Текст книги "Чужие воспоминания (СИ)"

Автор книги: Ольга Романовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

  Дверь отворилась, и на пороге появился волшебник. Сосредоточенно глядя перед собой, он решительно подошел к одной из полок, выудил из-под груды вещей странного вида скрепленные между собой браслеты с тончайшим рисунком из рун и такой же витой железный обруч.

  – Что Вы сказали им? – не выдержав, спросила я.

  – Попросил подождать, – сухо бросил он. – Сказал, что у меня срочное дело. Вставай!

  Я покорно встала, подспудно радуясь тому, что, во-первых, ноги меня слушаются, во-вторых, у меня появился шанс на спасение.

  – Предупреждаю: если ты все же ведьма, то раскаешься в своей лжи.

  – Вы будете меня допрашивать? – наконец поняла я. Было страшно, страшно не от возможной боли, а от неизвестности: я понятия не имела, как проводятся магические допросы.

  Маг кивнул и, подойдя, защелкнул на моих запястьях браслеты. Зашипев, они медленно всосались в мою кожу, оставив на поверхности лишь тонкий рисунок рун. На мгновения запястья онемели, но неприятное ощущение быстро прошло. Покончив с браслетами, волшебник водрузил мне на голову обруч. С ним произошло то же, что и с браслетами, только вместо холода лоб покрылся испариной.

  Убедившись, что все готово для проведения допроса, колдун уселся в кресло напротив меня и пустил по моему телу легкую волну тепла. Она последовательно прошла от макушки до кончиков пальцев на ногах.

  Я даже и не заметила, как потеряла способность двигаться, даже взгляд оказался зафиксирован на зрачках волшебника. Мастерски проделанная работа!

  Наверное, в течение минуты маг молчал, просто внимательно изучал мои глаза, потом хрустнул костяшками пальцев, откинулся на спинку кресла и, позволив мне отвести взгляд, лениво спросил:

  – Правдивы ли выдвинутые против тебя обвинения?

  – Нет, – не раздумывая, ответила я.

  – Занималась ли ты когда-нибудь темной магией?

  Я опять ответила отрицательно.

  – Связана ли ты каким-либо образом с поклоняющимися Тьхери?

  – Да. Я обращалась за помощью к темному магу, просила защитить от преследователей. Я заплатила ему за защиту, и заклинание на агате, – я замялась, но решила сказать правду: раз договор не выполнен, то нечего и скрывать, – принадлежит ему.

  – Понятно! – протянул волшебник. – Извини, я ошибся.

  Он встал, провел пальцем по моему лбу – и стягивавший голову обруч материализовался в его руках. Сняв его и браслеты, маг щелчком пальцев отправил их обратно на полку и снова оставил меня в одиночестве дожидаться решения своей судьбы.

  На этот раз меня не ограничили в свободе передвижений, и я смогла подойти к окну, взглянуть на пятна фонарей во дворе дома. Темные фигуры, словно стервятники, сгрудились у входной двери. Вот она отворилась, протянув по земле косую полоску света и выпустив какого-то человека. Он подошел к группе людей, видимо, что-то сказал им, и солдаты ушли.

  У меня отлегло от сердца.

  – Я не поощряю лжи, но в этот раз пошел на обман, – произнес за спиной голос мага. – Я сказал им, что ты сбежала на юг. Будто бы поинтересовался твоим местонахождением после разговора с госпожой из Имперского сыскного управления.

  – И они поверили? – я плохо скрывала сквозившую в голосе радость.

  – А ты бы не поверила? – усмехнулся он. – Светлые маги издавна пользуются всеобщим уважением. Так что успокойся, они не станут искать тебя здесь, Одана.

  – Откуда Вы узнали мое имя? Из той бумаги?

  – Из нее. На память не жалуюсь, так что запомнил. Я попрошу Снерру устроить тебя на ночь в гостевой комнате. Примешь ванну, расслабишься. Я оставлю на столике успокаивающую настойку, примешь на ночь двадцать капель. Завтра мы подробно поговорим, и я подумаю, чем я могу тебе помочь и могу ли вовсе. Сама понимаешь, я не могу пойти против приказа Наместника.

  Я понимала, поэтому была рада и тому, что в моем бесконечном беге по кругу наступила минутная передышка.

  Ночью мне приснился страшный сон, такой, что я проснулась от собственного крика.

  Я видела ребенка, хорошенькую белокурую девочку, которая доверчиво вручала свою пухленькую ручку фигуре в темном. Человек повел ее куда-то вверх по ступеням – они показались мне смутно знакомыми – открыл какую-то дверь и ввел ребенка в залитое закатным солнцем помещение. Там был покрытый цветами жертвенник; несколько курительниц наполняли воздух ароматами эфирных масел. Среди них были нотки и моего любимого – апельсинового. Помнится, от маминых рук всегда пахло апельсинами: заморские фрукты приносили в дар наладившие свои сердечные и семейные дела женщины.

  Человек в темном решительным движением сбрасывает на пол цветы и усаживает девочку на алтарь. Она еще совсем маленькая, лет пять от силы. Сидит, болтает ножками, улыбается и сосет леденец.

  Человек расставляет вокруг жертвенника свечи, что-то говорит девочке – что, я не слышу, и с нетерпением посматривает на окна. Едва лишь верхний край солнечного диска скрывается за горизонтом, он мановением руки погружает помещение во мрак – сами собой задергиваются тяжелые бархатные занавеси.

  Вспыхивают свечи.

  Теперь девочке страшно, она проситься домой, пробует сползти с жертвенника – слишком высоко.

  Человек улыбается, я не вижу его лица, но чувствую это. Странно, я четко вижу все, но лишь его лицо погружено во мрак, вместо него – темное размытое пятно.

  Резким движением он пригвождает рукой тельце ребенка к столу. Девочка испуганно всхлипывает, пытается вырваться, но выросшие из каменной плиты стебли лианы крепко опутывают ее. Малышка рыдает в полный голос, просит отпустить ее; глаза круглы от страха и полны слез, но этому извергу нет до этого никакого дела. Он достает длинный искривленный нож и, не обращая внимания на мольбы и крики, вонзает его в живот ребенка...

  Я не могла на это смотреть, даже во сне, я кричала вместе с этой белокурой девочкой, на грани двух реальностей ощущая дикую волну ужаса.

  Вскочив, я села на постели, провела рукой по лбу – на ладони остались капельки пота. Свесив ноги с кровати, я потянулась к столику за успокаивающей настойкой и дрожащими руками отсчитала тридцать капель. Вечером маг говорил о двадцати, но их мне точно будет мало. Выпила и скрючилась на своем ложе, обхватив колени.

  Зубы отбивали барабанную дробь, сердце стучала быстрее пущенной в галоп лошади.

  В дверь тихо постучали, и на пороге возникла фигура служанки. В длинной белой ночной рубашке, со свечой в руках она походила на привидение.

  – Что случилось? – испуганным шепотом поинтересовалась Снерра.

  – Мне приснился дурной сон, сейчас все пройдет, – пробормотала я, сама себе не веря. Образы были настолько реальными, что мне казалось, будто я видела это в действительности.

  Служанка понимающе кивнула и ушла, досадуя, наверное, что ненормальная гостья хозяина разбудила ее своими криками. Что ж, я не специально.

  Наутро маг также поинтересовался причинами ночного переполоха, я ответила ему то же, что и Снерре. Допытываться о сути он не стал, за что я была несказанно благодарна: не хотелось заново переживать весь этот ужас.

  После завтрака мы прошли в его кабинет. На этот раз волшебник расположился в кресле, а я устроилась на стуле.

  Все-таки у магов очень необычный взгляд, особенно, когда они пытаются что-то узнать о вас без слов.

  – Ты, наверное, сама понимаешь, что я не могу приютить тебя у себя? – я кивнула. – Но мне бы не хотелось отпускать тебя просто так. Когда я вчера просматривал твою голову, я наткнулся на кое-что примечательное... Обычно люди носят в себе только свои мысли, чувства, переживания – в тебе же есть след от чужих. Предположу, что тебя используют как живого носителя информации, только, увы, она защищена от считывания посторонним человеком. Обычно ключом к такого рода хранилищу служит какая-то ассоциация, воспоминание...

  – Мне говорили, что кто-то скрыл от меня некий эпизод моей жизни, – перебила я и осеклась. Не опрометчиво ли я доверяю столь ценную информацию первому встречному?

  – Не бойся, – улыбнулся маг, – я никому не скажу. Потерянные воспоминания... Они либо возвращаются сами, во снах или в местах, с которыми связаны, либо при помощи мягкого магического воздействия.

  – А Вы могли бы попытаться вернуть его? – робко спросила я.

  Волшебник покачал головой:

  – Увы, тут я бессилен! Работа чрезвычайно деликатная, а я недостаточно компетентен в подобных делах. Тебе бы попасть на прием к Белому магистру – он расплетает любые заклинания.

  – Жаль! Что ж, я попробую вспомнить сама. Сеньор маг, – я запнулась, – могу ли я попросить Вас о другого рода помощи? Мне очень нужно попасть на ярмарку в Эдин...Это крайне важно, быть может, от этого зависит моя жизнь...

  – Что ж, это я могу для тебя сделать, тем более что накануне я вел себя с тобой...кхмм... не самым лучшим образом. Ты поедешь вместе с моим соседом, он торговец. Я скажу, что ты моя двоюродная племянница. Немного изменим внешность, по-другому тебя оденем... Снерра сегодня же купит для тебя все необходимое, о деньгах можешь не беспокоиться. Знаю, – вздохнул он, – что путешествие небезопасно, но, будем надеяться, что погоня пойдет по ложному следу. Мне очень жаль, но большего для тебя я сделать не могу. Я дорожу своей репутацией и положением в обществе и не хочу их потерять ради беглой преступницы.

  Что ж, меня все устраивало, признаться, я даже не надеялась на то, что он проявит такое великодушие.

  

  Лэрзен

  

  Мне было паршиво. Вернее, даже не так: мне было ПАРШИВО.

  В моей голове творилось такое, что по сравнению с этим похмелье казалось детской сказкой. Хотя, нет, не буду сравнивать, а то накаркаю. Хоть не тошнит и перед глазами не троится. А остальные признаки – в полном ассортименте.

  Голову разрывает на части мигрень. Лежу на кровати с повязкой на глазах и мечтаю заснуть, но сон, собака, не идет!

  Тело ломит, бросает из жары в холод. Шевелишься с трудом, будто руки-ноги чужие.

  Вот они, последствия моего бурного врачевательства и не менее бурных развлечений в тюрьме! Тогда-то энергия восстановилась, а теперь отхлынула.

  Надо было думать, головой думать, а не другим местом!

  Хорошо хоть до дома доплелся, а не валяюсь в придорожной канаве. Тут Анже и Стьеф, они обо мне позаботятся. А через день все пройдет. Так что проявим терпение и... Да какое, к брюху демона, терпение, когда прямо сейчас сдохнуть хочется!

  Не, совсем ты раскис, Лэрзен, как баба! Еще скулить начни – и точно в юбку пора обряжаться. Не так уж тебе и плохо, вот если бы на костер затащили или суставы калеными щипцами выворачивали – тогда да.

  Постарался расслабиться, не обращать внимания на очередные подарки судьбы и заснуть. Естественным путем не получилось, поэтому пришлось на самого себя сонное заклятие накладывать, с боем прорываясь через дебри копий мигрени.

  Все, теперь лучше будет, проснусь уже с ясной головой.

  Новый день не обманул моих ожиданий, и в привычное время я с удовольствием завтракал в столовой. Видимо, прознав, что мне полегчало, Марта испекла изумительно вкусные булочки – приготовила, хитрюга, заранее тесто, отнесла в ледник, а спозаранку, когда я нелицеприятным образом обошелся с разбудившими меня насекомыми (судьба у них такая, долго не живут), сопроводив свои действия эмоциональным комментарием, занялась стряпней. Все– таки повезло мне с кухаркой!

  Снова ощущая себя здоровым и полным сил, я с удовольствием потягивал кофе и просматривал накопившуюся за время моего отсутствия почту. Все просьбы были мелкие, ни за одну из них не хотелось браться. Осточертели мне мелкие пакости, которые строят друг другу люди! Но они приносят деньги, поэтому, подумав, я отложил несколько писем и передал их Стьефу – справится. Надеюсь, хоть чему-то я его научил.

  Себе оставил два письма: одно от старого приятеля, который, вопреки логике, не чурался общаться со мной, даже предполагая род моих занятий (не уверен, правда, что он меня ко светлым магам меня не записал, с него станется!), второе – прибыльный заказец с иллюзиями. Один помещик хотел выдать замуж дочь, но девица была столь непривлекательна, что даже деньги отца не помогали. У их светлого мага забот было выше крыши, поэтому папаша написал мне – у меня хорошая репутация, многие советуют.

  Предложенная сумма вполне устраивала, так что можно было прогуляться, посмотреть на объект.

  Заехать, что ли, по такому случаю в Эдин? Артен писал, что будет там на ярмарке. Ох уж эта ярмарка! На месте властей я бы во время нее устраивал засады на каждой улице – сколько бы преступников переловили, и искать никого не надо было, они же в Эдин, как осы на персики, слетаются.

  Артен... Два года не виделись. Интересно, выгорело ли у него последнее дело? Соанский шелк – золотая жила, только до него и без Артена столько охотников! Ну, разумеется, по дружбе я ему помог, расчистил немного дорожку, но вот договариваться с князем Соана ему пришлось самому, а это, я вам скажу, сложнее танца с наемными убийцами будет! Но Артен мужик умный, обаятельный, наверняка к князю через супругу подход нашел.

  Девица на выданье действительно оказалась своеобразной. Ее нетрадиционной красоте могла позавидовать любая нежить. Это ж надо было родить такое чудище!

  Отец тоже, между нами, не подарок, но мужчине можно, у него другие достоинства в запасе, а вот у девушки... Тут, сколько ни щурься и глаза ни прикрывай, ничего не исправишь. Не знаю, по-моему, если даже выпить бутылку чистого дратта, все равно останется образиной. Высоченная, с лошадиным лицом, острым носом и необъятными формами. Ее бы в балагане показывать!

  Разумеется, я воздержался от публичного обсуждения достоинств юной леди, ограничившись лишь вежливой констатацией факта, что сия особо чрезвычайно мила. Девица-кобыла заулыбалась, тут же начала строить мне глазки (немудрено, поди, первый кавалер, который не сбежал при виде нее), а отец страдальчески вздохнул. Ничего, за Ваши деньги мы это исправим. Не на всю жизнь, но пару месяцев протянем. Потом заклинание и продлить можно, чтобы церемония бракосочетания не закончилась оглушительным скандалом.

  Перейдя из гостиной в кабинет хозяина, начали обсуждать, какой ему видится красавица-дочка. Воображение у помещика было незамысловатым и смогло расщедриться лишь на голубоглазую блондинку. Пришлось разубеждать его: если из-под вуали видны темные кудри, то и делать придется либо шатенку, либо брюнетку. А голубые глаза – это пожалуйста, тут никаких ограничений.

  Сошлись на брюнетке – мол, так эффектнее. Волосы погуще и подлиннее, глаза – как озера, ресницы – крылья райской птицы, фигурка – поизящнее, то есть талия и ляжки потоньше, а грудь – повыше. Ножку уменьшить, а то этой принцессе только солдатские сапоги носить. Я терпеливо все это записал и поднял гонорар на тридцать золотых: за сложность. Помещик опять вздохнул, но согласился. Понимает, что без меня сидеть его дочуре в девках даже с семью тысячами приданого золотом. Всякие там земли и перспектива наследования имения – не в счет.

  Получил аванс, отправился на половину леди проводить эксперимент по превращению гадкого утенка в лебедя. Возился около часа, стараясь проделать все так, чтобы иллюзия казалась достоверной не только на вид, но и на ощупь.

  Девица хихикала, болтала всякую чушь о моем мастерстве, я не слушал.

  Результат работы помещика удовлетворил, и мне со словами искренней благодарности была вручена вторая половина суммы.

  Счастливое семейство пригласило меня немного погостить у них, я отказываться не стал и припеваючи провел возле своего творения почти целую неделю. Творение, наверное, и ставшее инициатором такого неслыханного аттракциона щедрости, рассчитывало на то, что я стану за ней ухаживать – не дождешься, дорогая, уж я-то знаю, что спрятано под красивой оболочкой!

  Из имения кобылы-невесты отправился сразу в Эдин.

  Расплачиваясь за обед на одном из постоялых дворов, вспомнил об Одане. Надо вернуть задаток, если только, тут я усмехнулся, будет, кому отдавать.

  Нехорошо, конечно, я поступил, но мне моя жизнь, ой, как дорога! Да и договор у нас держался только на одном моем честном слове и твоем скромном авансе. Выплати ты всю сумму целиком, тогда бы да, а так... Жалко мне тебя, поймают и засудят, а то и вовсе без суда убьют – это в стиле Наместника, но себя-то мне жалко больше. Так что все, что я могу, – мысленно пожелать тебе удачи.

  Ладно, так и быть, если еще раз увижу, дам тебе одну штучку – от смерти не спасет, но в бегах поможет.

  Ты умненькая, может, как-то и выкрутишься. Я бы на твоем месте поскорее попытался вернуть себе память: иногда воспоминания – мощная сила. Вдруг там отыщется что-то такое, с помощью чего можно будет одотьера прижучить?

  Лгор что-то не объявлялся, на него не похоже. Глянуть, что ли, где он?

  Результат меня не порадовал, Лгора, думаю, тоже – три фута земли над головой и собеседники-черви.

  Мертв и валяется совсем не там, где я предполагал его найти. На охоте, что ли, подстрелили? Что ж, бывает! Только как-то странно: в одежде, с четырьмя ранениями, нанесенными профессионалом, возможно, с близкого расстояния. Крестьяне убивают топором или и вовсе подойти бояться – правильно, кстати. Тут арбалет нужен, копье, алебарда, тот же старый добрый лук... Видимо, напал на кого-то, а жертва не из слабых оказалась.

  Вот до чего потакание инстинктам, рыбьи кишки их раздери, приводит!

  А ведь девочка с ним была... Куда делась? Тоже в земле, или в брюхе у этого удобрения?

  Неважно, где, я не вмешиваюсь, мне нет до нее никакого дела. Точнее дело есть, но одно, пустяковое, ради него и стараться не нужно. Впрочем, если разобраться, аванс я могу и не возвращать: я сполна его отработал. Без меня, дорогая, тебя бы трижды сцапали.

  Эдин – городок большой и шумный, прятаться – самое милое дело. И стража в нем – загляденье! Пиками никто бока не портит, трупных дел мастером не обзывают, не корчат брезгливую мину, сличая твою рожу со списком неблагожелательных граждан. Будем надеяться, что из лайонгского меня уже вычеркнули: Наместник должен сдержать слово. Не сдержит – ему же хуже, из принципа найду и мостовую у мясных лавок лживым языком вылизывать заставлю. Он, конечно, сильный некромант, но не без слабых мест, да и я, доведи меня до белого каления, пушистой белой шерсткой не обрастаю. Сцепимся – будет народу развлечение.

  Но ведь Дер'Коне прилюдно делать этого не станет: ему не выгодно свою сущность наружу выставлять. Сразу отставка, опала, а то и пытки. Если вскрытием могил баловался, то точно в руки палача, в Империи с этим строго. И ладно, если по безымянным погостам шариться, как я в молодости, к примеру, – а тут городские кладбища.

  Не выгодно, ох, не выгодно, одотьер, Вам слово не сдержать!

  Допустим, всучите Вы меня в руки палачу – так я ведь могу и лишнего сболтнуть, скажем, со страху (самому смешно, чего я могу из его арсенала бояться?), присочинить, в красках расписать, как милейший Наместник на сборище темных магов (не удержался и снова хихикнул. Прямо шабаш ведьм! Ага, так мы прямо и слетаемся на огонек раз в два года, делимся опытом) младенцев резал, девичью кровь пил. А что – раз мне умирать, то в одиночку я не согласен, в компании, да еще такой знатной, всегда веселей.

  Ладно, пес с ним, с Наместником!

  Всучил в загребущие руки стражника монетку и как добропорядочный, абсолютно обыкновенный подданный Империи въехал в город. Если что, я из мелкопоместных дворян, тех, у кого гонору много, землица с домиком тоже имеется, – а с гербом и титулом пролет. Я похож, скажу честно, иные дворяне на рожу куда хуже меня. Магическая кровь отпечаток накладывает, среди нас редко встретишь таких, что на деревенского рубаху-парня, а не на 'белую кость' походили. Не, можно, конечно, появиться на свет уродом, если с родителями подвезло, или мать ребенка не хотела, а избавиться не получилось, но хотя бы во взгляде, осанке что-то будет. Холодные мы на вид, высокомерные. Иногда и не на вид, а по жизни. Она, собственно, жизнь отпечаток и наложила. Все свое держу в себе.

  Светлым в этом отношении проще, хотя балагурам среди них тоже ничего не добиться – до старости детишек от золотухи лечить, погоду предсказывать, хворь от скотины отгонять. Клиенты, да и наставники прежде всего серьезность оценивают, а если ее нет, то и доверием не проникнешься. А маг без благоговейного доверия – пустое место.

  Веселый Эдин встретил меня гомоном голосов: крикливых уличных торговок, зычных зазывал, тонких мальчишек-разносчиков, – визгами красоток, которых, воспользовавшись столпотворением, безнаказанно щипали за мягкое место предприимчивые мужики. Пешком пробираться через это людское море, особенно в ярмарочную пору, крайне затруднительно, конному тоже не легко, зато никто не толкает, не норовит дать локтем в бок. Можно, конечно, расчистить себе пространство, но зачем засвечивать свои способности? Поэтому я покорно принял вялотекущее движение этого колышущего моря, с любопытством посматривая по сторонам: на ярмарке ведь и мне интересно. Ничто человеческое, так сказать, и мне не чуждо, чтобы ни утверждали о нас официальные власти. А вот и они, не к ночи будут помянуты!

  Посторонился, пропуская кортеж городского главы. Лениво скользнул по периферии сознания стражников – нет, моя персона их не занимает, даже в мою сторону не смотрят. Как же приятно, когда на тебя не охотятся! Можно расслабиться, пропустить кружечку со старым другом...

  Когда смолкли крики: 'Поберегись!', и ряды пеших и конных снова сомкнулись, я решительно свернул на поперечную улочку и ради баловства позволил лошадке пронестись по ней вскачь. Садисткое, наверное, удовольствие, как люди шарахаются от тебя, буквально впечатываются в стены, завязая в грязи, спотыкаясь о тележки с овощами, переворачивая неустойчивые прилавки, падают друг на друга. Раз – и мы эффектно обогнули какую-то повозку, обдав комьями грязи с десяток человек, в том числе, и возницу, разгружавшего ящики с чем-то съестным. Вслед мне посыпалась разнообразная брань, встречались и словечки, которых я до этого не слышал, надо взять на вооружение. Зато на душе как хорошо! Верно говорят: сделал гадость – на сердце радость.

  На перекрестке натянул поводья, хлопнул лошадь по шее и снова пустил ее степенным шагом.

  Артен назначил встречу в одной второсортной гостинице, что свидетельствовало о том, что деньжата у него водились: попробуйте-ка снять на пару недель номер в ярмарочную пору, да еще не в дыре? Ставлю десять золотых, что вас пошлют отовсюду, куда вы обратитесь, либо заломят такую цену за койку и миску с курятиной, что вы согласитесь ночевать на площади под навесом. Эти хозяева гостиниц и постоялых дворов славно наживаются за этот месяц, весь год потом не проесть.

  Выискивая вывеску, я лениво скользил глазами по улице, нарочито игнорируя попытки воришек стащить мой кошелек – вам же дороже, милые, еще приплатите, чтобы меня никогда больше не увидеть. О, один-таки решился! Не оборачиваясь, щелкнул пальцами – и окрестности огласились замирающим на высокой ноте криком. Просто и действенно – обжечь пальцы. Если не поможет, могу причинить боль иного рода. Для особо страждущих – эпилептические конвульсии на мостовой. Мне несложно – моя работа, дело жизни, так сказать.

  Желающие посягнуть на мою собственность как-то резко перевелись, да и народ стал предупредительнее, перестал тереться о круп моей лошади. Не поняли, что произошло, но предпочитают поостеречься. Как же я люблю обывателей с правильной реакцией!

  Улица, тем временем, расширялась, дома стали опрятнее, появились редкие чахлые деревцами, отделявшие обочину от деревянного настила тротуара. И публика стала приличнее, есть, на кого поглядеть.

  О, миленькая ангерийка! Такие глазки – томные, глубокие, с искоркой внутри угольно-черного зрачка. Идет под руку с каким-то хмырем – то ли муж, то ли отец. А, может, любовник.

  Где же гостиница, раздери ее орки! Кстати об орках – вон один из них бочонки сгружает. А что, в нашей Империи ксенофобии нет – если законы не нарушаешь, торгуй и работай, кто хочет. Только, как бы это помягче выразиться, из орков такие же работники, как из петуха несушка. Зато варят отменное пиво. Его-то и привезли, в кабачок какой-то закатывают. Рожи, конечно, не приведи боги, в темноте увидеть! Ребенка уже напугали... Я уж молчу, что от них несет, как от кожевни. Если в трактир входит орк, то заведение пустеет за считанные минуты.

  Развлекаясь подобными наблюдениями, я, наконец, увидел то, что искал – золотой баран на синем фоне. Хорошо хоть не козел. С фантазией у людей не густо, ничего замысловатее 'Речной девы' не встречал. Ну, да не место (или название) красит человека, а человек место.

  Настроение было подозрительно хорошим, и, разумеется, меня тут же вернули с небес на землю, отбив всякое желание шутить. Разве что наслаждаться сарказмом позволили. Только вот чьим, моим ли?

  Навстречу мне двигалась группа из человек шести-восьми во главе с очень высоким, выше меня почти на голову, наполовину седым мужчиной. Одет он был во все белое, только пряжка ремня коричневая, у правой руки покачивается посох с каким-то кристаллом на набалдашнике. Обычный такой посох, из ясеня, только вот кристалл в нем далеко не простой. Да и ничем эта палочка ни к поясу, ни к седлу не крепиться – парит себе в воздухе.

  Глядя на обладателя посоха (не такой уж он и старый, гладко выбрит, причесан, на руках – перстни, а еще говорят, что маги не корыстны!), я прекрасно представлял, кто его спутники. Измажься они дегтем – все равно бы понял.

  Покусывая губы и проклиная судьбу за такую 'расчудесную' встречу, поискал глазами проулок, в котором можно было бы укрыться, и трусливо попятил лошадь к обочине. Нда, поздновато: мои маневры привлекли внимание Белого магистра.

  Лишь бы не почувствовал! Такой чудесный день – не хочется мне в застенки. Да и за что? Я никого убивать не собираюсь, других противоправных действий тоже в голове не держу, если хочет, может проверить.

  Я почтительно склонил голову – знаю, зараза, что ты могущественнее, признаю твою силу, отдаю необходимую дань уважения, только свору свою не натравливай! Я вам не бесплатное развлечение, проезжайте мимо, господа светлые!

  Мне показалось, или по губам магистра скользнула усмешка? Сейчас поднимет руку – и полетят ко мне наперегонки заклинания смерти.