Текст книги "Неизменная любовь (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Я открыла глаза довольно рано – пусть и позднее обычного. Кровать оказалась пустой. Звать героя-любовника в голос я не стала. Поднялась сама, подняла с пола халат и вышла в гостиную, затягивая по пути узел на кушаке. Дверь на балкон открыта, но сушки там больше нет. Стол тоже чистый. Я обернулась на диван. Моя одежда, чуть влажная – я коснулась ее рукой – аккуратно сложена стопочкой. Его одежды – нет.
– Паясо?
Смысла звать, конечно, не было никакого. В другую спальню он бы не пошел. А вдруг? Я открыла дверь: темнота и пустота ждали меня там. Закрыла. Зачем-то прошла в ванную, хотя оттуда в любом случае доносились бы хоть какие-то звуки. Не просто так, конечно, пошла, а чтобы убедиться в отсутствии зубной щетки и бритвы. Паясо сделал то, на что я не решилась вчера в Таррагоне – ушел без прощального поцелуя. Не оставив никакой записки – только вымытую посуду в сушилке. Что за дуралей! Или нет, не дурак?
Я схватилась за сумку, висевшую на спинке кухонного стула. Проверила кошелек – все на месте. О чем это я подумала? Глупость какая… У него наличности сейчас намного больше, чем у меня. Ну вот и все. Финита ля комедия!
Я налила в стакан холодной воды из бутылки, пролежавшей всю ночь в холодильнике, и осушила его залпом. Пойти в душ? Шесть утра! Могу час поваляться в постели. Пустой… Раньше половины десятого в аэропорту делать нечего.
Скинула халат, чуть не обломав об затянутый от досады узел ноготь, и залезла под одеяло. Не усну, конечно, но будильник все же стоит поставить. На всякий пожарный. От Славки ни слова. Суббота. Он держит все данные мне обещания. Теперь я позвоню ему только, когда посажу Аллу на самолет в Питер и полечу в Хельсинки. Господи, как же хорошо, что все это закончилось. Как же хорошо…
Я сильнее потянула на себя одеяло и зажмурилась – нет, не попала случайно пальцем в глаз, его защипало от подступивших слез. О чем ты плачешь, дура? Ну не об этом же мальчишке! Или о том, что не сможешь теперь сказать, что у вас с мужем нет друг от друга никаких секретов?
Может, станешь утешать себя мыслью, что за двадцать три года он наверняка хоть раз да сходил налево? Ну ведь это же просто секс! А секс не в груди, он ниже, он ничего не значит в отношениях… Вот абсолютно ничего! Я – хорошая жена, Слава – хороший муж. Разве у нас имеются к друг другу серьезные претензии? Ну да, порой я совершеннейшая балда. Ну так я и была такой, когда он делал мне предложение. Правда, под дулом пистолета.
Наверняка в тот момент Березов думал, что иначе я что-нибудь с собой сотворю. И что из всего этого вышел замечательный брак, наверное, все-таки заслуга нас обоих. Этот мальчишка ничего не поменял. Он не может ничего поменять. Я приняла от него бутылку пива, потому что я – совершеннейшая балда. Но ведь это не смертельно. В остальном-то я замечательная… жена. А вот Березов далеко не идеальный муж – и то, что мы не ругаемся, всецело моя заслуга. Я понимаю, что в шестьдесят лет человека уже не переделать. Но и хуже, к счастью, он не становится. А лучше… уже некуда. Да, у нас все хорошо, а это… это… вот это даже изменой назвать нельзя. Это было так… Профилактический осмотр… моего организма на предмет старения. Да, да, вот именно так! И никак иначе!
Я зажмурилась сильнее, и что-то щелкнуло внутри… Неужели сердце? Или нет… Это снаружи… Это дверь. Дверной замок. Шаги. Кто-то пришел. Вернулся. Паясо…
Я зажмурилась сильнее и промокнула слезы краем простыни. Затем ткнулась носом в подушку – пусть думает, что я беззаботно сплю. Тихие шаги. Идет на цыпочках. Боится меня разбудить. Дышит даже наполовину – или задержал дыхание по мантре, опускаясь перед кроватью на колени. Теплые губы коснулись моей щеки, затем уха и спустились на шею. Я не выдержала – улыбнулась. Или это защекотало в носу от дурманящего аромата роз? Но перед глазами всего одна – красная. Как и лицо дарителя.
– Доброе утро, сеньора.
Его слова перекрыли мое «спасибо». Я взяла розу, осторожно, чтобы не уколоться, хотя мальчик заботливо оборвал листья и лишние шипы. Наверное, взял на кухне ножницы, поэтому я и успела утереть горькие слезы. Теперь они выступили вновь, но уже сладкие – радостные. Только чему я радовалась? Что меня не бросили, как уличную шлюшку, а пришли попрощаться?
– Мне очень стыдно…
За что? Что ушел?
– Я искал магазин, но у них все закрыто. Везде. Сорвал вот цветок у людей – сунул руку в забор. Даже алкоголь не воровал из магазина на спор в старшей школе. И вот, первая кража…
Вторая, мальчик. Ты украл меня у мужа. Пусть и всего лишь на две ночи.
– Надеюсь, это не повторится?
Я пыталась говорить строго, голосом взрослой женщины, но в нем звенели довольные нотки маленькой девочки, получившей свой первый букет, пусть и с чужой клумбы. Что здесь розы? Полевые цветы…
– Не повторится.
Но другое повторилось. Я обвила его шею руками и притянула к себе. Для поцелуя. Я думала, что только для него одного… И он так же думал, наверное, пока мои пальцы не подкрутили футболку к груди – тогда он поднял руки вверх, сдаваясь на мою милость.
– Ты же оделся без душа… – почти смеялась я. – Не порядок!
От него не пахло потом, на нем был дезодорант. Душ не принял из-за боязни потревожить мой сон. Заботливый мальчик. Такой милый… Мягкий снаружи и твердый внутри. Да, когда он внутри, он как сталь, а потом снова сжимается под моим пристальным взглядом, будто его владельцу стыдно за содеянное.
– Я хотел просто уйти, – прошептал Паясо, горбя красивую спину на краю кровати, пока я лежала поверх одеяла абсолютно голой. Так я и не одевалась еще! – Потом решил, что это некрасиво. Не подумайте только, что я хотел вас обидеть. Просто испугался, что вы решите меня подвести и опоздаете к подруге…
– Паясо, хватит… Ушел и ушел. Пришел, и я рада. Очень рада, – я провела рукой по его мягкой щеке. – Действительно рада тебя видеть.
Он перехватил мою руку и припал к ладони губами. И языком. Щекотно и чертовски приятно.
– Иди в душ первым, а я приготовлю нам завтрак. Хочешь яйцо в мешочек?
– Можно глазунью?
– Конечно.
Вот везет же мне на любителей глазуньи: муж такой, сын такой и любовника выбрала такого же… А я ведь умею жарить не только яичницу!
– Паясо, у меня действительно есть время, чтобы подкинуть тебя. Ну… Хотя бы до поезда.
– Не надо, сеньора. Я машину поймаю, так быстрее и надежнее выйдет.
– Ну, как знаешь… Ты все сам знаешь…
Я еще раз провела рукой по мягкой щеке и сжала пальцы в кулак. Все, это была последняя ласка. Если и будет прощальный поцелуй, то короткий. Даже не в губы, а вот в эту щечку, все еще горящую стыдливым румянцем. Не за шуры-муры с незнакомой замужней бабой, а за розу, конечно.
Паясо ушел в душ, и я сварила две чашечки кофе. Терпеть не могу Нескафе, но кофемашина принимает лишь его, а мое тело требует хоть какого-то кофеина, чтобы вылезти из амебного состояния. Все, отпуск закончился. Начинается неделя строгого контроля за словами, делами и дурацкими улыбками. Алла – баба, она может просечь мою ненормальность на раз-два. Закладывать мужу не станет, конечно, но, но, но… Я хочу оставаться в ее глазах идеальной женой! В своих собственных, увы, остаться такой уже не получится. И придется приложить немало усилий, чтобы Славкины глаза ничего не увидели!
Как и сейчас, чтобы удержать градус прощания ниже нуля по Цельсию. Да, уже мороз по коже, и губы трясутся. Потому и молчу. Чтобы не сорваться… И чего же так тяжело? Он тоже молчит… И смотрит в сторону. Тяготится этой минутой еще больше моего. Ему что – галочку поставил. Ну какой двадцатилетний не желает поиметь сорокалетнюю девку. Не хочу говорить бабу или тетку… Вот сейчас – не хочу. А хочу плакать.
Как же тяжело не улыбнуться – каменное лицо, напускное безразличие. А чего я жалею? Что расстаюсь с этим мальчишкой? Что эти две сумасшедшие ночи останутся лишь на задворках памяти? Или чего-то более серьезного – возвращения в свое колесо, в привычный мир, к проблемам, которые не исчезли по мановению волшебной палочки. Паясо не волшебник. Волшебство нам подарил Господин Великий Случай. На целых две ночи!
Перед домом пусто. Абсолютно. Ни одного жаворонка или любителя поплавать в пустом море. Не ночном!
– Удачи!
Да, наверное, больше ничего и не надо говорить. Нейтральное прощание – Гуд Лак. Уж мне удача точно понадобится, чтобы, пережив неделю с подругой, суметь непринужденно улыбнуться мужу.
Однако Паясо, точно из чувства ревности, говорит вдруг по-испански «Адьос» и впервые не добавляет «Сеньора». Поворачивается ко мне спиной и идет к дороге. Рюкзак на его спине почти не качается – такой он тяжелый. Зато в него уместилось все, что нужно его владельцу для свободной жизни. А моя свобода уместилась бы в рюкзак? Нет, только в чемодан. На колесиках! У меня много барахла? Значит, надо выкинуть половину. Ненужные вещи – мой курортный роман, который я постараюсь забыть за ненадобностью – все, до последнего поцелуя, которого не было. Даже рук друг другу не пожали. Но это выглядело бы глупо. Ну вот совсем глупо…
Хотя все, что со мной случилось здесь – глупость. Ошибка? Нет. Просто глупость. Может, я так и не повзрослела? И это зажглась тревожная кнопка: Яночка, миленькая, в другой раз думай, пожалуйста, головой, а потом уже только делай. Знаю, знаю… Но как же это нелегко! Открыть машину, сесть в нее и уехать… Подальше от места и минуты, где и когда тебе было хорошо. Хорошо без всяких «но».
Тяжело? Нет, Яночка, легко! Ты едешь туда, где тебя ждут. А здесь тебя уже забыли. Ну или приготовились засунуть в самый дальний уголок памяти, чтобы потом по пьяни – когда-нибудь Паясо же начнет пить по-человечески – рассказать приятелям или приятельницам, как встретил однажды шизофреничную русскую тетку. Главное, мне не вспоминать этого клоуна ни по-трезвому, ни по-пьяному.
– Ну что, подруга, пьем? – вместо приветствия выдала Алла.
– Ага, прямо за рулем!
За рулем я смотрела на свои руки, вернее на правую с кольцом. С удовольствием бы спрятала ее на ручку переключения передач, если бы машине не была автоматом. Золото било в глаза сильнее солнца. Лучше смотреть на дорогу. Грустные глаза – за темными стеклами. За окнами – чужая земля. В машине – моя подруга, которая за столько лет не узнала ни одной моей тайны. Если только про уроки вождения! И не стоит начинать. Уж точно не с этой тайны! Семь дней…
Семь дней мы будем жрать, пить, загорать, купаться и… Говорить я не буду, только слушать. Короче, все как планировалось. Никаких изменений в распорядке дня и недели. Да здравствует настоящий отпуск! Не в нашем отечестве.
Глава 5 «Маленький воришка»Пить мы решили вечером. Как все нормальные люди, а не как две ненормальные алкоголички.
– Вино, шампанское?
Первым делом Алла залезла в холодильник. Она уже была здесь в прошлом году и быстро апгрейднула себя с роли гостьи на… Роль сестры, будет куда безобиднее так сказать. А то выдала как-то, что чувствует себя у меня в гостях бедной родственницей. Хорошо еще не приживалкой. Впрочем, после третьей рюмки коньяка Алла всегда говорит странные вещи.
– Слушай, Ян, – обернулась она ко мне с улыбкой. – Точно к свиданию с мужиком приготовилась, а не к встрече с собутыльницей. Еще и цветок на столе… Как в лучших домах Парижа!
Мне с трудом удалось улыбнуться и открыть рот для ответа:
– Ну так, кто ж тебя еще на свидание пригласит, кроме меня?!
Она не должна обидеться. Она выдала это первой. Пусть и много лет тому назад: «Ну и зачем мне парень, когда у меня есть ты…» Ну, а дальше, как помните, было про «кто платит»…
– Ал, здесь надо пить вино и каву. А розу я сорвала у соседей… – Боже, как же хорошо я научилась врать! – Цветок обломился. Решила, ну чего добру пропадать… Давай, бери салат, если хочешь поесть, или фрукты. И пошли уже на пляж.
– В самое пекло?
– Нет, будем ночи ждать! Кто-то хочет шоколадный загар за семь дней получить. Давай, давай… Еще надо в аптеку забежать за солнцезащитным кремом.
Аптека через дорогу. И дорогу мы переходили в том самом месте, где ее утром перебежал Паясо. Да, блин… Я теперь каждую песчинку на пляже стану, что ли, ассоциировать с этим малолетним идиотом?
– Ну и цены у них! – ахнула в голос Алла.
Я держала в руках два тюбика с кремом, не в силах выбрать фирму или объем. Прямо как про тех раков по пять и по три рубля. В голове так и гудел голос Жванецкого:
по пять рублей…
но зато большие…
хотя по пять, но большие…
а сегодня были по три,
но маленькие, но по три…
но маленькие…
зато по три…
хотя совсем маленькие…
поэтому по три…
Я даже выдала это вслух. Случайно, но Алла улыбнулась и вытащила у меня из рук тот крем, на котором было написано «плюс сто миллилитров бесплатно», со словами:
– Все равно дорого. Глянь, – Я обернулась к стенду с мелочевкой. – Весь Питер оббегала в поисках карандаша. Нет, не завозят больше. Теперь понимаю почему… А наш аналог даже пробовать не хочу. Лучше босиком ходить буду.
Она сжала губы. А я схватила для нее сразу пять этих карандашей от мозолей. Руки у меня свободны – крем держит она.
– Я заплачу! У меня счет в евро. Мне все равно.
– Даже в евро дорого! Ян, не надо, – голос ее звучал совсем умоляюще. – Это не важно, правда.
– Ал, хватит! Я знаю твои ноги. Я тебе это, – я потрясла карандашами, – вместо коньяка куплю.
– Вот не надо… – Алла растянула губы в улыбке. – Не надо вместо коньяка.
Я все равно их купила и сунула в тот же пакетик, что и тюбик с кремом. Теперь прямиком на пляж, на свободный шезлонг. Под Аллой он прогнулся. Черт, разнесло-то как ее! Не жиртрест, конечно, но талия окончательно потерялась! Прошлым летом все не было настолько запущено…
Я поспешила отвернуться, чтобы взглядом не выдать такие свои мысли. Скажу, конечно, что распускать себя так – безобразие, но найду слова помягче. А пока займусь собой.
Встряхнула тюбик и начала медленно покрывать тело жирным белым кремом.
– Тебе размазать на спине?
Руки у Аллы мягкие… Почти как у… Нет! Заорал мой внутренний голос. Стоп! Я не буду вспоминать его! И не позволю телу совсем сдвинуться с катушек, чтобы реагировать на прикосновение женщины.
– А теперь ты.
Я чуть не спросила – что я? Успела даже испугаться, что что-то не то ляпнула… Про Паясо, например… К счастью, протянутый Аллой тюбик вернул меня с небес на землю… Вернее выдернул из ада страха. Изменить оказалось легко, а вот беззаботно жить после измены еще надо научиться…
– Ал, тебе бы купальничек на размер больше взять, – выдала я, увы, грубо, чтобы перевести все стрелки на нее.
– Экстра, экстра, экстра лардж? – Алла приподняла голову и уставилась на меня прищуренными от солнца глазами.
– Я серьезно. Чем больше затягиваешь бедра резинкой, тем сильнее свисают бока.
– Это не бока. Это спасательный круг… – Алла потянула в сторону жирок. – От проблем. Ну не могу я не жрать на работе, не могу… Нервная она у меня. И дома не могу не жрать, потому что там еще хуже…
Так, мы еще не пили и даже не плавали!
– Давай все же купальник новый купим, а?
Ведь лучший антидепрессант – это наш любимый шоппинг!
– Тут недорого… – продолжала я гипнотизировать подругу.
– Дорого, недорого, тут все в евро, – Алла смотрела на море, не на меня. – А я получаю в рублях. Мне теперь шопиться в отпуске не по карману от слова совсем.
Я тоже отвернулась к морю – нельзя было начинать про деньги, нельзя. Сейчас еще, как Паясо, начнет от всего отказываться. И испортит и так поганый отпуск. Хочу домой. К мужу. Хочу удостовериться, что жизнь моя не изменилась даже на сотую долю процента.
– Знаешь, мы тоже зарабатываем в рублях, – сказала я, все так же не поворачивая к подруге головы.
– Вы зарабатываете, а я получаю, – ответила Алла глухо. – Это большая разница…
– Пошли плавать!
В этом разговоре надо поставить точку. И больше никогда к нему не возвращаться. В эти семь дней хотя бы!
И мы пошли. Без заплыва, конечно. Но и без детского плескания в прибрежных волнах, а потом рухнули обратно на шезлонг обсыхать… И говорить о детях. Вернее, о моем сыне. Или начала я… Мне хотелось о нем говорить. Об его успехах. И именно с Аллой. Она порадуется. А дома Мишку начнут принижать – мог бы то и это. Короче, совок неистребим в некоторых! Березов, правда, научился держать его в себе. За оценки хвалила и ругала только мама. Но вот бабушка с дедушкой…
– Буэнос Диас, сеньорас…
У меня в ушах зазвенело. Я брежу… Что это?
– Что он сказал?
Нет, не брежу, раз Алла тоже приподнялась на локтях.
– Попросил присмотреть за его вещами, пока он плавает, – выдала я срывающимся шепотом. В горле пересохло. Как и во всем теле, будто меня закопали в раскаленный песок.
Нет, этот паршивец именно это и сделал только что! Закопал меня! До того прихлопнув лопатой по черепушке!
– Какой красивый парень!
Алла тоже смотрела ему в спину. Прямую. Настоящую спину пловца. Что эта сволочь тут делает? Он уже с красным носом должен развлекать господ отдыхающих в Таррагоне. Что он тут делает…
– Смотришь на таких и слюньки текут… – промурлыкала Алла. – Где мои семнадцать лет, а?
– В семнадцать парни мне совсем не нравились, – выдала я не своим голосом, прижимая к песку рюкзак Паясо. Что он тут делает? Проверяет, не соврала ли я про подругу. Но зачем?
– Ну, ты исключение… Я тебе уже говорила об этом. И не раз. Впрочем, такой парень и в семнадцать не обратил бы на меня внимания… Да и сейчас к тебе ведь подошел…
Да, ко мне… Зараза, что он тут делает?
– Ты у нас на испанку похожа. Даже без черных волос!
Мои волосы все равно темные. И странно, что их до сих пор не коснулась седина. Но сегодня я точно поседею, если сейчас же не выясню, что он тут делает!
– Блин, а здесь воруют? А мы бросили вещи…
А Алла все трындит!
– Ну, те, у кого есть что украсть, везде боятся воров. Забей!
Мне бы забить на Паясо, но как? Один откровенный взгляд. Одно неловкое движение. И все… Моя тайна раскрыта. Подруги подругами. Но именно подруги делают самые страшные гадости друг другу.
– Иди ты нафиг! В следующий раз без телефона пойду. А сейчас фиг ты меня с шезлонга стащишь.
– Отлично! – Блин, это реально отлично. – Лежи и карауль все вещи, а я пойду плавать. Далеко.
– За буйки не заплывай!
– Постараюсь…
Если эта сволочь уплыла далеко, то поплыву хоть в Африку. Надо же быть таким козлом! Но он, видимо, заметил меня. Или не уплывал никуда, надеясь, что я пойду следом… Сейчас засранец плыл ко мне. Брассом! Побивая все рекорды. А у меня свело и руки, и ноги. Дай бог удержаться по горлышко на цыпочках, не нахватав огурчиков. А вот этому козлу я бы лещей отвесила с большим удовольствием!
– Привет! – нет ничего противнее такого вот развязного «хай» из уст наглого мальчишки. – Я не смог уехать…
Это уже интереснее. Что же тебе помешало? Деньги у тебя были. Воры? Может, он не просто так оставил подле меня рюкзак?
– … от тебя…
Он выдохся и опять рвет предложения, давая мне возможность придумать собственное продолжение.
– Ана…
Твою ж мать! Ты имя мое вспомнил! Или не забывал? Так какого черта даже под простыней называл меня сеньорой?
– Я знаю, что здесь не к месту. Но… Ну… Если ты вдруг захочешь поплавать ночью…
Ты? Ну да… Приплыли, наконец-то!
– А как же твои друзья, которые сегодня приезжают?
Он пожал мокрыми плечами. Или вздрогнул от напоминания о существовании жизни вне моей постели.
– Они все равно сегодня будут отсыпаться. Я им сказал, что приеду завтра. Ана, пожалуйста…
Он не договорил, но я поняла – он просил не прогонять его. А что с ним делать? Не могу же я привести его в дом. Ну даже в роли бродяжки. Он же не на диване спать собрался!
– Что ты от меня хочешь?!
Я даже руками всплеснула, обрызгав его нечаянно с ног до головы. Хотя ноги и так были в воде: передо мной шатался бюст. Или это шаталась я от свалившегося на меня счастья в виде Паясо…
– Я не знаю… Может, погуляем вместе по пляжу…
– Я не одна! – Да, перебивать некрасиво, но когда он тянет каждое слово, а мне дорога каждая минута, очень даже правильно. Поди потом объясни Алле, о чем можно столько времени трепаться с незнакомым парнем. – У меня подруга. Я не смогу выйти к тебе.
– Но вдруг… Она уснет, а ты нет. Ана, я просто буду ждать.
– Где? На пляже? Всю ночь? У тебя палатка, что ли, с собой?
У кого-то явно снесло крышу! И плечи так и дергаются вверх. Ничего-то он не знает…
– Я сейчас вынесу тебе ключи. Я никуда не поеду сегодня. Спи в машине. Только дождись, пожалуйста, темноты.
– А ты придешь?
Вопрос или утверждение? Или детский нудеж? Скорее последнее!
– Если получится.
Еще губы надул. Так и тянет треснуть по ним ладонью!
– Не будь маленьким!
Да как он им не будет, если он ребенок. До мозга костей еще ребенок! Который требует еще конфетку, когда сожрал уже целый килограмм! Ну не кривляется же он на самом деле, этот клоун!
– Как тебя зовут?
– Адам, – ответил он быстро, сделав ударение на первую «А».
– Серьезно, что ли? – Или снова разыгрывает?
– Могу права показать…
– Не надо. Меня Яна зовут. Если сможешь произнести.
Он смог, почти не коверкая бедную «Я».
– Ну пошли, что ли, Адам…
Я не взяла его за локоть, хотя хотела. Еле успела затормозить свою руку. Попросила его остаться у воды, а сама пошла к шезлонгам. Алла уже сидела и, похоже, всю дорогу за нами наблюдала.
– Слушай, мне надо сходить домой. Я пообещала мальчику дать денег, чтобы добраться до гостиницы.
Алла даже ноги на песок спустила. Бросила в сторону Адама взгляд и снова уставилась на меня.
– Ты что, дура? – вот так прямо, в лоб.
Аж захотелось ответить: да, дура. И ты даже представить себе не можешь, какая.
– Тебя развели, как нефиг делать, а ты улыбаешься…
– Я не улыбаюсь, – Я улыбаюсь, да? Ну вот, дура! Маленькая дура, ржущая в цирке над бедным Клоуном. – Даже если мальчик приврал, то на двадцатку я не обеднею. Он заслужил ее за свою фантазию.
– Дай ее лучше мне! – Алла говорила это так тихо и так грубо, что я не усомнилась в серьезности ее просьбы ни на секунду. – И я тебе всю ночь буду ужастики рассказывать.
– Я тебе лучше заплачу, чтобы ты мне их не рассказывала, – сказала я тоже тихо и даже зло.
Да, сегодня мне надо, чтобы ты спала. И ты должна спать, ведь в три часа ночи подскочила, чтобы в аэропорт попасть. Спасибо вечной задержке испанских самолетов! А то бы пришлось не ложиться вообще!
– Яна, не дури… Тебя разводят.
Какое слово-то многозначное… Да, почти… Но в другом смысле, в страшном…
– Ал, я дам ему деньги, а все остальное на его совести. Надо быть добрее к людям.
– Как знаешь, – она снова откинулась на шезлонг. Слава Богу! – Я милостыню не даю. Даже у церкви. Особенно у церкви.
А я даю… А вдруг действительно помогу…
Так что взяла рюкзак и махнула Адаму – подбегай. Но пошла к нему навстречу, подальше от Аллы. Он отлично играл роль. Забрал вещи, поблагодарил, пошел в отдалении. И даже за углом не попытался меня обнять. Его обняла я, и он тут же бросил рюкзак под ноги, чтобы схватить меня за талию, потом под грудь, а затем вообще под бикини. Мокрый и горячий одновременно. Сладкий и горький, как кумкват. Но я надкушу корочку и вытяну губами лишь сок, оставив кожурку целой. Вот так, осторожно скользя языком по его губам… Ты мое проклятье… Я же с тобой рассталась… Уже зализала раны. И вот ты снова всаживаешь в мою податливую плоть свои острые зубы…
– Хватит!
О да, «энаф-из-энаф!»
– Я постараюсь прийти к тебе… Постараюсь…
Он убрал руки и остался внизу, а я ринулась вверх по лестнице, достала из сумки ключи и слетела вниз, будто на крыльях.
– Яна…
О как же сжалось у меня сердца от произнесенного им моего настоящего имени. Так же сильно, как и его пальцы на автоключах. Зачем мы сбросили маски, зачем… Адам… Лучше бы ты так и остался для меня Паясо, клоуном…
– Здесь недалеко мороженица. Можно я куплю тебе… и твоей подруге мороженое?
Отказаться? Но у него такой молящий взгляд. Сдалось ему это мороженое! Он просто не хочет уходить от меня. Бродить в одиночестве по пустым улочкам или шумному пляжу в ожидании заката – это так невыносимо. И еще не знать наверняка, будут ли к мороженому сливки…
Крохотное здание мороженицы находилось минутах в пяти от моего дома и на половине пути к пляжу. Под навесом уместилось всего два столика и прилавок, другие три стояли на улице. Все пять пустовали. Я взяла себе лимонное – снова. Он себе – конечно, шоколадное, а Алле я взяла сладкое манго в сахарной трубочке.
– Яна, я буду тебя ждать…
Адам хотел наклониться ко мне с поцелуем, но я не позволила ему, в шутку подняв к его носу мороженое. Здесь торгуют одни и те же люди. Не дай бог что ляпнут при Алле – пусть даже по-испански. Нет, нет, нет…
Я вернулась на пляж бодрым шагом – спасая мороженое от таяния и себя от желания обернуться.
– А я думала, где ты так долго! Уже испугалась, не пришиб ли тебя этот несчастный воришка. Куды бечь, куды бечь? Чуть родимчик не хватил. А она мороженое покупает.
Она целуется с этим воришкой. Очень долго. Мороженое нам продали за считанные секунды.
– И потом говорит, что у меня жопа большая! – выдала Алла, облизывая подтаявший шарик.
– На диету сядем после отпуска, – опустилась я на свой нагретый солнцем шезлонг.
Или это от меня самой валил пар. От одной только мысли о предстоящей ночи. Где мы проведем ее? В машине, что ли?
