным материалом шлема, сквозь который проглядывали внутренние детали устройства. Большой дисплей на столе мигнул, переключив моё внимание на мужчину. Пальцы его забегали по клавиатуре, графики сменило чистое поле, на котором стал появляться текст.
Я осторожно выпрямился и, окинув лабораторию взглядом, приметил удачно стоявший в самой глубине, прямо возле внутренней стеклянной двери, шкаф. "Если за него переместиться, то я смогу нормально стоять, скрытый и от печатающего мужика, и от женщины, когда она выйдет из маленькой комнаты, да ещё и услышу, что в этой комнате происходит. Есть только одна проблема, – думал я, снова присев за бандурой, – меня легко увидеть через стекло внутренней двери – ну да ничего, справлюсь! – не зря же я лучший ловчий звена..."
Убедившись, что мужик занят своим делом, я покинул укрытие, неслышно перебежал к нему за спину и присел, осторожно подсматривая, что делается в маленькой комнате. Там находились двое: мальчик лет пяти и женщина в белом халате, с открытой папкой в руках. Оба сидели ко мне боком: мальчик на койке, женщина на стуле – и сосредоточенно смотрели в папку. Решив, что момент как раз подходящий, я распрямился и, молниеносно проскочив мимо двери, метнулся за шкаф.
– Серёжа, ты чего? – услышал я за стеной голос женщины.
Вот бес рогатый! Неужели мальчишка успел меня заметить?
– Что там?
– Дядя, – честно ответил детский голос.
– А-а, ну дядя сейчас занят, он позже зайдёт. А мы пока давай продолжим, хорошо?
– Угу.
Женщина подумала, что мальчик имел в виду печатающего врача. Я перевёл дух и снова приник ухом к стене.
– Расскажи, что ты видишь на этой картинке.
– Птицы... – чуть подумав, ответил Серёжа. – Они злые и красные!
– А здесь?
– Тётенька... ой! нет! бабушка... ух ты, их две!
– Как так – две? – удивилась женщина.
– Ну вот же! – вскричал мальчик. – Вот нос – это бабушка, а вот – ухо, тут тётенька!
– Хорошо. С картинками всё. Ты молодец, Серёжа, – похвалила женщина. – Осталось пройти шлем. Вставай.
В комнате послышалась какая-то возня, стуки и пыхтение.
– Серёжа! – прикрикнула женщина. – Немедленно прекрати!
– Не хочу шлем! – плаксиво протянул мальчик. – Не буду! Хочу книжку, там про кораблики!
– Будут тебе кораблики, но только после шлема.
– Не хочу, он горячий и кусается!
– Не говори глупостей, иначе мне придётся сделать тебе укол. Ты ведь не хочешь укол?
Воцарилась тишина. Я представил себе, как врачиха достаёт из кармана огромный шприц и показывает Серёже, а тот, округлив от страха глаза, яростно мотает головой из стороны в сторону.
– Ну, тогда давай руку и пошли.
– А можно я Мишу с собой возьму?
– Ладно, бери.
Дверь открылась, и я, затолкавшись поглубже за шкаф, услышал, как они выходят.
– Что, готовы? – спросил мужик, скрипнув стулом, – наверное, встал.
– Да, – ответила женщина. – Серёжа, забирайся сюда.
Несколько минут я вслушивался в шуршание и шорохи, потом тихонько высунулся и увидел, что мальчик уже сидит, пристёгнутый ремнём к креслу и со шлемом-медузой на голове. В руках он сжимал тёмно-коричневого игрушечного медведя размером с мою ладонь – под яркими лабораторными лампами слишком большие для такой маленькой головы пластмассовые пуговицы чёрных глаз блестели, словно живые. Между ушей было кольцо – игрушку можно было использовать как брелок.
– Ай! – вскрикнул мальчик, и его Миша вздрогнул от ужаса.
Мужчина снова занял место за столом. Он коснулся большой белой кнопки на ближайшем из приборов, и остальные вокруг тоже ожили, загорелись индикаторы.
– Ой, горячо!– завопил Серёжа, стиснув Мишу так, что чуть не оторвал ему голову.
Текст с большого дисплея исчез, вместо него развернулась картинка. Она была крупной, так что я мог легко рассмотреть на ней человеческий мозг, а под ним ярко-белый околист, по форме похожий на берёзовый листок с бахромой тонких отростков, уходящих глубоко в извилины обоих полушарий. По цвету и яркости с околистом совпадала лишь малая часть отростков, большинство же было заметно тусклее, а некоторые, тёмно-серые, вообще выглядели совсем потухшими.
Мужчина коснулся нескольких сенсоров всё на том же, ближайшем к нему, приборе – околист засветился сильнее, и на секунду все, даже потухшие отростки, вспыхнули белым светом.
– А-а-й, больно! больно!! – лицо мальчика исказилось от страдания.
Не обратив на это никакого внимания, мужик послал ещё один световой импульс.
– А-а-а! – Серёжа задёргался, игрушка полетела на пол, маленькие ладошки заскользили по шлему, пытаясь его сорвать. – А-а-а!!!
Я уже выскочил из-за шкафа, намереваясь прибить этих чёртовых врачей-садистов, но тут, к счастью, женщина что-то нажала, и мальчик сразу успокоился. Руки упали на колени, из-под шлема раздались тихие всхлипывания. С трудом подавив накатившую ярость, я сделал два шага назад, пока таращившиеся на приборы гады меня не заметили. "Ребёнка, конечно, надо спасать, но куда я сейчас, вырубив врачей, с ним денусь? Ясно же, что эти скоты действуют не сами по себе, а с подачи тех, кто здесь командует... "Приказ на усыпление" – после такого вряд ли стоит рассчитывать, что меня с ребёнком под мышкой выпустят отсюда живым. Бес рогатый, да я ведь даже не знаю, как открыть ведущую в коридор дверь!.."
– Зачем ты это сделала? – тем временем возмутился мужик.
– Затем, что только хуже! – прошипела женщина, ткнув пальцем в картинку на дисплее. – Ты что, вообще ничего не видишь?!
– Вижу, – мрачно признал мужик.
Я снова осторожно высунулся и посмотрел на картинку. После манипуляций этого урода в белом халате количество потухших отростков явно увеличилось, даже сам околист, казалось, стал менее ярким.
– Тогда какого хрена?! – взвилась врачиха.
– Возможно, если ещё увеличить мощность... – он потянулся к прибору.
– Да нет же! – женщина схватила его за запястье. – Всё наоборот! Ты как будто питаешь его этой мощностью!
– Кого, мальчишку? – он вяло пытался освободиться.
– Его противодействие! Питаешь противодействие! Чем больше мощность, тем оно активнее, ну, неужели не видишь?! Бес рогатый, да ты только посмотри на это! – пальцы её разжались, но мужик уже перестал вырываться, недвижно замерев перед дисплеем.
Я тоже уставился на картинку: те проводящие пути околиста, что горели ярко-белым ещё пять минут назад, теперь гасли один за другим, быстро пополняя семейство тёмно-серых. Зрелище и правда завораживало, хоть по спине и бежали мурашки – никогда до этого я не видел, как умирает околист, и это было по-настоящему страшно.
– Блокаду! – очнувшись, вдруг заорал мужик. – Блокаду коли, мать твою!
Он вскочил, бросился к мальчику и сорвал с него шлем. Щёки Серёжи заливали слёзы, грудь содрогалась от рыданий. Выхватив из кармана шприц, врачиха сбросила с иглы защитный колпачок и одним прыжком оказалась рядом. Мужик отстегнул привязной ремень и грубо наклонил малыша вперёд, чуть ли не стукнув лицом о колени. Игла вонзилась в основание черепа. Спустя секунду тело мальчика обмякло. Они снова нахлобучили на него шлем, и пока женщина удерживала голову Серёжи в вертикальном положении, одновременно следя, чтобы он не сполз с кресла, мужик ринулся к приборам. Мигнула, обновляясь, картинка: горевших белым светом отростков осталось всего штук пять, но процесс угасания прекратился, а сам околист сделался ярче.
– Сработало, – выдохнул мужик, обессилено откидываясь на спинку стула.
– Толку-то! – фыркнула врачиха. – Что мы теперь сможем успеть до понедельника? С таким-то процентом? Ну остановили мы подавление, и что? Это всё равно только пока он без сознания. Очнётся – и тогда конец! День, ну, максимум два, и околист погаснет! Мальчишка его подавит!
– А я всё же надеюсь... – без энтузиазма проронил мужик.
Пока они пялились на дисплей, малыш стал соскальзывать с кресла и едва не свалился на пол.
– Иди сюда, он сползает! – потребовала врачиха, с трудом удерживая Серёжу.
Вскочив, мужик бросился на помощь и схватил мальчика под мышки. Женщина стянула с него шлем.
– Отнеси его в комнату, – распорядилась она.
Мгновенно скрывшись за шкафом, я застыл, слушая, как приближаются шаги, а затем открывается стеклянная дверь.
Вскоре врачи вышли из маленькой комнаты и, повозившись немного в лаборатории, ушли, хлопнув дверью.
Спустя несколько минут полной тишины, я вышел из своего убежища и заглянул в маленькую комнату. Серёжа лежал на кровати и был всё ещё без сознания, но больным не выглядел: грудь равномерно вздымалась и опускалась, на щеках цвёл лёгкий румянец, – казалось, мальчик просто спит.
Обязательно придумаю, как вывести его отсюда до понедельника, пообещал я сам себе и двинулся к выходу из лаборатории – надо было попытаться открыть дверь, а если не выйдет, подыскать место как можно ближе к выходу, чтобы спрятаться и, дождавшись прихода людей, незаметно эту дверь застопорить и потом быстро выскользнуть в коридор...
Проходя мимо кресла, где мучился бедный Серёжа, я бросил взгляд на шлем и вдруг остановился как вкопанный. Пришедшая мне в голову идея была, конечно, безумной, но с другой стороны... С другой стороны, профукать возможность вот прямо сейчас выяснить всё без посторонних глаз и ушей, казалось исключительной глупостью.
"Бес рогатый! А вдруг пока я буду это делать, сюда кто-нибудь зайдёт и меня застукает? Или эта хреновина долбанёт меня так, что я уже не оклемаюсь, а может, и вообще окочурюсь? – я ведь понятия не имею, как всё это работает... Да ну и чёрт с ним! К бесу эти трусливые "а вдруг", риск – дело благородное, нельзя же упускать такой шанс! – решил я, хватая шлем и нахлобучивая себе на голову. – Я должен знать!"
"Медуза" с мерзким чавком присосалась к затылку, в шею словно упёрлась чья-то горячая пятерня, потом из среднего "пальца" выдвинулся длинный острый коготь и пронзил кожу, врезавшись в нерв – я тихо охнул, сочувствуя маленькому Серёже. На малыше шлем сидел глубоко, надвинутый на глаза, – у меня, к счастью, голова была больше, поэтому ничто не закрывало обзор. Я двинулся к столу с дисплеем, следя за "медузьими щупальцами". Когда они натянулись до максимума, я ногой пододвинул к себе стул и сел, левой рукой пытаясь достать до нужного прибора. Ну же!.. ещё чуть-чуть, ещё миллиметр... в плече что-то хрустнуло, и... есть! Палец вдавил большую белую кнопку.
"Введите пароль" – потребовал дисплей.
Бес рогатый! Сняв шлем, я прошёл к столу и наугад набрал на клавиатуре "Серёжа". На экране высветилась красная надпись "Неверный пароль!". "Околист" – напечатал я. "Неверный пароль!" – вновь сообщил дисплей и рядом с полем для пароля возник обратный отсчёт: "60, 59, 58..." "Проклятье! Значит, даётся всего три попытки, и теперь у меня осталась одна минута на ввод правильного пароля, иначе... Тревога? Сирена? Чёрт, какая разница, надо сматываться!" Вскочив, я метнулся было к двери, как вдруг в глаза бросился настенный календарь с фотографией сисястой полуголой певицы Мережковской. "49, 48...". "Мережковская" напечатал я и уже хотел нажать ввод, но, взглянув на жеманную позу певицы и сочные губки, сложенные для поцелуя, быстро стёр фамилию и стал печатать "Василис..." Э, нет, не Василиса, хоть и похоже! Я удалил буквы. Какое-то старинное русское имя, но не Василиса, а с выпендрёжем... Господи, как же вспомнить-то?! На календаре стояла её роспись: "Вася Мережковская". Да, так её всегда и представляли, но пароль не может быть из четырёх букв, это слишком коротко! Да как же, тебя, бес раздери, звать полностью-то? Вася, Вася... Василада? "15, 14, 13..." "Василида" – быстро напечатал я и нажал ввод.
Поле с паролем и таймер исчезли, и на экране появились слова:
"Нет контакта".
Ура! Ай да Стёпа!
Я метнулся к шлему, надел его и тут же почувствовал, что на голову словно ведро кипятка вылили, а потом стукнули по обваренному черепу щёткой. Зашипев сквозь стиснутые зубы, я инстинктивно зажмурился, пережидая боль, а когда открыл глаза, просто обмер, мигом позабыв про всё, кроме возникшей на дисплее картинки. Мой мозг там сиял, как новогодняя ёлка, – не все, но очень многие отростки околиста буквально горели белым пламенем, освещая извилины, но выходя оттуда, постепенно теряли накал и, по мере приближения к пучку возле основания черепа, становились совсем тусклыми, уходя в тёмно-серое тело органа.
– О Господи... – беззвучно прошептал я, вперившись взглядом в свой погасший околист, – да что же... Как же это?!
Мысли заскакали, беспорядочно налезая друг на друга: "Он не горит белым, значит, мёртв? Я всё-таки был атакован? Неужели мой околист погиб? Как там врачиха говорила – подавлен? Но почему тогда светятся его проводящие пути? Я что, бес?! Нет! Не может быть, нет! Я в своём уме и никто мной не управляет, я – не бес! Не бес, потому что... искра! Моя искра?! Ведь она загорелась..."
Прикрыв глаза, я вспомнил то злополучное Единение. Как разом вспыхнул свет у всех вокруг, а мои глаза остались тёмными... Это привело меня в ужас, этого никак не могло случиться, я должен был увидеть лучи, как это всегда бывало раньше – прошлые Единения ясно встали перед глазами, да гори же, гори! – внутренне возопил я и будто толкнул свой околист, да! После Единения я этот момент забыл, а теперь вспомнил то чувство толчка: "Гори!"
В тот же миг я открыл глаза и увидел, как околист на картинке вдруг ярко вспыхнул и снова погас. Не отрывая взгляда от дисплея, я вновь вызвал в памяти то чувство толчка и увидел, как свет от моих извилин потёк к органу, заставляя его наливаться светом.
У меня перехватило дыхание. "...Ты зажёг её!.. Ты, а не твой околист!"
Околист на экране снова потух, но меня это уже не пугало, я понял! Понял, что происходит.
Тут откуда-то издали со стороны коридора донесся шум, я замер и "понг!" – словно плёнка в ушах лопнула, слух резко обострился: это оказались мужские голоса – они, слава богу, отдалялись. Пока я прислушивался, мой околист опять загорелся, и всё стало окончательно ясно. Так вот оно что! Вот, значит, как это делается! Как зажигается моя искра, и как Брухов не теряет свои способности ловчего. И почему я сам могу ими пользоваться. Дракон – наконец-то этот эпитет Яны-"вороны" Корочкиной приобрёл смысл. Интересно, а что же такое тогда "химера"?! А чёрт его знает, старуха не дала никаких намёков, что он может означать! Зато насчёт "драконов" кое-что прояснилось.
Драконами она называла тех, кто умел управлять околистом. Ведь именно этот орган, вместилище Божьей искры, помогал определить склонность человека к какому-либо виду деятельности, вывести эти его способности на максимум. Околист также помогал справляться со стрессом и вообще сильно облегчал жизнь, давая возможность не беспокоиться зря о несущественном и сосредоточиться на самом важном – крайне полезное качество, вопрос только в том, как именно определяется это "самое важное"... То есть, говоря по-простому: кто – в связке человека и околиста – главный. У подавляющего большинства главным был этот подаренный Господом орган, однако, как я теперь убедился на собственном опыте, порой находились те, кто мог отнять у околиста бразды правления. "Драконы", по-видимому, как раз и являлись теми, кто мог заставить вместилище Божьей искры выполнять то, чего хотят они сами. Скажи я такое, например, тому батюшке из церкви, он заявил бы, что "драконы" – это отторгшие дар Господа бесы, но...
Я стянул с головы шлем и отжал большую белую кнопку, стирая картинку с дисплея.
"...Но действительно ли околист – вместилище искры Божьей? Он появляется у нас из рук загадочных, живущих в закрытом от всех монастыре, монисков, и как получают его они – ни я, ни кто-либо из моих знакомых не знает и узнать не может... Да и точно ли свет из глаз на Единении – это проявление Божьей искры, если я теперь могу зажечь его сам, когда захочу?.."
Мысли прервал тихий стук со стороны маленькой комнаты. Я повернулся и увидел прижавшегося носом к стеклу Серёжу.
– Привет! – я подошёл к двери вплотную.
– Привет, – ответил мальчик. – Ты новый доктор?
– Нет, малыш, я тут нелегально.
– Что такое нельгано?
– Нелегально, – поправил я. – То есть, если кто-нибудь узнает, что я тут был, то меня, скорее всего, убьют.
– Как убьют? – Серёжины глаза широко распахнулись.
– Ну так: был живой, а стану мёртвый, если ты проболтаешься, что со мной разговаривал. Но ты же никому про меня не расскажешь?
– Нет! – малыш яростно замотал головой, сверкая испуганными глазами.
– Вот и хорошо.
– А ты отдашь мне моего Мишу?
– Мишу? – не понял я.
– Мой Миша! – Серёжа привстал на цыпочки, вытянув шею и тыча пальчиком в стекло.
Он показывал туда, где его мучили шлемом. Я подошёл к столу с дисплеем и, наклонившись, увидел глубоко под креслом маленького игрушечного медведя – наверное, врачи случайно загнали его туда ногами.
В коридоре послышались шаги.
Т-с-с! – я приложил палец к губам, Серёжа с готовностью закрыл ладошкой рот, а я быстро метнулся за шкаф. Шаги прошли мимо лаборатории и стихли вдали.
Покинув своё укрытие, я вытащил Мишу из-под кресла и, вернувшись к маленькой комнате, прислонил игрушку к стеклу.
– Вот он, целый и невредимый! Только как же я тебе его отдам, если дверь закрыта?
– А там надо: три-пять-восемь-два-один! И тогда дверь откроется.
– Ты уверен? – спросил я, памятуя об обратном отсчёте на дисплее. – Откуда ты это знаешь?
– А у тёти на руке верёвочка с шариками!
– Какая ещё верёвочка с шариками? Браслет из бусин?
– Три белых, пять красных, восемь синих, два жёлтых, один зелёный и замочек. Она всегда на верёвочку смотрит, а потом пик-пик-пик-пик-пик.
– И ты думаешь, это код?
– Она всегда смотрит, я видел.
Я набрал названную мальцом последовательность, и – хрусть! – дверь и правда открылась.
– Ничего себе! – восхитился я, вручив мальчонке игрушку, – он схватил её и прижал к груди: "Миша!".
– Ну, ты даёшь, Серёжа! Такой маленький, а такой внимательный.
Я выскочил в лабораторию и быстро проверил выходную дверь – к счастью, она, в отличие от той, что вела в комнату мальчика, открывалась изнутри простым нажатием на кнопку.
– А куда мы пойдём? – раздался сзади Серёжин голос.
Я повернулся к нему. Малыш стоял, прижимая к себе мишку, и улыбался. Я взглянул на часы: до конца приёмного времени Веселовского оставалось всего ничего. По коридору снова кто-то прошёл и скрылся в соседнем помещении, чудом не услышав наш разговор. Долго ли ещё мне будет так везти?
– Сейчас никуда, – понизив голос, ответил я, беря мальца за руку. – Ты пока должен остаться здесь.
– Почему? – уголки Серёжиных губ опустились.
– Потому что мне надо подготовиться. – Я отвёл его обратно в маленькую комнату. – Сбежать прямо сейчас у нас не получится.
– Почему? – упрямо прошептал мальчик, сморгнув набежавшие слёзы.
– Послушай, – я опустился перед ним на корточки. – Сейчас я должен уйти, но до понедельника обязательно вернусь. Никому ничего про меня не говори, продержись всего несколько дней, я приду и заберу тебя отсюда!
– Обещаешь? – он шмыгнул носом и посмотрел мне прямо в глаза.
– Слово дракона!
* * *
С Данилой Веселовским я столкнулся в коридоре возле его кабинета.
– Вы ещё здесь? – спросил он, приклеив на лицо всё ту же легкомысленную улыбочку.
– Ну да, задержался немного – дела! – пробормотал я, отводя глаза.
– Дела, дела... – пропел искровед, опуская руку в карман. – Бес рогатый, кажется, я кое-что забыл!
Улыбочка померкла, Веселовский развернулся и ринулся обратно в кабинет, я – за ним. Так, друг за другом, мы и помчались через приёмную.
– Добрый день, – негромко, но отчётливо бросил я медсестре, с озабоченным видом устремляясь за врачом, будто мы вместе. Стыренный здесь же, из шкафа, белый халат, который всё ещё был на мне, помог ввести её в заблуждение.
– Здрасьте, – ответила она, возвращаясь к своим делам.
Веселовский влетел в кабинет и принялся рыться на своём столе. Зажав в руке его пропуск, я наклонился и воскликнул:
– Данила, а вы не это ли ищете?
Подскочив, как ужаленный, искровед повернулся ко мне. Сделав вид, что поднял пропуск с пола, я показал его Веселовскому.
– Да! – он подбежал ко мне и схватил карточку. – Спасибо!
– Должно быть, обронили, – сказал я, не без труда выдерживая пристальный взгляд его чуть прищуренных, тёмно-серых глаз.
– Должно быть, – согласился он, вертя в пальцах пропуск и внимательно разглядывая моё лицо. – А вы... вообще... почему здесь?
– А я... просто хотел спросить... может, мне всё же пройти полное обследование? Как вы считаете? Дадите направление?
– Направление? – улыбочка снова приклеилась к губам искроведа. – Нет, давайте-ка лучше сделаем так. Вы сейчас запишетесь ко мне на следующий приём, придёте, мы ещё раз предметно побеседуем, я заведу на вас карточку, а там посмотрим.
– Понял, – кивнул я. – Спасибо.
– Угу, и халат не забудьте вернуть, – огорошил меня Веселовский, подталкивая к выходу из кабинета. – Зачем вы его вообще надели?
– Так я это... я же...
– Вот, у Людочки запишитесь, – перебил меня искровед, не дослушав объяснение, и, показав на стол медсестры, размашистым шагом вышел из приёмной.
– Вам на когда? – спросила Людочка, открывая журнал. – Ближайший день – следующий понедельник.
– Годится, давайте с утра пораньше, хотя, в принципе, можно на любое время – у меня как раз выходной.
– Десять пятнадцать, – предложила медсестра.
– Хорошо.
– Фамилия?
– Сумароков Степан.
– Ваш номер девятнадцать дробь три, вот талон.
– Спасибо.
Под изумлённым взглядом Людочки я по-хозяйски открыл шкаф и, стянув халат, повесил его на вешалку.
– До свидания!
– Халаты не для пациентов! – опомнилась медсестра, но я уже выскочил за дверь.
Миновав коридор, я резво двинулся к выходу, с облегчением думая, что сегодняшняя моя афёра наконец-то закончилась, но не тут-то было.
– Стёпа?
Зина! Вот же бес рогатый, принесло её на мою голову! Я остановился и, нацепив улыбку, повернулся, дожидаясь, пока она подойдёт ближе.
– А ты чего это?.. до сих пор здесь? – удивилась Зиночка.
– Ну да, вот как раз собирался к тебе зайти, – соврал я.
– Зачем?
– Встретиться предложить хотел... вечером. Ты же сегодня не до ночи?
– Нет, я сегодня Машку подменяю. Она в семь придёт.
– Вот и отлично... давай в кино, может, сходим?
– Давай!
– Всё, договорились, – я чмокнул Зину в щёку. – Я позвоню тебе ближе к семи, хорошо?
– Ладно.
* * *
"В кино, так в кино, – думал я, выходя на улицу, – заодно и порасспрошу её аккуратненько о лечебнице, может, удастся понять, как мне этого малыша с невероятными способностями оттуда вызволить. Ох, Серёжа, главное, чтобы не дал ты повода этим садистам в белых халатах ускорить исполнение приказа... Бес рогатый, да кто же они такие – эти врачи-искроведы, если могут вот так, без эмоций..."
И тут я вдруг вспомнил себя. Самого себя до последнего Единения, когда мой околист ещё работал, как ему изначально положено, когда я счастливо жил как все, думал как все, а точнее, вообще ни о чём не думал, любуясь красотами Цодуза и с превеликим усердием выполняя свою работу. Скольких из пойманных нашим звеном атакованных я помню? Нет, не фотографии, что перед охотой показывал нам командир, а людей! Конкретных людей. Какими они были, что говорили, имели ли друзей, близких, семью?.. Пустота... ноль... ничего! Ничего я о них не знал, и даже мысли не возникало поинтересоваться. Да я, если честно, их вообще как людей не воспринимал: атакованные – они и есть атакованные, их надо поймать и всё. Точка. Я просто гнался за ними. Как гончая, как собака – борзая, что несётся за электрическим зайцем с единственной целью: вцепиться в него первой. Зачем? почему? – не важно, таков установленный человеком порядок, и ты просто должен действовать! Иначе, если ты "не работаешь по зайчику или лисичке" – заводчик тебя истребит как ненужный балласт, зря пожирающий корм. И самое страшное, что тебе это нравится, потому что когда ты так живёшь, ты абсолютно счастлив. И я тоже был таким! Точно таким же, как эти полностью сосредоточенные на своём деле врачи-искроведы, которых теперь я называл садистами в белых халатах. Они – такие же гончие, стремившиеся во что бы то ни стало услужить... нет, даже не хозяину – хозяин любит своего питомца, а именно заводчику, с миллионом равноудалённых гончих, к которым он относится чисто потребительски.
"Так кто же этот заводчик, надевший гончим ошейники?.. Кто вставил нам околисты, объявив их вместилищем Божьей искры? Раньше я верил, что это Господь, а теперь... Теперь я просто не знаю, во что верить!.. Но если Бог есть, то эти околисты... нет! их точно вкладывает не Он..."
Бог есть любовь...
Нам с детства внушали, что люди теперь счастливы, нет злобы и зависти, и нам незачем убивать друг друга, ибо благодаря околисту – дару Божьему ненависть навсегда исчезла из наших сердец. Да, ненависть и правда исчезла, только и любви там давно уже нет. Мы вовсе не возлюбили ближнего своего, как уверяют священнослужители, нет! – нам просто сделалось на него плевать. Околист забрал всё: собственное мировоззрение, тягу к познанию и способность по-настоящему мыслить. Не стало больше настоящих чувств, одни эрзацы, маскирующие истинные цели кого-то, кто уверял, что мы не убиваем, а сам раздавал приказы на усыпление малышей, способных подавить "Божий орган".
Я вспомнил Молотовых – пару из соседней квартиры в доме, где я жил с родителями, пока был ребёнком, задолго до поступления в Академию ловчего дела. У Молотовых родилась девочка, её покрестили, а спустя несколько месяцев младенец исчез. Моя мама сказала, соседи отвезли дочь в лечебницу Цодуза, потому что возникли проблемы с искрой, и больше наша семья к этой теме не возвращалась. Тогда я не обратил на это никакого внимания, но сейчас! Сейчас у меня волосы вставали дыбом при мысли, что с ней могли делать то же, что с Серёжей.
"Ты уж, держись там, малыш, пожалуйста! – бормотал я про себя, вспоминая, как опустились уголки его губ, когда он понял, что должен вернуться в комнату. – Я что-нибудь придумаю, обязательно придумаю, слово дракона!"
* * *
Фильм показался мне жутким отстоем – от сюжета до актёрской игры – хотя всем вокруг он, похоже, нравился. Спустя пять минут после начала я уже знал, чем всё закончится, с трудом перенося напыщенные речи и глупое кривляние красотки, которую внезапно атаковал бес. Родители, надеясь, что "само пройдёт", спрятали её дома и никому не показывали, сказав, что дочь уехала учиться. Подруга девицы им поверила и стала обхаживать жениха атакованной, потому что ей, похоже, просто дико свербило побыстрее выйти замуж хоть за кого-нибудь. Но проницательный жених раскусил родителей, понял, в чём дело, и вызвал из Цодуза кого следует. В итоге девица поправилась, а вылечивший её искровед влюбился в подругу, так что дело завершилось двойной свадьбой.
Зина была в восторге, но я отнёсся к этому спокойно и с пониманием, ведь ещё совсем недавно такие фильмы казались мне замечательными, смотрелись с большим интересом, и я не мог припомнить ни одного раза, когда бы меня раздражали ужимки актёров. Как я мог злиться? Ведь нельзя же презирать большинство людей за то, что им полмозга обрезали, не спросив при этом согласия.
В общем, я улыбался, угощал Зину мороженым, и довольно долго обсуждал с ней свадебные платья подруг из фильма и прочую дребедень, пока, наконец, не перевёл разговор на спасшего героиню искроведа, потом на Цодузы вообще, плавно переходя к обсуждению нашей лечебницы.
– А вот у нас, интересно, всех атакованных вылечивают? – спросил я.
– Да ну, ты что! Это, по-моему, вообще не лечится. Хотя... – она ненадолго задумалась, – может, я и не права, может, и вылечивают кого-то... изредка, но лично я такого не припомню.
– Правда? И как же тогда они... Ну, в смысле, ведь не могут же атакованные постоянно в лечебнице сидеть?
– Они и не сидят, – пожала плечами Зиночка. – Дней десять, пятнадцать, максимум.
– А потом?
– Потом их отправляют в морг!
– Как в морг? – опешил я.
– Обыкновенно. Люди с повреждениями околиста долго не живут, ты разве не знал? – удивилась Зина.
– Да я как-то... не интересовался.
– А сейчас с чего вдруг интересуешься? – Зина посмотрела на меня как-то необычно внимательно.
– Ну, просто, – я неопределённо махнул рукой. – Фильм посмотрел, вот и навеяло.
– А-а-а, – протянула Зина. – А то уж я подумала, за себя опасаешься. Люда сказала, ты к Веселовскому на приём записался?
Вот же женщины, бес рогатый! Как можно столько болтать?.. и когда только работать успевают?!
– Ну записался, – признал я. – Но это, знаешь, больше так, на всякий случай. У него приём только в понедельник, к тому времени следующее Единение уже пройдёт и всё станет окончательно ясно. Лично я думаю – моя искра будет в полном порядке.
– Хорошо бы, – улыбнулась Зина. – А то твоё начальство всё что-то тянет с повышением-то... наверное, тоже этого Единения дожидается.
– Думаешь? – Мне давно уже стало плевать на должность звеньевого, однако я постарался изобразить сильную заинтересованность, радуясь, что разговор повернул в нужное русло. – Считаешь, поимка этой ненормальной бабки вместо настоящего беса – действительно повод?
– Конечно!
– Да с чего ты так уверена? Ты сама-то её видела? Как там исследования продвигаются? Удалось что-то полезное выяснить?
