Текст книги "Шоколадная лихорадка (СИ)"

Уно перевел взгляд ниже и увидел еще несколько очень странных заданий, обозначенных совершенно непонятными словами "интегральные уравнения", "матрица", "вычисление корня". Жар коснулся щек мальчика, как часто бывало, когда он очень сильно волновался. Как вообще возможно решить подобное, когда он впервые видит эту длинную закорючку, напоминающую двусторонний крючок?

– Да, вот ручка – бери, не стесняйся, – заметил старик и, задумчиво пожевав губами, достал обратно бутылку и граненный стакан. – Арифметика – это еще ничего, вот когда диктант писать будешь, вот тогда и начнется жуть. "Еретик" называется текст. Тысячу раз слушал его, а все равно аж уши вянут от мудреных слов. Скажу по секрету, сам многих не знаю, да и никто, наверное, у нас не знает.

– А мальчик, который сюда пришел до меня, решил все? – растерянно спросил Уно, с грустью рассматривая нетронутый лист с задачами.

Ловко подхватив бутылку, Жан откупорил ее и стал наливать странно пахнущую жидкость в стакан. Журчание разбавило гнетущую атмосферу.

– Импровизировал, – лаконичный ответ последовал лишь после того, как "коньяк" достиг отбитых краев стеклянной посуды. – Чего и тебе советую. Ничем больше помочь не могу: понятия не имею, что это за закорючки.

Оптимизма подобное изречение не добавляло, но Уно упрямо взял блестящую металлическую ручку и навис над задачками. Сидеть и плевать в потолок весь оставшийся час он не собирался, как и упускать такой шанс!

– Ты только не нервничай сильно, – заметил старик, прихлебывая напиток. – Язык уже от усердия высунул – не прикуси.

Жану очень хотелось с кем-то поговорить, но Уно было совсем не до этого – он с головой ушел в текстовые задачки, которые хотя бы немного мог понять, в отличие от злополучных "интегральных уравнений" и в столбик записанных циферок.

Например, про хозяйку все казалось не таким уж сложным: мама тоже хранила в шкафу железные банки с гвоздями и гайками. И свет часто отключали, так что мальчик часто в потемках искал нужные. Они были не разноцветные, но Уно решил, что это не так важно. Сосредоточившись, он представил, как открывает шкаф в темноте и натыкается ладонью на железный, шершавый ободок. Обычно, он доставал нужные с третьей попытки, но ведь и банок у него дома было в два раза меньше. Да и это он доставал – мама гораздо хуже ориентировалась в темноте и обычно доставала с четвертой попытки. Что такое вероятность, ребенок не знал, так что решил, что правильный ответ – восемь.

Мальчик старательно вывел на бумаге цифру и перешел к следующей задачке.

Она была очень странной: зачем дарить какой-то девочке талоны? Слишком щедрый подарок. Задумчиво почесав нос, Уно стал перебирать в голове цифры. Получалась совсем уж волшебное количество! Подходило число четырнадцать, но кто в здравом уме подарит столько талонов? Такое могли позволить только люди, живущие на улице Зеленых крыш. Про жителей этого района рассказывали разное: вроде бы их кухонные шкафы ломились от разноцветных талонов. Причем не серых и золотых, а самых разных: серебристых, розовых, красных! Если бы им еще и теневые талоны выдавали просто так, то Уно бы точно решил, что это россказни, а так было похоже на правду. Шэр однажды обмолвилась, что видела оранжевый талон – такой в заводском районе ни у кого не увидишь! Но подруга жила в Фонарном – все-таки он был получше и славился жителями не с таким уж плохим достатком.

Стараясь не отвлекаться, мальчик стал решать дальше. Задачка про диггера его очень заинтересовала! Как бы Уно не боялся жутких монстров из катакомб, но все равно было интересно, как же они выглядят. Никто из его знакомых не видел диковинных тварей – хотя Дэви однажды хвалился, что разглядел зеленые огоньки в темноте и даже длинный металлический хвост с зазубринами, но задира любил привирать. Если кто и видел диггеров, то вряд ли бы смог об этом рассказать.

Перечитав условие, мальчик задумался. Если атлант и диггер шли друг другу целых шесть часов, то, наверное, прошли через всю Таксонию! Уно не знал какое это расстояние, понимал только, что очень большое! Подумав, мальчик написал самое большое число, которое знал – "тысячя".

Довольный, он перешел к последней текстовой задачке про печь. Вот тут он мог ответить сразу! Шэр ему рассказывала про своего знакомого мальчика с кличкой Ро, который как раз и свалился в печь, когда они пробрались на строительный завод. Костюм лопнул как мыльный пузырь через десять минут. Уно смело вписал ответ.

Но если текстовые задачки были хоть немного понятны, то циферки не укладывались в голове. Крючки, столбики, линии и даже буквы. Разве можно складывать буквы? Учителя в "Химере" очень странные.

Выбирать не приходилось, так что Уно стал уверенно складывать все цифры и буквы. Ответы получались: "df1455axa", "17554axbx2a" и "343хаха", но какое задание, такой и ответ.

– Время вышло, молодой человек.

Щепетильно собрав и сложив один к одному исчерканные листики, старик зевнул и почесал голову, похоже, пытаясь вспомнить, что же он должен сделать дальше.

– "Еретик", – напомнил Уно, хотя уже боялся дальнейших заданий – фантазии учителям "Химеры" было не занимать!

Сонно и очень медленно кивнув, старик отставил опустевший стакан и вновь полез дрожащей рукой под стол, выуживая чистые листы бумаги и странную черную штуковину с мигающими разноцветными лампочками.

Таких приборов мальчику раньше не приходилось видеть. Визгливый звук пронесся по комнате, и вперед выехала часть непонятной машины c двумя торчащими черными штырями. Осмотрев "штуковину", старик бойко подмигнул растерянному мальчику и достал из стола потертую белую пластинку с двумя круговыми отверстиями.

– Называется магнитофон – вроде старая какая-то штука, но ее часто используют за стеной, чтобы повторять уже готовую запись. У нас тоже с помощью нее пару раз вещали. На площади, если помнишь. Ах, точно. Ее же не видно вам... Но звук из нее шел. Если будешь готов – скажи, а то она сразу включается и начинает тараторить текст с жуткой скоростью.

На этот раз мальчик не смог сдержать любопытство: старик похоже много знал о городе за стеной, а может, пусть это и казалось невероятным – он даже бывал там. Уно тихо, будто боясь, что их могут подслушивать, спросил:

– Жан, а вы видели когда-нибудь людей из-за стены?

Детская непосредственность вопроса вызвала у старика грустную улыбку и медленное, отрицательное покачивание головой.

– А ты, я смотрю, мечтатель. Единственное отличие между мной и тобой: у меня уже нет шансов побывать там, – на последнем слове Жан отчего-то показал пальцем вверх, – а вот у тебя есть. Так, что-то мы с тобой заболтались. Скажи, когда будешь готов. Я могу включить в любую минуту.

Верхний лист, лежащий перед мальчиком, оказался подписан мелким печатным шрифтом: "Интерпретация давно утерянного мифа о пещере из трактата Сократа". Левее нашлась еще одна приписка: "Не претендует на полную достоверность, так как от исходного мифа осталась лишь общая концепция, а настоящее произведение утеряно".

– "Ин-тер-пре-та-ци-я", – по слогам прочитал мальчик и поднял растерянный взгляд на Жана, но тот лишь пожал плечами. – Что это за миф о пещере?

– Не знаю, но Сократ – известный философ. Великая личность! Впрочем, сейчас сам все услышишь. Хотя я так и не понял, что имеется ввиду. Очевидно, что это нечто мудреное и понятное лишь людям за стеной.

"Сейчас или никогда", – подумал Уно и крепко схватил ручку – пальцы все еще плохо слушались, и он опасался, что не успеет за быстрым, как сказал Жан, голосом из магнитофона. Тем более, мальчик никогда не писал диктанты и боялся, что наделает кучу глупых ошибок.

– Я готов, – как можно увереннее произнес он и занес руку над листком.

Хрипы донеслись из прибора, когда панелька поехала назад, а затем из магнитофона полился быстрый, резкий голос, буквально выплевывающий одно слово за другим. От неожиданности Уно чуть было не пропустил первые предложения, но вовремя опомнился и принялся быстро записывать.

– Бытие со всеми в единой и непоколебимой вере – есть наибольшее счастье, доступное каждому. Щедрый дар, ограждающий душу от иллюзорных и бессмысленных метаний: однако находятся неокрепшие умы, желающие большего. Первого человека, поправшего единую веру, звали Еретик. Ересь о том, что всепоглощающая вера поработила людей и загнала их в пещеру, срывалась с его уст. Сущий бред нес он про узкий просвет на стене – единственный доступный отблеск реального мира. Тяжкие оковы, по его словам, охватывали людей, не давая даже сдвинуть головы, вот и видели они лишь то, что было перед ними. Вскрикивал он, что обращены люди спиной к свету, и сравнивал он этот свет с пылающим огнем.

Ограждала узников также ширма, вроде тех, что используют в театре теней – стояла она меж спинами закованных и пламенем. Нелепые вещи говорил он про других людей, ходящих за ширмой и проносящих различные предметы – будь то статуи, вазы или нечто иное. Еретик говорил об иллюзиях, о жалких тенях, принимаемых людьми за реальные вещи. Не хотел он мириться с этим миром, и желал показать людям не тени, а сами предметы, да только не понимал он, насколько губительна истина. Ускользала правда и меж его пальцев, ведь не осознавал он всего счастья единства и веры.

Жалость лишь заслужил он собственными речами, и отвернулись от него люди, живущие в пещере. Другой мир не нужен был никому, всех прельщали тени, уже давно ставшие реальнее самих вещей. А ведь предсказуемо и понятно все было: если заставить людей смотреть прямо на свет, то не выдержат их глаза этого. Еретик слишком поздно понял, когда спалил свои глаза дотла, что истина чужда детям мрака, и вернулся он сам к тому, что мог видеть, не обжигаясь. Тогда понял он, что достовернее тени, чем реальные предметы в испепеляющем свете огня. Слеп остался еретик, но обрел он счастье под сводами пещеры в окружении близких людей.

Ясность сознания вернул он и стал проповедовать новую истину: пещера и тени – вот реальность, и тогда последовали за ним люди, и приняли искренние слова в свои души. Вера вновь объединила жителей пещеры, и познали они счастье.

– Лист – мне, – бойко скомандовал Жан, выключая магнитофон и протягивая руку вперед. – И никаких исправлений и дописываний – у меня четкие правила на этот счет.

Чернила из потекшей ручки оставили пару уродливых клякс, как на самом тексте, так и на руках Уно, так что он очень смущенно протянул исписанный листик старику. Неряшливость могла сыграть не лучшую роль при оценке, но мальчик хотел надеяться на лучшее. Осмотрев лист, Жан вновь задумчиво нахмурился и пожевал губами.

– Совсем забыл про твою анкету. Так, давай я быстро все заполню, а ты просто отвечай на вопросы, – после паузы вспомнил он, доставая очередной лист и новую ручку. – Я совершенно отвык от всех этих процедур – мало вас, так что все на свете забыть успеешь пока дождешься! Хорошо хоть расслабиться здесь можно в одиночестве...

– Особенный фиолетовый талон на "коньяк" помогает? – догадливо уточнил Уно.

– Будет тебе, какой еще фиолетовый? – сразу же занервничал Жан и осуждающе посмотрел на мальчика. Считалось очень неприличным обсуждать чужие талоны. – Если и есть такие, то не слышал о них никогда, а в бутылке чай самый обычный, просто бумажка странная наклеена. Скажешь еще – фиолетовые. Так, имена родителей?

– Папа умер год назад, но его звали Виттор, а маму зовут Лэсли.

– Отлично, – что-то поспешно черкнул старик. – Ну, а тебя-то как зовут? Единственный ребенок?

– Нет, есть еще сестренка Сара, а мое имя – Уно, – занервничав, ответил мальчик. – Учителям "Химеры" важно знать о моей семье?

– Желательно, раз уж прислали такие анкеты. Дальше – сколько тебе полных лет? Атлантам, диггерам и прочим служителям порядка попадался? Если да, то какие штрафы получал? – затараторил Жан, как запись на диктофоне.

– Такого не было, – чувствуя, как краснеют кончики ушей, ответил Уно.

– Сколько лет? – переспросил Жан, подозрительно посмотрев на занервничавшего мальчика.

– В этом году исполнилось одиннадцать.

– Ладно, последний вопрос: из-за чего погиб твой отец?– простая фраза прозвучала как раскат грома, а цепкий взгляд старика уперся в Уно, словно желая прожечь насквозь.

– Извините, но я не знаю, – пробормотал Уно, сцепив дрожащие ладони на коленях: он совсем не хотел, чтобы учителя из "Химеры" решили, что он сын сумасшедшего, те более, все знали, почему в Таксонии сходят с ума. – Чем-то болел.

– Ничего подозрительного, похоже, нет, – довольно кивнул Жан, откладывая бумаги в сторону. – Ответ жди завтра, ближе к пяти часам. Заходи прямо сюда, на этот раз будет действительно открыто и без всяких загадок.

Стараясь не показывать, как сильно успокоила фраза про подозрительное, мальчик подскочил и в тот же миг почувствовал неладное. Тянущая боль сковала ноги, и неприятное покалывание пошло от еще не до конца заживших колен. Яркой вспышкой всплыло воспоминание наставлений Аврелия: чтобы ткани восстановились, необходимо каждые три часа смазывать ноги и руки. Хотя на Заводской тридцать пять и не было часов, мальчик быстро сообразил, что прошло уже куда больше времени. О том, что может случиться, если забыть про лечение, доктор не говорил, но по онемению Уно догадался, что ничего хорошего.

Баночка с желтой мазью так и осталась лежать недалеко от колыбельки Сары.

Жан, сощурившись, поднял голову и удивленно посмотрел на мальчика – похоже, он решил, что Уно с места рванет домой, хвастаться пройденным экзаменом. Едва ли он ожидал, что мальчик замрет столбом прямо перед столом.

– С тобой все в порядке? – уточнил старик, подозрительно осмотрев мальчика. – Ты как-то побледнел, да и руки что-то затряслись.

– Все хорошо! – бойко соврал Уно и, мысленно понадеявшись, что не упадет в грязь лицом в прямом смысле слова, на негнущихся ногах направился к выходу.

– Осторожнее, что ли, – пробормотал Жан.

Не прощаясь, мальчик вывалился на улицу и сразу чуть было не упал на острую щебенку, потеряв равновесие. Еще не стершееся из памяти ощущение всепоглощающей слабости вернулось, и Уно испугался, что не сможет добраться до дома без чьей-либо помощи. Будет глупо попасть на атлантов просто из-за того, что он не успеет до отбоя переступить порог дома.

– Нужна помощь? – совсем рядом прозвучал низкий, хриплый голос.

Уно повернул голову и увидел кудрявого, чуть сутулого паренька лет двадцати пяти. Светлые волосы были завиты так сильно, что походили на пружинки, задорно торчащие в разные стороны. Он бы выглядел забавно, если бы не донельзя серьезный взгляд синих глаз. Мальчик не мог понять, то ли он смотрит изучающе, то ли сочувствующее.

Уно почувствовал себя непонятным существом, выползшим из катакомб и невольно поежился.

Черный кусочек бумаги с металлически кружком по центру выглядывал из-под правой перчатки – почему-то мальчик сразу обратил внимание на эту деталь. Про черные талоны он ни разу не слышал. Вроде бы и не было таких!

– Да, мне что-то нехорошо стало, – не очень уверенно ответил Уно, поняв, что пауза затягивается.

– Ага, я заметил, – хмыкнул парень.– Еле на ногах стоишь. Давай, цепляйся за меня, помогу дойти до дома.

Тяжело выдохнув, Уно схватился за плечо незнакомца и постарался встать ровно. Мальчик не ожидал получить помощь, но отказываться было глупо. Ему нужно добраться до дома как можно скорее. Сара ведь осталась совсем одна!

Только сейчас Уно вспомнил о сестренке, и эйфория от пройденного экзамена резко схлынула. Щеки ребенка запылали. Как он мог забыть о малышке?! "Химера" затуманила его сознание.

– Сай, но можешь называть меня Сутулым, – между тем, как ни в чем не бывало, представился парень. Он ловко перехватил мальчика, помогая удержать равновесие, и медленно пошел по улице вперед. – Я как-то получил травму на производстве – очень неудачно свалился – и заработал смещение позвонков и пару переломов. Вот с тех пор и хожу, скрючившись в три погибели.

– Лечение не помогло? – с сочувствием уточнил Уно, старательно переступая ногами, чтобы не упасть.

– И не спрашивай, – как от зубной боли поморщился Сай.– Достопочтенный доктор Аврелий потребовал пятнадцать золотых талонов за лечение, а у меня их, конечно, не нашлось. Что тут скажешь, думаю, ты уже успел с ним столкнуться – та еще зараза лицемерная. Но врачи других районов еще хуже. Вот докторишка с улицы Белых зонтов так вообще потребовал или три фиолетовых, или четыре синих. А я таких даже в глаза не видел и понятия не имею, что по ним получают! Все же скрывают свое "сокровище", тьфу. В общем, наш еще не так плох.

Сутулый говорил очень бойко и быстро, отвлекая мальчика непринужденной болтовней, словно они были старыми друзьями.

– А про врача с улицы Зеленых крыш вообще молчу! Он как узнал, где я живу, сразу за дверь выставил. Мол, у меня точно нет таких талонов. А может, у меня дядя на его улице живет? И вообще, он директор теневого завода, а? Вот почему никто так не думает?

Незаметно они вышли на соседнюю улочку от той, где жил Уно, и мальчик смог разглядеть оранжевую крышу своего дома.

Внезапно у ребенка пронеслась мысль: он ведь не сказал, где живет, так как же Сай смог угадать...

– Слушай, Уно, а ты никогда не думал, почему наши дома строят из таких дурацких тонких материалов? Ты просто чихнешь, а уже весь дом ходуном ходит? – спросил Сутулый, продолжая спокойно идти вперед.

– Я не говорил, как меня зовут! – нервно воскликнул мальчик, резко отпуская плечо подозрительного знакомого и чуть не падая не землю – ноги почти не слушались.

– Хорошо подумай: может, люди А хотят внушить нам, что мы всегда на виду и на слуху и никогда не сможем сделать ничего без их ведома? – чуть усмехнувшись, задал вопрос Сай и, не попрощавшись, все той же неспешной походкой направился прочь, оставив растерянного Уно одного.

Пятая глава. Детские игры

Первое, что увидел Уно, когда зашел в дом – перевернутую колыбельку и лежащую на полу Сару, закутанную в серые простыни. Личико сестры словно окаменело, а глаза были плотно закрыты. В миг забыв о мази, мальчик кинулся к покрасневшему то ли от жары, то ли плача младенцу.

"А если она умерла?!"– запульсировала в голове страшная мысль, когда Уно поднес дрожащую руку к лицу девочки.

Мерное, теплое дыхание защекотало ладонь – малышка просто спала.

Обессиленно выдохнув, он устало присел на пол. Мальчик никогда бы себя не простил, если бы по его вине что-то случилось с Сарой. Секунду посидев и понаблюдав за посапывающей сестренкой, Уно осторожно, стараясь не разбудить, поднял ее на руки – она чуть заворочалась во сне и причмокнула губами. Еле дыша, мальчик тихо поставил колыбельку и уложил малышку на мягкую, чуть порванную подушку с выбившимися синтетическими волокнами.

Внезапно раздался стук в дверь, и Уно подскочил от неожиданности. Дребезжание прокатилось по дому, и, чувствуя как пол заходил ходуном, мальчик задумался о словах Сая: а ведь действительно, почему бы не строить дома из чего-то более крепкого? Алюминий, поли..– ребенок нахмурился пытаясь вспомнить мудреное слово – "поликарбоний" или "поликарбонатий" ведь подошли бы куда больше! Никто ведь заводы не строит из фанеры – гиганты из железа не шатаются от каждого упавшего камешка.

– Ау! – в проеме выбитого окна показалась взлохмаченная шевелюра Шэр, а затем и крайне недовольное лицо девочки. Ее волосы были распущенны, и волосинки забавно торчали в разные стороны. – Либо ты открываешь мне дверь, либо я сейчас заляпаю вам подоконник. Учти, я пробиралась через свалку закрытого завода номер шесть.

Юго-западная часть заводского квартала славилась многими закрытыми заводами – такими, где никто, кроме людей класса А и самих рабочих с этого предприятия, не знал, что же изготовляется внутри, но железный гигант номер шесть прославился по другой причине. Десятки свалок окружали завод: чего там только не было, но самое противное – липкая жидкость с горьким запахом. Аквамариновый след почти невозможно было очистить. Уно однажды измазался в этой жиже и пришел домой: с тех пор пол в его комнате покрывали яркие следы. Мама так и не смогла их отмыть, хотя одолжила у Аврелия пару настоек, которые, по словам доктора, отмывали все.

Фраза Шэр подстегнула мальчика побыстрее открыть дверь.

Юркая девочка быстро проскользнула в дом до того, как створки полностью открылись, и с любопытством заозиралась – раньше она не заглядывала в дом Уно. Типичная большая комната с железной мебелью ее мало впечатлила, а вот колыбелька и посапывающая Сара заинтересовали куда больше.

Зеленые глаза девочки блеснули искорками любопытства.

– Сними обувь, – поспешно попросил мальчик. – А то мне от мамы влетит.

– А она дома? – шепотом уточнила Шэр, тут же испуганно замерев и перестав стягивать ботинки.

– Нет, на заводе. А ты ее боишься, что ли? – удивился Уно.

Девочка скривилась, как от зубной боли, и, не смотря на мальчика, стала с двойным усилием разуваться.