Текст книги "Я иду искать. История первая"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Молча открыв рот, Олег встал на колени, зажимая ладонями промежность.

– Йоо-о-о-о... – выдавил он. Глаза побелели от боли.

– Вообще-то он не так уж неправ, – безжалостно сказал Йерикка, подавая Олегу руку. Тот с трудом встал, сё ещё сгибаясь и придерживая больное место. – Скажу откровенно – ты долбо...б, брат наш с Земли.

– Иди на... – Олег не договорил и взорвался: – Если он вздумает дёрнуться на Бранку тоже – я его урою, похороню на хрен!

– Не шуми, – предостерёг Йерикка. – Ты лучше подумай, что будет с тобой. Вот придурок... Олег, а что она?

– Я тебе уже говорил, – с вызовом ответил Олег, – любит она меня!

– Да я и не сомневался, – вздохнул Йерикка, – я отчётливо вижу, что это точно п... ц.

– Не матерись, – поморщился Олег, – и где только выучился?

– А по книгам, – охотно просветил Йерикка. – Да и не скажешь точней... Зрак Кощеев, что же вы будете делать, если мне отлучиться придётся?

– Громоотвод, блин, – ядовито сказал Олег. – Ой, ну и больно...

– Пошли, – вздохнул Йерикка. – До комнаты тебя провожу. Тебе теперь охрана нужна. Круглосуточно.

* * *

Олег проснулся около полудня и какое-то время лежал в постели, потягиваясь и жмурясь. Обычно этого он себе не позволял, вставал сразу... но сейчас решил, что такой день, как вчера, бывает раз в жизни – во всех отношениях. Даже не в году, как день рождения или Новый Год. Как ни странно – настроение было вовсе неплохое. Может быть, потому что по сравнению с подвешенным состоянием, в котором Олег жил довольно долго, любое другое положение кажется полным кайфом.

Тихо-тихо было в доме. Правда, Олег последнее время жил тут не один – кров Славны делили с ним человек пять делегатов от разных племён, которые вроде бы не собирались съезжать. Но от них беспокойства и шума было ноль – они приходили только ночевать.

– Сегодня можно никуда не торопиться, – громко сказал он вслух. И вдруг отчётливо ощутил, до чего устал за прошедшие два месяца и как это приятно – просто поваляться, никуда не спеша и отодвинув все заботы.

Отчётливо вздохнув, Олег закинул руки за голову и неожиданно вспомнил сон, который видел перед самым пробуждением. Хороший сон, в котором они с Бранкой шли сначала по лесу на Эльдорадо, а потом он привёл её домой – знакомиться с мамой и отцом, и Бранка им понравилась. Они вместе сели за стол... Олег негромко засмеялся – сейчас ему казалось, что всё на свете хорошо, а плохое если что и есть, то скоро утрясётся.

По дому тихо ползли запахи готовящейся еды. Пахло чем-то вкусным и знакомым. Олег, всё-таки поднявшись и завершив утренний туалет, сбежал на кухню вниз, похлопывая ладонью по перилам.

– Доброе... – начал он с порога и осекся в радостном изумлении.

Улыбающаяся Бранка повернулась ему навстречу. На огне тушилось мясо с овощами и... жарилась картошка! Не иначе как из запасов, закупленных у анласов на ярмарке.

– Добро тебе! – весело сказала девчонка.

– Мамочки, это мне? – в тихом восторге спросил Олег.

– Зашла кормить тебя, – Бранка кивнула на стол. – Садись вон...

Олег подошёл к столу, уселся, переставив босые ноги с холодных, только что окаченных колодезной водой досок пола на перекладину под столом. С ходу задал вопрос:

– Погуляем потом на пустошах? Когда поедим? Я решил сегодня бездельничать.

– Погуляем, – без раздумий ответила Бранка и, прихватив сковородку с картошкой, поставила её на чугунный кружок. – Вот, попробуй. Не знала, сладится ли...

...сказать по чести, до той поры Олег на пустошах ни разу не был по-настоящему, хотя и исходил их вдоль и поперёк. А в них оказалась хмурая, сумрачная красота – такая же, как в высоком холодном небе и насквозь прозрачных сосновых борах. И, поглядывая на Бранку, шагавшую рядом, Олег подумал, что люди похожи на те земли, в которых живут.

Они бродили пустошами целый день, временами останавливаясь, чтобы отдохнуть, выкупаться, поесть захваченных с собой пирогов с мясом, просто полюбоваться на красивые места. И лишь когда ярко-ярко загорелись в небе звёзды, а солнце опустилось к самому горизонту, Бранка запросилась домой. Хороший, бездумный и беззаботный день кончался.

Они выбрались на древнюю дорогу, ведущую через болота – прямую и пустынную, выложенную ровными, плотно подогнанными квадратами алого и серого гранита. Олег уже знал, что дорогу проложили много веков назад южане, пришедшие покорять горцев – от их короткого владычества немало осталось в северных горах разных построек, словно не-подвластных времени.

Слева вёрстами лежали вересковые луга. Справа чернели торфяные болота – мрачные, с проплешинами островов, заросших верещатниками. Резко, гулко, уныло кричала выпь.

Олег и Бранка шли плечо в плечо молча. Они устали и наболтались за день, но и в самом молчании крылось то, что их объединяло – навек. Молчать с тем, кого любишь – тоже здорово... Над чёрными болотами низко пролетела пара больших, похожих на гусей, птиц – но это были не гуси, а одна из местных пород, добавочно напоминавших Олегу, что он не дома.

– Самострел надо было взять, – вздохнула Бранка и вгляделась вперёд: – Видь, кого несёт навстречу.

– Болотник, – пошутил Олег. – Хочет отбить тебя у меня. Но я не отдам.

– Мужчина, человек, – на полном серъёзе возразила Бранка.

– Изворотень, значит, – продолжал посмеиваться Олег. Бранка остановилась и сердито сказала:

– Будет тебе басни перебирать, накличешь... Что-то мне не по себе.

– Да просто ветер неуютный, ещё и от болот чудится разная ересь, – успокаивающим тоном сказал Олег. – Кто-нибудь из города идёт на торфяники.

Но и ему внезапно стало как-то жутковато. Действительно, в приближающейся фигуре было что-то жуткое... даже потустороннее. Теперь уже ясно различалось, что это и правда мужчина – ветер с болот шевелил тяжёлый плащ и волосы, на бедре качался меч, слышно было уже шарканье чуней по плитам, и звук этот жутковато-отчётливо разносился в тишине болот, сливаясь с посвистыванием ветра. Человек приближался не то чтобы быстро, но как-то... неотвратимо, что ли.

С болот наползал туман, и Око Ночи, стоявшее в небе, делало белую ночь ещё светлей. И тут-то Олег узнал Гоймира. Да, им навстречу шёл Гоймир Лискович – и Олег, честное слово, предпочёл бы встречу с любой болотной нечистью. Впрочем, лицо Гоймира было едва ли не страшнее лица злого духа: скулы каменели желваками, глаза золотились искорками гнева.

Бранка обо всём догадалась раньше Олега – и, буквально закрыв собой мальчишку, крикнула:

– Стой, Гоймир! Родом тебя заклинаю – стой, не влезай!

Олег ещё ничего не понимал. Но Гоймир, не останавливаясь, выдернул из ножен присвистнувший меч и продолжал идти, словно на пустое место – округлый плоский кончик широкого к рукояти узорчатого лезвия тускло мерцал, глядя в горло Бранке.

– Гоймир, ты чего? – Олег сделал шаг в сторону и вперёд, но Бранка отбросила его в сторону с неожиданной и ловкой силой, надрывно крикнув:

– Вольг, он ведь убивать тебя идёт!

– Бред, – сказал Олег. Но неуверенно. Уж больно СТРАШНО шёл Гоймир. Остановившись в каких-то трёх шагах, горец сказал тусклым, мёртвым голосом:

– За спину её прыгнул, городской? Одно выходи и давай драться, враг.

А то быть убиту не одному тебе – но и её сведу... а потом – себя.

– Не понял, – сказал Олег, перемещаясь – а Бранка перемещалась перед ним, словно блокирующий защитник в баскетболе, следя за Гоймиром, как за диким зверем, – объяснись, – но голос Олега стал жёстким.

– Что понимать-то? – левой рукой Гоймир достал камас. Щита-налокотника у него не было. – Любил я девушку. Любила и она меня. Потом стало – ты пришёл. Думал я – друг пришёл, добрый друг. Но не стало друга, и суженой моей не стало. Убивать я тебя хочу, Вольг.

– Что ты плетёшь? – Олег положил ладонь на плечо Бранки.

– Дерись, – откликнулся Гоймир.

– Я не хочу драться, – покачал головой Олег.

– Трус, запечина! – оскалился Гоймир, и в его оскале ярости и горечи было поровну.

– Думай, как знаешь. – ровно ответил Олег. – Я с тобой драться не стану.

– Трус! – повторил Гоймир. – Не то себя – её! – резкий кивок на Бранку, похожий на выпад атакующей змеи, – и то защитить не станешь! Свою... соложу!

Бранка слабо ахнула. Так ахает человек, в которого неожиданно попадает пуля – и он успевает лишь удивиться произошедшему. Не ужаснуться смерти, а удивиться. Беспомощный, слабый звук...

Олег достаточно хорошо разбирался в тонкостях здешнего – похожего на русский, но всё-таки не русского – языка. И понимал разницу между «супругой» – той, с кем сопрягаешься, с кем тащишь по жизни воз общей судьбы, кому подставляешь своё плечо – и «соложей» – той, с кем делишь ТОЛЬКО ложе. И всё. Которая нужна лишь для удовлетворения инстинктов. В мире Олега слова виделись, как через залитое дождём стекло – размытые, искажённые, утерявшие смысл – там придумали красивое слово «любовница».

Здесь слова были прямы и жёстки, как лезвие меча. И так же отточены. И так же ими можно было убить.

... Бранка отлетела на обочину, едва удержавшись на ногах. В руке Олега сверкнул меч.

– Не смей её оскорблять, падла! – прохрипел Олег, левой доставая камас.

Гоймир отскочил, скалясь:

– Оно лучше!

Неизвестно, хотел ли он вправду убить Бранку, но своего добился. Олег стоял напротив него с оружием в руках – почти такой же злой.

Смерть. Смерть для одного из тех, кто называл себя друзьями. И Бранка больше ничего не могла предпринять – подняв руки к подбородку, она съёжилась на обочине, отчаянно следя за движениями мальчишек.

Они кружили, вышагивали – медленно, вкрадчиво – по камню друг напротив друга. Ни один удар ещё не был нанесён. Мальчишки почти пластались по дороге, карауля движения противника. Ещё месяц назад у Олега не было бы шансов. Но сейчас дела обстояли немного иначе.

Ярость подвела Гоймира. С коротким хриплым криком он метнулся вперёд, целя мечом в бедро, а камасом – в горло Олега. Тот подскочил как мог высоко, ударил Гоймира ногой в плечо, мечом отбил камас. Гоймир отшатнулся, отбежал на несколько шагов, сохраняя равновесие, крутанул перед собой, проверяя, как его слушаются руки, восьмёрки в обеих плоскостях. Прорычал:

– Бейся! – и снова рванулся вперёд, занося меч для убойного удара наискось в плечо. Скользнув по клинку Олега, вскинутому навстречу, лезвие ударилось о небольшую медную гарду – тут её называли «огниво» – и отскочило. Брызнул фонтан искр...

Если честно, Олег всё никак не мог поверить, допустить, что ему надо сражаться в полную силу.

Камас мелькнул вдоль бедра Олега – в самый последний момент мальчик сменил ноги в стойке и ударил Гоймира в скулу кулаком с зажатой рукоятью меча, как кастетом. Удар наверняка свернул бы Гоймиру челюсть и вышиб из него сознание, но горец – воин и потомок воинов! – выскользнул из-под неожиданного выпада. Рысья морда на рукояти меча Олега разорвала Гоймиру кожу на скуле, брызнула кровь – Гоймир отскочил волчком, описав вокруг себя смертельный кокон обеими клинками и застыл на широко расставленных ногах, не пытаясь вытереть кровь и не сводя глаз с Олега. А тому вдруг вспомнилось из «Василия Тёркина»:

 
И глядят в глаза друг другу.
Зверю – зверь. И враг – врагу.
 

Да нет же, не может быть! Но меч горца словно независимо от руки, сам по себе, скользнул вперёд в открытом колющем фехтовальном выпаде. В том самом, который как-то показал Гоймиру Олег... Прямо в грудь... Тот машинально отмахнулся камасом – и ощутил острую боль в левом плече. Вскрикнув, Олег скосил глаза... и увидел, как из его тела быстро, по-змеиному, выскользнул камас Гоймира. Вокруг раны на ковбойке расползалось тёмное пятно, и Олег выронил камас – просто пальцы сами разжались.

Бранка закричала, словно ранили её. Олег пятился, мечом отбивая удары горца с обеих рук – тяжёлые, неистовые, наполненные злой силой. Да, Гоймир хотел его убить. Бешеное лицо его словно плавало в каком-то дурнотном тумане, на белых губах пузырилась густая пена.

Второе ранение Олег получил вновь камасом – в правый бок. Боли почти не было, но острое жжение подсказало ему, насколько серьёзно его задело в этот раз. Рана не кровоточила, и это только подтвердило опасность. На этот раз Олег отплатил немедленно – меч ткнул Гоймира под рёбра слева, скользнул по ним и раскроил одежду и тело до подмышки. Гоймир словно и не заметил этого – бросившись на клинок, он обрушил свой меч на голову Олега с диким, выворачивающим нутро воем. Олег успел вскинуть оружие, но сила отвесного удара была такова, что Олег не удержал защиту. Впрочем, меч Гоймира отклонился – вместо того, чтобы раскроить Олега до пояса, ударил плашмя.

Ноги мальчишки подкосились, перед глазами всё смешалось – и он рухнул навзничь к ногам Гоймира.

Но через секунду лицо горца из бешеного стало удивлённым – Гоймир повалился ничком, не выпуская из рук оружия. Бранка, округлив глаза, стояла над ним, держа в руке увесистый булыжник.

– Ты... – Олег с огромным трудом приподнялся на локте. – Ты его убила?

– Не знаю, – Бранка выронила камень, но голос её звучал твёрдо. – Он бы тебя не сжалел.

Олег вспомнил лицо Гоймира и, мысленно вздрогнув, согласился с Бранкой: убил бы. Точно. Ему и сейчас было определённо скверно – в ушах шумело, тело каким-то образом ухитрялось раскачиваться так, что тошнило, словно при корабельной качке.

– Идти... идти можешь? – голос Бранки доносился глухо, словно через вату. Олег нашёл в себе силы пошутить:

– Если не смогу – прирежешь?

– Вольг, не к месту шутишь, – голос Бранки стал умоляющим. Мальчишка хотел произнести что-нибудь назидательно-ободряющее, но вместо этого искренне и без испуга произнёс угасающим голосом:

– Ты знаешь, а я, кажется, умираю... – и он распластался на дороге.

Бранка никоим образом, к счастью, не впала в панику – хотя вообще-то обстановка к этому располагала: одна на пустынной дороге рядом с двумя потерявшими сознание парнями, один из которых истекает кровью, а второй вот-вот очнётся и прирежет первого.

Бранка много раз делала вещи, которые девушке делать не полагается по меркам не только мира Олега, но и здешних мест. Она была сильной, закалённой и не раз проходила по пять-десять вёрст, неся на плечах двухпудовую овцу. Олег весил пуда четыре, но и до города всего пара вёрст...

Оторвав рукава у рубашки (вспомнилось, она уже делала это, когда отдала этому парню свои чуни!), Бранка туго и быстро перевязала раны мальчика, который так и не пришёл в себя, а потом тяжело, но уверенно взвалила его на плечо – на подушку из плаща – стараясь не разбередить раны. Вздохнула, собираясь с силами, призвала на помощь всех богов... Бранка уже решила попросить Гостимира пару дней побыть дома – на тот случай, если Гоймир снова явится выяснять отношения. Поморщилась, представив себе лицо брата – они же с Гоймиром друзья! Но в Гостимире Бранка была уверена – не откажет...

Всё это она думала, уже шагая по дороге. Светловолосая голова Олега раскачивалась в такт шагам девушки, и она вдруг испытала прилив острой, почти болезненной нежности.

– Ты не умирай, – сказала она, прикоснувшись губами к этим мягким волосам. – Лада, сделай так, чтоб не умер он. Не то уйду за ним. Уйду – вот слово... – и, продолжая шагать, тихо заговорила старинное заклятье на счастье:

 
– Да не сойдутся берега у бешеной реки.
Да не возьмёт тебя тоска в железные тиски.
 
 
Да ты сама, не оступясь, по жёрдочке пройдёшь.
Да никогда в сплошную грязь лицом не упадёшь.
 
 
Да не обманет верный друг, останется стеной.
Да не сведёт любимый рук не за твоей спиной.
 
 
Да не упрячешь за душой постыдного гроша.
Да не окутается ржой летящая душа...
 

... Гоймир провёз щекой по камню, задавил в себе стон и сел, оглядываясь вокруг. Он был один, голову раскалывала боль. Прикоснувшись к волосам, мальчик ощутил тёплую липкость и острую вспышку всё той же боли...

– Она сзади била, – сказал Гоймир и удивился тому, как дико звучит его голос. – О боги... сзади била... – в голосе прозвучало недоверие. Он снова тронул голову и посмотрел на пальцы, а потом – засмеялся горьким, стонущим смехом, внезапно отчётливо поняв, насколько была нелепа его затея. Даже если бы он убил Вольга – что дальше? Бранка возненавидела бы его. А убить ЕЁ он не смог бы никогда, он лгал себе и Олегу.

Жизнь превратилась бы в сплошную муку мученическую...

А сейчас? Встретивший свою пятнадцатую весну, Гоймир во многом жил моментом, и ему казалось, что тоска и боль будут сопровождать его до конца жизни. От этого можно избавиться, если...

Он посмотрел на лежащий рядом камас и, подняв его, повернул остриём к себе, целя в живот. Один точный удар на всю длину лезвия... недолгая вспышка боли... покой.

В следующую секунду он выронил оружие, тонко зазвеневшее на камне – словно камас заплакал. И в ответ ему заплакал сам Гоймир. Задыхаясь, судорожно всхлипывая, покачиваясь и не вытирая льющихся по лицу слёз.

Нет, он ни на секунду не испугался смерти или боли. Он боялся своей трусости – убить себя сейчас и было бы – трусость. Но, чтобы жить – казалось Гоймиру – нужны будут какие-то запредельные силы...

* * *

Небольшая, уютная комната неопределённо, но отчётливо принадлежала девушке. Лежать было удобно – похоже, не лавка под ним, а настоящая кровать с периной. Вот только голова начинала кружиться при любом движении. Лёгкое одеяло мешало видеть самого себя – Олег, неуверенно выпростав руку, откинул его.

Бок плотно закрывал бинт, слегка пахнущий уже знакомой мазью. Плечо тоже забинтовано. Олег осторожно повозился – кроме головокружения не было никаких неприятных ощущений. Похоже, он долго уже валяется без сознания, а его в это время починили...

Стараясь не делать резких движений, Олег устроился удобней и удовлетворённо вздохнул при мысли, что остался жив. Взгляд его бездумно скользил по окошкам, резному столику, половикам на полу, ковру с красивым орнаментом на стене, двум большим сундукам в углах, белёному печному боку... За косым оконным переплётом дул ветер, и Олег, поёжившись, натянул одеяло и спокойно уснул...

... Второй раз он проснулся от тихого смеха и лёгкого прикосновения ко лбу.

– Бранка, – сказал он радостно, ещё не открывая глаз. И широко распахнул их.

Бранка сидела рядом на табурете, держа на коленях поднос с дымящимися чашками. Склонив привычным милым жестом голову к плечу, она улыбалась:

– Проснулся наконец.

– Как я тут оказался? – задал Олег естественный вопрос. – И что с Гоймиром?

– Живой, – равнодушно ответила Бранка. – А тебя я... привезла, так-то.

Она решила не говорить «принесла», зная, что парень может оскорбиться – они привыкли считать себя самыми сильными, ловкими, умелыми. Но Олег, как оказалось, думал о другом:

– Бранка... – он замялся, – тебе его не жаль?

– Кого? – девушка осторожно повернула поднос.

– Гоймира, – нетерпеливо пояснил Олег. Глаза Бранки сузились:

– А знаешь, что он за малым тебя не убил?! Из тебя крови вылилось, как из телка порезанного, он тебе потроха вспорол, я сама не управилась, Йерикку покликала, мы в ту ночь до утра тебя у Белой Девки отбивали!

Она говорила горячо и быстро. А Олег всё равно не мог – вот глупость-то?! – разозлиться на Гоймира. Скорей жалел его и чувствовал себя немного виноватым, потому что Бранка сидела около НЕГО и жалела ЕГО. Подумав об этом, Олег протянул руку и кончиками пальцев коснулся губ девушки. Бранка умолкла, растерянно и почему-то умоляюще глядя на него. В светёлке повисла странная, напряжённая тишина. Улыбнувшись, Олег убрал ладонь от лица Бранки:

– Что ты принесла?

Девушка вздрогнула – словно проснулась.

– Й-ой, забыла!. . Вот тут жидель одна... суп да чай, тебе другого временем нельзя... ешь вот.

– Покорми меня, – жалобно сказал Олег. – Я лежу весь израненный, только язык и ворочается... и, может быть, даже совсем больной...

– Одно и отваги у парней, что воюют, – фыркнула девушка, аккуратно переставляя поднос на одеяло, – а потом плачутся да стонут... Открывай рот-то, быть так, покормлю с ложечки, а там повязки сменю...

– Бранка, – тихонько сказал Олег, приподнимаясь, – я тебя люблю.

– Я знаю. – на миг прикрыла глаза девушка...

...Гостимир не удивился, когда Гоймир переступил порог дома. Скорей уж ему стало тоскливо. Но он поднялся из-за стола, за которым чинил рогатину и приветливо сказал старому другу и неудавшемуся шурину:

– В гости? Проходи.

– Этот... – Гоймир словно задохнулся. Голова у него всё ещё была перевязана, хоть и прошло три дня – крепко его Бранка приложила. Рука сжимала меч. – Этот, – с трудом повторил он, – тать у тебя?

– У нас Вольг, – Гостимир выделил слово «у нас», – дома.

Он умолчал, что Олег – в светёлке Бранки. Но Гоймир, похоже, и сам догадался. Тёмный румянец хлынул у него по щекам, словно дурная вода, глаза вспыхнули. Больше ничего не говоря, Гоймир шагнул ко всходу, но Гостимир поставил ногу на ступеньку:

– Не надо тебе туда. Добро?

Гоймир неверяще посмотрел в глаза Гостимиру. Будь он поспокойней сейчас – увидел бы в них острое нежелание ссоры и сочувствие. Но сейчас видел он только ногу на ступеньке...

– Пусти, – выдохнул он запалённо.

– Не надо тебе туда, – терпеливо сказал Гостимир.

– Я одно войду! – Гоймир шагунл назад, и меч с шипением полез из ножен, словно радуясь свободе.

– А и то, – спокойно согласился Гостимир, – ты рубиться горазд, мне – куда. Войдёшь.

Шипение повторилось и завершилось стуком – меч скользнул обратно.

– Род, – вырвалось у Гоймира, – так мне что оставили – смерть?

– Пойдём, попьём квасу, – предложил Гостимир, словно и не было ничего. – И не вини их, – он указал глазами наверх. – Помнишь, как сказано было: тот, кто чужую любовь убивает, собственную душу убивает. Так уж выбралось. Не прикажешь.

– Была у меня душа – она, – ответил Гоймир. – А часом нет у меня души – одни головни стылые...

– Кидай добро вперёд – оно тебя там подождёт, – Гостимир положил ладонь на спину друга. – А Вольг – парень добрый. Ты прости, но осталось тебе без злобы счастья им желать – по-достойному.

– Нет, – Гоймир повернулся и пошёл к выходу, ступая чунями так, словно они были сделаны из свинца. У самой двери обернулся, взялся рукой за косяк – выступили на тыльной стороне ладони струны сухожилий. – Не желаю я его им. Нету мочи желать.

И – вышел, чиркнув ножнами.

Гостимир, посвистывая сквозь зубы, смотрел ему вслед. Потом подошёл к двери, провёл ладонью по косяку. И свистнул уже громко, изумлённо.

В косяк, сколоченный из местной плотной, кручёной ветрами сосны были глубоко впечатаны, словно зубья капкана, следы пяти человеческих, когтями разведённых гневом – пальцев.

* * *

На шестые сутки после ранения Олег вовсю трескал твёрдую пищу и мечтал разбогатеть, наладив поставки отсюда того же бальзама. Но больше своего выздоровления удивляло его отношение к происходящему окружающих – в том числе – семьи Бранки. Они ничуть не сетовали на то, что он порушил намечавшуюся родственную связь с будущим князем. Похоже, Бранка не привирала, когда говорила, что девушки тут сами выбирают, с кем быть и кого бросать.

Часто заходили ребята. Но больше всего обрадовался Олег, когда зашёл Йерикка. Усевшись на табурет, пододвинутый ногой, скрестил руки на рукояти поставленного между ног меча и долго изучал Олега. Ясно было, что новостей от него не дождёшься, зато сейчас будут точно описаны моральный облик и трудное, короткое будущее Олега.

Угадал. Йерикка шевельнулся, сел удобнее и сказал:

– Тут в одной вёске есть двое мужиков. А прозванья у них – Преступляк и Кровопущенко... Ну, фамилии, по-земному.

– Ты к чему это? – напружинился Олег.

– Вот я и думаю, кто из вас кто. Судя по всему, Преступляк ты. А Кровопущенко...

– Ладно тебе, – рассмеялся Олег. Йерикка вдруг с интересом спросил:

– Слушай, а ты понимаешь, что Гоймир тебя чуть не убил?

Ответом был удивлённый взгляд – Олег о том и думать позабыл. Йерикка громко расхохотался, откинув голову:

– Да, Олег, я бы хотел иметь такого...

– Друга? – серьёзно спросил Олег. Горец посерьёзнел и покачал головой:

– Да нет, друг у меня вроде уже есть... Я бы не отказался от такого младшего братишки, как ты! Жаль, что расстанемся...

– Может, ещё и встретимся, – Олег подмигнул. – Приедешь к нам, и мы с тобой Думу разгоним на х...р.

– Можно, – легко согласился Йерикка, не уточняя, что это за Дума и за что её разгонять. Олег продолжал развивать планы:

– И девчонки у нас тоже ничего.

Йерикка почему-то смутился. А Олег уже осторожно спросил – словно тропку на болоте нащупывал:

– Значит, ты на меня не сердишься, что... ну, короче...

– Я? – Йерикка поднял брови. – Погоди-погоди, а почему Я должен сердиться?

– Ну, ведь ты же меня предупреждал, – пожал голыми плечами Олег.

– Именно ПРЕДУПРЕЖДАЛ, а не бегал за тобой с мечом, чтобы заставить отказаться от Бранки. Ты выбрал? Выбрал. Теперь пожинай плоды своих грязных деяний... а мне на тебя сердиться не за что.

– Очень приятно слышать, – улыбнулся Олег. – Только... как с Гоймиром?

– Э, а вот это тоже твои проблемы, и тут тебе никто не поможет.

– А ещё друг, – с деланной обидой ответил Олег, но Йерикка не принял шутки:

– Драться вместе с тобой, закрыть тебя от пули или клинка, веселиться или вынести с поля боя, грустить или странствовать – это пожалуйста... и не только я. Но любовь... любовь, Олег, это такая стервозная штука... она только для двоих. И все проблемы, с ней связанные – тоже. А иначе это уже не любовь. – и Йерикка пропел:

 
– Не бывает любви несчастной...
Может быть она горькой, трудной,
Беззащитной и безрассудной.
Но несчастной любви не бывает,
Даже если любовь убивает!
Тот, кто этого не усвоит —
И несчастной любви не стоит...
 

– Слышал такое?

– Не-ет... – медленно ответил Олег. – Эрик, а у тебя есть девчонка?

– У меня? – Йерикка поднялся. – Ну, выздоравливай. Пойду, мне сегодня на поля.

Он очень быстро вышел, даже не пожав руку и оставив Олега в полнейшем недоумении – то ли обиделся, то ли что-то вспомнил, то ли просто не захотел ответить, то ли правда опаздывал?. .

... Этим вечером Олег не мог уснуть. Он лежал в постели, положив под одеялом ногу на ногу и откинув голову на подушку. За окном висел искривлённый, разбитый ковш Большой Медведицы – Лося по-здешнему. Где-то снаружи смеялась девчонка – счастливо, взахлёб, как смеются лишь в юности. Ей отвечал неразборчивый, грубоватый мальчишеский басок – и вот смеются уже двое.

– Бранка, – вслух сказал Олег.

– Да?

Он вскинулся. Бранка стояла у дверей в своей обычной позе – головой к плечу, одетая в «уличные» рубашку и штаны, босиком, без пояса.

– Как ты, болезный? – весело спросила она, подходя и садясь у Олега в ногах.

– Лучше, чем когда бы то ни было, – Олег сел, как следует. – А теперь и вообще здорово.

– Что так? – спросила Бранка, ставя одну ногу на край кровати и обнимая колено.

– Ты же пришла. – улыбнулся Олег и протянул руку. Бранка вложила в неё свою.

– Так уж потому не спишь? Может, домовой давит, или просто – бессонница?

– Бессонница, – легко согласился Олег. – Без тебя – бессонница. И страшно. В темноте. Может, травки какой?

– Белены, – предложила Бранка. – Белая ночь, что темнота? – глаза у неё поблёскивали.

– Такая, – Олег погладил её по руке. – Какая бывает темнота, если моё солнышко исчезает на целый день? Вот сейчас ты уйдёшь... и опять будет темно...

– А если я останусь? – Бранка куснула нижнюю губу. – Хочешь ли?

Голова у Олега закружилась, как не кружилась уже несколько дней. Он, не сводя глаз с Бранки, спросил:

– А ты – ТЫ этого хочешь?

– Да.

Бывает, что мы принимаем ложь, как должное. И теряемся, если нам в глаза говорят правду. Почему-то ни Олег, ни Бранка не подумали даже, что «остаться» может означать просто просидеть вместе полночи, болтая о разном – как уже было.

Олег внезапно испугался. Испугался, что поведёт себя не так – и Бранка уйдёт. Он ещё толком не знал, чего хочет... но он совершенно точно НЕ ХОТЕЛ, чтобы Бранка уходила.

Девушка прикоснулась пальцами к вискам Олега (он вздрогнул) и, встав коленями на постель, несколько раз поцеловала его в губы – сухие, горячие, словно у мальчишки поднялась температура.

– Я не прошу с тебя ничего, – сказала она и, стоя на коленях, потянула через голову рубаху. – Ты волен уйти... как пожелаешь, когда пожелаешь...

Эти слова прозвучали нелепо. Олег чувствовал, что ему трудно дышать носом и открыл рот, который немедленно пересох, как и губы. Бранка, положив ладони на плечи Олега, закрыв глаза, наклонялась всё ниже и ниже – её груди коснулись напряжённых, твёрдых, как камень, мышц на груди мальчишки... и, когда они перестали целоваться, Олег быстрым, горячим шёпотом сказал:

– Подожди, подожди... давай перестанем... а то я сейчас... – он тихо хихикнул, – я сейчас в трусы сделаю, как в том сне...

– В каком сне? – сев, девчонка стаскивала штаны, подняв длинные, стройные ноги с изящными ступнями. – Снимай одёжу...

– Ты мне снилась, – Олег отпихнул одеяло на пол и помедлил. Бранка стояла вновь на коленях, только теперь уже – без одежды. – Понимаешь, я... я это делал только во сне...

– Может стать, и это – сон? – ладони девушки сомкнулись на затылке Олега.

– Если так – я не хочу просыпаться, – прошептал он, прежде чем они снова начали целоваться. Наконец Бранка одышливо спросила:

– А до меня... целовался ли... ты?. .

– А-га, – Олег жадно искал её губы, словно вокруг было темно; на самом деле он просто почти ничего не видел от переполнявшего его возбуждения. – Бранк, я больше не могу так!

Девушка соскользнула вниз и вбок, её лицо оказалось рядом с лицом Олега. Потом перекатилась на спину...

...– Тебе... не... больно?. .

– Мне хорошо... Вольг, жизнь моя... ещё чуть... по-терпи...

– Я... да... да... да...

Бранка закричала – негромко, Олег не обратил на это внимания, как и на то, что её пальцы свозят ногтями кожу у него на спине. Закрыв глаза, он очень слабо понимал, что делает – кроме того, что это доставляет ему невероятно, ни с чем не сравнимое наслаждение, которое с ним делит Бранка...

...Олег лёг на живот, щекой на плечо Бранки, носом в её шею. Посопел; девушка сказала:

– Щекотно, – и, засмеявшись, запустила пальцы в волосы Олега. Тот поднял голову, как-то странно глянул на неё: – Что ты?

– Да так... Я думаю – а как я жил раньше? Может, меня вообще не было?

– Глупый... Хотя, – она вздохнула, удобней устраивая светловолосую голову на подушке, – может стать, что и меня не было...

– Я у тебя первый – вот так, по-настоящему, – не спросил, а сказал Олег. – Послушай, давай... ещё раз.

– Сейчас. Погоди... Скажи мне по чести, верное слово скажи – ты меня не кинешь, пока...

– Я тебя НИКОГДА не кину, – и Олег закрыл её рот поцелуем.

... ЕСТЬ ВЕЩИ, ОТ КОТОРЫХ НЕ СПАСАЮТ НИ ВОЗРАСТ, НИ СВЕТЛАЯ ЛЮБОВЬ, НИ ГРЯЗНАЯ ТРУСОСТЬ... НИ ИСКРЕННИЕ КЛЯТВЫ.

Интерлюдия: «Песня о Новом Времени»

 
Как призывный набат,
Прозвучали в ночи тяжело шаги —
Значит, скоро и нам
Уходить и прощаться без слов...
 
 
По нехоженым тропам
Протопали лошади, лошади,
Неизвестно, к какому концу
Унося седоков...
 
 
Значит, время иное, лихое,
Но счастье, как встарь ищи...
И в погоню летим мы за ним,
Убегающим, вслед!
 
 
Только вот в этой скачке
Теряем мы лучших товарищей,
На скаку не заметив,
Что рядом товарищей нет...
 
 
И ещё будем долго
Огни принимать за пожары мы.
Будет долго зловещим
Казаться нам скрип сапогов!
 
 
О войне будут детские игры
С названиями старыми,
И людей будем долго делить
На СВОИХ и ВРАГОВ.
 
 
А когда отгрохочет,
Когда отгорит
И отплачется,
И когда наши кони
Устанут под нами скакать.
 
 
И когда наши девочки
Сменят шинели на платьица —
Не забыть бы тогда!
Не простить бы!
И – не потерять... [48]48
   Стихи В. Высоцкого.


[Закрыть]
 

* * *

Йерикка пришёл в башню глубокой ночью, когда весь город спал – и пламя факелов заметалось, бросая текучие отблески на развешанное по стенам гридницы оружие, свидетельствовавшее о славе побед племени. Старый князь Крук, молча сидевший на своём месте во главе пустого дружинного стола, поднял голову.