Текст книги "Я иду искать. История первая"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Пусти! Пусти! – и вдруг: – Во-ольг!

Пригнувшись, Олег прямо с земли прыгнул на латную спину.

... Он не знал, что заставило его сделать этот прыжок. Только что он не ощущал ничего, кроме изумления, смешанного с заторможенностью. Даже когда Бранка завизжала, он вздрогнул лишь от неожиданности и – помнилось – тупо подумал: «Чего это она?» Но крик вдруг разом объяснил ему – и что происходит, и «чего» она.

И что с ней – и с ним – будет.

Наверное, это и называется – «генетическая память».

... Всадник не ожидал прыжка. Ударив всем телом, Олег выбил его из седла наземь, и при всей неожиданно кошачьей ловкости тот уже не успел перехватить повод или схватиться за луку – одной рукой он мял грудь Бранки, а второй держал её за волосы. Но успел, невообразимо извернувшись, оказаться лицом к лицу с Олегом и ударить головой в шлеме в подбородок навалившегося сверху мальчишки.

Тренируясь, Олег получал и более сильные удары. Его охватила злость, смешанная с омерзением. Этот грязный коротышка тискал Бранку! Может быть, именно злость и помешала ему выбрать на самом деле верное решение. Помотав головой, как молодой бычок, Олег чуть отстранился от врага, чтобы нанести удар вернее – и полетел кувырком, получив пинок в живот.

Но вскочили они одновременно. Всадник, визжа – конечно, не как Бранка, а с явной угрозой – молниеносно схватился за рукоять сабли. Но Олег уже сделал быстрый скользящий шаг – и свинг правой свалил мерзкую тварь с ног. Сабля серебристой змейкой выскользнула в траву, а Олег зашипел – костяшки пальцев были рассечены о проклятый нашёчник! И поэтому же нокаута не получилось. Всадник быстро поднялся – потряхивая головой, чуть покачиваясь, но уже с длинным кривым кинжалом в руке. Рукоять кинжала была украшена алыми ленточками. Из-под нащёчника всадника, склеивая левый ус в сосульку, медленно выползала кровь. Он тряхнул рукой, сбрасывая щит в мокрую траву.

Труднее всего было заставить себя не бояться ножа. Пританцовывая на траве, Олег принял решение. Подпустить ближе. Пускай ударит. Поставить блок. Если порежет руку – неважно, вытерпим. И – панч в переносицу этой жабе. Во всей своей амуниции он ляжет на месте.

... Лицо всадника вдруг стало безмерно изумлённым. Он подался вперёд, словно увидел друга после долгой разлуки и решил обнять его, даже руки чуть развёл. Рот приоткрылся, выдохнул: «Х-х-х-х-у-у... » – а потом из него толчками полилась густая тёмная кровь, и вот теперь Олег заметил окровавленный наконечник копья, который, раздвинув чешуи панциря, торчал на пол-ладони из правого бока врага.

Не сгибая ног, всадник тяжко повалился ничком. Только теперь Олег заметил, что волосы его заплетены сзади в две тонких косицы. Всадник лежал, разбросав руки, и над его телом мерно раскачивалось древко его собственного копья. А подальше стояла Бранка – ощеренная, как волчица, напружинившаяся и торжествующая. Олег смотрел на неё почти с ужасом – напряжение схватки спало. Он же вовсе не хотел убивать напавшего на них! Его мысли не шли дальше нокаута – и он не мог себе и представить, с какой лёгкостью его спутница способна убить человека!

– Вот вам кегли, – вырвалось у Олега. Бранка смачно и хладнокровно плюнула на труп и, подняв саблю, двумя деловитыми ударами отделила голову убитого от тела. Пинком босой ноги откатила её в сторону. И, как ни в чём не бывало, обратилась к Олегу:

– Бежать надо, Вольг. Что дождь – добро, он следы замоет и шума не слышно было за ним. Но всё одно – найдут его скоро. Выжлоки по одиночке не ездят.

– Бежать, так бежать, – Олег заставил себя отвести глаза от трупа.

Впрочем, тот выглядел не так страшно, как в фильмах.

– Ну, ты его... – слов больше не нашлось, и Олег просто покачал головой.

– У тебя кровь, – сказала Бранка, отшвыривая саблю. – На лице и на руке.

– А, ерунда, – Олег несоклько раз согнул и разогнул пальцы, мазнул по подбородку. – Заживёт.

– Второй раз ты меня спасаешь. – ладони Бранки легли на плечи Олегу, она серьёзно посмотрела мальчишке прямо в глаза. – Благо тебе и на этот раз. Смелый ты. Сильный. И бьёшься умело.

– Ерунда, – с запинкой повторил Олег, не зная, куда деваться сейчас от своей спутницы. Да что это дитя природы – совсем не соображает, что делает, или просто его провоцирует?! Но Бранка не собиралась его провоцировать. Она лишь слегка подалась вперёд и, коснувшись лбом плеча Олега, отстранилась со словами:

– Идти надо. Скорее.

* * *

Олег ощущал, что местность поднимается. И горы больше не были призрачными силуэтами на горизонте – какими их он увидел с дуба в первый день своего суматошного пребывания здесь. Они нависали и громоздились над деревьями, сами покрытые лесом, как невиданным мхом.

Вопреки опасениям Бранки, хангары-выжлоки их не нашли. Да и неизвестно – может, и не искали. Дождь шёл почти до вечера, надёжно смыв все мыслимые и немыслимые следы, пока они безостановочно уходили на север – шли, пока совсем не стемнело, и лагерь вопреки всем правилам разбивали уже в темноте. Просто забились под кусты, прижимаясь друг к другу и провели настороженную, холодную ночь. Хорошо ещё, утро встретило вновь пением птиц, теплом и солнечным светом – одежда сохла буквально на глазах, а вместе с сыростью испарялось и дурное настроение с опасениями.

Нельзя, впрочем, сказать, что опасения испарились совсем. Бранка продолжала твердить о коварстве хангаров, оба были настороже – именно это спасло им жизнь на третий день пути, когда они вовремя метнулись под деревья с проплешины, поросшей вереском. А через считанные секунды над головами проплыл данванский корабль. Как Олег догадался, это и было то, что обозначалось, как «вельбот». Аппарат в самом деле походил на крылатую лодку размером с большой вертолёт. Два уже знакомых гипертрофированных ППШ торчали снизу на носу и корме.

– Оружие данванов, – пояснила Бранка шёпотом, хотя машина давно уже скрылась за деревьями. – Извергает поток маленьких стрел из металла. Они летят так, что пробивают каменные плиты... А ещё у них есть взрывающиеся снаряды, которые сами видят врага и сами летят к нему на тепло, на огонь костра... И оружие, которое превращается в огненный шар – такой шар оставляет после себя только пепел. Даже камень плавится, даже сталь...

– А люди? – поражённый догадкой, спросил Олег. – Те, кто остаётся жив – они... ну, они ничем не болеют?

– Нет. – помотала головой Бранка. – Но данваны могут колдовством заражать воду, землю и воздух. Тогда начинают болеть все – и растения, и животные, и люди. Так они убили два наших племени только на моей памяти. Выжившие приходили к нам. Только всё равно... – она махнула рукой. – У них постоянно что-то болело. И самое страшное, – в голосе Бранки прозвучал настоящий ужас, – они не могли иметь детей! Так и умерли – бездетными!

«Как же, колдовство, – зло подумал Олег. – Знакомые штучки. «Оранжевая рецептура», ещё какие-нибудь дефолианты... А то и радиоактивную пыль рассеивают. Вот сволочи!»

Он впервые по-настоящему разозлился на неведомых данванов. И только позже понял, почему – и разозлился ещё больше. Бранка ему нравилась. И отвратительна была мысль, что и её могли убить каким-нибудь подлым оружием – сильную, смелую, красивую девушку превратить в больное, изуродованное существо... Олег не отдавал себе в этом отчёта, но в нём сидело привитое отцом – бывшим офицером – глубокое отвращение к «неспортивным методам ведения войны». Можно вырезать ножами спящий вражеский лагерь – нельзя залить его ипритом. Можно пытать пленных, чтобы добыть сведения – нельзя издеваться над мирными жителями. И так далее...

... Олег долго считал, что земля, по которой они идут, заброшена, но на третьи сутки Бранка пояснила ему, что это не так, просто она старается идти местами где людей не встретишь. Местные жители-лесовики – Бранка говорила о них со смесью презрения и сочувствия – запуганы данванами, среди них легко найдётся предатель, который выдаст идущих в горы. А вот та страна, в которой они с Олегом встретились – та действительно заброшена. Её опустошили данваны и хангары во времена подавления восстания, которое Бранка называла «взмятение». Раньше там много было весей и даже несколько городов, а между ними – проложенные людьми с Земли железные дороги...

О славянах-горожанах Бранка говорила с отвращением и омерзением, как о совершенно падших существах, которые сами себя продали за данванские милости и теперь вымирают. Хангаров иначе как «выжлоками» – тупыми и жестокими гончими – не называла, упоминая не раз, что до прихода данванов «хангарские выжлоки под сапогом у наших князей были, ходили мы и за горы, и за лес в их города и степи» – Бранка всегда говорила «мы», даже если речь шла о событиях тысячелетней давности, бессознательно не отделяя себя от народа вообще во все времена его истории. Данванов она боялась – как боятся не людей, а злых духов, обла-дающих сокрушительным могуществом, хоть и смертных. О кочевниках-анласах с северо-запада знала немного, но в целом говорила хорошо, хотя и несколько свысока, говоря, что они «дикие люди, ездят верхом и не строят домов, как положено» – Олег не понял, «не строят, как положено» – это не строят вообще или не строят, как славяне? Очень неодобрительно отзывалась она о племенах Серого Медведя и Орла – но тут, как смог разобраться Олег, речь шла о самой настоящей (и обычной для этих мест, насколько он смог понять с неудовольствием и удивлением) кровной мести, корнями уходящие в дальние дали истории. Троюродного брата и дядю Бранки убили Серые Медведи, старшего родного брата – Орлы. Но Олег заключил, что и племя Бранки – Рыси – были отнюдь не без греха.

Из того, что говорила Бранка, можно было понять, что горцы живут чем-то вроде шотландских кланов – или, что менее известно, но более точно – черногорских задруг. Руководит племенем Сход Бойров – глав родов, а особо важные решения принимает Сход Мужчин. Есть и князь, но он лишь водит в походы дружину и ополчение. И снова Олега посетило ощущение оптической иллюзии.

... Это была пятая ночь в пути. Они наелись жареного мяса косули, которую подстрелила Бранка, и, укладываясь спать в кустах неподалёку от остывающего кострища, девчонка указала на двойную вершину, видневшуюся над деревьями: слева лесистый пик с двумя отрогами, справа – такой же, но с тремя, между ними – седловина.

– Сохатый перевал.

– Похоже, – согласился Олег – стоя около кустов, он аккуратно чистил зубы разжёванной на конце веточкой ольхи. Это, кстати, он начал делать по примеру Бранки, которая занималась этим по утрам, вечерам и после еды. Сейчас в ответ на Олегову реплику она повернула к мальчишке своё неожиданно возбуждённое лицо:

– Ты не понял. За Сохатым – Вересковая Долина. Земли моего племени. Завтра до темноты мы там будем, Вольг!

После этого она легла и преспокойно уснула. А вот Олег, провозившись часа два, по ощущению, поднялся и, выбравшись из кустов, присел на траву, скрестив ноги.

Впервые за всю его короткую жизнь (ему самому казавшуюся очень и очень длинной), Олег оказался жертвой бессонницы. До тех пор никакие заботы не могли заставить его забыть про сон. Сейчас сон не шёл – вместо него были мысли.

Нет, Олег не боялся встречи с незнакомыми людьми. Он отдавал себе отчёт, что и хорошие и плохие люди есть везде, но в то же время был уверен, что большинство соплеменников Бранки похожи на неё, а это не так уж плохо. Уснуть мешала не какая-то конкретная мысль, а их путаница. Вернётся ли он домой? Да, должен вернуться. Но одновременно Олег отдавал себе отчёт – он будет скучать. Скучать... по Бранке?

Да, по Бранке, она удивительная девчонка, но не только по Бранке. Нет, он будет скучать по всему этому миру, небольшой кусочек которого видел за последние... он тут неделю! Уже неделю... Олег попытался мысленно представить себе, что сейчас дома – и с обидой на самого себя отметил, что мысли в этом направлении текут неохотно, словно вода в гору. Нет-нет, он хочет домой, он скучает по дому... но МЫСЛИ о нём отступали под натиском того, что было вчера, позавчера, неделю назад. Казалось, за эти семь дней произошло событий больше, чем за все предыдущие годы. А Бранка перестанет с ним быть уже завтра. Уже в это время ей будет не до него, потому что её ждёт этот парень, Гоймир. Точно – ждёт, хотя она никогда не говорила об этом прямо... Чего хотел дед? Фашистский плакат в бетонном доме посреди леса, машина, словно собранная по частям из разных эпох и разных стран... Найдёт ли он дорогу обратно?. .

Олег достал пульт, ещё раз как следует осмотрел его при свете звёзд и здешней луны. Вновь наугад нажал несколько кнопок – без ожидания, просто так. Вздохнул и убрал пульт, а сам неуверенно поднял лицо к небу.

И понял вдруг, как оно красиво.

До сих пор небо пугало его – непривычным рисунком созвездий, разбухшими, словно овсяные хлопья в молоке, звёздами, жутковато опрокидывающейся на планету луной... А теперь он видел – всё это красиво.

Звёзды светили не как на Земле – колюче и одинаково-холодно. Здесь у каждой был свой цвет, пушистый, как щенок. Они почти не мерцали – голубые, белые, зелёные, синие, красные, жёлтые, фиалковые... А луна – как отчеканенный из бронзы щит, побитый в боях. Здесь её называют Око Ночи.

– Луна – Око Ночи, – негромко сказал вслух Олег, и в чаще забился, хохоча, как безумец, филин.

Скользнув взглядом дальше, к вершинам деревьев, Олег словно споткнулся. Вот она, планета Невзгляд. Он не смог добиться от Бранки, что это – другая планета той же солнечной системы, что и Мир, или спутник Мира? Бранка не знала... Вряд ли на спутнике планеты, похожей на Землю, может появиться жизнь... Олег немного знал астрономию.

А солнце тут так и называют – Солнце.

И, может быть, в его жизни, в жизни Олега, больше не будет такой хорошей и почему-то очень грустной ночи.

Интерлюдия: «Млечный Путь»

 
Как будто по ступенькам —
Всё выше и вперёд —
Из детства постепенно
Нас юность уведёт...
 
 
И скоро у порога
Решать, куда шагнуть...
А нас позвал в дорогу
Далёкий Млечный Путь!
 
 
Нас ночь тревожит снами,
Волшебными – почти...
Мы катимся на санках
По Млечному Пути...
 
 
И боязно немного,
И ветер хлещет в грудь...
Зовёт, зовёт в дорогу
Далёкий Млечный Путь...
 

* * *

Бранка подняла его ещё затемно. Её вполне можно было понять, но Олег не выспался и хмуро реагировал на весёлые выпады своей обычно сдержанной спутницы. Только когда солнце уже по-настоящему поднялось над верхушками деревьев, он пришёл в норму и начал оглядываться по сторонам.

Дубы отступили. Он и Бранка шли среди стройных корабельных сосен, по пояс в папоротнике, из которого только и состоял тут подлесок. Навстречу порывами задувал прохладный ветер, легко пробивавшийся между красных стволов. Он приносил какой-то необычный, странный запах, и Бранка, видя, что Олег принюхивается, тихо и торжественно сказала:

– Это Снежное Море.

Вообще буквально за несколько часов резко похолодало, хотя солнце светило по-прежнему ярко. Среди сосен часто поднимались тут и там валуны и целые скалы из алого гранита с многочисленными вкраплениями слюды, сверкавшими, словно маленькие зеркала. Попадались тропинки, проложенные явно человеком – узкие, утоптанные до твёрдости того же гранита. А около полудня, когда ветер улёгся, Бранка и Олег подошли к столбу, на котором синели человеческие останки.

То, что было некогда человеком, давно не издавало запаха и напоминало египетскую мумию, которую Олег два года назад видел в музее Санкт-Петербургского Эрмитажа. Толстая верёвка, проходившая под отвалившейся нижней челюстью удавленного, охватывала столб – и не сразу Олег заметил, что верхняя часть столба представляет собой грубо вырезанную из дерева человеческую голову – суровое лицо с нахмуренными бровями, вислыми усами и длинной бородой, ямы глаз под низко надвинутой на лоб круглой шапкой... Истукан глядел на юг с угрозой и одновременно мастерски переданным неведомым резчиком бесстрастием.

– Что это? – невольно охрипшим голосом спросил Олег. Вид повешенного после всего, что он успел тут повидать, не производил особого впечатления, но истукан пугал. Он словно бы живой был... и знал все грехи и даже грешки, водившиеся за Олегом.

– Прав, – негромко объяснила Бранка, вскинув правую руку в каком-то фашистском, как мельком определил Олег, приветствии. – Бог закона и справедливого суда.

– Справедливого? – усомнился Олег, когда они отошли на несколько сот метров и душевное равновесие относительно вернулось к мальчишке. – Мне что-то кажется, что у повешенного было на этот счёт особое мнение...

– Кому интересно, что он мнил? – презрительно ответила Бранка, подкидывая в руке самострел. – Он был глуп, иначе не пришёл бы в наши горы с данванской дурью.

– С какой дурью? – поинтересовался Олег. – Он что, принёс подрывную литературу?

– Он принёс дурь, – повторила Бранка и, видя, что Олег не понимает, на ходу принялась объяснять: – Это такая жидкость... Если впрыснуть её себе в жилы шприцем (Олег уже не удивился тому, что Бранка знает это слово), то человек пьянеет, ему становится хорошо, чудится наяву виррай и все самые большие свои мечты он видит сбывшимися... Только потом, когда жидкость та растает в крови, становится дурно, белый свет не мил кажется, хочется ещё и ещё... Те, кто часто её колет, забывают есть, пить, мочат под себя, как малые дети, а потом просто умирают. Кто её попробовал – того не спасти. Поэтому все племена казнят смертью тех, кто пробует принести дурь в горы, смертью у столбов Права.

Олег только что рот не разинул. Бранка описывала действие наркоты! И название – «дурь» – точно совпадало с одним из земных названий наркотиков. А девчонка продолжала рассказывать:

– Там, у лесовиков, много привыкших к дури. В каждой веси есть! А в городах на юге данваны продают по бросовой цене и дурь, и шприцы... Хоть из-за неё люди друг друга убивают и чужое берут, ты подумай! – по голосу Бранки было ясно, что это куда страшнее убийства. – Данваны говорят – мол, каждый человек волен делать, что пожелает, запрещать кому что – не по законам... Те, кто оттуда приходят, такое расскажут – послушаешь и не знаешь, то ли верить, то ли басня, чтоб людей пугать... Вот ты веришь, что можно родного ребёнка страшно сказать – ПРОДАТЬ?!

– Да вообще-то... – Олег припомнил интернетовские сайты с объявлениями о продаже детей, лицемерно называемой усыновлением, ценами, образцами контрактов и контактными телефонами. И решительно сказал: – Не верю. А кто этим занимается – тому на вот таком столбе и место.

– Что ты?! – Бранка замахала руками. – Разве такое на взгляд человечий выставляют?! Камень на шею – и в болотину, от солнца да от земли подальше...

– Решительная ты девица, – шутливо сказал Олег. – Тебе бы прокурором в нашем мире быть... Бранк, а ты сама разве не веришь, что людям свобода воли дана?

– А ты веришь, что свобода воли – это всё одно делать, что пожелаешь? – вопросом ответила Бранка. И не стала дожидаться ответа. – Вот послушай, как у нас говорят... Раньше был на свете только один Сварог и дети его, Сварожичи. Творили они мир, как им по нраву было. А когда сотворяли зверей – так и человека сотворили. Одного из всех зверей – по своему подобию. Единого! И подумал Сварог, как звери-люди, его облик имеющие, станут сырое мясо рвать, кровь пить, да под коряжинами жильём жить – не понравилось то ему. И вложил Сварог тогда в сердце каждого человека частичку своего огня. Того, что в Солнце, в звёздах, в блеске тупика Перунова. Вот так и остались на вечные века в каждом человеке две частички – огонь Сварожий, пламя божье, а рядом с ним зверская половинка, тупая, злая да хитрая... Потому-то каждый человек с малолетства должен Сварожий огонь поддерживать да лелеять, ввысь тянуться – душой, в мыслях... А звереву половинку топтать, давить без пошады! – Бранка с очень серьёзным лицом решительно взмахнула кулаком. – Тому у нас с колыбели учат. Человек на то Челом Века и прозван, чтобы жизнь прожить, как Сварог заповедал – и умереть, как положено, когда час его придёт. С поднятой головой умереть, а не в слезах трусливых и не в соплях пьяных... А коли дал слабину зверской половинке – на миг, на вздох! – тут она и сожрала тебя, затоптала пламя божье... И будет такой человек жить, как звери живут, об одном себе думать, брюхо своё холить, да одни свои думки баюкать, а о других и не помыслит. Живой человек с виду – а так зверь зверем. На то и дана человеку свободная воля, потому и обликом он с богами-то схож, чтоб не забывал, кто он есть, за свет боролся, за правду, за род свой!

– А ты знаешь, что такое правда? – спросил Олег. Горячность Бранки позабавила его и в то же время он чувствовал, как выросло его уважение к этой девчонке. – Знаешь?

– Конечно, знаю, – решительно кивнула – так же, как только что взмахивала кулаком – Бранка.

– Что? – коварно спросил Олег, готовый пуститься в рассуждения о том, что правд много, с какой стороны взглянуть... Но Бранка только немного растерянно сказала:

– Понимаешь, Вольг... если кто этого не понимает, не видит – ему и не расскажешь, и не объяснишь. Как слепому с рожденья рассказать про солнце? А зрячему выколи глаза, брось в поруб – так он всё одно знать будет, какое оно есть!

Теперь растерялся Олег. Сказанное Бранкой – не аргумент. Но... но крепче любого аргумента. Всё-таки он сказал:

– Знаешь, у нас говорят, что, если хочешь видеть правду и справедливо поступать – надо смотреть сразу с обеих сторон.

– А глаза не разьедутся – с обеих сторон смотреть? – грустно спросила Бранка. – Ты, Вольг, так не говори. Не думай даже... У вас, может, так и сходит. А у нас оглянуться не успеешь, как душу запродашь...

– Дьяволу? – пошутил Олег. Бранка улыбнулась невесело:

– Это которого христовы волхвы выдумали?. . Нет, к чему? Данванам. Это ж их наука – мол, нету на свете ни добра, ни зла, а верней – нужны они друг другу, чтоб равновесие в мире было... А раз равновесны – так и равны. А коли равны – так и равноценны. А коли равноценны – так одинаковы. А коли одинаковы, так зачем, стать, добро защищать? Лучше злу поклониться, под боком у него пригреться, да и не заботиться ни о чём.

– Ну ты говоришь... – удивлённо смерил Бранку взглядом Олег. Та вдруг покраснела сквозь загар, сконфуженно спрятала нос в косу – у мальчишки словно лампочка зажглась где-то в груди. А Бранка смущённо ответила:

– Не со своего ума говорю... Про огонь божий у нас любой бесштанный знает, коли этому не учить, так чему ж? А про то, как данваны живут и учат, да куда их ученье ведёт – это Йерикки слова.

– Кто такая эта Йерикка? – поинтересовался Олег.

– Не такая, а такой. Парень это, ровесник тебе и мне... Он...

Бранка хотела что-то ещё объяснить, но не успела. Вся подобралась вдруг, раздула ноздри и присела в папоротник. Самострел, будто живой, скользнул спуском ей в руку. Олег, ничего не спрашивая, опустился рядом, глазами уточнил: «Что?» Ответом был тревожный взгляд и тихие слова:

– С полночи ветер нехороший. Кровью пахнет. Железом...

Олег добросовестно принюхался. Ветер пахнул всё тем же морем... и...

И был ещё какой-то запах. От которого, пусть и неузнаваемого, еле заметного, сами собой противно шевелились волоски на запястьях.

– Й-ой, в беду кто-то попал... – шептала Бранка, кусая губы так, что оставались белые вмятинки. – Как бы не из наших кто...

Олег глубоко, как мог, но тихо вздохнул. И, достав револьвер, взвёл большим пальцем курок:

– Пошли.

* * *

Убитых хангаров было много. Так много, что их количество стирало ужас, который должен был возникнуть при виде такого множества изувеченных мёртвых тел. Какая-то жуткая сила отсекала хангарам руки и ноги, разрубала до пояса вместе со стальной чешуёй доспехов, разваливала груди и спины... Не меньше двадцати трупов лежало полукругом на небольшой полянке возле гранитной глыбы, алым клыком скалившейся над землёй.

Около глыбы сидел человек. Славянин в алой рубахе, чёрных штанах и настоящих сапогах с подковками на носке и каблуке. Сидел, раскидав ноги, держа в обеих руках зажатые мёртвой хваткой широкие недлинные мечи, по рукояти залитые кровью. Крупная лобастая голова свалилась на плечо. Лицо и после смерти сохраняло строгое, решительное выражение, светлые глаза задумчиво смотрели куда-то в просвет между сосен...

Неожиданно ледяной вихрь с разбойничьим посвистом согнул алые стволы, ударил Олега в грудь, помчался дальше, гудя и посвистывая... А Олег понял вдруг, что рубаха и штаны на убитом просто залиты кровью из множества ран, которые нанесли ему враги. На самом деле рубаха была белой, а штаны – синими...

– Ломок! – задохнулась рядом Бранка.

– Ваш? – не сводя глаз с убитого, спросил Олег.

– Наш... – запнулась Бранка. И с отчаянной решимостью быстро заговорила: – Недобро я поступила, Вольг! Дважды ты мне жизнь спас, а я ж тебя обманула – как нож в рукаве держала! Прости, если можешь, не моя то тайна была, боялась открыться, да что уж теперь... Не за зерном мы на полдень ездили, на юг, к городу Три Дуба... Я с тем обозом уходом ушла, увязалась... а они шли за пословным человеком из Трёх Дубов, на встречу важную шли... Вот, Ломок, – она кивнула на труп, – тот человек... А по его следу на нас выжлоки и вышли... Я ведь, как ты про Немого рассказывал, мало себя не выдала. Первым делом Немого они выследили, хоть и был он у них на хорошем счету, а заподозрили! В твой мир людей за ним послали, за ним, да за дедом твоим – старые обиды кровью утолить. А в Трёх Дубах всех, кто по совести жил, их власти признать не мог – кого сразу убили, кого похватали да на колья... Говорят, был там и землянин один, старый уже... Ломок один ушёл, уж не на встречу с нами, письма важные спасал, да жизнь свою... Когда навалились на нас, мы бой-то приняли, чтоб он подале ушёл! А они его и здесь нагнали... Опастись бы ему – да он, видать, на нашу землю понадеялся, а они и тут не убоялись засаду выставить, смердь гнилая, нелюдовище! – и Бранка вдруг заплакала.

– Не похоже, чтоб его обшарили, – Сказал Олег, сам удивляясь своему хладнокровию. – Погоди реветь, валькирия... Будут бить – будем плакать, а пока подумай – может, он засаду побил, а сам от ран умер, и то, что он нёс – цело? Посмотреть надо...

Бранка встрепенулась.

– А может и так!

Она ни о чём не стала просить Олега – чего он втайне боялся. Сама, подбежав к убитому, опустилась рядом с ним на колени, что-то сказала, начала щарить за пазухой (Олег скривился) и уже через полминуты стояла рядом, держа в руке залитый воском берестяной скруток.

– Вот оно, похоже, – сообщила девчонка, пряча бересту за пазуху. – Прибрать бы его, – она повернулась в сторону трупа и попросила: – Прости нас, Ломок. Да своих дойдём – пошлём за тобой... Пошли, Вольг. Тут вёрст десять, не больше...

... Вниз по склону зацокал камешек. По конскую грудь в папоротнике между сосен ехали около дюжины всадников-хангаров. Над ними возвышался могучий мужчина в кожаной одежде, сидевший на рослом белом коне. Под одеждой поблёскивала кольчуга, на поясе висели меч и камас, но в правой руке мужчина держал дулом вверх автоматическую винтовку со стволом, заключённым в лёгкий дырчатый кожух и складным прикладом. Длинные русые волосы мужчины стягивала зелёная повязка с коричневыми пятнами неправильной формы.

Один из хангаров, быстро натянув крутой небольшой лук, не целясь, выпустил стрелу в замершее у валуна тело. Второй, опасно галопируя по камням, объехал глыбу сбоку и, чуть перегнувшись с седла, несколько раз вонзил жало копья в неподвижного человека и, распрямившись, весело крикнул:

– Мёрытвый! Его мёрытвый сапысем!

– Ищите! – резко пророкотал человек в коже. – Ищите же! Должно быть на нём!

Несколько хангаров спешились и, оскальзываясь на камнях, окружили труп. Один из них, воровато оглянувшись, сдёрнул с шеи убитого цепочку из тяжёлых золотых звеньев, поспешно спрятал за кольчужный ворот. Второй тут же вцепился в его руку, сердито завизжал по-своему... Всадник не обращал на них никакого внимания. Он сидел прямо, чуть постукивая пальцем по луке седла, с неподвижно-напряжённым лицом.

– Нету ничиго, пустой его! – наконец растерянно доложил один из хангаров.

– Ищите! – всадник начал бледнеть. – Ищите лучше, ублюдки!

Но один из хангаров – с жидкой седой бородкой, лёгкий и сухощавый, не участвовавший в азартном обыске тела, а неспешно ездивший вокруг – поднял на него внимательные, недобрые глаза:

– Тут были двое, – сказал он без малейшего акцента. – Вон туда пошли, – взмах руки вверх по склону. – Недавно совсем. На Сохатый Перевал пошли.

– Скорей! – всадник хлестнул коня по крупу ладонью и, стаптывая папоротник, галопом ринулся в указанном направлении. Следом, на скаку взлетая в сёдла, визжа и улюлюкая, устремились хангары.

* * *

– Далеко ещё? – сорванный мальчишеский голос сипло прозвучал в холодном воздухе.

– Беги, беги же, – ответил тусклый от усталости голос девчонки.

Они карабкались вверх среди валунов и осыпей уже почти час. Сосны тут были мелкие, они росли из расщелин, раскалывая камни корня-ми, оплетая их живой сеткой. Папоротник сменился длинностебельным вереском с мелкими бледными цветками и кустиками черники, которые разбрызгивали из-под ног ягодный сок.

Олег с Бранкой бежали плечо в плечо. Крошно мальчишка давно бросил, рубашку сдёрнул и обмотал вокруг пояса – от его тела валил пар, было не больше +10 по Цельсию. «Бронежилет» Бранки был расстёгнут.

– Скорее! – Олег отчаянным прыжком взвился на камень, протянул руку, вздёрнул за собой ловко оттолкнувшуюся Бранку. Пальцы и у неё, и у него были сбиты в кровь, ногти поломаны, по лицам тёк пот, русые волосы почернели от пропитавшей их влаги. Оба двигались, как автоматы, по временам подталкивая друг друга вперёд, когда кто-то начинал шататься и проявлял явное стремление упасть. Сперва Олег гордился тем, что бежит наравне с горянкой, но потом гордость ушла, оставив лишь равнодушное понимание того, что НАДО БЕЖАТЬ, заставляющее передвигать чужие, непослушные ноги.

Олег подтолкнул Бранку вперёд, а сам оглянулся – туда, где сосновый бор уходил вниз по склону. Там, в глубине его, шумела река. Именно переходя через неё, они заметили погоню...

... Из последних сил они взобрались на самый гребень, где даже скрюченные сосёнки не росли, так вылизал его ветер. Бранка рухнула лицом в камни и осталась лежать, втягивая со свистом холодный воздух и сотрясаясь всем телом. Олег согнулся, уперся ладонями в колени, вытер мокрое лицо о такое же мокрое плечо и только теперь ощутил, как холодно в мире.

Прозрачное небо простиралось над ними – небо с пятнами звёзд в его бесконечной глубине. А дальше то же небо лежало над километрами и километрами вересковых пустошей, перемежаемых лишь верещатниками, да многочисленными ручейками и речушками. К юго-востоку виднелась цепочка далёких озер, окружённых чёрными и угрюмыми торфяными болотами. Лучи бледного солнца пронизывали прозрачный, как небо, холодный воздух нагорий.