Текст книги "История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя"
Автор книги: Олег Трубачев
Жанры:
Языкознание
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
О.-слав. zena: ст. – слав, жена ‘γυνή’, женима ‘uxor’ ‘παλλακή, pellex’, женимичиштъ ‘υίός παλλακής, pellicis filius’, женимичишть то же, др.-сербск. жена ‘mulier’, др.-русск. жена, женьщина ‘femina’, русск. жена, диал. жонка замужняя женщина’; «в Архангельске жонками называют женщин поденщиц»[741]741
А. Подвысоцкий. Словарь архангельского наречия, стр. 45.
[Закрыть], жуенка, жвенка[742]742
A. M. Бескровный. Из истории образования переходного украинско-руского диалекта в Воронежской области. – «Материалы и исследования по русской диалектологии», II. М.-Л., 1949, стр. 317.
[Закрыть], женоцъка (Выгозеро) – приветливое обращение к женщине[743]743
Г. Куликовский. Словарь областного олонецкого наречия, стр. 23.
[Закрыть], женидба ‘жена’: Женитьба мая любезная, забирай-ка трубки, наметки, выруч коня вароного. Смоленск. у.[744]744
В. Н. Добровольский. Смоленский областной словарь, стр. 218. Здесь интересен переход nomen actionis (женитьба) > nomen agentis.
[Закрыть]; из производных ср. название разведенной жены в калужских говорах: Ана ражжонаjа, жыв’ет’ у мат’ир’и, ина шостаjа[745]745
Н. П. Гринкова. Заметки о калужских говорах. – «Материалы и исследования по русской диалектологии», I. M. – Л., 1949, стр. 249.
[Закрыть]; укр. жiнка, польск. zona ‘жена’, диал. zепсоwа ‘молодая замужняя женщина’, чешск. zena женщина’, ‘жена, супруга’, диал. zenske ‘замужние женщины’[746]746
Q. Ноdura. Nareci litomyslske. V Litomysli, 1904, стр. 70.
[Закрыть], н.-луж. zona ‘жена, женщина’, словенск. zeпа ‘das Weib’, zenitba, zenitev ‘das Heiraten, die Hochzeit’, сербск. жена ‘женщина’, ‘жена’, женба, женидба ‘свадьба’, болг. жена, ‘женщина, жена’.
Слав. zena, развившее z из g велярного, восходит к древней форме *gena, ср. др.-прусск. genno[747]747
См. R. Trautmann, BSW, стр. 84.
[Закрыть], которое А. Брюкнер считал, как и многие другие прусские слова, завуалированным недавним заимствованием из соседнего польского: zona[748]748
А. Вrüсkner. Slownik etymologiczny jezyka polskiego, стр. 666; его же рецензия на кн. R. Trautmann. Baltisch-slavisches Wörterbuch. – ZfslPh, Bd. 4, 1927, стр. 213; его же. Preußen, Polen, Witingen. – ZfslPh, Bd. 6, 1929, стр. 64.
[Закрыть]. Э. Френкель указывает еще др.-прусск. gema ‘Frau’[749]749
E. Fraenkel. Baltisches und Slavisches. – «Lingua Posnaniensis», t. II, 1950, стр. 120.
[Закрыть].
Слав. zena — очень древнее, бесспорно, индоевропейское слово. Ближайше родственные слова с известными славянскому языку значениями есть почти во всех ветвях индоевропейского. Заметное исключение представляет италийский, не сохранивший соответствующей формы, а также балтийский, кроме упомянутого возможного остатка в др.-прусск. genno, gema, не знающий этого слова. Естественно, что сохранение или забвение данного общеиндоевропейского названия в местном индоевропейском диалекте обусловливалось часто уже поздней, случайной заменой его другими индоевропейскими формами в этом значении, иногда – формами соседних диалектов. Очевидна поэтому рискованность поспешных выводов о «лучшем» или «худшем» сохранении словаря «индоевропейской цивилизации», а равно и самой «цивилизации», основанных на одном лишь сопоставлении современного состава балтийского и славянского словарей. Так, в местных условиях италийского осуществилось вытеснение соответствия славянскому zena латинским femina <и.-е. *dhē(i)- ‘кормит грудью’, в литовском – путем переосмысления pati ‘сама’ (и.-е. *pot-) и образования местного zmona.
Индоевропейскую форму, лежащую в основе слав. zena, определить трудно. В этом убеждает краткое ознакомление с литературой вопроса. Уже характер начального *g в общеиндоевропейской форме являлся предметом споров. Так, И. Шмидт[750]750
J. Schmidt. Zwei arische a-Laute und die Palatalen. – KZ, Bd. 25, 1879, стр. 134.
[Закрыть] видел в нем чистый велярный задненебный, без участия губ, с поздним местным появлением лабиальности в ряде индоевропейских диалектов, в то время как в индоиранских, славянских и балтийском отсутствие лабиальности исконно: санскр. gnā, слав. zena, но *gu в греч. диал. βανά, готск. qino, др.-ирл. ben. Общеиндоевропейская основа слова характеризовалась наличием сильной и слабой форм. Слабую форму указывают в род. п. ед. ч. др.-ирл. mna ‘жены’, а также в греч. μνάομαι ‘свататься’ из βνα-< *guna-[751]751
H. Osthoff. Μνάομα ‘ich freie’. – KZ, Bd. 26, 1883, стр. 326.
[Закрыть]. Славянский обобщил в своем zena сильную форму, ср. корневой вокализм славянского слова.
Дополнительный свет на характер индоевропейского *g проливает герм. k, ku как результат общегерманского передвижения согласных: готск. qino, др.-в.-нем., др. – сакс, quena, др.-исл. kuenna, ср. слав. zena[752]752
E. Zupitza. Die germanischen Gutturale. Berlin, 1896, стр. 96.
[Закрыть]. См. еще об индоевропейском слове – Ф. Ф. Фортунатов[753]753
F. F. Fortunatov. Die indogermanischen Liquiden im Altindischen. – KZ, Bd. 26, 1898, стр. 37. (Та же статья в сб. Χαριστήρια. M., 1896).
[Закрыть], К. Бругман[754]754
K. Brugmann, KVGr, стр. 124.
[Закрыть], Л. Зюттерлин[755]755
L. Sütterlin. Der Schwund von idg. i und u. — IF, Bd. 25, 1909, стр. 70.
[Закрыть], которые в общем считают характерным для общеиндоевропейской формы наличие лабиализированного задненебного.
К. Бругман в специальном исследовании, посвященном формам этого слова[756]756
К. Brugmann. Die Anomalien in der Flexion von griech. γυνή, arm. kin und altnord. kona. – IF, Ed. 22, 1907, стр. 173–174.
[Закрыть], ставит в один ряд арм. kin, ирл. ben, слав, zena как формы с гласным полного образования в корне, по отношению к которым формы греч. γυνή, ирл. род. п. ед. ч. mna, санскр. gnā, авест. gəna- представляют различные ступени редукции корневого гласного, при сохранении в слав. zena древнего вокализма корня. Другую древнюю особенность слав. zena нужно видеть в сохранении a-основы, перестроенной, например, в готск. qino, род. qinons, греч. γυνή, род. п. γυναικός[757]757
Там же, стр. 187.
[Закрыть]. А. Мейе, напротив, усматривает в славянской а-основе позднее выравнивание древней аномальной флексии[758]758
A. Мeillеt. Études, стр. 246; его же. Essai de chronologie des langues indoeuropéennes, стр. 20. Аномалию индоевропейской флексии объясняет падением ларингального согласного к конце слова Курилович (J. Kurilowicz. Les effets du ə en indoiranien. – PF, t. 11, 1927, стр. 203).
[Закрыть].
С этими исследователями можно согласиться лишь в констатации многочисленных аномалий в формах индоевропейского названия женщины, но нельзя не видеть, что К. Бругман в сущности не может объяснить различий между отдельными формами. Сейчас на основании обобщающих исследований Ю. Куриловича об индоевропейском чередовании звуков с участием ларингального можно внести существенные поправки в объяснение разбираемых форм. Дело в том, что участие ларингального объясняет, по-видимому, не только аномалию флексии, но и аномалию вокализма корня. Все противоречивые индоевропейские формы этого слова объясняются из общей исходной формы, содержащей нулевую ступень корневого гласного в соседстве со слогообразующим сонантом n: *gn-. Совершенно закономерным такое сочетание может быть в положении перед согласным, в то время как перед гласным возможно только gn-. Этим согласным в нашем слове мог быть ларингальный: отсюда исходная общеиндоевропейская форма: *gnə-[759]759
J. Kurylowicz. L’apophonie en indoeuropéen. Wroclaw, 1956, стр. 173.
[Закрыть]. В таком случае непосредственно продолжают эту исходную нулевую ступень санскр. gnā, греч. γυνή (υ в греческом слове представляет вокализацию индоевропейского лабиального элемента при задненебном согласном: gunā < *gunā). Вокализм остальных форм слова объясняется в рамках общей тенденции морфологической замены нулевой ступени в положении перед гласным, т. е. значительно позже падения индоевропейского ларингального согласного, ср. также типичное расхождение в способах замены: с участием гласного о в южных языках – арм. kanayk, ‘женщины’, греч. диал. βανά, с участием е в северных – готск. qino, слав. zena. Значит, ни флексия, ни корневой вокализм слав. zena не являются архаическими в полном смысле слова.
Непосредственно сюда примыкает сложный вопрос о вероятной этимологической принадлежности нашего слова. К. Бругман был прав, видя в греч. γυνή и родственных образованиях «весьма изолированное имя, которое имело различные производные, но не имеет близкого по корню первичного глагола…»[760]760
K. Brugmann. Die Anomalien., стр. 174.
[Закрыть]. Целиком надо согласиться с Бругманом и в том, что греч. γυνή и известный корень и.-е. *gеn- ‘рождаться, становиться’ (греч. γίγνομαι) трудно объединить[761]761
Там же.
[Закрыть], хотя это делалось неоднократко, ср. соответствующую статью в польском этимологическом словаре А. Брюкнера. Упомянутому сближению определенно противоречит последовательно выраженная палатальность задненебного в и.-е. *geп- и продолжающих его формах и не менее последовательная велярность задненебного в названии жены, женщины: слав. *gena > zena (иначе было бы *zena). Правда, еще И. Шмидт пытался объяснить соотношение этих корней «смешением двух рядов задненебных» в формах одного и того же корня, причем противопоставление обозначилось в плане противопоставления сильных и слабых форм: так, велярный g И. Шмидт прослеживает последовательно в слабой форме санскр. gnā, авест. gəna, греч. γυνή, βανά, др.-ирл. род. п. ед. ч. mna и – под их влиянием – в сильной форме ст.-слав. жена, др.-прусск. genno, вместо ожидавшегося ввиду авест. zizananti ‘gignunt’, литовск. zentas, ст. – слав, зать – ст.-слав. *зена[762]762
J. Schmidt. Zwei arische a-Laute und die Palatalen. – KZ, Bd. 25, 1879, стр. 115, 129–130.
[Закрыть]. Сюда же относит И. Шмидт слав. gos-podь, литовск. gen-tis ‘родственник’, gimu, gimti ‘рождаться’, которые он также объясняет из слабых форм с редуцированной ступенью гласного и велярным g.
Тем не менее отношения этих двух корней остаются неясными, хотя возможность семантического соприкосновения слов с аналогичными значениями вполне реальна, ср. древнеиндийские формы, продолжающие и.-е. *gеn- ‘рождать(ся)’: jaya ‘женщина, жена, супруга – ‘существо, в котором, через которое осуществляется продление рода’, ср. глагол jāyate, как понимали эти формы еще сами индийцы, сюда же jdnī (Веды) ‘жена’[763]763
См. В. Delbrück, стр. 411, 412, 413.
[Закрыть]. Ср. экспансию форм с g- среди литовских слов, сблизившихся по значению: литовск. gentis ‘родственник’ вместо *zentis (ср. zentas, лат. gener ‘зять’) под влиянием литовск. gimti ‘рождаться’, имеющего иное происхождение: и.-е. *guen-/m- ‘приходить’[764]764
Ср. A. Walde. Lateinisches etymologisches Würterbuch, стр. 338: gener.
[Закрыть].
В силу большой фонетической близости и.-е. *guenā[765]765
Сохраняем условно это изображение индоевропейского слова как традиционное, уточнения см. выше.
[Закрыть] ‘жена’ и и.-е. *guen- приходить’, лат. venire, нем. коттеп, некоторые этимологи видели в и.-е. *guenā ‘женщина, жена’ название, построенное на соответствующем исходном значении: *guenā = ‘пришлая’, ср. лат. venire, литовск. genu ‘гоню’[766]766
См. К. Буга, РФВ, т. LХУ, стр. 221.
[Закрыть]. Сюда же примыкает этимология слова, предложенная И. Левенталем[767]767
J. Lоewenthal. Wirtschaftsgeschichtliche Parerga. – WuS, Bd. У, 1926, стр. 188.
[Закрыть]: и.-е. *guenā (sic!) = ‘та, за которой гонятся’, ср. др.-ирл. benim pulso, ferio’, ст.-слав. женѫ ‘διώκω, καταδιώκω’ т. е. значение слова восходит к эпохе умыканий, знакомых довольно поздно еще древним пруссам. Отсюда он предполагает существование др.-прусск. gintas ‘Mann’ по выражению dyrsos gyntos ‘Frommann’, а в литовск. Gintas (имя собственное) видит древнее значение *’persecutor’. Рассуждения Левенталя основываются на недостаточно проверенном материале. Опуская здесь вопрос о восстановлении упомянутых названий ‘мужчина’ – ‘преследователь в древнепрусском и литовском[768]768
Совершенно неизвестна точка зрения Левенталя на отнюдь не гипотетическое, а реальное литовск. gintas (к gimti ‘рождаться’), ‘матка’, анатомическое название.
[Закрыть], укажем, что предполагаемое значение *guenā = ‘пришлая’ (ср. лат. venio) может исходить только из *guen-/m- ‘идти, приходить’, лат. venio, нем. коттеп. Сопоставление же с литовск. genu, а равно и ст.-слав. женѫ ‘гоню’ без надобности усложняет дело и серьезно расходится с сущностью изложенных этимологии: и.-е. *guhen(i)ō объединяет греч. θείνω, φονεύω, хеттск. kuen-, все – со значением ‘бить, убивать’, сюда же с известным изменением значения и литовск. genu, ст.-слав. женѫ ‘гнать’, собств. ‘гнаться за кем-либо с целью убить’. Это сопоставление дало бы маловероятное значение и.-е. *guenā, слав. zena: ‘та, которую убивают (гонятся, чтобы убить)’. Очевидно, эта этимология ошибочна[769]769
Из дальнейшей литературы об и.-е. *guena см. Walde – Pokorny, Bd. I, стр. 681; S. Feist. Vergleichendes Wörterbuch…, стр. 386; J. Pokorny, стр. 473–474.
[Закрыть].
О наконечном ударении и.-е. *guenā, унаследованном слав. zena, русск. жена, см. исследования Микколы[770]770
J. I. Mikkola. Urslavische Grammatik, I. Teil, 1913, стр. 120–121.
[Закрыть] и Ю. Куриловича[771]771
J. Kurylowicz. L’accentuation, стр. 420–421.
[Закрыть].
К слав. zena примыкает интересное литовск. zmona ‘жена, супруга. Это слово, как нам кажется, не может считаться самостоятельным образованием литовского языка. Указывают на его звуковую связь с zmones pl. ‘люди’, им. п. ед. ч. zmuo, вин. п. zmuni, др.-прусск. smunents человек, согласная −n-основа, ср. сопоставление литовск. zmones, zmona с лат. humanus, принятое X. Педерсеном вслед за И. Шмидтом и Р. Мерингером[772]772
Н. Pedersen. Wie viel Laute gab es im Indogermanischen. – KZ, Bd. 36, 1898, стр. 101.
[Закрыть], хотя нельзя также забывать о характерном для литовского позднем аналогическом распространении редких в других индоевропейских языках древних основ (−п, −и).
Но самое странное в литовск. zmona — это значение ‘жена’, резко обособленное от значения других форм этого корня: ‘человек, люди’. Обособленность его еще больше бросится в глаза, если мы вспомним, что и.-е. *guenā во всех формах по языкам имеет не только значение ‘жена’, но и ‘женщина’, причем последнее представлено не менее, если не более последовательно, чем первое. Ср. сосуществование обоих значений zena в славянском, где сопоставление древних и новых свидетельств позволяет говорить о более древнем значении ‘женщина’, вытесненном затем в ряде случаев другим значением. Ничего подобного нельзя сказать о литовск. zmona ‘жена’, историю значения которого в рамках литовского языка было бы трудно проследить. Это образование не находит также никакой поддержки в древнепрусском языке, хотя тот же корень со значением ‘человек’ древнепрусскому известен (латышский стоит в стороне, имея ныне названия cilveks ‘человек’, sieva, sieviete ‘женщина, жена’).
Таким образом, литовск. zmona, имеющее только значение ‘жена’[773]773
Значение ‘женщина’ известно производному zmonyna в тверечском диалекте Восточной Литвы, граничащем с территорией восточнославянских языков (см. P. Skardzius. Lietuviu kalbos zodziu daryba, стр. 269).
[Закрыть], как бы лишено собственной оригинальной истории в балтийском, тем более, что мы вообще не имеем сколько-нибудь древних примеров семантической связи терминов ‘человек’ и ‘жена’, ‘женщина’ в индоевропейском[774]774
Иное положение, наблюдается при сравнении термина ‘человек’ и ‘мужчина’, когда можно говорить не только о семантической связи, но даже о тождественности, например, для и.-е. *тaп-. Больше того, расхождения индоевропейских названий человека и указанное тождество дают право говорить об индоевропейском термине ‘человек’ как чисто мужском генетически, а, следовательно, позднем образовании, точнее – образованиях времен индоевропейского патриархата и распада единства. Отсутствие общеиндоевропейского термина ‘человек’ в этом смысле показательно.
[Закрыть]. Это значит, что литовск. zmona ‘жена’ < zmon- ‘человек’ было бы явлением, единственным в своем роде. Нам кажется поэтому, что образование литовск. zmona ‘жена, супруга’ стало возможным под влиянием слав, zena ‘женщина, жена’ с последующей контаминацией с местными литовскими формами корня zmon- ‘человек’, ‘люди’[775]775
Подобные примеры в балто-славянских языковых связях хорошо известны, ср. литовск. sventorius ‘кладбище’ < литовск. sventas × польск. cmentarz, ст. – литовск. suvodba < заимствованное svodba ‘свадьба’ × литовск. suvedimas, литовск. turgaviete ‘рыночная площадь’ < литовск. vieta × заимствованное turgawiczia, польск. targowica, о которых см. Е. Fraenkel. Kreuzung einheimischer und fremder Synonyma ähnlicher Lautung im Baltischen (Ein Beitrag zur Fremdwortforschung dieser Sprachgruppe. – ZfslPh, Bd. 8, 1931, стр. 412 и след.). Ср. еще о литовск. lakstingala, латышск. lakst gala ‘соловей’ как о скрещении балт. *lakstinga × нем. Nachtigall ‘соловей’ (см. комментарии И. М. Эндзелина в словаре K. Mülenbach, II, стр. 416).
[Закрыть]. Контаминация одних лишь местных образований маловероятна, ибо литовское соответствие славянскому zena – *gena (ср. прусск. genna, genno) с обязательным велярным g не годилось для подобной контаминации. С другой стороны, ср. заимствованный литовский глагол zenytis ‘жениться’ < слав. zeniti se.
Итак, признавая в общем недостаточную убедительность всех попыток этимологии *guenā, zena, а также не видя какой-либо иной возможности объяснить происхождение этого слова, мы ограничимся уточнениями семасиологического порядка, а именно тем, что в этом слове мы имеем древнее название женщины, только вторично использованное для обозначения жены, супруги, ср. аналогичное развитие значений ‘мужчина’ > ‘муж’. Было бы излишне специально останавливаться на том, что такое выделение вторичных значений находит подтверждение в развитии семейно-родовых отношений от смешанного брака кросскузенного характера к парному браку через все более глубокие запреты кровосмесительства и экзогамию. Однако многие историки языка, к сожалению, не видят в этом наиболее существенного момента семантической истории слова, ср. соответствующую статью в словаре К. Д. Бака[776]776
С. D. Buck, стр. 82.
[Закрыть], интересующегося скорее игрой вторичных значений нашего слова.
Польск. kobieta ‘женщина’. Слово известно только в польском языке. Его история и происхождение довольно загадочны[777]777
Е. Berneker, Bd. I, стр. 533.
[Закрыть]. В попытках этимологии недостатка не было, но большинство из них неудовлетворительно. Я. Отрембский[778]778
J. Otrebski. Przyczynki slowiansko-litewskie. Wilno, 1935, стр. 175..
[Закрыть] видит в слове сложение *ko-obieta, ср. ст. – польск. obieta ‘жертва’, ст.-слав. обѢтъ ‘votum’, что, как полагает Т. Милевский, сопряжено с семантическими затруднениями[779]779
См. его аннотацию в RS, t. XIII, 1937, стр. 73
[Закрыть]. Позднее появление слова kobieta в литературном польском языке объясняют заимствованием его из диалектов[780]780
J. Zebrowski. Historia uzye wyrazu kobieta. —«Poradnik Jezykowy», 1937–1938, стр. 71–75.
[Закрыть]. Ср. еще объяснение kobieta < kobita, причастия прошедшего времени от глагола kobic ‘wrozyc’, т. е. ‘ta, ktora byla wrozona na zone’, своеобразный эпитет[781]781
См. его же. Fonetyka i etymologia wyrazu kobieta. Там же, стр. 109–112.
[Закрыть]. Тем самым слово включается в круг терминов, связанных с гаданием, предсказанием, сюда же – названия счастья, удачи, которые обозначаются довольно известным в славянских языках древним корнем: ст.-слав. кобь ‘augurium’, чешск. pokobiti se ‘удаться’, сербск. коб ‘хорошее предзнаменование, пожелание’; ‘предчувствие’, кобим, кобити ‘желать счастья’, ‘предчувствовать’. Последние слова имеют индоевропейскую этимологию, ср. Э. Цупитца[782]782
E. Zupitza. Die germanischen Gutturale, 1896, стр. 22. См. также Walde – Pokorny, Bd. I, стр. 457–458.
[Закрыть]: к др.-исл. happ ‘счастье’, англ. hap ‘случай’, to happen ‘случаться’.
Однако наиболее правдоподобна этимология, предложенная В. Махеком: польск. kobieta < др.-в.-нем. gabetta ‘Bettgenossin, супруга’, префиксальное сложение с bett ‘постель’, т. е. ‘разделяющая ложе’, ср. также наличие в польск. kobieta первоначально уничижительного значения[783]783
V. Масhek. Germano-slavische Wortstudien. – «Casopis pro moderni filologii», roc. XXVI, c. 1, 1939, стр. 164–165, где указана и остальная литература.
[Закрыть].
Ст.-слав., др.-русск. суложь, съложь, съложьница ‘супруга’, ср. греч. άλοχος, άκοιτις, άκοίτης – названия законной супруги[784]784
В. Delbrück, стр. 421, 423; É. Воisасq. Dictionnaire étymologique de la langue grecque, стр. 36.
[Закрыть], калькой которых могло явиться славянское слово.
Польск. niewiasta ‘женщина’ представляет собой использование о.-слав. nevesta ‘невеста, невестка’[785]785
А. Вrückner. Slownik etymologiczny jezyka polskiego, стр. 362.
[Закрыть], см. выше.
Ст.-слав. мѢжатица ‘ύπανδρος, viro subdita’, жена мѢжатица ‘γυνή aσυνψκισμένη άνδρί’, др. – чешск. muzatka ‘zena zmuzila’, ‘zena vdana’, польск. mezatka ‘замужняя женщина’, производное от названия мужа[786]786
См. A. Meillet. Études, стр. 290.
[Закрыть].
Др.-русск. хоть ‘желанная, милая, жена’, ‘наложница’, чешcк. chot’, словацк. chot’a, chot’ ‘жена, супруга’, с типичным переходом nomen actionis > nomen agentis, ср. отглагольность названия действия xotь ‘желание’, русск. по-хоть (:хотеть)[787]787
Ср. Ф. П. Филин. О терминах родства., стр. 342.
[Закрыть].
Др.-русск. подружие, подружье ‘супруга, супруг’, давшее затем укр. подружжя ‘супружеская чета’, совр. укр. дружина ‘супруга’ (с конца XVIII в.)[788]788
См. А. А. Бурячок. Названия родства и свойства в украинском языке. Автореф. канд. диссерт. Киев, 1954, стр. 16, 17.
[Закрыть] с прозрачной этимологией (: друг). Укр. дружина является производным с суффиксом −ина с одним из двух значений этого суффикса, активных в славянском, – сингулятивным, ср. в то же время собирательность др.-русск. дружина ‘воины’.
Др.-русск. веденица ‘жена законная или главная’, ‘наложница’, ведовица ‘γυνή άρχοσα’, въводьница ‘женщина, принятая в дом’, ср. литовские названия жениха, невесты, жены, свадьбы, в основу которых положены формы глагола vesti ‘вести’: vedys, nauveda, vedybos, antravada ‘вторая жена’.
Ст.-слав. малъжена, мальжена, малжена, маложена (дв. ч.) ‘супруги, муж и жена’, ср. польск. malzonka, чешск. manzelka, о которых уже говорилось выше.
Прибалт.-словинск. bjalka ‘женщина’, кашуб. bjalka ‘женщина, жена’, польск. диал. bialiczka, bialeczka то же, устар. bialoglowa ‘женщина’ (букв.: ‘белоголовая’) – названия замужней женщины по белому головному убору[789]789
A. Zareba. Nazwy barw w dialektach i historii jezyka polskiego. Wroclaw, 1954, стр. 107, сноска 3.
[Закрыть].
Ст.-слав. посестрие ‘uxor’; польск. диал. roba ‘взрослая женщина’, ‘жена’, ‘неряха’, ср. также roba ‘свинья’, ср. roba 1. ‘взрослая женщина’, 2. ‘жена’ в переходных восточноляшских диалектах[790]790
A. Kellner. Vychodolasska nareci, II, стр. 269.
[Закрыть], сербск. љуба ‘die Gattin, conjux’.
Из балтийских названий ср. литовск. mote, moteris ‘женщина’ – преобразованное старое название матери, moteriske ‘женщина’, формально – притяжательное производное с суффиксом −isk-, ср. чешск. zenska – zena и др.; латышск. sieva ‘жена’ < *kei-u-, ср. др.-в.-нем. hiwo ‘супруг’, лат. civis ‘гражданин’[791]791
См. Е. Zupitza. Die germanischen Gutturale, стр. 184; A. Walde. Указ. соч., стр. 164: civis.
[Закрыть]; менее распространенные литовск. gulova (только в народных песнях) ‘жена’, как и gulovas ‘супруг’ – к guleti ‘лежать’, antravada ‘вторая жена’[792]792
P. S. Skardzius. Указ. соч., стр. 387, 431.
[Закрыть].
Из более интересных местных названий других индоевропейских языков ср. лат. femina ‘женщина’, от *dhē- ‘кормить грудью’ с суффиксом медиопассива −meno-/mno[793]793
K. Brugmann. KVGr., стр. 316; Ernout – Meillet, t. I, стр. 398–399.
[Закрыть] и тохарск. В tlai ‘женщина’, производное на −l- от того же корня[794]794
J. Duchesne – Guillemin. Tocharica. – BSL, t. 41, 1941, стр. 152
[Закрыть]; нем. Weib, герм. *wiba ‘жена, женщина’, как полагают[795]795
G. Tavernier – Vereecken, De etymologie van «wijf». – «Revue belge de philologie et d’histoire», t. XXXII. № 1, 1954, стр. 97 и след.
[Закрыть], – первоначально отглагольное название действия wiba < wёban ‘прясть, ткать’ с переходом nom. actionis > nom. agentis (ср. также средний род Weib), причем *wiba сначала значило ‘ткачиха, служанка’, затем – ‘женщина’ и ‘жена’.
Слав. vьdova: ст.-слав. вьдова ‘χήρα, vidua’, вьдовица то же, др.-сербск. вьдова, въдовица, др.-русск. въдова, вьдова ‘vidua’, въдовица, въдовичии, въдовичьныи, въдовующии, въдовыи, въдовъствие, въдовьство, русск. вдова, вдбвая, вдовый, укр. вдова, удова, вдовиця, удовиця, вдовиченко ‘сын вдовы’, польск. wdowa, диал. gdowa, прибалт.-словинск. vdoufka, vdouka ‘вдова’, н.-луж. hudowa, в.-луж. wudowa, wudowc ‘вдовец’, чешск. vdova, словацк. vdova, vdovica, bdova, gdova, словенск. vdova, vdovica, сербск. удовица, удов ‘вдовый’, болг. вдовица.
Это общеславянское слово прекрасно сохранилось во всех славянских языках[796]796
Ср. F. Miklosich, стр. 398.
[Закрыть].
Слав. vьdova — слово, видимо, еще общеиндоевропейское, оно имеет ряд тождественных форм в других индоевропейских языках и выясненную этимологию. Правда, следует заметить, что это слово по сути дела неизвестно балтийским языкам, за исключением др.-прусск. widdewu ‘вдова’, и Р. Траутман, предполагающий балто-славянскую форму *uidaua ‘вдова’[797]797
R. Trautmann, BSW, стр. 357.
[Закрыть], фактически демонстрирует отсутствие ее в балтийском. Литовский язык не знает этого индоевропейского слова, причем соответствующий термин выражен в нем не каким-либо поздним словом, а другим древним индоевропейским корнем, о котором – ниже. Рефлекс индоевропейского гетеросиллабического *-eu- в др.-прусск. widdewu является несколько необычным: ожидалось бы балт. −av- слав. −ov- (vьdova)[798]798
К. Brugmann. Grundriß, 2. Aufl., Bd. I, стр. 130; Бругман предполагает, что в прусск. widdewu ‘вдова’ е стоит вместо безударного а.
[Закрыть]. Заимствование из славянского (польского)[799]799
См. A. Brückner. Slownik etymologiczny jezyka polskiego, стр. 606.
[Закрыть], однако, формально маловероятно. А. Бецценбергер видел в знаке долготы след первоначального ударения на окончании: widdezvu = русск. вдова[800]800
А. Вezzenberger. Sprache des preußischen Enchiridions. – KZ, Bd. 41, 1907, стр. 75.
[Закрыть]. Сочетание −ov-в слав. vьdova является существенной фонетической особенностью слова и развилось из и.-е. *eu- в гетеросиллабическом положении[801]801
W. Vondrak, Bd. I, стр. 83–84; K. Brugmann, KVGr., стр. 106.
[Закрыть], перед гласным заднего ряда.
Итак, слав. vьdova непосредственно восходит к форме *videua. Сравнение последней формы с готск. widuwo ‘χήρα’[802]802
S. Feist. Vergleichendes Wörterbuch., стр. 562.
[Закрыть] указывает на общую для обоих древнюю форму *uidheua, ср. санскр. vidhava то же[803]803
С. С. Uhlenbeck, стр. 286–287.
[Закрыть] и греч. ήίθεος ‘холостой, холостая’. Кроме этих слов, сюда же относятся лат. vidua ‘вдова’, алб. е ve ‘вдова’[804]804
Stuart E. Mann. The Indo-European Vowels in Alb; nian. – «Language», vol. 26, 1950, стр. 385.
[Закрыть]. В хеттском языке отмечена форма saludati (salutati-) ‘вдова’, которую И. Фридрих относит к лат. vidua и родственным[805]805
J. Friedrich. Hethitisches Wörterbuch. Heidelberg, 1952–1954, стр. 237.
[Закрыть].
Этимология *uidheua была выдвинута в свое время Р. Ротом[806]806
R. Roth. Etymologien: ήίθεος. – KZ, Bd. 19, 1870, стр. 223–224.
[Закрыть] и одобрена Б. Дельбрюком[807]807
В. Delbrück, стр. 442–445.
[Закрыть]: санскр. vidh-ava < *vidh- ‘быть пустым, недоставать’, лат. viduus, ср. греч.ήίθεος ‘холостой, холостая’. Эта этимология получила широкое признание. Некоторый дополнительный материал предлагает И. Зубатый[808]808
J. Zubaty. Slov. рьjапъ a jine tvary podobne. – «Studie e clanky», sv. II. Praha, 1954. стр. 177.
[Закрыть], обративший внимание на ст.-слав. въдавати в значении ‘κενουν, evacuare’ в Хронике Манассии (при обычном его значении ‘dare, давать’), которое, по его мнению, связано с лат. uidua, viduare, а с давати сближено по народной этимологии. Сюда же, несомненно, принадлежит этимологически литовск. vidus ‘внутренность’, внутренность дома’ < ‘полость, пустое пространство’. Для подкрепления морфологической связи этих слов важно отметить u-основу литовск. vidu-s, род. п. vidau-s, вин. и. vidu и то, что слав. vьdovа, и.-е. *uidheua представляют собой −а-производные женского рода именно от древней u-основы: *uidheu-a (и.-е. *uidkeu-: *uidhu-, ср. литовск. vidu-s). Следы этой древней u-основы сохраняются в производном названии вдовы в виде и.-е. *еи и его рефлексов.
Ударение слав. vьdova, русск. вдова, является результатом специально балто-славянских перемещений ударения, согласно закону Фортунатова – де Соссюра. О циркумфлексной интонации предпоследнего слога позволяет нам говорить с уверенностью литовск. vidu-s, род. п. vidau-s с циркумфлексной долготой дифтонга, которая объясняет метатонию, проходившую обычным образом: *vidau-a >*vidavat слав. vьdova, русск. вдова. Вместе с тем передвижения старого ударения в индоевропейском слове определенно свидетельствовали об ощущении «мотивированного», производного характера и.-е. *uidheuā[809]809
J. Kurylowicz. L’accentuation., стр. 130–131.
[Закрыть].
Недавно высказывалось лингвистически аргументированное мнение о преимущественном отражении индоевропейскими терминами родства эпохи матриархата (Дж. Томсон, А. В. Исаченко). При матриархате не было еще потребности в таком термине, как ‘вдова’, поскольку смерть мужа (= одного из мужей) на положении женщины никак не отражалась: она оставалась женой братьев умершего[810]810
А. В. Исаченко. Указ. соч., стр. 74.
[Закрыть]. Обозначение вдовы сделалось актуальным при парном браке. Таким образом, *uidheuā- последний общеиндоевропейский термин – был одновременно новым термином, созданным отцовской семьей[811]811
Там же.
[Закрыть]. Такое название женщины могло возникнуть в условиях расцвета патриархата, ср. четкое указание на то, что жена лишилась мужа. Развивая далее мысль А. В. Исаченко о том, что ‘вдова’ – последний общий термин перед разделением индоевропейцев, можно заключить, что индоевропейская общность (ибо только общность могла создать такой единый однозначный термин) длилась до расцвета патриархата включительно.
Возникшая возможность специально обозначать женщину в данном положении не предполагала обязательного стереотипного обозначения во всех индоевропейских диалектах. Более того, в отдельных диалектах общеиндоевропейский словарный материал использовался по-своему, вследствие чего образовались синонимы. Именно такое положение дела можно предположить для балтийского. Так, литовский язык, сохранивший древнее и исключительно ценное для истории слав. vьdova слово vidus, сам так и не воспользовался им, уже имея другое древнее название вдовы – nasle.
В литературе известна правильная индоевропейская этимология этого слова, выдвинутая американским лингвистом Ф. Р. Преведеном[812]812
Francis R. Preveden. Etymological Miscellanies. – «Language», vol. 5, 1929, стр. 148.
[Закрыть]: литовск. naslys ‘вдовец’, nasle ‘вдова’, naslaitis ‘сирота’, naslyste ‘вдовство’ с общим для всех них семантическим признакам: ‘переживший, −ая чью-нибудь смерть’. Вслед за А. Лескином[813]813
A. Leskien. Die Bildung der Nomina im Litauischen. – «Abhandlungen der philologisch-historischen Classe der Königlich Sächsischen Gessellschaft der Wissenschaften», Bd. XII, № III. Leipzig, 1891, стр. 462.
[Закрыть] Ф. Преведен относит naslys, nasle к группе имен действия или деятеля с суффиксом −lys, −1e. В семантическом отношении Ф. Преведен считает нужным отделить эту группу от литовск. nesti ‘нести’. Он относит nasle к и.-е. *nek-, *nok– ‘умирать, смерть, мертвый’, санскр. naçati ‘он гибнет’, авест. nasu- ‘труп’, греч. νέκυς, νεκρος ‘мертвый’, лат. пех ‘убийство’, др.-исл. naglfar ‘Totenschiff ‘ и др. Таким образом, nasle, naslys можно рассматривать как субстантивированное прилагательное: *nasl-i-s ‘относящийся к мертвому человеку’. Ср. сербск. посмрче ‘ребенок, рожденный после смерти отца’. Эта этимология отмечена также как принадлежащая Фр. Преведену в известном новом словаре индоевропейских синонимов К. Д. Бака[814]814
C. D. Buck, стр. 131.
[Закрыть]. Тем не менее справедливость требует указать, что на самом деле эта интересная этимология впервые была предложена К. Бугой[815]815
Ср. запись в его рукописной картотеке к Литовскому этимологическому словарю (хранится в Ин-те литовск. языка и лит-ры АН Лит. ССР, Вильнюс): «nasle ‘vidua’ i.-e. ‘kuriai mire vyras’: lot. neco noceo gr. νέκυς νεκρός K. Buga».
[Закрыть], умершим в 1924 г. В печатном виде эта этимологии фигурировала в достаточно известном труде К. Буги[816]816
K. Buga. Kalba ir senove. Kaunas, 1922, стр. 273.
[Закрыть]. На нее ссылается также П. Скарджюс в своем капитальном исследовании по литовскому словообразованию (1943 г.). Буга видит в литовск. nasle вторичное производное от *naslas, −а, общего по корню с перечисленными латинскими и греческими словами[817]817
См. также Р. Skardzius. Указ. соч., стр. 75, 169.
[Закрыть].
Литовск. nasle вдова’ является самым интересным этимологически, но не единственным диалектным синонимом и.-е. *uidheua. Ср. ряд местных индоевропейских названий вдовы[818]818
Названия вдовца (ср. слав vьdovьсь) представляют собой поздние этимологически прозрачные образования и специально здесь не рассматриваются.
[Закрыть]: латышск. atraikne, atriekne, eidene[819]819
K. Mülenbach, I, стр. 566.
[Закрыть], исл. ekkja, датск., норв. enke, шведск. anka, собств. ‘одинокая’ (ср. выше), арм. ayri < *n-nēr-iyā: *пēr ‘муж’, т. е. ‘без мужа’[820]820
G. Dumezil. Series etymologiques armeniennes. – BSL, t. 41, 1940, стр. 69.
[Закрыть], греч. χήρα: дат. п. ед. ч. χήτει ‘недостаток, нужда’: хеттск. kasti ‘голод’[821]821
См. Е. Н. Sturtevant. A comparative Grammar of the Hittite Language, vol. I. 2 ed., New Haven, 1951, стр. 58.
[Закрыть].
* * *
Мы рассмотрели выше ряд важных терминов, примыкающих к названиям свойства, а именно – названия невесты, жениха, мужа, жены и вдовы. Это не термины свойственного родства в собственном смысле слова, но сопоставление их с названиями свойства диктуется всей спецификой родственной терминологии. В ходе нашего изложения было уже немало случаев привлечения смежных или более далеких образований, которые связаны с изучаемыми терминами либо непосредственными материальными отношениями родственных морфем, либо общей аналогией. Такое же отношение к родственной терминологии имеет название девы, девушки.