Текст книги "Я иду искать. История первая"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Левее того места, где вышли на гребень ребята, в двух километрах от них отдалённо гремел водопад – хрустальная дуга рушилась с гранитных красных скал, на которых гордо высились стройные сосны, вниз, превращаясь в реку, несущую свою воду на север, к Снежному Морю. А над водопадом, на холмах, окружённых берёзовыми рощами, видна была высокая каменная башня и стены, казавшиеся продолжением и порождением этой суровой и прекрасной земли. На башне плескался неразличимой отсюда расцветки стяг. По вересковой пустоши ползла гигантская овечья отара, окружённая несколькими пастухами и множеством собак.

Это была Вересковая Долина – родина Бранки, девушки из племени Рыси.

Это было Рысье Логово – сердце племени.

... Короткий, злобно-торжествующий вопль заставил Олега обернуться и вздрогнуть – но уже не от холода, а от ужаса.

Метрах в пятистах от него, на том же гребне, замер, покачиваясь в седле, хангар. Ветер трепал конский хвост на копье и перья на шлеме. Он смотрел сюда, в эту сторону! Вопль повторился...

Непроизвольно заскулив от отчаянья, Олег затормошил Бранку:

– Вставай... да скорее же, вставай... рядом же совсем, добежим, успеем!

Девушка застонала, пошевелилась, но подняться не смогла. Олег отчаянными глазами смотрел на то, как ещё двое хангаров вылетели на гребень и застыли, так же покачиваясь в сёдлах. А по лесу дробно поскакало эхо – не меньше десятка всадников мчались низом!

Бежать! Но вместо этого Олег выхватил револьвер в решительной попытке если не защититься, то хотя бы продать подороже свою жизнь. Однако, крики и топот копыт словно бы разбудили Бранку. Она заставила себя подняться и, спотыкаясь, бросилась по вереску вперед, к водопаду, к серой башне... Олег кинулся за ней.

Бегать по вереску – занятие, прямо скажем, неблагодарное и заниматься этим безнаказанно может лишь человек, выросший среди окружающей экзотики. Поэтому Олег на бегу с ужасом отмечал, насколько медленно приближаются спасительные холмы, насколько быстро сокращается их фора... Бранка то и дело оглядывалась – она пришла в себя и могла бежать быстрее, но не хотела бросать неловкого мальчишку с Земли! Олег наддал. Всадники сзади надвигались неумолимо, словно в кошмаре... Их лошадям тоже мешал вереск, поэтому ребята успели пробежать четверть расстояния прежде, чем хангары подобрались на полсотни метров.

Не в силах больше выносить ужас погони, Олег остановился, почти не думая о том, что делает и крикнул Бранке:

– Беги! Не смей останавливаться! – и, видя, что она поднимает самострел, нашёл единственно верные слова: – Письмо! Спасай письмо!

И больше на неё не смотрел.

Первыми скакали пятеро – трое на одной линии, чуть подальше – явно славянин на рослом коне, а подальше – четвёртый хангар. До остальных было ещё метров триста. Трое передних наклонили копья – ярко блестели искры наконечников, мотались конские хвосты.

«Вот это да, – подумал Олег абсолютно хладнокровно. – Это что же, я сейчас умру? Похоже...». Вместо того, чтобы заорать и упасть на вереск, он поднял наган, взводя курок. Всё было очень просто. Бранке нужны лишние секунды – она их получит. Дальше этого мальчишка не заглядывал.

Хангары мчались с протяжным жутким воем, целя в Олега, как в мишень, какое-нибудь соломенное чучело... «А ведь мне и правда не страшно, » – подумал Олег, целясь в того, который скакал в центре. Хангар не имел ничего общего с живым существом, которое можно жалеть, в которое нельзя стрелять – безликая металлическая башня надвигалась на Олега.

Наган выстрелил. Хангар подскочил в седле и опрокинулся на круп, завязнув в стременах. Пуля ударила его точно между глаз. Конь, вытянув шею, шарахнулся в сторону...

Двадцать метров. Рука не дрожала. И казалось – в запасе вечность. Две вечности. Тот, что скакал справа, отводил руку с прижатым к боку копьём для размашистого удара. Второй чуть придерживал коня, прячась за своего соратника – трус...

– Гадина, – процедил Олег, стреляя три раза подряд. Того, что скакал первым, словно вихрем вынесло из седла, второй странно осел в нём, выплёвывая кровь простреленным горлом... – И ты подходи! – это он крикнул славянину, почти не осознавая, что кричит: – Подходи, предатель!

На скаку тот целился из винтовки.

«Вот и всё. МАМА!» – этим внутренним криком прорвался страх. И нажать на курок Олег уже не успел...

... Предсмертно, страшно завизжал, заваливаясь, конь – в его лоснящемся боку одна за другой открывались жуткие дыры от разрывных пуль. Всадник, перекосив лицо, попытался выдернуть ноги из стремян, но одна пуля взорвалась у него в груди, другая срезала левую руку, третья – снесла голову. Скакавший следом хангар, выплюнув длинный кровавый сгусток, в который превратились его лёгкие после попадания очереди, вылетел из седла мешком.

Олег, не опуская револьвера, ничего не понимая, завертелся на месте. Перебивая друг друга, стреляли сразу два пулемёта. Хангары гибли один за другим – кричали люди, страшно выли и визжали умирающие кони, рушась вместе с хозяевами кровавыми кучами рубленого мяса. Один из хангаров, успевший спрыгнуть наземь, бежал к лесу, как недавно бежал сам Олег – безнадёжно, путаясь в вереске. За ним по пятам летел – не бежал, а именно ЛЕТЕЛ, легко и страшно, невесть откуда взявшийся человек – развевались в беге густые волосы, серо зелёный плащ, мелькали крепкие, длинные ноги, убийственно сверкал широкий недлинный меч в опущенной руке. Хангар обернулся, показал перекошенное молодое лицо, страшно вскрикнул, попытался бежать быстрее, путаясь в длинных стеблях... преследователь нагнал его скорым волчьим скоком, ещё в прыжке взлетел и опустился меч, обрывая истошный крысий визг... С жутким гиканьем убийца подхватил отрубленную голову за перья на шлеме раньше, чем она скатилась наземь – и вскинул над собой, ликующе захохотав. Удар был такой силы и точности, что обезглавленное тело пробежало ещё метров десять, прежде чем поняло собственную смерть и свалилось в вереск, мелко суча ногами.

Среди вереска не осталось никого живого, кроме застывшего на месте Олега и воина, победно держащего над собой жуткий трофей. А дальнейшее походило на кадры военного фильма. В нескольких местах вереск зашевелился... его куски поднялись, словно крышки люков – оказалось, что это масикровочные сети, утыканные стеблями, а не живой покров. Под ними прямо в каменной подушке были вырублены гнёзда, из которых сейчас ловко выбирались люди. И подходили, бесшумно ступая по вереску, останавливались перед Олегом.

Это были подростки – примерно ровесники Олега, одетые почти так же, как была одета Бранка при первой с ним встрече. Только у каждого на левом локте был закреплён маленький круглый щит – кожаный, обитый по краю металлом, с бляхами. На некоторых – кольчуги с коротким рукавом (впечатление они производили жутковатое и красивое – словно ребят облили гибким жидким металлом), на остальных – кожаные жилеты с металлическими пластинками. На всех – свободные, заколотые у правого плеча плащи, кое на ком – шлемы, другие просто в головных повязках той же расцветки, что и у Бранки. Каждый был вооружён -меч и изогнутый нож на поясе, тут же, в петле – топор. У большинства в руках Олег увидел самострелы, но двое держали хорошо знакомые мальчишке пулемёты Дегтярёва (только с очень толстыми и меньшими по диаметру дисками), ещё двое – старые, потёртые «калаши», у кого-то – охотничьи ружья... У многих на поясах Олег заметил гранаты – «лимонки» и похожие на консервные банки РГ-42. Вся эта компания, сошедшая с дедовых фотографий, рассматривала Олега вполне дружелюбно. А он, чувствуя, как с каждой секундой всё больше хочется сесть или лечь на что-нибудь мягкое, пялился на них.

Ростом и сложением ребята были самые обычные – кто пониже, кто повыше Олега. У него даже мелькнула дурацкая, из прошлой жизни, мысль, что он попал в компанию из юркиного клуба, не очень старательно обрядившуюся «под старину». Вот разве что, если быть честным до конца – лица этих ребят были... ну, поблагородней и поумней, что ли, чем у большинства олеговых земляков. Загорелые, обветренные, мужественные, но в то же время с мягкими правильными чертами – такие лица, не изуродованные признаками «цивилизации», Олег часто встречал на иллюстрациях Каштанова к книгам по истории Руси – и куда реже в жизни.

Эти могут перерезать глотку. Но не подставить ножку.

До Олега не сразу дошло, что все они говорят разом, обращаясь к нему:

– Молодец, городской...

– А метко бьёшь...

– Храбрый парень...

– Откуда несёт-то вас?. .

– Мы уж и ждать перестали...

За их спинами Олег увидел Бранку. Она прижималась к груди одного из парней – единственный, он не обращал на Олега никакого внимания, одной рукой прикрыл Бранку своим плащом, второй поглаживал по волосам, склонив голову...

Олег проглотил какую-то горечь, закупорившую горло. От долгого отчаянного бега, наверное. И сказал, отвернувшись:

– Мне нужно говорить с вашими командирами. Мне и Бранке.

* * *

– Стал быть, погиб Немой. И все люди добрые в Трёх Дубах погибли.

Олег кивнул, хотя ответа от него не требовали. Кивнул машинально. Он сидел за столом, держа на нём забинтованные мягкими льняными полосками руки – сбитые пальцы тупо ныли. Перед ним дымилась на вышитой скатерти – вышивка варьировала рысь в разных положениях – деревянная миска, доверху полная кашей с кусками жареного мяса и луком, и крепкая, уже немолодая женщина ворчала, что мальчику не дают поесть. Олег почти не слушал её. Впервые за много дней он находился в полной безопасности, в абсолютном покое, и эти ощущения словно выдернули из него стержень, незримо поддерживавший мальчишку. Он хотел спать. И хотел плакать.

Князь Крук – угрюмый, седоволосый, но с неожиданными чёрными усами, спускавшимися на грудь – выслушал его очень внимательно, с не дрогнувшим лицом, как до того выслушивал Бранку, которую пото отослал движением бровей. Олег не мог понять, что думает о нём князь. Жалеет? Сочувствует? По глазам – синим, не старческим – не поймёшь даже движение мысли...

– Что не ешь? – спросил Крук, и Олег вздрогнул. Покачал головой:

– Спасибо... то есть, благо (князь неожиданно улыбнулся – зубы крепкие, ровные, только левый верхний клык сломан пополам). Спать очень хочется...

– Потерпи уж... – Крук придвинул к себе лежащий на столе пульт, повертел, положил обратно. – Мне говорить с тобой надо.

– Вы можете мне помочь? – быстро спросил Олег, поднимая голову.

Князь смотрел ему прямо в глаза. Олег не отвёл взгляда, повторил требовательно, голосом, ставшим очень высоким даже для его лет:

– Вы можете мне помочь?

– Я знал деда твоего, Вольг, – вместо ответа негромко сказал Крук. – Он меня вынес с поля битвы нашей последней, смертной – от Чёрных Ручьёв...

– Вы знали деда? – недоверчиво спросил Олег. – Сколько вам лет?

– Да уж за девятый десяток, – спокойно ответил князь. – У нас стариков-то немного, да уж те, кто есть, дряхлости долго не поддаются...

– Вы знали деда... – повторил Олег. – Вы знаете, как работает машина для переноса?!

– Не знаю, – покачал головой князь. – И боюсь я, Вольг – у нас того никто и не знает.

– Никто, – Олег обмяк. Слёзы подступили к самым глазам, ресницы набухли, мир расплылся и задрожал. – Значит...

– То ничего не значит, – возразил Крук. – Вот слушай, что говорить стану. Не умею я красиво-то, ну да захочешь – послушаешь песни наши, там складней... А пока меня слушай. В Мире-то ходы на Землю есть где-нигде. Кто говорит – на севере (Олег обратил внимание, что Крук оперирует привычными ему, Олегу, названиями сторон света), – кто на юге, кто – в горах, а кто и вовсе – на дне морском! Одно стать верно – есть они. В давние времена жил тут народ ариев, в Мире жил. Потом часть его теми ходами на Землю ушла, а часть в Мире осталась. От тех, кто остался, анласы пошли, кочевники с северо-запада. Тому две тысячи лет прошло, как народ наш, славяне, теми же ходами на старую родину – в Мир – вернулись. Снова жить здесь стали, а где те хода – забыли. То ли зло какое по их следу шло, то ли просто время знание унесло с собою... Неполную сотню лет назад на юге вновь наши родичи объявились. Было то за считанные до моего рождения годы. Они-то не ходами пришли. Построил кто-то на Земле ту машину, которую ты видел. Такую же. И пошли они, как в тёмный лес, наудачу – и выпало им родину предков найти... Только не задержались они тут – ушли, а машины оставили. Потом – уже при моей жизни – снова люди с Земли сюда приходили. Другие люди, но тоже родину предков искали, на их языке – «ФАТЕРЛЯНД». Данваны уж были на нас в то время. Дрались мы и с данванами, и с теми людьми, и промеж собой они дрались тоже. Люди те не лучше данванов были, как звери, жестокие, беспощадные, хоть и храбры в бою... Ушли они обратно, а данваны стали те машины искать и рушить. И пришёл твой дед, а с ним иные прочие, разноязыкие, не только славянского корня. Мы взметнулись тогда – всем миром на врага пошли. Они нам помощь давали и сами бились, как за свою землю. Нас пятеро было побратимов – кэйвинг анласский Аратас, дед твой, Ян ван Лоомб, Ялмар Берг и я... Долго мы сражались. Целые земли великие от врагов на годы освободили. Да только переломили данваны нашу силу. Великую рать на нас подняли, и почернело небо от их кораблей... – Крук замолчал, и Олег с изумлением увидел в глазах князя искорки слёз. – Ян погиб, детишек лесовиков спасая – сожгли его вместе с малыми... Аратаса данваны живым взяли, под ранами – и страшной мукой домучили, сняли с него кожу... Ялмар в Трёх Дубах укрылся, а дед твой вернулся домой, да через него ещё долгие годы нам пособлял. А теперь, выходит, один я остался. Один... – он смотрел куда-то мимо Олега и продолжал говорить: – Машинку эту, что ты принёс, Ялмар в те дни надумал. Был он великого ума и великой жестокости человек, на Земле его петля ждала, а для нас сколько добра сделал... Понимаешь, те, первые машины, тяжёлые. С места на место их не повозишь. Потому те, кто сюда первым пришёл и машины ставил, ставили их и тут, и на Земле. Как их наводить – не знаю я, помню только, что Ялмар их называл... – Крук сморщился, – фиксированный телепортатор. А это, – князь указал на пульт, – не фиксированный.

– ЭнТэ! – вырвалось у Олега. Крук не заметил его слов:

– Значки на нём – значки машины, у каждой свой. Да их почти все данваны взорвали, не свезло тебе. На какой нажмёшь – к той и попадёшь, если цела она...

– А такие же... такие же, – умоляюще повторил Олег, – для того, чтобы на Землю попасть – есть?!

– О том и речь... Да не перебивай меня! Старших молча слушать надо! – Крук сердито дёрнул вислые усы, забрав их в горсть. – Есть такие, делал их Ялмар. Говорил – смехом – для нас, дураков, кнопку нажал – и пожалте, а значки выучить и медведь сможет... Только не знаю я, где такие машинки. Последний раз у деда твоего видел. А у Немого – видишь сам – только для возвращения была, к вам-то его Ялмар большой машиной отправил...

– Да что же мне, – в отчаяньи воскликнул Олег, – всю жизнь такую машинку искать, что ли?! По всему вашему долбаному Миру?!

– Зачем? – спокойно возразил Крук. – Коли уж так – живи у нас. Внуку твоего деда ни одна семья в крове не откажет, любой род примет в свои...

– Да вы что?! – Олег вскочил. – Как?! Там же... мама! Я на вас надеялся... и Брнка... а вы!. .

Расплакаться ему не дала злость. Словно его и в самом деле подло обманули. Крук, не шевелясь, спокойно наблюдал за взбешенным Олегом, а потом вдруг повелительно и негромко сказал:

– Сядь.

Олег шлёпнулся на лавку. Он рвано, ожесточённо дышал. Крук прокашлялся и заговорил:

– Так домой хочешь? И опасностей не побоишься?

– А что? – горько спросил Олег. – Кащея нужно найти и победить?

– Что уж так-то? – серьёзно спросил Крук. – Нет. А вот что можно. Ты пока сердце в кулак сожми, а то разорвётся оно, храни Сварог... И не вскидывайся сразу, послушай. Ляжет снег на землю. Зима будет, Моранино время... Мы зимой санным путём тайком добираемся втихую через леса на полдень, юг по-вашему, к Крентане, ещё куда то. Торгуем втихую. Опасны те поездки, но в южных городах точно люди имеются, которые с Землёй скрытно связь держат. И кого-никого из тех людей я знаю. Помогут. Не побоишься ехать? Лжу не скажут – можешь не то что на Землю не вернуться, а и сюда тоже – останешься с нашими под снегом в лесах, лисам на потраву. Так как будем?

– Поеду, – сразу и решительно сказал Олег, а про себя скрутился от тоски: зимой! Через полгода! Да за это время он... а дома? Но он повторил лишь – а что оставалось? – Поеду, князь.

– Вот и славно, – кивнул Крук, словно и не ожидал другого решения. Или и вправду не ожидал? – На жильё я тебя определю. А пока не можешь ли услугу оказать? Знаю я – устал ты, вон, даже есть не смог... А всё-таки – проводи людей к месту, где Ломок пал. Прибрать его надо.

– Конечно, – кивнул Олег. А Крук продолжал, словно в чём-то оправдываясь непонятно перед мальчишкой:

– Видишь как... Ломок был сыном моим. У меня их ещё много, от разных жён, а всё нехорошо оставлять его там, хоть и меня не спросил он, как из дому ушёл – давно ушел...

Он говорил это равнодушным тоном, как о чём-то пустячном, но Олег, с сочувствием и жалостью глядевший старику в лицо, увидел в глубине невыразительных глаз недоумённое, тяжёлое, как свинец, горе...

* * *

Внутри каменного кольца стен холодный ветер не ощущался. Олег устало опустился на пригреве у стены, откинулся затылком к тёплым камням мощной кладки. Смотрел вокруг бездумно и спокойно.

Рысье Логово оказалось внутри куда меньше, чем виделось снаружи. Мальчик, попав сюда, понял, что здесь не живут. Каменные стены в четыре человеческих роста образовывали не кольцо, а подкову, своими краями примыкавшую к отвесной скале – части горного кряжа. В скале был пробит большой туннель – танку проехать – с распахнутыми створками ещё одних ворот. Где-то в глубине туннеля брезжил солнечный свет, виднелась зелень. Очевидно, само поселение находилось в маленькой долине, защищённое естественной крепостью крутых скал, а эта, искусственная, служила лишь форпостом, призванным сдерживать врага на подступах. Умно, ничего не скажешь. И, пожалуй, крепость можно было бы назвать неприступной, если бы не фрегаты и вельботы данванов. Или и против них тут тоже что-то есть?

Шум водопада был мощным и эхом отдавался в скалах. А за водопадом, внизу, Олег увидел серый, спокойный залив, большую пристань и словно вклеенные в водную гладь узкие корабли – пять или шесть, – а рядом – пузатые, неуклюжие на вид. И те и другие были без мачт. Там же мелкой шелухой подсолнухов были раскиданы в воде и по берегу десятки лодок. А в другой стороне, за берёзовыми рощами, тянулись загоны для овец – летние и зимние.

А вокруг – вереск, вереск, вереск, камни, высокое небо, холодный воздух. Было немного похоже на Карелию, где Олег был. Или на Шотландию, которую он знал по фильмам.

Мимо часто проходили люди. Почти все кивали, окидывая сидящего мальчишку нелюбопытными взглядами – вежливыми и пристальными одновременно. Олег отметил, что совсем не видит мужчин – молодых или среднего возраста. Дети, подростки, женщины, старики, девушки. Не мужчины, даже не юноши. В походе?

Где-то на верхних этажах башни очень красивый и грустный женский голос пел:

 
– Ото всех его укрыли могилушку
Травы дикие во чужой земле.
Он один лежит во жилье своём,
Во своём последнем пристанище.
Только меч его, светел, как и встарь,
Замер обок у друга милого.
Мне бы стать мечом, да и в землю лечь,
Мне бы стать травой, прорасти к нему,
Мне бы стать дождём – мелкой капелькой
Я б упала на грудь друга моего,
Поменяла б всю жизнь без жалости
На один лишь взгляд в очи мёртвые...
 

Прошли двое пожилых рыбаков – в чешуе, распространяя вокруг неповторимый запах свежей рыбы. Компания мальчишек лет шести-восьми, босых, одетых в одни рубашки, неподалёку считалась для какой-то игры, и безразличие немного отпустило Олега – он вдруг услышал:

– Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду искать!

Ему вспомнился солнечный майский двор – и смешной пацан, выкрикивающий эту считалку так, словно за поворотом вместо спрятавшихся друзей его ждала Тайна. Что же, может, только эти воспоминания и останутся ему... Олег даже тряхнул головой, прогоняя вновь нахлынувшие тяжёлые мысли.

Двое стариков у ворот в скале, сидя на лавочке, затачивали длинные мечи – любовно, синхронными, умелыми движениями. Около их ног мальчишки играли с огромной серо-шёрстной собакой – куцехвостой и безухой. А переведя взгляд повыше, Олег ощутил озноб.

В скалу над воротами были вбиты ряды металлических штырей. А с них в крепостной двор слепо глядели... человеческие головы и черепа. Добела вылизанные ветром. И высохшие, с ещё развевающимися пучками волос. И почти свежие.

Олег поспешно отвёл взгляд. Черепов было немало. И немало пустых штырей. Как говорится – в каждой избушке свои погремушки... но кто поручится, что и ему не придётся в них играть?

Впрочем, он ведь уже играл... Олег вспомнил тугую струю крови, ударившую из горла одного из убитых им хангаров. И... ничего не почувствовал. Нет, он помнил то, что сделал – наган, выстрелы, падающих всадников, свои злость и странное спокойствие. Не было одного – сожаления. И отвращения не было тоже, как не было ни сожаления, ни отвращения, когда он убивал мух.

Честное слово, убитого зайца он жалел куда больше. Олег достал наган, неспешно дозарядил его, с сожалением отметив, что патроны убывают. Интересно, тут есть патроны к наганам?

Мимо широко прошагала группа парней – ровесников Олега. Они несли на плечах лопаты со странными П-образными полотнами и оживлённо разговаривали о торфяниках, которые «не иначе как сам Кащей на землю выпихнул, чтоб посмотреть, как мы ломаться будем, да посмеять-ся. » За парнями проскочили две девчонки – посмотрели на Олега, фырк-нули и унеслись дальше, заливаясь смехом. В точности одноклассницы...

– Эй, горожанин! Горожанин! Вольг!

Олег обернулся, понимая, что именно сейчас и начинается его настоящий контакт с местными жителями – внутренне подобравшись, готовый даже к неприятностям.

К нему шли четверо парней его возраста, одетых в точности как их с Бранкой спасители. Один – неожиданно рыжий, с резкими чертами лица, каких Олег тут ещё не видел – пёр на плече «дегтярь». Двое – с арбалетами – несли почти современные складные носилки, на одном из них была кольчуга. В четвёртом Олег узнал того, кто обнимал Бранку – на этом парне сидел такой же, как у Бранки, жилет, а на груди висел ППШ с рожковым магазином.

– Крук сказал, что ты можешь место показать, где дядя погиб, – сказал именно он, меряя Олега оценивающим взглядом. – Это далеко?

– Километров пятнадцать, – прикинул Олег и поправился: – Вёрст десять. Почти точно на закат.

Пулемётчик длинно свистнул. Олег обратил внимание, что у него необычайно благородное лицо. Как бы аристократическое. И смотрел он на Олега с открытой симпатией.

– И ты всю дорогу бежал? – спросил тот, что в кольчуге – не без уважения.

– Очень жить хотелось, – признался Олег. Пулемётчик подбросил на плече своё оружие:

– Однако, потом-то ведь остановился?

– Так ведь девчонку надо было спасать, – искренне ответил Олег.

– Мог бы и не торопиться, – хмыкнул Гоймир – Олег был почти уверен, что это он и есть. – У нас от самой речки всё под наблюдением... А по-правде – благо тебе, – он вдруг искренне и хорошо улыбнулся. – Мне Бранка пересказала про тебя. В седле держишься?

– Немного, – скромно ответил Олег.

– О боги, за что караете меня, – хмыкнул тот, что без кольчуги, – вот и опять это шкодливое животное...

– Ничто, – не без злорадства успокоил его Гоймир, – лошади-то тебя не любят по то, что растолстел ты последнее время. Заодно и брюхо порастрясёшь.

Олег засмеялся вместе со всеми, хотя ему парень вовсе не казался толстым. Но и он хохотал тоже без какой-либо обиды.

– Меня зови Гоймир Лискович, – чуть поклонился, положив ладонь на сердце, парень с ППШ (ага, угадал, подумал Олег). – Да ты уж, верно, догадался... Тот, что с пулемётом – Йерикка Мечиславич – не смотри, что он рыжий, его мать из анласов, потому он дикий, что волк лесной...

Йерикка оскалил зубы и вместо поклона подал руку Олегу, сказав:

– Привет, – словно встретил приятеля на школьном дворе. Рукопожатие у него было сильным без желания свою силу показать.

– Этот, жирный – Ленко Справнич, – продолжал представлять друзей Гоймир, – а вон тот, ничем не наотличку – Гостимир Званич. Нет, неправда моя – певец он справный.

– И ещё у него есть сестра, – сказал Йерикка, – которая уже третий год вытирает ноги о сердце Гоймира.

– Э-эй, йой, – лениво сказал Гоймир, потянулся надвинуть повязку на глаза Йерикки, но тот присел, и рука повисла в воздухе.

– Так ты – брат Бранки? – с интересом спросил Олег, только теперь заметив, как мальчишка по имени Гостимир похож на его лесную спутницу. Тот кивнул, открыто глядя на Олега. – Она про тебя говорила. В смысле, что поёшь хорошо.

– Теперь часом все знакомы, не поехать ли нам наконец? – жалобно спросил Ленко. – Чем скорей мука почнётся, тем скорей и покончится...

* * *

Здешние лошади оказались невероятно мохнатыми и низенькими, ещё меньше хангарских, почти пони. Галопом они скакать ни за что не желали, зато с удивительной лёгкостью рысили среди вереска, ничуть в нём не путаясь, а Гостимир похвастался, что при случае они могут скакать с камня на камень, словно горные козлы. Олег вполне готов был в это поверить, но всё равно разочаровался. На таком животном не покажешь своего умения... Кстати, Йерикка это разочарование заметил и, подмигнув, сказал:

– Да, эти крысы – не настоящие кони. Настоящие кони живут в степях запада и в Анласе. Может, ты ещё увидишь их.

– А ещё там птицы гадят драгоценными камнями и можно питаться одним воздухом, – сердито добавил Ленко, трясясь в седле.

– У вас тут всегда так холодно? – полюбопытствовал Олег, глядя, как приближаются сосны. Спать ему уже не очень хотелось, а хотелось есть, и он жалел, что не очистил поставленную перед ним миску с кашей и мясом. Судя по всему, пришло второе дыхание...

– Разве это холодно?! – засмеялся Гостимир. – У нас тут выше плюс двадцати пяти никогда не бывает!

– Плюс двадцати пяти чего? – растерялся Олег. А Гостимир важно ответил:

– Градусов по Цельсию. А у вас на Земле температуру не так меряют?

– М-м-м-м... – уклончиво промычал Олег, а Йерикка без насмешки пояснил:

– Тут есть много такого, что привезли с вашей Земли. И во время восстания, – он так и сказал «восстания», а не «взмятения», как другие, – и раньше, и позже.

Гоймир, ехавший чуть впереди, обернулся:

– Мы все рады будем тебе помочь, Вольг. И не только потому, что ты спас и хранил Бранку. Мы знаем твоего деда. Это горе, что он умер.

А Гостимир так же серъёзно добавил:

– Но «умер» – это не «пропал», Вольг. «Умер» – это только «умер», а существовать в сущем он будет, пока его помнят. И ты не забывай.

Олег промолчал. Что он мог сказать? Что вообще не знал своего деда, а в эту историю влез случайно, из любопытства? Не поймут... Не иначе как они считают его наследником славы героя... Вот подарок-то... Теперь Олег предпочитал молчать, поглядывая вокруг. И сейчас он смог до конца оценить красоту этих мест – неброскую, тихую и гордую, похожую на красоту девушек Севера и такую отличную от крикливой наряженной развязности шлюхи – тропической природы. Это сравнение Олег как-то слышал от отца. . Но сейчас даже мысли о доме не могли разрушить очарования, которому поддался мальчишка.

Очевидно, Йерикка понял овладевшее им настроение. Чуть нагнувшись с седла, он сказал гордо:

– У этих мест не было никакой истории, пока полторы тысячи лет назад князь Стомудр из племени Лося не привёл сюда свой народ. История начинается, когда приходят люди. Я люблю эти места, хотя родился не здесь...

– А где? – полюбопытствовал Олег. Йерикка указал на юг:

– В аду, – усмехнулся он. – В городе Джеррай – или Холмске – жил и сражался мой отец. Там он купил мою мать.

– Купил? – неверяще спросил Олег. – На... рынке?

– Нет, что ты, – снова скривил губы Йерикка, – это далеко на юге, там нет рынков рабов и данваны не торгуют людьми, это же не хангары... Это называется «работница по объявлению». Культурно и гладко, как они любят... Мой отец, как и дядя Ломок, был сыном Крука, хоть и от другой женщины...

– А где сейчас твой отец? – поинтересовался Олег.

– Там же, где и мать. И старшие братья, – тихо сказал Йерикка. – В виррае. В Вальхайме. Нигде. Выбирай то, во что веришь, Вольг.

– Погибли? – сочувственно спросил Олег. Йерикка кивнул:

– Они еле успели спасти меня. Мне было одиннадцать, и они отослали меня сюда с верным человеком. А сами погибли. И мои старшие братья погибли. С тех пор я живу здесь. И не знаю лучше мест, чем эти.

Мальчишки немного отстали от остальных. Олег, посмотрев вслед трём другим всадникам, нерешительно начал:

– Я ещё спросить хочу...

– Спрашивай, – тут же ответил Йерикка. – Хорошо, когда человек спрашивает.

– Мужчины племени – где они?

На секунду Олег пожалел о своём вопросе. Лицо рыжего горца сделалось страшным... нет, не страшным, оно помертвело, как посмертная маска. Но Йерикка не сказал никакой резкости, не выругался, не закричал, чего, если честно, ожидал Олег. Он повернулся в седле и уставился вперёд, а Олег начал тоскливо размышлять, что же он ляпнул не так.

– Они пришли в ночь на Корочун[11]11
   Праздник самого короткого зимнего дня.


[Закрыть], – заговорил Йерикка так внезапно, что Олег вздрогнул. – Они появились с полдня в темноте, как злые мары, как настоящие посланцы Зла. Их было трое. Они пришли в крепость, не скрываясь, и веселившиеся люди замолкли, окружили их кольцом, а князь, отец Гоймира и сын Крука, вышел на крыльцо своего дома и стоял там, под резным Перуновым знаком, опираясь на обнажённый меч-двуручник. Ему уже сказали, что за гости пожаловали... Это были не хангары, а предатели, сумы перемётные. Двое. Третьим с ними пришёл данван. Он не открывал своего лица и молчал, а лаяли его псы... – Йерикка вдруг ожесточённо сплюнул. – Они говорили, что довольно нам, дикарям, жить на нашей дикой земле по нашим диким законам. Что есть могучие и добрые данваны, которые за всех обо всём подумали и позаботились... Что земля наших предков, наша кормилица, наш дом – это просто никому не нужные голые скалы и мы должны сказать «благо» великодушным данванам, которые решили взять нашу землю и нас на ней под опеку. Для того, что-бы мы зажили так же счастливо и дружно, как живут наши братья в лесах и городах славянской земли... Мы молчали. Все молчали. Тогда они стали пугать и грозить, напоминая о мощи данванов и их решимости спасти нас от дикости... – Йерикка посмотрел на Олега потемневшими глазами и тихо сказал: – Когда тебя убивают – это страшно. Но в сто раз страшнее, когда убивающий тебя кричит: «Ты будешь счастлив! Я тебя люблю! Я тебе помогу!»