Текст книги "Правила игры"

Автор книги: Олег Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

В ранее оговоренный срок я вернулся к Митьке. Не сказать, чтобы я дрожал от нетерпения. Честно признаться, я и не рассчитывал на какой-то положительный результат. Тем поразительнее было то, что я услышал от Вайса.

– Миттельшпиль! – изрек Вайс, многозначительно раскачиваясь на задних ножках стула.

Толика позерства нам всем присуща, но я был слишком заведен, чтобы мириться с ней в ту минуту.

– Да! – подхватил я. – Удивительная звучность языка! Мне тоже иной раз так вот нравится произнести что-нибудь в свое удовольствие! Особенно «цейхгауз» и «цугцванг»! Чередование звонких и глухих, уму непостижимое! Или еще «штрейкбрехер»! На дюжину звуков приходится только одна гласная растяжка! А если в грудь набрать побольше воздуха…

– Середина партии! – расшифровал свою позу Митька, не дожидаясь окончания оды немецкому. – Миттельшпиль, судя по количеству трупов! Поздравляю, мой милый! Ты связался с настоящими психопатами!

– Мы о чем?! – уставился я на него.

– Не врубился еще?! – Вайс ткнул пальцем в монитор ноутбука с набранной петитом колонкой фамилий. – Вами играют в шахматы!

– Бред, – поморщился я. – Ахинея. Сапоги всмятку.

Фарадей запрыгнул ко мне на колени и, поддержав меня, широко зевнул.

– У тебя есть другие соображения? – усмехнулся Вайс.

Мне положительно ничего не оставалось, как выслушать его фантастическую лемму. За этим я, собственно, и пришел. Подавив в себе здоровое чувство протеста, я приготовился слушать.

– Почти сразу от всех этих убийств у меня возникло ощущение завуалированной последовательности, – начал делиться Митька своими соображениями. – Как будто кто-то делает очередной ход и убирает с доски съеденную фигуру. Вот, смотри.

Пробежавшись по клавиатуре компьютера, он перебросил фамилии из списка в порядке ликвидации их носителей и подставил рядом указанные мной примерные даты гибели: Яновский – сентябрь 98-го, Шумова – октябрь 98-го, Половинкина – октябрь 98-го, Семенов – апрель 99-го, Вирки – июнь 99-го, Трубач – август 99-го, Угаров – октябрь 99-го, Варданян – октябрь 99-го.

С отвращением, будто на банку с пиявками, я смотрел на экран монитора.

– С октября по апрель партия развивалась без потерь или была отложена, – внес Митька устное дополнение. – Кстати, если Половинкина ваша пропала без вести, то ее вполне могла постигнуть участь Трубача. Иными словами, ее могли также заранее взять под замок и приморить уже в свой час.

– На фига? – спросил я, почти наверное зная ответ.

И ответ был почти такой, как я ожидал:

– Да чтоб не светиться лишний раз! Это нам с зацепочкой в виде списка кое-как можно «историю болезни» прочесть. А легавых и репортеров такой нафталин законно со следа сбивает! Кто-то в машине сгорел, кто-то сам исчез, кого-то подстрелили на боевом посту, кого-то взяли в заложники! В общем, десять негритят резвились на просторе! В сплошном криминальном потоке поди поймай такого ерша! И тогда понятно, зачем Трубача в плену четыре месяца продержали! Могли держать и два, и полтора, и все шесть! В зависимости от хода партии! Могли бы и вовсе отпустить при ничейном исходе или если бы черные-белые получили своевременный мат! Трубач был жив, пока оставался на доске!

По большей части Вайс подтверждал пока мои собственные предположения. Лишь первопричина событий меня по-прежнему не устраивала.

– Но почему шахматы?! – взорвался я. – Почему не карты, не шашки, не лото, не городки, черт бы их взял?!

Дремавший на моих коленях Фарадей недовольно заворочался.

– Вопрос не ко мне, – скривился Вайс.

– Но позволь! – возразил я. – Ведь в шахматах тридцать две фигуры! Даже если здесь всего половина списка: допустим, белые! Или черные! Хотя я и не верю во всю эту ахинею, но допустим! То и тогда двух фамилий недостает!

– Вы поразительно догадливы, профессор, – с иронией отозвался Вайс. – К этому обстоятельству мы еще вернемся. А в данный момент я хочу обратить ваше внимание на принцип выбора персонажей, который сам по себе является косвенным доказательством абсурдной, как вы изволите выражаться, гипотезы.

– Обрати! – пробормотал я, пребывая в легком нокдауне от всего услышанного. – Обрати мое внимание! Оно остро нуждается в этом!

– Итак! – продолжил Митька голосом кафедрального лектора. – В шахматах, как известно, существует оценочная функция из двух составляющих: материальной и позиционной. Последняя учитывает все значимые признаки позиции: владение центром, наличие проходных и сдвоенных пешек, степень защищенности короля и тому подобное. Позиционная составляющая, как непроверяемая, нас пока не интересует. Потому сразу перейдем к более осязаемой в твоем лице материальной части.

Вместо этого Митька перешел, оставив свой рояльный табурет, на кухню:

– Кофе будешь?

– Нет, – отозвался я.

– С молоком или без? – крикнул Митька.

– Какое, к дьяволу, молоко?! – взвился я. – Ты что, мое терпение испытываешь?!

– В условной шкале ценности шахматных фигур, – он вернулся в комнату с двумя чашечками, одну из которых сунул мне, – за единицу принято считать потенциальную силу пешки. Конь – 3 пешки, слон – 3,5 пешки, ладья – 5 пешек и, наконец, ферзь – 9 пешек.

– Откуда девять?! – оторопел я. – Девять-то откуда, когда их по восемь?!

– Девять. – Вайс, размешивая сахар, зазвенел ложечкой. – Можешь проверить в любом теоретическом руководстве.

– Пусть девять, – сдался я.

– Восьмерых сотрудников вашего финансового института – от Лернера до Шавло – мы запишем в пешки. На большее они, будучи рядовыми клерками и охранниками, не тянут. – Митька снова защелкал по клавишам своего персонального компьютера. – А вместо остальных известных тебе фамилий давай подставим в соответствии с тем знамением, каким ты их позавчера наделил, тяжелые фигуры.

– Давай! – Я придвинулся к ноутбуку, чем вызвал неудовольствие Фарадея. – Давай подставим! Нас всех так или иначе уже подставили!

– Получается, – Митька удовлетворенно откинулся назад, – следующая картина: Шумова, согласно занимаемой должности, у нас будет конь, Варданян – слон и заместитель управляющего филиалом Вирки – ладья. В остатке трое пока тебе неизвестных: Краюхин, Четверкин и Вайнштейн!

Если принимать желаемое за действительное, картина и впрямь выглядела правдоподобно.

– А знаешь, – Вайс вдруг повернулся ко мне, – ведь ты не так уж и ошибался! Убийства-то очень даже символические! Ладья-Вирки утонула в Неве, слон-Варданян, как и подобает мастерам кинжальных проходов, зарезан, а конь-Шумова…

– Повешена! – подхватил я, блеснув эрудицией. – Глава двадцать четвертая из пятой книги «Гаргантюа и Пантагрюэль»! «Рыцари ходят и берут глаголем»! Ведь глаголь – это виселица! Невероятно!

– А пехота, как ей и положено, гибнет под ружейным огнем. – Митька выключил ноутбук.

– Лично меня в последний раз хотели взорвать, – попытался я остудить его фантазию.

– Такой подвал в договоре между сторонами называется форс-мажорным, – снисходительно пояснил Митька. – Раздел первый: безопасности игроков непосредственно угрожает оговоренный способ устранения фигуры. Тогда фигура устраняется наиболее приемлемым способом. Раздел второй: фигура не поддается устранению оговоренным способом, тем самым препятствуя продолжению партии. И тогда она опять же устраняется наиболее приемлемым способом. А поскольку тебя, Санчо, пуля не берет, я полагаю, твой раздел – как раз номер два.

– Теперь мне стало значительно легче, – мрачно отреагировал я.

– И последнее, – загнул Вайс менторским тоном. – Относительно твоего запроса по несоответствию суммы имен стандартному количеству фигур. При данном раскладе вполне очевидно, что королем является сам играющий, а королевой – кто-то очень близкий. Настолько близкий, что составитель списка не дал себе труда его указывать.

Обдумывая Митькины аргументы, я взял со стола остывшую чашечку кофе. В памяти моей всплыли все шахматные аллюзии управляющего казино: «Есть люди, которые без вашего ведома и дозволения на то, включили вас в сумасшедшую и смертельно опасную игру… Вы всего лишь пешка, даже если королевская, а пешки рано или поздно убирают с доски». Рука моя дрогнула, расплескав нетронутый кофе на Фарадея. Фарадей скатился на пол и с тявканьем помчался к своему брату Максвеллу, угрюмо наблюдавшему за нами с подстилки. «О, как ты был прав, мой брат Максвелл! – заливался Фарадей. – Нельзя было доверять этому субчику, нельзя! Расслабился я, наивный, расслабился!» Ну или что-то похожее. Почему-то мне кажется, что я с некоторых пор понимаю собачью речь. И чем больше я узнаю людей, тем больше я узнаю собак.

– Вот сукины дети! – выругался я в адрес Маевского и его воображаемого противника. – Значит, еще один список, думаешь, существует?!

– Думаю, что да. – Вайс прошелся по кабинету. – Должны еще где-то умирать слоны и пешки вне поля зрения. Скорее всего, в том же «Третьем полюсе» либо иной компании твоего нувориша.

– Здорово! – Я тряхнул головой, отгоняя наваждение, созданное незаурядной фантазией Вайса. – Ты у нас, Митяй, просто Кампанелла! Тебе бы утопии писать! В принципе оригинальная, конечно, версия, но…

«Но что?! – спросил я себя. – Да то, что не могут два человека в здравом уме, пусть и наделенные умопомрачительной властью, убивать людей забавы ради! Не в Древнем Риме все-таки! Ну деньги, ну сама эта власть, ну личные интересы!.. А вот так, за здорово живешь!»

– Но что? – спросил Вайс.

– Но только – версия, – очнулся я. – Предположение из разряда «это так, потому что я это говорю». Мы с тобой, Митька, представители точных наук, и не нам поддаваться домыслам.

– А вот для того и надобно второй список найти, если он существует, – резонно ответил Вайс. – Найдешь его – и все заморочки на места встанут. Ты сам-то давно играл в шахматы?

– Хочешь сыграть?! – ухмыльнулся я невольно.

– Хочу, чтобы ты путем сравнения фамилий и дат кончины проверил элементарные принципы игровой логики, – довел Митька до моего сведения ход своих рассуждений. – Насколько я понял, каждый из игроков, съедая фигуру соперника, обязан и устранить соответствующий ей человеческий прототип.

– И?.. – подстегнул я его.

– И тогда при стандартном размене коня на коня, или слона на слона, или коня на слона с выигрышем качества вслед за той же Шумовой либо Варданяном был повешен либо зарезан кто-то из второго списка, соответствующий им по рангу, – логично?

– Логично, – согласился я без особенного энтузиазма.

– Вот и все! – Знаменуя окончание разговора, Митька прихлопнул на столе невидимую муху. – Закон исключенного третьего! Утверждение либо истинно, либо ложно! Третьего не дано! Что делать намерен?! – Он посмотрел на меня скорее с любопытством, нежели с сочувствием.

– Выспаться!

– Ты заходи, если будут новости, – провожая меня до дверей, промолвил Вайс. – Правда, я дней на десять в Тунис махнуть собираюсь. Может, со мной?

– В жопу твой Тунис, – отказался я от радушного приглашения. – Жарко там.

Выйдя на улицу, я направился к «Третьяковской». Золотой купол храма Всех Скорбящих Радости сверкал на голубом небесном склоне, как перевернутый воздушный шар без корзины.

Отчего-то я вспомнил свой зловещий и вместе пророческий сон в первую ночь, проведенную в «Лаокооне». Сон с двумя змеями, наблюдавшими за шахматной партией. Все же есть какой-то клапан в наших мозгах, словно пузырьки, выпускающий иногда под давлением на поверхность фрагменты истины, сокрытой от бодрствующего разума.

В тот же день я дозвонился в редакцию газеты «Новый Петроград».

– Будьте любезны, Ольгу Сергеевну, – попросил я знакомую журналистку.

– Слушаю! – не заставила она себя долго ждать. – Кто говорит?!

– Достоверный источник! – отрекомендовался я. – Мы с вами в ресторанчике «Повторим!» чаи гоняли, Ольга Сергеевна. Помните меня?!

– Да. – Особой приветливости я в ее голосе не услышал.

– И что вы решили?! – полюбопытствовал я тем не менее.

– Завтра в номер, – сообщила она, не меняя интонации.

– Преклоняюсь перед вашим женским мужеством! – сказал я с чувством.

Она фыркнула и повесила трубку.

Теперь и я сделал свой ход, коли мы впрямь играем. Весь мир – доска, и люди в нем – фигуры.

Часть II
Катоблепас

ГЛАВА 16
ДЕТИ ПОДНЕБЕСНОЙ

Самой статьи в «Новом Петрограде» я не читал, как не читал и всего остального, что печатается в этом – похвалить! похвалить! – прогрессивном и смелом периодическом издании. Но зато довелось мне прочесть ее сокращенный вариант, опубликованный в одной из популярнейших центральных газет под заголовком «Тридцать три несчастья». Начиналась заметка следующим образом: «Непостижимая эпидемия захлестнула коллектив небольшого по масштабам обеих столиц коммерческого банка, преимущественно специализирующегося на инвестициях в сфере нефтяного бизнеса. Менее чем за год разного рода несчастные случаи унесли жизни шестерых его сотрудников и еще один пропал без вести. Этот своеобразный «бермудский треугольник» стихийно возник…» и так далее. Окончание было написано в несколько фельетонном духе, что мало соответствовало изложенным в статье трагическим фактам: «…И неудивительно, если вскоре правление «Дека-Банка» займется набором добровольцев для пополнения изрядно поредевшего штата. Засим рекомендуем господам безработным почаще заглядывать в интересующие их колонки. Авось да появится там что-то вроде: «Приглашаем на высокооплачиваемые должности специалистов по кадрам, бухгалтеров, операторов и охранников с богатым опытом выживания в каменных джунглях. Страхование от несчастных случаев осуществляется за счет нанимателя». Набранная в конце жирным кеглем приписка «Публикуется в сокращенном варианте по материалам статьи «Казни египетские», газета «Новый Петроград» от 16.11.99 г.» свидетельствовала о том, что Ольга Сергеевна постаралась на славу и бумаги не пожалела. Таким образом, шах, объявленный при ее участии моим далеко не голым королям, должен был вызвать в их лагере порядочный переполох. И он таки его вызвал.

Резонанс от публикации в прессе докатился до меня с курьерской скоростью. Скорее даже, чем я ожидал. Ответный ход противников был адекватен их возможностям и явно превышал мои собственные.

– Тебя объявили! – сказал не на шутку встревоженный Руслан, заходя поутру в обжитые мной «лаокооновские» апартаменты. – Сматывай удочки! Пол-лимона ворам за твою башку обещано! Теперь каждая падла сдаст!

Пока я собирал свои пожитки, он поведал о вчерашнем сходе законников и преступных авторитетов, на котором был брошен клич: «Ату его!»

«Руслан прав! – прикинул я. – За эти деньги меня кинутся разыскивать все кому не лень, от милиции до отбросов общества! В погоне за мной теперь объединятся как преступные элементы, так и те, кто ведут с ними неустанную войну. Какая, к свиньям, война, когда здесь такие бабки ломятся?! Ну что же! Все верно. Я объявил, и меня объявили».

– Пол-лимона баксов! – сокрушался Руслан. – Это же сказать кому – не поверят! Целых пол-лимона за такого охламона!

– Только в рифму не говори! – разозлился я, защемив палец молнией сумки. – Частушек мне сейчас не хватало!

– Кому же ты так ноги-то оттоптал?! – Ожидая меня, Руслан присел на подлокотник дивана. – Премьер-министру, не меньше!

– Премьер у нас человек порядочный! – Я поднял сумку. – У него таких денег нет. На меня, по крайней мере.

Сопровождая меня к запасному выходу, Руслан поделился своими планами на мое ближайшее будущее:

– Суток на двое-трое Чен тебя в уединенном месте у родственников спрячет. О расходах не беспокойся: будешь на всем готовом. Без моей команды оттуда ни ногой. Связь – через китайца. В пиковом случае – по мобильному.

Он опустил в боковой карман моей куртки «моторолу».

На улице нас поджидали Матвей Семеныч и продрогший в спортивном костюме Серик. Молодой отец протянул мне увесистый полиэтиленовый пакет.

– Джин-тоник, – пояснил он. – Бутерброды-кофе. Термос как-нибудь потом завезете.

Провожали меня, будто на фронт. «Прощания славянки» не хватало для полного счастья. Приняв у работника сауны «дар от сердца», я пожал его руку. А Руслан протянул Проявителю бумажку с адресом.

– Не гони, Семеныч! – предупредил он. – Сашку надо без дорожных инцидентов довезти! Но если инспектора тормозить станут – гони! Потом разочтемся!

«И чего только не бывает на белом свете! – размышлял я, прислушиваясь к наставлениям моего боевого товарища. – Вот живешь ты, Руслан, в достатке и уважении. Купцы да фабриканты в пояс тебе кланяются. Братва тебя слушает, как отца родного, да и пуще отца! И грезится тебе, что всегда так будет. А случись беда великая, и окажутся в беде твоей самыми надежными помощниками банщик, да старый фармазон, да китаец лукавый, как ты в моей оказался».

– Ничего не забыли, Александр?! – спросил, запуская двигатель, Проявитель.

«Разумеется, мы забыли! Попрощаться с Русланом забыли мы!» – Я оглянулся назад.

– Пошел! – Руслан хлопнул «москвичонка» по багажнику, словно горячего скакуна.

«Уединенное место» доктора Чена оказалось комнатой в общежитии сельскохозяйственной академии, напоминавшем гудящий пчелиный рой. Причем «пчелы» все лопотали по-китайски.

Доктор Чен встретил нас у дверей.

– Как плечо?! – Твердой ладошкой он ткнул меня в область ранения.

– Спасибо! Как ваше?! – откликнулся я на бодрую шутку целителя.

– Так! – хихикнул китаец.

Матвей Семеныч, метнув в него свирепый взгляд, развернулся и погнал машину прочь от рассадника шарлатанов.

– Старый человек! – покачал головой Чен, глядя ему вслед. – Омолодить его надо! Я только раз омолодил! Один раз мало! Очень старый!

«За каким шайтаном осторожный и опытный друг мой татарин определил меня в эти маньчжурские казармы?! – недоумевал я, поднимаясь по лестнице вслед за доктором. – На фоне кадмия белое пятно трудней сыскать, чем меня в толпе китайцев!»

Мимо с коробками и здоровенными тюками вверх и вниз, будто джонки по Янцзы, сновали раскосые коробейники. Стойким запахом промышленной кожи был пропитан весь воздух общежития.

– Вам понравится! – обнадежил меня Чен. – В комнате только трое! Младший брат моей жены и еще двое!

Мне бы следовало сразу развернуться и уйти, но любопытства ради я решил задержаться, хоть бы и ненадолго. Дети Поднебесной всегда чем-то привлекали меня и казались мне среди всех представителей азиатского континента наиболее родственными по образу мыслей. Впечатление это, впрочем, сложилось больше из литературы и философии расы изобретателей пороха. И я как-то хотел его закрепить бытовым примером.

Расценив мое молчание как признак недовольства, Чен поспешил объясниться:

– В моей квартире очень шумно! Частная практика! Много людей заходит. У вас есть богатые старухи? Чен знает секрет! Мертвые воды Шамбалы!

Пробегавший по коридору носильщик задел доктора углом неподъемной с виду коробки, и Чен отлетел в мои объятия.

– Все спешат! – воскликнул он, будто извиняясь за чужую неловкость. – В комнате иначе!

В комнате, куда привел меня Чен, действительно было по-другому. Развешанные по стенам на стальных костылях дубленки и кожаные куртки всех возможных фасонов давно и окончательно превратили ее в склад готовой продукции. Тут же стояла и упаковочная тара в штабелях. Четыре кровати были сдвинуты к центру комнаты. Ютившиеся на оставшемся пространстве ее обитатели дружной семьей сидели за двумя составленными вместе узкими столами, тянувшимися почти от самой двери до единственного окна, и пили вино. Вино было азербайджанское, но разливалось по старой китайской традиции из чайника. Захмелевшие китайцы что-то шумно обсуждали на своем птичьем наречии, когда Чен и я нарушили своим появлением их темпераментную спевку.

Китайцев, надо заметить, в комнате было втрое, по меньшей мере, больше, чем обещал из скромности доктор. И немедля он стал меня со всеми знакомить:

– Шень Лянь!.. Сяо Цынь!.. Ян Шунь!.. Шень Сяося!..

На четвертом имени я оставил напрасную попытку запомнить, кого и как зовут. В ушах моих только рассыпался беспорядочный набор шипящих и цокающих звуков. Каждый представленный тянул мне свою руку через стол, и очень скоро я сделал вид, что перезнакомился со всеми. Последним был младший брат жены Чена почтенный Янь Хуэй. Судя по его приблизительному возрасту, жене доктора было лет сто. Ее наличие, вполне вероятно, и подсказало врачевателю мысль заняться таким прибыльным бизнесом, как омоложение.

Радушные китайцы потеснились, и Янь Хуэй усадил меня подле себя. Тотчас предо мной объявилась чашка с отбитой ручкой.

– Гостите! – Довольный, что все так устроилось, Чен подхватился и выбежал в коридор. – Я спешу к пациентам!

Бурное обсуждение насущных дел за столом быстро возобновилось, и струйка портвейна вновь побежала из чайника.

– Я хорошо говорить по-русски! – похвастался Янь Хуэй, толкая меня в бок локтем. – Я его изучай и говори! Янь Хуэй, води!

– Переводчик! – поправил я бойкого старика.

– Да! – закивал он с лучезарной улыбкой. – Я и ты говори! Они все глухой!

– Почтенный Янь Хуэй у нас ведущий специалист по русскому, – без тени иронии подключился к беседе молодой худощавый китаец напротив. – Если бы не Янь, мы бы и половины прибыли не выручили. Сейчас оптовая торговля идет успешно. И все благодаря почтенному Янь Хуэю.

Благосклонно выслушав этот незатейливый дифирамб, старик прикрыл глаза.

– А правда, что доктор Чен использует мертвую воду? – поинтересовался я у молодого.

– Правда, – подтвердил он. – Из-под крана. У вас в Москве такая вода, что мертвей не бывает.

Удовлетворенный этим объяснением, я огляделся. У подоконника, свесив ноги, сидел на коробке маленький китайчонок лет пяти-шести. Его смышленые черные глаза следили за мной неотрывно и настороженно. «Кто ты, чужеземец? – словно бы застыл в них немой вопрос. – Зачем пожаловал?»

Вскоре негоцианты прервали застолье, что удалось им куда легче, нежели это удается большей части моих соплеменников, и стали расходиться. Предоставленный сам себе, я подвинулся ближе к окну и поманил китайчонка. Тот не шелохнулся, все так же глядя мне прямо в глаза.

– Тебя как зовут? – спросил я.

Молчание было мне ответом.

– Бутерброд хочешь? – Я запустил руку в пакет, которым снабдил меня Серик перед отбытием из «Лаокоона».

Ни слова с его стороны.

Я развернул упакованные в фольгу бутерброды и разложил на подоконнике.

– Мальчик! – подал голос почтенный Янь Хуэй, дремавший, сидя на койке. – Мать умер, отец умер!

Я сполоснул чашку тоником, выплеснул его в форточку и налил себе из термоса кофе.

– Ли, – назвался китайчонок.

Стою ли я того, чтоб мне отвечать и вообще заводить со мной отношения, он взвешивал долго и обстоятельно.

– Мальчик! – повторил Янь Хуэй с оттенком презрения.

– Значит, Ли. – Я потрепал его по жестким волосам. – Ну и сколько же тебе лет?

Китайчонок поджал губы.

– Хочу, – ответил он.

Это уже, как я догадался, относительно моего предложения насчет бутербродов. Я протянул ему ломтик хлеба с ветчиной, накрытый сверху долькой помидора. Прикончив его и все остальные, Ли взялся за цыпленка. Надо полагать, особенным вниманием его здесь не баловали. Когда цыпленок отправился вслед за прочей снедью, Ли облизнул пальцы, и семь из них были предъявлены мне. Семь лет ему было, китайчонку Ли, и больше он от меня уже не отходил.

У молодого китайца, поведавшего мне за столом о секретах врачевания доктора Чена, я выяснил, что мать Ли скоро год, как умерла от рака. Родом она была из провинции Гуандун, бежала в Москву, как и многие ее соотечественники, от нужды, но и здесь ей не суждено было найти свою удачу. Отца у мальчишки не имелось вовсе, и в посольство его на совете местной фактории постановили не сдавать. Такова была и просьба его матери перед смертью. На родине Ли ждал приют куда более суровый. Так он и остался «сыном полка». Парень он был сообразительный и упорный. Общаясь с покупателями китайского ширпотреба, довольно сносно овладел русским и как мог старался отрабатывать свой хлеб: бегал в магазины и по мелким поручениям.

Ночью, когда я спал, деликатно отгороженный ото всех прочих постояльцев шелковой ширмой, вытканной розовыми ласточками, Ли бесшумно покинул свою раскладушку, подобрался ко мне и пристроился рядом. Сон мой был чуток, и я тут же открыл глаза. Зрачки Ли, пристально смотревшие на меня, были темнее ночи.

– Ты завтра уйдешь, – сказал Ли.

– Уйду, – согласился я.

– Возьми меня с собой. – Китайчонок прижался теплой щекой к моему плечу.

– Спи. – Я обнял его, и он затих.

Утром нас разбудил громкий топот и выкрики, раздававшиеся по всему коридору.

– Облава. – Ли посмотрел на меня с тревогой.

Смысл этого слова был ему хорошо знаком. Испугался он, как я понял, больше за меня.

Сбросив одеяло, я быстро оделся. Рейд милиции был, вероятно, плановым. Однако и нельзя было исключать, что спланировал его кто-то из чинов именно с дальним прицелом на мою поимку. Не верю я в совпадения. Как не верил, так и не верю.

– Я вернусь! – сказал я китайчонку. – Обязательно!

И надел ему на шею свой образок на гайтане.

Мощный удар чуть не снес дверь с петель, только лишь я выглянул из-за ширмы.

– Видчиняй! – донеслось из коридора.

Не перевелись еще хохлы на Руси.

Почтенный Янь Хуэй трясущимися руками открыл замок.

– Побачимо! – Румяный сержант в камуфляже, отстранив старика дулом автомата, ввалился в комнату.

Приготовившись к худшему, я наблюдал за ним в прорезь между створками ширмы. Ли, вцепившись в мои джинсы, стоял тихо, как сломанные часы.

Сержант жестом поманил Янь Хуэя.

– Прохаю ласково: гроши е?! – спросил он, озираясь через плечо.

– Моя не понимай! – пролепетал китаец-переводчик.

– Зовсим?! – ехидно поинтересовался сержант. – Мени щесь здаеться, що ты брешешь, китайчик!

Он ухватил старика за ворот и, подтянув к себе, показал ему кулак размером с аллигаторову грушу.

– Як зараз в ухо вдарю!

Я сделал невольное движение в его сторону, но тут в комнату заглянул еще один представитель силового ведомства.

– Чего тут у тебя, Василь?! – спросил он деловито.

– Та шо?! Вот ховался, бачишь?! – Василь встряхнул перепуганного китайца. – Треба вдарить зараз, щоб вин знав, як ховатись!

– Документы! – обратился вновь прибывший к старику. – Паспорт! Регистрационное удостоверение!

Пока второй боец разбирался с Янь Хуэем, сержант приступил к обыску.

– Тю! – воскликнул он, отодвигая в сторону ширму. – Щоб мне лопнули глаза! Це кто ж такий?! И шо з такими китайчиками роблють?!

Я убрал Ли за спину, и в следующую секунду беспечный сержант ухватился обеими руками за пах.

– Вин мени вдарил! – застонал он, с тревогой прислушиваясь к происходящим внутри него процессам. – Вин вдарил мени! – В голосе его прозвучала неподдельная мука. Значит, было за что переживать.

Я подхватил свою кожаную куртку, взлетел на подоконник, вынес плечом стекло и сиганул вниз. Второй этаж, конечно, не шестой, но колено я себе расшиб основательно.

– Тримай его, хлопцы! – неслось из разбитого окна. – Вин мени вдарил! Швидче тримай!

Прихрамывая на ушибленную ногу, я добежал до остановки и запрыгнул в отходящий троллейбус.

Преследователи мои коли и были, то остались где-то далеко позади.

– Меня выкурили! – сообщил я коротко Руслану, набрав на «мотороле» его номер и дождавшись отзыва. – Перезвоню, как оторвусь!

Вдаваться в подробности я не стал. Эпизод в общежитии подействовал на меня отрезвляюще. В очередной раз я убедился, что отсиживаться или убегать в моем положении – последнее дело. Того, кто бежит, когда-нибудь непременно догонят, и того, кто прячется, обязательно найдут. Лучшая защита – это нападение, как любят говорить футбольные тренеры. Банальность зачастую оттого и банальность, что верна по сути, а значит, и часто употребляема. Резкая смена тактики была для меня наивернейшим способом изменить в свою пользу развитие событий. Только быстрая контратака могла заставить моих противников совершать ошибки. Пусть не самих игроков, но подыгрывающих. А заодно я намерен был убедиться в существовании еще одного списка и, возможно, выйти через него на второго – если Маевский, разумеется, первый – «гроссмейстера». Искать концы надо было где-то в недрах родного банка. Резонно было предположить, что кто-то подобный Игорю Владиленовичу управляет загонщиками «с другой стороны доски», как назвал это Вайс. Хотя бы тот же Шибанов. Исходя из того, как Шибанов прокололся с моим «отъездом в Ялту» после знакомства моего с экспедитором «Третьего полюса», он и был в этой партии егерем номер два. Как бы иначе он узнал о моей идиотской реплике, брошенной Музыканту, когда я подсел в их поганое «такси»? Только от Галембы, которому Виктор Сергеевич доложил немедля о результатах проваленного покушения во всех подробностях. Или от Игоря Владиленовича, егеря номер один. Так или иначе, именно Шибанов бросился звонить Журенко с расспросами насчет моего предполагаемого отъезда в Крым. Чем себя с головой и выдал. Тогда я не догадывался о его роли во всей этой «шахматной» истории. Потому и не трогал его. Но это было тогда.

Проболтавшись, насколько позволяло ушибленное колено, до окончания рабочего дня в центре города, ровно в 18.00 я подошел к «Дека-Банку». Засиживаться лишнего на «производстве» Шибанов не любил. Это я знал по опыту совместной работы. Так и оказалось. Шибанов появился в стеклянных дверях банка, поднял каракулевый воротник пальто и направился к автостоянке. Верней, направились мы сразу оба, но только с разных сторон. Он шел чуть быстрей, а мне было идти чуть ближе, потому к машине мы подошли примерно одновременно. Правую руку я держал в кармане куртки. Большего разумному Шибанову и не требовалось. Ему не надо было демонстрировать пистолет, которого у меня, кстати, и не было. С Шибанова вполне хватило этой самой правой руки. Он молча открыл дверцы машины: сначала переднюю, затем и заднюю и жестом пригласил меня на посадку.

– Вот я и пришел, – сказал я, устраиваясь сзади. – Как договаривались.

– А мы договаривались? – Посмотрев в зеркальце, он встретился со мной взглядом. – Ну конечно! Как я мог забыть! Ведь это было всего пару месяцев назад.

Издевка в его тоне была деланной. Он, Шибанов, храбрился и бравировал.

– Давай без канители, – разъяснил я ему наши дальнейшие отношения. – Расскажешь про список – я тебя прощу и забуду. Нет – забудут все остальные. Плохих людей быстро забывают.

– Какой список?! – подобрался Шибанов.

Но ненадолго. Сперва собрался, а после сразу и разобрался. Как только переварил, что мне вообще про список известно.

– Ты все не так понял, Сашок! – повернулся он ко мне. – Не так все!

– А как мне тебя понимать, Шибанов, если ты молчишь? – пожал я плечами. – Ты скажи – я пойму.

– Я сам на крюке! – Губы у Шибанова задрожали. – У Караваева на меня такое, что век не отмыться!

– У Игоря Владиленовича? – догадался я самостоятельно.