Текст книги "Гроза над озером (СИ)"
Автор книги: Оксана Зиентек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Неплохо! – Одобрительно заметил заметил Бруно, обращаясь к Гримнице. – Я удивлен, как при такой охране Вам удалось удрать из замка, принцесса?
Княжна только пожала плечами, смущенно улыбаясь. Хотя ничего плохого в своем защитнике она не чувствовала, выдавать помощников, рискнувших головой ради ее затеи она не собиралась.
– О, господин, смотрите, да тут тоже целое поселение! – Восхитился один из рыцарей, когда небольшой отряд проезжал мимо села.
– Действительно, хотя людей я не вижу, – согласился Бруно, – большинство домов выглядят обжитыми. Не думал, что Арне рискнет сорвать с земли столько людей, – обратился он уже к Гримнице. – Я слышал, у него совсем небольшое поместье.
– Зачем срывать? – княжна изо всех сил пыталась не выдать чувств, которые охватывали ее каждый раз, когда заксы начинали рассуждать о заселении земель. Так, словно речь шла о безлюдной пустыне. – Пусть себе сидят, где сидели. Здесь и без них есть кому работать. А это все – мои люди.
Княжна и сама понимала, что лукавит. Работников в селе не хватало. Да и Фите с Тедэ с трудом можно было отнести к ее людям. Но на сопровождающих ее слова произвели впечатление.
– О, как! Значит, правду я говорил, – сын герцога одобрительно кивнул, – если кто и сумеет договориться с вендами, то это фон дер Эсте. А что на полях? – Поинтересовался Бруно, глядя на свежевскопанные полосы огородов.
– Репа. – Гримница невесело усмехнулась. – Репа и, если дождевая погода продержится еще хоть недельку, то будет хорошая сарацинка.
– Что? – Не понял сопровождающий Бруно рыцарь, тот, что интересовался рецептом меда.
– Сарацинка, сарацинское зерно. Не знаю, как это по-вашему. Белым цветет, на песке растет хорошо, морозов не любит…
– Бухвайцен – буковая пшеница? – Спросил рыцарь, но княжна только пожала плечами.
– Спросите у солдат, я не знаю.
Возможно, разговор и дальше шел бы в таком, исключительно хозяйственном ключе, но из крепости уже выехал отряд для встречи.
– Госпожа! – Возмущению Йенса не было предела. – Куда Вы подевались? Мы весь лес обыскали, Каи не поехал в город, искал Вас… Как мы можем помочь Арне, если вынуждены гоняться по лесам за Вами?
– Не надо было за мной гоняться. – Если Гримница и смутилась ненадолго, то известие о том, что никто так и не поехал выручать ее мужа, отбило всякое желание соблюдать приличия. – Дело надо было делать, тогда бы и мне не пришлось ночами по лесам шататься.
– А, кстати, да, приятель. – Лицо этого рыцаря Бруно смутно помнил, но имени вспомнить не смог. Из чего и сделал вывод, что особо важной персоной рыцарь не является, скорее, одним из сопровождающих Арне. – Ты хоть бы поинтересовался, все ли в порядке с госпожой. А уже потом накидывался с упреками.
– В порядке? Я и так вижу, что она в порядке и в прекрасной компании. – В голосе Йенса звучала обида. – А мы четвертую ночь не спим, сперва из-за Арне, теперь из-за нее… Может, мне и не по чину госпоже высказывать, я хоть и родственник, но пока только будущий. А вот Тиз – брат Арне – имеет полное право запереть ее в комнате. И я, если честно, жалею, что он сразу этого не сделал.
– А с какой-такой стати брат мужа будет меня запирать? – В голосе Гримницы зазвучал вызов. Теперь, когда она знала, что об Арне позаботятся, она не желала далее выслушивать оскорбления от его родни. – С каких это пор в моем доме распоряжается кто-то кроме моего мужа?
– Тиз – старший мужчина в роду после Арне. Он имеет право. – Пояснил Йенс, немного сбавляя тон и пристраивая коня рядом с неказистым коняшкой княжны. – Кстати, напомните мне, госпожа, не это ли та лошадка, что потерялась вместе с этим вендским дедом – деревенским старостой?
– Дед вернулся? – Вопросом на вопрос ответила Гримница, думая о своем.
– А должен был? – Йенс прищурился, понимая, что венды опять что-то придумали.
– Обещал быстро обернуться…
– А что за дед? – Поинтересовался Бруно, видя, что назревает что-то интересное.
– Да-а… – замялся Йенс, не желая рассказывать, как его и остальных рыцарей провел простой вендский крестьянин. – В общем, есть тут один дед, старый, того и гляди на ходу развалится. Или был, – тут он покосился на Гримницу, но та ничего не сказала, будучи и дальше погруженной в свои мысли. – Толковый мужик, хозяйственный, ничего не скажешь. И местность знает, и людей за собой повести умеет. Только уж больно много воли ему Арне дал. Представляете, фон Лаунборг, этот дед даже наших солдат как-то ухитряется приструнить, если они, по его мнению, переходят границы дозволенного.
– Ого! – Бруно искренне восхитился. – И как же это у него получается?
– Дед Соберад при моем деде больше двадцати лет десяток в походы водил. – сказала Гримница, все так же задумчиво разглядывая лес. – Он кого-хочешь приструнит.
– О-о! – теперь уже оба рыцаря глядели на нее с интересом. – А Арне знает?
– Само собой. – Княжна пожала плечами. – Это же с ним дед договаривался, чтобы остаться. Мы ему пообещали право на борти и межу уважать.
– Да-а, – озадачено протянул Бруно себе под нос, – пожалуй, воли действительно многовато… Но Арне виднее.
В крепости отряд встретили все: и заксонцы, и венды. Солдаты оживленно обменивались новостями с новоприбывшими товарищами, рыцари тут же удалились на небольшой военный совет, не забыв сперва проверить, чтобы Гримница вошла в терем. У ее двери тут же встали двое солдат, готовые, в случае чего, задержать госпожу любой ценой. Впрочем, княжна особо и не рвалась куда-то, попросив принести ей кусок хлеба и ведро свежей воды, чтобы умыться.
С водой пришла Ванда, готовая не только полотенце подавать, но и, если надо, помочь хозяйке добрым советом. И, заодно, поделиться последними новостями, как же без этого.
– Как вы тут? – Спросила Гримница как только за Вандой закрылась дверь.
– Да как обычно. – Та усмехнулась, ожидая, пока княжна снимет рубашку. Дождавшись, стала осторожно поливать теплой водой из ковшика над миской. – Брат панский сильно лютовал поначалу, чуть десятнику в морду не съездил за недосмотр… Но пан Каи их быстро всех успокоил и делом занял.
– Но как помочь Арне, они так и не придумали. – Невесело фыркнула княжна, зарываясь лицом в чистый рушник.
– Да нет, что-то там пан Каи полночи писал, и уже поутру гонцов отправил, – возразила Ванда, – только вот не знаю кому и куда. Это уж ты, деточка, сама у него спрашивай.
– Обязательно спрошу, – Гримница кивнула, – только сегодня они точно не станут со мной разговаривать.
– Ну, хоть не зря съездила? – В голосе знахарки зазвучала тревога.
– Вроде, не зря. – княжна отвечала осторожно, хотя в глубине души была уверена, что этот странный Бруно свое слово сдержит. – Так ты так и не сказала, как вы тут?
– Да что нам станется?! – Ванда только отмахнулась. – Милан уже садится потихоньку, на пользу ему лечение пошло. Из Добравки помощница вышла хоть куда, думаю ее в ученицы взять. Красава прямо-таки ожила. Такая хозяйка стала… даже до войны такой не была. Все в поля да в леса рвется. Но тут с ней не поспоришь, троих детей, как-никак, в зиму прокормить надо.
– Да ладно тебе, Ясько уже не ребенок. Молодой парень, он почти месяц сам на всю семью пахал.
– Это для тебя он – не ребенок, – мягко улыбнулась женщина, – а для Красавы он будет дитем даже тогда, когда у самого внуки по полу поползут.
Что еще? Ах, да, еще одна свадьба у нас намечается.
– Знаю, муж сестру свою за рыцаря Йенса отдает.
– Не за Каи? – Удивилась Ванда. – Ему, конечно, виднее. А по мне, так пан Каи и солиднее, и семья у него, говорят, хорошая… впрочем, панам виднее. Но я не про них.
Как? – От удивления Гримница обернулась так резко, что густые волосы, которые она как раз переплетала, разметались по плечам. И кто же еще?
Она мысленно перебрала всех жителей крепости и поселения, но ни одной подходящей пары так и не придумала.
– Фите, что ли, свою вдовушку уговорил?
– Да нет, Беляна наша замуж собралась. За Тэде.
– За Тэде!? Так он же старый!
– Да вам, молодым, мы все стариками кажемся. – Знахарка улыбнулась и задорно подмигнула. – Конечно, Беляне мужика бы помоложе… но какой уж есть. Знаешь, княжна, она с одним дитем да на хорошем хозяйстве, и то беды хлебнула. А сейчас с двумя – как бы вообще не пропасть.
– Как это с двумя? – Не поняла Гримница. – Когда это они успели? Беляна, вроде бы, и месяца в крепости не прожила.
– В крепости – нет, а в плену у заксов… сама понимаешь.
– И… Тэде знает? – Гримнице и раньше приходилось бывать на свадьбе, когда кто-нибудь из живущих в крепости или около нее решал соединить свои судьбы. Но это всегда были свадьбы по большой любви, или, по крайней мере, такими они казались девочке-подростку. А чтобы вот так…
– Знает, – Ванда посерьезнела, – говорит, кому ж еще заксонское дитя растить, как не заксу. А я сразу говорила, что хороший он мужик.
– Да, наверное…
Гримница была благодарна, что Ванда не расспрашивала ее о том, что пришлось пережить ей, пробираясь ночью по лесным дорогам. Как задабривала она лесных духов, оставив на перекрестке лесных тропинок все припасы, что взяла с собой в дорогу. Как до самого новенького частокола, отделяющего имение рыцаря Бруно от леса, ее преследовало ощущение взгляда в спину…
Но то, что король заксов получит ее письмо, стоило пережитого страха. Большего для мужа она сделать не могла.
* * *
Его Величество Эрих Первый читал письмо. Читал и не знал, хмуриться ему или смеяться. Добротный лист пергамента был исписан аккуратными строчками, напоминающими ему письма младшего сына. Видно было, что автор письма очень старался, складывая непривычные буквы в чужие слова.
"Здравствуй много лет, Эрих, мудрый король заксов!
Муж мой Арне, чьи владения лежат по берегам реки Эсте, хвалил тебя за справедливость и мудрость. Так что же люди твои на моей земле беззаконие творят? Помощи прошу у тебя и защиты для меня и людей моих, что без мужа моего беззащитными сейчас остались. Да только могу ли я от тебя помощи ждать?
Сперва не держишь ты, король заксов, слово, данное отцу моему – князю Мешко. Не всех лужичан отпустил ты с князем, многих люди твои беззаконно держали и безоружных рубили. Теперь держишь в полоне ты мужа моего за то, что заксов твоих беззаконных приструнить хотел. Ты уж наведи порядок, пресветлый король, не сочти за труд, раз на земле моей править взялся.
Помнится, уговаривались мы с тобой, что остаюсь я при муже в твоих краях и тебе, а не князю лужицкому кланяюсь. Да только без мужа моего ничего меня здесь не удержит.
А чтобы не удумал ты чего непотребного, знай, что другого мужа мне не надобно. А буде придет чужак на мою землю, путь с оглядкой ходит, отец мой – князь – землю эту для меня заклинал, не примет она кого-попало.
С поклоном, княжна лужицкая Гримница, дочь Мешкова, жена Арне, что с берегов Эсте-реки."
– Ну, что скажешь? – Спросил король, протягивая письмо секретарю. А сам сел, подперев подбородок руками и почти с умилением глядя, как постепенно поднимаются вверх густые брови верного помощника.
– Какая наглость! – Возмутился тот, разводя руками в знак полного недоумения. – А по виду и не скажешь, что девица дурно воспитана. Кем она себя возомнила?!
– Принцессой? – Невинно поинтересовался король Эрих.
– Принцессой? Десять лет жила, словно крестьянка, а теперь вспомнила, что принцесса? – Выговорившись, секретарь поумерил пыл и задумался.
– Ваше Величество. Вы уверены, что эта писанина стоит внимания? Беспокойство девочки, конечно, понятно, но ничего нового она нам не сообщила. И угрозы эти детские…
– Отчего же? – Эрих первый задумчиво поскреб подбородок. – Письмо князя Мешко, что мы получили третьего дня, показывает, что тот с дочери глаз не спускает. И я очень даже верю, что не мог Мешко просто так землю отдать, не оставив себе даже маленькой лазейки.
– Однако, эта девчонка осмеливается грозить Вашему Величеству, словно она – наследная принцесса.
– А что ей еще остается? Понятно, девочка напугана, вот и дерзит. – Король мягко покачал головой и снова начал рассматривать письмо. – Теперь, когда старший брат мертв, ей не с кем соперничать за отцовскую любовь. И я не удивлюсь, если этот старый лис Мешко воспользуется поводом, чтобы сыграть свою игру.
– Ваше Величество, мы же недавно обсуждали, что князю Мешко война сейчас не нужна.
– Сейчас – нет. – Согласился король. – Но кто поручится, что наведя у себя в княжестве порядок (я думаю, больше пары лет Мешко для этого не потребуется, очень уж он хорошо взялся), он при полной поддержке брата не попробует вернуть свое? А обида, нанесенная дочери, послужит отличным поводом. О чем нас девочка и предупредила.
– Где именно? – секретарь снова взялся за письмо, вчитываясь в каждую фразу в поисках пресловутого предупреждения.
– Упоминая, чтобы не даже не думал искать ей нового мужа, принцесса Гримельд ясно дает понять, что по поводу брачного договора ее уже просветили. И если мы не вернем ей мужа, она обратится к отцу с просьбой решить вопросы по вендской Правде.
– И что же теперь? – Секретарь задумался на миг, а потом спросил, давая понять, что догадывается о ходе мыслей монарха. – Вы ведь, Ваше Величество, и сами не верите в вину фон дер Эсте, правда?
– Не верю. – Согласился король. – Я получил его доклады, где он описывает стычку в лесу, показания освобожденных вендов и протокол допроса пленного мародера. Да ты и сам знаешь, они дошли только сейчас, потому что он отправил их обычной почтой. Подозреваю, мальчик так подстраховался на случай, если у наместника рыльце окажется в пушку.
– Да, я читал. Там все складно, если он не врет. Но не будете же Вы, Ваше Величество, выезжать опять в эти леса, чтобы лично побеседовать с парой-тройкой вендских баб?
– Если от этого будет зависеть спокойствие наших границ… то почему бы и нет. Но я помню этого рыцаря по мирным переговорам, он не похож на убийцу. И на дурака он тоже не похож.
Ты обратил внимание, как пишет его жена? "Мои люди" – это ведь она о вендах. Пока соседи фон дер Эсте ломают голову, откуда взять работников на новых землях, его жена берет под свое крылышко каждого бесхозного венда. И я готов поспорить, что не зря.
– Мне подготовить приказ для наместника? – Секретарь, видя, что король пришел к какому-то решению, прекратил рассуждения и приготовился выполнять свои прямые обязанности.
– Подготовь. Только сперва пригласи мне герцога фон Лаунборг.
– Слушаюсь. – Секретарь встал. Мимоходом бросил взгляд за окно, за которым стояла ночь.
– Да, прямо сейчас. – Перехватил его взгляд Эрих. – Думаю, он не обидится. – Вполголоса добавил он уже в спину уходящему помощнику.
* * *
Освидетельствование предполагаемого колдуна святой брат назначил на следующее утро, прислав наместнику записку, в которой извинялся за задержку. В ней писалось, что к храмовнику прибыл какой-то важный гость, которого тот «ну никак не может оставить одного».
– Опять проволочка! Да сколько можно?! Надо было сразу пришибить паршивца, при сопротивлению задержанию…
– Хуго, Хуго… – наместник только покачал головой. – Ты горяч, как всегда. И, как всегда же, прешь напролом. Если бы вы встретились где-нибудь в лесу, я бы и сам посоветовал тебе избежать всех этих проволочек. Но парень оказался не дураком, он привез свои бумаги лично, в сопровождении приятелей, да еще и вручил их мне на приеме при всех. С десяток свидетелей подтвердит, что он не сопротивлялся.
Нет, все надо решить так, чтобы никто даже не подумал сомневаться в законности наших решений. Тем более, слухи об убийствах уже дошли до вендов, я вчера письмо от приграничного наместника получил.
– И что он пишет? – Без особого интереса спросил барон.
– Требует крови, иначе грозится обратиться с жалобой к королю.
– Во-от, а мы все тянем… Давай хоть предварительный допрос снимем, что ли. Пусть для начала в разбое сознается.
– Я тебе уже говорил, что ты сам виноват. Меньше шуметь было надо, обошлись бы без храмовника. А теперь – поздно, ссориться с Храмом я не рискну. А святой брат, насколько я знаю, не очень любит, когда кто-то лезет ему под руку со своей "помощью". И он не слепой, чтобы не заметить на пленнике свежих побоев.
– А если аккуратно? С надеждой спросил Хуго, – Без синяков?
– Я же сказал "побои", а не "синяки". – Наместник поморщился, упрямство приятеля начинало его утомлять. – Уж не знаю, как он их определяет, но словно видит сквозь одежду и кожу. Все, Хуго, до завтра – это значит до завтра. Я пришлю тебе девку покрепче, чтобы не скучал, но ты уж поосторожней там. Не попорть товар.
– Вот поэтому я и люблю войну. – Проворчал Хуго, пожелав приятелю доброго вечера. – Там никого не колышут, поставил я рабыне лишний синяк или нет.
Утро у наместника и барона выдалось хлопотным. Храмовник явился, как и обещал, ни свет ни заря, но не один, а в сопровождении. Крепкий мужчина лет тридцати, на первый взгляд он производил впечатление бывалого вояки, но никак не столичной шишки. И одет он, кстати, был соответствующе, как небогатый рыцарь из провинции, что еще больше насторожило наместника. Видя, как соловьем заливается храмовник, расписывая незнакомцу прелести жизни в их городке, наместник хмурился все больше и больше. Опыт научил его опасаться таких несоответствий между формой и содержанием. То, что чутье его не подвело, наместник понял почти сразу. Незнакомец изъявил желание присутствовать при допросе.
– Ну-у, вы же понимаете…. – начал тянуть время наместник, пытаясь найти убедительную причину отказать. – Обвинения еще не доказаны. А во время допроса могут всплыть очень деликатные моменты… Не думаю, что обвиняемый захотел бы, чтоб это слышали все…
– Ничего страшного, – небрежно отмахнулся приезжий. – Если обвинения окажутся ложными, у рыцаря появится лишний свидетель, готовый отстаивать его доброе имя. А если правдивыми… То ему уже будет все равно.
– Но…
– Уважаемый наместник, у меня есть бумаги, подтверждающие мои полномочия. Вам их предъявить, чтобы мы оставили этот бессмысленный спор, или Вы поверите святому брату на слово? – Взгляд рыцаря сделался колючим, словно оценивал противника для предстоящего поединка.
– И кем же, позвольте спросить, подписаны эти бумаги? – Поинтересовался наместник, уже понимая, что проиграл.
– Его Светлостью, герцогом фон Лаунборгом, вторым советником Его Величества, – предупредительно вмешался храмовник. – Я лично проверил печать!
– Ну, если святой брат считает, что Ваши полномочия распространяются на ведение допросов… – Наместник пожал плечами, подчеркивая, что только добрая воля заставляет его склониться перед высокими покровителями приезжего.
Сам допрос окончательно испортил наместнику день, который и без того начинался не лучшим образом.
– Не понимаю, – в который раз сокрушался храмовник, снова и снова водя руками вокруг обвиняемого. – Не понимаю.
– Чего Вы не понимаете, святой брат, позвольте спросить? – Не выдержал, наконец-то Хуго, первым задавая интересующий всех вопрос.
– Не понимаю, – с чего Вы взяли, что тут речь идет о магии. – Раздраженно ответил храмовник, но тут же подавил в себе неподобающие чувства и извинился.
– Простите мою вспышку, господин барон! Я никоим образом не подвергаю сомнению Ваш опыт. Но в этом молодом человеке нет ни капли магического дара!
– Выгорел? – Поинтересовался наместник.
– Нет, следов выгорания точно нет.
– Барону Хуго точно известно, – впервые с начала осмотра отозвался Арне, – что никакой магии у меня нет. И никогда не было.
– Так что же, – начал снова закипать Хуго Секач, – я сам себе ноги подбил?
Арне только пожал плечами. Храмовник, не задумываясь, повторил этот жест.
– В котором часу это было? – Лениво спросил приезжий, и уточнил, – До или после ужина? Или, точнее сказать, до или после попойки?
– Что Вы себе позволяете, молодой человек?! – Наместник так искренне возмутился, что даже забыл об осторожности. – У меня – не придорожный трактир! Два благородных человека посидели за приятной беседой…
– Увы, время немилосердно… – приезжий явно насмехался. Лицо барона Хуго начало наливаться краской гнева, но даже он понимал, насколько глупо и неуместно будут смотреться сейчас его возражения.
– Но должны же остаться какие-то следы? – Наместник попытался погасить назревающий скандал, переведя разговор ближе к делу. – Может, он использовал не свою магию, амулеты там…
– Увы. – Храмовник деловито собрал разложенные на столе свитки, давая понять, что освидетельствование окончено. – Он не мог сделать того, в чем его обвиняют. Все обвинения в колдовстве против этого человека оказались ложными. И это официальный вердикт Храма.
Уже откланявшись, он повернулся к барону Хуго и, внимательно посмотрев на него, добавил. – Я непременно буду на суде. Мне интересно услышать, что же скажет обвинение по остальным пунктам. Если и другие пункты обвинения выдвигались так же "основательно", как и этот, будет интересно послушать. Надеюсь, у Вас хватит терпения этого суда дождаться.
* * *
Гримница металась по комнате, не находя себе места. Вот уже третий день не было никаких вестей об Арне. С тех пор, как она вернулась в Пехов, ее не то, чтобы заперли, но и не выпускали из терема. Поначалу какие-то вести она узнавала от рыцарей, что по вечерам стали собираться в нижней комнате на ужин. Они обменивались новостями, рассказывали байки и истории из своей походной жизни, пытались как-то развлечь даму.
На второй день уехал рыцарь Бруно, которого в Пехове догнал спешный гонец из столицы. Он уехал, пообещав, что скоро все будет хорошо. "Скоро", по мнению Гримницы, давно наступило, но хорошо не было, стало только хуже. Сперва вслед за Бруно уехал и Каи.
– Ты же сама понимаешь, Гримельд, – по-простому обратился он к ней перед отъездом, – что Бруно, хоть и взялся помогать, но я не знаю ни его мотивов, ни его планов. Я волнуюсь за друга и должен сам проследить за всем. Пока что человек, которого я послал в город, не забил тревогу, значит, все должно быть в порядке.
– А что ж ты раньше не проследил? – Обиженно спросила княжна, с вызовом вздергивая подбородок. – Давно б уже поехал…
– Девчонка ты еще, – Каи невесело усмехнулся, – не зря Арне просил за тобой присмотреть. Ну, сама подумай, Арне – рыцарь, глава семьи с двенадцати лет. Такого захочешь сломать – замучаешься, да и согнуть его не каждому под силу. А если к нему за волосы притащат тебя (или Имке, но сестрица его далеко, до нее так просто не дотянешься), он с любым обвинением согласится, любую грамоту подпишет.
Так что как только ты сбежала, мы первым делом кинулись тебя искать. Хотя бы для того, чтоб убедиться, что тебя не используют в качестве ключика к Арне.
– Убедился?
– Убедился. – Каи вновь улыбнулся. На этот раз – открыто и искренне. – Знаешь, принцесса, я когда тебя увидел, поначалу завидовал Арне. Но теперь смотрю, Творец знает, кого с кем сводить. Не обижайся, но чтобы с тобой ужиться, нужно быть Арне, никак не меньше.
– А что не так? – Возмутилась Гримница. К упрекам в том, что она – плохая жена, она явно была не готова. И ладно бы муж жаловался, а тут – непонятно кто.
– Все так. Только ты Тиза не зли пока. Он за старшего остается до нашего с Арне возвращения, а Тиз, сама знаешь, очень брата к тебе ревнует. И винит тебя во всех бедах.
– Убьет? – Скептически скривила уголок рта княжна. Отношение к ней Тиза не было ей в новинку, но уступать ему старшинство Гримница не собиралась. Не там, где речь идет о ее земле и ее людях.
– Нет, не убьет. Возможно, наговорит много лишнего… А Арне будет больно видеть, как два самых близких ему человека ненавидят друг друга.
– Поду-умаешь! Больно нужен мне ваш Тиз… Пусть только первым не задирает.
– Он не будет, – серьезно пообещал Каи.
Стоило Каи уехать, как Тиз, то ли следуя своему желанию, то ли из-за обещания, данного тем Гримнице, прекратил вечерние посиделки. Теперь они ужинали вдвоем с рыцарем Йенсом, а Гримница оставалась в своем тереме одна. Понимая, что без посторонней помощи побег бы ей не удался, Тиз распорядился не пускать к ней никого, кроме знахарки. Да и ту на ночь выпроваживать из замка.
Поселяне хотели было вступиться за свою княжну, возмущенные таким произволом, но Гримница с Вандой их отговорили. Уговорили потерпеть до возвращения Арне. В нем обе женщины были уверены, а до чего могут додуматься двое взвинченных молодых парней, предсказать никто не брался. Дойдет, не приведи боги, до худшего, кучка баб с детьми против вооруженных солдат не выстоит. Так нечего зря заводиться.
Так и получилось, что вскоре из лужичан в крепости осталась одна княжна. Сперва, чтобы освободить комнату для рыцарей, Милан перебрался в дом, под присмотр Добравы. Так им всем было спокойнее: и потихоньку выздоравливающему парню, и красивой девушке, не желающей лишний раз мелькать перед заксами.
Потом туда же, в село, выбрались Тэде с Беляной. Солдату, правда, приходилось исправно нести караулы, но зато Беляна с сыном могли спокойно готовить дом к зиме. За парами потянулись бабки с приемышами, а Красава, так та просто бегом побежала, стоило только сказать, что можно. Женщину со сломанной ногой Ванда забрала к себе, в крайнюю хату.
– Моя хата с краю, первой беду встречаю… – невесело шутила знахарка, заботливо оглядывая каждый раз княжну. Не причинил ли кто вреда ее подопечной? Не пора ли звать на помощь старого князя?
Когда воз с последними пожитками выехал за ворота, а следом за ним Тэде и Ясько погнали свою скотину, Гримница вздохнула с облегчением. Ну, вроде, все в безопасности. Раз уж Тиз разрешил поселянам выбраться в село, значит, на нападение не рассчитывает.
Пусть ей было сложно уличить молодого рыцаря в особой любви к лужичанам, намеренно вредить хозяйству брата он бы не стал. Если не людей, то хоть скотину бы пожалел. Впрочем, и зверем каким-то молодой рыцарь тоже не был. День за днем наблюдала княжна, как он помогает солдатам заботиться о конях, как лично проверяет, хороша ли похлебка. А однажды случайно стала свидетелем, как тот утешал оруженосца Арне.
Видя, как заботливо рыцарь вытирает нос мальчишке, Гримница почувствовала укол совести. Она ведь столько раз повторяла, что жители крепости – "ее" люди. Она требовала от Арне, чтобы тот относился ко всем поселянам одинаково. А сама даже не подумала утешить парнишку, который после ареста командира ходил, как потерянный. Ну, что ей стоило, в самом деле?!
Как бы то ни было, а Гримница начинала все больше бояться, что из ее затеи, изо всех их затей, ничего не выйдет. Да еще и смерть деда будет на ее совести.
– Дедо не вернулся? – спрашивала она каждый день Ванду, когда та, закончив обход своих больных и раненых, приходила скрашивать ее одиночество.
Ванда лишь качала головой, упрямо подсовывая княжне в руки работу. Знахарка уверяла, что нет ничего лучше от тяжких дум, чем работа. И, верная своим словам, загружала Гримницу еще больше, чем перед свадьбой. Все тряпки, что поселянам удалось насобирать по брошенным домам и по замку, все, что не сгорело в пожаре и не показалось видным захватчикам, все замачивалось в золе, стиралось и сушилось. Собиралось в узлы, чтобы потом попасть в руки княжне и знахарке. У остальных поселянок времени на рукоделие особо не оставалось, надо было готовиться к зиме.
– Добрава с бабками вчера в лес ходили, – неспешно рассказывала Ванда, ровными стежками пришивая рукава от одной рубахи к другой. – Трав принесли – три короба. До поздней ночи разбирали и раскладывали. Завтра вместе с ними пойду, бабки у нас мудрые, но есть и такие травки, что мне самой смотреть надо.
– Хорошо. – Гримница как раз сосредоточенно кроила из большой рубахи маленькую, для Виси, поэтому кивнула, не отвлекаясь.
– А Красава вчера по ягоды ходила. Земляники принесла – полный короб. Ясько, Правда, ругался, что сама пошла, даже ему не сказала. Но ты Красаву знаешь… Поди, место показывать не захотела. Ничего, завтра, пока я травки-муравки собирать буду, бабоньки по полянкам пройдутся. А там малина пойдет, ягода…
– Сена хватит для скотины? – Гримница как раз вчера от скуки в очередной раз пересчитала монеты в шкатулочке. Долго перекладывая их на столе из одной кучки в другую и обратно, она приняла важное для себя решение.
– Ванда, – княжна смотрела на знахарку внимательным, совершенно "взрослым" взглядом. – Если они Арне убьют, мы здесь не останемся, уйдем на ту сторону.
– Так ведь, мы тут-то остались, потому что там нас никто не ждал. – Покачала головой Ванда.
– Это нас по весне никто не ждал, голыми-босыми, – возразила ей княжна. – А если уйдем с деньгами, то не пропадем. Мед продадим, овец, припасы разные… И уйдем.
– Ты не спеши, князь. Мы ж не знаем, кого в город с тем припасом на торг отправят. Могут ведь и не наших послать…
Гримница сникла, понимая, насколько права Ванда. Весь ее план побега оказался детской забавой. А там и правда, никто не знает, кого вместо Арне пришлют.
– Все равно, – упрямо сказала она, глядя прямо перед собой. – сегодня возьмешь те деньги, что у мне муж оставил, пока они еще у меня. Спрячешь где-нибудь понадежнее. Если новый хозяин лютовать начнет, уводи людей Дальним бродом. Я разговаривала с Миланом, он тот брод тоже знает. Как на ноги встанет, сможет показать.
Ванда молча кивнула. Говорить княжне, что в этом случае она не сможет ее оставить, она не стала. Видела, как переживает Гримница за деда Соберада, отправленного ею, как ей теперь казалось, на верную смерть. Не стала знахарка говорить и о том, что старый князь обещал вмешаться, если дочери будет совсем худо. Но тут у нее были другие причины для молчания: Ванда видела, как год за годом хирела забытая правителем крепость, как росла в ней никому не нужная княжна. Веры в то, что сейчас Мешко рискнет всем, чтобы вытащить из беды однажды оставленную дочь, у женщины нее не было.
