Текст книги "Пустоцвет (СИ)"

Автор книги: Ольга Резниченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

***

Привести себя в порядок, убрать улики (хотя... звуки, стоны, крики давно все сдали, рассказали о нас, бесстыдниках). Спуститься вниз.

Отдать ключ. Поблагодарить. Проститься...

Но к авто так и не пошли... Вдоль лесополосы, по дороге... прогуляться, вдыхая свежий воздух, насквозь пропитанный прощальным бабьим летом.

Улыбаюсь от неловкости. Стыдно... душу оголять, но, почему-то, безумно хочется... Так и тянет ему, первому из всей вселенной, всё это открыть... Будто оно ему важно, нужно... будто услышит именно то, о чем душа так голосит:

– Обожаю поезда...

– А? – удивленно вскинул бровями. Взор на меня тотчас уставил.

– Не знаю, – продолжила (все так же задумчиво, врастяжку). – Не знаю, чем они меня так манят... Но как только слышу стук колес, этот ритм, шум, звук, биение стального сердца... странные, безумные чувства охватывают...

Еще шаги – и обмерла. А затем и вовсе присела на траву. Поджала ноги и устремила взгляд на рельсы.

Живо повторил за мной (слегка растерянный) Костя. Украдкой взор то на меня, то пред собой.

– Будто... – отваживаюсь продолжить, – будто... что-то знают они. Мудрость таится. Возможности. Судьба моя... Будто придет миг – и один из них унесет меня куда-то далеко-далеко... от всех бед, печалей... слез... в мой мир. Дом. Новый... настоящий. В сказку, – обрушиваю взгляд на Пахомова. Вторит тем же. Кривлюсь в смущении: – Я сумасшедшая, да?

Хохочу пристыжено.

Улыбнулся:

– Ты только скажи... когда и где... чтобы я тебя встречал на перроне.

– Дурак ты! – рассмеялась я, в момент залившись краской.

Но вдруг движение: обнял, притянул к себе, уложил на колени – поддаюсь. Замираю в его хватке. Взор на небо – снова теряясь среди... звезд.

Шепчет:

– Я серьезно... не хотел бы, чтобы однажды один из них... увез тебя от меня.

Смущенно улыбаюсь:

– Это ты пока так говоришь.

Устремил взгляд на меня. Отвечаю тем же. Не скрывая ухмылки, продолжила:

– ...пока не наигрался.

– А я и не играю, – строго, отчасти с обидой.

Пристыжено скривилась:

– Я не про то, – стыдливо отвожу взор.

– А про что?

– Что... – взволнованно сглотнула слюну, – наступит миг... и чувства притупятся. Интерес растает. Все новое – станет старым. Скучным. Я – скучной...

Сжал вдруг сильнее в объятиях, приблизился губами к уху. Палящим, доводящим до дрожи, мягким, околдовывающим шепотом (отчего невольно, томно прикрыла веки, внимая сладкому звуку):

– Это ты, наверно, сейчас обо мне... да? – короткая пауза. – Я стану... скучным, неинтересным... глупым? Так?

Вздрогнула, дернулась, враз открыв очи. Силой отстранилась.

Взоры схлестнулись:

– Нет, конечно! Причем тут? – обмерла в ужасе.

Ухмыльнулся победно, язвительно:

– Вот и не надо тогда... решать за меня. Что, о ком... и когда буду думать. Идет?

Виновато опускаю взгляд. Молчу.

Еще миг – и отворачиваюсь, пряча пылающее от позора лицо.

– Ты мне очень нравишься... И я очень рад, что повстречал тебя. А что будет потом – будет потом. И глупо загадывать. А уж тем более... плохое.

Усовещено ухмыльнулась, рассмеялась я.

Вдруг движение – и ухватил меня за подбородок. Повернул к себе.

Поддаюсь на напор – глаза в глаза.

Облизался – мгновения метания, игры взоров – и тотчас потянулся к моим губам своими. Живо проворачиваюсь целиком – и поддаюсь, отвечаю... Но едва обхватил, утопил меня в своих ручищах, а страсть новой волной, прибоем окатила нас, разливая по жилам вместо крови – наслаждение, как внезапно навязчивое, изводящее жужжание заставило обмереть на месте. Еще момент – и подчиняется долгу. Короткий поцелуй, будто извиняясь, прощаясь – и оторвался. Забурился в карман, достал аппарат. Принял вызов:

– Слушаю. Нет. Не могу... Да, дело. Да, срочное. Вовану звони. Нет, не могу! – с напором, громко. – Не могу! Ты глухой? Иди в задницу! – взгляд на меня на мгновение (будто с виной), а затем вновь около, бесцельно. Молчит, слушает. – Да ладно! – рявкнул неожиданно, отчего невольно вздрогнула я. Заметил – коснулся, провел, погладил меня по плечу. Застыл: – Ладно, еду! Часа через два... Чё-чё делать? Под*очи! Всё, давай, отбой.

Резкое движение, завершая звонок. Взор на меня – шумный вздох. Виновато поджал губы:

– Прости...

– Да я уже поняла... – смущенно улыбаюсь. – Дела...

– Работа.... мать ее. Ни днем, ни ночью покоя нет... И дернул меня черт в нее ввязаться.

Робко смеюсь:

– Да ладно... важность, власть... приключения.

Ухмыльнулся:

– То же самое и в бизнесе... только там платят лучше.

– Но а честь?

Улыбнулся:

– Кормила бы она еще... эта твоя честь. Да детей одевала, обувала...

Резвое движение – встал, выровнялся на ногах. Протянул руку – хватаюсь и тоже замираю рядом.

– Не всё же желудок решает? – пристыжено смеюсь.

Хмыкнул. Обмер, задумавшись. И наконец-то ответ:

– Да, – короткая, многозначительная, интригующая пауза. – Но только пока сыт, верно?

Глава 9. Соцветие полымя

***

– Может, ко мне? – загадочно ухмыльнулся Костя, едва въехали в черту города.

– В смысле? – обмерла я в непонимании. – Тебя же ждут...

– Ну-у, – протянул многозначительно. – Работа – не волк. Порешаю, что смогу, и вернусь. Надеюсь, – съехидничал и коротко рассмеялся. – И тут ты меня встретишь... теплыми, нежными объятиями...

Ухмыляюсь, пряча смущенный взгляд; отворачиваюсь:

– Мне домой пора... Заждались.

– Кто? – язвит. – Дети? – улыбается.

Кольнуло в сердце. Но все еще пытаюсь удержать улыбку на своих устах: не уступить, не сознаться... не выдать себя.

Иронически:

– Злой и ревнивый... кот сильной независимой женщины.

– У тебя есть кот? – от удивления даже оторвал взгляд от дороги и уставил на мгновение на меня.

Ухмыляюсь:

– Нет... но уже подумываю завести...

– Понятно, – пристыжено захохотал. – Ну, я тогда на днях позвоню?

– Позвони... – улыбаюсь.

***

Странная... и жуткая одновременно ночь. Ночь воспоминаний, нежности остатком... и прозрения. Размышлений. Приговора...

Вот он, момент... полного и целостного осознания... своей пустоты, бесполезности.

Обреченности.

Раньше я всегда боялась... после "бурных ночей" с Антоном... лишь одного – "залета": что что-то пойдет не так – и... свершиться непоправимое. То, к чему мы еще оба не готовы.

А теперь?..

А теперь и переживать не стоит.

Более того, весь цинизм, сарказм в том... что, по-моему, я наконец-то встретила того... с кем смело и уверенно решилась бы на этот шаг. Причем уже сейчас: и не страшно даже, если в итоге бросит, уйдет...

Очень хотелось бы, чтобы ребенок был на него похож: смел, в меру самоуверенный, романтичен и дерзок, веселый... добрый, открытый...

Но нет. Никогда этому не бывать. Пустая надежда. Пустой вариант... страх-мечта.

Жутко. Без меры жутко осознавать тот факт, что... сейчас внутри меня мужское, Его семя, что не есть – самая важная, драгоценная жемчужина опыта, кладезь, сокровищница всего генеалогического дерева, целого рода, хранящая в себе все самое ценное и важное, отобранное... веками, целой вереницей проб, ошибок и побед...

Но это – ровным счетом... в моем случае ничего не значит. В любых вариациях, шальных и самых невероятных – тщетно. Пустота: ружье на моей сцене никогда не выстрелит.

Будто в старинных, ручной работы... часах вынули механизм, оставив лишь корпус. И сколько не гляди на циферблат, не подкручивай колесико – толку... не будет. Время не начнет свой отсчет, а стрелки... самостоятельно не вздрогнут и не пустятся в невероятный, подобный таинству, магии, бег, рождая из тиков и таков нечто большее... нежели просто звук. Никогда... оные больше не станут чудом, полезностью, трофеем. Отныне и вовеки веков – лишь глупый, бесполезный... никому не надобный, толстым слоем пыли покрывающийся... декор. Бутафория. Мишура. Обманка...

Пустоцвет.

***

И снова утро. И снова мчать на работу.

Вот только вместо дел, вместо обязанностей – в голове одни глупости... и мечты.

Боюсь. Почему-то я боюсь Костю... И одновременно манит Он меня: как огненный цветок, соцветие полымя – глупого, наивного, неопытного мотылька... Совсем голову с Ним теряю. Сама не своя... на всё готова. Да и уже... на многое пошла.

И ничего, практически, не надо взамен: так, чуточку правды, чуточку нежности и чуточку внимания...

Что я творю? Сама не знаю...

Всегда осуждала барышень за легкомысленное поведение... А сама в итоге оказалась не лучше... Едва ли не первое официальное свидание – и отдалась. Сполна – вся его.

И что теперь обо мне думает?

Профукала... всю серьезность грядущего? Не светит мне больше его реальный интерес, только игра, да?

Или что?

Черт... и почему рядом с ним я так глупо себя веду? И всё сильнее себя закапываю...

Сбежала от одного... чтобы второму сразу, без боя сдаться, отдаться на растерзание, пользование, попасть в зависимость и бесчувственное рабство... Так?

Или что?

ЧТО?!

Да и вообще что я о нем знаю? Вот что? Кроме имени, звания, номера тачки и то, что был женат. Есть ребенок... А дальше? Штиль...

И можно ли вообще, стоит ли... от него что-то серьезное ждать? Когда-либо?..

Если даже набила бы я себе цену (отдавшись чуть ли не через год!) ...был бы толк?

Шумный вздох – и пнуть дверь отделения. Шаги по кабинету.

Благо, Науменко еще нет...

– Привет, Виталь.

– Привет-привет... чего-то ты совсем сегодня помятая...

– Да так... бессонница...

– М-м-м... страсти? – коварно замигал бровями Сальников.

Присаживаюсь за стол, напортив. Сверлю взглядом коллегу: и что бы ему такое ответить?

Хитро прищурилась, попытка съязвить:

– Почти. Если сношение мозга, причем самой себе, можно назвать... сим дивным словом.

Заржал:

– О-о-о! Это да... сложный случай.

Повесила сумку на спинку стула. Взор около:

– Ладно! – скривилась я, хлопнув ладонями по коленям. – Давай лучше о другом поговорим. Что там по Ольхову нащупали? – подтянула рукава кофты. – Есть че интересное? Или впустую?

– Да есть... адрес достали того, с кем он встречался в кафе. Сегодня поедем. А так...

– А эти... беглецы? Что по ним?

– Че, газету прочитала? – хохочет.

Поморщилась я, словно кислицы наелась:

– Да нет! – невольно рявкнула. – Некогда было! Так расскажи, что там за случай?

– Да че рассказывать, вон фотороботы лежат... – ткнул пальцем куда-то в сторону, на стол Майора. – Сбежало двое из психушки. Одному – за тридцать, второму – за сорок. И лови, ищи, где хочешь. ДПСники шерстят. И нам надо что-то думать, вписаться. Но хорошо, что не напрямую впарили дело... Так что так – по мере возможностей. И просто... нужно быть бдительными.

– Агрессивные?

– А... – сжался, паясничая, словно тайну жуткую сдавая; приблизился едва ли не вплотную, – буй его знает. Вроде... тот, что постарше... – веселый экземпляр. А второй – так, чисто за компанию...

– ...и колобок повесился, – передергиваю пословицу машинально, вторя любимой фразой Бывшего.

Поморщилась, невольно осознав, что и чье ляпнула.

– Ладно, – резко срываюсь с места. Шаги к шкафу. – Чай будешь?

– Кофе...

– А Науменко где? Чего опаздывает? – метнула на товарища взгляд (а руки уже пляшут у чайника: влила в оного воду из бутылки, и поставила на подставку, зажала кнопку).

– Опаздывает? – ржет Сальников. – Он никогда не опаздывает. Еще час назад здесь был... А потом его вызвали. Дела какие-то. Вот и помчал... но куда – не докладывал. Велел лишь тебя дождаться и по Ольхову рвануть...

– Слушай, – невольно скривилась я, сгорая от неловкости. Замялась на месте.

– Ну, говори... – смеется, потешаясь надо мной и моей скромностью.

Еще немного выждать – и движение: залить кипяток в чашки.

– Сахара сколько? – улыбаюсь, а щеки так и горят уже от стыда.

– Говори! – ржет неприкрыто. – Две...

Подчиняюсь. Машинальные действия – и протягиваю, ставлю на стол перед коллегой "взятку".

Взор в лицо, не касаясь глаз:

– А ты же... можешь по кое-каким связям пробить... и узнать про одного человека?

Рассмеялся:

– Могу...

Закусила губу. Смущенная, отворачиваюсь. Но смелости не хватает договорить.

Хотя и не дает, в итоге, собеседник. Продолжил:

– Только... если Науменко узнает – визжать будет, что недорезанный.

Рассмеялась пристыжено я. Прячу и вовсе очи от стыда. Тихо:

– Ясно...

– Но я не отказываюсь, – поспешно. – Сходи лучше к Казанцеву, в соседний отдел. Роману. Помнишь же?

– Ну да, – резко оборачиваюсь. Счастливый, взмолившийся взгляд.

– Вот ему наш Серега не указ. А пацан нормальный – поможет, причем бесплатно. И я еще слово замолвлю. Если что, можно даже будет сказать, что для дела.

– Да ладно,– засмущавшаяся, смеюсь. – Зачем врать? Не поможет – и ладно. А узнает что – супер. Я с радостью отблагодарю.

– Не чуди... Хочешь, пошли вместе?

– Не, не надо, – лихорадочно закачала я головой (а сама уже готова взорваться от радости). Разворот к двери. – Я сейчас! Я к нему! Он же на месте?

– Ага, – хохочет. – 21 кабинет.

– Да я помню! – едва не давлюсь уже слюной. – Спасибо!

***

– Просто узнать? – улыбнулся.

– Да, – взволнованная, тотчас присела на стул напротив Казанцева.

– Ну, пиши, – резво подался вперед. Оторвал стикер, схватил ручку из подставки, и положил на стол передо мной: – ФИО и прочие данные...

– Да я почти о нём ничего не знаю. Потому и обратилась...

Коротко рассмеялся.

Движение – и внезапно встал с кресла, шаги ближе. Вплотную.

Смущенно отвожу взгляд, нервически улыбаюсь. Откинулась на спинку стула, отодвигаясь.

Присел на край стола. Взор сверху вниз.

Зря, дура, радовалась... что в кабинете никого постороннего. И что теперь?

Интересный вариант... чтобы узнать про одного, надо ответить второму?

– Что? – улыбнулся, завидев мое смущение.

– Роман, – взгляд на него из-подо лба. Кривлюсь от неловкости в улыбке: – Только не надо...

– Что? – рассмеялся, строя удивление.

Шумно вздыхаю, прячу взор:

– Да ничего! – язвлю. – Сам знаешь!

Захохотал пристыжено:

– Да ладно тебе... Просто ужин, – улыбается. Осмеливаюсь на мгновение перевести на него очи. – Поужинаем – и всё, – продолжил. – Как что-то узнаю... заодно и обсудим.

– Ром! – сдержанно, но не без ноток злости, живо срываюсь с места. Подчиняется напору – встает, выравнивается рядом. И снова взгляд его на меня сверху вниз. Веду дальше: – Прости. Я зря... Не надо ничего!

Обогнуть сбоку – и броситься к двери. Успевает перехватить.

Едва дрогнуло полотно – как тотчас прибил рукой оное обратно.

Замер за моей спиной. Тихим, сдержанным голосом:

– Не злись. Прости... Давай, пиши... про кого там надо узнать.

Оборачиваюсь.

До неприличия близко, но выдерживаю в этот раз давление:

– Я не буду с тобой ужинать. Заплатить – заплачу. Иначе как-то отблагодарить – отблагодарю... но не по этой части. Хорошо?

Ухмыльнулся. Снисходительный, добрый, хотя и со скрытыми, какими-то глубокими своими мыслями, реакцией, взгляд. Немного помедлив:

– Да ради Бога. Пиши – я так помогу. Как коллега – коллеге. Идет? Жизнь длинная – авось, и ты мне когда поможешь.

– Не люблю быть в долгу.

– Значить и не будешь. А я не люблю брать деньги со своих.

– Зря я к тебе пришла, – попытка отвернуться, но силой удерживает за плечи, не дает свершить задуманное.

Шепотом, вкрадчиво:

– Пиши. Не выеживайся. Я буду рад тебе помочь...

Глаза в глаза. Сверлящие, жгучие мгновения – и сдаюсь.

Скривилась в улыбке:

– Я знаю только имя... и номер тачки.

– Пиши...

Глава 10. Камуфлет

***

Едва вышла за дверь, как буквально нос к носу... с Науменко.

Черт... бы его побрал....

– Привет, – невольно заикнулась я от испуга.

Сверкнул взглядом:

– Че не на рабочем месте? – грозное.

– Я по делу заходила, – сама даже не осознала, как такое ловкое вранье выскочило из меня в защиту.

– По делу, – передернул недовольно слова. – Все дела – у нас там, – кивнул в сторону кабинета. – А здесь... так, – не договорил, видимо, не найдя подходящего... необидного по отношению к товарищу слова. – Короче, – гаркнул, – иди в отдел, ждут тебя.

– В смысле? Кто? – оторопела я (а сердце бешено заколотилось, вымаливая лишь одну встречу, лишь одного человека).

– А мне почем знать? Я в твои личные дела не лезу. Мне и работы хватает. И, кстати, за это, – ткнул пальцем в сторону причинности, – ты тоже получишь.

Скривилась невольно от раздражения.

Разворот – и живо пошагала прочь, пока еще чего мне не наобещал мой "начальник".

...да лучше бы я там, рядом с Науменко осталась. Али на том же месте провалилась, где и услышала столь «занимательную» новость.

Обмерла, не дышу. Лишь очи округлились, едва не выпадая из орбит.

– Ясненько, – саркастически пропел Сальников и тотчас встал из-за стола. Шаги к двери. – Только не поубивайте друг друга... а то у нас Серега не любит внеплановых трупов.

– А у вас бывают «плановые»? – гаркнул ему вдогонку... мой Бывший.

Едва щелкнул замок, оповещая нас о заботливом единении, как вдруг ступил ближе.

– СТОЯТЬ! – испуганно рявкнула я, сама того не ожидая.

Оторопел. Застыл. Не шевелится:

– Ты чего?

– Ничего! Че приперся? – рычу, не сбавляя оборотов.

– Поговорить... – удивленно, как ни в чем не бывало.

– Ты бы еще через год явился! – гаркнула злобно.

– А ты вообще не пришла...

– А надо? – сдержано уже.

– А не надо? Хотя бы о том... что ты сделала аборт.

Обмерла я, пришпиленная фразой. За и против.

Вот, с*ка... Еще хватает наглости... заводить эту тему.

– Ты серьезно? Ты хочешь об этом поговорить? Сейчас... спустя несколько месяцев, у меня на работе? В отделении милиции?

– А иначе ты сбежишь.

– А отсюда нет?

– Но еще же не сбежала...

– Ты больной, или как? Хотя... чего это я? – давлюсь сарказмом. – Будто сама не знаю.

– Давай просто поговорим.

– О чем? Ты хочешь о деньгах поговорить? – шаг ближе. Нервически сглотнула слюну. – Или о чем? Просто... я не вижу иного повода: что может еще нас связывать. Если да, то мой отец и так, больше чем за половину заплатил. А в остальном...

– Лиз, давай наладим отношения?

– Чего? – окаменела; но миг – и поморщилась я, гримасничая, заливаясь язвительной ухмылкой. – Ты серьезно? – едва не скалясь. – После всего, что было?

– Погоди! – оторопел; прищурился: – Мне показалось, или ты меня в чем-то еще винишь?

Заледенела я, осознавая сполна, куда моя ложь меня завела.

Ну, да... чего это я? Сколько угодно можно отгораживаться, а всё равно с*кой буду – я.

Шумный вздох:

– Что ты? Как можно... – попытка ответить "искренне", да только сарказм взял свое.

Резвый шаг ближе, скривился:

– Ты не охренела? – усердие заглянуть мне в глаза, да тотчас увиливаю. Отворачиваюсь.

– Я сплю с другим.

– Что?! – невольно вскрикнул, распятый ужасом.

Отваживаюсь подвести очи. Сцепились взоры. Мерно и жестоко, как он меня всегда:

– У меня... другой. И я с ним... сплю.

Пощечина – резвая, жгучая... Отрезвляющая.

Победно заулыбалась я – вот он... эйфории приход, давя всякое приличие, жалость и человечность.

С вызовом, гордый взгляд в глаза. Киваю головой: а как иначе? Ты ж – ГЕРОЙ!

Разворот его, шаг к двери. Но тотчас обмирает. Полуоборот. Презрительное, мерзкое, словно смрад гнили:

– Шлюха ты конченная! ШЛЮХА! Потом и его ребенка убьешь? ДА?

Окаменела, расстрелянная – казалось, вот-вот мой труп упадет.

Молчу. Не дышу. Не моргаю.

– Че молчишь, с*ка? А? – яростное. – И сказать нечего, да?

– Это я убила?! – жесткое, черствое, бесстрашное.

Очи в очи.

– А КТО, Я? – сплюнул ненависть в лицо. – Это я тебя за руку туда оттащил? Или щипцами его выскоблил? А, тварь?!

Будто кто душу мне только что разбил... и теми осколками враз принялся исполосовать все изнутри, рвя в клочья остатки живого...

Задрожала я от горечи, от обиды, от боли... от ненависти:

– Ты же, гнида, даже не знаешь, что произошло! И кто из нас... в чём... виноват!

– Так скажи! – рявкнул (едва сдерживаясь, чтоб не кинуться на меня).

– Что здесь происходит?! – резво распахнулась дверь. Влетел Курасов. Бешеный, испуганный взор то на меня, то на него: – Вы по делу, или чего здесь? – молчание Буранова, а потому продолжил подполковник: – У вас заявление, или что? – и снова безучастие Антона. – Отвечайте! – приказное мужчины.

Словно очнулся. Оторвал от меня гневный взгляд ублюдок. Растерянно по сторонам, а затем, проморгавшись, на Юрия Александровича:

– По личному... вопросу.

– Все личное, – озлобленное, с презрением, – за пределами отделения. И после 18:00. Ясно? А здесь, оперуполномоченный Цветкова на службе, и все вопросы должна решать исключительно в рамках служебных обязанностей. А потому – попрошу, – махнул рукой на выход.

– Мы не договорили... – дерзкое, самоуверенное.

Отчего просто побелел Курасов:

– ГРАЖДАНИН! – дикое, словно выстрел. – Вы ничего не попутали?! – пронзающий, уничтожающий взгляд, прищурившись, сарказмом искря. – Здесь я – начальник. И решать... буду исключительно я, кто с кем... и когда "договорил". Попрошу покинуть помещение... пока санкции к вам не применили. И вот тогда вы здесь... точно задержитесь, и наговоритесь – только сами с собой... и в обезьяннике.

Замялся, скривившись в отвращении и злости, Буранов.

Прожевал эмоции.

Взгляд на меня:

– С*ка ты... и правильно, – оскалился от ненависти, – я рад... что нас больше ничего не связывает. И что у моего ребенка – не будет такой матери, что хуже... подзаборной швали.

Резкий разворот – и вылетел долой.

Отворачиваюсь... от невольного свидетеля всего этого... безумства...

А по щекам уже побежали слезы... норовя исчезнуть, открестится от моего... позора.

Шумно вздохнул, прокашлялся от неловкости Подполковник. Минуты, дабы подобрать слова, наскрести смелость... и отважился:

– Приведешь себя в порядок... и зайдешь ко мне в кабинет. Проведу... и тебе разъяснительную... беседу, – болезненная пауза. – А то устроила тут мне... цирк... на все отделение. Ходят, оборачиваются... а потом кости будут перемывать. Себя не жаль, об отце подумай: зачем ему такой позор?

Разворот – и вышел следом за дверь, скрылся в коридоре...

***

Не успела сделать выдох, не успела даже толком протиснуться, пройтись по коридору... в сторону кабинета обозленного Подполковника, как тотчас... новый взрыв. Да так... что вовсе... снеся все на своем пути, раскромсав меня изнутри, растерзав на ошметки... но явив наружу... лишь только легкое, едва уловимое... колебание почвы. Произведя... камуфлет.

– Держи, – радостно воскликнул Казанцев, всучив мне в руки какие-то бумаги.

Нахмурилась я, пытаясь прогнать из головы туман...и выудить верные догадки, сделать выводы:

– Что это? – сдаюсь своей немощности.

– Как что? По Пахомову.

Обомлела:

– Уже? – удивленно вздернула бровями.

– Ну так... был резон стараться, – ухмыльнулся.

Нагло игнорирую, тотчас выхватываю из рук.

– Благодарю, – бросила машинальное, разворот – и пошагала в ином, интуитивно выбранном направлении.

Туалет.

Протиснуться к окну – и замереть, перебирая взглядом строки.

– Чушь! – невольно вырвалось из моей груди. Нервный смешок. А очи так и лезут на лоб, дрожь пробивает конечности. Мурашки полчищем... разгрызают кожу.

Стук в дверь.

Испуганно устремляю взор:

– Можно? – ухмыльнулся Роман. Шаги ближе (по общему предбаннику). – Да... человек-загадка, – продолжил задумчиво. – Почти ничего на него нет. Так только, самое элементарное: стандартный пакет документов; квартира, машина; женат, есть ребенок. А вот относительно рода занятий, чем на жизнь зарабатывает...

– Он в разводе, – горько, злобно перебиваю жути ход. А в голове уже – стук колес паровоза, разрезая стальными блинами мою жизнь на части.

Хмыкнул враз Казанцев. Отвел на мгновение взор. Скривился в болезненной ухмылке:

– Женат, Лиз, – тихо, с опаской. – Женат, на Ирине Пахомовой, там все написано, – кивнул на бумаги, что невольно от волнения в руках своих сильно я сжала. – И у них есть сын – Игорь, лет семь отроду. Прописаны все трое по одному адресу, где и проживают с 2009 года...

Слезы застыли на моих ресницах. Предательски запекло в груди. Дрожь по телу. Холодно, будто в стужу.

Пристыжено, машинально отворачиваюсь. Шепотом:

– А телефон... номер достал?

– Ну, да. Там... на первой странице... – хотел, было, показать, ухватить, развернуть бумаги, но не даю – вырываю, прячу, словно что-то постыдное, жуткое... но родное.

– Еще раз благодарю, – сдержанно, резко, мигом стирая шальные соленые потоки.

Молнией на выход.

По коридору – к двери. А там на улицу.

Пройтись вглубь сквера, затесаться меж деревьев и присесть на забор.

Быстрые, аляповатые движения – и отыскать заветные цифры, вбить в телефон.

Гудки...

– Да ладно... зай! Ты, что ль? – игривое.

Прокашляться и черство:

– Поговорить надо. Срочно.

Смеется:

– А чего так серьезно?

– СРОЧНО! – рявкнула я, перебивая его приторный, мерзкий елей.

Обомлел. Жгучие мгновения тишины – и наконец-то решается ответить:

– Карла Маркса, 18. У тебя – полчаса. Или уже до вечера – за ужином.

– ЖДИ!

Глава 11. Преступление и наказание

***

Не помню уже даже, как добралась до остановки. Как автобус дождалась, как в него забралась...

В себя пришла, лишь только когда увидела припаркованный на обочине автомобиль. Его автомобиль.

И Костя там... причем не один. С какой-то барышней: молоденькой, с иголочки разодетой, разукрашенной фифой.

Но... не женой. Не Ириной. Ее-то лицо теперь в моей памяти отпечаталось, соскребясь с фото, как нечто самое жуткое, убийственное, пронзающее; обличающее мой, наш с Ним... общий, непростительный грех...

Ненавидела. Искренне. Неистово. Всеми фибрами души... Но не Ее. И не себя.

Его. Такого мерзкого... двуликого... сладострастного, будто виннокислый свинец. Ненавидела Пахомова.

Подлетаю – и живо хватаюсь за ручку, дергаю на себя дверь.

Силой, бешено ухватившись за грудки, тащу на себя ублюдка – поддается, вылезает наружу.

Пристыжено ржет:

– Эй, ты чего?

Наотмашь пощечина ему в лицо – отчего враз оторопел, скривившись, заиграв скулами.

– С*ка ты! – взревела дико, что медведь. – Тварь! Гнида конченная! ЖЕНАТ?! ЖЕНАТ, ДА? Мало тебе одной? МАЛО? Скольким еще по ушам съездил? Всё не нат*ахаешься никак? ДА?! Еще одну себе завел?! – киваю разъяренно в сторону шворки. – Сколько у тебя таких дур, как я?! А, ЗАЙ?! – ядовитое, коля его же словами.

– Лиза, успокойся, – сдержанное, грозное. Приказом.

– Я тебе сейчас, с*ка, успокоюсь! – дернулась к нему, в сердцах попытка пнуть в грудь, но в момент перехватил.

И сама не поняла, как сцапал за руки и заломил мне их за спину. Мордой к машине, в стекло, к себе вплотную.

Жгучим, пронзительным рыком:

– Успокойся! – нарочно причиняя отрезвляющую боль. – На нас смотрят!

– Да мне ср*ть! Отпусти, ублюдок! – дернулась, отчаянное стремление вырваться из хватки – не поддается.

– Успокоилась! – приказным, угрожающим тоном. – Иначе хуже будет!

– Да иди ты на хрен, мразь убогая! – визжу, уже окончательно слетая с катушек.

И вдруг резвое движение, резкая боль, щелчок – и лишь когда на второй руке заледенел мертвым кольцом браслет наручников, поняла, что сотворил.

– Тварь, ты че удумал?! – завопила я в исступлении.

Схватил грубо, повелительно за шкирку, отодрал от авто и потащил, силой поволок куда-то в сторону, к зданию.

– Эй, а я?! – мигом выскочила из машины перепуганная дамочка, писк нам вдогонку.

– Сейчас заберут, ЖДИ! – яростное, на грани бешенства.

***

Жилое здание. Подъезд. Гневное усилие – и втолкнул меня в лифт. Опять пытаюсь сопротивляться, драться, орать.

Молчит, терпит. Строит равнодушный вид, хотя... чувствую, что давно кипит внутри.

Долгое, мучительное, жгучее гудение мотора, тяга – и наконец-то вздрогнула кабина, оповещая нас о прибытии. Разошлись створки – и вновь давление – выбрались наружу.

По ступенькам наверх, к крыше.

Попытка открыть дверь – глухо: замок не поддается.

Нервно цыкнул.

– Ублюдок, отпусти меня! Это похищение!

– Да-да... именно оно, – наконец-то решает ответить.

– ТЫ ОХРЕНЕЛ? – взревела, еще больше взбешенная.

– Я-ТО?! – грозно рявкнул. И снова силой натиск, чуть вниз и буквально у первой ступени открыл наручник – и вновь моя безнадежная попытка сражаться, да только против него я – что ребенок.

Проворные движения – и, продев меж прутьями перил, снова защелкнул на мне браслет.

Подчиняюсь, вынужденно опускаюсь на пол, сажусь на лестницу.

Взор на предателя:

– И че? – гневно, пренебрежительно выпаливаю я, будто яд.

– И ниче, – отвечает тем же.

Нырнул в карман. Достал телефон.

Быстро набрал чей-то номер и сделал вызов:

– Вован, забери ее сам. Кого-кого, б***ь! Не будь идиотом. Нет! В моей тачке сидит. ЗНАЧИТ, НЕ МОГУ! Дуй давай!

Резво отбил звонок. Прожевал эмоции.

Машинальные, лихорадочные, нервные движения – прокрутил в ладонях аппарат, еще миг – и на автомате засунул, спрятал оного в карман.

Подтянул брюки и присел около меня на карточки, руки невольно скрещивая пред собой. Взор в очи:

– Ну. Слушаю... Что случилось?

– Отпусти меня, – зазвенела я наручниками.

Закачал уверенно головой, отрицая. Губы плотно сжались. На лицо проступил гнев, едва сдерживающийся арканом приличия:

– Слушаю, – дерзкое, приказное, повтором. – Что случилось? Что за истерика? Что за бред ты там несла?

– Я? – уязвлено, обреченно съехидничала.

– Ну не я же?! Что за крик? Что за драка?

– Почему сразу не сказал?

– ЧТО?! – раздраженно рявкнул. – Из тебя что, клещами тянуть слова? Или будем и дальше вопросами кусочничать?

Сглотнула я скопившуюся слюну, догорая уже в отчаянии, в боли... разочаровании... и обиде.

– Почему не сказал, что до сих пор женат?! Почему делал вид, будто всё в прошлом? Тебе весело, да? Разводить... таких тупых, наивных куриц, как я? ДА?.. Не наскрести, ничего не найти о тебе, даже если сильно захотеть! Видно лишь то, что сам хочешь показать: сверх положительный, рыцарь... гребанный.

Рассмеялся вдруг коротко, болезненно, горько.

Движение – и присел рядом на ступеньку. Лицо утопил в ладонях – на миг, а затем и вовсе силой содрал с него эмоции. Шумный вздох.

Взор на меня, но тут же осекся – увел глаза в сторону:

– Почти год... мы с ней разводились. И развелись. Так что уже месяц как... я – свободный человек. И ни в чем... перед тобой... не провинился.

– Ты с ней живешь? – сдержанное, тихое.

– Нет, съехал. Причем давно.

Пристыжено опустила очи я. Молчу.

– Еще вопросы будут? – серьезным тоном.

Нервически сглотнула слюну:

– Тогда почему... по документам иначе?

– Это ты у своего... осведомителя спроси. Почему не захотел... правду до конца раскопать. Не думаю, что это – такая уж тайна.

Обмерла, удивленно выгнув брови.

Виновато спрятала взгляд.

Жгучие, резиновые... мгновения, минуты внутренних баталий, попыток сдержать, смирить бурю эмоций, сомнений... надежд и грез; шального выбора между... рациональным "нельзя" и наивным, сладким "хочу верить"...

И наконец-то нахожу силы на слова. Дернула руками:

– Освободишь?

Тишина. Тягучая, палящая... терзающая.

Вынужденно устремляю на него взгляд – улыбается.

Хитро, весело... коварно ухмыляется.

– Что? – гаркаю удивленно, а в душе уже странные чувства, дрожью отбиваясь по всему телу.