Текст книги "Носители искры (СИ)"
Автор книги: Ольга Моисеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)
– То есть чрезвычайно интенсивное воздействие на околисты и огромное количество контактов... – Егор умолк и, глядя на цифры, стал беззвучно шевелить губами, явно подсчитывая что-то в уме.
– Так на сколько же меня хватит? – в ожидании ответа сердце моё забухало молотом. – Хотя бы примерно?
– Дня на два-три, – наконец сообщил Пальченко.
– Два дня?! Бес рогатый! Ты издеваешься?! О какой борьбе ты тогда говорил? Какая победа?! – я попытался вскочить с кровати, но Егор меня удержал.
– Тихо! Ты ещё слишком слаб, и у тебя тахикардия! Лежи смирно, или уколом вырублю!
– Ладно-ладно... – я приказал себе успокоиться. Не хрена беситься, надо постараться быть конструктивным. – Хорошо! Я всё понял. Как там Киб мне в монастыре говорил: на этот случай должен быть план "Б"!
– И вот ещё насчёт вытащенных околистов... Если они перестанут функционировать... – искровед снова углубился в бумаги, лоб прорезали глубокие вертикальные складки.
– Функционировать! – я схватил Пальченко за руку. – Точно! Слушай, ты – гений!
– Да нет, я... – он замялся, – я не всё тебе ска...
– План "Б", ха-ха! Ну конечно! – не слушая возражений Егора, воскликнул я, воодушевлённый только что осенившей меня идеей. – Это примитивно, но, бес рогатый, гораздо более эффективно! Что если я прикажу сразу всем околистам, до которых только смогу дотянуться, вообще перестать функционировать, а? Только подумай: мне не придётся никого перепрограммировать и ничего вытаскивать! Достаточно будет охватить максимальное количество околистов и всем одновременно отдать один простой приказ: отключиться от человеческого мозга! Я не раз ходил по цепочкам контактов и знаю, что при таком, цепочном, варианте смогу объять многих, очень многих, может даже всю нашу область! Пусть сразу же после того, как отдам приказ, я мгновенно потеряю свою личность, зато сколько народу освободится! И все эти люди, под руководством выживших оплотовцев, смогут ускоренными темпами начать строить новый порядок! Хреново, конечно, забыть, кто ты, – но, ничего, мне потом расскажут, как я изменил историю!
– Нет, – покачал головой Пальченко. – Не расскажут. То есть, рассказать-то они смогут, но не тебе.
– Чего? Не мне? Что ещё за тень на плетень? Ты сомневаешься в моих способностях замастрячить такие ветвистые цепочки?
– Да нет, при чём тут цепочки! Дело не в этом. Тут... ситуация такая сложилась, прямо скажу, удивительная... Я вот всё смотрел эти последние часы, что с твоим мозгом делается, и никак не мог понять, за счёт чего у тебя получается практически неограниченно командовать другими околистами, невзирая ни на мощный удар сыворотки, ни на амнезию, ни даже на сегодняшнюю клиническую смерть?.. И только сейчас, пару минут назад, до меня наконец дошло, что происходит! – Пальченко щёлкнул пальцами по раскрытой папке и посмотрел на меня – странно так: не то с ужасом, не то с восхищением.
– И что же происходит? – предчувствуя очередное шокирующее откровение, осведомился я.
– Слушай, тут так, с ходу, не объяснишь... – Он положил папку на тумбочку.
– Ну, ты уж постарайся! – потребовал я таким тоном, что Егор сразу поднял руки, словно сдаётся, и торопливо сказал:
– Ладно, ладно! Ты только успокойся... – он почесал в затылке. – Я помню, ты часто общался с Данилой Веселовским, он не рассказывал тебе о своих изысканиях насчёт коллективного разума околистов?
– Рассказывал, – кивнул я. – Он даже вёл об этом записи, мне их Сорвирог давал почитать...
– Отлично, замечательно! – воспрянул Пальченко. – Значит, ты наверняка в курсе его гипотезы о распределённом мозге, верно?
– Ну да, Данила считал, что у околистов нет мыслящего центра, потому что мозг колонии распределён по всем окли... Так вроде?
– Да-да! Точно так: каждый окли – носитель лишь одного, маленького сегмента распределённого мозга, поэтому коллективный разум колонии работает как система, стоящая как бы вне сознания её членов. Данила надеялся, что когда-нибудь мы научимся перехватывать у этого коллективного разума управление...
– Бес рогатый! – перебил я Пальченко, не в силах совладать с волнением: сердце снова забилось чаще, голос охрип. – Ты что, хочешь сказать, я это делаю? Перехватываю у коллективного разума управление?
– Нет, не думаю, хотя в целом ты мыслишь в правильном направлении. Однако если бы ты полностью перехватил управление, то фактически сам стал бы этим коллективным разумом, чего – согласись – не произошло. Ты ведь не решаешь, какие конкретно задачи, каким образом и в какой последовательности должен выполнять весь распределённый мозг, никак не можешь повлиять на стратегию коллективного разума или, например, изменить принятые в системе методы анализа данных?
– Нет, – согласился я. – Ничего такого...
– Ну вот именно! – кивнул искровед. – Я вообще сомневаюсь, что один человек смог бы управлять распределённым мозгом окли и при этом не спятить... но это так, лирика... сейчас не об этом.
– А о чём? – спросил я, чувствуя, что теряю нить его рассуждений.
– О том, – Пальченко откинулся на стуле, глядя на меня торжественно и с осознанием собственной гениальности, – что твой мозг, потеряв способность действовать самостоятельно, каким-то образом сумел внедриться в распределённую систему окли и работает на её ресурсах, используя возможности системы в своих личных, человеческих целях!
– Внедрился?.. – проронил я, стараясь осмыслить сказанное искроведом. – Это как вирус, что ли?
– Вирус? – Егор прищурился, оценивая правильность аналогии, потом решительно заявил: – Нет, не вирус... Скорее, паразит! Да. Паразит будет точнее.
– Паразит? – растерялся я, не ожидая столь нелицеприятного сравнения.
– Именно! – подтвердил Пальченко, явно пребывая, в отличие от меня, в полном восторге от своей идеи. – Паразит на и так уже паразитирующей системе! Нет, ну ты только представь... какая ирония! – развеселился искровед. – К клопу присосалась блоха!
– Ну спасибо!
– Да ладно тебе! – отмахнулся Егор. – Всего лишь аналогия. К тому же очень наглядная! С ней сразу становится понятно, что тебя ждёт, когда ты отдашь приказ окли отключиться от человеческого мозга, – искровед посерьёзнел и, замолчав, посмотрел мне в глаза – видимо ждал, пока я сам произнесу приговор.
– Паразит не живёт без хозяина, – мрачно буркнул я.
– Ты полностью потеряешь способность мыслить! – кивнул Егор. – Осознавать себя не будешь... возможно даже умрёшь!
– Да лучше уж умереть, чем вообще ничего, включая себя, не осознавать... жить растением!.. Нет, серьёзно! Если я потеряю способность мыслить, то хочу, чтобы меня убили, ты понимаешь? – я схватил Пальченко за плечо и тряхнул.
– Степан, послушай...
– Ничего не хочу слушать! – заглушил я его слова своими. – Составлю расписку, что это делается по моей просьбе! Я должен быть уверен!
– Хватит!! – заорал искровед, стряхнув мою руку. – Ты, вообще, соображаешь?! Кто, чёрт возьми, согласится тебя убивать? Расписку он составит! И чего?! Я, например, ни за что не возьму такой грех на душу, да и никто не возьмёт, так что хватит молоть глупости!
– Но я не желаю жить овощем! – выкрикнул я, с трудом подавляя порыв ударить Егора кулаком в живот.
– Не желаешь – не отдавай свой приказ! Я тоже этого не желаю, и никто не желает... тебя терять! – Он встал. – Твой план "Б" никуда не годится, ясно? Что-нибудь другое придумаем. Но не сейчас! – тебе ещё надо восстановиться после реанимации. Так что прекращай буянить, или я сам тебя на время овощем сделаю – у окли тут и нейролептики, и вообще любые лекарства есть!
Пальченко взял с тумбочки папку и, сунув под мышку, стал рыться в карманах. В какой-то момент он оказался ко мне спиной, и я увидел у него на шее длинную багровую полосу заживающего разреза.
– Егор!
– А? – он повернулся – в руках была упаковка таблеток.
– Спасибо.
– Да не за что, – посмотрев на меня долгим взглядом, ответил он и, выколупнув одну таблетку, протянул её мне: – На вот, выпей! Это мягкое успокоительное.
* * *
Проснувшись следующим утром, я осознал, что решение мной уже принято и надо сосредоточиться на том, чтобы подготовиться к уходу. Это пусть Егор "что-нибудь другое придумывает", он – спец, ему и карты в руки: если вдруг получится – отлично, с радостью проникнусь какой-то новой невероятной идеей, а пока я должен заняться своими делами, не тратя время на мечты о несбыточном. Я даже смирился уже с тем, что никто не захочет меня убить, когда я стану овощем. Что ж, ну и ладно, просьбу об этом я в любом случае оставлю – не хочу быть обузой, но, в конце концов, когда это случится, мне-растению всё будет совершенно мимо фокуса, так что пусть люди сами делают свой выбор.
А я свой уже сделал.
И пока ещё несколько дней моя личность принадлежала мне, я хотел вспомнить всех, кто помогал мне, принял в "Оплот", ездил со мной на задания и даже погиб за меня... В общем, поскольку я всё равно почти не мог спать всю эту неделю, то, в основном по ночам да и просто в свободное время, писал текст, который вы сейчас читаете – свою историю главной химеры, присовокупив в этот же файл и записи Яны Корочкиной, и рассказ Торикова... Тут, кстати, большое спасибо Кибу – это он, по моей просьбе, перевёл видеоотчёт миморада в слова, так быстро и качественно, просто удивительно! Подумалось даже: а может, я зря строчу, надо было надиктовать ему и свой текст тоже, но потом понял: нет, печатание успокаивает нервы, легко поддаётся правке и занимает ум, помогая не спятить раньше времени... Да и не хочу я, чтобы кто-то читал всё это сейчас, даже Киб – не могу воспринимать его как машину, хоть тресни!.. Эх, умели же наши предки развивать высокие технологии!
Ну да ничего, после того, что я совершу, человечество снова сможет подняться на тот уровень, а затем и превзойти его, если, конечно, опять не изобретёт какую-нибудь подлую хреновину вроде импланта "Радость существования".
Несколько дней назад я наведался в монастырь, чтобы забрать спецкомбайн для последующего уничтожения. Няньки были в диком ужасе, особенно те, что помладше, но не мог же я допустить, чтобы взамен отключенных мной околистов плодились новые, поэтому приходилось быть жёстким. Многие девочки плакали, а которые постарше, не понимали, что теперь делать, как жить и просто метались, подвывая, по монастырю, пока мы с Кибером устанавливали им электрическую плиту для готовки нормальной еды. Я дал им книги, как что варить, позаботился, чтобы им завезли продукты на первые дни и организовал постоянные, регулярные поставки провизии в будущем. Потом я испугался: а вдруг няньки не умеют читать?! Но они, слава Богу, умеют, я проверил. Старшие учили младших не только обязанностям нянек, но и чтению, и письму, и счёту – в университет они, конечно, не поступят, но в поваренной книге точно разберутся.
Хотел съездить к отцу, но оказалось, он умер пятнадцать дней назад. Написано – от инфаркта, но я сразу напрягся: а не связано ли это как-то с тем, что его сын – сбежавший бес? Потом посмотрел – больница обычная городская, а не лечебница Цодуза и более-менее успокоился... Не стал тратить ресурсы, прочёсывая память окли из спецслужб. Покойся с миром, папа! Пусть мы не были особо близки духовно и не часто общались, но я всегда любил тебя! И маму мою дорогую тоже. Если мне повезёт и я завтра умру, а не стану парализованным кретином, то встречусь с вами... возможно.
Вчера я прощался с оплотовцами – это был трудный день... Хуже и не придумать! Искренне радовался нашей встрече и, главное, возвращению своего Миши только маленький Серёжа. Детишки всё ещё спрятаны и находятся в надёжном месте, секрет расположения которого Кибер раскрыл только мне и то в самый последний день, взяв клятву, что я никому не проболтаюсь, даже Ленке, а то мало ли что! Вдруг мой план не сработает и у меня ничего не выйдет?
Я совершенно уверен, что всё у меня выйдет, но, конечно же, Киб, я никому не проболтался! А Ленка... о-о-о...
Ленка требовала отменить "идиотское решение", орала, что я сволочь и мне дороги все, кроме неё, грозила всяческими карами, потом, осознав, что никак не сможет меня остановить, рыдала и признавалась в любви, в общем, подробнее описывать – как кожу с себя сдирать, так что, пожалуй, на этом я о Ленке писать закончу.
Остальные пожимали мне руку с постными лицами, снова и снова предлагая "что-нибудь другое придумать", а я сказал, что пусть лучше выполнят мою изложенную письменно просьбу, тогда можно будет поставить мне памятник. Памятник ведь после смерти ставят, а не когда овощем делаешься, верно? – этот вопрос ввергал их в растерянность, зато немного сбивал тухлый настрой, делая взгляды не такими несчастными...
Что ж, ребята, похоже, это всё!
Завтра утром я сделаю то, что должен. Прощайте, живые, светлая память погибшим! Баба Яна, Жека Белов и Даня Веселовский – жизнь за меня отдали, Митя Сорвирогов, Патоген, Скан... – это мои погибшие близкие, а сколько ещё полегло, защищая базу, или на опасных заданиях...
Время отдать долги.
Степан Сумароков
13.08.12
Эпилог
Дай родиться вновь
Из воды и света,
Жить, не зная тайн
Завтрашнего дня...
У иных миров
Не просить ответа,
Дай родиться вновь,
Отпусти меня!
Группа «Кипелов». «Пророк»
Прочитав всё, что выше, я поразмыслил и пришёл к выводу, что будет правильно и справедливо, если я допишу здесь, чем всё завершилось и что стало со Степаном Сумароковым после того, как он совершил задуманное. Я так подумал, потому что написанное им фактически представляет собой историю жизни единственной в своём роде главной химеры «Оплота», а каждая история обязательно должна иметь не только начало, но и конец.
Перво-наперво хочу сообщить, что операция по освобождению людей нашей области от влияния околистов прошла не просто успешно, результат превзошёл все самые смелые ожидания, ибо охвачена оказалась не только наша область, но и вообще вся страна – вот как далеко распространился запущенный приказом Степана процесс!
Наиболее доходчивое объяснение, на мой взгляд, дал произошедшему наш врач-искровед Егор Пальченко. Он метафорически описал то, что случилось, сказав, что мелкий паразит, присосавшийся к большому паразиту, впрыснул тому нейротоксин, одним махом разрушивший клей распределённого мозга колонии. Связи между отдельными сегментами исчезли, и коллективный разум, управлявший окли нашей страны, прекратил своё существование.
После отданного Степаном приказа "органы Божьи" стали простыми проводниками нервных импульсов внутри человека и теперь представляют собой часть организма, такую же, как например, кровеносные сосуды, ткани или его собственные нервные волокна.
Любопытно, что почти никто из бывших окли сразу этого не заметил, и только явившись, по старой привычке, на Единение, все они обнаружили, что свет из глаз больше ни у кого не идёт, а в голову закрадываются странные, невозможные раньше, мысли. То-то было шороху! Заметались, как подорванные, по церквям и своим районным лечебницам бросились, да только оказалось, там – то же самое...
В общем, поначалу везде царил хаос и смятение, однако, поскольку мозг ни у кого повреждён не был, память осталась на месте, а способность мыслить усилилась, то спустя несколько дней, когда соображение у людей встало на место и они смогли воспринимать объяснения, оплотовцы с радостью поспешили им на помощь. Все наши жившие в тылу врага кроты, а также нулы и потенциары со всех баз двадцать четыре часа в сутки помогали освобождённым людям понять произошедшие с ними изменения.
Сейчас жизнь людей всё ещё продолжает кипеть, бурлить, перестраиваться на новые рельсы.
Предъявлять новому обществу героя-освободителя оплотовцы не торопятся, полагаю, любой, дочитавший до этого места, догадается почему...
Да, наш гениальный Пальченко, как всегда, оказался прав: после разрушения мозговой сети коллективного разума, которой пользовался и его собственный околист, Степа сделался абсолютно беспомощным, как только что родившийся младенец – даже голову держать не мог. Когда это случилось, Ленка сама чуть ума не лишилась от горя, еле-еле в чувство привели, – она ведь, как это свойственно всем людям, несмотря ни на что, тайно, в душе, надеялась, что всё как-нибудь, да обойдётся... Другие, кто в курсе был, тоже сильно приуныли, и только Егор, наоборот, горячо обрадовался, что Степан не умер.
"Чему ты, ё-моё, радуешься? – спросил Слава Петров – один из немногих выживших бойцов нашей базы. – Он, между прочим, вполне конкретное распоряжение оставил!"
"Дурацкое распоряжение, я Степана сразу предупредил, что никто его выполнять не будет, так что он в курсе и не обидится!"
"Что?!" – взревел Слава, сгребая в кулак воротник рубашки Пальченко так, что тот стал задыхаться.
"Отпусти, идиот! – прохрипел Егор, вцепившись в предплечье Петрова. – Я дело говорю!"
Слава ослабил хватку.
"Я вовсе не глумлюсь над Стёпой, – со злостью сбросив Славину руку, пояснил Пальченко. – Почему вы все такие болваны?! Элементарных вещей не понимаете! Пока человек жив, всегда можно пытаться что-то сделать, можно думать, пробовать помочь, искать, чёрт бы вас всех подрал, варианты! – Он с силой одёрнул рубашку. – Счастье, что этот цепочечный трюк его не убил, и было бы верхом глупости..."
"Слышь, умный! – перебил его тираду Петров. – У тебя, кроме пустой болтовни, есть хоть что-то конкретное?"
"А вот и есть! – в глазах Егора загорелся торжествующий огонёк. – Представь себе, кое-что уже вырисовывается! Если вы, конечно, не кинетесь дураками исполнять письменное распоряжение Сумарокова и дадите мне разобраться..."
Тут, надо заметить, Пальченко снова был прав: его доводы проняли даже меня и я обрадовался, что послушался именно его, а не Степана, когда тот велел мне незамедлительно уничтожить спецкомбайн, который я забрал из монастыря. Няньки были в таком ужасе, что крушить его прямо там, на месте, Сумароков посчитал слишком жестоким и велел мне найти спокойное место, подальше от людей, и там уже разнести его вдребезги. Сам Степан тогда остался ещё на некоторое время в монастыре, чтобы научить нянек, как из сырых продуктов делать нормальную еду, а я, с помощью охранниц, спустил спецкомбайн с горы и, погрузив в машину, выехал с территории монастыря на дорогу, где меня, оказывается, уже поджидал Егор.
Он заявил, что созвонился со Степаном и тот дал ему возможность изучить комбайн, прежде чем я его уничтожу. Так он мне сказал, настоятельно попросив отвезти агрегат в лабораторию. Подозревая, что он сочиняет, выдавая желаемое за действительное, я хотел было проверить его слова, связавшись с Сумароковым, но потом решил, что, поскольку Степан не поставил мне жёстких временных рамок, то могу позволить Пальченко ознакомиться со столь неординарным оборудованием, прежде чем превращу его в кучу бесполезного хлама. Признаться, мне и самому было интересно узнать, как работает этот аппарат, так что я согласился, взяв с Егора слово, что доступ к нему будем иметь только мы, и, когда изучение закончится, я лично размолочу его в пыль.
С тех пор он всё возился с этим спецкомбайном, и когда заявил Петрову, что у него кое-что вырисовывается, я сразу догадался, что идея как-то связана с монастырским агрегатом. Так оно потом и оказалось.
"Степан отдаст приказ всем околистам, кроме одного! – улыбался Пальченко, ещё когда мы с ним только устанавливали этот спецкомбайн в закрытой комнатушке одной из дальних, из числа секретных, лабораторий лечебницы. – Своего собственного, который по-прежнему останется активным. А значит, после внезапного исчезновения ресурсов, которыми он привык пользоваться, околист Степана будет пытаться найти способ связаться с остальными сегментами с помощью мозга хозяина. Если, конечно, Стёпа не умрёт, и его мозг сохранит хоть какую-то минимальную работоспособность, поддерживая жизнь в теле. Тогда околист попытается восстановить и все остальные функции, если у него будут для этого соответствующие силы и возможности. Думаю, мы сможем попробовать снабдить его этими силами и возможностями, используя спецкомбайн. Эта машина специально создана для выращивания и питания околистов, надо только разобраться, как именно она действует, и задать ей нужные параметры".
В итоге, монастырский агрегат так до сегодняшнего дня мной и не уничтожен. Но я слежу за ним и никому, кроме меня и Егора, в секретную комнатушку доступа нет! Вот дождусь окончания работы Пальченко, и сразу же спецкомбайн уничтожу.
А пока я рад, что позволил Егору им пользоваться, потому что прошло всего полтора месяца, а наш Стёпа уже в состоянии сидеть и открывать рот, когда Ленка кормит его сваренным Пальченко спецпитанием. Егор обещает, что чем дальше, тем быстрее будет происходить восстановление, и ещё через месяц Степан сможет ходить, научится говорить и будет понимать, что происходит вокруг. Память, правда, к нашему герою не вернётся, так что придётся ему всему обучаться заново, но тут опять-таки Пальченко обещает ускоренный процесс, и прогноз делает самый благоприятный! Год, полтора – и наш Стёпа снова будет в строю, как новенький! Ленка теперь часто смеётся и летает, как на крыльях, её даже не пугает, что, когда Сумароков окончательно придёт в себя, то об их отношениях и не вспомнит, воспринимая её не как любимую девушку, а как мать, поскольку именно она за ним постоянно ухаживает.
"Ерунда! – хохочет наша красотка. – Влюбился один раз, влюбится и второй! Егор говорит, что, как только он обретёт способность к обучению, быстро станет самостоятельным, несравнимо быстрее, чем настоящий ребёнок. А я подожду, мне не трудно!"
Я тоже подожду. Очень хочется показать ему проект памятника, который я готовлю, посвящая этому всё своё свободное время. Степан говорил, памятники ставят после смерти, но я думаю, раз другие варианты никем не запрещены, то мы возьмём, да и поставим его ещё при жизни героя – нам всем надо учиться шире смотреть на вещи!
Я вот учусь и, похоже, уже нащупал по-настоящему художественно выразительные скульптурные композиции, эскизов, во всяком случае, у меня накопилась целая уйма, и в некоторых... В некоторых, как мне кажется, даже присутствуют те самые пресловутые искажения, в погоне за которыми я, в своё время, в буквальном смысле слова сломал голову. С той поры я больше не ищу этих искажений, однако теперь они, возможно, нашли меня сами?
А может, всё дело в новой шапке?.. Это я пошутил, если кто вдруг не догадался.
Но в каждой шутке, как известно, есть доля истины... В общем, старую шапку, что была надгробием, под которым я хоронил свои надежды, пришла пора выкинуть, что я и сделал.
Теперь у меня – новая, которая... – просто шапка!
Старый Кибер [30.09.12]
