Текст книги "Собиратель чемоданов"

Автор книги: Ольга Ляшенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

– Понятно, – сказал Коллекционер.

12. – А вот мне далеко не все понятно, хотя я над этим очень много размышлял. Тайну рождения невозможно постичь до конца. Например, как это возможно, что отец и сын меняются местами?

– А разве они меняются местами?

– Конечно. Ведь что такое отец и сын? Отец – это тот, кто рождает, а сын – рождаемое. И вот, представь, ум сделал свое дело, и в чреве матери зародился зародыш. Начнем с того, что у него огромная голова, а тело едва намечается, хотя, казалось бы, должно быть наоборот.

– Почему?

– Потому что мы привыкли думать, что голова растет из тела, а не тело из головы. А почему мы так думаем, ты не задумывался?

– Нет. Может, по аналогии с растениями?

– Может, по аналогии, а может, и нет, этого никто не знает. Говорят, что у самых первых лунных жителей голова росла из тела, а не тело из головы. Конечно, это миф, но если принять его за истину, то выходит, что в результате рождения все перевернулось. Сын стал отцом.

– Как же такое возможно?

– Вот и я думаю: как это возможно? В самом начале, казалось бы, все понятно: отец – это отец, а сын – это сын. Во-первых, отец его родил, во-вторых, отец был и раньше, а сын только что зародился, в-третьих, отец значительно больше по своим размерам, в-четвертых, отец похож на самого себя, а сын пока еще ни на что не похож. Но по мере того, как сын развивается и растет, в нем все больше и больше проявляются отцовские черты, пока наконец о нем не скажут: «Да он вылитый отец!» И получается, что сын как бы из себя порождает отца. Кроме того, если рассматривать Отца и Сына как чистые понятия, то никто не станет спорить, что понятие «Сын» включает в себя понятие «Отец»…

13. Коллекционер ничего не понял из этих отвлеченных рассуждений, но чтобы поддержать разговор, сказал:

– Ведь ты только что сказал, что сыновья лицом чаще похожи на мать.

– Совершенно верно. Я и сам в колпачке – вылитая мать, а без колпачка – вылитый отец.

– Ты знаешь, я один раз тоже надел мамину шляпу и посмотрел в зеркало. Сходство было поразительным! Я даже испугался…

Упендра не ответил, погруженный в воспоминания.

– Помню, как-то раз я насчитал на ее платье семнадцать застежек, и это помимо кнопок и крючков! – продолжал Коллекционер. – К этому платью был еще пояс с черепаховой пряжкой. И ботинки на длинных-предлинных шнурках. И сумка с замочками…

Он тоже погрузился в воспоминания. А потом вдруг, без всякого перехода, сказал:

– А моя бывшая жена носила платья совсем без застежек, не говоря уж о белье. Она все натягивает через голову, как мешок. Но дело даже не в этом. Главное – это то, что когда я начал заниматься чемоданами, вдруг оказалась, что она совершенно не способна меня понять. Я не встречал никакой поддежки. Ежегодно она ездила на курорт.

– Не вижу в этом ничего плохого, – заметил Упендра. – Женщина должна периодически отдыхать. Ведь на ней все держится.

– Согласен. Если бы только она не норовила взять с собой коллекционный чемодан. Причем каждый раз новый. И потом, эти ежедневные обеды и ужины. Она постоянно приносила в дом продукты.

– Но ведь это замечательно!

– Было бы замечательно, если бы от этого не заводились тараканы.

14. – Тараканы? – заинтересовался Упендра, – Что ты можешь о них сказать?

– А что о них говорить? Я их терпеть не могу!

– За что?

– Да хотя бы за то, что они гадят в чемоданах.

– Вот так новости! Спасибо, что сообщил. Думаю, Чемодаса будет удивлен.

На обратном пути Упендра спросил:

– Скажи, а ты действительно не думал о том, чтобы помириться со своей женой?

– Пока существует моя коллекция, – спокойно, но твердо сказал Коллекционер, – об этом не может быть и речи.

Книга ХII. (4-я Луны)

1. Чемодаса с головой ушел в обустройство и переустройство новой комнаты. К соседям он теперь заезжал только затем, чтобы напиться чаю, оставить список и забрать заказы. Обычно это бывало по утрам и вечерам, а все стальное время только несмолкаемый грохот напоминал о том, что он находится в двух шагах, за фанерной перегородкой.

Как-то раз он заказал особенно много гвоздей, и ему, чтобы переправить их к себе, пришлось провозиться дольше обычного. Прошло не меньше часа с того момента, как Коллекционер ушел на работу, когда он нагрузил последнюю тележку.

По своей конструкции бескатушечный автомобиль не предназначался для перевозки тяжелых грузов. Поэтому, отправив очередную партию, Чемодаса вынужден был идти за ней пешком до ближайшей станции. Там он перекладывал груз в новую тележку, а освободившуюся возвращал в исходное положение. После этого груз следовал дальше.

Таким образом, каждый перегон приходилось проходить трижды. Чемодаса устал от ходьбы и монотонной работы, и его радовался мысль, что скоро можно будет заняться чем-нибудь поинтереснее. Сегодня ему предстояли взрывные работы. Вдруг он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Он обернулся и увидел стоящего поодаль Упендру.

2. В первый момент Чемодасу взяло зло: «Нет чтобы помочь!» Но вид у Упендры был до того усталый и измученный, что он невольно его пожалел.

– Ты что-то хотел? У тебя проблемы? – спросил он, вынимая из ушей беруши.

– Да нет. Ты, я вижу, занят, – ответил Упендра, – Я сейчас уйду, занимайся своим делом. Не стоит из-за меня терять время.

Чемодасе стало еще больше его жаль.

– Почему же не стоит? – сказал он. – Все-таки мы с тобой какие ни какие, а друзья.

– Лучше сказать, были друзьями. У тебя теперь своя жизнь.

– Да и ты, я слышал, не скучаешь, – заметил Чемодаса, – И в друзьях у тебя недостатка не стало.

С недавних пор до него стали доходить слухи о шумных ночных пирушках, в которых Упендра играл далеко не последнюю роль. Сперва он смеялся над этими слухами, но потом подумал: «А ведь Упендра не всегда был таким, каким я его знаю. В молодости, поговаривали, он был отчаянным гулякой. Так что все может быть». И теперь осунувшееся лицо, мешки под глазами, да и весь вид Упендры, взъерошенный и помятый, красноречиво говорили о том, что он решил-таки вспомнить свою бурную молодость.

– Уж не ревнуешь ли ты меня к клопам? – засмеялся Упендра. – Не беспокойся. Они – не друзья. Случайные попутчики, и не более того.

– Я и не беспокоюсь, вот еще! Дружи на здоровье с кем считаешь нужным.

– Представь себе, я далеко не считаю нужным с ними дружить! Да и здоровья от этой дружбы пока не прибавилось. Просто не знаю, как отвязаться. Подлее существ я в жизни своей не встречал. Только представь: каждую ночь угощаются за мой счет, а стоит мне только отвернуться или закрыть глаза – меня же и кусают. Да еще смеются прямо в лицо, уверяют, что пошутили. Вот и приходится постоянно быть начеку.

– Вот как? А я слышал, ты им и книгу свою рассказывал.

– Да, рассказывал. А почему бы и не рассказать? Я всем рассказываю, даже тебе, помнишь, когда-то? Вещь благодаря этому шлифуется, становится лучше… А может, поднимемся? Чаю нальем, посидим.

– Пошли, – неожиданно для себя самого согласился Чемодаса.

Но когда садились в лифт, подумал: «Зачем я пошел? Ведь только что завтракали. Баловство это. И работа стоит. Тогда ведь, в Чемоданах, тоже – бросил из-за него работу, а чем все кончилось?» Внезапно его осенило, и он осознал, почему так легко согласился на предложение Упендры: потому что страшно соскучился по Чемоданам. «А ведь там, небось, уже все по-другому. Того, что было, уже нет». И опять его осенило: «Главное, чего там уже нет – это мы». Он не успел понять, хорошо это или плохо для Чемоданов и для них самих. Они прибыли на стол.

3. Самовар был еще горячий.

– Совсем забыл, – сказал Упендра, – У меня ведь блюдце разбилось.

– Как же так? – огорченно произнес Чемодаса, – Теперь здесь и чаю больше не попьешь. Выходит, зря поднимались. У меня там есть блюдца, вполне мог бы с вами поделиться, но попробуй-ка их сюда доставить! Они в проход никак не пройдут. Разве что сказать Стасу, чтобы выпилил дыру пошире? Мне самому, знаешь, как надоело с этим проходом возиться? Каждый день расширяю, до остальных дел иной раз и руки не доходят… Что же ты? Не мог поосторожнее? Вот со мной бы такого не случилось, потому что, если уж я что беру, то беру в руки и не выпускаю. А ты, небось, опять сандалий не снял, вот у тебя блюдце и выскользнуло.

– Да не в том дело! – Упендра поморщился и махнул ногой. – Сандалий я теперь вообще не снимаю.

– Почему?!

– Потому что рискованно. Запросто могут украсть. У нас теперь не комната стала, а проходой двор. Тебе спасибо: наприглашал черт знает кого!

– Ну, клопов, положим, ты сам пригласил. У меня их не было. А к тараканам, кажется, претензий быть не может. Они – приличные, чужого не возьмут.

Упендра саркастически усмехнулся.

– Это ты точно выразился: «приличные». Больше о них и сказать нечего. Приличная оболочка, а за ней пустота. На уме одни пошлости да сплетни. Вечно шепчутся за спиной, а попробуй с ними заговорить – сахар да макароны, больше ничего их не интересует. Бескрылые ничтожества! Вон стоят двое, якобы дискутируют. Со стороны можно подумать, что обсуждают мою книгу или что-то вроде этого – такой значительный вид. А подойди поближе – только и услышишь, что «сахар» да «макароны»! Ну, или разве что про нас с тобой же и сплетничают, одно из двух. Между прочим, я им пытался рассказывать свой «Чемодан», думаешь, они что-нибудь поняли? Как бы не так! У них даже чувства юмора нет. Строят из себя интеллигентных особ, а сами… – Упендра наклонился к уху Чемодасы и что-то прошептал.

– Да ты что! – воскликнул тот, – Не может быть!

– Не веришь? Спроси у Дмитрия. Он сам видел.

– Кто бы мог подумать! А с виду такие культурные!

– То-то и оно, что только с виду. Слушай, ты ведь в строительстве разбираешься? Не поможешь мне загончик для мышей построить?

– Для мышей? У вас ко всему еще и мыши завелись?

– Я их сам завел, – с гордостью сообщил Упендра. – Они из-под дивана выглядывали, я сперва хотел прогнать, а потом подумал: отчего же? Животные в хозяйстве не помешают. Отелятся, молоко давать станут. Будет свой сыр. Начал потихоньку подманивать. Они уже совсем ко мне привыкли, одомашнились, уходить не хотят. Только одичали немного. Сегодня ни с того ни с сего взобрались без разрешения на стол, съели бутерброд. Блюдце вот тоже разбили. Между прочим, для меня это проблема – чем их кормить? Были бы у меня крупы, я бы их в кипятке замачивал и давал им, а то ведь сыру на них не напасешься. Тараканам намекал – делают вид, будто не понимают.

– Ладно, я тебе завезу пару машин перловки, – сказал Чемодаса.

– Спасибо. Очень меня обяжешь. Ты ведь знаешь, я в долгу не остануть.

– И загон, так уж и быть, построю. А ты пошел бы поспал. Вид у тебя неважнецкий.

– И правда, пойду посплю. Надо набраться сил, а то скоро эти сволочи начнут сходиться. Не забыть бы, сегодня я приглашен на вечеринку. И, кстати, мне же поручено все организовать. Будут все наши, плюс четверо снизу. Им про меня рассказали, мечтают познакомиться. Моль одну пригласил, обещала подруг привести, потанцуем. Думаю, будет весело. Если хочешь, приходи. В самом деле, почему ты никогда к нам не присоединяешься? Стесняться тебе нечего, ведь ты со мной.

Чемодаса неожиданно смутился, даже покраснел.

– Да все как-то некогда, ты же знаешь. Работа.

На самом деле он просто не умел танцевать, но это был его секрет.

4. – Напрасно отказываешься, – сказал Упендра. – Я знаю, что у тебя работа, но ведь не мешает и духовно развиваться.

Он вдруг принял озабоченный вид и деловито прищелкнул языком.

– Побегу. Много времени потерял, а у меня еще куча дел, надо что-то решать насчет посуды. Но все равно рад был с тобой встретиться.

– Погоди, еще что-то хотел спросить, – остановил его Чемодаса. – А, вспомнил. Кто твоих мышей доить будет?

Этот вопрос застал Упендру врасплох.

– Хм… Честно говоря, я об этом еще не думал. Мы можем обсудить это вечером, ты ведь придешь чай пить? Сейчас, честное слово, нет времени, извини. Но в принципе, если ты серьезно решил, то я не против. Отчего же? Займись. Я уверен, что у тебя получиться. А о деталях – за чаем. Договорились? Ну, все. До вечера.

Чемодаса задумчиво посмотрел ему вслед и направился к лифту. «Парное молоко – оно, конечно, неплохо, – размышлял он, – только интересно, как он себе все это представляет? Мало того, что безрукий, так ведь, небось, и не знает, с какой стороны к этим мышам подступиться. Что бы он без меня делал?» – и в уме у него уже начал вызревать проект электродоилки.

А Упендра успешно провел несколько встреч, после чего с чувством выполненного долга добрался до своей постели и лег спать.

5. Разбудил его Коллекционер. Вид у него был растерянный, в руке какой-то грязный клочок бумаги.

– Что это? спросил Упендра.

– Записка от Чемодасы.

– Мне?

– Написано, что мне. Но я хочу тебе ее прочесть.

– Что ж, прочти. Я люблю, когда читают вслух. Когда я был маленький, мне мама часто читала разные письма. Конечно, не называя корреспондентов! Между прочим, мы с Чемодасой только что виделись, он тебе привет передавал.

Стяжаев криво усмехнулся.

– Ты лучше послушай, что он пишет:

«К ужину не ждите. Приехала соседка. Решил пока остаться здесь. Списка не прилагаю, закупками теперь будет заниматься она, деньги я взял. Спасибо за все. Привет Упендре.

Чемодаса».

– Это все? – дрогнувшим голосом спросил Упендра.

– Нет. Ту еще приписка:

«Мыши в загоне. Перловка там же, под столом. Когда кончится, стукнуть в стенку три раза».

– Теперь все.

Упендра долго молчал.

– Ну, что ж, – сказал он наконец. – Если случайно где-нибудь его встретишь, передай спасибо за привет. Между нами говоря, я ничего большего от него и не ожидал.

6. Они поставили самовар, однако оба чувствовали себя не в своей тарелке и избегали смотреть друг другу в глаза. Разовор то и дело обрывался. Вдобавок Упендра вспомнил о разбитом блюдце, и ему стало совсем тошно.

– Послушай, – сказал он, стараясь не встречаться с Коллекционером взглядом. – На твоем месте я бы сейчас прошелся до свалки и обратно.

– Прямо сейчас? – удивился Коллекционер. – Без тебя? И без чая?

Упендра собрал все силы, чтобы не выйти из себя раньше времени, и процедил сквозь зубы:

– Кажется, я еще ни разу тебя ни о чем серьезном не просил, не правда ли? Считая, что это моя первая и последняя просьба. Ты видишь, в каком я состоянии? Не хватает мне только с тобой поссориться!

– Я понял, – сказал Коллекционер. – Только подожди одну минуту, – и выдвинул ящик стола.

Как он и рассчитывал, Чемодаса не смог унести всех денег, потому что самая нижняя в пачке купюра приклеилась ко дну ящика. Коллекционер плеснул не нее немного воды из стакана, дождался, когда клей размокнет, аккуратно отклеил, промокнул салфеткой и положил себе в карман.

После этого он быстро удалился.

7. Едва за ним закрылась дверь, как Упендра издал яростный вопль и, налетев с разбегу на пустой стакан, из всех сил пнул его ногой. Стакан упал, докатился до края стола, упал и взорвался, усыпав пол стеклянными брызгами. Упендра тем временем расправлялся с сахарницей. Чтобы ее опрокинуть, ему пришлось встать на ноги. Разметав сахар по всей скатерти, он что было силы пнул стоявшую на самом краю тарелку с бутербродами и отправил ее вслед за стаканом, после чего подбежал к очешнику, вытащил из него постельное белье и стал его рвать и метать, рыча и подвывая. Произведя еще некоторые, уже не столь значительные разрушения на столе, он быстро спустился на пол и устремился прямо к построенному Чемодасой загону. Перепуганные мыши с жалобным писком сбились в кучу, между тем как он с дикой свирепостью набросился на прочную загородку и в считанные секунды разломал ее на доски и расшвырял их в разныестороны. Напоследок он перевернул коробку из-под берушей, доверху наполненную крупой, и только после этого почувствовал некоторое облегчение.

К приходу Коллекционера он стоял посреди комнаты, скрестив над собой ноги, и с самым мирным и удовлетворенным видом наблюдал за жадно пасущимися мышами. При появлении Коллекционера мыши быстро попрятались, а Упендра философски подумал: «Сколько было затрачено усилий, а они так и остались полудикими, неблагодарными созданиями. Так стоит ли продолжать?»

8. Дмитрий Васильевич держал в руках красивую коробку с голубой лентой.

– Что там, если не секрет? – спросил Упендра.

– Сейчас увидишь.

Он поставил коробку на стол и начал развязывать ленту.

– Я тут немного насорил, – признался Упендра.

– С кем не бывает.

Наконец бант был развязан. Коллекционер достал из кармана белый носовой платок, расстелил его на столе, после чего снял с коробки крышку и начал по одной, двумя пальцами, вынимать и расставлять на столе синие с золотом чашки и блюдца. За ними появились тарелочки для пирожного, большое блюдо, чайник для заварки, сахарница, молочник… Это был настоящий кукольный сервиз на двенадцать персон!

Глазами полными слез, онемев от восторга и благодарности, смотрел на него Упендра.

– Сервиз! – прошептал он, и слезы потекли по его лицу. – Если бы ты знал, сколько лет я мечтал о таком! С самого детства. Сколько раз я намекал маме… Но мне не покупали![103]103
  Можно предположить, что Упендре покупали другие игрушки, более подобающие мальчику. Что же до посудки, то она, скорее всего, была у его сестер, и он, при желании, мог у них ее брать, или же играть вместе с ними, но, вероятно, хотел иметь собственную, чтобы не зависеть от женских капризов. В то же время сказать об этом прямо он, как мужчина, стыдился. Возможно, на этой почве у него и развилось столь необычное для чемоданного жителя чувство собственности по отношению к вещам. – сост.


[Закрыть]

Он разрыдался.

9. – Теперь у нас начнется новая жизнь, – сказал Стяжаев. – Мы будем приглашать к себе гостей, пить с ними чай, слушать музыку. Ты будешь рассказывать свои книги. Хватит нам скитаться по помойкам.

– Вот именно! – сказал Упендра и вытер слезы. – Ты знаешь, может, и нехорошо так говорить, но я даже рад, что Чемодаса сам догадался, что ему лучше удалиться. Ведь я все время мучительно думал: ну как ему намекнуть, чтобы он понял, и в то же время не обиделся? Да и не мог я один решать за нас обоих.

– Я и сам от него уставал, просто сказать стеснялся, – признался Коллекционер.

– Ну, если даже ты уставал! А представь, каково было мне оставаться с ним с глазу на глаз с утра до вечера.

– Представляю!

– Иной раз это было просто опасно.

– Не сомневаюсь.

– Кстати, я кажется, знаю, из-за чего он ушел.

– Из-за чего?

– Я думаю, из-за мышей.

– Из-за мышей?!

Дмитрий Васильевич еще не знал, что в комнате завелись мыши.

– Не удивляйся. Он всегда старается казаться невозмутимым, но это только роль, я-то его давно знаю. На самом деле он страшно нерешителен. И вечно у него какие-то страхи, тревоги, сомнения. Пока ты ходил на свалку за посудой, я восстановил в памяти мой с ним последний разговор, и сразу вспомнил, как он переменился в лице, когда узнал, что у нас мыши. Тогда я как-то не придал этому значения, а сейчас не сомневаюсь, что он их просто панически боится. Хотя, конечно, ни за что на свете в этом не признается. Кстати, у меня появилась хорошая идея. Сейчас ведь мы так или иначе идем гулять?

– Разумеется.

– Так вот. Заодно подберем дикого кота, поужаснее. Насколько я слышал, мыши таких котов избегают.

– Так и есть, – подтвердил Коллекционер.

– Прекрасно. Затащим его сюда, мыши уйдут, и тогда Чемодаса сразу вернется, вот увидишь.

– Отлично придумано.

10. Они оделись и, на этот раз без палки и списка, только с одним мешком, спустились во двор.

Был тихий летний вечер. Возле самого подъезда, на теплом после дневной жары асфальте расположилась компания котов. Среди них выделялся один. Сурового вида, одноглазый, с надорванным ухом и крупной плешивой головой, весь покрытый свалявшейся грязно-рыжей шерстью, он выглядел намного старше и опытнее своих товарищей.

– Приближаемся незаметно, – шепотом скомандовал Упендра. – Как только подойдем, хватай самого главного, а я отвлеку остальных.

Оказавшись на подходящем расстоянии, он отогнул край воротника на плаще Коллекционера и громко сказал:

– Погода сегодня какая-то странная, вы не находите?

Коты так и прыснули в разные стороны. На месте остался только рыжий. Он не спеша потянулся, зевнул, сверкнул зеленым глазом и, покачивая облезлым хвостом, стал медленно приближаться.

– Видишь, я не ошибся. Он – как раз то, что нам нужно, – шепнул Упендра.

Коллекционер приготовил мешок, но Упендра остановил его:

– Подожди. Попробуем с ним договориться. Между прочим, – обратился он к коту, – как вы смотрите на то, чтобы подняться к нам? Ненадолго, буквально на полчасика. Посидим, закусим, послушаем музыку. Это здесь, на третьем этаже.

Кот облизнулся и издал низкий хриплый звук, отдаленно напоминающий кошачье мяуканье.

– Кажется, клюнул. Пошли, – прошептал Упедра.

И они направились к подъезду, а кот, нетерпеливо шевеля кончиком хвоста, двинулся за ними. Когда поднимались по лестнице, Упендра тихо сказал:

– Не знаю, как тебе, но лично мне он неприятен. Надо бы с ним посдержаннее, чтобы не стал потом в друзья набиваться.

Они пришли в свою квартиру. Пропустив в комнату кота и ссадив Упендру на стол, Дмитрий Васильевич вернулся на минуту в прихожую, чтобы повесить плащ и шляпу и запереть входную дверь.

Вдруг он услышал душераздирающий крик. Он бросился в комнату. В это время кот уже спрыгивал со стола, сжимая в зубах отчаянно вопящего и вырывающегося Упендру.

Стяжаев закричал не своим голосом и затопал ногами. Взрогнув от неожиданности, хищник всего лишь на миг невольно разжал зубы и выпустил свою жертву. Но этого оказалось достаточным Упендре, чтобы принять единственно верное решение. С молниеносной быстротой он вскочил на ноги, прыгнул в стоящую неподалеку тележку бескатушечного автомобиля и отстегнул кючок. Кот громко фыркнул и отпрянул. Его единственный глаз выражал злость и недоумение. Он не мог понять, куда это вдруг так неожиданно исчезла его еда.

Однако провести его было нелегко. Это был опытный хищник, сильный, свирепый и зоркий. Очень скоро он заметил Упендру. Два гигантских прыжка – и он почти настиг его. Но Упендра и на этот раз не растерялся и в мгновение ока перескочил в соседнюю тележку.

Началась погоня.

Спасибо Чемодасе, все автомобили находились в состоянии готовности. Ловко перепрыгивая из тележки в тележку и вовремя отстегивая крючки, Упендра всякий раз успевал уйти из-под самого носа разъяренного преследователя. Но скоро ноги его с непривычки начали уставать. Он тяжело дышал. Стяжаев хотел прийти к нему на помощь, но зверь, вильнув в прыжке, мощным боковым толчком сбил его с ног. Падая, он ударился виском об угол стола и потерял сознание, а когда пришел в себя, в комнате было пусто.

– Упендра! – слабо позвал он.

Из-под дивана, фыркая от пыли и мрачно озираясь, вышел кот.

– Кровожадная тварь! Я убью тебя! – не помня себя, закричал Стяжаев и, схватив со стола нож, бросился на кота.

Но кот, ловко прошмыгнув между его ногами, выбежал в прихожую и через незатворенную дверь выскользнул из квартиры. Стяжаев погнался за ним. Он несся по лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки и размахивая ножом.

Однако догнать кота ему так и не удалось. Рыжего убийцы простыл и след. Ни во дворе, ни на улице, ни в подвалах его не было.

11. Когда совсем стемнело, Дмитрий Васильевич прекратил бессмысленные поиски и пошел прочь от своего дома. Он шел широкими шагами, сам не зная куда, лишь бы уйти подальше от своей опустевшей квартиры, где его ждали только горькие воспоминания.

Ноги понесли его по привычному маршруту, и вскоре он оказался на свалке.

К счастью, ночь была безлунной. Если бы на небе оставался хоть краешек месяца, Стяжаев не вынес бы своего горя, он бы просто умер от разрыва сердца или сошел с ума. И без того он не щадил себя, говорил себе такие жестокие слова, каких не сказал бы ему даже лунный трибунал. «Размечтался о награде! Пригласил к себе чуть ли не всех жителей Луны! «Милости просим!» – И не смог уберечь даже двоих! Всего лишь двоих, которые мне доверились. Двух выдающихся граждан, первопроходцев! Одного попросту выжил, а другого… – не в силах больше сдерживаться, он зарыдал на всю свалку, – Другого скормил бродячему коту!»

От его безутешных рыданий даже светлячки притихли: одни погасли, другие перестали мигать.

– Найти и уничтожить! Это – мой долг перед Упендрой, перед Чемодасой, перед всей Луной. Последний долг, который я могу заплатить, – как клятву, повторял Коллекционер. – Я всех растерял… Была коллекция, но я от нее отрекся… Теперь осталась только месть, и больше ничего в жизни. Я найду его.

Тут же у него родился мрачный план:

«Я составлю такое объявление: «Срочно! Разыскивается кот. Пожилой, рыжего окраса. Особые приметы: не хватает одного глаза. Все что угодно – тому, кто задержит и доставит по адресу».

Он вспомнил, как уже однажды писал похожее объявление. Писал почти без надежды, полный тоски и отчаяния, почти как сейчас. Тогда ему казалось, что ничего худшего уже и быть не может. А теперь? «Ключи на месте, коллекция цела, но что мне от этого, когда я остался совсем один?»

12. Неожиданно для него самого, к его скорби, казалось охватившей все его существо, вдруг приложилась посторонняя мысль. «А ведь ключи вернулись. Коллекция со мной, и я теперь один, значит можно…».

Как ни черно было у него на сердце в этот горький час, как ни стыдился он своего внезапно вспыхнувшего желания, но ему нестерпимо захотелось немедленно, сию же минуту открыть свои чемоданы. Он решительно направился домой, уверяя себя в том, что идет составлять объявления, и в то же время ясно понимая, что приступит к этому не раньше, чем замкнет последний чемодан. Он шел, и ему казалось, что пальцы его уже ласкают прохладную бугристую поверхность. Словно наяву ощутил он кисловато-терпкий, ни с чем не сравнимый запах старой кожи – и громко повторил:

– Я отомщу.

13. Каково же было его изумление, когда, переступив порог комнаты, он увидел живого и невредимого Упендру, расхаживающего по столу, и, как обычно, на руках.

– Где ты был? – только и смог вымолвить Коллекционер.

– Лучше скажи, где ты пропадал все это время! – возбужденно заговорил Упендра. – Самовар успел остыть! Я не знал, что и думать. Вполне допускаю, что человеку вдруг захотелось побыть одному, каждый на это имеет право. Но ты ведь мог предупредить, что уходишь. Поверь, я не стал бы навязываться.

– Извини, – только и сказал Коллекционер.

Он так устал от своих переживаний, что теперь, когда все было позади, рассказывать о них ему уже не хотелось. К тому же, сейчас ему хотелось только одного.

– Мне предлагали остаться на ужин! – продолжал Упендра. – Я отказался, думал, ты меня ждешь.

– Кто предлагал?

– Чемодаса и Марина, его соседка. Между прочим, она отлично готовит. И вообще, он там неплохо устроился. Слушай! У меня идея. Сейчас мы с тобой быстро моем руки и идем к ним. Еше не поздно. Я думаю, они только садятся.

– Я никуда не пойду. Я не голоден, – запротестовал Коллекционер.

– А что тут такого? Зайдем чисто по-соседски, на огонек. В этом случае приглашение совсем не обязательно. Между прочим, я тоже не голоден и иду вовсе не затем, чтобы набить брюхо. Просто не хочу их обижать. Чтобы у любей не создалось впечатление, будто я пренебрегаю.

– Вот и прекрасно, – сказал Коллекционер. – Ты иди, а я останусь.

– Ты так думаешь? Ну, что ж, оставайся. Правда, тогда тем более непонятно, зачем я столько времени тебя прождал. И раз так, то уж, по крайней мере, помоги мне добраться.

– Разумеется.

Коллекционер снял его со стола, перенес через комнату и ссадил на полу возде дивана. Дальше Упендре предстояло идти пешком. После истории с котом в комнате не осталось ни одного застегнутого автомобиля.

– На всякий случай, если засижусь, спокойной ночи, – сказал Упендра. – По-моему, соседка – очень даже неглупая женщина, с ней интересно поговорить. Да, кстати! Если меня кто-нибудь будет спрашивать, направляй всех туда.

– Спокойной ночи, – сказал Коллекционер.

Ему не терпелось остаться одному.

14. Как только стихли шаги Упендры, он запер дверь комнаты на щеколду, задернул штору, снял с гвоздя тяжелую связку ключей и, осторожно сняв с постамента Статую Свободы, переступил через крепостную стену.

Стараясь ничего не повредить, он убрал шпиль, снял купол вместе с башней, отсоединил картонные пристройки и аккуратно разложил их на полу, вне территории Чемоданов. Потом присел на корточки, закрыл глаза и медленно провел ладонью по шершавой коже Крокодила…

Выбрав из связки самый большой ключ, он вставил его в замок, медленно повернул, потом еще немного помедлил, чтобы перевести дух, – и поднял крышку…