Текст книги "Пустоцвет (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
– Я-то не провинился... – щенячий, побитый вид состроил. – А вот ты...
– Костя... – предчувствуя неладное, дерзкое... безрассудное – поддаюсь и улыбаюсь. – Отпусти меня.
Качает отрицательно головой – а улыбка все шире и шире.
Вдруг резкое движение, ко мне – и, ухватив за талию, враз развернул к себе спиной, ставя на колени. А руки невольно ломит, выкручивает неудобная поза – скольжу ладонями по прутьям, отчаянно пытаясь найти опору и удержаться.
– Ты что удумал?! – реву, что зверь. – Я же тебя убью! Высвобожусь – и убью! – сквозь смущение, страх и догорающее приличие, ору отчаянно, давясь наперебой смехом: – И никто тебя не спасет!
– Ты сначала выберись... А пока будешь пытаться... я тут многое успею.
Гад, уже откровенно, смело, стремительно забрался под юбку и задрал ее вверх.
– Скотина, не смей! – визжу, ополоумев.
– М-м-м, девочка моя, – внезапно, не без иронии, задумчиво пробормотал Пахомов, скользнув ладонями по моим ягодицам, бедрам. – Расслабься...
– Я тебя убью! Серьезно! – рычу. – НЕ СМЕЙ!
– Да-да, мой котенок... – но уже ухватил кружева и потащил их вниз.
Нервно дергаюсь, рву со всей дури свои кандалы – тщетно... только звон, гул по всему подъезду.
– Я звать на помощь сейчас буду! Костя! Не смей!
– Лизунь... – хохочет. – Лучше не надо... не люблю свидетелей...
Поддаюсь невольно – улыбаюсь, хотя в голосе пытаюсь все еще отстаивать свою честь.
А мышцы так уже и сводит от его ласк, нежности, похоти, что будто в тихую заводь, обманчивый омут, уволакивает меня, погружая в беспечность и дурман.
Еще мгновение – и чувствую уже его рядом.
– Костя, не смей! Костя!
Напор, давление – и невольно вскрикнула я от предательского, обличающего, многогранного удовольствия.
– С*ка ты, – едва слышно рычу. Но еще миг – и не выдерживаю: застонала от его дерзостно-сладкой власти.
Смеется.
– Будешь... – сражаясь с вдохами, роняет лениво слова, – следующий раз думать... как себя вести... со мной... на людях.
Враз ухватил за волосы – и прогнул меня кошкой. Резвые, господствующие, всепоглощающие движения – и не вытерпела... громко вскрикнула от прилива шального блаженства, отчего тотчас луною звук разошелся по всему подъезду.
Еще безумие, еще мгновения – и вдруг странный шорох. Щелчки, стук – распахнулась дверь.
Какой-то огромный, коренастый мужчина вышел на лестничную площадку.
– Эй, вы че, о**ели?! – дико взревел и в момент кинулся к нам. Застыли мы оба.
Вдруг резвое движение Кости и оглушительным ревом:
– СТОЯТЬ, Б***Ь!
– Эй, ты че, чувак? – испуганно забормотал тотчас незнакомец.
Пытаюсь провернуться, взгляд бросить за спину.
Окоченела, мышцы вмиг сжались от страха. Пахомов держал ублюдка на мушке:
– ВОН ОТСЮДА!
– Всё-всё! – испуганно поднял руки вверх мужчина. Попятился. Буквально секунды – и скрылся в своей квартире, за стальным полотном.
Мгновения, дабы отойти от шока – и неожиданно заржал Костя:
– Черт... – цыкнул, – сейчас же... как пить дать, ментам сольет.
Шумный вздох.
И снова тихий смех, еще одно движение, словно прощаясь, и отстранился:
– Прости, котенок. Но, по ходу, пора сваливать.
Пристыжено рассмеялась:
– Давно пора...
***
Ловкие движения – надел на меня обратно белье, поправил юбку.
– А наручники? – едко улыбнулась.
– Да сейчас, сейчас...
Достал из внутреннего кармана ключ.
Но не успела я возрадоваться свободе, как опять облом:
– Смеешься? – тотчас скривилась в удивлении. – Оба открывай...
Закачал отрицательно головой:
– Не-а, – коварная ухмылка. – Еще сбежишь... Нельзя: не хочу сегодня... никуда тебя отпускать.
– Романтик мой, – залилась враз хохотом я, – сейчас приедут... и устроят нам служебный анекдот, персонально для каждого в своем отделении...
Ржет, бесстыдник.
И вдруг щелчок – закрыл, сомкнул кольцо на своем запястье.
– Дурак, что ли? – округлила очи я.
– Ага, – язвой.
Напор, шаги – и замерли у лифта.
– Я тебе что... по голове случайно ударила? – рассмеялась пристыжено, уступая иронии. – Или че творишь?
– Ударила-ударила... – задумчиво... явно не вникая даже в суть. Стоит, сверлит меня взглядом, казалось, будто впервые так близко и хорошо видит. С жадностью изучает каждую деталь.
Едва открылись створки – протиснулись мы в кабину. Вмиг зажал кнопку первого этажа Костя – и зверем набросился, прилип диким, знойным поцелуем к моим губам – отвечаю, позорно, слабодушно... безрассудно сдаваясь в коварный плен.
***
Быстрые шаги по двору, то и дело, что оборачиваясь, смущенно хихикая и пряча стыдливо от прохожих наши "браслеты".
Вдоль проезжей части.
– Ко мне, может? – ухмыльнулся.
– У меня тут неподалеку подруга живет. А у них в подъезде... всегда крыша открыта.
Удивленно вздернул бровями, залился улыбкой:
– Мало на сегодня приключений, да? – хохот.
– А разве много?
Рассмеялся еще громче. Крепко сжал мою руку в своей:
– Веди...
***
И снова лифт... И снова смелые ласки.
– Может, без наручников? – ржу, вырываясь из запойного рабства его поцелуев. – А то больно...
– Так и быть. Я для тебя с пушком куплю, – тихий смех.
И вновь шаги, и снова ход.
Поддалась дверь – запереть оную с другой стороны... от греха и свидетелей подальше.
Несколько метров – и буквально сразу рухнули на пол.
Ловко освободился Пахомов от браслета (при этом меня не отпуская, не лишая сей цацки: некогда). Тотчас, изголодавшись, повис сверху. Резвые, смелые, стремительные движения, вовсе не церемонясь. Силой содрал, разорвал кружева – и в момент ворвался в меня... откровенно, дерзко, повелительно... по жилам погоняя жгучую страсть. Забурлило, заклокотало сладко-колкое безумие. Закипел исступленный, роняющий в отрешение, в самозабвение, всепоглощающий восторг, разбивая реальность на звонкие, переливами стонов, осколки...
Глава 12. Свидание
***
– Может, ко мне? – коварно заулыбался Костя, сжимая в своих крепких, сладких объятиях.
Ухмыльнулась я в ответ:
– Мне на работу надо... Начальник свирепствует. Да и Науменко... наверняка, уже визжит, как недорезанный, – невольно процитировала Сальникова. – Не меньше Курасова... рвет и мечет за самоволку.
– Хочешь, слово замолвлю?
Смущенно рассмеялась я, на мгновение спрятав взор:
– Иди работай...
Захохотал:
– Я работал, – язвительно. – Пока ты не прискакала и не принялась меня колотить... причем на глазах у свидетеля... И какое теперь у нее мнение обо мне? Авторитет? Страх? Как допрашивать, – ржет, заливаясь иронией, – когда злая жена так смело канифолит, да еще на людях?
– Смешно, – буркнула уязвлено, опустив очи.
Скривился на миг:
– Ну, так что? – отозвался. – Ко мне?
И снова глаза в глаза.
Смущенно, счастливо захохотала, качая отрицательно головой:
– Ко мне – приму душ, и на работу.
– М-м-м, – игриво протянул. – Я спинку потру...
Рассмеялась:
– Боюсь, мой батя... тебя не поймет.
Удивленно вздернул бровью:
– А он узнает?
И снова хохот:
– Сложно будет не узнать, когда мимо него пройдут двое... сразу с порога да в ванную.
Пристыженный, враз залился краской. Скривился в кислой улыбке:
– Понятно... – шумный вздох. – Так тем более, – почти сразу и продолжил, – поехали ко мне... Или боишься? – заржал, словно прозревши.
– Боюсь, – откровенно язвлю. – Очень боюсь!..
– Короче! – гаркнул. – Я понял! Наручники с тебя лучше вообще никогда не снимать! Тогда ты – покладистая и готова идти на компромиссы.
– Ладно! – перебиваю сквозь тихий смех. Силой выдираюсь из его хватки – поддается. Встаю. Шумный вздох. Бесцельно взор около: – Шутки шутками... А время идёт, – потянулась, лениво зевая. – Поехала я... Меня же еще... наш подполковник ждет, дабы во второй раз и уже более основательно отчитать... за мое безобразие...
– Ну я хоть подброшу? – торопливо поднялся за мной.
– Подбрось... Только не высоко... – хохочу.
***
– Я позвоню... – медовым шепотом на ухо.
– Ну, позвони... – заливаюсь смущенной улыбкой.
***
Курасов не орал.
Когда я зашла к нему в кабинет, тот разговаривал по телефону. Что-то сдержанное, тихое бурчал себе под нос, но как только скрипнули петли – враз перевел на меня взор. Махнул рукой, приказным жестом, пресекая любые попытки заговорить.
Еще немного, минуты молчания, вслушивания – и наконец-то:
– Погоди, Санёк, – тотчас прикрыл трубку рукой. Взгляд мне в очи (затушевавшуюся в углу). – Чего?
– Вы просили зайти... – едва различимо, взволнованным шепотом.
– Зачем? – удивленно вскинул брови, а затем и вовсе нахмурился.
– Из-за... "цирка", – виновато прячу очи.
– Какого еще цирка? – еще больше оторопел. Голос дрогнул, рождая в себе нотки раздражения.
– Скандала...
– А! – вмиг взмахнул рукой и поморщился, наливаясь душевным облегчением. Колкие секунды, шарахая мысли по туманной от проблем голове. И снова глаза в глаза: – Но ты же всё поняла?
– Да! – торопливо, лихорадочно, счастливо закивала я головой.
– Ну и иди!
***
Оставался еще Науменко...
Несмело постучать в дверь и зайти в кабинет к своим.
И вот он... высверком уничтожающий взгляд.
– У тебя только одно оправдание, – резко встал со стула и прошелся в сторону Сальникова – кинул какие-то документы тому на стол. Разворот ко мне. Руки в боки: – Ты сдохла... а потому не явилась на работу.
– Но я же здесь, – дерзко, с вызовом. Пронзая в ответ не менее колким взглядом: – Так что вариант... "слабоват".
– Усилить?! – выстрелом, циничное. Пробивая взором стекло моих глаз, тотчас взорвал сознание.
***
И даже если до меня Серега еще долго докапывался, грызя словами, едва не переходя на мат... мне уже было все равно. В голове – другие мысли.
Он орет – а я о своем думаю. О Косте...
О том, что этот человек для меня значит... и что я – значу для него...
Дурдом...
И как я отважилась на этот поход? На такую... откровенную перепалку, обличая все свои чувства. Чувства, которые... тоже уже странным образом успели во мне зародиться.
Вот дурёха!
Какая-то странная тяга, предвзятое доверие... увлечение им.
Омут – тихий, пляса бесов, омут... манящий, утягивающий в себя с головой. И не хочется сопротивляться. Не хочется обратно... Напротив – всеми силами гребешь, дабы ускорить сей процесс, ход. Где он давит – не сопротивляюсь. Где робеет – сама пру.
И вообще... Буранов и Пахомов – совсем... разные явления, вселенные.
Если Антон – все время стремился подавить меня, сдержать, сковать... уничтожить, в конце концов: не только мой бунт, но и суть заодно, то Костя – он... жаждет раскрыть меня. Играет, будоражит. Не пытается насадить свою модель поведения – а легким щекотанием пробуждает целый вулкан чувств. Приятных чувств. И хочется ими делиться, дарить... радость и смех взамен.
Не знаю... с таким человеком, наверно, вообще нереально поссориться: даже если захочешь – не даст. Переждет бурю – и подарит радость взамен. Порождая свою собственную цепочку настроения, а не ведясь... на невольную, неосознанную... глупую провокацию.
Мудрость. В нем мудрость, познать которую мне доселе так и не было дано. Познать, обучиться ей и следовать. И многих дров, наверно, я бы не наломала... следуя такому завету. Более того – не была бы в плену той трагедии, который отныне живу...
Ведь запущенная злость Антоном во мне множилась, как снежный ком – и в ответ сходила лавина... руша, уничтожая все вокруг. Однажды... так уничтожив и нашего ребенка, и меня саму заодно.
А сдержалась бы, наплевала, не отреагировала на его унижения, давление, стремление истребить, испепелить... (причем даже за несущественные прорехи) – всё было бы иным. Иным – и не столь горьким.
И, возможно, я бы для Пахомова... стала кем-то, чем-то большим... чем просто развлечением. Стала его будущим. Но а теперь? Что? Слепо пользуюсь, обманываю его, сея надежды... но и отказаться не могу. Не хочу. Он играет – и я поддаюсь. А что будет потом... как узнает, правду мою постигнет – страшно думать, да и не хочу. Безответственно, эгоистично, подло? Да. Но и не могу. Уже не могу. Не могу отказаться от счастья, всепоглощающего, оживляющего, что так внезапно и на меня свалилось в, казалось, самый жуткий, темный час, в период моего глупого, глухого, бессмысленного существования...
Пиликнул мобильный.
– Цветкова, я тебя четвертую, – грозное, но сдержанное, рычанием. Не охота Науменко отрываться от своих бумаг, а потому даже взгляд на меня не метнул.
За что – без меры благодарна.
Коварно, хитро отвернуться, состроив непринужденный вид, и живо открыть сообщение:
"Свидание. В субботу. 10:00. Как штык. Если что, наручники я уже приготовил".
***
И если от меня требовалось "быть как штык", то и от этой "наглой рожи" – те же "ожидания".
Сидела, сверлила взглядом часы, погоняя мыслями стрелки. Вот-вот, еще чуток – и прозвенит будильник на телефоне.
Десять.
И вдруг стук... под пиликанье.
Хохочу невольно, отпирая замок.
Взгляды встретились:
– Готова? – жадно скользнул, измерил меня своим взором.
Ухмыляюсь:
– А как иначе? Голой по улице и в наручниках? – смеюсь. – Нет, спасибо. Уж лучше добровольно – и в штанах.
***
И опять за город. Почти все время молча – интрига накаляла меня всю изнутри, словно лампочку. Но молчала. Терпела я... выжидала. Да и не сознается. Толк?
Столько стараний, такая затея... – а потому покорно мерить взором километры, что пролетали мимо нас в виде меток на деревьях и столбах...
***
Мелькнул очередной знак начала населенного пункта. Вот только уже не вчитывалась. А зря: ведь еще несколько метров кружились по поселку – и вырулили к старому, заброшенному, практически полностью разваленному, разграбленному, разрушенному дому... рядом с высокой цилиндрической, на удивление и в контраст, хорошо сохранившейся башней: из красного кирпича, временем, ветром и влагой... побитой, потрескавшейся... но все еще живой...
– Что это? – пристыжено смеюсь, не понимая толком до сих пор, куда завез меня мой Костя.
– Маяк.
– В смысле? – обмерла я. Но еще миг – и выныривает на улицу из авто мой гид. Покорно следую за ним.
Захлопнуть дверь – и едва ли не бегом, быстро приближаюсь к Пахомову. Взор то на него, то на строение:
– Я думала... маяков у нас два: там, где мы были, и еще на мысе, что при военной части.
Ухмыльнулся, добро, снисходительно Костя. Движение – и тотчас обнял меня за плечи, прижал к себе.
Взгляд около:
– О-о! – протянул задумчиво. – Их много... по всей области. Вот только этот – один из трех сохранившихся еще довоенной постройки. XIX век. И, увы, уже не действующий, причем, говорят, лет двадцать как... Хотя с виду – живой, и все еще... прекрасен.
– Да ты прям... ценитель истории, – шутливо, добро язвлю, устремив взор ему в очи.
Поддается, отвечает ухмылкой:
– Есть немного... Ну, что... пошли? – кивнул в сторону дома.
Глава 13. Старый Маяк
В пустой маяк, в лазурь оконных впадин,
Осенний ветер дует – и, звеня,
Гудит вверху. Он влажен и прохладен,
Он опьяняет свежестью меня.
Остановясь на лестнице отвесной,
Гляжу в окно. Внизу шумит прибой
И зыбь бежит. А выше – свод небесный
И океан туманно-голубой.
Внизу – шум волн, а наверху, как струны,
Звенит-поёт решётка маяка.
И всё плывёт: маяк, залив, буруны,
И я, и небеса, и облака.
Иван Алексеевич Бунин,"На Маяке". 1903-1904гг.
***
Пройтись немного, отыскав вход через ограждение из колючей проволоки, натянутой на столбах, и ступить во двор.
Двухэтажное, полуразрушенное здание из красных кирпичей – дом смотрителя.
Шифер с крыши местами осыпался, али просто... "исчез". Стены – пробиты... являя рваными ранами нарушенную идиллию готической кладки. Оконные проемы, как и дверные, пусты... Лутки выдраны с корнем: и снаружи, и внутри... Потолок деревянный, и тоже лишь островами – в остальном же голые стопила виднеются. Межкомнатная перегородка снесена почти под ноль. Синяя краска, как и штукатурка, на прочих стенах осыпалась... лишь кое-где являя намеки на былой вид... сей "хижины", чьей-то обители, оплота... и твердого тыла.
Немного пройтись вперед-назад, осмотреться – и к башне. Замереть у серпантина – шумный вздох невольно для смелости – и, переступив целую кучу мусора, что бесчеловечно свален здесь вандалами, взойти на крутую, витую... каменную тропу.
Шаги по кругу, в полумраке, целясь за трубчатые перила, – лишь только маленькие окна (с видом на двор и на залив) кое-где дают проникнуть сюда свету – замереть у строгой вертикали лестницы. Рывок – и стремительно вверх, через люк – пока и вовсе не выбрались на смотровую площадку. Штормовая и оконная решетки – безжалостно спилены на металлолом... Из всей уютной комнаты – круглая крыша над головой, металлическая стена-ограждение, борт перил по самому краю, и в центре – высотой по пояс, столб, постамент... тот самый, на котором когда-то и хранилось, билось сердце Старого Маяка...
Безжалостная, болезненная картина... разрушения, забвения... тлена уникального, завораживающего зодчества; печать, пример халатности и чудовищного... безрассудства.
Разворот – и наконец-то взор обрушиваю на своего экскурсовода.
Закачала головой:
– Ну ты даешь...
– Что? – злокозненно улыбнулся.
Ступаю шаг ближе – схватилась за лацканы его пальто. Игриво ухмыляюсь:
– Такую... красоту отыскал.
Отрываюсь. Взгляд около, наслаждаясь видом:
– Золотая роща... и, как там Бунин писал, туманно-голубой... залив.
– Океан, – внезапно поправил меня Пахомов.
Обомлела от изумления, очи в очи:
– Ты еще и... поэзией увлекаешься? Или... просто настолько отчаянный фанат маяков?
Пристыжено рассмеялся. Шаг ближе – и обнял, притянул к себе.
Шепотом, обжигает мне губы:
– Я фанат... интернета. А там чего... только нет. Вот нечаянно и наткнулся вчера, когда адрес точный искал, да о историю его читал.
– Ловко ты в себе... одним махом эффектного интеллигента, романтика убил. Искал – впечатлить хотел? – тихо смеюсь, смущенно отворачиваясь.
Еще теснее, да так, что едва ли уже не касаясь – едва не целует меня в висок:
– Покорить... – едва различимо, едва реально.
Зажмурилась, томно прикрыла веки я, сходя с ума от его тепла, всепоглощающего, дурманящего аромата... до дрожи пробирающей, волнами желание взрывающей... близости.
– А разве... до этого не удалось? – несмело, обличая саму себя...
– А мне понравилось, – уверенно, твердо произнес, отчего вмиг я открыла глаза и устремила на него взгляд. Взволновано сглотнула слюну:
– Что? – коротко, робко.
– Покорять тебя... каждый раз, как в первый раз... – жгучая, полная скрытых, бурлящих рассуждений, пауза. Решает договорить: – И испивать тебя потом до дна... удивительную... и благодарную.
Резвое, без колебаний движение – и ухватив, утопив мое лицо в своих ладонях, силой, страстью тотчас повелительно впился мне в уста. Сладка, мягка наперебой с грубостью и дерзостью ласка губами, языком – и поддаюсь, с головой ныряю опять в его омут, даря... теряя всю себя.
Напор, шаги на ощупь – и прибил меня спиной к стене.
Испуганно шепчу:
– А вдруг кто увидит?
– Свяжем... и в залив скинем, – дыхание сбитое; поцелуи отрывистые, дразня; слова – ленивой, паточной рекой, сквозь тихий смех.
– Тут холодно... и сильный ветер... – отчаянно и лживо причитаю.
– Я согрею... – крепко ухватил за плечи и резво обернул к себе спиной – едва успела выставить руки, дабы не плюхнуться, не стукнуться о металлическую перегородку-стену лицом.
Пошло, смакуя, голодно скользнул руками по телу: по животу к груди – и грубо, властно сжал ее.
– Может, не надо? – голос предательски просел.
– Поздно, – бархат затерялся в искристом смехе.
– Ну хоть... не здесь? – шепотом дрожащим.
– Поздно, Лизонька... Поздно, – и снова ирония плещется в его словах.
Вмиг скользнул рукой вниз к моим джинсам.
– Нарочно штаны одела, да? – смеется, добро так, тихо.
– Так осень же, – давлюсь невольно уже слюной. – Холодно стало...
Враз ловкая манипуляция – и расстегнул пуговицу, разошлась молния – отчего в момент сжались все мышцы в теле, волной обдавая меня постыдным желанием.
– А до этого... тепло было? – еще миг и проник нагло, смело под кружева.
– А до этого, – попытка хоть как-то разыграть свою стойкость, неподатливость, ершистость, – никто на мне... белье не рвал.
Вдруг движение его руки – и, сама того не ожидая... громко, отчаянно вскрикнула я от шального, резкого прилива пронзающего удовольствия. Ноги подкосились – но удержал. В глазах всё поплыло, застилая пеленой сладкого дурмана.
– Не надо... – шепчу, взмолившись. Лживо, глупо, наивно. А потому еще напор, ласка становится усерднее, умелее... окончательно, деспотично, приговором... разрывая сознание и срывая с катушек.
Обмякла, обвисла в его хватке, изнеможенно обронив голову ему на плечо. Удерживает силой, опорой, заботой... А затем и вовсе движение – прилип поцелуем к шее, скользя игривым, влажным языком по коже... доводя до мурашек, до дрожи... до жадных, голодных, вожделенных стонов...
...
Его. Я вновь стала его... Очередная высота – и очередное мое добровольное падение... в его заботливые, нежные, пьянящие объятия.
***
– Так что... может, все-таки ко мне? – коварно заулыбался, а в глазах так и плещется потрепанная надежда.
Рассмеялась в момент я от столь забавной картины. Качаю отрицательно головой:
– Нет.
Обомлел. На устах заледенела кривая улыбка:
– Издеваешься, да?
Хохочу, пристыжено пряча взгляд. Чувствую уже, что краснею:
– Именно...
Цыкнул язвительно:
– Вот чертовка! Ладно, – вдруг обнял за плечи и потащил к спуску. Первым сам полез вниз: – Доберемся до города, а там – на месте решим. Тем более, наручники никто ж не отменял...
Потянулся ко мне своими ручищами, подстраховывая, пока я сражалась с узкой вертикальной металлической лестницей.
Еще миг – и победно стать на каменной площадке спирали.
Глаза в глаза. Улыбаюсь:
– А без наручников со мной справиться... совсем никак? – рассмеялась.
– Дубинкой по голове – и в логово? – хохочет.
– Лаской, нежностью и терпением.
– Ну-ну... – съехидничал, заливаясь добрым смехом. – Мало ей заманивающей ласки...
– Не мало, – ржу пристыжено.
Шаги по ступенькам вниз: я впереди, Костя – догоняя.
– Мало-мало, – передернул слова. – Но я и зову продолжить... а ты все ни в какую...
– А вдруг мне понравится? – ужалила. Обмерла на мгновение – поддался. Взор через плечо на него, пробуя на смак реакцию: – Поселюсь – и не выгонишь потом.
– Селись, – неожиданно искренне выпалил в ответ.
Оторопела я от услышанного. Тотчас от смущения запылали щеки. Мигом отворачиваюсь – и снова шаги, на ходу подбирая слова, дабы скрыть свои истинные эмоции.
Секунды – и решаюсь съязвить:
– Ой, не буди лихо... не буди. А то потом плакать будешь, в надежде избавиться от меня.
– Ничего, – тихо захохотал. – Люблю поплакать... особенно вечерком, за чашечкой горячего чая...
Еще движение – и выбрались из башни. Застыли на пороге дома. Оборачиваюсь. Глаза в глаза:
– Поплакать... за чашечкой чая? – улыбаюсь. – Или, может, книжку почитать?
– Я? Книжку? – залился звонким смехом, но тут же под напором моего негодования обмер. Прокашлялся. – Нет, благодарю. Разве что ты – мне ее читать будешь.
– Че? С буквами не дружишь? – глумливо язвлю.
– С усидчивостью... Я даже кино не всегда могу досмотреть – сразу в сон клонит. Отличное лекарство от бессонницы.
– А ты страдаешь бессонницей?
– Ну так, – захохотал. – Когда такие формы, – кивает вдруг на мою грудь, – перед глазами... каждую ночь... то тут уж не до сна.
Пристыжено рассмеялась:
– Только не говори... что ты на них потом сублимируешь?
Заржал, невольно краснея. В момент отвернулся.
– О-о-о! – взревел. – Лучше тебе не знать сего! Уж слишком мне жалко... твою детскую психику. Еще травму подарю.
– А в подъезде... наручниками приковав к перилам, ты как-то о травмах моих... вовсе не думал, – залилась смущенным хохотом.
Тотчас приблизился. Игривым, манящим шепотом на ухо:
– Еще скажи, что не понравилось...
Устыжено, коротко прыснула от смеха я, стыдливо закусила губу.
– То-то же, – спустя мгновения моего молчания, продолжил. – И мне тоже... – резво отстранился. Веселая улыбка: – Кроме "наломщика"... тот еще гад, надо было ему выпереться. Повезло еще, что пулю... в порыве бешенства ему не всадил. Отчаянный гусь – по лезвию ножа прошелся...
– И что, реально всадил бы? – от удивления нервически дрогнул мой голос.
– А тебе всё скажи, да расскажи, – спаясничал, состроив шутливую гримасу. – Ладно, держи, – внезапно нырнул в карман и достал оттуда ключи, протянул мне. – Иди в машину, а я – позже догоню.
– А ты куда? – изумленно. Но поддаюсь, беру связку.
– Бабушке позвоню...
– Чего? – округлила очи; слабонервный смешок.
– Отлить схожу, – тихо, усовещено; скривившись, метнул взор по сторонам. – Иди, я быстро...
– Вот так вандалы и оскверняют... памятники истории: сначала похотью, потом – похабством.
Устыжено загоготал:
– Вот не надо! Я же не здесь собрался. Прогуляюсь чуток в рощу. И для природы полезно, и для меня – хорошо.
– И чем же ей полезно? – не уступаю в шутливом издевательстве.
– Иди давай, – гаркнул невольно сквозь улыбку. – Философ мне нашелся... Не вовремя Вы... со своими теориями и трактатами. Вернусь – всё, что захочешь, обговорим...
– Всё-всё? – язвлю, уже нарочно тяну резину.
– Всё-всё! – паясничает. Но миг – и сам уже разворачивается. Быстрым шагом на улицу через боковой проем.
Я же – разворот в противоположную сторону – и к авто... что припарковано неподалеку, за колючим забором.
Глава 14. Чужая война
***
Машинально засунуть ключи в карман, а вместо них – достать телефон.
Уже давно за полдень перевалило. Надо же... жуть, как время бежит.
Шаги вслепую... перебираю машинально кнопки на экране, а в голове – мысли ходят табуном... и всё относительно Пахомова.
Его этого вечного... предложения к нему податься.
Черти что... Причем, это я про себя.
Хочу... без меры, бешено хочу к нему... и всё, что там потом творить будем – до безумия хочу...
Но вместе с тем... очень страшно. Страшно разрушить идиллию, интерес. Его тягу ко мне. Страшно опять прыгать с моста в бездну...
И хочется отношений.... И колется.
Страшно... повторять старые ошибки. И, тем не менее, где-то в глубине души теплится, трепыхается надежда... что всё будет иначе. По-другому... Что Костя – иной. И я – буду с ним... иная...
Более мудрая, собранная, правильная... терпеливая.
– СТОЯТЬ! – резвое, жуткое, где-то позади меня, словно гром раздавшись... и молнией пронзая с головы до пят.
В момент что-то твердое и холодное впилось мне в затылок.
Пугающий, чужой, незнакомый бас:
– Ключи от машины, быстро!
Попытка моя обернуться, бросить хоть косой взор на налетчика, как тотчас легкий удар, пинок, отрезвляя... отбивая всякое желание на смелость и глупость.
Нервически сглотнула слюну:
– У меня нет... не моя тачка.
– НЕ ВРИ, Б***Ь! – бешено рявкнул и снова удар в затылок, погоняя страх по жилам (запекла кожа, зазвенело в голове).
Испуганно метаю взгляд по сторонам, высматривая своего спасителя, своего Пахомова – тщетно.
Вдруг движение – шаг вплотную – и заплясала рука ублюдка, захлопала ладонью по моему телу, прощупывая карманы.
Поежилась от жути и отвращения.
Черт, и почему я так и не освоила единоборства? Элементарные приемы... самозащиты?
Любой другой милиционер... сейчас бы дал ловкий отпор, а я – идиотка... позорно жду разоблачения и участи.
И вот – в сознание выстрел кошмара: тотчас нырнул в карман и достал оттуда удостоверение. Взмах переплетного крыла – и обмер:
– Так-так... а вот и мусора... КЛЮЧИ, СТВОЛ, – и снова натиск, напор угрожающий в затылок, – быстро говори где!
– Нет у меня, – испуганным шепотом.
– Завалю же сейчас! – взревел; задрожал его голос от бешенства.
– Девку отпустил! – грозное где-то сбоку. Резво дернулся захватчик. Перевела взор и я: Пахомов... держал на мушке подонка.
– Да конечно! Сейчас! СТВОЛ НА ЗЕМЛЮ! А то мозги ей сейчас вышибу!
– И тогда ты точно – труп, – дерзкое. Шаг ближе. Дрожу...
– Не подходи, тварь! – испуганно завопил агрессор. Враз ухватил меня за плечо и потащил на себя – попятилась. Ход к машине вплотную.
– Че те надо от нее? Отпусти.
– КЛЮЧИ ГОНИ! – рявкнул, яростно сплюнув.
– Нет у меня, – сдержанно, мерно, холодно. Без эмоций.
– ЧЕ ТЫ МНЕ ЛЕЧИШЬ?! – и опять бешеное. – У нее – нет, у тебя – нет! Х** п****те?! БЫСТРО КЛЮЧИ, ТВАРЬ! Иначе... мозги ее будешь соскребать с тачки!
– Я не брезгливый.
– ЧЕ?! – одурев, чуть не подавился.
– Девку отпусти! – еще шаг ближе.
Нервно дернулся завоеватель, но пути на отступления больше нет, задрожала его рука, сильнее впиваясь мне в голову:
– СТОЙ, С*КА!
– Стою-стою, – медленно поднял руки вверх и слегка развел их в стороны Костя. – Бабу отпусти. Нужен заложник – бери меня.
– КЛЮЧИ, ТВАРИ! – неистово, трясясь уже, словно заведенный трактор.
– Лиз, отдай... – тихое, приказное.
– В кармане... – шепчу несмело, сухим, осипшим голосом.
Дернулся ублюдок:
– С*ка... – прорычал мне на ухо. И снова пляс ладони по телу... – нырнул в недообследованное и тотчас достал связку. – Ш**ра е**чая...
Вмиг ухватил за предплечье и потащил меня куда-то вбок.
– Отпусти ее, – опять с напором. – Забирай тачку – и вали!
– Да конечно! Я по-твоему дебил? Сразу завалишь!
– Слово даю!
– В о**о себе засунь! Не ты, так дружки ваши... мусорские пришьют. А с ней – я доберусь, куда мне надо.
– Меня возьми вместо нее, – внушающее, пронзающее.
Но непреклонен изувер – пнул меня, повалил на дверь машины. Кивнул:
– Открывай! – поддаюсь испуганно. – НЕ СМЕЙ, Б***Ь! – внезапно рявкнул мне на ухо, отчего невольно вздрогнула под его давлением. Ошарашенный взор на Костю: обмер буквально в нескольких шагах он уже от нас. А на лице – ни единой эмоции.
– Не вздумай! – зарычал вновь гад. – Мне нечего терять. Если что – не глядя, утащу ее за собой.
Скривился вдруг, закивав головой, Пахомов:
– Отпусти ее. Последний шанс даю.
– Это я тебе даю! – режет. – ОТКРЫВАЙ, – вновь на меня... и вновь до испуга и дрожи. Поддаюсь. Дернула на себя дверь.
Пинок, усилие мужчины, вталкивая меня в салон, как вдруг резвый, громкий хлопок, не то гром... не то сам дьявол клекотом.
Вскрикнула от неожиданности. Но еще миг – и дернулся, стал оседать, силой меня за собой потащив вниз мой захватчик. Вывалились наружу, словно куль, из машины прямо на землю. Грохнулась я на ублюдка, оцепеневшего. Яро встрепенулась – глаза в глаза. А в ответ – мертвые озера, что распахнули... узрели... свои собственные небеса.
Вязкое, жуткое... тотчас все накрыло меня, казалось, обволакивая всю, разъедая до кости: ладони, лицо, шею, затылок.
Отчаянно, ошалевши, тотчас бешено завизжала я, исходясь, испепеляясь от ужаса, что до последней капли вмиг сменил собой, своим жгучим ядом всю кровь в моих жилах.
Тотчас сбрасываю руку подонка с себя. В момент перелажу через него, ускользая прочь, будто ржавая из раны.
– Лиза! Лиза, стой, – силой ухватил меня в свои объятия Костя. А я не могу – рвусь, бегу, реву, ору, ополоумев, будто сам бес хочет меня нагнать и заодно содрать заживо шкуру. – Лизонька! Лиза, перестань! – силой встряхнул меня, ухватившись за плечи.
