Текст книги "История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя"

Автор книги: Олег Трубачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

В прочих славянских языках semьja вытеснено, сохраняются лишь незначительные следы, как например, в старых польских именах Siemirat, Siemowit, Siemomysl[1212]1212
  A. Brückner, стр. 489.


[Закрыть].

В основе ст.-слав. сѢмиѩ, сѢм- обычно выделяют суффикс −m-[1213]1213
  A. Meillet. Études, стр. 428.


[Закрыть], с помощью которого она произведена от известного индоевропейского корня *kei- ‘лежать’. Последнее значение могло использоваться для образования названий стоянки (или того, что лучше и точнее передается нем. Lager), поселения, жилища. Интересно, что производные от этого корня, обозначающие селение, жилье, известны в германском с суффиксом −m-; готск. haims ‘селение’, др.-исл. heimr ‘родина, мир’, нем. Heim ‘дом, семейный очаг’, в основе которых лежит та же производная форма, что и в слав. semьja[1214]1214
  Ср. A. Johannesson. Isländisches etymologisches Wörterbuch, стр. 195 и след.


[Закрыть]. В то же время производные с индивидуализирующим значением образованы с иным суффиксом −uo-: др.-в.-нем. hi(w)o ‘супруг’, ‘домочадец, слуга’, hiwa ‘супруга’, латышск. sieva ‘жена’, сюда же лат. civis ‘гражданин’[1215]1215
  Примеры см. Walde – Pokorny, Bd. I, стр. 358 и след.; K. Mülenbach, III, стр. 635, 861. Сюда же, к и.-е. *kei-, относится вариант с веларным k: литовск. kiemas ‘двор’, kaimas ‘деревня’.


[Закрыть]. В славянском эти четкие словопроизводственные отношения не удержались. Потребность в индивидуализирующих образованиях удовлетворялась новыми средствами, ср. ст-слав. сѢминъ, сѢмь.

К слав. semьja примыкает еще одно интересное индивидуализирующее образование – слав. sebrъ[1216]1216
  См. Б. Ляпунов. Семья, сябр – шабёр. Этимологическое исследование. – «Сборник в честь акад. А. И. Соболевского». Л., 1928 (с указанием более ранней литературы).


[Закрыть]: др.-русск. сѧбьръ ‘сосед, член одной общины’, также шакаръ, шабъръ то же, до последнего времени довольно широко представленное в русских диалектах: курск. обоянск. себёр ‘крестьянин, участвующий в общественных собраниях’, себровщина ‘общество одного селения’, себриться (тверск. осташк.) ‘присосеживаться, подбираться’[1217]1217
  «Дополнение к Опыту областного великорусского словаря», 1858, стр. 240.


[Закрыть], рязанск. сябёр ‘товарищ, пайщик, равноправный с другим хозяин’[1218]1218
  Е. Будде. Исследование особенностей рязанского говора. – РФВ, 1892, № 3, стр. 65.


[Закрыть], смоленск. сябёр ‘здоровый, дородный детина’[1219]1219
  В. Н. Добровольский. Смоленский областной словарь. Смоленск, 1914, стр. 900.


[Закрыть], олонецк. сябра, себра ‘община, артель, общее дело’, подсебритце ‘подделаться’[1220]1220
  Г. Куликовский. Словарь областного олонецкого наречия, стр. 117.


[Закрыть], ср. еще белор. диал. сябар ‘товарищ’[1221]1221
  М. В. Шатэрнiк. Краёвы слоунiк Чэрвеншчыны. Менск, 1929, стр. 274.


[Закрыть]. В русском слово представлено богатым числом примеров. Известна и другая диалектная разновидность слова: шабёр, отраженная еще в древних памятниках. Анализ значений в древнерусском и русском позволяет выделить наиболее существенные стороны значения слав. sebrъ: территориальная общность, общность в работе (не считая, конечно, случаев переосмысления, как в смоленских говорах). Эти интересные значения древнего производного от слав. semьja сильно отличают его от русск. семья. Поскольку нам знакомо развитие значения этого последнего, есть основания думать, что слав. sgbrъ сохранило более древнее значение, предшествовавшее позднейшему узкому ‘семья’.

Несколько слов о фонетическом облике слав. sebrъ: русск. сябёр, сябры (др.-русск. сѧкьръ), др.-сербск. себрь ‘plebejus’, сёрбск. сёбар земледелец’[1222]1222
  См. А. Преображенский, т. II, стр. 267.


[Закрыть] предполагают достаточно убедительно форму sgbrъ, известную лишь части славянских языков. К этой же древней форме восходит интересная диалектная форма русск. шабёр, шабры. Считается, что это диалектное изменение с > ш в русском ведет свое начало от неразличения обоих звуков в результате проникновения в русский язык западнославянских – «ляшских» элементов[1223]1223
  Ср. в последнее время – Д. К. Зеленин. О происхождении северновеликоруссов Великого Новгорода. – «Доклады и сообщения Ин-та языкознания АН СССР», т. VI. М.—Л., 1954, стр. 49 и след. Д. К. Зеленин высказывает точку зрения, отличную от шахматовской, полагая, что «ляшские» черты, в том числе с > ш, восходят еще ко времени непосредственной близости части восточных славян и западных, балтийских, славян. Кроме многих диалектных фактов, ср. общенародное шаг – к сягать, сяжок. Однако не все факты укладываются в гипотезу об общих древних переживаниях части восточных славян и балтийских славян «лехитской» (польско-поморской) группы. Явление могло быть шире, ср. чешск. šahati < sahati (*seg-) и другие случаи в чешском (см. J. Zubatу. К prechodu ś v š v ceštine. — «Listy filologicke», roc. XX, 1893, стр. 405–407). Сходство русск. шаг и чешск. šahati разительно, тем не менее в истории «ляшских» черт русского языка аналогичные чешские факты не учитываются.


[Закрыть].

Что касается др. – польск. siabr ‘druh, kolega, towarzysz, spolnik’, то это достаточно прозрачное заимствование из восточнославянского.

В словаре А. Г. Преображенского нашла отражение неправильная этимология, предполагающая связь с и.-е. *se-, *so- ‘себе, свой’ и весьма произвольные перестановки: себр/серб, сюда же па-серб и т. д. Литовск. sebras, латышск. sebris (значения – те же, что в русском) естественно считать заимствованными из русского, как правильно отмечал К. Буга[1224]1224
  Ср. еще K. Mülenbach, III, стр. 810.


[Закрыть]. В то же время К. Буга, видимо, ошибался, указывая форму, родственную слав. *sebo-, в древнепрусском этнонимическом и топонимическом semba-[1225]1225
  Ср., кроме ссылки А. Г. Преображенского (т. II, стр. 266–267) на письмо К. Буги, еще рукопись: K. Buga. Pastabos ir pataisos prie Preobraienskio rusu kalbos etimologijos zodyno. Вильнюсский университет, Отдел рукописей.


[Закрыть]. Реальность слав. sebrъ еще не означает реальности формы *sebo-. Слав. sebrъ происходит из формы *sem-ro с суффиксом −r-, словообразовательные отношения которой к sem-, semьja не вызывают никаких сомнений[1226]1226
  См. J. Kalima. – ZfslPh, Bd. 17, 1941, стр. 342–350; A. Vaillant. Grammaire comparée des langues slaves, t. I, стр. 95.


[Закрыть]. Согласный b носит здесь чисто позиционный характер, «усиливает» группу т-r, поэтому абстрагировать форму *sembo-, *sebo- нельзя. Нетрудно будет найти другое, более достоверное соответствие слав. sebrъ из *sem-ro в балтийском, дополнительно подтверждающее правильность этой этимологии: литовск. seimerys ‘товарищ’, производное от seima ‘семья’[1227]1227
  См. P. Skardzius. Указ. соч., стр. 305.


[Закрыть] – *seimeria– < *seimera-, т. е. такое же образование с суффиксом −r-, как и слав. sebrь < *semro. Существуют и другие этимологии славянского слова. Н. Иокль производит его из восточногерм. sem-bur ‘получающий половину дохода’, основывая это на отдельных значениях славянского слова[1228]1228
  N. Jokl. Südslavische Wortstratigraphie und albanische Lehnwortkunde. – «Сборник в чест на проф. Л. Милетич за седемдесетгодишнината от рождението му». София, 1933.


[Закрыть]. Э. Френкель[1229]1229
  См. рецензию Э. Френкеля на кн.: J. Otrebski. Slowianie. Rozwiazanie odwiecznej zagadki ich nazw. Poznan, 1947.—«Lingua Posnaniensis», t. 11, 1950, стр. 265.


[Закрыть] недавно повторил старую этимологию о наличии в слав. sebrъ, русск. сябёр носового инфикса и происхождении этих форм, вместе с названиями сербов и сорбов, от местоименной основы ‘свой, собственный’[1230]1230
  Из прочей литературы назовем статью: К. Оstir. Predslovansko *sebьrъ ‘zadrugar’. – «Etnolog», 4, 1930, стр. 1–29. Далее, ср. еще W. J. Doroszewski. Monografie slowotworcze. – PF, t. 15, czesc druga, 1931, стр. 276. Краткие сведения по литературе вопроса сообщает Ф. Славский (F. Slawski. Szaber-siabr. – JP, t. XXVIII, 1948, стр. 50–51), указывающий на невыясненность этимологии слова. См. в последнее время еще о слав. ‘sebrъ у Будимира (М. Вudimir. Quaestio de Neuris Cimmeriisque. – «Глас Српске Академиjе наука», CCVП, нова cepиja, 2. Београд, 1954, стр. 67), который отождествляет слово с этнонимом Северного Причерноморья Κίμβεροι, Κέμβεροι. Аналогичная мысль высказана еще Я. Розвадовским (Jan M. Rozwadowski. Cimbri – sjabri. – «Сборник в честь акад. А. И. Соболевского», стр. 36l); вслед за Розвадовским также объясняет слав. sebrъ и В. Пизани (V. Рisani. Zur Chronologie der germanischen Lautverschiebung. – «Die Sprache», Bd. I. Wien, 1949, стр. 136 и след.).


[Закрыть].

Прочие названия семьи в славянских языках: польск. rodzina, переживающее в самое последнее время расширение значения ‘кровная семья’ > вообще ‘родственники’, ср. ojciec, zona, syn, wnuki, siostry i rodzina (Краков)[1231]1231
  K. Nitsch. Co znaczy rodzina? – JP, t. XXXV, 1955, № 3, стр. 237–238.


[Закрыть]; укр. родина, польск. диал. rodovictvo[1232]1232
  A. Tomaszewski. Mowa tak zwanych Mazurow wielenskich. – «Slavia Occidentalis» t. 14, 1935, стр. 106.


[Закрыть], чешск., словацк. rodina, польск. диал. (в Словакии) svojina[1233]1233
  Gejza Horak. Narecie Pohorelej, стр. 170.


[Закрыть]; др.-сербск. и сербск. породица ‘семья’; болг. челяд ‘семья’; заимствованные в позднее время сербск. диал. фамеља, фамилиjа[1234]1234
  Љубо Миħевиħ. Живот и обичаjи Поповаца. Београд, 1952, стр. 120.


[Закрыть], ср. польск. диал. (в диалекте д. Погорелой в Словакии) fan’elija[1235]1235
  Geiza Horak. Narecie Pohorelej, стр. 155.


[Закрыть] < нем. Familie ‘семья’; сербск. диал. живина[1236]1236
  Jован Ердељановиħ. Етнолошка грађа о Шумадинцима. Београд, 1951, стр. 100.


[Закрыть] и заимствованное, по-видимому, тeвaбиja[1237]1237
  Льубо Миħевиħ. Указ. соч., стр. 120.


[Закрыть].

Славянская основа *obь-tjo-[1238]1238
  См. A. Meillet. Études, стр. 381.


[Закрыть] ст.-слав. обьmь, заимствованное отсюда русск. общий, сербск. опħи и – с иным значением – польск. obcy ‘чужой’, – генетически первоначально была реализована в слове, обозначавшем территориальную общественную единицу. Лучше всего это древнее значение сохранило чешск. obec ж. р. ‘деревня, селение, населенный пункт’, ср. также старославянское по происхождению, но чрезвычайно характерное для старого экономического уклада русской деревни слово община ‘вид владения землей сообща’. Сам институт общины скорее относится целиком к сфере экономической истории и мало дает для специально лингвистического исследования: с лингвистической точки зрения мы имеем дело с этимологически прозрачным словом. Известно, что *obь-tjo- представляет собой производное с суффиксом −tjo- от предлога-приставки со значением места ob- (ср. русск. об-), вернее его более полной формы obi-[1239]1239
  См. А. Преображенский, т. I, стр. 633; A. Vaillant. Grammaire comparée des longues slaves, t. I, Paris – Lyon, 1950, стр. 218–219.


[Закрыть], сохранившейся в ряде достоверных примеров в славянском (ст.-слав. обьдо, русск. обиход и др.). Роль суффикса −tjo-, −ti- в общем ясна: он означает принадлежность, отношение к чему-либо, выраженному основой. Вопрос в том, как понимать значение основы *obь-ti-. Нередко ограничиваются обобщением наиболее распространенных современных значений: *obь-ti- это ‘общая собственность, общинная собственность’[1240]1240
  Ср. Ноlub – Kopecny, стр. 249.


[Закрыть]. Однако при этом, независимо от воли исследователей, фактически смещаются в одну хронологическую плоскость весьма далекие друг от друга факты. Хотя слово *obь-ti- типично славянское новообразование, тем не менее оно достаточно старо, ср. его общеславянский характер. Чтобы предположить значение ‘общая, общинная собственность’ у славян времен их общности, надо быть уверенным в существовании уже тогда значения ‘частная собственность’ и соответствующего ему института, ибо только такая четкая противопоставленность реальных отношений земельной собственности могла создать коррелятивную пару терминов в полном смысле слова. Все это, однако, настолько сомнительно, что имеет смысл лишь как доказательство от противного. В наиболее вероятных условиях родового устройства эпохи славянской общности не было надобности в специальном термине ‘общинная собственность’, поскольку никакой другой собственности тогда не было.

Вернемся к форме *obь-ti-. Убедившись в несколько предвзятом характере принятого толкования, взглянем на эту форму только с семан-тико-морфологической, структурной точки зрения. Слав. ob-, obi- обозначает движение по кругу (‘вокруг’), также—’круглое’, причем последнее значение, как самостоятельное адъективное значение, выступает в соответствующем оформлении: ср. слав. oblъ с суффиксом −lь, чешск. obly и др. ‘круглый’. Аналогичное значение видим в другом именном производном – с суффиксом −ti-: *obьti = ‘круглый, круглое’. Что могло обозначать это образование?

Нам кажется не лишним вспомнить здесь о мнении ряда археологов и историков, считающих типичной для древних славян «круглую деревню» (нем. Runddorf), действительно, широко распространенную на древних славянских землях в бассейне Балтийского моря. Ср. обобщение нужных сведений у Л. Нидерле[1241]1241
  L. Niederle. Rukovet’ slovanskych starozitnosti. Praha, 1953, стр. 109, 347–350.


[Закрыть]. Надо сказать, что сам Нидерле смотрел на теорию первичности «круглой деревни» у древних славян скептически, но из его же материалов видно, что эта форма характерна для ряда старых славянских областей и, напротив, исчезает в областях позднейшего расселения – в Восточной Европе и на Балканах, где широко представлены уличный и разбросанный типы. Большую ценность в этой связи имеет указание современного археолога на то, что круглое поселение относится к наиболее древним эпохам славянской истории и «очевидно, представляет собой тип поселения, возникшего в период существования патриархально-родовой общности»[1242]1242
  W. Hensel. Ksztaltowanie sie osadnictwa slawianskiego. – «Slavia Antiqua», t. II. Poznan, 1949–1950, стр. 6. Из других свидетельств о «круглой деревне» на древних славянских землях ср. указание Костшевского на раннепястовскую «круглую деревню» в Седлемине повята Яроцин (J. Kostrzewski. Wielkopolska w pradziejach, Warszawa – Wroclaw, 1955, стр. 288–289; Мюллер сообщает, что еще в последней четверти XIX в. в некоторых маленьких лужицких деревнях дома были расположены по замкнутому кругу (Е. Мüller. Das Wendentum in der Niederlausitz. Kottbus, 1921, стр. 99. Цит. по кн.: М. И. Семиряга. Лужичане. М.—Л., 1955, стр. 93). Возможно, не случайно распространение формы, продолжающей слав. *obьti- именно со значением ‘селение, деревня’ – чешск. obec, совпадает с частью районов распространения «круглой деревни».


[Закрыть].

Слав. *obьti- ‘круглое’ могло быть, таким образом, использовано для обозначения круглого поселения у древних славян. Суффикс −ti- был особенно удобен, благодаря своим адъективным и собирательным функциям. Допустимо считать древнейшим именно это значение, поскольку предположение в таком случае является лишь логическим обобщением известных фактов. Так, в слав. *obьtjь мы имеем своеобразный древний славянский термин общественного устройства. Значения ‘общий’ и ‘чужой’ (ср. польск. obcy) явились уже в результате вторичного развития. Имущественные, землевладельческие отношения выражены только в производном с притяжательным суффиксом −ina: ст.-слав. обьщина, болг. община, сербск. опħина.

Древней формой является слав. ljudьje, этимология которого далеко еще не может считаться выясненной[1243]1243
  А. Меillet. Études, стр. 262.


[Закрыть]. Достоверна изоглосса слав. ljudъ, ljudьje — литовск. liaudis, латышск. laudis — др.-в.-нем. liut, объединяющая целый ряд индоевропейских диалектов, которым была известна соответствующая общая морфема со значением ‘люди, народ’. Но в прочих индоевропейских языках родственные формы указать значительно труднее.

Исследователи считают возможным сопоставлять слав. ljudьje с др.-инд. rodhati ‘поднимается’, авест. raoдaiti ‘растет’, лат. liberi ‘дети’, готск. liudan ‘расти’, объединяя все сравниваемые слова вокруг и.-е. *leudh-’расти, подниматься’; как формы с более близким значением ‘свободный (человек)’ указываются бургундск. leudis, ст.-слав. людинъ и греч. έλεύθερος[1244]1244
  С. С. Uhlenbeck, стр. 254–256; Waldе – Pokorny, Bd. 11, стр. 416–417; А. Преображенский, т. I, стр. 493–494; Holub – Kopecny, стр. 205–206; М. Vasmer, REW, Bd. И, стр. 78.


[Закрыть]. Ср. еще алб. len ‘я рожден, происхожу’, l’ind ‘рождаю’, pol’em ‘народ’[1245]1245
  N. Jokl. Studien zur albanesischen Etymologie und Wortbildung. – «Sitzungsberichte der philologisch-historischen Klasse der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften», Bd. 168, I. Abh. Wien, 1911, стр. 48–49.


[Закрыть].

Ближайшим образом родственны слав. ljudьje соответствующие формы балтийского, где, кроме упомянутых литовского и латышского слов, следует отметить еще литовск. диал. liaudzia все домашние’, жемайт. liaude ‘семья’[1246]1246
  R. Trautmann. BSW, стр. 161; К. Буга. Рукописная картотека к литовскому этимологическому словарю (АН Лит. ССР); P. Skardzius. Указ. соч., стр. 51, 70.


[Закрыть].

Повторяем, что в дальнейших этимологических связях слав. ljudьje еще немало двусмысленного и предлагаемые более отдаленные сближения допустимы, но не абсолютно достоверны, что в этимологических исследованиях не редкость. Обычно объясняют ljudьje из и.-е. *leudh-’расти’. Эта этимология плохо объясняет значение ‘свободный’. Такое значение сохраняется в ст.-слав. людинъ, а о том, что это не позднее значение, красноречиво говорит лат. liber, греч. έλεύθερος. Фонетическая близость и семантические мотивы, возможно, оправдают сближение с литовск. liauti ‘прекращать’, греч. λύω ‘развязывать, высвобождать’ (и.-е. *leu-), сюда же чешск. стар. leviti облегчать’, levny ‘дешевый’[1247]1247
  О последних см. Ноlub – Kopecny, стр. 203.


[Закрыть]. Столь же закономерен вопрос об элементе −d- в корне слав. ljud- и его возможной суффиксальной роли.

Последнее предположение не менее гадательно, чем другие, и оно сформулировано лишь с целью показать наиболее слабые места известной этимологии. Следует согласиться с тем, что нам недостаточно ясна история слова. Кроме достоверных фонетико-морфологических отношений, упомянем еще для полноты картины сомнительные сопоставления, которыми, однако, некоторые ученые оперируют достаточно уверенно. Имеется в виду довольно редкое в индоевропейском чередование плавный: зубной, пример которого К. Оштир видит в «добалтославянском ljudъ/tjudjь»[1248]1248
  K. Ostir. Drei vorslavisch-etruskische Vogelnamen. Ljubljana, 1930, стр. 8.


[Закрыть]. М. Будимир тоже считает, что «фонетическая и семантическая близость основ teuta и leudho- (откуда ljud и т. д.), как и их исключительная древность, вряд ли случайны»[1249]1249
  M. Будимир. Λαύριον πεδιον и Taurisci, Taurunum. – «Зборник филозофског факултета», III кн. Београд, 1955, стр. 287.


[Закрыть]. Правомочнее, вероятно, вопрос о семантическом соотношении основ tauta и l’audis, liaudis[1250]1250
  G. Devoto – «Studi baltici», v. III, 1933, стр. 74–79.


[Закрыть].

Слав. ljudьje: русск. люди, сербск. људи, польск. ludzie — содержит рефлекс и.-е. eu, отраженного в балтийском дифтонгом iau[1251]1251
  E. Вerneker. Von der Vertretung des idg. eu im baltisch-slavischen Sprachzweigr. – IF, Bd. 10, 1899, стр. 151; G. Iljinskij. Der Reflex des indogermanischen Diphtongs eu im Urslavischen. – AfslPh, Bd. 29, 1907, стр. 492.


[Закрыть]. Морфологическую характеристику славянских образований дает И. Ф. Ломан[1252]1252
  J. F. Lohmann. Des Kollektivum im Slavischen. – KZ. Bd. 56, 1929, стр. 76; Bd. 58, 1931, стр. 227, 229.


[Закрыть]: ljudьje, plurale tantum, произведено из старого собирательного имени с −i-основой *ljudь = литовск. liaudis, −ies, от которого образовано и nomen unitatis: ст.-слав. людинъ.

Старым названием группы родственных, своих, лиц было, вероятно, слав. svoboda: ст-слав. свобода, словенск. svoboda, sloboda, болг. свобода, сербск. слобода, чешск. svoboda, польск. swoboda, стар. – польск. swieboda. В слове правильно выделяют основу своб-, ср. ст.-слав. свобьство[1253]1253
  См. W. Vondrak, Bd. I, стр. 454; Meillet. Études, стр. 322; Г. А. Ильинский. Славянские этимологии XXXVI–XL. – РФВ, т. LXIX, 1913, стр. 21–22.


[Закрыть], которая продолжает и.-е. *sue-bho- производное от местоименной основы sue- свой’[1254]1254
  См. А. Преображенский, т. II, стр. 262–263.


[Закрыть] с суффиксом −bh-, нередкое в значении ‘род, свои, родичи; соплеменники’, ср. основанное на таком терминологическом значении племенное название герм. *Swœbjoz ‘свевы’[1255]1255
  Э. Прокош. Сравнительная грамматика германских языков. М., 1954, стр. 145.


[Закрыть], нем. Schwaben, далее Sabini, Sabelli, Samnium, ср. нарицательное готск. sibja, нем. Sippe ‘родня’[1256]1256
  Примеры см. Walde – Pokornу, Bd. II, стр. 455–456.


[Закрыть]. Ср. еще о слав. svoboda — Ф. Мецгер[1257]1257
  F. Mezger. IE se-, swe- and Derivatives. – «Word», vol. 4, 1948, стр. 103.


[Закрыть] и Э. Френкель[1258]1258
  См. его рецензию в «Lingua Posnaniensis», t. II, 1950, стр. 264–265.


[Закрыть], причем последний говорит конкретно об отношениях форм svo-: so-.

Слав, svoboda образовано с суффиксом o(da), характерным собирательным формантом, т. е. совершенно аналогично слав. jagoda — букв, ‘много ягод’[1259]1259
  Русск. ягода и другие родственные развили вторичное сингулятивное значение.


[Закрыть] от *jaga ‘(одна) ягода’: ст.-слав. винѩга ‘виноград’, литовск. uoga ‘ягода’. Таким образом, этимологически первоначально для слав. svoboda значение: ‘совокупность (вместе живущих) родичей, своих’. В то время как слав. *obьtjь может быть понято (см. выше) как техническое обозначение типичного славянского поселения одной родственной группы, слав. svoboda обозначает эту совместно живущую родственную группу прежде всего как таковую. В обоих случаях первоначальное терминологическое значение слов подверглось сильным изменениям. Ясно одно: значение ‘свобода’, возобладавшее в слав. svoboda, является вторичным. Об этом говорит прозрачная этимология слова и остатки старого значения: др.-русск. свобода ‘поселок, селение, слобода’[1260]1260
  См. Ф. П. Филин. Лексика русского литературного языка древнекиевской эпохи. – «Ученые зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена», т. 80, 1949, стр. 170.


[Закрыть], русск. слобода, др. – польск. sloboda ‘небольшой поселок, поселение крестьян’[1261]1261
  W. Taszycki. Wybor tekstow staropolskich XVI–XVIII w. Warszawa, 1955, стр. 258 (словарь).


[Закрыть]– естественно, в соединении с элементами совершенно нового значения.

Древнюю особенность следует усматривать в ударении русск. слободà, болг. свободà, если допустить здесь сохранение старого окситонного ударения, отличающего собирательные образования. Ю. Курилович говорит, кроме греч. νευρα, φυλή (при νευρον, φυλον), также о славянских собирательных на −ā-[1262]1262
  J. Kurylowicz. Études indoeuropéennes, I, cтp. 173, где разбираются примеры в какой-то мере аналогичные.


[Закрыть]. Сюда же относятся русские формы множественного числа на −а ударяемое: господá.

Значение ‘свобода’ – более позднее, результат нового словообразовательного акта, ср., между прочим, ударение свобóда, соответствующее этому значению в русском.

В форме слобода звук л развился из v тогда, когда v имело еще характер сонанта u[1263]1263
  См. А. Преображенский, т. II, стр. 322–323.


[Закрыть]. Могла, разумеется, сыграть роль диссимиляция двух губных: u…b > l…b[1264]1264
  R. Nahtigal. Slovanski jeziki. V Ljubljani, 1952, стр. 188.


[Закрыть]. Считать slob = первоначальной формой[1265]1265
  Hоlub – Kopecny, стр. 364.


[Закрыть] нет оснований.

Если в начале общеславянского периода могла еще существовать реальная пара сингулят. *svobo- (и.-е. *suobho-) — собират. svoboda, то в более позднее время эти четкие отношения стерлись и явилась потребность в новых сингулятивных обозначениях. Отсюда – ст-слав. свободь ‘свободный’, поздний характер которого, как вторичного образования из собирательного, очевиден. Поэтому какие-либо «самостоятельные» этимологии слав. svobodь не имеют смысла, и попытки в свое время И. Зубатого[1266]1266
  Josef Zubaty. К vykladu nekterych prislovci zvlaste slovanskych. Цит. по кн.: «Studie a clanky», svazek II. Praha, 1954, стр. 157, сноска 1.


[Закрыть], а недавно – В. Махека[1267]1267
  Vaclav Machek. Etymologies slaves. – «Récueil linguistique de Bratislava», I, 1948, стр. 96.


[Закрыть] объяснить его из *svo-pot-, ср. др.-инд. svaptjam, и.-е. *pot-, т. е. ‘свой хозяин, сам себе господин’, нельзя принять. По тем же причинам антиисторично было бы сравнивать слав. svobodь с именем фракийского боге. Σαβάζιος, имеющим совершенно другое этимологическое происхождение, ср. этимологию О. Хааса[1268]1268
  О. Haas. Substrats et mélange de langues en Grèce ancienne. – «Lingua Posnaniensis», t. III, 1931, стр. 92.


[Закрыть]: к догреч. σάος ‘целый и невредимый’. Однако Σαβάζιος скорее производит впечатление типичного иранского слова, к тому же оно распространено у иранских и соседних с ними народов Передней Азии и Кавказа, ср. иранск. spada- ‘войско’ и особенно осет. Æfsati ‘бог охоты’[1269]1269
  См. В. И. Абаев. Осетинский язык и фольклор. М., I, 1949, стр. 283 (а также на стр. 182: spāda.).


[Закрыть].

Славянский уже не обозначал родственников, родню старым индоевропейским корнем *gen-, как, например, лат. gens ‘род, племя’[1270]1270
  A. Walde. Lateinisches etymologisches Wörterbuch, стр. 338.


[Закрыть], литовск. gentis, gentainis ‘родственник’. Эти обозначения вытеснены еще при формировании общеславянского языка, в порядке обновления унаследованного словаря новыми чисто славянскими образованиями. Так, абсолютное распространение получила славянская основа, представленная в русск. родственник, родня, род и близких образованиях других славянских языков.

Прямых преемственных связей между индоевропейскими названиями рода, родства, родни и славянскими почти не сохранилось. С другой стороны, славянский в своих новообразованиях подчас обнаруживает семантические реминисценции индоевропейского способа обозначения. Так, подобно индоевропейским именам свойства отглагольных основ ‘вязать, связывать’ (*snuso-s < *sneu- и др. см. выше) образованы некоторые славянские названия. Речь идет не столько о русск. шурин и родственных, которые представляют собой скорее унаследованное образование (к и.-е. *siəu- ‘шить’), сколько о специально славянских формах, построенных по тому же принципу. Ср. др.-русск. вьрвь, название семейной, затем территориальной общины, развившееся из значения ‘веревка’, ср. русск. веревка, литовск. virve; др.-русск. ужикъ, ст. – слав, ѫжика ‘родственник’, ср. др.-русск. ужь ‘веревка’ – к vezati[1271]1271
  См. Ф. П. Филин. Лексика русского литературного языка древнекиевской эпохи, стр. 231.


[Закрыть]. Сюда же др. – чешск. privuzny, совр. pribuzny[1272]1272
  Fr. Kott. Cesko-nemecky slovnik, H, 1880, cтp. 1005; Holub – Kopecny, стр. 300.


[Закрыть].

В свою очередь литовский язык сохранил аналогичное bendrove ‘родня, домочадцы, общество’, bendras ‘товарищ; общий’ – из неизвестного славянскому корня и.-е. *bhendh- вязать, связывать’, сюда же греч. πενθερός, ‘тесть’, др.-инд. bandhus ‘связь, родство’[1273]1273
  См. P. Skardzius. Указ. соч., стр. 298, 387; С. С. Uhlenbeck, стр. 186.


[Закрыть].

Прочие славянские названия родства, родни: чешск. диал. prizen, т. е. ‘дружба’[1274]1274
  Q. Hodura. Nareci litomyslske. V Litomysli, 1904, стр. 69.


[Закрыть], сербск. диал. (черногорск.) fis ‘род, племя, свои’, албанского происхождения[1275]1275
  Ivan Popovic. Neki gentilni i njima srodni termini kod Crnogoraca i Arbanasa. – «Naucno drustvo NR Bosne i Hercegovine, Radovi», Knjiga II, odjeljenje istorisko-filoloskich nauka, I. Sarajevo, 1954, стр. 55.


[Закрыть].

Почти до наших дней сохранилась у южных славян, причем лучше всего – у сербов, архаичная форма родственных отношений – задруга. Говоря о сербской задруге, прежде всего подчеркнем архаичность формы самих отношений, а не названия, поскольку название – сербск., болг. задруга — носит поздний, местный характер, ничего интересного в лингвистическом отношении не представляет и в этимологическом исследовании не нуждается, будучи совершенно прозрачным по образованию: о.-слав. drugъ. Поэтому нет смысла останавливаться на названии задруги сколько-нибудь подробно. Что же касается общественного института задруги, это особая большая проблема, относящаяся больше к истории и этнографии. Здесь необходимо отметить, что, как всякий древний институт, задруга в современную эпоху представляет сложную совокупность элементов, которые отнюдь не все унаследованы от древности. Нас интересуют в задруге, естественно, остатки рода, родовой общности. Современная сербская задруга уже перед второй мировой войной переживала глубокий кризис, распадалась, сохранялась часто только формально, в ней не соблюдался даже принцип родственной общности семейств, образующих задругу. Богатейший материал на эту тему содержат монографии из серии «Српски етнографски зборник»[1276]1276
  Ср., например, Љ. Миħевиħ. Живот и обичаjи Поповаца, стр. 122 и след. Надо поэтому различать сербскую задругу как таковую и действительные остатки древних родственных и брачных отношений в быту сербского народа. Шпиро Кулишич дал недавно обстоятельный анализ этих следов, показав на большом материале наличие в обычаях ряда районов Сербии остатков матрилокального и дислокального брака, древней принадлежности детей роду матери, далее – экзогамного похищения, авункулата, выражающихся, например, в особо важной роли старого свата, а также брата по матери невесты или ее кровного брата. Задругу как организацию Ш. Кулишич характеризует следующим образом: «Задруга-братство, как ассоциация братьев по отцовской линии родства, могла развиться только в связи с утверждением патри-локального брака, который сделал возможным постепенный переход к отцовской линии родства» (Spiro Кulisiс. Tragovi arhaicne porodice u svadbenim obicajima Crne Gore i Boke Kotorske. – «Гласник Земаљског Музеjа у Capajeвy». Иcтopиja и етнографиjа, свеска XI, 1956, стр. 225).


[Закрыть].

Слав. drugъ < и.-е. *dhreu/*dhru- с широким кругом значений: ‘крепкий, прочный’, сюда же и.-е. *dhereuo- ‘дерево’, ‘надежный, верный’. Последние значения реализованы в нем. trauen ‘верить, доверять’, Treue ‘верность’, литовск. drovetis ‘стыдиться, стесняться’. Таким образом, *drou-go- (слав. drugъ, литовск. draugas) образовалось из *dhreu- с суффиксом −g-, известным нам по нескольким названиям лиц: *man-g-io и др. Значение *drougo-: ‘верный, сообщник, товарищ’. В этом производном тоже реализовано значение и.-е. *dhreu-, удобное для общественного термина.

Это объяснение точнее старого сближения с готск. driugan ‘воевать’, ср.-в.-нем. truht ‘отряд’, галл. drungos с предполагаемым и.-е. *dhrugh- ‘быть готовым, крепким’ в основе[1277]1277
  А. Преображенский, т. I, стр. 198.


[Закрыть], которое носит довольно случайный характер и оставляет в сущности невыясненным словопроизводство слав. drugъ.

В пользу нашего объяснения – достоверность как балто-славянских, так и индоевропейских словообразовательных моментов, а также более четкое определение ближайших родственных форм; в частности славянский имеет еще *drъzati, ст.-слав. дръжати с той же основой, распространенной суффиксом (детерминативом) −g-, и гласным в ступени редукции. Последнее слово обычно считают лишенным достоверных соответствий вне славянского[1278]1278
  См. А. Мейе. Общеславянский язык, стр. 188.


[Закрыть].

Поздними являются названия родителей в славянском и других индоевропейских языках[1279]1279
  См. О. Schrader. Reallexikon, стр. 182.


[Закрыть]. Индоевропейская общность всегда хорошо знала только родительницу-мать, обозначения отца как ‘родителя’ появляются очень поздно, а такие отношения меньше всего нуждаются в объединении каким-либо общим термином. Поэтому только очень поздно смогли появиться названия родителей, носящие «индифферентный» характер: ст.-слав. родителѩ, греч. τοκήες γονεις, лат. parentes, арм. cnolkh, литовск. gymdytojai; нем. Eltern, др. – чешск. starsi и др.[1280]1280
  См. обзорную статью: О. Нujer. Vyraz pro pojem ‘rodice’v jazycich indoevropskych. – LF. roc. XLII. 1915, стр. 421–433.


[Закрыть] Об обозначениях родителей способом эллиптического словоупотребления– укр. батьки, литовск. tevai — см. выше.

Названия человека, казалось бы, не имеют ничего общего с терминологией родства, и это справедливо для большинства индоевропейских языков, где обычны случаи развития значения ‘человек’ < ‘земной’, ‘смертный’. В этом отношении славянское обозначение представляет собой интересное исключение. Нетрудно заметить, что все эти названия носят поздний характер, оформились в эпоху самостоятельного существования индоевропейских языков. Общее в них объясняется аналогичными условиями происхождения. Столь же поздним, чисто славянским образованием является слав. celovekъ. Своеобразие славянского слова заключается в его двуосновности, а также в этимологической связи с названиями рода (о чем подробнее – ниже). Интересна его способность выступать в известных условиях в роли родственного термина: укр. чоловiк ‘муж, супруг’ (при новом местном людина ‘человек’), русск. диал. чвлавечица ‘жена’.

Все славянские формы по языкам продолжают общее *celovekъ, ср. русск. человек[1281]1281
  Н. Pedersen. Die Nusalpräsentia und der slavische Akzent. – KZ, Bd. 38, стр. 420; W. Vondrak. Bd. I, стр. 37, 308, 309.


[Закрыть]. Формы *clv-, *celv- менее вероятны, формы с clo-, cо- объясняются как сокращения употребительного слова. А. Брюкнер, однако, допускал общеславянскую метатезу clovekъ <*colvekъ <*celvekъ[1282]1282
  А. Вrückner. Über Etymologien und Etymologisieren, II, стр. 209; его же. Die germanischen Elemente im Gemeinslavischen. – AfsIPh, Bd. 42, 1929, стр. 128–129.


[Закрыть]. Но скорее всего древнейшую форму сохранил русский, в прочих славянских обобщена форма clo-, упрощенная в южнославянских языках: болг. човек, сербск. чoвjeк, в диалектах – чоек, чок, чек[1283]1283
  E. Fraenkel. Zur Verstümmelung bzw. Unterdrückung funktionsschwacher oder funktionsarmer Elemente in den balto-slavischen Sprachen. – IF, Bd. 41, 1923, стр. 402.


[Закрыть]; наиболее архаична для южнославянских форма чакавск. clovek[1284]1284
  Mate Tentor. Der cakavische Dialekt der Stadt Cres. – AfsIPh, Bd. 30, 1908, стр. 189.


[Закрыть], ср. ст.-слав. чловѢкъ.

По-видимому, наиболее вероятным остается этимологическое объяснение Г. Циммера[1285]1285
  См. его рецензию в AfslPh, Bd. 2, 1877, стр. 346–348. Неправдоподобны объяснения слав. celovekъ сравнением с др.-инд. cira-’долгий’ (Е. u J. Leumann. Etymologisches Wörterbuch der Sanskrit-Sprache, стр. 102) и с черкесским c’efuxu ‘мужчина’ (V. Polak. Указ. соч., стр. 29).


[Закрыть]: celo-vekъ, где celo — к celjadь и родственные ‘род’ a vekъ соответствует литовск. vaikas ‘дитя’, т. е. ‘дитя, отпрыск, сын рода’. К. Бругман сопоставляет celо в celovekъ с др.-в.-нем. helid ‘мужчина’, на основании чего он предполагает *cьlo- = ‘человек’, а cь1оvekъ —’Menschenkind’, ср. отношение греч. ‘ανηρ ‘муж, мужчина’ – άνθρωπος ‘человек’[1286]1286
  K. Brugmann. Griechisch άνθρωπος – IF. Bd. 12, 1901, стр. 26, сноска 2.


[Закрыть]. В последнее время выступил в поддержку этимологии Г. Циммера К. Мошинский[1287]1287
  K. Moszynski. Uwagi go 2. zeszytu «Slownika etymologicznego jezyka polskiego» Fr. Slawskiego. – JP, t. XXXIII, 1953, № 5, стр. 352 и след.


[Закрыть]. Правильно указывая на чрезмерную сдержанность Ф. Славского[1288]1288
  Fr. Slawski, стр. 123.


[Закрыть] в отношении к названной этимологии, Мошинский приходит к выводу, что для этимологии Циммера нет никаких препятствий ни в историко-фонетическом, ни в интонационном отношении. Толкование cе1о-vekъ – ‘сын рода’ полностью оправдывается нашими знаниями общественного строя древних славян, как и всяких других племенных групп родового строя. Морфема −vekъ в слове при этом указывает на происхождение (ср. литовск. vaikas ‘дитя’) подобно суффиксу −itjь в славянских образованиях патронимического типа. Ср. еще кельт. macc ‘сын’ перед именем предка как указание на происхождение. К. Мошинский согласен видеть в слав. *cel- более архаическое название рода при специально славянском, позднем rodъ. В общем же *cеlоvekъ синонимично *roditjь.

Отношения значений −vekъ (в celovekъ) и о.-слав. vekъ ‘возраст, век, столетие’ не могут вызывать сомнений прежде всего потому, что семантическая связь значений ‘человек’, далее – ‘человеческая жизнь’, ‘длительное время вообще’ – в порядке вещей (ср. выше о.-слав. mozъ ‘муж, мужчина’ и латышск. muzs ‘возраст’). Более того, понятие длительного времени, века должно было вторично абстрагироваться из более важного и более древнего понятия ‘человеческая жизнь’, которое в свою очередь тесно связано с термином ‘человек’. Индоевропейские этимологические данные подтверждают это: литовск. vaikas, слав, vekъ образовано от и.-е. *uei- ‘сила’, лат. vis точно так же, как и.-е. *uiro-s, лат. vir ‘муж, мужчина’. Значения слав. vekъ ‘возраст, век’ вторичны, ср. остатки переходного значения в слав. o-vecьnъ ‘нездоровый’. Наиболее древнее значение ‘сын, дитя’ сохранилось в окаменелом виде в древнем сложении celo-vekъ. Из прочих форм ср. еще литовск. vaikinas ‘ребенок, мальчик’: слав. vecьnъ, абсолютно тождественные морфологические образования, в то время как значение vecьnъ ‘вечный’ целиком входит в орбиту вторичного значения слав. vekъ ‘век, длительное, бесконечное время’. Форм, более близких к слав. celovekъ, балтийские языки не имеют. Латышск. cilveks человек’ считают заимствованием из славянского[1289]1289
  См. К. Mülenbach, I, стр. 382–383.


[Закрыть], причем очень древним, осуществившимся до первой палатализации (слав. *kelovekъ), так как латышск. с может правильно отражать только слав. k. Это объяснение – не единственно возможное, потому что вполне закономерно было бы предположить заимствование в ту эпоху, когда слав. celovekъ ощущалось в живой речи как сложение известных элементов (*celo- ‘род’, *-vekъ ‘дитя’). При таком положении, когда слав. celovekъ попало в язык части близко родственных балтийских племен, оно с самого начала неизбежно должно было увязываться с местными балт. *kela-s, *kilti-s ‘род’, а позднее и пережить общее с ними в латышском изменение k > с перед гласным переднего ряда. При этом не так важно, получили предки латышей славянское слово как cеlоvekъ или как *kelovekъ, поскольку речь идет о той эпохе, когда k и c являлись всего лишь вариантами одной фонемы. В любом случае этимологические связи могли оставаться совершенно прозрачными.

Слово celovekъ — чисто славянское образование, поэтому поиски ближайше родственных ему форм в более далеких индоевропейских языках нельзя признать успешными. Имеются в виду сопоставления ст.-слав. чловѢкъ и греч. πάλλαξ, παλλακή ‘наложница’[1290]1290
  См. W. Prellwitz. Etymologisches Wörterbuch der griechischen Sprache. Göttingen, 1892, стр. 237. Против – E. Boisacq. Dictionnaire étymologique de la longue grecque. 2-ème éd., Heidelberg – Paris, 1923, стр. 743; E. Berneker, Bd. I, стр. 141.


[Закрыть].

Изложенная этимология более всех прочих заслуживает доверия. Ср. еще из старых этимологий дилетантское толкование Шумана[1291]1291
  AfslPh, Bd. 30, 1908, стр. 295.


[Закрыть]: русск чело-век – ‘in der Stirn die Kraft besitzend’ (в противоположность животным). К сожалению, до сих пор имеет хождение одна совершенно произвольная этимология. Так, Ян Отрембский[1292]1292
  Jan Otrebski. Slowianie. Rozwiazanie odwiecznej zagadki ich nazw. Poznan, 1948. Этимология нам известна по рецензии Эрнста Френкеля (помещена в «Lingua Posnaniensis», t, II, 1950, стр. 267), который расценивает ее положительно.


[Закрыть] видит в ст.-слав. чловѢкъ результат контаминации гипотетического *slovekъ из недоказанного слав. *selv- ‘свой, собственный’ и слав. celjadь, челядь. Голуб и Копечный тоже упоминают толкование clovek < *slovek как вероятное. Наконец, не вполне ясна этимология А. Вайана[1293]1293
  A. Vaillant. Deux noms de l’«homme» en slave. – BSL, t. 39, стр. XIII–XIV.


[Закрыть]: слав. *cьlovekъ = ‘совершеннолетний’, причем cьlo- к *celъ.

Литовский язык имеет свое, совершенно иное и гораздо более древнее zmogus, также zmuo ‘человек’[1294]1294
  Подробности о литовском слове см.: P. Skardzius. Smulkmenos XXVII. – «Archivum philologicum», t. VII, 1938, стр. 56; его же. Lietuviu kalbos zodziu darybu, стр. 296–291.


[Закрыть].

Вполне естественно после того, как мы разобрали старое славянское название члена рода, потомка рода, сохранившееся в названии человека, обратиться теперь к названию, которое по ряду признаков должно было играть в древности роль названия отщепенца, человека вне рода, изгнанного из рода. В эпоху родового строя это было самым страшным наказанием. Такой обычай почти до наших дней сохранился в сербской задруге. Вот что наблюдал Л. Мичевич[1295]1295
  Љубо Миħевиħ. Живот и обичаjи Поповаца, стр. 123.


[Закрыть] в селении Попово, Герцеговина: «Hajвеħа осуда била je за онога члана задруге, коjи се и послиjе горњих казна [выше описывается наказание члена задруги временным изгнанием из задружного дома – на ночь. – О. Т.] не би поправио, истjеривање за увиjек из куħне заjеднице. Такове су истjеривале напоље без ичега. И они су кидали сваку везу са куħном заjедницом. Тежак je био њихов положаj Истjерани члан дуго се мучио и злопатио, док би осигурао кров над главом и мало гниjездо себи и сводима савио». Если сейчас это воспринимается как необыкновенный архаизм и сам обычай не может обладать большой действенной силой в экономическом и социальном отношении[1296]1296
  Ср. там же о прогрессирующем перед второй мировой войной разложении сербской задруги, о примерах экономического выделения, выхода из задруги, особенно среди молодого поколения.


[Закрыть], хотя даже описание современных отношений у Л. Мичевича звучит достаточно красноречиво, – то можно себе представить положение человека, изгнанного родом в ту эпоху, когда род был единственной общественной организацией.

Необходимо предположить, что соответствующее название тоже должно быть очень древним словом. Таким названием было слав. *vorgъ: ст.-слав. врагъ ‛εχθρός, откуда русск. враг; укр. ворог, сербск. враг, польск. wrog, чешск. vrah — древнее слово с недостаточно ясной этимологией[1297]1297
  Ср. A. Meillet. Études, стр. 226.


[Закрыть].

Довольно много места этимологии славянского слова уделяет В. И. Абаев[1298]1298
  В. И. Абаев. Осетинский язык и фольклор, I, стр. 581 и след.


[Закрыть], сравнивая его с осет. warz- ‘любить’. Он считает неотделимым, вопреки Ф. Миклошичу, слав. vorgъ ‘враг’ и vorg- ‘ворожить’, причем последнее, по его мнению, имело два значения: ‘ворожить во вред’ и ‘ворожить на пользу’, что он подкрепляет примерами из иранского. В. И. Абаев объединяет вокруг и.-е. *verg– *vorg- следующие слова: ворожить, враг, осет. warz- ‘любить’, греч. έργον, нем. Werk ‘дело, работа’, авест. varəz- ‘действовать’, также греч. όργια ‘культовое действие’. Их семантическое развитие он представляет следующим образом: ‘действовать’ – ‘чародействовать’ – ‘чародействовать на пользу кого-либо, дружественно’ – ‘любить’[1299]1299
  Там же, стр. 582.


[Закрыть]. Рассуждение В. И. Абаева весьма логично и подтверждается им самим на аналогичном примере развития значений ‘делать’– колдовать’: др. – иранск. kar- ‘делать’ – авест. cara-’средство’– литовск. keras ‘колдовство’, русск. чары. Однако В. И. Абаев не учел некоторых формальных препятствий: греч. έργον, Fέργον и прочие формы отражают и.-е. *uerg- с палатальным задненебным, ср. авест. varəz, осет. varz-. Поэтому нет основания относить сюда слав. vorgъ, продолжающее какую-то иную древнюю форму. А. Мейе[1300]1300
  A. Meillet. Les vocabulaires slave et indo-iranien. – RÉS, t. 6, 1926, стр. 169.


[Закрыть] считает, что в балтийском и славянском отсутствуют соответствия и.-е. *uerg- ‘делать, действовать’.