Текст книги "Неизменная любовь (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
Меня никто не поймал на обмане в мой день рождения – не поймают и сейчас. К тому же, какой же это обман? Это все по обоюдному согласию. Моему и… моего мужа. Если у Вячеслава Юрьевича старческий склероз, то я уже давно не страдаю девичьей забывчивостью в договоренностях личного плана – без проставленных дат.
Мать пугала, что льва в постели у меня скоро не будет. К счастью, она ошиблась. В чем секрет мужского долголетия? Не курит, не пьет, занимается спортом ну и главное – молодая жена под боком, всегда готовая пригреть. Но против матушки-природы не попрешь. Проблемы начались немногим раньше шестидесяти. Возможно, надо было меньше нервничать по поводу сексуального взросления сына. Те самые проблемы, избавление от которых так бойко рекламировали по городскому радио в девяностые и над которыми так любил посмеиваться отец, потягивая свой кофе. Врач сказал, что в нашем конкретном случае лучше ничего не делать. Пошутил еще: тише едешь, дальше будешь.
На дольше хватит! Или это придумал уже мой гонщик, пытаясь относиться с юмором к закату мужской потенции. Впрочем, я тоже шутила – теперь можно без стеснения пользоваться достижениями современного оргазмостроения! Хотя стесняться мы могли лишь друг друга – никому ни слова. Мы – идеальная супружеская пара.
Да мы такие и есть не только на словах. А слова были брошены. Всерьез или со злости, когда я пару дней подряд останавливала его с игрой, которой продолжался ради меня наш теперь почти всегда слишком короткий секс:
– Янусь, мне, конечно, будет обидно, но я тебя пойму…
Я не поняла, о чем он, и обернулась, хотя уже сложила ладони под щекой, чтобы уснуть и проснуться уже без неприятных жжения между ног.
– Слав, прекрати… Тебе это нужно больше, чем мне, – я проглотила неприятный ком, вставший в горле от одной только мысли о возможности супружеской измены. – Сегодня я просто устала.
Нет, не устала и не сегодня. Не физически, а морально. От его постоянного чувства вины за необходимость использования игрушек. Наверное, еще и поэтому я перестала достаточно расслабляться, чтобы силикон принес хоть какие-то плоды. Если бы не Славкин перфекционизм в желании доводить меня до оргазма каждый раз, когда его получал он сам, мне достаточно было бы радости от того, что ему со мной по-прежнему хорошо.
Мое тело не постарело, а помудрело. В отношениях важен не секс, а радость от самого факта того, что ночью тебе есть к кому прижаться спиной. Мне действительно ничего больше не надо.
– И вчера устала, и позавчера устала, – Слава встал с кровати и вышел из спальни.
Он не курил, а то ушел бы на балкон с сигаретой, и я подскочила следом, понимая, что остается только бар, а завтра ему за руль.
– Слава, не смей пить! Это не повод!
– А что, по-твоему, повод?
Мы стояли друг перед другом такие домашние. Я в ночнушке на голое тело. Он в мягкий штанах для сна, над резинкой которых топорщилась лишь одна тонкая складка. В сорок она была куда больше, а сейчас он даст фору по холености тела многим тридцатилетним.
Я подошла, обвила руками его торс и прижалась ухом к груди, в которой глухо ухало кровоточащее зря сердце.
– Повод – это то что в постели твоего сына дрянь, которой нужны только наши деньги. Вот это повод!
Когда Алла к двадцати пяти так и не вышла замуж, она тоже шутила: «Знаешь, почему? А потому что нас с сестрой папа учил, что в муже главное, чтобы хер стоял и деньги были. А у мужиков сейчас либо одно, либо другое. Машка всегда не слушалась родителей, а я вот послушная…» И еще добавляла: «Твой муж, Янка, – исключение, подтверждающее правило!» Вот пусть и остается таким исключением. Еще на долгие годы. Должны же производители сексуальных игрушек на ком-то зарабатывать! Пусть зарабатывают на мне. У нас почти серебряная свадьба. Нам ли быть в печали… из-за какого-то секса! Все печали мы оставили в прошлом.
– Яна, ты сама меня заводишь про Мишку, а потом цыкаешь: молчи!
– Потому что родители слишком часто ошибаются в детях! А то ты не знаешь!
Я прижалась к нему еще сильнее и начала вместе с ним отступать в сторону спальни, подальше от бара, которым в основном пользовалась я. И Алла, когда, поскандалив с ее идиотом-мужем, я умудрялась вытянуть подружку к себе с ночевкой. Слава не был нам помехой. Уходил спать раньше, оставляя нас на кухне вдвоем, как он говорил, «поплакать».
– Какой у тебя все-таки классный муж! – вздыхала Алла. – А в нашем поколении одни уроды какие-то…
Да, она что-то завелась в тот раз с первой же рюмки.
– Ты на наш класс посмотри. Треть девок замужем так и не были, треть развелись, а оставшиеся просто не могут на это решиться…
Себя она причисляла к последним. А я, как всегда, исключение.
– Янка, вот в чем твой секрет?
Я улыбнулась, крутя в руке нетронутый стакан с виски. У Аллы был коньяк.
– Вечер утра мудренее и пусть никто не уснет обиженным.
– Значит, как всегда, в сексе дело?
– Нет, – я смотрела в ее несчастные, а сейчас малость даже злые глаза. – В том, что мы обиды не копим…
– Да тебе обижаться не на что! Тебе повезло. Ты просто не понимаешь, как тебе повезло… Тебе всегда везло…
Мать никогда не понимала, почему я продолжаю дружить с Аллой. Будто не видела, что у меня просто больше никого нет. Я собственноручно закрыла себя с мужем в вакуум. Два университетских года бежала домой – какие там тусовки, вы шутите? У меня муж, у меня пузо, у меня младенец, у меня занятия с шилопопом, у меня первый раз в первый класс… Теперь у меня – только подчиненные или партнерши по бизнесу, но никак не подруги. Зачем они мне?
С Аллой мы тоже разбежались. В первый послешкольный год я еще довольно часто вытаскивала ее посидеть в кафе или в театр, куда не шел мой муж. Она даже шутила: ну и зачем мне молодой человек, когда ты меня везде водишь… Она, наверное, хотела сказать – за меня платишь, но смутилась. Да, деньги и дети стали причиной разлада. Нет, мы не поругались, мы просто стали редко видеться, а потом только созванивались и в итоге пропали из жизни друг друга окончательно. До первой и единственной встречи одноклассников, где каждый выпендривался, как мог. Только мы с ней сидели тихо. Мне не хотелось ничего говорить, а ей сказать было нечего. Двое маленьких детей, круглосуточная работа за копейки, муж, который, кажется, так и не понял, что его свободная жизнь закончилась и появилась ответственность. Может, он ей и не изменял, но с друзьями проводил времени куда больше, чем на работе и с собственными детьми. Но она держалась за брак обеими руками. За подобие брака. Я предлагала помочь хотя бы с работой, но она говорила, что со всем справится сама.
Алла была гордой – но только, кажется, со мной. Наверное, жалость не самое лучшее подспорье в дружбе, и я перестала ее жалеть. Алла – моя подруга, единственная. Мне за нее обидно, но ее жизнь – ее выбор. А моя – выбор мой, и мне с ним жить. Надеюсь, еще довольно долго. Я выходила замуж не под дулом пистолета.
– Яна, я хочу серьезно с тобой поговорить, – напугал меня отец восемнадцатого января, вернувшись с работы раньше обычного.
У меня похолодело в груди. Березов разболтал ему про наше свидание? Оказалось нет – всего-навсего попросил его разрешить давать мне уроки вождения.
– Яна, ты же понимаешь, что это противозаконно?
Я кивнула:
– Нас один раз зажопили.
– Вот видишь, – Мы сидели с отцом на кухне, и он крутил в руке чайную ложку. – А вдруг в другой раз не получится отмазаться? Зачем подставлять Славу? И себя тоже не надо. Через годик научишься. Договорились?
Я кивнула. Очень и очень радостно. Не нужен мне такой учитель… Даром!
– Я могу идти? Завтра рано вставать.
Я не врала. Рано не рано, а зимой из-под пухового одеяла вылезти невозможно даже к восьми часам, а в половине девятого уже первый урок начинается. Лампы дневного света так слепят, что глаз на доску не поднять. Хочется рухнуть мордой в тетрадь и спать. Вместо будильника у меня включался диск в музыкальном центре. Зажигательные латиноамериканские ритмы заставляли меня прыгать по комнате – танцевальная зарядка позволяла взбодриться хотя бы до такого состояние, когда уже можно попасть ложкой в яйцо в мешочек. Собака тоже нехотя выходила во двор. Иногда я оставляла ее маме, и они гуляли, когда окончательно рассветало.
Вчера я приглядывалась к Артему в хорошем настроении, потому что радовалась, что его персона позволила мне выклянчить себе свидание с Березовым. Бедняга пару раз ловил на себе мой пристальный взгляд: мы улыбались друг другу и тут же отворачивались. Он смущенно, а я с улыбкой до ушей. И, конечно, не только он заметил такое мое повышенное внимание к своей персоне.
– Ты что, влюбилась в Шилова? – в лоб спросила меня Алла.
– Шутишь? У него же из подбородка волос торчит. Прямо как у старика Хоттабыча!
Это было правдой.
– Так смешно!
Алла кивнула. На следующий день я не смеялась, но и на Шилова не смотрела. Ни на кого не смотрела. У меня было паршивое настроение. Дома оно испортилось еще больше.
– А мне обязательно с вами ехать?
Оказывается, папин друг, тот самый дядя Саша, всей семьей сваливал в Израиль. Отвальная планировалась на его даче. Баня, купание в снегу и прочие дурацкие развлечения, типа воспоминаний об их молодости в совке.
– А как нет? Это же с ночевкой.
– Я что, маленькая? Мы с Полли, – так звали нашу колли, – нормально без вас проживем. Ее еще тащить…
Родители не соглашались целых два дня, но в субботу уехали без меня. Какое счастье! Никаких планов не было. Действительно думала пригласить Аллу, как советовала мама, но потом мне стало лень. Это же болтать надо всю ночь. Ближе к вечеру зазвонил телефон. Я схватила трубку – думала, мама меня контролирует. Звонил Дима. Я не поняла какой и переспросила. Хорошо еще, что в ответ меня не обозвали дурой, ведь в классе у нас был всего один Дима. Но я даже не сообразила, что мне звонит одноклассник.
– Чего тебе надо? – почти нагрубила я. Хотя желательно бы было выяснить для начала, откуда у него мой телефон.
– Может, погулять сходим?
– Зачем?
Вопросы, конечно, получались один тупее другого, но я реально в тот момент являлась воплощением «тормоза перестройки».
– Просто так. Хорошая погода, чего дома сидеть?
Хорошая? Дубак!
– Я вообще-то с собакой собираюсь…
– Когда? Я подойду к твоей парадной.
– Зачем? Я у школы обычно гуляю.
Вот у школы мы и собрались встретиться. Я все еще не понимала зачем. Последовали общие фразы. Типа, классная собака у тебя. И дубленка стильная. Да, я знала, что она у меня стильная. И собака у меня самая лучшая. И Дима самый что ни на есть придурошный в нашем классе.
– Не кури при мне, – сказала я строго, и тот сунул пачку обратно в карман пуховика.
– Без вопросов. Хотя у меня к тебе один вопрос есть. Ты только не обижайся, ладно?
– А чего мне обижаться?
– У тебя парень есть?
Я напряглась. Хороший поворот! Хоть стой, хоть падай, хоть башкой верти из стороны в сторону на собачий манер.
– А твое какое дело?
– Да собственно никакое. Так просто, спросил…
И сунул руку обратно в карман. За сигаретами, наверное. Но достал смятый тетрадный листок.
– Узнаешь почерк?
Я не читала всего послания. Только увидела имя Димы. Зачем мне знать, о чем ему пишут? Почерк незнакомый.
– А подпись?
Там стояло мое имя и телефон.
– Содержание прочитала?
Я мотнула головой, и он спрятал листок в карман, буркнув:
– И не надо. Я знаю твой почерк.
Еще бы! И ты тоже у меня списывал! Не раз!
– Мне кажется, это Малинина написала, – сказал он, глядя в сторону детского садика. – Ну, чтобы отомстить тебе за ту драку. Я все не решался подойти спросить, а сейчас, когда ты так смотрела на Шилова…
– Как я смотрела на него?
– А так… – пробурчал Дима чуть тише. – Если у тебя нет парня, я не хочу, чтобы им стал Шилов.
Я вообще уже ничего не понимала. Что эта дура Инна написала от моего имени в этой записке?
– Дай сюда записку!
Я почти залезла рукой ему в карман, но Дима успел отпрянуть.
– Ты не хочешь этого читать. Малинина дура, но только не надо бить ее еще раз. И с Шиловым не надо встречаться. Он и так уже перетрахал полшколы.
Здравствуйте, я ваша тетя… Точно в школу хожу не я!
– Слушай, я пойду. У меня собака замерзнет.
Дима промолчал, и я потянула собаку прочь от школы. Но за углом Димка все-таки догнал нас.
– Яна, может погуляем, раз вышли? – из его рта на морозе пар валил так, будто он задымил сразу целую пачку. – Тебя когда домой ждут?
– Моих нет. Могу хоть до поздна гулять, – зачем-то брякнула я. Точно ведь не подумав!
Конечно, Березов, Инна, Шилов… На мысли о Димке не осталось места. Голова-то не резиновая!
Мы гуляли, пока не начал отваливаться нос. У нас. Собака-то давно уже поджимала лапы. В парадной снова дверь сломана. Я остановилась.
– Слушай, зайди со мной, а то у нас бомжи бывает сидят на батареях.
Дима кивнул. Зашли. Поднялись на второй этаж. Остановились.
– Ты пешком? Высоко?
– Седьмой этаж.
– А чего не на лифте тогда?
– А ты зачем-то пешком пошел…
– Ты приглашаешь?
Я вздрогнула.
– Нет.
Дима опустил глаза, но быстро вскинул.
– Тогда постой тут со мной. Я малость погреюсь и почапаю домой.
Бедная колли улеглась на холодный пол, а я привалилась к стене и расстегнула дубленку.
– Янка! – Димка сделал ко мне шаг. – Будь моей девушкой. Я лучше Шилова целуюсь.
– Честно, что ли? – хотела рассмеяться я.
Вместо ответа Димка схватил меня за талию и впечатал голову в стену – его губы сомкнулись на моих, я даже ахнуть не успела. А потом все же ахнула, когда он стиснул озябшими без перчаток пальцами мне грудь.
– Согреешь?
Пальцы переместились под свитер, под майку, дернули вверх резинку лифчика.
– Димка, пусти… – я пискнула и снова отдала ему губы. Уже, наверное, даже по доброй воли. Не знаю, как целовался Шилов, но поцелуй Димки был намного лучше того пьяного идиота из клуба.
– Пошли к тебе? – прошептал он мне в губы, когда я подняла руки ему к шее.
– Зачем? – сегодня тупость во мне главенствовала над другими составляющими моей личности.
– Трахнемся. Зачем еще? И ты по-настоящему станешь моей девушкой.
Я уперлась ему в грудь.
– Да пошел ты!
Он сунул коленку мне между ног, чтобы я не смогла ударить его.
– Почему?
Теперь тупил он.
– Я не хочу.
– Почему? Типа, самая крутая в классе и у тебя должен быть самый крутой парень?
– Нет, – мне не хотелось его обижать. – Мне просто вообще этого не хочется пока.
– Врешь! У тебя все уже на месте, – он снова тискал мне грудь. – Давно пора завести парня. Или родителей боишься?
– Никого я не боюсь. Пусти меня, кретин!
– Почему это я кретин? Ты сама со мной целовалась.
Он крепко держал меня у стены. Собака преспокойно лежала на полу. Охрана фигова! Мне закричать, что ли, надо? Пока я отталкивала придурка от себя молча, не прибегая к тайному оружию: бить можно не только коленкой. Одну одноклассницу я избила. Теперь еще не хватало другого одноклассника отколотить. Сейчас сам отстанет. Или кто-нибудь наконец зайдет в парадную. Еще не ночь. Суббота. Неужели все дома сидят? Так «Поле чудес» вчера показывали, а больше смотреть по телеку нечего!
– Дима, я не хочу. Пусти! А то ударю!
– Так я не девка, дам сдачи.
И он сильнее прижал меня к стене, но поцеловать не успел.
– А-ну отошел от нее! Живо!
Хорошо, что он не отошел, а то я бы рухнула.
– Дядь, шли бы вы дальше по своим делам. Не лезьте в наши. По-хорошему прошу.
Я так и не смогла открыть рот…
– Ты меня плохо понял, Дима? Так тебя, кажется, зовут?
Пауза. Секундная.
– Он заряжен. Я стреляю без промаха. И не по ногам, а чуть выше.
Руки исчезли. Я собралась и не упала. На Димке лица не было. Он впервые видел дуло пистолета, смотрящее на него не с экрана телевизора.
– Дима, не бойся. Это мой дядя. Но ты лучше уходи.
Бедняга кивнул и начал спускаться. Медленно. Прямо на дуло пистолета. Прижался спиной к перилам и чуть ли не съехал по ним, а потом упал на четвереньки. Это Березов его так пнул. Хорошо, что не ударил больше. Дверь снова не хлопнула. Она была заложена камнем. Домофон-то не работал. Как и мой мозг.
– Я не вовремя?
Березов поднимался ко мне с пистолетом в руке. Я стояла у стены в полузадранном свитере. Березов одернул его, и я почувствовала у щеки холодный ствол.
– Чему я тебя учил: достала пистолет, стреляй.
– Он мой одноклассник, – прохрипела я. – Я бы с ним договорилась по-хорошему.
– Я видел, до чего ты с ним договорилась! Спрашиваю еще раз, помешал?
Глаза в глаза. Какие же синие у него глаза. Точно бушующее море.
– Убери пистолет. Пожалуйста.
Он просто опустил руку, и я присела, чтобы поднять упавший с головы берет. На полу валялась записка. Я протянула руку и тут же отдернула, потому что Березов наступил на листок и сам поднял его.
– Это не твой почерк, – сказал он.
– Не мой. Ее писала Инна. Она мстит мне. За то, что я ее отлупила за тебя.
Лицо Березова оставалось каменным. Что же там в записке?
– А откуда он знает, что ты одна дома?
– С чего ты решил, что знает? Он не знал. Мы с собакой гуляли, и я ему сказала, что родители уехали.
– Типа, ты согласилась?
Он ткнул мне в лицо запиской, и я чудом успела выхватить ее дрожащими пальцами и вынести на свет тусклой лампочки.
– Твою мать! – это я сказала потом вслух, а вот якобы мое предложение лишить меня девственности прочитала про себя дрожащим внутренним голосом. – Убью сучку!
– Смотри, как бы я тебя раньше не прибил!
И он действительно за шиворот поставил меня на следующую ступеньку. Потом схватил валявшийся поводок, и флегматичное рыжее создание поплелось за нами следом. Только жалость Березова к собаке, кажется, спасла меня тогда от бега с препятствиями.
Глава 20 «Под дулом пистолета»– Давай сюда ключи!
Это у меня так дрожали руки, что даже с третьего раза я не попала в замочную скважину.
– Раздевайся! – скомандовал Березов в прихожей, а сам прямо в обуви прошел к моей комнате и открыл дверь.
Постель убрана. Это он, что ли, проверяет? Затем заглянул в большую комнату, где я его нагнала уже в тапках.
– Что ты ищешь? – бросила я в его серое лицо с вызовом.
– Куда пистолет бросить! – процедил он сквозь зубы и действительно швырнул его на стол. – Ты почему его не ударила?! Я тебя спрашиваю!
И Березов с такой силой тряхнул меня за плечи, что я испугалась за свою голову. Со своей тот явно сегодня не дружил!
– Он мой одноклассник! – заорала я, не в силах говорить с ним спокойно. – Ты на ребенка наставил пистолет!
– И что?! – его лицо было так близко, что мы стукались носами на каждом слоге. – Вы вели себя не как дети! И если ты действительно просила отпустить, а он не слышал, то ему надо было намылить шею.
– Так ударил бы!
– Прости, Яна, но я бы уложил его на месте одним ударом, – Березов убрал руки и отступил, а я пошатнулась, но удержалась на ногах. – Уж лучше мокрые штаны, чем мозги по стенке. Впрочем, – Березов сжал кулаки. – У него штаны и так были мокрые.
Я отвернулась от его взгляда и уставилась на дверь, в которой стояла моя несчастная собака с поводком и грязными лапами. Я ринулась к ней, отстегнула и пошла в ванную за тряпкой. Но на пороге обернулась на шум: Березов запихнул Полли ко мне в комнату и захлопнул дверь. Я шагнула обратно в коридор без тряпки.
– У нее лапы грязные.
– У меня тоже.
Он скинул ботинки, не расстегивая молнии. Я стояла рядом, не понимая, что происходит.
– Не хочу, чтобы она нам мешала. Хотя на твоего Диму тварь даже не тявкнула, – Березов схватил меня за плечи. – Давай, Янусь, докажи мне, что ты умеешь за себя постоять.
Я хлопала глазами – сегодня не мой день: чего ему-то от меня надо?
– Бей меня, чего стоишь?
Я вскинула голову и уставилась в его еще недавно серое, а теперь идущее красными пятнами лицо.
– Я не буду тебя бить.
– Будешь!
Он схватил меня за локоть и потащил в большую комнату.
– Что ты делаешь?
– Ковер ищу… Не на голый пол же тебя кидать. Ну, давай же!
Березов поставил мне подножку, как когда-то давно в поле на даче, но сейчас успел подложить под голову ладонь, чтобы я не отбила затылок о паркет. Он должен был чувствовать пульсацию моего мозга, который закипел, как и его взгляд, и его тело – от лица валил жар, и мне стало нечем дышать.
– Яна, сопротивляйся!
Его рука легла мне на бедро, и я дернулась, будто приложилась к раскаленной чугунной сковороде.
– Этого мало! Руки! Ноги! Зачем тебе все это дано?!
Зачем? Незачем… Все отнялось. Я ничего не чувствовала. Даже веса раздавившего меня тела.
– Ударь меня наконец!
– Не буду, – буркнула я. – Даже под дулом пистолета. Не буду!
– Яна, – он чуть приподнялся, и я облегченно или наоборот тяжело вздохнула. – А если бы я не пришел…
Он сжал губы, будто испугался того, что может еще сказать.
– Ничего бы не было, – Господи, ну чего он так завелся на ровном месте?! – Димка пришел показать мне записку и рассказать про Инну.
– А что я тогда видел?
– Что видел, то и видел, – я явно насупилась, потому что нос вдруг сделался жутко тяжелым. – Лучше скажи, что здесь делаешь ты? – я, кажется, даже рычала. – Тебя я не приглашала. И ты точно знал, что родителей нет дома… – И тут до меня дошло! – Не говори только, что папа послал тебя меня проверить! Или это твоя личная инициатива? Родители не могут мне не доверять!
Я говорила ровно, но сердце ходило ходуном от близости мужского тела и от желания узнать ответ, зачем Березов приехал, зачем?
– Не делай из меня полицию нравов. Но этому Диме стоило хорошенько врезать, чтобы на всю жизнь запомнил, если женщина говорит нет, значит, нет и никаких разговоров, – он чуть откинул голову. Зачем? Шея затекла? – Я приехал, чтобы взять тебя покататься. Пока родители не видят, – он остался в той же дурацкой позе: я не видела глаз, но он улыбнулся. – Водить в снегу и в ночи тоже нужен навык. Игорь запретил учить тебя, но я считаю, что он не прав. Чем раньше начнешь, тем меньше проблем будет в будущем.
– Я пообещала папе, что не сяду за руль до восемнадцати.
– А больше ты ему ничего не обещала? – Березов сел, и я тоже подтянула к животу ноги. – Хочешь, чтобы я рассказал ему про этого Диму?
Я сжала губы, а потом точно выплюнула ему в лицо слова:
– Ты меня шантажируешь этим? Чтобы я снова начала водить? Не получится! Я скажу папе правду и про записку, и про твой пистолет.
– И чего я должен испугаться?
Я отвернулась и опустила голову, чтобы буркнуть себе под нос:
– Ничего. Но я все равно не поеду. Не хочу. Так что можешь уходить.
– Никуда я не пойду! – Березов поднялся с пола. – А если твой Дима вернется? Дождусь возвращения твоих родителей и верну тебя им в целости и сохранности.
Я тоже поднялась на ноги.
– А они тебя об этом просили?
Он смотрел мне в лицо. С вызовом.
– Да, Яна. И не один раз. Хотя я не давал им повода. Может, повод давала ты?
Вот он, этот вопрос, которого я так боялась. Он прозвучал, но ответа на него как не было, так и нет.
– Это все мама… – так было проще.
А еще было жарко. В свитере, и я потянула его вверх. Вместе с майкой, но сумела ее одернуть и осталась почти что одетой. Смотрел на меня в этот момент Березов или нет, не знаю – я стояла к нему спиной.
– Яна, что ты делаешь?
Я ничего не делала. Я просто сняла свитер.
– Здесь жарко, – я обернулась.
Пальто Березова валялось на диване, куда он швырнул его, когда избавился от пистолета. Я подняла пальто и отнесла на вешалку. Он шагнул следом и повесил рядом пустую кобуру.
– Ты серьезно останешься на ночь?
– Остаюсь.
– Может, дать папину футболку?
– Ты ходишь в майке, – и он принялся расстегивать рубашку. – Значит, и мне можно.
Да, в квартире так натоплено, что можно все снять, но я не решалась переодеваться при нем, даже в запертой комнате. Ничего. Под брюками только капрон. Я собиралась всего лишь выгулять собаку. Не думала шляться с Димкой целый час!
– На ужин картошка, тушеная с мясом. Не я готовила, так что вкусно.
Он сел на то же самое место, как и тогда, когда вдалбливал мне в башку алгебру, но втемяшилось мне тогда нечто совершенно другое. И сейчас это наваждение возвращалось даже с большей силой. Захлестнуло грудь, которая и так уже вылезала из ворота майки. Я боялась смотреть гостю в глаза, но еще страшнее было смотреть на темные волоски в вырезе его белой майки. Он послал меня… послал далеко и надолго. Надо смириться. И вообще, я даже не знаю, как он целуется… Мой первый поцелуй принадлежит не ему.
– Яна, – Я уже не дышала. – Ты хорошо готовишь. Я, наверное, был очень злой тогда и не сказал ничего про рыбу. Говорю сейчас – все было очень и очень вкусно.
– Спасибо.
Я лишь на мгновение вскинула глаза и снова уставилась вниз… Теперь на его стиснутые в замок пальцы, которыми он выстукивал по столу марш. Победный? Надо мной… Мне становилось нечем дышать. Здесь жуткая духота. Батареи шпарят до одури. Я с трудом донесла кастрюлю от холодильника до плиты. Но, прежде чем зажечь конфорку, шагнула к окну, чтобы открыть этот дурацкий стеклопакет.
– Яна!
Я ведь действительно пошатнулась, но удержалась в вертикальном положении, схватившись за подоконник.
– Просто душно, – я хотела убрать его руку со своего живота только в первую секунду, а потом мечтала, чтобы она к нему прилипла… навечно.
– Хочешь сесть? Или лучше лечь?
Мне лучше стоять, вот так… Но Березов расценил мое молчание за предобморочное состояние, подхватил на руки и, чуть не снеся моими ногами в коридоре угол, донес до дивана. Потом вернулся на кухню за водой. Я пила. Пила ее очень жадно. Мне хотелось еще и еще. Жажда не проходила.
– Лучше?
Одна его рука держала стакан, вторая гладила мне лоб – прохладная, мягкая, будто и вовсе не мужская рука… А может она и должна быть именно такой? Нет, немного все же шершавая. Это я почувствовала, коснувшись ее губами, когда Березов решил вытереть капли воды с моего подбородка. Что я сделала?! Нет, он не спросил. Он и не заметил, кажется, моего поцелуя – думал, видимо, что это я пытаюсь собрать капли воды с собственных губ. Лучше с его, они блестят, как мокрый стакан.
– Яна, тебе лучше?
Он наклонился ко мне, точно испугался, что я не расслышу повторный вопрос. Склонился… И я схватилась за его шею. Откуда только взялись силы поднять ватные руки. И он снова ничего не понял, просто помог мне сесть. Он тупой? Или такой выдержанный? Или ему действительно на меня плевать… Но он же смотрел мне на грудь – и тогда в ресторане, и сейчас на кухне. Особенно сейчас, когда та не спрятана ни под какой гипюр.
– Ты сможешь сидеть, если я тебя отпущу?
В голосе тревога. В моем – дрожь.
– Нет! – я замотала головой. – Не отпускай!
Мои руки по-прежнему у него на шее, его – на моей талии. Ну что его останавливает поцеловать меня сейчас, что?
– Это все из-за тебя, – прошептала или больше прохрипела я, почти касаясь его носа своим.
– Что из-за меня?
Он притворяется. Точно ведь притворяется! Или провоцирует? Типа, не он это начал… И я задрала голову, чтобы ткнуться губами ему в губы. Именно ткнуться – он не раскрыл их мне навстречу. Это не был наш первый поцелуй. И в тот момент, когда Березов, точно укушенный, рванулся от меня, я думала, эта попытка станет последней.
Я не удержалась без его рук, без его шеи и рухнула головой на валик дивана. Мягкий, но мне и без всякого удара сделалось жутко больно, и из глаз брызнули слезы. Фонтаном! Да какое там фонтаном! Как из прорванного пожарного крана! Да, внутри все горело. От обиды!
– Яна!
Он подтянул меня к себе, точно гуттаперчевую куклу. Такую же безвольную и податливую. Шея не держала головы, и я ткнулась ему в грудь не потому что хотела этого. Я уже ничего не хотела.
– Яна, не реви! Поговори со мной, – он не успевал вытирать под моими глазами слезы. Прибывали все новые и новые. Это было целое наводнение. – Яна, хватит!
Я дернулась и замолчала. Если я, конечно, рыдала вслух. Я этого не помню ни сейчас, ни тогда. Тогда я вообще потеряла связь с реальностью и временем, не совсем даже понимая, где я и почему он здесь. Все еще здесь. У меня, наверное, действительно кружилась голова.
– Яна, почему ты плачешь?!
– Из-за тебя…
Я не могла сказать ничего другого, потому что все в моей жизни действительно было из-за него. И эта дурацкая записка от Инны, и этот дурацкий Димка. Все из-за него!
– Яна, что я сделал?
– Ничего! – вот сейчас я заорала в голос, толкнула его в грудь, рухнула обратно на диван и закрыла лицо руками. – Ты ничего не сделал… Ничего…
И я ничего не могла объяснить самому тупому мужчине на свете! И не хотела… Пусть уходит! Пусть уходит! Да, я, кажется, уже колошматила его кулаками. Просил ударить – получай!
– Уходи! Уходи! Уходи!
– Яна!
Я висела у него в руках, я на них болталась, пока он не опустил меня на пол, уже чуть всхлипывающую. Мокрыми руками я держалась за его локти. И эти локти дрожали. Или дрожала все-таки я…
– Ты сейчас сядешь на диван, поняла?
Я кивнула. Меня посадили. От меня убрали руки. Я провела ладонью по мокрому лбу. Слезы, испарина или все вместе? Брюки щипали ноги через капрон, я задрала штанину и начала раздирать его короткими ногтями до зацепок, до стрел.
– Яна, сними уже эти дурацкие колготки.
Он это сказал, да? И я даже не задумывалась о том, что он имел в виду. Просто расстегнула на брюках пуговицу и стащила вместе с колготками. Теперь это все валялось на полу. Я не успокоилась, подтянула к носу голые коленки и продолжила раздирать кожу, пока Березов не перехватил мою руку.
– Яна, успокойся, – он стиснул мои пальцы. – Что случилось?
– Ты не поцеловал меня, – сказала я, пытаясь вырвать руку. Не тут-то было! – Пусти!
– Яна, ты это что, серьезно? Значит, Катя не зря бесилась? Ты ей что-то сказала?
– Да! – закричала я в его красное лицо. – Я ей все сказала…
Еще бы понимать, что я тогда несла…
– Что ты ей сказала?
Я и сама не знала. Это же ты, Березов, заставляешь меня изворачиваться, поря чушь! Зачем тебе слова? Тебе, такому взрослому, ты слепой?
– Что у нас все было! – слова вылетали сами. Я не знала и не знаю, откуда они брались тогда такие.
– Яна, у нас с тобой ничего не было!
Березов, ты тупой, как пробка? Я знаю, что у нас ничего не было. Ты даже меня не поцеловал, дурак!
– Яна, что с тобой?
Точно дурак, раз не видит… Я снова потянулась к нему. Теперь только одной рукой, но он перехватил и ее. Держал меня теперь за обе руки.
– Яна, прекрати! Так себя не ведут!
– А как ведут?!
Я так дышала, что лифчик грозился вот-вот лопнуть. Да, разлететься на тысячу кусочков, а следом сердце – на целый миллион осколков.
Молчит. Ему сказать нечего! Потому что он дурак!
– Яна, прекрати немедленно!
А что я делала? Я просто придвинулась к нему свободными пока еще ногами и наши коленки встретились.
– Почему? – Я не могла уже не только соображать, но и дышать. Слова вылетали со свистом. – Я же ребенок. Ты же ко мне ничего не чувствуешь.
