Текст книги "Я иду искать. История первая"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Кроме всего прочего, Олег хотел есть. И сильно. В грибах и ягодах он разбирался, но пока не видел ничего, достойного внимания. Нет, надо будет пристальней приглядываться...

Олег поднял голову и обомлел. В десятке метров от него поляну пересекал медведь. На секунду у мальчишки возникло странное чувство нереальности происходящего. Словно во сне, мимо него вперевалку двигалась бурая туша, и Олег разглядывал свалявшуюся у брюха шерсть, порванное правое ухо, маленький добродушный глаз, слышал смешное похрюкивающее дыхание. Ему даже в голову не пришло взяться за револьвер – медведь показался вдвое больше, чем на самом деле.

Между тем, бурый даже не обратил внимания на мальчика, застывшего у дуба. Лесной медведь не был склочным и плотоядным, как горный... Кусты ещё долго трещали после того, как широкий мохнатый зад со смешным коротким хвостиком скрылся в них. И только тогда Олег перевёл дух... а потом со всех ног рванул прочь, уже не колеблясь, куда бежать. На север – но только потому, что эта сторона была противоположной движению медведя...

... Опомнился он лишь когда споткнулся о рельс и, грохнувшись, понял, что лежит поперёк железнодорожного пути. Два проржавевших рельса держались на редких трухлявых шпалах – рыжие от наполовину съевшей их ржи. Они уходили вправо и влево – одна-единственная колея посреди вплотную подступившего леса.

Грохнулся Олег крепенько. Вдобавок, перепачкался в ржавчине – было больно и противно, а когда он встал, то сделалось ещё и страшно. Пути, уходившие вправо и влево, навевали ужас звонкой тишиной, повисшей над ними. Олег шарахнулся через рельсы, прыгнул вниз с откоса, оказавшегося на другой стороне, покатился, не устояв на ногах, вскочил и почти с облегчением вломился в заросли. Перевёл дух.

Он решил идти вдоль путей, не поднимаясь на насыпь. Железная дорога вела не совсем в нужном направлении, но всё-таки. Олег поправил ремень с кобурой, сорвал травинку, сунул её в зубы и зашагал низом, поглядывая время от времени вверх.

* * *

Первую свою ночь в лесу Олег запомнил навсегда. Так страшно ему не было даже когда в дом начали ломиться неизвестные. И дело было не в темноте – темнота так и не настала, над миром взошёл жуткий, разбухший диск, светили звёзды, ещё один спутник планеты – маленький и синий – быстро бежал над горизонтом на юге. Голову поднимать не хотелось – здешняя луна занимала едва ли не половину неба и давила почти физически.

Страх был растянут на всю темноту. С наступлением ночи лес зажил своей – непонятной и жуткой! – жизнью. Ожили кусты, деревья и трава. Словно лес был единым – и злым! – живым существом, окружившим мальчика со всех сторон.

Это был настоящий ДИКИЙ лес. И не было костра, не было палаток, не было рядом товарищей по походу.

Олег забрался на здоровенный дуб, как только начало темнеть. Ему повезло – на высоте примерно десяти метров сучья расходились венцом, образуя усыпанную листвой и трухой площадку шириной метра в два, на которой можно было даже вытянуться в рост. Тем не менее и тут Олег уснул очень нескоро. Несколько раз ему казалось, что кто-то лезет на дерево. Один раз на соседнем сучке в самом деле появилась смутная тень большой кошки, похожей на рысь. Впрочем, если это и была она, то напасть не решилась и исчезла, бесшумно ступая по веткам. А Олегу это добавило беспокойства. Он уже не выпускал из руки револьвера, мучаясь от страха и голода, вслушиваясь в ночь и не смея поглядеть на небо, тоже казавшееся враждебным...

И всё-таки он уже почти начал засыпать, когда что-то разбудило его. Олег на этот раз сразу же понял – ЧТО. На четвереньках он бросился к краю площадки, встал в рост, придерживаясь за ветки.

Он видел такое в фильмах и хрониках – в сценах ночных боёв. Звуков совсем не было слышно из-за расстояния, но Олег хорошо видел медленный и красивый полёт трассерных пунктиров. Они летели навстречу друг другу, перекрещивались, гасли, возникали вновь... Бой шёл именно в той стороне, куда вела железная дорога... и бой какой-то неактивный. Опыта у Олега не было, но определённые знания он имел и ему показалось, что бойцы немногочисленны и экономят патроны.

Продолжалось зрелище полминуты, не больше. Олег почти забыл про страх – он готов был слезть с дуба и рвануть туда... но бой шёл далеко. Километрах в десяти, если Олег правильно помнил слышимость звуков и учёл ночные условия.

И всё-таки это, как ни странно, приободрило мальчика. Даже голод слегка отступил – и Олег уснул, зарывшись в листву...

... Поднявшийся утром ветер едва не разбудил Олега – он шумел и гудел в густой кроне, раскачивая её. Но мальчишка только повозился, так и не открыл глаза – и продрых до полудня, не меньше! Во всяком случае, когда он проснулся, здешнее солнце стояло у него точно над головой.

Немного побаливало тело – листья и труха только с усталого разлёта показались мягкими. Когда же Олег встал, то еле успел ухватиться за сук; ещё секунда – и полетел бы вниз, так неожиданно и резко, до темноты в глазах, закружилась голова. Во рту появился металлический привкус, ноги ослабели, в ушах зазвенело... и мальчик мгновенно и плавно погрузился в бездонную мягкую пучину настоящего голодного обморока.

Очнулся он быстро – весь в противном поту, со спазмами в желудке. Появился дикий, необоснованный страх, что не удастся спуститься с дерева, и Олег, торопясь, почти слетел на траву. Проблема голода была самой насущной, но не единственной. Если человек, сколько себя помнил, пользовался туалетной бумагой, трудно от него ожидать, что он счастлив будет переучиваться на лопух. Вдобавок, вокруг росла крапива.

Однако, Олег был не полный «чайник» в лесных делах. Он вспомнил, что и крапива, и лопух – следы человеческого жилья, поэтому совсем не удивился, когда фактически уперся в белую станционную будку, до одурения похожую на будки небольших железнодорожных разъездов Земли.

И сразу же мальчишка понял, что этот дом – нежилой. Окна были выбиты, крыша полуосыпалась внутрь, крапива стояла стеной – почти до этой крыши. От шлагбаума давно ничего не осталось, кроме металлической проржавленной опоры. Дверь тоже была снесена.

Держа револьвер в руке и часто переглатывая, мальчик вошёл внутрь.

Небольшая комнатка была полузасыпана остатками рухнувших крыши и потолка. В углу, на покосившемся столике, Олег увидел остатки примитивного телеграфного аппарата. А около столика, на полу, лежал скелет. Второй – за вторые сутки, только совершенно голый и подрастащенный разной животной мелочью. Череп откатился под столик.

Из стенного шкафа – сбоку от столика – с полуоторванными ржавыми дверцами – почти вывалилась прикованная цепочкой винтовка. Тут же лежали жестяные коробки с патронами, но и они, и цепочка, и металлические части винтовки спеклись в однородную рыжую массу. Досадно... Олег нашёл на полу среди мусора зажигалку из патрона – вернее, то, что от неё осталось. В шкафу отыскались и спички – их головки, внешне сухие, отлетали без намёка на искру, стоило только чиркнуть. Спички, кстати, были земные – с изображением красного маяка, сделанные на фабрике «Маяк» в городе Андропов. Олег никогда не слышал ни такого города, ни такой фабрики, но ясно было, что это где-то в бывшем СССР. Ещё одно доказательство частых контактов двух миров...

Мальчишка прошёлся по комнате, пиная обломки. Лопнувший лист красного шифера с хрустом съехал в сторону, открыв вделанную прямо в пол дверцу – серую от присохшей пыли. Олег присел на корточки и легко открыл её.

Когда-то это был холодильник. Но сейчас всё, что в нём хранилось, уже даже не воняло, а просто высохло по стенкам ровным бурым слоем, в который вкипели куски стекла, жести и бумаги. На последних кое-где ещё можно было различить полную оптимизма коровью морду и надпись «ТУШЁН... ГОВ... » Олег мысленно досказал последнее слово и метко плюнул на коровью рожу, подумав, что, будь эти банки целы, его бы не остановила бы даже мысль об угнездившемся в них ботулиническим токсине. Сожрал бы за милую душу и «гов... », и что там ещё было!

Злой и ещё больше оголодавший, он вышел из здания. На всякий случай обошёл вокруг него, наткнулся на затянутый песком и илом колодец, около которого долго стоял – в сотне метров от колодца железную дорогу переходило небольшое стадо оленей. Рослые, стройные животные со светло-шоколадными лоснящимися шкурами были очень красивы. И только когда последний скрылся в кустах, Олег подумал о них, как о мясе. Но без особого сожаления. Во-первых, он не был уверен, что оленя можно убить из револьвера. Во-вторых, мясо пришлось бы есть сырым, а это...

– Ничего, – пробормотал Олег, ероша волосы, – ничего, скоро ты и сырое будешь точить, как волк. Если так дальше дело пойдёт...

* * *

Вдоль насыпи росли одуванчики. Местами их было очень много и, шагая через солнечно-жёлтые, местами уже пушистые, проплешины, Олег вдруг вспомнил, что как-то слышал – молодые листья одуванчиков можно есть, а корень, если его поджарить – заваривать, как кофе... Ну, корень – это не актуально, а вот листья...

На ходу он нарвал пригоршню молодой зелени, критически рассматривая каждый листок. Есть хотелось очень, и Олег решился – подышал зачем-то на один, наиболее симпатичный, и сунул в рот...

... Одуванчики оказались умопомрачительно горькими. Олег жевал их, давясь и отплёвываясь, думая, что, кажется, листья тоже надо как-то обрабатывать, только он не помнит – как... Голод заглох, но не ушёл совсем – торчал где-то неподалёку, готовясь к новой атаке, следил за парнем, и Олег, всё ещё отплёвываясь от мерзкого привкуса, подумал уныло, что на травяной диете он долго не протянет. Придётся охотиться. Он никогда не делал этого с револьвером, да и мысль о том, что нужно будет есть сырое мясо, по-прежнему вызывала отвращение, несмотря на голод.

Подумав об этом в очередной – бессчётный – раз, Олег вдруг сбил шаг и тупо посмотрел на кобуру своего револьвера. Медленная, довольная и глуповатая ухмылка расползалась по его лицу, он прищёлкнул пальцами и тихо выругался. Блин, да какой же он идиот! Досада на себя мешалась с радостью от неожиданного открытия. Он же всё время носит огонь у себя на поясе! Самую настоящую зажигалку, для которой всего и нужно немного постараться – найти сухой травы или тонких сухих палочек... Огонь же можно развести выстрелом из револьвера!

Шагать сразу стало веселее, словно костёр уже горел и над ним жарилась кабанья туша. Голод ещё какое-то время тащился следом по кустам, потом тихо убрался, поняв, что Олег ему не компания. Великая вещь, чёрт побери, Огнестрельное Оружие! Парень даже начал бухтеть на ходу песню «Наутилусов», казавшуюся наиболее подходящей к обстановке:

 
– Последний поезд на небо отправится в полночь
С полустанка, укрытого шапкой снегов.
Железнодорожник вернётся в каморку,
Уляжется в койку, не сняв сапогов...
 

Дальше не пелось. Дальше было про чьё-то фото, и Олега снова подмяли мысли о доме. Он попытался было представить себе, что, как в детских книжках, которые он ещё недавно запоем проглатывал, время на Земле и здесь идёт неодинаково – вот он вернётся, а там, дома, всё та же ночь, и родители ещё не вернулись из Тамбова...

– Перестань пороть эту слюнявую чушь, – сквозь зубы процедил Олег сам себе.

И – назло опять-таки самому себе! – погромче запел по-английски из «Чижа и Ко» – про самолёт, ковыляющий во мгле на последнем крыле...

... Родник он обнаружил в паре километров от переезда, под насыпью. И что интересно – родничок был выложен тонкими гранитными плитками, а сама струя воды «взята» в трубу из выдолбленного куска дерева. Тут же висела на сучке кружка, аккуратно и умело свёрнутая из бересты.

Олег напился и умылся. Что о ручейке заботятся – было ясно. Неясно – кто. Он ещё раз осмотрелся вокруг, подражая следопытам из фильмов.

И – к своему собственному немалому удивлению – нашёл след.

Неясно было, впрочем, чем этот след ему может помочь. Но Олег изучил его добросовестно. Плоский, как от кроссовки или кеда, без какого-либо рисунка, но вполне человеческий. Теоретически Олег знал, что с человеческим следом можно спутать медвежий, поэтому особо внимательно поискал штрихи от когтей – их не было. Да, здесь прошёл человек. Олег решил попробовать применить то, чему его учили в походах – просто ради интереса.

Ну, куда шёл – понятно. А вот когда? Ощущая себя спецназовцем, выслеживающим врага, и сам немного посмеиваясь над этим чувством, Олег посмотрел вокруг. След был всего один – человек, наверное, пил и случайно поставил ногу на островок мокрой глины у родничка. Та-ак... Длина ступни равна примерно 1/7 человеческого роста. Длину своей босой ноги Олег знал – 25 сантиметров. У этого следа длина оказалась под тридцать! Даже с учётом того, что он был обут, рост получался около ста девяноста сантиметров – гигант. Вспомнился Немой – он тоже был рослый. Может, они тут все такие? Да нет, на фотках вроде были нормальные, вернее – разные... Так, теперь – когда оставлен след. Олег потёр указательным пальцем бровь, вспоминая признаки, по которым даже сдавал зачёт. А, вот! Влажная земля... След ещё чёткий, но на дне уже есть мелкая, тонкая паутинка трещинок. Солнце светит прямо сюда с самого утра... Больше шести, меньше десяти часов.

Олег вздрогнул и, вскинув голову, огляделся. Его шуточное расследование дало нешуточный, определённый результат – не так давно тут в том же направлении, что и он сейчас, проходил человек! Рослый, обутый в непонятную обувь. И неизвестно, что собой этот тип представляет. Может, это местный вариант Чикатилло?

Так. Олег напился снова и пошёл дальше – уже ничего не напевая, держа револьвер наготове...

... На ходу мелкая кусачая гнусь не приставала. Правда, летали тут здоровенные оводы, но их легко было отгонять, и Олег, с наслаждением раздевшись до пояса, закрутил рубашку вокруг бёдер. Стало легче, а то на припёках было жарко до умопомрачения. Похоже, здесь тоже лето, как на Земле. Ему повезло – хорош он был бы в джинсах, кроссовках и рубашке зимой! Олег старался держаться под деревьями, не выпуская из вида дорогу, но в то же время отгородившись от неё кустами, чтобы его не заметили сразу в случае чего.

Может быть, именно поэтому он и сам не сразу заметил то, над чем трудилась стая ворон. Они с карканьем взлетели с насыпи, почувствовав приближение мальчика. Вопли и хлопанье крыльями при этом стояли такие, что Олег вскинул голову – и замер. Он стоял, широко расставив ноги и держа револьвер стволом в землю – высокий русоволосый мальчишка с мгновенно расширившимися серыми глазами и приоткрытым ртом.

Вороны, мрачно каркая, расселись на ближайшие деревья, ожидая, когда же уйдёт человек, согнавший их с плотного завтрака. На насыпи – в два ряда, вдоль рельсов – стояли вкопанные столбы, похожие на букву Т. На каждом висели по два человека. Голые, со скрученными за спиной руками, они были повешены за шеи, и верёвки тихо поскрипывали. Скрип был многоголосым и вкрадчивым. В насыпи косо торчала прибитая к доске палка с надписью глаголицей.

Олег не сдвинулся с места. Раньше он видел такое только в кино. Нет-нет, он знал, что были войны, Освенцим, инквизиция, что есть чеченские бандиты, что в Косово убивали сербов... но всё это было ДАЛЕКО. Или в пространстве, или во времени. В Тамбове ничего такого не было. И быть не могло. И даже если совершалось убийство – никому не приходило в голову выставлять его результаты напоказ. А здесь...

Трупы ПАХЛИ. Даже со своего места Олег видел, что ни у кого из повешенных уже нет глаз, многие были обклёваны местами почти до костей, практически у всех были съедены пальцы, губы, уши, носы, половые органы...

Страшным усилием всего организма Олег удержал в себе немного съеденное. Он понимал, что надо, необходимо отвести глаза и уйти как можно скорее. Но не мог сдвинуться с места.

Крайний из трупов неожиданно развернулся на верёвке, натянутой, как струна. Чёрные ямы глазниц смотрели на замершего под насыпью мальчика, зубы смеялись, оскаленные из-под остатков губ. Оскаленная, смеялась татуированная во всю грудь цветными красками морда рыси.

Казалось, труп смеётся над ужасом мальчишки.

Олег поперхнулся. Попятился, не сводя глаз с повешенного. Карканье ворон звучало, как смех. Олег опрометью бросился в лес.

Вовремя! Странный гулкий треск, похожий на треск повреждённых, закоротивших проводов ЛЭП, рухнул на просеку дороги. Олег остановился среди деревьев – и, задрав голову, увидел в просветах между ними плывущую на высоте не больше тридцати метров огромную и страшную машину.

Она была больше самого большого пассажирского самолёта, но двигалась медленно, как вертолёт, ведущий поиск. Треск то нарастал, то становился слабее. Похожая на вытянутый треугольник, машина имела пёстрый, маскировочный верх и белёсо-голубое брюхо – брюхо выловленной рыбы. Почти во всё это брюха распростёрся странный рисунок золотой краской – крылатый сидящий лев держал в поднятой передней лапе меч с волнистым лезвием. В нескольких местах брюха виднелись зеркально поблёскивающие овалы иллюминаторов – именно это слово первым пришло Олегу на ум. А с левого и правого борта круглились по пять выступов, странно похожих на паучьи яйца. Из них торчали короткие, косо срезанные чёрные кожухи, дырчатые, как у гигантских пистолет-пулемётов ППШ. Ещё один – вытянутый – выступ занимал всю хвостовую часть, «основание треугольника». Из него ничего не торчало.

Чудовищный аппарат бесконечно проплывал над прогалиной – как звёздный крейсер в голливудском фильме, который тянется и тянется через экран... Олег стоял неподвижно, без мыслей, ощущая только одно – какой он крошечный и жалкий по сравнению с этим чудовищем. И даже когда аппарат исчез, Олег, не двигаясь, ждал, пока утихнет звук – он метался над просекой от дерева к дереву, подобно электрической искре...

* * *

Часа четыре Олег шёл, не решаясь вернуться к дороге... но, как он надеялся, параллельно ей. Однако, когда – ближе к вечеру – мальчишка попытался вернуться на пути, у него это не получилось.

Олег сбился с направления.

Собственно, эта мысль его не слишком напугала. Заблудиться больше, чем он уже заблудился, было просто нельзя, невозможно. А направление он теперь определить мог довольно легко. Кроме того, Олег был уверен, что наткнулся на следы ночного боя – точнее, расправы победителей над пленными – и опасался встретить врага (почему-то парень был уверен, что победил «враг», а повешенные – партизаны). Страх от увиденного помешал ему сообразить, что трупы выглядят совсем не свежими, да и слишком близко место казни от того дуба, на котором он ночевал – он бы не только увидел трассера, но и услышал бы выстрелы.

Короче, Олег продолжал упорно забираться в чащу, уверенный, что спасается от близких врагов. Он решил зайти подальше, а там снова сориентироваться и повернуть на север, к горам. А пока надо было думать о еде и располагаться худо-бедно на ночлег.

С едой ему неожиданно повезло. Почти сразу после того, как мальчишка начал думать о ночлеге, ему под ноги из-за большого куста метнулся заяц. Олег бы в жизни его не увидел – просто чуть не наступил на зверька. Сперва Олег оцепенел, но, на его счастье, сделав два больших прыжка, заяц припал к траве. Парень, царапая ногтями вслепую кобуру нагана, открыл её – он не сводил глаз с зайца – и бабахнул самовзводом.

Звук завяз в лесу, только эхо что-то прокричало в ответ. Заяц молча подскочил на месте, дрыгнул длинными задними лапами и замер в траве снова – но уже мёртвый. А Олег думал только об одном – что патроны оказались годными.

Заяц был крупный, тяжёлый, и рот у Олега наполнился слюной. Он уже не раз охотился и знал, как свежевать, потрошить и разделывать добычу, хотя эта мерзкая работа у него никогда не вызывала воодушевления. Но сейчас перед ним стояла куда более серьёзная проблема, чем отвращение.

У него не было ножа.

Теоретически Олег знал, что надо делать. Но практически... практически это было ещё более гадко, чем обычная разделка. Вздохнув, Олег подцепил зайца за лапы и пошёл искать воду, внутренне готовясь к тому, что предстояло сделать, чтобы поесть...

... Вообще-то ему продолжало везти. Он нашёл одновременно и место для ночлега – и воду. Подходящий дуб рос в тридцати шагах от ручейка, проложившего себе путь среди травы и мха.

Бросив зайца на траву, Олег стащил рубашку, ещё раз благословив этот мир за то, что он обошёлся без комарья. Морщась, поднял зайца, осмотрел его, словно это что-то меняло и от внешнего осмотра он мог превратиться в готовый полуфабрикат.

Противно было – непередаваемо. Олег попробовал на себя разозлиться. Не получилось, хотя есть хотелось очень. Кривясь и стараясь не смотреть, начал ломать заячью лапу – заднюю. Когда кусок лапы с остро поблёскивающей кромкой розовой кости остался у Олега в руке, мальчик сделал им круговой надрез повыше задних лапок зайца и, запустив в надрез, под шкуру, пальцы, начал стягивать её, как перчатку, к голове и хвосту, пока она не слезла полностью – довольно легко, кстати. Решительно взявшись за голову зверька, Олег начал откручивать её, глотая кислую слюну. Руки у мальчика были в крови почти до локтя, кое-что попало на грудь и лицо. Говорят, что кровь – ценный продукт, который можно и нужно пить, но заставить себя это сделать Олег не мог.

С облегчением бросив на траву открученную голову, Олег сжал освежёванную скользкую тушку повыше желудка, вскинул руки над головой и сделал сильное движение – словно рубил топором дрова. С коротким чавкающим звуком внутренности зайца вылетели через зад. Облегчённо отдуваясь, Олег опустил тушку в ручей, собрал все остатки, разбросанные вокруг, чтобы потом прикопать, и начал мыться. К отвращению – постепенно, кстати, проходившему – добавилось чувство гордости. Он первым же выстрелом подбил зайца. И разделал его, не имея ножа. Теперь оставалось развести костёр...

Очевидно, сегодня у него был удачный день. Уже через десять минут материал для костра был собран – от растопки до сухих сучьев, чтобы поджарить добычу – а ещё через пять минут Олег подкладывал в пока ещё робкое пламя, бледное в последнем дневном свете, веточки покрупнее, насвистывая что-то оптимистическое. Поднявшись, Олег с удовольствием посмотрел на огонь, весело взбирающийся по дровишкам, и отправился за рубашкой и зайцем.

... Волк стоял на другом берегу ручейка, задумчиво глядя в воду. Конечно, он не отражением любовался – его интересовал странный водоплавающий предмет, даже в таком состоянии пахнущий мясом. Конечно, зверь издалека почуял человека, но не сдвинулся с места – только поднял большую голову, и Олег, выйдя на берег, встретил взгляд его жёлтых, неожиданно печальных и мудрых, глаз с расстояния в пять метров.

Волк знал правду жизни – вот что читалось в его глазах. Всё живое на свете существует, чтобы есть и быть съеденным. И на этот раз он проиграл, не почуяв за волнующими запахами ещё один. Запах мёртвого – и в то же время живого! – предмета, который человек выхватил из кобуры. Запах револьвера. Волк не знал слов «кобура» и «револьвер», – но знал этот запах. Означавший, что человек – сильнее. Он не двинулся с места, не попытался бежать – гигантский серый зверь, чья голова пришлась бы на уровень Олеговой поясницы, встань они рядом. Волк стоял и смотрел на человека – в его глаза, а не на оружие в его руке.

Олег знал, что с такого расстояния не промахнётся. Успеет всадить в голову хищнику не одну, а три или четыре пули раньше, чем тот прыгнет через ручей. Не промахнётся, не промахнётся...

Ему совсем не хотелось стрелять между этих жестоких и красивых глаз, смотревших со спокойной человеческой храбростью.

– Давай так, – услышал Олег свой голос и не удивился тому, что говорит с волком. – Я забираю рубашку и тушку. Остальное – тебе. Я понимаю, что тебе это на один зуб, но мне тоже надо есть.

Волк по-собачьи склонил голову к плечу – смешным коротким движением, вслушиваясь в человеческую речь. Олег сделал шаг вперед, присел на корточки, не сводя всё-таки глаз со зверя, выловил заячью тушку из воды. Потом подцепил свою рубашку, висевшую на кустах, локтем прижал к боку и начал пятиться. Волк остался неподвижен, только провожал Олега глазами, пока тот не скрылся в зарослях.

... В эту ночь Олег лёг спать по-настоящему сытым, хотя несолёное мясо быстро перестало казаться вкусным. Остатки зайца мальчишка оставил около затушенного костра и несколько раз слышал ночью, устроившись среди ветвей дуба, как кто-то внизу похрустывает и потрескивает косточками.

Вообще ночь прошла очень плохо. И дело было не только (да и не столько) в звуках под деревом, и даже не в том, что Олег не нашёл такой же хорошей развилки, как в прошлый раз, и вынужден был спать, фактически сидя на толстом сучке. Он засыпал, просыпался – было страшно, в сон вламывалось то, что он видел на насыпи, трупы открывали безгубые рты, что-то шептали, тянулись руками, даже гнались за ним по лесу, а револьвер то ли не срабатывал, то ли просто не мог убить уже убитых... Под утро, когда дул рассветный ветер и только-только села за лес чудовищная луна, Олег проснулся окончательно – замотанный снами, со вкусом рвоты во рту и больным животом. Он хотел сразу тронуться дальше, но поопасался ночных хищников, которые как раз должны были возвращаться в свои логова, – и ещё почти час просидел на сучьях, прежде чем спуститься и продолжать путь...

* * *

Солнце перевалило за полдень, когда Олег снова вышел к железной дороге.

Он сел на рельс и плюнул. Похоже было на то, что он ухитрился заблудиться и теперь начал ходить кругами. Или это не та дорога? Внезапно стало совсем всё равно. Олег вытянулся на насыпи, ощущая ни с чем не сравнимое блаженство. Солнышко пригревало... А, пусть всё прахом идёт. Он не сдвинется с места, пока не отдохнёт как следует! Всё сразу поплыло, закружилось перед закрытыми глазами, навалилось – нервное напряжение, полубессонная ночь, переход с самого раннего утра... Олег сам не заметил, как уснул.

Снился почему-то спортзал фехтовального клуба. Занимались гимнастикой – как обычно, в спортивных трусах и босиком. Поддувало по ногам из дверей. Странно – никогда не было такого... Олег сделал батман – ноги почему-то очень ныли – и увидел себя в зеркале напротив: в одежде и с револьвером в кобуре. По ногам продолжало противоестественно дуть.

Олег с усилием проснулся – словно из липкой паутины выдрался. Ноги, кстати, болели на самом деле, а солнце село за деревья. И по ногам дуло.

– Бред какой-то, – пробормотал Олег, садясь и подтягивая ноги. И тут же процедил: – Вот это фишка...

Подошва левой кроссовки на носке протёрлась. Правой – лопнула по центру. И без того поношенные «пумы», надетые на рыбалку, не выдержали многокилометрового перехода по лесу.

От неожиданного огорчения глупо защипало в носу. Впрочем – так дли уж глупо? Ясно же, что скоро эта дрянь развалится совсем. Что тогда? Плести лапти? «– Вы умеете играть на рояле? – Не знаю, не пробовал... » Абсолютно пропало желание куда-то идти, что-то делать, вообще шевелиться. Кончено. Ему только четырнадцать, если уж на то пошло (ещё несколько дней назад он подумал бы – почти пятнадцать), и он имеет право устать и отчаяться...

Вот только имеет ли?

Олег медленно улыбнулся, словно улыбка требовала физического усилия. Похоже, не имеет он такого права... Да и не в этом даже дело – имеет, не имеет... Просто тут всё куда проще, чем дома. Хочешь – борись и живи. Не хочешь – только сложи руки... и всё, кранты. Тобой пообедают вороны и старый дружбан серый волк. Не побрезгует.

Он вдруг вспомнил... нет, не отца и не маму, по которым продолжал тосковать. Он вспомнил снимки – снимки в кабинете деда, где он, ещё не старый, снят на фоне крепостей, гор, лесов этого мира. Всё это где-то тут ЕСТЬ. И его дед здесь БЫЛ. И не важно, что Олег не помнил своего деда живым. Просто... просто такое родство, оно ОБЯЗЫВАЛО. Олег понимал свои собственные мысли очень смутно, они не формулировались. Но сидеть тут было нельзя, даже если он останется в одних трусах... или вообще с голым задом. Надо идти. Не важно, что не знаешь – куда. Не важно, что нет ни ножа, ни зажигалки. Не важно, что разваливаются кроссовки, что снова нечего есть, что в этом мире вешают людей и что тебе просто страшно... или даже ОЧЕНЬ страшно. Надо вставать и идти. Потому что надежда даётся лишь тем, кто в пути.

«Дорогу осилит идущий!» – вспомнил Олег невесть где читанные или слышанные слова. Повторил их вслух и встал.

Интерлюдия. «Антипсалом».

 
Блажен, кто жизнь перешёл вброд,
Не зная иного пути.
Блажен, кто других загонял в гроб,
Чтобы за гробом идти.
 
 
Блажен, кто чувствовал горечь во рту,
Вкушая липовый мёд.
Блажен, кто святую свою простоту
Использовал, как пулемёт.
 
 
Блажен, кто боролся против себя
И пал в неравной борьбе.
Блажен, кто смог любить, не любя,
Кто выжил в толпе и в себе.
 
 
Блажен не тот, у кого ни гроша,
А тот, кто осилил дорогу.
Блажен, кто понял – его душа
Нужна ему, а не богу. [8]8
   Стихи В. Коркия.


[Закрыть]
 

* * *

На этот раз он ночевал не на дереве. Не потому, что не нашёл подходящего – просто хотелось нормально вытянуться на земле в рост и выспаться. Буквально за полчаса до ночлега Олегу повезло – наткнувшись на болотце, заросшее рогозом, он натаскал целую кучу похожих по виду на бананы корней этого растения и набил ими желудок. Не мясо, конечно, но и не одуванчик. А около самого места ночлега попались под ноги, когда ходил за дровами, восемь здоровенных, крепких, не червивых белых грибов. Несолёные они были никакие, но после них и рогоза есть уже не хотелось.

Из ночи тянуло сыростью, лес вновь угрожал всеми своими звуками, но у огня страх притупился. Олег лежал спиной к костру, лицом в темноту. К опасности лучше всего находиться именно лицом, а за спиной иметь надёжного друга – в данном случае – огонь. Эти философские мысли напомнили Олегу о Вадиме. Как он там? Наверное, тоже ищет пропавшего друга. Рассказал в милиции о разговоре и рыщет по разным подозрительным местам... Лучше бы он был здесь, подумал Олег и тут же обругал себя скотиной. Нет, такого желать нельзя.

Он долго не засыпал. Не от страха, нет. Напряжённо – и спокойно – парень думал о том, что ему делать дальше. Может быть, в первый раз за всё время пребывания тут – спокойно. Куда можно придти, держась железной дороги? К населённому пункту. А кто их тут контролирует? Нет, лучше не рисковать. Надо опять углубляться в лес, ориентируясь с деревьев на горы. Почему-то Олег был уверен, что именно там найдёт помощь.

* * *

Правая кроссовка развалилась около полудня. Лопнувшая подошва отлетела полностью, и Олег вынужден был остановиться. Довольно долго он сидел на траве (сырой, кстати; земля стала болотистой, местами попадались бочажки с чёрной, торфяной водой), хмуро созерцая скончавшуюся обувку. Потом реанимировал её довольно оригинальным способом – мушкой нагана вырезал из куска берёзовой коры подошву и прикрутил её к кроссовке свитой из травы верёвочкой. Идти было можно, хотя теперь промокали обе ноги – в левую кроссовку вода лилась уже давно через протёртый носок.