Текст книги "Журнал «Если», 2003 № 12"

Автор книги: Олег Дивов

Соавторы: Кирилл Бенедиктов,Дмитрий Володихин,Дмитрий Янковский,Пол Дж. Макоули,Владимир Гаков,Павел (Песах) Амнуэль,Кейдж Бейкер,Эдуард Геворкян,Дмитрий Байкалов,Чарльз Шеффилд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Дмитрий Янковский
Парадокс Филимонова

На Грозовой я опозорился по полной программе – так, что и вспоминать не хотелось. Утром тошно было просыпаться. Бриться – сплошная мука, не дай Бог в глаза себе посмотреть. Из-за этого провала меня оштрафовали и выпроводили в отпуск с недвусмысленным напутствием. И то повезло – могли бы и вовсе пинком под зад из Конторы…

Я побрил одну щеку и принялся за вторую. Для поднятия духа попытался промычать бодрый мотивчик. Получилось уныло. И бритва, как назло, отказала на последнем сантиметре под подбородком. Батарейка села. Я безуспешно порылся по ящикам и решил, что не миновать мне сегодня похода в бар «Три парсека».

Но не идти же туда одному! Засекут стукачи из СВБ, вообще отправят в санаторий на грязи, а там девочки в салатовых комбезах будут сочувствовать и ласково измерять температуру. Я привычно надиктовал номер Вадика. Однако вифон выдал сообщение о перегрузке каналов. Я выругался и откопал из-под бумаг телефон, но и там аккумуляторы были на нуле. Зато включился компьютер и любезно выдал мне ворох коммунальных задолженностей, а также полугодовой давности счет за вечеринку в «Дюнах», воспоминание о которой до сих пор отдавалось спазмом в висках. Далее следовал длинный перечень долгов за кредитные ночные программы и сетевые музыкальные каналы. Я разозлился и хотел закрыть настырную программу, но ошибся кнопкой и попал на сводку утренних новостей.

Сообщение передавал живой диктор, а не привычная виртуальная девушка, из чего следовало, что важность новости соответствует оранжевому уровню. Я прислушался.

12 октября 1984 года в 12:47 по локальному времени Базы была утеряна связь с добывающим комплексом на планете Репейник. Через два часа тридцать три минуты орбитальный разведчик уловил импульс маломощной рации, размещенной на верхнем заводском уровне. Текст передачи: «Компьютер блокировал управление. Мы заложники! Требуется…» На этом луч был подавлен техногенными помехами. Эксперты Спасательной Службы предположили отказ квантового мозга новой модели в результате недоработок. На планету Репейник была направлена группа компьютерных специалистов. Подойдя к заводу на километр, они доложили обстановку и больше на связь не выходили. Через четыре минуты орбитальный разведчик зафиксировал три аннигиляционных взрыва на поверхности планеты. Руководством Спасательной Службы по сектору объявлена тревога оранжевой категории, система Репейника закрыта для полетов, специалисты Спасательной Службы приведены в состояние полной готовности».

– Ну, это, допустим, вранье, – почесал я макушку. – Ни в какой готовности я себя не ощущаю.

Дурное расположение духа моментально сменилось на отвратительное – я понял, что меня списали. Если бы позор на Грозовой посчитали оплошностью или ошибкой, мой компьютер вместо унылого изображения диктора уже надрывался бы оранжевыми молниями и выл, как раненый. Однако новости кончились, и никакой сирены я не услышал. Так и бывает: сначала отпуск, потом шеф отправит меня куда-нибудь в тихую дыру, а потом придет известие о том, что на мое имя открыт такой-то пенсионный счет, и как бывший сотрудник СС я имею право на два бесплатных проезда в год до места лечения. Тридцать пять лет для спасателя – вполне пенсионный возраст.

– Отлетался! – я долбанул кулаком по столу.

Объемный экран компьютера пошел рябью и умер. Дрянь эта новая техника! То ли дело старые мониторы – хоть кувалдой по ним колоти. Ну что ж! Дальше Спасательная Служба обойдется без меня! И я тоже. Собрав оставшуюся наличность, я натянул служебный комбез и покинул жилой отсек. Ткань робы еще хранила запах позора на Грозовой, я даже требуху из карманов не удосужился выудить. Ну и черт с ней. Мой путь лежал в «Три парсека».

«Напьюсь, – думал я, подходя к станции монорельса. – До зеленых чертей назюзюкаюсь».

Народу на перроне почти не было, видимо, спецы прели на боевых постах, а гражданские не могли оторваться от новостных лент в Сети. Безлюдье. Уныние. Я прождал поезда почти семь минут, но он так и не подошел. Только на верхних уровнях время от времени мелькали VIP-капсулы. В принципе, я мог воспользоваться одной из них, но не хотел встретить кого-нибудь из знакомых.

«Они решили, что у них ЧП на Репейнике, – думал я, отыскивая альтернативный путь в «Три парсека». – А у них здесь ЧП, прямо на Базе. Народ заперся по блокам, монорельсы не ходят, связь не работает».

Межуровневые эскалаторы тоже были отключены – экономия энергии для системы нуль-связи. Я обошел почти все шахты. Я запыхался, я взмок, я был зол. И уже хотел отказаться от своего намерения, но вспомнил о служебном лифте в конце платформы. Не факт, что моя старая карточка сгодится – пока я куролесил на Грозовой, могли поменять коды. Но выбора не было. Я прошел по пустому туннелю и, вывернув из-за опоры платформы, увидел силуэт человека, исчезающий в кабине.

– Подождите меня! – закричал я и рванулся к лифту гигантскими шагами.

Меня услышали.

– Ох… Спасибо! – выдохнул я, заскакивая в кабину, и сразу повернулся лицом к панели. – Вам на какой уровень? Я в «Три парсека».

– «Три парсека» отменяются, боец Филимонов! – прогрохотал волевой голос за спиной.

Я оглянулся и узнал командира нашего отряда Спасательной Службы.

– Петр Ефимыч! Вы… вы, видимо, на Совет?

Я сказал это бодро, но про себя подумал, что лучше пойти в «Три парсека» пешком, чем изображать стойкого оловянного солдатика.

– С Совета, – уточнил Ефимыч. – Хорошо, что наши траектории наконец-то пересеклись.

– Это единственный работающий лифт, – пожал я плечами. – Ничего удивительного нет в том, что мы встретились.

– На Репейнике серьезная проблема, – сообщил шеф. – Совет принял решение экономить энергию для нуль-связи. Если бы ты знал, каких трудов мне стоило найти тебя в этом режиме!

– Так вы меня ищете?! – во мне затеплилась надежда. – По поводу Репейника?

– Именно так! – Шеф задернул поле и отправил кабину на пятый уровень. – Совет выбрал Феликса. Но лететь все равно придется тебе.

– Это как? – оторопел я. – Совет против, а…

– Лететь тебе! – с нажимом повторил Ефимыч. – Ты самый крутой спец по компьютерным мозгам! Машина Репейника – это же компьютер на элементной базе Ф-6! Эти новые мозги специально делали на старом железе, чтобы поменьше сбоили. Ошиблись. Но ты должен справиться! Если кто и разберется в этих квантовых колбах, так это ты! Я уверен, ты справишься!

– Думаю, – не без гордости согласился я.

И шеф перешел к делу.

– Значит, так, будем действовать на свой страх и риск. Я задержу Феликса, а ты полетишь вместо него. Ясно? Детали по ходу пьесы!

– Трибуналом пахнет, – насупился я. – Я и так…

– Ты – спасатель, Филимонов! Боец СС! – Командир взял меня за грудки и прижал к вибрирующей полосе поля. – Там люди! Понимаешь? Люди! И неизвестно вообще, что он там намудрит, этот eaмовар хренов! А пенсионеры в Совете, сам знаешь, о чем думают! Как бы инструкцию не нарушить, как бы какой пунктик не переступить!

На самом деле мне дико хотелось на Репейник. Если не справлюсь, для меня ничего не изменится, зато если расколю задачку, все забудут Грозовую, и я полетаю еще пару-тройку лет, а там видно будет. Похоже, командир знал, что делает – не первый год я в его отряде.

– Хорошо, – ответил я. – Согласен! Какая схема?

– Значит, так, транзитный корабль «Рам» доставит тебя к внешней границе системы, а дальше до самого Репейника пойдешь на бес-пилоте.

– Как прикажете.

Не любил я автоматических катеров. Лучше неумелый пилот, чем моток проводов с намеком на интеллект. Если бы модуль на Грозовую доставлял человек за штурвалом, а не консервная банка, мне бы не пришлось тут краснеть.

– Да я понимаю тебя, – вздохнул Ефимыч. – Сам не люблю эти мыльницы, но ты же знаешь, какие буквоеды в Совете! А Феликса ты тоже знаешь…

Феликса я знал хорошо. Огромный упертый шкаф.

– Зато капитан «Рама» ни тебя не знает, ни Феликса, – добавил Петр Ефимович и протянул мне зеленую бляху с оранжевой меткой. – Держи! Я подменил жетон. У Феликса – фальшивка. Конечно, это обнаружится, но у тебя есть фора. А когда войдешь в гипертуннель, возвращать будет поздно. Я тут прикрою.

Мы вышли из лифта и успели сделать всего несколько шагов в сторону пирса, как тут же наткнулись на Феликса – пока мы ехали, он бегом поднимался по остановившимся эскалаторам. Феликс вытер пот с побагровевшего распаренного лица и взревел:

– Гады! Чтоб их! Ни один лифт!

– Остынь, – вкрадчиво сказал Ефимыч и придержал здоровяка за рукав. – Сейчас я тебе об этом кое-что расскажу. Да постой, не беги так! Я старый человек, мне за тобой не угнаться!

Феликс затормозил, а я поддал скорости, торопливо помахал ему рукой и затерялся в лабиринтах пирсовой зоны.

На контрольной линии я показал жетон и сказал:

– У какого пирса «Рам»?

Девочка в золотистой космической форме, мило улыбаясь, пробежала пальцами по клавишам и объявила мне, что из-за режима экономии ее машина отключилась от Сети, но если я подожду полчаса, то…

Я перепрыгнул турникет и побежал по причалу дальше – спрошу у механика или заправщика, где стоит «Рам». Все эти борты обычно чалят на одни и те же места, и если «Рам» должен лететь к внешней границе, то сейчас уже всем техникам известно, где посадка. Кто-то наконец сообразил подключить к портовой сети аварийные батареи, включились лампы и, вероятно, контрольные машины, потому что девушка с КПП что-то закричала мне вслед и даже попыталась догнать меня, но я решил не останавливаться.

Увидев парня в оранжевой робе, раскатывающего кабель, я кинулся к нему:

– Где «Рам»? – заорал я. – Борт, который летит на Репейник?

Механик посмотрел на меня с сомнением и махнул рукой.

– Там! На седьмом!

Седьмой пирс – последний. Я уворачивался от снующих погрузчиков, огибал бочки, подставки, домкраты, пожарные краны, распределители, лестницы, ремонтные ограждения, роботов (колесных, рельсовых и стационарных). Перед эскалатором седьмого пирса меня остановил парень из портовой охраны. Я уже приготовился врать, полагая, что Феликс успел улизнуть от Ефимыча и предупредить службу о подмене, но услышал нечто совсем неожиданное:

– Извините, господин Феликс, вам придется поторопиться. «Рам» подали на второй пирс! Это режим экономии. Извините! Жаль, что так получилось.

Коп приложил руку к шлему.

Я выругался и рванул обратно. Когда, взмокший и потный, я добрался до второго пирса, мне сразу не понравилась фигура огромного парня, о чем-то беседующего с охранником. Феликс!

Притаившись около распределительного щита, я клял себя последними словами и вспоминал девчонку с КПП. Наверняка она хотела сказать что-то важное! Каково же было мое удивление, когда к эскалатору причала подрулили на каре два охранника и не без труда повязали бравого Феликса. Кар с буйным грузом уехал, и я спокойно приблизился к эскалатору, издали помахивая жетоном.

Охранник прозвонил бляху детектором и отдал мне честь. В глазах парня читалась зависть и надежда. Я расправил плечи и ступил на эскалатор.

На борт я попал в последний момент, так что никаких сюрпризов уже не намечалось.

Я устроился в своем кресле и приготовился к полету.

Капитан «Рама» – обычного рейсового корабля – вылетел из гипертуннеля так, словно вел боевой лайнер. Меня вышибло из кресла, и я воткнулся головой в переборку камеры. В себя пришел оттого, что в нос совали нашатырь.

– Извини, мы вчера немножко приняли, – вздохнул капитан, пожимая мне руку перед шлюзом катера. – Никто ведь не знал, что случится такая история с Репейником. И к тому же я хотел поскорее. Ты же спешишь? Говорят, вам, эсэсовцам, любые перегрузки по плечу.

Не люблю, когда работников Спасательной Службы называют эсэсовцами. Корежит.

– Ладно, переживу, – буркнул я, залезая в кабину.

Как только ажурная громада «Рама» ушла в гипертуннель, я отключил автопилот. Многие полагают, что это невозможно, но ведь испытатели его вырубают! Когда нет никаких кнопок и комп управляется только речью, его, по идее, можно обезвредить звуковыми командами. Три года назад я пробовал подобрать пароль, но потом до меня дошло, что даже редко употребляемые фонемы – не очень надежный ключ. Наверняка разработчики придумали более хитрую штуку. И я ее нашел! В одном из дальних ангаров Базы, в кабине изношенного беспилотника, я целый месяц по вечерам учился играть на дудочке, подбирая нужный мотивчик. Если вы думаете, что все компьютерщики лихие флейтисты, то вы не правы – за них играет генератор звуковых колебаний, но я хотел получить такой ключ, который зависел бы только от того: жив я, в сознании или нет. Чтобы никаких батареек и никаких микросхем! Наши отношения с беспилотниками стали похожи на отношения хозяина и собаки. И мне это нравилось.

Я вынул дудочку из кармана и свистнул особым образом. Компьютер тут же впал в электронный анабиоз, выдвинув из панели удобный штурвал и педали. Я погладил машину по гладкой поверхности. Теперь я за него спокоен. Совсем другое дело! Я поудобнее устроился в кресле, взялся за рожки штурвала и наступил ногой на педаль, собираясь начать торможение. Люблю это упругое сопротивление механизма, вибрирующего под ступней, послушного малейшему движению мышцы.

Педаль напряглась и провалилась до пола почти мгновенно. Меня одновременно окатило холодным потом и долбануло перегрузкой так, что шейные позвонки затрещали, а мышцы наполнила чугунная тяжесть. Как я пожалел, что не проверил механизм, прежде чем воспользоваться им! Наверняка ручное управление бездействовало уже лет пят-надцать… Сквозь красную пелену перегрузки я увидел в иллюминатор, как заполыхала обшивка, а потом запузырилось стекло, рассчитанное на огромную температуру.

Прошла вечность, прежде чем катер начал падать на планету Репейник и перегрузки ослабли. Осталось зайти на нормальную траекторию. Я хотел убрать ногу с педали и отдать чертово управление машине, однако нога соскользнула. Тормозные двигатели взвыли, и я потерял сознание.

Я очнулся, когда, спалив тормозное топливо, катер вышел на баллистическую кривую. У меня уже не было сил бороться с этой рухлядью, и я дунул в свисток. Комп ожил, высказался о моих выходках и, развернув машину, посадил ее на маршевых двигателях.

Грунт принял нас неприветливо, но я был жив!

Я употребил обезболивающее и начал себя чинить. Остановил кровь из разбитого носа, наложил бинты на раненую левую руку, помогая себе зубами. Слава Богу, зная свою способность к приключениям, я таскал в карманах двойной запас регенератора, поэтому полил рану щедро, не жалея. Пока доберусь до места, все пройдет. Компьютеру повезло меньше – его квантовые колбы дрогнули так, что катер стал вечным памятником моей самонадеянности.

С трудом открыв заклинивший люк, я вывалил трап на скалы Репейника и выполз на него, собираясь отдышаться и сообразить, что к чему. Увиденное повергло меня в отчаяние. Вокруг, до самого горизонта, был непроходимый ландшафт – гадкие небольшие пики из твердой колючей породы. Одни пики совсем маленькие – с ладонь, другие почти по пояс, самые большие выше человеческого роста. Эти пики покрывают Репейник целиком, все его рельефы – впадины, ложбины, холмы и горы. Круглая долина, на которой расположен завод, выбита термоядерными фугасами. Туда бы меня и доставил автопилот. Да я бы и сам финишировал там без труда, не лопни тросик педали.

Я выбросил из катера амуницию Феликса и последовал за ней сам. С трудом найдя такое положение, чтобы вершины каменистых пиков не впивались мне ни в бок, ни в ногу, ни в руку, я начал цеплять амуницию. Первые десять шагов я сделал довольно бодро, следующие десять начали меня бесить. Каменные пики конусами торчали в небо, а основания прилегали друг к другу так близко, что иногда ступни заклинивало между ними. Я оглянулся назад, чтобы проститься с катером.

Снаружи он еще более походил на памятник. Раскаленные остывающие пузыри и черная рвань ожогов на корпусе мукой отдались в моем теле. Больше всего это было похоже на Мемориал Космического Разгильдяя. Правда, место не очень удачное. Много ли найдется желающих пробираться к нему через тесные скальные пики, торчащие в небо подобно колючкам?

Я стиснул зубы и двинулся дальше.

Целый день я полз по планете, как муравей по колючке репейника. Испепеляющая жара превратила путь в адову пытку, а полегчало лишь к вечеру, с приходом тьмы и прохлады. Репейник не имел природных спутников, зато звезды тут полыхали так, что при взгляде вверх становилось страшно. И еще отсюда было видно ядро галактики – прямо в зените объемное светящееся облако. Иногда я останавливался и смотрел на него, утешая себя восхитительным зрелищем.

Потом начался звездопад. У разных народов представления о падающих звездах разнятся – одни верят в исполнение желаний, другие считают, что, когда падает звезда, умирает человек. Но я-то знал причину белых росчерков в пылающем небе – компьютер добывающего завода применял лазеры буровых вместо батареи зениток. Кто мог подумать, что они подойдут для поражения орбитальных целей? Благо, молотил он не по катерам, а по болванкам, запущенным для выявления зенитной мощи обезумевшего компьютера.

Мощь оказалась внушительной и позволяла считать меня сбитым на подлете, как эти падающие звезды. Похоже, мне повезло, что я не проверил тросик педали. Никто ведь не знал об отключении автопилота и о безумной траектории, по которой я зашел на посадку. Такую – попробуй пристреляй! Не мог же компьютер допустить, что я половину пути проведу без сознания. И на Базе предположить не могли. Так что теперь я числюсь в покойниках, и никто не будет мешать мне работать. Ни шеф, ни компьютер добывающего комплекса.

Один из метеоров полыхнул особенно ярко, наверное, это был орбитальный разведчик. Я и без того уже понял, какое серьезное дело мне предстоит. Компьютер-маньяк наверняка применяет к людям садистские методы. Разве стали бы рудокопы своими руками перекраивать оборудование? По доброй воле – нет. Но компьютер может перекрыть все входы и выходы, заблокировать замки, вентиляцию, пищу, воду, электричество. Наверняка гад начал отсасывать воздух из помещений. Мне стало страшно. К тому же кончилось действие обезболивающего, начала ныть рука и сбитые ноги. Я распечатал второй, последний, тюбик и поковылял дальше, рассчитывая дойти до цели к рассвету.

Карабкаясь через скалы, как машина, я вконец сбил ноги, комбез превратился в лоскуты, но мне некогда было беречь себя. В мозгу начала пробиваться предательская мысль, что подвиги мои ни к чему и Петр Ефимович ошибся. Надо было посылать сюда Феликса, а не меня. Старый я. Отлетался. Два провала подряд. Как бы ни кончилась операция на Репейнике, меня все равно уволят, буду я сидеть в «Трех парсеках» и рассказывать молодым о подвигах Спасательной Службы. Многие будут взирать на меня с почтением. Скорее всего.

Потом я подумал, что наверняка послали второй катер, на этот раз с Феликсом. Так что мой героизм останется моим личным делом, а за самоуправство мне устроят полномасштабную головомойку. И Ефимы-чу – тоже. А прилетевший Феликс уже крушит компьютер ломом. Или кувалдой. Иначе почему в небе такая тишина?

А кстати! Как он мог сесть, если Репейник держит круговую оборону? Феликс-то не будет отключать комп, а если бы и отключил, то сто раз проверил бы все тросики, коврики, рукояточки… Но у него нет волшебной дудочки, потому что мозгов маловато. А без нее он не сядет под шквальным огнем.

И тут я вспомнил яркую вспышку, которую принял за сгоревший орбитальный разведчик. Ведь это вполне мог быть Феликс. Мне стало жалко парня. Хоть и не любил я его, но все-таки человек. К тому же он всегда мог выручить парой сотен до получки.

Взошло солнце, жаркое, злое, а до котлована оставалось еще ого-го сколько! Но я решил, что пора задуматься наконец и о свихнувшемся компьютере. Таких крупных сбоев еще не случалось, но тенденция, как бы ни открещивались программисты, была налицо. Чем тоньше становилась элементная база, тем менее стабильно проходили квантовые вычисления. Хотя нет ведь! Компьютер Репейника специально делали на дубовой базе Ф-6, значит, размеры ни при чем. Наоборот: на такой жесткой элементной базе столь тонкий программный продукт должен работать очень корректно. Сверхкорректно, я бы сказал. Изумительно должен работать. Ан нет!

Я задумался о вариантах ремонта. Ну, до портов ввода-вывода я, скорее всего, доберусь. Компьютер меня не ждет, а если и ждет, то не с этого направления. Здесь ведь черт ногу сломит! Непроходимый ландшафт – на всех картах написано. Это мне плевать, что там написано, а компьютеру нет. Для него реальностью является то, что мы подсовываем ему в качестве данных. Написано «непроходимый», – значит, пройти нельзя.

У меня кончилось обезболивающее, и я начал злиться. Болело все – рука, ноги, плечи и обожженное солнцем лицо. Не хватало только солнечного удара, но я старался держаться.

Ну хорошо, доберусь я до портов ввода-вывода. А дальше что? Анализировать код на предмет сбоев? Это один вариант. А если нет программного сбоя? Кстати, и не должно его быть, потому что неоткуда ему взяться ни при каких обстоятельствах. Во-первых, основные программные процедуры давно уже пишут машины, а они не ошибаются. Во-вторых, большинство процедур являются библиотечными и копируются бесчисленное количество раз, тем самым проходя «проверку на вшивость». Так что сбойного кода там быть не может, а потому нет смысла тратить время на проверку.

Значит, лезть надо в железо, как Петр Ефимович и полагал. А в железе я действительно дока. Скорее всего, сбойнула квантовая колба. Это по опыту – первыми выходят из строя колбы. Иногда, правда, бывают неисправности более экзотические. Например, сгорел датчик на двери. Компьютер думает, что дверь открыта, а она заперта. Он ее закрывает, а она не поддается. Он врубает мотор на полную мощность, тот вспыхивает, начинается пожар и так далее. Со стороны кажется, что компьютер сошел с ума, а всех проблем – паршивый датчик.

Скорее всего, и здесь нечто похожее. Хотя рудокопов-заложников и пальбу по орбитальным целям трудно объяснить неисправностью дверного датчика…

Я решил не мучиться бесполезными предположениями, а придумать что-нибудь на месте.

К краю долины я подобрался только к обеду (в смысле – к полудню, потому что в отсутствие еды никакого обеда быть не может). Город-завод занимал почти все пространство выдолбленной в скалах котловины. Циклопическое сооружение. Завод-монстр. Он был похож на гигантского стального дракона, и я невольно представил себя рыцарем из древних легенд – Ланселотом, которому предстоит схватка не на жизнь, а на смерть. Образ мне понравился. Чтобы узнать, среагирует ли монстр на мое появление, я прикрепил к замку пустой рюкзак и медленно стравил трос. Нет. Видимо, из пустыни взбесившийся монстр никого не ждал, и рюкзак спустился вниз без проблем. Я выбрал место поудобнее, размотал альпинистское снаряжение и начал спускаться на дно котловины. Удивительно, но на спуске со мной ничего не случилось, кроме того, что я не стал отцеплять трос и успел отойти от скалы до того, как сверху свалился приличный обломок. Если бы я задержался на секунду, у меня больше не было бы проблем…

После спуска – километр марш-броска. Феликсу бы понравилось, я уверен. Меня же совершенно не впечатлило. Я обливался потом, скрипел зубами от боли в растертых ногах, проклинал все и вся, а Ефимыча – в особенности. Мне представлялось, что мясо на ступнях совсем стерлось и в ботинках скрежещут голые кости. Я бредил, но двигался. Мне надо было как можно скорее забраться к дракону под хвост, в место, которое на языке спасателей называется «черная дверь». Конечно, никакая это не дверь и уж тем более не черная. Там расположены разъемы портов ввода-вывода, вот и все. Но мне они были необходимы, как меч – Ланселоту.

И какого такого черта этому самовару, как говорит Ефимыч, пришла мысль вооружаться? Неужели машины тоже сходят с ума? Сумасшествие – это ошибка системы, но в любой оперативке на такой случай зашит сторож. Машина просто отрубается, и все. Этот же компьютер действует, и весьма эффективно! Он работает так, словно обнаружил какого-то неизвестного врага и начал принимать меры по спасению людей. Потому что ничего иного машине не может прийти в ее электронную голову. Она может делать только две вещи – спасать людей и работать на людей. Больше ничего. От кого она начала защищать Репейник?

Мне пришла в голову дикая мысль. Может быть, местный агрегат каким-то образом начал считать себя «особым формированием», и оценил вмешательство Земли, как опасное для гомеостаза Репейника? В таком случае он искренне полагает, что спасает рудокопов, заставляя их перековывать «орала на мечи». Тогда в диалоге он мне об этом сообщит.

Но! Я не должен обнаруживать себя в качестве собеседника, пока не прозвоню железо.

Так я потихоньку добрался до этой заветной дверцы. Двадцать минут у меня ушло, чтобы голыми руками освободить люки портов от каменной крошки и пыли. Потом я пять минут чихал. Еще пятнадцать подключал провода и минуту запускал портативный диагностический комплекс.

Поначалу все шло нормально. Я очень нежно прозвонил колбы, у дракона даже в брюхе не зачесалось. С ними все было в порядке. Затем начал сканировать датчики, а на это требуется куда больше времени. Диагностический комплекс работал, как часы, а вот я все же получил тепловой удар. Как же мне было плохо! Меня тошнило, меня рвало, у меня голова трещала и начала подниматься температура. Иногда я терял сознание, что в моем положении вообще непростительно.

После очередного приступа я ошибся. Вместо того чтобы перегнать программную процедуру из одного блока памяти в другой, я ее стер. Хотел заменить другой, но не нашел аналога.

Пока компьютер не обращается к этой процедуре, все хорошо, но рано или поздно он начнет ее искать, обнаружит отсутствие и примет меры. Отсутствие одной процедуры его не убьет, но комп сообразит, что кто-то копается у него в мозгах, и начнет уничтожать меня всеми доступными средствами. А судя по тому звездопаду, который я наблюдал ночью, средств у него достаточно.

У меня мелькнула мысль стереть заодно какой-нибудь жизненно важный файл, чтобы окончательно вывести систему из строя, но до такого файла компьютер меня не допустит. Одно дело – библиотечная процедура, а совсем другое – ядро.

Словом, оставался лишь один выход – написать процедуру заново. Да только немного найдется людей, помнящих наизусть хоть одну такую программу…

И тут меня осенило. Процедура-то стандартная! И если ее нет в компьютере, то она должна быть в диагностическом комплексе. Я порылся в памяти своей машинки и почти сразу обнаружил искомое. Процедура отличалась только шапкой – имя компьютера, сетевой адрес и название планеты, на которой он установлен. Но это можно и вручную переписать!

Довольный находкой, я быстро перебил шапку с клавиатуры и загнал процедуру в компьютер. Дракон слопал наживку и не подавился. Да и с чего ему давиться? Один к одному процедурочка получилась!

Успокоившись, я взялся прозванивать датчики дальше. Перебирал их аккуратно, стараясь ничего не перепутать, не задеть случайно опасные контакты, и записывал прямо на рукаве номера уже проверенных. От мерных ритмичных движений, от боли и усталости тишина в ушах начала наливаться звоном, жара все глубже вбивала боль в затылок. Последней моей эмоцией было сожаление о том, что я проделал тяжелый путь, нарушил решение Совета, угробил катер, покалечился сам. И все это, наверное, зря…

– Вот он! Здесь! – услышал я откуда-то издалека незнакомый голос. – Вынимайте его, осторожно!

Меня подняли, положили на мягкое и понесли. Послышался отдаленный гул. Кажется, я лежал на дне качавшейся на волнах лодки. Это река Стикс, которая ведет в Царство Мертвых, догадался я. И мне представилась медленная черная вода, уносящая в царство теней. Навстречу движению потянуло холодом, и я окончательно уверился в своей догадке.

«Ну и что! – подумал я. – Это даже хорошо, что я умер. Теперь мне не надо проверять контакты компьютера-маньяка. Теперь не надо смотреть в глаза Ефимычу и остальным людям. И вообще, загробная жизнь – не так уж плохо».

Меня бережно опустили на что-то мягкое. Прохлада по-прежнему овевала меня ласковыми дуновениями, и почему-то я был уверен, что меня встретит Аид, а не кто-то другой из богов. Послышалась тихая завораживающая музыка.

Я не хотел выслушивать приговор с закрытыми глазами, поэтому напрягся и открыл веки.

Первым, кого я увидел, был Феликс. Он смотрел на меня строго, но беззлобно.

«И тут уже выслужился, – подумал я смиренно. – Теперь будет моим начальником».

С трудом приподняв руку, я слабо пошевелил пальцами и хотел поздороваться, но из груди вырвался только слабый хрип.

– Что? Что он говорит? – спросил чужой голос.

– Наверное, хочет пить, – ответил ему второй.

Чья-то рука поднесла к моим губам фляжку, из горлышка потекла восхитительная влага. Я глотал ее и не мог напиться, как раскаленная пустыня Репейника не могла бы напиться, полейся на нее дождь.

Репейник.

«Я же был на Репейнике! – вспомнил я. – Здесь наверняка знают, чем все закончилось».

– Скажите, скажите мне! – обратился я к присутствующим, чьи лица начали смутно проступать за спиной Феликса. – Что там, на Репейнике?

– Почему там? – спросил Феликс.

– А разве я не умер?! – удивился я. – А ты? Разве твой катер не был сбит на орбите?!

– Как видишь! – усмехнулся Феликс.

Я очнулся окончательно. Меня окружали бравые ребята из Спасательной Службы, а прямо над их головами высился потолок добывающего комплекса планеты Репейник.

– Не унывай! – сказал Феликс и осторожно сжал мою руку. – Ты – крутой спец! Все в порядке, тебе потом расскажут. Обязательно. А нам пора. Счастливо!

– Спасибо! – я попытался сжать его руку в ответ, но так и не смог.

Пришел черед медсестер в салатовых комбинезонах. И я улыбнулся им, как старым знакомым. Я к ним привык. Почти каждое мое задание заканчивалось интерьерами в салатовых тонах и лицами этих милых девушек. Я их почти любил, хотя они и дырявили меня инъекторами.

В общем, точно я знал лишь одно – компьютер перестал психовать. Почему его расклинило, я не имел понятия. Оставалось набраться терпения и дождаться, когда кто-нибудь мне все объяснит. Поэтому я спокойно закрыл глаза и доверился добрым ангелицам.

Вечером я проснулся почти новеньким. Потянулся до приятного хруста в костях и выкарабкался из восстановительной капсулы. Я довольно быстро догадался, что нахожусь все еще на Репейнике, в местном лазарете, потому что за огромным стеклом палаты полыхали лохматые звезды, похожие на белые японские хризантемы. Я чувствовал себя отлично, и единственное, чего мне теперь не хватало, это информации о том, как все-таки был вразумлен обнаглевший железный ящик.