Текст книги "Мир без России"

Автор книги: Олег Арин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Является ли Россия Евразией?

Если для Зб. Бжезинского Россия представляется «политической черной дырой» Евразии, то для многих наших геополитиков, как уже говорилось выше, Евразия и есть Россия, т. е. ни Европа и ни Азия, а некий синтез, нечто третье. Здесь нас ожидает еще один капкан. Действительно, Россия географически расположена на территориях и Европы, и Азии. Но если следовать культурно-цивилизационному принципу, в соответствии с которым европейцы и азиаты – это определенные специфические типы цивилизаций, то россияне, не будучи ни теми, ни другими, не могут быть и евразийцами. Точно так же, как азиаты отличаются от европейцев, россияне отличаются от тех и других. Россияне – это тоже особый тип культуры, мышления и поведения, стоящие особняком от всех остальных типов. Поэтому мне абсолютно не понятен часто употребляемый термин «народы Евразии»: я таких народов пока не встречал. Оттого что Турция частично расположена на территории Европы, турки не стали европейцами или евротурками. Также и австралийцы или новозеландцы, входящие в так называемый «АТР», не стали азиатами, а остались типичными европейцами. Кроме того, термин «Азия» сам по себе с большим подвохом, поскольку в различных частях Азии живут столь отличные друг от друга «азиаты», что образуют различные типы цивилизации. Достаточно сравнить азиатов-арабов с азиатами-китайцами или азиатами-японцами. Разница, как между небом и землей. Более того, даже расположенные рядом китайцы и японцы по своему умострою, культуре и мировидению отличаются друг от друга больше, чем, скажем, китайцы от немцев.

Таким образом, в геополитическом смысле термины «Азия», а в еще большей степени «Евразия» представляют собой пустые понятия, т. е. не имеющие содержания.

Будущее России: конфедерация или целостность?

Теперь два слова о геостратегии. Зб. Бжезинский уже давно говорит о том, что с точки зрения геостратегических интересов США желателен распад России на ряд территорий типа Сибирской и Дальневосточной республик. Множество раз он говорил и писал о необходимости укрепления независимости бывших союзных республик, в частности Украины, а в связи с ажиотажем вокруг каспийской нефти – в особенности Азербайджана и Узбекистана. Если исходить из стратегических интересов США, подобные рекомендации вполне логичны. Столь же логичными выглядят его рецепты по формированию «стратегических взаимоотношений между Америкой и Китаем». Он даже готов допустить гегемонию Китая в регионе (в Восточной Азии), одновременно «выводя» Японию за пределы региона в «мировую политику», чтобы предотвратить невыгодное для США японо-китайское противоборство за лидерство в Восточной Азии. Повторяю, резон в такой постановке вопроса для интересов Вашингтона есть.

Батурин и Доброчеев на основе своего анализа, деликатно «оспаривая основной тезис о конфедеративном будущем страны» (России), уверены в ее «устойчивости» или жизненном цикле в соответствии с «линейным размером государств в степени 2/3». Этот вывод подтверждает, по их мнению, и многовековая история России. Я не знаю, как закон «площади» государств работает в случаях, например, с Японией, Францией, Англией, Испанией и т. д., площади которых в десятки раз меньше российской, хотя «время жизни» этих государств почти в два раза превышает «жизнь» России. Если же иметь в виду, что и «устойчивым», т. е. целостным государством Россия стала только при Петре I (а до этого десятки разрозненных княжеств, затем «татаро-монгольское иго», затем «собирание земли Русской», а затем вновь смуты), то оптимизм наших авторов можно рассматривать как попытку выдать желаемое за действительное.

И проблема «устойчивости» (целостности) или неустойчивости (конфедерации) решается на основе не закона «площади», а законов политики и политэкономии. Конкретно это будет зависеть от того, какой строй утвердится в России. Если восторжествует капиталистический строй, то будут реализованы идеи Зб. Бжезинского. И вот почему.

История России свидетельствует, что, как только в ней превалируют демократические формы правления, феодального или капиталистического типа, Россия оказывается рассыпанной, раздробленной. Вспомним период феодальной демократии между X–XIII веками, хаос после Ивана Грозного (конец XVI – середина XVII), период капитализации России с середины XIX (продажа Аляски), демократизация после 1905 г., приведшая к октябрю 1917 г. с потерей Финляндии и Польши. (Уверен, что последние «ушли» бы и без Октября). Наконец, самый разрушительный период – «демократия» Горбачева – Ельцина. В то же время, когда в России утверждалась диктатура царя или императора (Иван III, Иван IV, Петр I, Екатерина II), а затем «диктатура пролетариата» (Сталин) Россия расширялась и укреплялась.

Нынешний капиталистический путь, даже в случае его успеха, объективно ведет Россию к распаду или по крайней мере к экономической автономизации той же Сибири и Дальнего Востока, не говоря уже о все большем удалении бывших союзных республик от России. И этот процесс стимулируется именно капиталистическим вариантом развития, поскольку капитализм предполагает высокую степень автономии экономических субъектов не только на уровне фирм или компаний, но и на уровне регионов, развивающихся не по указке из Центра, а по логике соответствия рыночным отношениям. В этом смысле «крепить» СНГ представляется такой же глупостью, как и удерживать в России ту же Чечню или другие регионы, нацеленные на выход из России. Закон рынка будет диктовать регионам крепить отношения с теми, кто больше «даст». А что может дать им нынешняя нищая Россия, то бишь федеральное правительство? Упование же на трансформацию нынешнего режима в сторону социал-демократического капитализма является очередной утопией, поскольку такой тип капитализма может работать только на малых территориях с громадным историческим опытом демократии. Этот тип практически не приемлем ни в России, ни в Китае.

Если же мы вновь вернемся к социалистическому варианту развития (естественно, в его модифицированной форме, близкой к китайскому варианту), тогда можно было бы согласиться с оптимизмом авторов. Поскольку жесткая социалистическая надстройка в сочетании с «мягким» базисом (смешанная экономика) сможет удержать страну от распада и сохранить контроль над стратегическими видами сырья и промышленности.

Только в этом случае Россия, говоря словами Батурина и Доброчеева, станет «центром притяжения» народов и Европы, и Азии, и даже самой Америки. Проблема в том, чтобы они «тянулись» к нам не как к объекту грабежа наших природных и экономических ресурсов, а как к равноправному субъекту экономического взаимодействия. Может быть, только тогда Россия, наконец, сможет построить тот самый мост между Востоком и Западом, Восточной Азией и Европой, о котором время от времени толкуют неискоренимые оптимисты, верующие в будущее России.

Снова биполярностъ?

Между прочим, наиболее сильное возражение Зб. Бжезинскому наши авторы высказывают по очень важному пункту, о котором они не подозревают и сами. Этот пункт сконцентрирован в подзаглавии «Америка и Евразия, единство и борьба – геополитическая формула XXI века». Внутри этой главки они пишут: «Политическая структуризация будет направлена в сторону американской интеграции, с одной стороны, и евразийской – с другой». Они уточняют, что поначалу будет доминировать в этой связи Америка, на следующем этапе – «новое геополитическое образование на Евразийской платформе».

Фактически они говорят о воссоздании биполярной системы международных отношений. И она действительно будет воспроизведена вопреки концепции многополярности, о которой мечтают утописты из ослабевших или еще не набравших силу государств. Но воссоздана не в форме Америка – Евразия, а Америка – Китай. Потому что реальный интеграционный процесс ныне разворачивается не на «евразийском пространстве»: Европа – Россия – Азия (на этой евразийской «оси» интеграцией и не пахнет), а в Восточной Азии, закручиваясь вокруг материкового Китая. Именно КНР становится той самой «черной дырой», которая притягивает экономики всех стран Восточной Азии, не говоря уже о чисто торговых и инвестиционных вливаниях других стран земного шара. Причем этот китайский интеграционный анклав системно идеологизирован, привлекая на свою сторону всех обиженных Америкой, прежде всего страны Третьего мира, но не только. Таким образом, складывается не просто экономический интеграционный комплекс в Восточной Азии с ядром в Китае, а именно стратегический полюс во главе с КНР, объективно противостоящий американскому. Именно поэтому так озабочен Зб. Бжезинский будущим Китая, нацеливая руководителей своей страны любыми путями, даже за счет Японии, предотвратить возможность превращения Китая во враждебное США государство. И правильно делает. Только вряд ли у него это получится. Поскольку международные отношения развиваются не по желаниям даже такого умного политолога, как Бжезинский, или «законам» геополитики, а на основе элементарных законов экономики, каждый день подтверждающим свою безоговорочную силу.

И последнее. Я хотел бы обратить внимание на одну вещь, по-моему, не отмеченную никем. Когда речь идет о долгосрочных или стратегических перспективах, у американских и российских ученых есть одна любопытная закономерность, отражающая разницу в типах мышления двух культур. Американец, в том числе и Зб. Бжезинский, обычно не верит в объективный ход истории, в какие-то там исторические закономерности. Именно поэтому он и «обходит вопрос о потенциальной реализуемости стратегии», о чем то ли с удовлетворением, то ли с укоризной пишут наши авторы. В мышлении американца заложен ген творца событий и даже всей истории. Американец, как истый мичуринец, не ждет милости от природы: он творит и природу, и историю – историю во славу Америки. Он считает: надо сделать то-то и то-то: Россию поджать, Китай привлечь на свою сторону, Японию направить туда-то, а Европу туда-то и т. д.

Русский (в этом смысле он близок к китайцам), воспитанный на идеях исторических закономерностей и веры в «Рро-ссии-юю», полагает, что в конечном счете История предопределила России великую миссию, и поэтому, несмотря на нынешний кризис, голод и вымирание нации, россияне не только выйдут из этих передряг победителями, но и спасут весь мир своей духовностью или еще чем-то. И что в этой великой исторической миссии на стороне России даже физические законы.

Мне кажется, русским пора перестать рассчитывать на объективные законы природы, которые-де все равно устроят светлое будущее России, и уповать на предначертания Всевышнего, определившего ей роль Третьего Рима, спасающего все остальное человечество от бездуховности.

Если русские не хотят оказаться под американцами или еще кем-то, надо действовать так же, как американцы. То есть не «уповать», не «рассчитывать», а именно действовать. Действовать хладнокровно и целенаправленно, без евразийских иллюзий и мистики, во имя России и российского народа.

ГЛАВА IV
«Русский путь» Алексея Подберезкина – путь в никуда

Среди множества политических течений, направлений и школ в современной России определенное место занимает так называемое государственно-патриотическое течение, за идеолога и теоретика которого выдает себя вождь «Духовного наследия» Алексей Подберезкин. Этому как бы соответствует и его научный потенциал: доктор исторических наук, академик трех самозванных академий. Автор более 300 работ, в том числе фундаментального труда «Русский путь», четвертое издание которого распухло почти до 600 страниц. К тому же успел побывать депутатом Думы второго созыва. А после провала на очередных выборах в Думу в декабре 1999 г. был выдвинут соратниками на пост президента России. Шансов, как говорится, ноль и ноль десятых, но участие в процессе для того, чтобы «озвучить» патриотическую тему, претендент считал весьма полезным. Короче, все количественные признаки лидера и вождя наличествуют.

Хотя в политике государственно-патриотическая идеология в исполнении лидера «Духовного наследия» не пользуется широким спросом, однако, поскольку какая-то часть вроде бы неглупых людей разделяет эту идеологию, есть смысл попытаться в ней разобраться, тем более что многие ее сюжеты относятся к национальным интересам России и международным отношениям.

По идее я должен был бы взять за основу анализа его книгу «Стратегия для будущего президента России: Русский путь» (М., 2000), написанную в соавторстве с В. Макаровым. Но я обнаружил, что она почти дословно повторяет упомянутый 600-страничный трактат, и потому решил оставить нижеследующий текст, который был написан до прочтения «Стратегии».

Сразу же хочу оговориться. Я во многом согласен с г. Подберезкиным относительно критики существующего строя. В обоснование этого он приводит немало убедительных аргументов и фактов. Но критикой занимаются все, в том числе и сами отцы-основатели сложившейся системы. От теоретиков сейчас ожидаешь другого: как выкарабкаться из стратегического капкана, в который попала современная Россия. Подберезкин выстраивает целую программу, вытекающую из идеологии государственного патриотизма. Из каких же элементов или основ состоит эта идеология – вот вопрос. И вот как на него отвечает теоретик.

Да здравствует общепримиряющая идеология

Он сразу берет быка за рога: «Для нас центральным сегодня стал вопрос о формировании в общественном сознании государственно-патриотической идеологии, современной общенациональной идеи, которая только и может стать стратегией развития Нации и Государства, а для настоящего времени – и основой концепции выхода из затянувшегося кризиса» (выделено автором)¹¹⁸118
  Алексей Подберезкин. Русский путь. М., 1999, с. 23.


[Закрыть].

В этой фразе сразу бросается в глаза, что одна идеология или одна общенациональная идея, что, видимо, одно и то же, должна обслуживать и государство, и нацию, которые, предполагается, находятся в завидной гармонии и согласии. Теоретически такое возможно в развитых социалистических обществах, где классовые противоречия теряют свое социальное значение или до предела сглажены. Здесь же речь идет о России, в которой, наоборот, усиливаются классовые антагонизмы и ужесточается противостояние между нацией и чуждым ей государством.

Несмотря на это, нам предлагается «поставить интересы Государства и Нации выше интересов класса, а тем более – интересов партии» (с. 42). То есть я интересы государства, которое меня обирает, не платит вовремя зарплату и сделало нищим, должен поставить выше интересов моего класса, с которым творят то же самое, что и со мной. Такое может предложить только человек, который хорошо вписался в эту самую государственность.

Г-н Подберезкин, не знаю уж, осознанно или по незнанию, совершает старый финт – подмену политических понятий и категорий (государство, общество, классы) на антропологокультурологические термины (нация, народ, язык, культура и т. д.), тем самым пытаясь использовать язык одной науки к реальностям, которые изучаются другой наукой. Этот устаревший прием обычно применяется для того, чтобы «лишить» общество всех его политико-экономических качеств и придать ему этакую бесконфликтную чисто национально-культурологическую окраску. Если политические и экономические противоречия решаются на основе борьбы, то вторые проблемы – культурные и национальные – можно решить тихо-мирно путем интеллигентного «консенсуса».

В другом месте теоретик на полном серьезе пишет: «И повторяю, первый шаг на пути преодоления мировоззренческого хаоса в стране – это фраза: «Я – русский». Первая фраза политика: «Я защищаю национальные интересы», ибо уважение к Государству начинается с уважения Нации, а еще ранее – к ее представителю» (с. 66).

Следовательно, если ты не русский, например, татарин или грузин, то, как говорится, тебе здесь делать нечего, оставайся с мировоззренческим хаосом. Читатель догадывается, в какое болото ведет такая постановка вопроса все последующие изыскания этого «теоретика». Петр I – не русский, Екатерина II – не русская, все последующие цари – не русские, Ленин – с множеством примесей, Сталин – вообще грузин. Короче, все «с хаосом». Но, будучи политиками, как-то умудрялись «защищать национальные интересы» России, и некоторые из них очень даже неплохо.

Одна нация – одно мировоззрение, отраженное в одной государственно-патриотической идеологии и одинаковой системе ценностей, – призыв Подберезкина. Сформулировав все эти вещи, мы, наконец, найдем свою «национальную идентификацию», обещает наш теоретик.

Когда, к примеру, мне, русскому, предлагают найти на каком-то тарабарском языке мою «идентификацию», т. е. мою русскую сущность, у меня все время возникает желание спросить: а чего ее искать? Ведь наша сущность, эта самая русскость, она же прет из всех пор; ее за версту и слышно, и видно, и крепко ощущаемо. Русские настолько отличаются от всех других наций, что им нет необходимости заниматься специальным поиском своего Я. Русский – сверхспецифичен. И к мировоззрению эта специфика не относится. Бескультурье, хамство, идиотизм я встречаю на каждом шагу как среди коммунистов, так и среди демократов, как среди миллионеров, так и среди бедных. Точно так же я могу обнаружить перлы культуры, душевных качеств в любом слое нашего общества. В смысле русскости я, например, не вижу большой разницы между Зюгановым, Путиным или Лебедем. Но все это никакого отношения не имеет ни к мировоззрению, ни к нации. Мировоззрение и нация – это сапоги всмятку. Но теоретик этого не понимает.

Повторяю, русскость, осознание своей национальной принадлежности к культуре, истории и т. д. – все это нужные и необходимые вещи, о чем мне также приходилось неоднократно писать. Но эта категория не может служить весомым фактором, объединяющим всю нацию под знамена единой государственной идеологии, на каком бы патриотизме она ни была заквашена. Русская нация не состоит из одинаково обеспеченных Подберезкиных или одинаково нищих Ивановых. Любая нация, и русская в том числе, не является исключением, разделена на классы, страты, слои или сословия, у которых не может быть одинаковых интересов, а значит, и одинаковой «обшепримиряемой» идеологии. Азбучная истина, каждый день подтверждаемая практикой.

В чем же состоит суть национальных интересов России?

У Подберезкина государственно-патриотическая идеология состоит из некоторого числа компонентов, иерархия которых варьируется в различных последовательностях в тех или иных главах. Я позволю себе их упорядочить в соответствии со степенью значимости, какую, на мой взгляд, придает автор каждому из них.

Начну с главного компонента, по которому каждому из нас предлагают определиться, или, по словам русского Подберезкина, «самоидентифицироваться», т. е. сказать, что «я – русский», и, следовательно, связать себя с «…Россией, ее будущим, ее национальными интересами, а не с идеологией какой-то одной партии» (с. 67).

Все это хорошо. Я с удовольствием объявлю себя русским и готов связать себя с национальными интересами России, а не национальными интересами США, от чего меня предостерегает г. Подберезкин. Но я хотел бы знать, в чем выражаются национальные интересы России. Русский Подберезкин формулирует мне их в виде государственно-патриотической идеологии, русский Путин – в виде либерально-государственной идеологии, русский Ампилов – в виде ортодоксально-коммунистической идеологии и т. д. Все – русские, а идеологии разные.

В геостратегическом плане г. Подберезкин предлагает нам такой «общенациональный интерес»: воссоздать Россию в границах 1990 г. Это, видимо, первый этап. За ним следует второй этап: создание империи восточнославянских народов (с. 267, 454).

Весьма заманчиво, и мне бы, конечно, тоже хотелось верить, «ЧТОБЫ МИРНЫМИ, ДЕМОКРАТИЧЕСКИМИ СПОСОБАМИ ВОССТАНОВИТЬ РОССИЮ В ГРАНИЦАХ 1990 г.» (выделено прописными буквами автором, с. 191). Хорошо звучит! На этом фантазии идеолога не заканчиваются. Далее он указует: «НЕОБХОДИМО ВИДЕТЬ КОНЕЧНУЮ ЦЕЛЬ ТАКИХ УСИЛИЙ – СОЗДАНИЕ ИМПЕРИИ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИХ НАРОДОВ КАК ПРОДУКТА ЕСТЕСТВЕННОГО сближения и объединения многих народов, и даже их первичных государственных образований, самой историей «обреченных» на совместное существование и выживание в едином государственном организме» (выделено прописными буквами автором, с. 267).

Это что, записки сумасшедшего или политика, рассчитывавшего стать президентом? Где и когда он видел, чтобы империи создавались демократическими способами? Неужели этому эрудиту невдомек, что империя – это категория геополитическая, или, как сейчас модно говорить, геостратегическая? Все они создавались на основе силы. В XXI веке все подобные конструкции невозможны в принципе, поскольку всем мало-мальски разбирающимся в международных отношениях политикам совершенно ясна их нежизнеспособность. Не случайно идет другой процесс: дробление крупных государств, особенно многонациональных, на более мелкие. Еще в начале 1980-х годов было около 140 государств, сейчас их стало около 200. На грани распада даже процветающая Канада. Некоторые американские ученые не исключают дробления США.

О каких восточнославянских народах идет речь: о поляках, болгарах, венграх, чехах или западных украинцах? О тех самых народах, которые мечтают попасть в НАТО, а некоторые уже и попали.

Понятно, что никакой империи не получится, помимо всего прочего и потому, что, во-первых, даже не все русские, особенно там, «наверху», этого хотят, во-вторых, почему-то этого не хотят и нерусские, к примеру, в той же Балтии. В результате выделенные прописными буквами идеи являются не чем иным, как пустой фразой, свидетельствующей о мере «ответственности» горе-теоретика.

Следующим пунктом государственно-патриотической идеологии является синтез научных знаний и Веры, т. е. примирения и взаимного дополнения науки, культуры и религиозной духовности (с. 79). «Вера», конечно, с большой буквы. Подберезкин в подтверждение своего «открытия» приводит множество цитат уважаемых личностей, видимо, опасаясь, что читатель на веру только ему в эти банальности не поверит. Почему-то ему кажется, что в былые времена мы пренебрегали всем этим «духовным» потенциалом. Мне же кажется, что именно благодаря, прежде всего, вере и духу советский народ строил днепрогэсы, города, бил фашистов и прочую нечисть, создавал уникальную культуру. Кстати, и на Западе о единстве веры, духа и науки толкуют не один десяток лет. Достаточно почитать старые работы Г. Маркузе или Э. Фромма. А один американец, Артур Янг, даже вплотную подошел к научному (математическому) объяснению единства веры и разума в развитии человечества. Но все эти вещи – синтез веры и науки – не дают специфики российской государственно-патриотической идеологии, т. к. они в той или иной степени существуют во всяческих идеологиях.

Я готов согласиться, что «духовный» потенциал – это чисто русское понятие» только в том смысле, что для нормального русского нематериальные ценности были, а возможно, и остались выше материальных. В этом действительно проявляется русская специфика, или, по выражению Подберезкина, «Русский путь». Но эта специфика противоречит капиталистическому пути развития, по которому идет нынешняя Россия и за который проголосовало больше половины населения страны, переизбрав Ельцина на второй срок и выбрав прокапиталистического Путина в новые президенты. Для того чтобы русский человек вновь проявил или восстановил свою исконную духовность, ему необходимо предложить нечто большее, чем ничего не значащий в данном случае «синтез науки и веры».

Еще одно важное положение, связанное с формами собственности. И здесь нас ожидает очередной перл. Теоретик пишет: «…для нас не так уж важны споры о формах собственности. Значительно важнее, чтобы любая из них была эффективна, точнее еще эффективнее, чем в других странах. Эта наша экономическая стратегия (выделено автором)» (с. 191). И это стратегия?! Приехали.

Подберезкин, конечно, не экономист, но хотя бы на основе здравого смысла он должен был бы понимать, что не может любая форма собственности быть одинакова эффективна или более эффективна при различных социально-экономических системах и различных географических и климатических условиях. Неужели ему нынешняя практика частной собственности в России не подсказывает абсурдность его «стратегии»? Ну, хотя бы для приличия сравнил производительность труда на частных предприятиях в Японии и в России. Это с одной и не самой главной стороны. Более важно. Из-за этой самой формы собственности вот уже на протяжении четырех столетий идет самая настоящая война внутри всех стран без исключения. А в последнее время и в нашей стране. Это же не просто собственность. Это власть и богатство. Это тип государства. От решения этого вопроса зависит, выживет Россия или она рухнет под напором частной собственности как доминирующей формы собственности в нашей стране. А для теоретика эти споры «не так уж важны». Просто бред какой-то.

Важный компонент в идеологии: личность и общество. В нем упор делается на нравственность, на соблюдение «общечеловеческих норм». Выражено это так: «Цель развития общества и государства – развитие творческого потенциала и возможностей русских людей, неважно кто он – художник, ученый или предприниматель» (там же). Тут уже без библейских текстов не обойтись. И Господь, правда, наряду с Вернадским должны служить нам путеводной нитью. Ну, кто будет открыто спорить против соблюдения «общечеловеческих норм»? Проблема в том, что Библия вот уже около 2000 лет призывает их соблюдать, но даже самые религиозные народы почему-то их постоянно нарушают. Гордыня заедает. Оказывается, именно «этот грех является первопричиной политических неурядиц в России в последнее десятилетие» (с. 102). Были бы порелигиознее наши руководители, и ничего бы не случилось. Слава богу, Ельцин, а за ним и Путин стали в церкви похаживать. Может, действительно все уладится?

Комментарии по этому поводу излишни, а вот мимо одного из положений этого раздела пройти нельзя, поскольку оно встречается часто в патриотической литературе. Подберезкин пишет, что «…правильно понятые и защищенные национальные интересы России дают импульс развитию всей человеческой цивилизации» (с. 103).

Для начала простой вопрос: а кто должен определять, правильно или неправильно, к примеру, я определяю интересы России? Уж не сам ли г. Подберезкин? А кто определит, правильно или неправильно он определит мою правоту? И т. д. и т. п. То есть очередное пустозвонство.

Теперь насчет «человечества». Теоретик утверждает: «Новое государственно-патриотическое мировоззрение органично сочетает специфические национальные и культурные особенности России и ценности всего человеческого сообщества, интересы безопасности других государств, богатство духовного наследия иных народов. В этом смысле суть Русского пути – развития потенциала русской Нации – соответствует интересам всего человечества» (с. 103). Я что-то не вижу в данной идеологии «органичного сочетания» с духовным наследием, например, японцев, ценности американцев, немцев, англичан и остальных нескольких сотен народов. У них, например, нет такой темы, как империя. А среднему канадцу плевать на все человечество вместе с его цивилизацией. А американца тошнит от всяческой болтовни о духовности и какой-то там совести. Ну, не сочетаются они с национальными и культурными особенностями России, как бы Подберезкин их ни просил об этом. Ну, вот такие они, нехристи нерусские, черт бы их побрал.

Вообще-то Россия и человечество – это конек государственно-патриотического движения. В книге эта идея выражена следующими уникальными словами: «Мы полагаем, что Россия может и обязана быть мировым лидером в научной, культурной, образовательной и духовной областях… по КОЛИЧЕСТВУ ТАЛАНТЛИВЫХ ЛЮДЕЙ, способных дать России и человечеству будущие перспективы развития» (с. 191). После таких слов я сразу захотел было предложить ввести в макропоказатели государств строку: количество талантливых людей на тысячу человек. Остановило меня одно: а как определить меру или масштаб талантливости: по количеству печатных листов? Или по количеству рационализаторских предложений? Или по количеству сумасбродных идей? Боюсь, что «консенсуса», по-русски, значит, единогласия, не получится. Во-первых, «человечество» или «цивилизованный мир» никогда не поклонялся русской науке, образованию и культуре по той простой причине, что он ничего этого не знал и знать не желает. Полистайте любые западные энциклопедии великих людей, и вы обнаружите из сотен и тысяч имен в лучшем случае пять-десять русских. Пора уже кончать эту практику: выдавать желаемое за действительное. Во-вторых, что это за «цивилизация вообще»? Есть японская, китайская, американская, африканская и т. д. И я что-то не замечал элементы «русской уникальности», к примеру, в той же японской цивилизации или американской. В-третьих, если брать категорию «цивилизация» в ее абстрактном, отвлеченном виде, как, допустим, цивилизацию общечеловеческую, то в ней присутствуют элементы всех цивилизаций, а в настоящее время доминирует не русская цивилизация, а американская цивилизация с ее упрощенной, бездуховной формой выживания и процветания.

Другое дело, что в виде потенциальной возможности у России есть все основания бросить вызов той же американской цивилизации, но только не на посылках той идеологии, которую нам предлагает г. Подберезкин. Ее просто нет. А есть набор банальностей, который, не исключено, может вдохновить неграмотного лидера какой-нибудь патриотической партии или группы, но вряд ли может служить основой для идеологии крупных политических сил, не говоря уже о всей нации.