Текст книги "Неизменная любовь (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
– Ал, ты не хочешь лечь пораньше? – В голосе звучит забота. Точно ведь звучит! – Чтобы завтра не продрыхнуть полдня…
– Знаешь, спать совершенно не хочется, – заявила она с полным бокалом шампанского.
Ей и пить не хочется. Ну что такое… На улице темно. Время не детское. Хотя как раз детское – это время Паясо! Его, а твое, Аллочка, будет завтра.
Но она не могла угомониться, ну никак… Все трындела и трындела, выливая на голову своего никчемного мужа помои ведро за ведром.
– Ведь знал, собака, что я с тобой еду. Все равно на свой Алтай с собутыльниками поперся! Или знаешь, специально, – Алла отпила полбокала. – Специально, чтобы с детьми не сидеть. Я-то, наивная, полагала, что хоть чуток проникнется отцовством. На даче хоть побудет не брюхом кверху. Деду поможет сарай починить… Нет, бабушка должна с внуками сидеть. Типа, она все равно на даче… А что мать у меня по удаленке работает, его не трогает, ну никак… Я на электричке мотаюсь каждый день на работу, нормуль, да? А ему на машине влом, виделите…
– Алла, ну не начинай! – у меня уже мозги пузырились, как недопитое шампанское.
– Нет, Янка, я как раз и хочу начать… жить. Знаешь, у меня что мужик есть, что мужика нет – ломовая лошадь я. Может, мужик с возу, кобыле легче будет?
Она уставилась на меня чуть мутными, а может быть затуманенными совсем не алкоголем, глазами. Я что-то должна была ответить. Но что?
– В смысле? – я ее действительно не поняла, мою Аллу.
– А в том, что раз хочет жить, как хочет, пусть и живет… как до меня было. Еда от детей осталась, пусть жрет. Никаких ему личных тортиков и шарлоток. Носки в стиралку бросил, так уж и быть – постираю. Нет – пусть выворачивает, как и трусы, и носит еще неделю…
Она допила свой бокал. Я – нет.
– Но это не жизнь…
– Ян, думаешь, сейчас у меня жизнь? Не …ую у меня не жизнь!
Алла, несмотря на грубость, развившуюся в ней последнее время с геометрической прогрессией, матом ругалась очень редко. И сейчас я видела, что глаза у нее точно уже на мокром месте, и не только от лишнего спиртного. А было ли оно лишним – всего-то два бокала. Как девочка, прямо!
– Уж не семейная точно!
Алла слишком сильно ударила бокалом по столу, но стол выдержал, как и бокал. А она – нет. Закрыла лицо руками, но не рот:
– Ты, Ян, просто не понимаешь, что у людей могут быть проблемы. И не только денежные. Я не хочу обвинять тебя в инфантилизме. Я даже завидую, что ты вот смогла остаться добрым щедрым ребенком. Тебе помогли такой остаться – родители, муж… Ты никогда не знала, и не дай Бог тебе узнать, что такое быть один на один с этим миром. Когда все на тебе – родители, дети, дебил-муж…
– Так разведись!
Я вскочила. Сначала думала обнять ее, а потом просто отошла к балконной двери. Будто за свежим воздухом. Но в душе надеялась увидеть Адама. Он подходил к моим окнам пару часов назад. Сколько сидел там, не знаю, но лишь я вышла на балкон развесить сушиться купальник и постельное белье, помахал мне рукой, показал ключи и ушел. Да помню я про свидание, помню… А если бы на балкон вышла Алла? Ну хоть бы на секунду задумался про конспирацию. Все-таки встречается с замужней женщиной. Должен же оберегать ее покой.
– Не хочу…
Я обернулась к Алле: она уже вытирала лицо ладонями, продолжая тихо всхлипывать.
– Потеряю больше, чем приобрету, – голос немного дрожал. – Он еще что-нибудь мое прихватит. Нет… А так он мне реально нахер не нужен. Вот ни для чего. Я б вибратор лучше купила, если бы у меня было на него время… А откуда у меня время, когда я одна зарабатываю на всю семью. А он у нас на тусовки себе копит. Еще говорит козел: типа, а чего ты возмущаешься, я же на свои еду… Ага, а на мои жрет весь год! И ведро свое заправляет! А как детей куда отвезти – тоже некогда. Дед везет. Или бабка на трамвае!
Она потянулась к бутылке и налила себе полный бокал. Короче, вылила все, что оставалось. И сделала глоток.
– Слушай, я ему нужна в качестве банкомата, а он мне нет. Ни в каком качестве не нужен! Вот, положа руку на сердце, – и она действительно смяла себе грудь. – Вот лучше бы оставалась одна. Успокаиваю себя лишь тем, что детей бы тогда не было. А так… вот нервная система целее была б точно!
– У меня есть средство от нервов!
Я вернулась на кухню и взяла со столешницы бутылку, которую купила вчера маме в подарок. Ничего. Магазины не закрываются. Куплю новую. Бутылочка пузатенькая, но и у нас целая неделя впереди, чтобы ее прикончить вместе с фруктами.
– Помнишь, как мы микстуру от кашля таскали втихаря у твоей бабушки?
Алла кивнула. Я разлила по стопочкам тягучей темной жидкости, пахнущей лакрицей.
– Херес, что ли? – пригубила Алла из своей стопочки.
– Нет, с хересом у них же как-то там сложно все. Это ратафия. Чисто каталонская выпивка. Местный деревенский алкоголь. Этот вот из винограда сделан, но иногда его делают еще и из фруктового сока. Там состав какой-то умопомрачительный, с орехами и травами. Но лакрица все перебивает, верно?
– Ну да… Так вкусно же! Как называется?
– Ратафия. Там еще прикольная легенда. Типа три церковника собрались что-то там важное решить. Решили в конце концов, потому решили отметить. Крестьянин принес им домашней выпивки, им понравилось, и они спросили у хозяина, как она называется. Тот плечами пожал – а никак. Священники посовещались и придумали назвать божественный напиток «ратафия» – это с латыни, договор подписан или типа того. Знаешь, – я подняла свою стопку и протянула к той, которую держала Алла, – давай и мы отметим с тобой подписание устного договора: о мужьях ни слова. Представим, что их нет, просто нет. Как и проблем, связанных с ними. Семь дней мы с тобой свободные женщины…
Мы чокнулись, но до рта ратафию не донесли. Алла вдруг опустила руку, но не коснулась дном стопки стола.
– Будь у меня твой муж, я бы не отказывалась от него даже на семь дней.
Я зажмурилась. На мгновение.
– Он сам сказал, что звонить не будет. И просил нас оттянуться. По полной!
Алла состроила рожу:
– Еще скажи, по мальчикам пойти разрешил…
Моя шея удлинилась вдвое. Я зачем-то приняла позу балерины.
– А что, без мальчиков оттянуться не получится? – Алла что-то не улыбнулась, и я продолжила: – Тогда пойдем по мальчикам… Согласна?
– Иди нафиг, Кузьмина!
Она опрокинула в себя ликер, хотя его следовало тянуть, заедая фруктами, горкой лежащими на блюде на середине стола рядом с вазочкой с одинокой розочкой. Упоминание моей девичьей фамилии резануло по сердцу. Неужели у меня когда-то была жизнь до Березова? Да не было ее… До тринадцати лет я себя не помню.
– Мне потом твой муженек башку открутит!
– Боишься? – я откинулась на спинку кресла, смакуя лакрицу. – А так бы пошла?
– За тебя боюсь. Мне терять нечего. Тебе – есть что.
– Тогда будем только заглядываться на маленьких мальчиков. В этом же нет ничего плохого?
– А на ровесников что смотреть? На их пивные мешки, что ли? – расхохоталась Алла.
Ну, это на кого посмотреть… Своим мужем, кого Алла в старички уже записала, я до сих пор могу любоваться. Даже в пример сыну ставить.
– Ладно, Алка. Ложись спать. А я посуду вымою…
Да, Алла, иди ты уже спать… И она пошла, а я для вида долго шумела водой и звенела двумя тарелками. Потом украдкой заглянула в комнату Аллы. Блин, не спит!
– Что? – подняла она голову с подушки, и у меня встал в горле ком от утренних воспоминаний, что мы творили здесь с Адамом…
Я теперь даже в мыслях не называла Паясо клоуном. Я смаковала его настоящее имя, как терпкую ратафию.
– Не спишь? Или разбудила? – заскрежетала я зубами от досады и на ходу выдумала причину своего прихода: – Хотела включить тебе вентилятор.
– Не надо. Мне окна хватает. Еще продует нафиг.
– Ну как знаешь… Доброй ночи!
Да когда ж она у тебя наступит! Алла, ну задрыхни уже наконец! Как подругу прошу!
– Дверь закрою?
– Не надо.
Я уже схватилась за ручку – пришлось отпустить. Как не надо? Тебе не надо, а мне очень даже надо! Пришлось идти к себе в спальню, включать вентилятор для шумовой завесы. Потом пару раз, совсем не на цыпочках, ходить в туалет и хлопать там дверью. Чтобы Алла перестала обращать внимание на посторонние шумы. Наконец, я не выдержала. Оставив дверь в свою спальню закрытой, ушла с ключами на улицу. Спросит – куда ходила. Скажу, что голова болела, не могла уснуть, ушла, чтобы не мешать…
Пусть не голова, но действительно болело. Под сердцем. И не за Березова, а за себя – не хотелось снова переживать боль расставания. Лучше бы Адам не возвращался. Лучше бы оставался для меня Клоуном. Ах, мальчик, мальчик, в какую бездну ты затянул меня… Вылечиться не хватит целой бутылки ратафии.
– Яна, ты пила?
Когда-то я уже слышала подобный вопрос от мужчины. И этот мужчина стал мне мужем. Сейчас я слышу его от мальчика, который утром перестанет быть мне любовником. Утро, повремени наступать, миленькое…
Я забралась назад. Впереди лежал рюкзак и… стояла бутылка с водой, из которой торчали цветы… разные, почти полевые. Он все-таки нашел магазин, мой мальчик. Ну вот и что мне теперь с этим букетом делать? Как принести домой? Не выкину же… Или выкину, чтобы сохранить память о дарители, вернувшись в прежний мир, не пошатнув его устоев.
Адам целовал меня жадно, чуть ли не прокусывая губы, будто хотел напиться впитавшейся в них ратафией. Милый, чуть нежнее – иначе завтра мне будет нелегко придумать оправдание распухшим губам. Темно, ни одного фонаря поблизости – так что плевать, что стекла у машины не тонированные. Длинные волосы лучше всякой паранджи скрывают мое лицо и лицо мальчишки, склонившегося к груди, выскользнувшей из майки – я специально не надела лифчик: пусть тело наслаждается свободой в последний раз.
Юбка превратилась в пояс, бикини – в стринги, а я – в шаровую молнию: воздух просто обязан был искриться вокруг меня. Но я его не видела, я закрыла глаза, полностью отдавшись во власть охватившего тела и мозг безумия. Я крепко сидела на коленях моего юного мачо, не дергаясь лишний раз, чтобы не удариться о подголовники передних кресел. Адам все делал сам – довольно умело, видимо применяя многолетний опыт: ну так посмотрите американские фильмы, другого места для запретной любви, кроме авто, у ребят и нет. Это я, четверть века замужем за почти что гонщиком, так ни разу и не узнала, как это, использовать машину не по прямому назначению, а как средство передвижение на седьмое небо…
– Не уходи, – шепчет Адам мне в ухо, собирая дрожащими пальцами рассыпавшиеся по его плечам волосы.
– Ну как я могу не уйти…
А как я могу уйти? Морской запах, врывающийся через приоткрытые окна, уносит прочь все запретные ароматы. Я захватила с собой полотенце, но без резинки мы бы все равно не сохранили в машине чистоту. Сейчас он уйдет, сейчас уйду я… И не останется никаких следов нашей страсти, кроме глубокой раны на сердце. Откуда она взялась? Ведь это похоть, ничего больше. Что еще я могла почувствовать к этому мальчишке? Любовь? Это даже не смешно!
И я не смеюсь, я плачу… Почти навзрыд, и Адам собирает губами мои слезы по щекам, по шее, по груди, где их уже нет… Он приникает к соскам с такой силой, будто в нем проснулся изголодавшийся младенец, но в моей груди нет молока, чтобы утолить его голод. Из нее может вырваться лишь стон, который в миг разбудит его мужское естество…
Сколько у нас времени? Машина выключена, часов нет, да и не хочу знать никаких цифр, я счастлива в это мгновение. И нет ничего, чтобы могло сейчас разрушить мой воздушный замок: ни людей, ни обстоятельств – ничего. Завтра я сама прихлопну этот мыльный пузырь, а пока отдам всю себя мальчишке, которого, увы, не сумею забыть… Как и он меня…
– Яна, зачем ты…
А потому что я так хочу – хочу, чтобы ты помнил мои губы не только на своих губах. Ты насладился моими стонами, теперь очередь моя… Да, сглатывай, громче, громче, еще громче, чтобы я перестала наконец слышать бешеный стук собственного сердца. Но не тяни мне волосы. Они мешают, я знаю… Секунду, я освобожу руки и свяжу волосы в узел. А потом поймаю твои пальцы. Такие горячие, такие влажные. Язык справится сам. Говорить нам уже не о чем, если только… пожелать друг другу доброй ночи.
– У меня есть вода…
Адам потянулся вперед, но я швырнула его обратно на сиденье.
– Это не противно. Успокойся. Это придумали те, кому противен сам процесс.
Я вытянула из-под себя полотенце и укрыла им Адама. Шорты он наденет утром, а сейчас пусть спит так. Только спит! Солнце безжалостно к любовникам, оно так и спешит их разбудить.
– Доброе утро! – Адам сказал это первым, проводя мне по носу кисточкой моих собственных волос.
Я приподняла голову с его мягкой груди.
– Мне поздно возвращаться домой. Я отвезу тебя в ближайший городок и вернусь с лепешками уже к завтраку.
– Боишься, что я не уеду?
Я придавила его грудь острым подбородком.
– Боюсь…
Мне даже хотелось услышать хруст его ребра. Пусть создает себе другую женщину. Меня он выпил до дна. Самого.
– Дай воды.
Я давно не пила так жадно и не умывалась, плеснув воды себе в ладошку. С пробуждением пришло понимание того, что у меня нет с собой документов. Черт…
– Я оставила сумку с документами дома. Но и черт с ней! – добавила я тут же, испугавшись, что иначе не сумею выдворить Паясо из нашей деревни. – Поймают, заплачу штраф. Но меня не поймают. Я больше года проездила без всяких прав, пока училась водить.
– Это очень плохо, – выдал Адам осуждающим тоном.
Я улыбнулась.
– То, что мы сделали с тобой, тоже не есть хорошо. Не думай, что я вот так провожу все свои отпуска.
– Думаешь, так их провожу я?
– Не сомневаюсь! Только девушки у тебя обычно помладше.
Он промолчал. Я толкнула его в бок, и до него дошло наконец, что пора подтянуть штаны. Я тоже нашла свои и поправила бретельки на майке. Юбка, к счастью, никогда и не была глаженой. Не придерешься.
– Яна, возьми свою двадцатку, – Адам протянул мне деньги в булочной, когда я попросила его купить пару лепешек.
Наши глаза встретились. Обмен любезностями. Окончание романа. Увы и ура!
– Хорошо. Но я куплю тебе кофе. И себе тоже.
Так мы и сделали. Уселись на скамеечку, недалеко от припаркованной машины. Пили кофе, жевали круассаны и молчали. Говорить действительно было не о чем.
– Пока.
– Пока.
Мы обнялись. По-дружески. Без поцелуя. Даже в щечку. Как я и хотела проститься с ним еще вчера.
На этот раз я дождалась, когда Адам, мой Паясо, поймает машину, и только потом вернулась в свою. Как хорошо, что авто съемное. Не буду мучиться неприличными мыслями, всякий раз садясь за руль. Сейчас брошу на ложе любви пакет с лепешками и поеду назад. В деревню, к солнцу и морю. К простому спокойному отдыху. Почти стариковскому. И даже не поверну головы к пассажирскому сиденью, на котором чуть меньше часа назад сидел тот, кто поставил мой мир с ног на голову. Дурную голову. Абсолютно дурную!
– А я думала, ты спишь! – вскочила Алла с дивана. – Хожу на цыпочках, как дура.
Я улыбнулась и опустила на стол промасленный бумажный пакет с лепешками и пошла дальше, на кухню за вазой для прощального букета, который в итоге поставила на журнальный столик.
– Давай завтракать, как настоящие испанки.
Хотя черт его знает, как они завтракают…
Глава 7 «Фиговый штурман»Неделя прошла на ура – то есть скучно. Но от политических, то есть семейных, диспутов на кухне мы сумели воздержаться. И расстались в аэропорту Барселоны все еще подругами. Алла загорела, как и хотела. Не скинула, а только набрала – плюс к килограммам еще и лишние положительные эмоции от ежедневного пожирания «морисков» и «пескадо». В нашей деревне один приличный ресторанчик, и в нем подают только морепродукты. Особенно вкусны огромные креветки, шевелящие усиками, совсем как жирные тараканы в женских головах.
– Славка, только, пожалуйста, не собери по дороге все штрафы!
Мужу я позвонила уже из Хельсинки, когда садилась на местную электричку. Сразу забралась на второй этаж и принялась перелистывать в телефоне фотографии, радуясь, что мы не сделали с Адамом ни одной общей. Даже на его телефон. Наши образы постепенно изгладятся из памяти. И если даже мы столкнемся где-нибудь через пару лет – Земля круглая и маленькая, так что все возможно! – друг друга не узнаем.
– Янусик, не переживай. Я буду раньше поезда, даже если пойду пешком.
Не переживай? Ага, как же! Имею полное основание вам не верить, господин Березов!
– Я предупредила: штрафы твои оплачивать не буду.
– Понял. Оплачу их сам. С твоего счета.
Господи, ну ведь неисправимый человек! Сколько волка не корми, а все равно погонять тянет. Ну да, какой же русский не любит быстрой езды! Тот, который ездит там, где через каждый метр натыкано камер. Это в России автоспорт никогда не станет национальным, а финны знают, что угомонить неугомонных героев можно только огроменными штрафами. Ага, знаменитая шутка гонщиков: «сто пятьдесят-левый-два; сто пятьдесят – это расстояние» с Вячеславом Юрьевичем не работает! Хотя ведь сам учил меня, в гонках скорость не самое главное! Выигрывает не тот, кто быстрее всех несется, а тот, кто просчитывает развитие событий. Любят еще гонщики присказку: ралли не шахматы, тут головой думать надо.
Как и в жизни. А не тем местом, которым я думала половину отпуска. В семье, как в гонках, конечный результат зависит от всех: тут все главные, второстепенных нет. Собака не виновата, что сожрала мои тапки. Это Славка их не убрал! В ралли работает команда, выигрывает команда и проигрывает тоже вся команда. В семье так же, даже если третий в ней – овчарка, взятая без разрешения жены! Если из-за механика открутилась гайка, то машина дальше не поедет. Если из-за пилота не попали в поворот, то не попали – вернее, ох как попали! Только кто в нашей семье пилот? Мне всегда говорили, что я штурман. Особенно, когда тыкала пальцем в предупреждение о камере в кустах!
– Слушай, штурман, твое дело сидеть и бояться, забыла?
Нет, куда там… Не тупее студентов архитектурно-строительного университета, занимавшихся на отделении автоспорта, где преподавал Славкин приятель. Оставив бизнес и финансирование профессиональной команды автогонщиков, Березов бросил все силы на воспитание подрастающего поколения. В ущерб собственному сыну, надо сказать. Видимо, руки чесались поучить кого-нибудь водить!
Так какие обязанности у штурмана? Их много, как и у жены: на спецучастке читать стенограмму, которую они с пилотом записали на ознакомлении с трассой, расставить в нужных местах механиков, прикинуть расписание, кто что и в какое время должен делать, рассчитать время, чтобы ехали строго по графику, с самого начала задать правильный темп. И главное – поправить пилота, если он что-то неправильно делает…
Может, я неправильный штурман, если наша семья свернула не туда? Иначе почему у меня настолько снесло крышу в объятьях Адама? Секс как ралли: не ту скорость взял, не так руль повернул, и все – финиш, да не тот! И там, и там от настроения многое зависит: если пилот слишком возбужден, штурман старается его успокоить. Если наоборот сонный и вялый – взбодрить. А я пустила все на самотек, когда появились проблемы, предоставив пилоту решать их самостоятельно. И теперь удивляюсь… Наша семья, кажется, держится лишь пофигизмом Березова: ему без разницы, ругаюсь я или улыбаюсь, только бы была рядом.
Но черт возьми, моя семейная жизнь теперь как та гоночная восьмерка: двигатель и коробка передач в ней нормальные, а вот ходовую часть я взяла импортную… На три дня… Ну и как теперь сделать так, чтобы автомобиль отечественного производства остался на ходу? «Убраться» после первой же гонки – позор. Нормальный гонщик просто так машину гробить не станет. А я плохой штурман и до гонщика мне далеко…
А вот поезд едет слишком быстро. Намного быстрее возможностей моего организма к регенерации. Что это я? Плачу? А-ну, прекратить! Быстро! Разве есть повод для печали? Адам уже нацепил клоунский нос и смешит почтеннейшую публику. Паясо бы расстроился, узнай, что довел меня до слез! Его задача была довести меня до чего-то другого. И с ней он справился на пятерку с плюсом. Потому и плачу, да? Что такое не повторится…
Так ничего в жизни не повторяется. Появляется только новое. Или создается своими руками. Как бы так сделать, чтобы подкрутить в голове катушки и никогда больше с них не срываться. Но ведь почти четыре года мы справлялись с новым положением дел. Ведь справлялись… как-то… Господи, через пять дней у нас юбилей семейной жизни. Может, он даст начало новому медовому месяцу? А вдруг? Ведь всегда надо верить в чудо. Иначе как жить? А я хочу еще столько же лет вместе и чуть больше – до золотой свадьбы! А вдруг?
Гнал Березов или не гнал, вопрос вторичный – но ждал меня с распростертыми объятиями. Принарядился. Рубашка, пусть и без галстука. Брюки… Ну можно сказать, что в них удобнее, чем в джинсах, три часа в машине сидеть… Но стрижка новая. Я перед отъездом намекала, что не мешало бы кудри подстричь или покрасить. Красить не стал. Но волос много, они стальным шлемом защищают голову. А темные очки – новые. Говорил, что купит, как в американских ВВС. Купил!
– Что?
Он чуть отстранился, через силу прерывая поцелуй, который по всем правилам приличий обязан был быть кратким. Нет, дело даже не в чемодане – он на колесиках, хоть в нем и тяжелые бутылки. И не в рюкзаке – его он сорвал с меня сразу. Кажется, еще до объятий. Или во время.
– Армани?
Я повела носом: этот терпкий сладенький аромат я не спутаю с другими. Всегда дарю его мужу на день рождения. И вот задевал куда-то последний.
– Новый купил?
Он улыбнулся. Даже очки не скрывали блеск глаз.
– В твоем бардаке нашел. Торчал наверху все время, пару мешков всякой дряни на помойку снес…
Я промолчала. Не будем начинать. Ничего важного он выкинуть не мог.
Только всякую дрянь, которую тебе втюхивают на распродажах или сам хватаешь за копейки, а потом понимаешь, что в Питере это даром не нужно, и оставляешь на даче на веки вечные. Я не умею ничего выкидывать. Пусть делает это в мое отсутствие.
– А вообще как дела?
Я взяла его под руку, свободную от моего рюкзака, чтобы Слава не забрал у меня дурацкий чемодан.
– На лондонской бирже все в порядке, – улыбнулся он одними губами.
– Из-за чего сыр-бор? – спросила я без всякой улыбки. И очки у меня плотно держались на волосах.
– Я был идеальным зятем весь отпуск. Веришь?
– Верю…
Я знаю, что он ни в чем не виноват. Что это все моя мать…
– Купить тебе мороженое?
Черт… Ну вот зачем… Паясо… Провались ты пропадом, Адам! Сгинь из моей памяти!
– Не хочу…
– Началось… – Слава выдернул руку и обнял меня за талию, явно ища там «спасательный круг». Его не было и нет. – Диета завтра. Мать там наготовила для тебя полный стол… Из рыбы!
Он провел носом по моей щеке, и я вздрогнула. От чего? От страха или радости? Думала, буду улыбаться при встрече, вести себя, как ни в чем не бывало, а меня трясет…
– Купи мне… Шоколадное!
Да его, именно его! Трубочку, с орешками. Мы сядем на парковке за машиной прямо на поребрик…
– Яна, ты чего?
Я смотрела на мужа снизу вверх, а он сканировал меня глазами сверху вниз. Даже очки в руку взял.
– Не хочу пачкать машину…
Только бы не покраснеть! Опустила глаза и погладила бордюр рядом с собой.
– Садись. Я постираю твои брюки. И даже выглажу.
Два раза повторять не пришлось. Слава сел, расставил ноги, опустил между коленями сцепленные руки. И уставился на меня. Я машинально протянула ему надкусанное мороженое.
– Яна, ешь! Я не хочу. Просто на тебя смотрю. Соскучился. Наконец-то ты дома…
Я не убрала мороженое. Он должен откусить от трубочки и я должна поцеловать его шоколадные губы, чтобы перекрыть то воспоминание, которое безжалостно лезло в голову и перед глаза.
Он забрал у меня мороженое, кусил… И я протянула к нему руки, обняла за шею, скользнула джинсами по асфальту, сокращая между нами расстояние до предела.
– Яна! – Слава увернулся от поцелуя. – Ну что за детский сад! Тут люди ходят…
Ну, как обычно… В этом весь Березов! Но я уже не та Яна, которая безропотно слушалась старших, я поцелую его, потому что так хочу, потому что нет ничего вкуснее шоколадного поцелуя… Березов просто этого не знает. Пока не знает… Я ведь права, вот уже и мороженое у меня за спиной. Постираю и свою футболку, чего уж там…
– Яна, не издевайся! – он все-таки вырвался и сунул мне в руки потекшую трубочку. – Три часа пилить.
Вскочил на ноги, отряхнулся и повернулся к машине. Непроходящая любовь к бумерам… Нет, нет, нет, к бэхам! Мы же не динозавры какие-то!
– За час не доедешь? – я попыталась улыбнуться. Получилось. – Слааав…
Он не оборачивался. Потом вдруг распахнул дверь и вытащил из машины какую-то баночку. Слава! В ней была земляника вперемешку с черникой.
– Утром набрал для тебя, пока с собакой гулял. На, хрюша, ешь вне машины. А то мыть заставлю…
– Спасибо!
Я чуть не заплакала. Не от радости или счастья. А просто… Грубый, грубый, а иногда вот на такую сентиментальность пробивает моего самого главного в жизни человечка.
– Вот только не вздумай кормить меня с руки! – возмутился он в шутку.
Или всерьез испугался развратных поползновений с моей стороны? Ладно, Березов, живи…
Я отсыпала горсть ягод и целиком запихнула себе в рот.
– Янусь, как ты умудряешься так…
– Что? – спросила я, прожевав и поняв, что иначе не услышу продолжения.
– Ну… Это… Я не могу спокойно смотреть, как ты ешь. И кажется ты не специально, но… Или это потому что ты меня поцеловала?
– Потому что ты соскучился.
– А ты, нет?
Я с трудом удержала рот в улыбке.
– В обществе Аллы тяжело соскучиться по мужчине. Она очень хорошо… – я постучала по голове, – мозги компостирует. Ну, ты понял…
Да, он понял – он не разрешал мне говорить при нем взрослые слова. Девочкам полагается во всем оставаться девочками.
Я облизала пальцы, не сводя глаз с мужа, который аж стал выше. Мой взгляд обязан был извиниться: я же не специально. Да, правда – я облизала пальцы лишь потому, что мороженое потекло.
– У тебя есть санитайзер в машине?
Слава вытащил бутылочку и капнул мне на руки, все в разводах от ягодного сока. Теперь хоть не липкие. И…
– Слава, тут же люди…
Но поцелуй я прервала лишь на секунду. Оба знали, что здесь дыра дырой, какие люди…
– Как дожить до вечера теперь? – он держал мое лицо в ладонях и пожирал взглядом блестящие от поцелуя губы.
– А не надо доживать. У тебя же бэха с тонированными стеклами не просто так куплена…
Он стиснул мои щеки еще сильнее.
– Яна, ты что такое несешь?
Боже, это был голос из прекрасного далека… Мне же не семнадцать! И ему еще не сто!
– Березов, тебе что, стыдно? – я перехватила его руки у запястий, чтобы оставить у своего лица. – Я же не девочка с панели, я – твоя жена. И если на то пошло, то в машине намного безопаснее, чем на даче. Родители точно не войдут!
– Янка, общение со школьными подругами тебе явно противопоказано!
– Я романы для баб за пятьдесят читала долгими одинокими ночами, – врала я, приподнимая колено по брючине все выше и выше.
– Яна, у тебя ничего не получится, – его губы были совсем рядом. – А у меня тем более… В походных условиях.
– А причем тут я? Мы говорим о тебе сейчас…
– Мне ничего не надо…
– Я же чувствую…
– Ты один раз назвала это игрой в одни ворота. Я не хочу так больше играть.
Я удержала его руки и уперлась коленкой в пах.
– Я была дурой. На взводе. Забудь. Если пилот возбужден, задача штурмана его успокоить… Или я что-то путаю?
– Путаешь! – он вырвал руки и скинул мою ногу. – Ралли с сексом. Яна, что с тобой?
– Ничего…
Я быстро отвернулась. Как объяснишь, что это нужно мне. В качестве извинения. Чтобы окончательно провести черту между отпуском и семейной жизнью.
Мне повезло, что растяпа забыла на поребрике пустую банку. Финны будут ругаться: понаехали тут и мусорят.
– Мое дело предложить, ваше – отказаться, – в глазах противно щипало. – Хозяин – барин.
– Ян, ты чего? Обиделась, что ли? – он развернул меня к себе. Быстро! Слишком! – Янка, не смей реветь!
Рубашке повезло, что путешествую я без косметики. Слава гладил меня по спине, нежно, точно собаку, но слезы как текли, так и текли. Ручьем!
– Ян, садись в машину!
Он вырвал у меня из рук банку и побежал искать урну. Я села в кресло, провалилась в него и уставилась на отъезжающий поезд. Жаль, не товарняк. Вагоны не посчитать!
Слава вернулся и бросил мне на колени бутылку воды. Холодную. Добежал до магазинчика. Спринтер!
– Спасибо, – я отхлебнула воды. – А тапочки?
Хотела пошутить, но он ответил серьезно:
– Тапочки в багажнике. Дома примеришь.
Я не удержалась от новой благодарности.
– Яна, у тебя все хорошо?
– Прости, устала просто… Это все Алла со своим козлом. Думала про них всю дорогу…
– Что у них теперь?
Слава не опустил очки на нос, хотя и взялся уже за руль. Я глотнула еще воды.
– Да все то же…
– Ну так у нее всю жизнь все то же. Чего вдруг ты стала ее сопли так близко к сердцу принимать?
– Так жизнь проходит, понимаешь? Сорок лет, а все одно и тоже…
У меня снова затряслись губы. Пришлось прикусить. О ком я только что говорила? Об Алле или все же о себе…
– Ну, девчонки… – Слава растянул слово больше чем нужно, и я сильнее сжала губы. – Я больше не буду никуда вас отпускать вдвоем.
Я ринулась к мужу, впилась ему в плечи, вжалась макушкой в грудь, замотала головой, точно желала просверлить дыру до самого сердца.
– Не отпускай, не отпускай меня больше никуда… – я не плакала, я рычала. – Пожалуйста…
Он снова опустил мне на спину руку, но не погладил, а похлопал. Так… по-дружески.
– Я и не отпускаю, но ты все равно сбегаешь. На цепь тебя, что ли, сажать? Давай, Янка, соберись. А то мать подумает, что я тебя успел обидеть. Давай, Стелла маму улыбающуюся ждет.
Я отстранилась. Даже отпрыгнула. Чуть затылком о дверь не шарахнулась.
– Я что, сучка? Что у меня дочь – собака, а? Или ты вдруг кобелем стал?
Слава покачал головой.
– Ян, ну не надо так грубо… Ну привык так… Ну не получается иначе… Ты мама и все тут. Что, тебе от статуса «хозяйка» легче станет?
Я махнула рукой.
– Поехали уже, собачий папа. Тебе пора к статусу дедушки привыкать…
Слава опустил очки на глаза.
– По факту, ладно? Все по факту.
И вырулил на дорогу. Такую же пустую, как и железнодорожная станция. Зато вылизанную до противного. Как и машина Березова. Ну хоть бы одна соринка где была!
