Текст книги "Носители искры (СИ)"
Автор книги: Ольга Моисеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
– То есть вы сюда их тела, что ли, закладываете? – я подошёл к Лене и открыл дверцу – за ней обнаружился широкий тёмный зев.
– Да, хозяин.
– И куда ведёт эта дыра?
– В приёмник.
Я отыскал в памяти Лены ответственную за этот приёмник няньку, и увидел, что из приёмника тела закостеневших монисков поступают в большой агрегат, который их... нет, не сжигает и не растворяет... он их перерабатывает! Один за другим я опрашивал околисты нянек, ответственных за разные стадии процесса, с любопытством открывая для себя секреты безостаточной утилизации мёртвых монисков, и когда цепочка контактов привела меня к конечному продукту, замер, восхищённый красотой и изяществом всей задумки.
Конечный продукт загружался в спецкомбайн, производивший питание для всех жителей монастыря: кашу, которую няньки каждый день закладывали в рот монискам, уже разучившимся есть самостоятельно; блюда, которые подавали тем, кто только начал выращивать околисты; а также еду для самих нянек. В работе спецкомбайна, как в других перерабатывающих агрегатах не было ничего сложного: перемешивание в разных пропорциях, нагрев, добавка специй и ароматических веществ. Главный секрет заключался в самом веществе околистов, разраставшихся к концу жизни мониска до чудовищных размеров, заменяя большую часть тела. Именно это вещество и воздействовало на организмы живущих в монастыре, заставляя их проходить весь цикл преобразования в мониска. Для этого девочкам надо было просто регулярно употреблять околисты в пищу. Вот почему в агрегатах и спецкомбайне не было никакой электроники, только механическая переработка, и все эти монастырские машины могли работать, не ломаясь, десятилетиями, а если вдруг что-то выходило из строя, то заменить одну деталь на другую не составляло труда. На складе имелись все запасные детали – их производили на заводах области и заранее привозили в монастырь по требованию няньки, следившей за полнотой комплекта.
И с сырьём для спецкомбайнов тоже проблем никогда не было...
Монисков кормили монисками! Я расхохотался, захлопнув дверцу приёмника тел, и Лена, вздрогнув, стала с силой выталкивать меня из прощальной. Понимая, насколько неуместным выглядит здесь моё веселье, я не сопротивлялся и даже пытался зажимать себе руками рот, но хохот всё равно рвался наружу. Круговорот монисков в природе – это было так просто и так гениально! Я смеялся до слёз.
В столовую после этого идти, само собой, расхотелось, так что я велел нянькам заказать мне еду из города и в результате обед получил только поздним вечером.
* * *
Натрескавшись так, что раздулся живот, я завалился в отведённой мне комнате и, едва коснувшись подушки, уснул.
Ночью мне снился дом, в окнах которого горел свет и мелькали две тени. "Кто же там ходит?!" Я пытался рассмотреть, но не мог: что-то не давало мне подойти ближе, что-то заставляло оставаться на месте. Я снова и снова упрямо тянулся вперёд, и вдруг небеса разверзлись, и в дом ударила молния. Меня отбросило взрывной волной назад, я упал спиной на что-то мягкое, перевернулся и увидел, что лежу на самом себе, только мёртвом. Близнец! "Ты – мой близнец!" – закричал я и проснулся.
– Лена! Тридцать-девятая, где ты, чёрт тебя дери? – дёрнул я её околист.
– Я здесь, хозяин, – сказала, заходя в комнату, Лена.
– Твоего пятого мона нашли? – спросил я, отдышавшись после кошмара.
– Да. Уже привезли, он в прощальной комнате. Сейчас туда несут ещё и околисты погибших людей.
– Зачем?
– Пятый мон погиб раньше положенного срока, поэтому нужны околисты, чтобы душа ушла на небо правильно, – вздохнув, пояснила Лена.
– Чего? – не понял я и потянулся к няньке, заведующей приёмником. – А-а, ясно.
Оказалось, машина по весу определяет, достаточно ли в теле нужной ткани, и если нет, загорается сигнал-требование добавить ещё околистов, чтобы концентрация действующего вещества всегда получалась одной и той же.
– Пусть пока не загружают его в приёмник, – распорядился я и, одевшись, поспешил в прощальную.
Там я подошёл к покойнику и откинул простыню. Глаза мёртвого мониска были закрыты, вытянутое лицо с тонкой, почти безгубой, щелью рта выглядело спокойным. Я долго смотрел на него, потом сдёрнул простыню, обнажая всё тело мертвеца: в груди, прямо напротив сердца, темнело пулевое отверстие. Значит, близнец вовсе не задохнулся, его застрелили! Я вспомнил нацеленный на меня пистолет и то, как велел окли бросить оружие на пол и упасть на колени. Где он? Где тот человек, что целился в меня?
Я начал поиск с няньки, которая общалась с теми, кто привёз меня в монастырь, потом через них – к другим окли, оставшимся в бункере. Цепочка контактов раскручивалась и ветвилась, я быстро и методично отсекал тупиковые пути, двигаясь всё дальше и дальше, от околиста к околисту, пока не обнаружил того, кто в меня целился.
Окли, которому я заглянул в память, воспринимал место происшествия как пристанище бесов. Это был бункер, который обнаружили, когда искали пропавшую в тех краях экспедицию биологов. Бункер взяли штурмом, с большими потерями, потому что бесы дрались отчаянно, до последней капли крови, хотя силы были явно неравны...
Нас с близнецом – да почему же, чёрт меня раздери, всё-таки "близнец?!" – обнаружили в одной из научных лабораторий, но что за исследования там проводились, окли не знал. Кто я – он не имел ни малейшего понятия и задумываться об этом не собирался, радуясь, что случайно убитого им мониска списали на потери во время операции по захвату бесовского логова. Окли вообще о лишнем не задумывались, предпочитая выполнять то, к чему в своё время выявил способности околист. Их жизнь была легка, понятна и прекрасна во всех проявлениях. Чего совсем нельзя было сказать обо мне. Потому что, несмотря на гудящую во мне силу, способную управлять чужими околистами, чувствовал я себя просто отвратительно!
Почему эта сила обнаружилась там, в бесовском бункере, после того, как убили мониска, закрывшего меня от пули? Почему я держал в руках чей-то околист? Ни смысла, ни логики, какой-то полный, вызывающий тошноту бред! Как я вообще оказался в лаборатории бесов? Что делал там, в этом бункере? Зачем мне надо воздействовать на чужие околисты?! Ну не затем же, чтобы подсматривать за людьми, залезая в их память? Или развлекаться, разбивая вертолёты о землю и заставляя всех подряд падать предо мною ниц?! Жизнь окли была отлично налажена, каждый имел в ней своё место, правительство управляло, врачи лечили, строители строили... короче, система работала, не требуя вмешательства... тем более одного-единственного человека! Да кто я такой, в самом деле, чтобы вмешиваться?! Я и самого себя-то, бес рогатый, ни хрена не помню! Кто я?
– Кто я?! – вырвалось из меня с пугающей громкостью.
Вздрогнув от собственного голоса, я оторвался от созерцания покойника и поднял голову. Ещё только зайдя в прощальную, я сразу же отпустил всех нянек, включая Лену, чтобы шли заниматься своими делами, так что совершенно не ожидал увидеть в комнате ещё одного человека, одетого в балахон мониска с низко надвинутым на глаза капюшоном.
– Я знаю, кто ты! – заявил человек, отходя от закрытой двери, прислонившись спиной к которой он тут тихо стоял неизвестно сколько времени.
Я хотел заглянуть в его память, но с изумлением обнаружил, что у него нет околиста!
– Тебя зовут Степан Сумароков, – продолжил странный тип, – и ты – тот, кто может изменить мир.
За дверью раздался пока ещё отдалённый топот ног – это бежали няньки-охранницы, которых я тут же призвал разобраться с незваным гостем.
– Не бойся меня, – спокойно сказал псевдомониск, откидывая капюшон – под ним оказалась надвинутая на лоб шапка. – Я безоружен и не опасен, – он поднял руки, демонстрируя пустые ладони. – Хочу просто поговорить: объяснить, зачем пришёл.
Топот приближался.
– Сейчас мы это выясним! – ответил я. – Никуда ты не денешься.
– Пытать меня вы не сможете, а если убьёте, ты не узнаешь правды! Так и будешь сидеть тут в монастыре дурак дураком, ничего не понимая. Пусть лучше нам не мешают, тогда я всё тебе расскажу. Сам подумай: за те полчаса, что мы торчим тут вдвоём, я уже мог бы сто раз с тобой разделаться, если б хотел, ведь ты даже не видел, как я вошёл!
Под градом ударов дверь заходила ходуном.
– Ты не мониск, Степан, но можешь вытягивать околисты, а с ним, – пришелец показал на мёртвое тело, – у тебя был особый контакт, и чем больше вы общались, тем больше ты становился на него похож.
– Похож? – в груди ёкнуло, и в сознании мгновенно всплыло: "Близнец!".
Дверь в прощальную вылетела и с огромной силой врезалась в спину пришельца, но, вместо того, чтобы сбить его с ног, она будто натолкнулась на скалу и, отскочив назад, повалила пару охранниц. Сам же гость даже не двинулся с места, сверля меня пронзительным взглядом. Перескочив через выползавших из-под двери девушек, в комнату ворвались ещё двое. Одна приставила к голове пришельца пистолет, другая рванулась вперёд, намереваясь скрутить ему за спиной руки.
– Нет! – приказал я, и охранницы замерли. – Убрать оружие, всем назад, выйти из комнаты!
Девушки попятились, толкаясь боками в проёме прощальной.
– Двоим остаться в коридоре, остальные – ступайте на свои рабочие места.
– Лучше бы им не слушать то, что я расскажу, – сказал пришелец. – Эти знания – исключительно для тебя, всем монастырским они принесут только вред, поверь мне.
Я ему верил. Отлетевшая от его спины тяжеленная дубовая дверь окончательно убедила меня в том, что он действительно мог убить меня без особого труда, а значит, цель не в этом, и мне стоит его выслушать. В конце концов, что я теряю? Да ничего! Напротив, судя по тому, что он уже успел мне сказать, это шанс наконец-то узнать, кто я!
В памяти охранниц – девушек, способных учуять человека по запаху и увидеть его в инфракрасном диапазоне, пришельца не было: его тело не пахло органикой и не выделяло тепла, вот почему он смог незаметно пробраться в монастырь. Но он всё равно должен был понимать, насколько это опасно: ведь никто снаружи не знал, что я запретил всем монастырским взрываться! И если гостя не остановила даже перспектива не вернуться отсюда живым, то это заслуживало уважения.
– Хорошо, пойдём в мою комнату, – ответил я пришельцу и, повернувшись к стоявшим в коридоре охранницам, приказал: – Организуйте починку двери, а потом возвращайтесь к своим ежедневным обязанностям.
– Ловко ты ими управляешь! – оценил гость. – Это нам на руку.
– Думаю, тебе тоже есть чем похвастаться, – усмехнулся я, заметив в середине толстого дверного полотна длинную трещину.
Люди
Рассказ гостя, оказавшегося не человеком, а сделанным сто пятьдесят лет назад кибер-андроидом, поверг меня в странное состояние. Голова слегка кружилась, история моей жизни казалась мне и реальной и нереальной одновременно. Иногда перед глазами вдруг вспыхивали кадры, вроде бы подтверждавшие слова андроида, но они так быстро пропадали, что сказать наверняка было невозможно.
– Значит, "Оплот" – это люди, которые сумели преодолеть влияние околистов и вышли из общей системы, чтобы создать своё собственное общество? – спросил я Кибера. – Но зачем? Система мудро устроена, в ней каждому определено своё место, где он спокойно живёт в своё удовольствие, не мешая остальным быть счастливыми!
– Затем, что эта система навязана извне, и у людей нет свободы выбора. Кем им быть и что делать, решает не человек, а коллективный разум околистов, которые даже не имеют собственного мозга, паразитируя на человеческом! Разве можно считать это нормальным, мудрым, правильным?! Я уж не говорю о таких мутантах, как ты, – их просто уничтожают! Даже маленьких детей! Один из них – Серёжа – убежал вместе с тобой, ты любил его и, как выдавалось время, приходил в детский сад проведать. А ещё у тебя была девушка Ленка.
Силуэты, – вдруг вспомнил я. – В светящемся окне дома, куда попала молния, я видел два силуэта: высокий и маленький – взрослый и ребёнок!
– Они живы? – спросил я андроида. – Где они?
– Когда нас атаковали, Серёжу и всех других детей вместе с воспитательницей я лично вывел через тайный ход. Сейчас они в надёжном месте, ждут переселения на другую базу. Точное место я тебе сообщу, только когда к тебе вернётся память и ты станешь тем Степаном, которого я знаю...
– А девушка? – перебил я его.
– Ленка осталась с остальными защищать базу. Что с ней стало, не знаю, возможно, убита, хотя я надеюсь на лучшее: некоторым оплотовцам удалось сбежать, а пленных и раненых наверняка увезли в лечебницу – изучать.
– Ленка, Ленка, – задумчиво произнёс я, вспомнив, что именно это имя первым пришло мне на ум, когда я захотел назвать няньку пятого мона. – А почему не Лена?
– Это прозвище. Нулы любят давать их друг другу...
– Нулы? Кто это?
– Нулы – это люди без околистов.
– Без околистов? Что за чушь!
– Почему чушь? Человек ведь рождается без околиста! И может так прожить всю жизнь, если не придёт мониск, чтобы внедрить околист младенцу. А в "Оплот", как ты понимаешь, монисков не вызывают.
– Стало быть, моя девушка была нулом? – оправившись от шока, проговорил я, досадуя, что даже если Ленка жива, дотянуться до неё через цепочку контактов невозможно.
– Да. Была. Может, и сейчас ещё есть... – подтвердил андроид. – У вас с ней был бурный роман... неужели совсем ничего не вспоминается?
Я покачал головой.
– Она всё время так за тебя переживала! – с напором произнёс андроид. – Как и командир базы – он тоже был твоим другом... Штурм давно начался, но командир велел врачу не прерывать процедуру, потому что знал, как это опасно – тянул до последнего, надеясь, что ты успеешь придти в себя... Отдал приказ, когда его уже убивали.
– Значит, командир погиб?
– Да, – кивнул Кибер. – Его мёртвое тело видел проводивший процедуру врач. Ему удалось сбежать из бункера, когда ты поставил всех окли на колени.
– Врач тоже был нулом?
– Нет, он был мутантом, и ты вытянул у него околист прямо на глазах ворвавшихся в комнату окли.
– Ты хочешь сказать, человек, у которого я вытянул околист, не был мёртв?! – удивился я.
– Да, но окли это просто в голову не пришло. Они, как и ты сейчас, даже подумать не могли, что ты забрал околист у живого человека! – воскликнул Кибер.
– А я, значит, забрал? – поверить в такое и правда было весьма затруднительно. – Откуда ты вообще всё это знаешь? Тебя ведь там не было!
– Говорю же, мне сам тот врач рассказал! Он сбежал, и потом вышел на связь. У нас на такой случай предусмотрены варианты, как найти друг друга. И он меня нашёл. А вот Ленка – пока нет... на связь не выходила... однако и трупа её врач на базе не видел... – андроид умолк, уставившись в пол.
Я тоже молчал, осмысливая всё, что он мне тут рассказал – информация укладывалась неохотно, "ершилась" вопросами, "бугрилась" сомнениями, в голове царил хаос, и сколько я не старался, оттолкнувшись от рассказа Кибера осознать, кто я, ничего не получалось – только голова всё сильнее кружилась от напряжения.
– И что теперь? – оставив, наконец, эти бесплодные попытки, спросил я андроида. – Я должен был себя вспомнить, но у меня ни хрена не вышло. Твои расчёты не оправдались! Что будешь делать?
– На этот случай у нас предусмотрен план "Б", – ответил Кибер.
– У вас? У кого это – у вас?
– У нас с врачом, о котором я тебе говорил. Он предлагает тебе прийти в лечебницу Цодуза, где попытается, воспользовавшись оборудованием окли, вернуть тебе личность.
– Да неужели? – удивился я. – Ты что же, готов притащить спасшегося врача с ценными знаниями в голове прямо в гнездо окли? Принести на блюдечке с голубой каёмочкой?
– План "Б" всегда гораздо хуже и опасней плана "А", – философски заметил Кибер. – В нём большая доля безумия, но, да, врач готов рискнуть. Говорит, ты – единственный в своём роде и ты слишком важен и ценен, чтобы он имел право трусить. Говорит, если ты его сдашь окли – он умрёт под пытками, но ничего им не скажет.
– В этом вашем "Оплоте"... все такие двинутые?
– Узнаешь, когда себя вспомнишь. Пока же советую не забывать, что ты жив и всем тут командуешь только благодаря этому двинутому...
– Ну ладно, хватит! – резко оборвал я андроида. – Замолчи уже.
Вся эта хреновина с моей исключительностью, идейными противниками околистов, храбрыми подпольщиками, которым я якобы всем обязан, уже изрядно меня достала. На чёрта мне сдался весь этот сыр-бор?! Я и так прекрасно себя чувствовал! Послать этих оплотовцев на хрен или даже постараться зачистить, чтобы потом думать только о том, как, используя своё могущество, получше организовать собственное существование – пусть все пляшут вокруг меня, обхаживают и развлекают – чем плохо-то, а?..
Я посмотрел на Кибера – он послушно молчал, неподвижно возвышаясь посреди комнаты, как каменное изваяние, облачённое в красивый, струящийся торжественными складками до пола балахон мониска и старую, не первой свежести, шерстяную шапку с катышками и спущенной петлёй, под которой было высечено человеческое лицо. Он мог стоять так целую вечность!
Подойдя вплотную к андроиду, я стал рассматривать искусственную кожу на его щеках.
– Можно потрогать?
– Да.
Я протянул руку и коснулся его лица – палец ощутил что-то похожее на резину.
– Холодная, – сказал я.
– Температуры окружающей среды, – уточнил Кибер.
– А где ты взял балахон?
– Украл из монастырской гладильни... Может, вернёмся к делу? – предложил андроид. – Ты решил что-нибудь?
– Мне надо подумать.
– Сколько? – осведомился Кибер.
– До завтра. Скоро ужин, в общем, утро вечера мудренее. Это пословица.
– Ясно, – кивнул андроид. – Я могу подождать твоего ответа здесь?
– Э нет, только не в моей комнате! – запротестовал я, представив, как эта железная тварь будет всю ночь тут торчать скалой, пялясь на мою кровать. – Отведу тебя куда-нибудь в кладовку и закрою там до утра, ты не против? Никто тебя не тронет, обещаю.
– Хорошо, – согласился андроид. – Но прежде я должен передать тебе это.
Он залез под балахон, и я сразу напрягся, чертыхнувшись, что не догадался его обыскать, и если там пистолет... но Кибер уже вынул руку – в ней был зажат маленький игрушечный медведь. Тёмно-коричневый, размером с ладонь, с кольцом между ушей, через которое был продет шнурок, медведь таращился на меня крупными и блестящими, как живые, бусинами глаз и отчаянно напоминал о чём-то, только я никак не мог вспомнить о чём.
– Это Миша, – сказал андроид. – Его просил передать тебе мальчик Сёрежа – тот, которого ты спас из лечебницы.
– Зачем мне его Миша? – я вертел игрушку в руках, чувствуя, как под его шкуркой перекатываются мягкие шарики наполнителя.
– Так он показывает, что любит тебя и очень хочет снова увидеть.
– Серёжа... – произнёс я, расправляя продетый в кольцо шнурок и пытаясь поймать какое-то странное, ускользающее чувство, рождённое звуком имени. – Он что, носит брелок на шее?
– Да, – кивнул Кибер. – Мальчику всего шесть лет, и эта игрушка – самое дорогое, что у него есть.
* * *
Отведя Кибера в одну из наших кладовок, я пообедал и почти до самого ужина проболтался на улице, дыша свежим воздухом и гуляя по горе. Потом вернулся в комнату и всё же занялся тем, что так долго откладывал: дотянулся до околистов дежурных из службы сопровождения монисков и от них уже по цепочке контактов добрался до командира ловчих Цодуза, чтобы он поднял и просмотрел всю информацию о Степане Сумарокове.
Делать это мне, с одной стороны, совершенно не хотелось, потому что я понимал: полученные сведения, скорее всего, разрушат моё спокойствие незнания, благодаря которому я мог благоденствовать тут в монастыре, ни о чём не задумываясь. Но с другой – что-то упорно грызло меня изнутри, не давая расслабиться и зачем-то требуя правды, видно, это было какое-то глубинное, стержневое свойство моей натуры, перебороть которое я оказался не в силах.
Наверное, в каждом человеке есть нечто, что заставляет его в любых условиях желать определённых действий. Будь это нечто стремлением к сытому комфортному существованию без забот и потрясений, я бы выгнал Кибера вон, завалился на кровать и лежал, поплёвывая в потолок; будь оно жаждой власти, объявил себя королём и велел мне поклоняться; жаждой крови – нашёл бы повод устроить войну... Со своей силой я мог сейчас всё! Но ничего не делал, потому что сперва должен был докопаться до истины. Иначе не получалось. Иначе, несмотря на всё своё могущество, я никогда не получил бы от жизни ни удовольствия, ни даже удовлетворения, не говоря уж о настоящем счастье...
То, что я узнал, полностью подтверждало рассказ андроида. Я посмотрел фотографии: Степан Сумароков, несомненно, был мной, хоть я и выглядел сейчас гораздо более потрёпанным, чем когда снимался на документы ловчего; Серёжа Соколов показался мне совершенно обычным мальчиком; зато при взгляде на круглые и чёрные глаза старухи Яны Корочкиной, я почувствовал, как они, словно гвозди – блестящие, длинные и острые, – пробили меня насквозь и вышли через затылок так, что даже шея сзади похолодела.
Велев закрыть и убрать все открытые по моему требованию документы и вернуться к работе, словно ничего и не было, я отпустил околист командира службы безопасности Цодуза – всё, хватит! Я устал и пока ничего не хотел больше знать! К бесам... На хрена я вообще полез в этот чёртов омут?..
Поужинав, я вернулся в свою комнату. На кровати лежал маленький медведь на шнурке. Я взял его в руки и вытянулся на постели, стараясь ни о чём не думать, – голова была переполнена, и не хотелось ничего планировать, пока свалившаяся на меня информация не устаканилась. Пусть пройдёт ночь, и утром всё станет гораздо яснее. Я так и уснул – не раздеваясь, и с игрушечным медведем в руках.
* * *
Решение попытаться вернуть себе личность и правда созрело наутро, когда я пришёл выпустить Кибера из кладовки. Он стоял точно на том же месте, в той же позе, что я его оставил, подтверждая, что он – машина, но когда поднял голову и посмотрел мне в глаза, стал так похож на человека, что у меня по спине побежали мурашки от мысли, что андроида создал не всемогущий Бог, а люди! Мои предки! Как они вообще сумели такое сделать? – ни один из нынешних окли-учёных не способен на это! Может быть, потому и существовало сопротивление, именовавшее себя "Оплотом"? Ради таких вот возможностей человеческого интеллекта? Но нужны ли они, эти возможности, если привели к Армагеддону, унёсшему жизни огромного количества людей?..
– Пока я тут ждал, – вместо приветствия сказал андроид, – мне пришла идея показать тебе одну вещь. Под балахоном у него были брюки и толстовка, из кармана которой он достал сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и осторожно расправил.
Это оказался карандашный рисунок – на нём был изображён Кибер с альбомом в руках, карандашом в зубах и всё в той же одежде, карманы которой оттопыривались от напиханных в них комков смятой бумаги – они там уже не помещались и торчали наружу. Шапка нарисованного андроида была слегка смята, словно он только что почесал затылок, глаза смотрели прямо на меня, а во взгляде читалась не просто мысль, в нём было что-то особенное, неизъяснимо глубокое, будто он постиг какую-то необычайно важную вселенскую тайну, лицо его было сосредоточенным и... я никак не мог подобрать слово... одухотворённым?..
– Работа одного нула, – сказал Кибер. – Он – художник... Такой, что весь "Оплот" восхищался его картинами, ты, кстати, тоже. Специально для меня рисовал... и потом подарил. Тебе нравится?
– Это... – я постучал пальцем по рисунку, пытаясь поймать какую-то простую, но ускользавшую мысль. – Это...
– Он так похож на меня, правда? Но это не я... Хотел бы быть им, – Кибер нежно погладил бумагу, – но это невозможно, ведь он – не андроид! Он...
И тут крутившаяся у меня в голове мысль, наконец, попала точно в фокус, и я выпалил, хором с Кибером:
– Человек!
– Да, – кивнул Кибер. – А точнее – это я, если бы был человеком!.. – он аккуратно сложил рисунок и убрал его в нагрудный карман. – Вот что такое настоящее искусство!
– И где сейчас этот нул-художник?
– Не знаю, но думаю, что, скорее всего, погиб, защищая базу. На связь не выходил, а в лечебнице – вряд ли.
– Почему?
– Он – не из тех, кто сдаётся в плен.
– А ещё его рисунки у тебя есть?
– Нет, всё на базе осталось, если окли, конечно, не уничтожили. У нас там целая выставка была...
– Я бы хотел посмотреть.
– Ты смотрел. И вспомнишь это, если согласишься на план "Б". – Кибер посмотрел на свои наручные часы. – Давай решай уже, а то время поджимает!
И я решил. В конце концов, почему бы и нет? Ведь, если не получится, я всегда могу приказать окли схватить врача и выпытать у него, где находятся спасшиеся члены "Оплота", чтобы поубивать их и спокойно жить себе дальше...
В то, что врач скорее умрёт, чем выдаст своих, мне не верилось: у каждого есть свой болевой порог, да и у СБ Цодуза наработан большой опыт по части того, как разговорить пленника. Кибера тоже можно разобрать по винтикам и найти способ считать информацию с его запоминающего устройства, каким бы сложным оно ни оказалось... И врач и андроид не могли не понимать, что в лечебнице их скорее всего уничтожат, но сознательно шли на это, настолько важным было для них вернуть мою личность! Любопытно же, бес рогатый, узнать, что в ней такого ценного!
Да и вообще, обследоваться, в любом случае, неплохо – разберусь, что там, у меня в мозгу, происходит и насколько дорого обходятся мне хождения по цепочкам контактов с давлением на околисты – вдруг это вредно для здоровья?
* * *
В лечебнице Цодуза я, Кибер и врач из "Оплота" – Егор, как представил мне его андроид, долго ходили по этажам, пока не нашли всё, что нужно. Я обеспечивал отсутствие к нам вопросов со стороны персонала и охраны, а также желание искроведов во всём нам помогать.
Начали мы с общего исследования, во время которого Егор постоянно поднимал брови и что-то бормотал себе под нос, но так толком ничего и не объяснил. А я и не настаивал: мне всё это уже порядком поднадоело, я зевал, но держал слово, позволяя ему получить информацию, "необходимую для правильного стимулирования мозга"...
Знал бы я, чем всё в итоге закончится!.. Уж точно не зевал бы!
Впрочем, я забегаю вперёд, а ведь цель – изложить произошедшее по порядку. Хотя чего излагать-то осталось? Это ведь уже и есть всё, что случилось до того, как меня посадили в кресло, нацепили на голову шлем-медузу, от которой тянулся целый пук проводов-щупалец.
Егор сказал, что это самая лучшая, последняя модель окофона, которая позволяет делать такое, что на базе, с частью устаревшим и вообще наполовину самодельным оборудованием, ему и не снилось. Захотелось напомнить, что базы Егора уже несколько дней, как нет, да у врача так горели глаза, что я не стал портить ему настрой и ограничился настоятельной просьбой меньше болтать и активнее действовать, ибо терпение моё вот-вот истощится...
Всё, на этом период моей беззаботной жизни весёлого повелителя околистов закончился. Приказав окли из лечебницы слушаться во всём Егора и без его указания не прерывать процедуру, что бы ни случилось, я позволил сделать себе укол, и врач начал "стимуляцию пробуждения" – разработанный им комплекс воздействий, который должен был вернуть мне мою личность.
Это было чертовски тяжело и больно, я задыхался от лавины обрушивавшихся на меня картинок и образов, кажется, временами кричал, пытался стащить шлем и дважды чуть не оборвал провода, а под конец, как доложил потом Кибер, врачам пришлось даже провести реанимацию, потому что сердце моё остановилось.
Я пробыл в состоянии клинической смерти четыре минуты, а когда очнулся, то понял, что помню всё.
* * *
Ко мне вернулась моя личность, однако и способность к контролю над околистами я тоже не утратил: убедился в этом, когда приказал освободить всех томившихся в лечебнице оплотовцев. И тут меня ждала ошеломляющая радость: в тюрьме на минус четвёртом этаже обнаружилась Ленка! – живая, только сильно избитая, так что даже пришлось положить её в лазарет.
Проследив через память врача-окли за её размещением в палате и дождавшись, пока она уснёт под воздействием обезболивающих, я увидел Пальченко, с крайне озабоченным видом и папкой под мышкой, топтавшимся возле моей койки.
– А я как раз к тебе, Степан! Нужно срочно поговорить.
– Слушай, Егор, дай передохнуть! Я несколько часов назад вообще мёртвым был...
– Да я бы рад, но, боюсь, серьёзность ситуации не оставляет мне выбора.
– Ладно, выкладывай! – я приготовился к неприятностям, с грустью отметив, что выжившая Ленка, похоже, была последним счастливым сюрпризом, ждавшим меня после возвращения с того света.
– Стимуляция вернула тебе личность, – констатировал Пальченко, открывая папку и разглядывая листы с таблицами, значками и столбиками цифр. – Однако, судя по изменениям показателей за последние часы, это не навсегда...
– Что?! – я обалдело уставился на искроведа. – Хочешь сказать, я опять всё позабуду?
– Не всё. Только то, что является твоей личностью. Думаю, ты снова вернёшься к тому состоянию, в котором Кибер застал тебя в монастыре.
– Чёрт, опять двадцать пять! Я словно всё время хожу по одному и тому же идиотскому кругу, безумие какое-то! – разъярился я. – Не главная химера, а дурной козёл! То ни хрена ничего сделать не успеваю, то сплю по сто часов!
– Ну не по сто, конечно... – поправил меня искровед.
– Да какая, бес рогатый, разница?! Если вместо того чтобы драться с окли рядом с командиром, я – спал! Чёрт бы меня подрал! Сорвирог был моим другом!
– Он всем нам был другом, – Пальченко нахмурился. – И погиб он геройски, защищая нашу базу – царство ему небесное!
– Царство ему небесное, – повторил я, сглотнув ком в горле.
– А что касается тебя, – всё так же хмурясь, продолжил Егор, – то радуйся, что жив остался и сейчас пребываешь в уме! Отличный шанс для нас продолжить борьбу и, возможно, даже одержать победу! Так что утри сопли и думай лучше о будущем и своих возможностях.
– Это ты спас меня, Егор! – вспомнил я, устыдившись, что до сих пор не сказал ему, как много он для меня сделал. – Если бы не ты, я превратился бы в мониска или меня расстреляли окли. И сюда, в лечебницу, ты не побоялся прийти...
– Ну хватит! – оборвал меня искровед, хотя я видел – ему моя благодарность приятна. – Я сделал, что мог, и рад твоей признательности, но давай уже перейдём к делу. Потому что времени полной вменяемости у тебя осталось не так уж много.
– Немного – это сколько?
– Зависит от того, как часто и с какой силой ты будешь влиять на чужие околисты. – Пальченко умолк, уставившись в свои бумаги.
– Я собирался перепрограммировать всех монисков в монастыре, а потом выйти с ними на улицы города, чтобы с утра до вечера вытягивать из людей эту дрянь!
