Текст книги "Кто убил классическую музыку?"

Автор книги: Норман Лебрехт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 41 страниц)

Подобно многим магнатам, которым не удавалось расширять свою деятельность так быстро, как им хотелось, Маккормак предпринял шаги по захвату новых территорий. Хэмлен и Ландау помогли ему стартовать, но теперь он нуждался в мостике в Европу, между тем как крупнейшее классическое агентство в Великобритании только и мечтало о том, чтобы кто-то его купил. На попечении «Гаролд Холт лимитед» находились такие звезды, как Бернард Хайтинк, Саймон Рэттл, сэр Невилл Мэрринер[849]849
  14* Мэрринер (Marriner) сэр Невилл (р. 1924) – английский дирижер, по образованию скрипач. В 1959 г. основал камерный оркестр «Академия Сент-Мартин-ин-зе-филдс», который считается одним из самых виртуозных в мире.


[Закрыть]* и Даниэль Баренбойм. Незадолго до описываемых событий «Холт» приобрел оперное агентство Джона Коста, представлявшее Каррераса и Лучано Паваротти. Теперь ему почему-то катастрофически не хватало денег, а некоторым из его действующих партнеров уже перевалило за семьдесят. «Холт» созрел для захвата.

Когда Маккормак проявил заинтересованность, директора агентства поручили ведение переговоров команде во главе с сэром Клаусом Мозером, бывшим председателем совета Ковент-Гарден и главным правительственным статистиком. Торжественно, словно спуская на воду новый галеон, знаменитая английская фирма единогласно проголосовала за принятие первоначального предложения «Ай-Эм-Джи». Впрочем, Маккормак привык вести дела по-другому. Он придерживал сделку в течение восемнадцати месяцев, пока Уэббер разбирался с финансовыми документами. Затем, в декабре 1990 года он сообщил Мозеру, что цифры не сходятся, и сделал другое, значительно меньшее предложение – некоторые называли его оскорбительным. «Мы провели полную финансовую проверку "Холт", и оказалось, что дело обстоит не совсем так, как нам представлялось»[850]850
  15 Это и другие высказывания агента, если иного не указано, взяты из интервью с автором в 1991–1993 гг.


[Закрыть], – сказал Уэббер.

Новое предложение отвергли лишь после того, как самый молодой директор «Холт», Стивен Райт, перебежал в «Ай-Эм-Джи», прихватив с собой двадцать пять артистов и весь отдел оркестровых гастролей. «Мы получили то, что хотели, – ликовал Маккормак, – самую прибыльную часть бизнеса "Холт" – оркестровые гастроли – и их самого талантливого сотрудника, Стивена. Это было похоже на то, как если бы мы хотели купить команду "Бритиш райдер" и получили только [Ника] Фалдо и [Иена] Вуснэма».

Райт сказал Уэбберу, что не уйдет, если его бывшие партнеры не получат достойную компенсацию, выражавшуюся шестизначной цифрой. По соглашению, эта сумма выплачивалась в течение трех лет и должна была принести «Холт» наличность, в которой так нуждалась фирма. Тем не менее по обычно спокойным водам английской музыки пробежала волна страха и неприязни. Независимый агент Джаспер Пэрротт назвал переход Райта «серьезным моральным проступком», остальные шарахались от него, как от прокаженного. Когда пыль улеглась, стало ясно, что «Холт» остался со стариками, в то время как Маккормаку достались дирижеры нового поколения, в том числе Марис Янсонс, Джон Элиот Гардинер и Франц Вельзер-Мёст. Ему же принадлежало первоочередное право на Каррераса. «Золотой» флейтист Джеймс Гэлуэй убедил своего постоянного советника Майкла Эмерсона присоединиться к «Ай-Эм-Джи». Риккардо Шайи, художественный руководитель голландского оркестра «Консертгебау», подписал контракт с агентством. Изюминкой в гастрольном пироге стали Юрий Темирканов и оркестр Санкт-Петербургской филармонии. «Маккормаки всего мира, – подчеркивал Дэвид Сигал, президент Британской ассоциации концертных агентов, – поняли, что на классической музыке можно сделать большие деньги. Традиционный агент ограничен в средствах. Маккормак невероятно богат». Потрясение было вполне осязаемым. «Мы наблюдаем большие перемены, – вздыхала Ли Ламонт из "Ай-Си-Эм", – все перевернулось с ног на голову».

Маккормак не собирался довольствоваться пятьюдесятью артистами и несколькими гастролирующими оркестрами. Через шесть месяцев после рейда на «Холт» он сказал мне: «Мы ищем все разумные пути для слаженного развития доминирующей в этой области», действительно всемирной компании, занимающейся менеджментом, гастролями и организацией концертов классики.

Он презрительно отзывался о всемогущей «Коламбия артистс» как о «чисто американской компании – разве у них есть отделения на пяти континентах?» и высмеивал узкие горизонты таких менеджеров, как Мозер и Пэрротт. «Мы увидели, что в [музыкальном] мире нет никого, кто мог бы по-настоящему хорошо вести эти дела, и поняли, что конкуренции просто не существует, – упорно твердил Маккормак. – Мы собираемся стать первыми в музыке. Мы ищем любую стратегию, которая поможет нам закрепиться на первой позиции».

В одно прекрасное утро декабря 1992 года лондонский агент Том Грэм попросил своего шефа Джаспера Пэрротта о встрече. Грэм, родившийся в Америке и прошедший школу КАМИ, в 1974 году объединился с Пэрроттом и Терри Николсоном и возглавил вокальный отдел в их новом агентстве. «Мы были примерно одного возраста и решили, что у нас общие вкусы и общий наступательный подход к делу», – вспоминал он[851]851
  16 Очерк в «Opera Now». Не датирован.


[Закрыть]. Агентство провозгласило себя крупнейшей независимой фирмой классического менеджмента в Европе.

Именно в тот момент, когда Грэм входил в кабинет Пэрротта, его близкая подруга Диана Малгэн отправилась на встречу с Робертом Рэттреем, своим содиректором в фирме «Лайз Асконас лимитед». Фирма носила имя своей основательницы, чемпионки по фехтованию, уроженки Вены, служившей в штабе генерала Эйзенхауэра во время высадки в Нормандии. С 1952 года она стала профессионально заниматься развитием музыкальных талантов. Мисс Асконас, воплощавшая в себе традиционную этику персонального представительства, познакомила английскую публику с Биргит Нильсон, Тересой Берганса и Николаем Геддой. Незадолго до описываемых событий она ушла в отставку, будучи уверенной, что преемники, взращенные ее собственными руками, сохранят верность утонченному и выверенному стилю работы компании.

Все это происходило незадолго до Рождества, и в музыкальном бизнесе наступал период затишья. Не тратя времени на предпраздничные любезности, Грэм сообщил перепуганному председателю, что переходит в «Ай-Эм-Джи» и забирает с собой шестьдесят ведущих певцов. Одновременно Малгэн объявила, что удаляется в том же направлении, а вместе с ней – сорок вокалистов. Эта парочка ведала делами нескольких замечательных европейских артистов, в том числе Анне Софи фон Оттер[852]852
  17* Оттер (Otter) Анне Софи фон (р. 1955) – шведская певица (меццо-сопрано), обладательница великолепного бельканто и безупречного чувства стиля. В 1985 г. дебютировала на сцене Ковент-Гарден, а в 1988 – Метрополитен-оперы.


[Закрыть]*, Барбары Бонни[853]853
  18 * Бонни (Воnnеу) Барбара (р. 1956) – американская певица (лирическое сопрано); выступает на ведущих сценах Европы и Америки, является одной из лучших исполнительниц камерно-вокального репертуара австро-немецких романтиков.


[Закрыть]* и Томаса Хэмпсона[854]854
  19 * Хэмпсон (Hampson) Томас (р. 1955) – американский певец (баритон).


[Закрыть]*. В один момент Пэрротт лишился двух третей своих певцов, Асконас – примерно половины. «То, что нам пришлось пережить, было просто ужасно, – говорил Пэрротт через несколько месяцев. – Том Грэм сказал мне, что получил предложение, от которого не мог отказаться. Шестизначная сумма в фунтах стерлингов. „Ай-Эм-Джи“ отлично умеет переманивать людей и назначать им цену».

«Мы даем талантливым людям возможность присоединиться к нам по собственной воле, – резко возражал Маккормак. – Никто из них не заставлял артистов идти за ними. Если я теряю теннисного менеджера, это не значит, что я обязательно теряю и его игроков».

Во второй раз за два года музыкальный бизнес испытал потрясение от дерзкого вторжения Маккормака и легкости, с которой он осуществил его. Сообщество, построенное на деньгах, было беззащитно против больших денег – а Маккормак с его сколоченным на спорте состоянием мог перекупить любого, связавшего свою судьбу с музыкой. Он также прекрасно понимал, что музыканты привязаны к своим персональным менеджерам больше, чем спортсмены. В отличие от игроков в гольф, целыми командами перелетавших с одних соревнований на другие, солисты и дирижеры проводили свою рабочую жизнь в отдельных гостиничных номерах и целиком зависели от персональных агентов, регулировавших их расписание. Именно агент, а не агентство, выстраивал их жизнь. Если агент менял место работы, артисты шли за ним как овцы. Узнав, что его персональный менеджер ушел из «Холт» в «Ай-Эм-Джи», сэр Невилл Мэрринер последовал за ним, не раздумывая ни секунды. «У меня установились личные отношения со Стивеном Райтом, и мне и в голову не придет не доверять его суждениям, – заявил он. – Вполне допускаю, что в "Ай-Эм-Джи" принят другой стиль менеджмента, но не думаю, что мне нужно в это вмешиваться»[855]855
  20 Интервью с автором, декабрь 1990 г.


[Закрыть].

Итак, сделав два умелых шага, Маккормак собрал второе по величине музыкальное агентство в мире. Оно обосновалось в перестроенном здании склада неподалеку от развязки на шоссе, ведущем к аэропорту Хитроу. Грязно-коричневое здание, расположенное вдали от всех возможных мест проведения музыкальных мероприятий, символизировало изменение стиля и новые приоритеты, внесенные Маккормаком в музыкальный бизнес. В отличие от других агентов, он не ублажал солистов и не бегал за ними; он скупал их оптом. «Мы не нанимаем мистера Икс, чтобы он привел к нам в качестве клиента певца Игрек, – говорил Маккормак. – Мы нанимаем мистера Икс, за которым к нам придут пятьсот мистеров Игрек в течение ближайших тридцати лет». По мнению Маккормака, настоящим талантом должен был обладать не отдельный артист, а персональный менеджер.

По агентствам всего мира прокатилась новая волна возмущения. Пэрротт потребовал снятия Тома Грэма с поста председателя Британской ассоциации концертных агентов, но не собрал достаточного количества голосов. «Если бы Том Грэм и Диана Малгэн были довольны своими предыдущими местами, они не перешли бы к нам – и их артисты тоже», – заявило агентство «Ай-Эм-Джи», а Малгэн рассказала в частной беседе, что за два месяца до ее ухода Пэрротт дважды приглашал ее на ланч и уговаривал перейти в его агентство. Переманивание велось в открытую.

«Я не испытываю злых чувств в отношении "Ай-Эм-Джи", – говорил Пэрротт спустя несколько месяцев, – ведь они привыкли вести дела именно таким образом. Можно сказать, что благодаря им люди вроде нас всерьез задумались над тем, что же мы можем предложить в ответ. Эта история придала нам новые силы. Я нисколько не сомневаюсь, что оставшийся музыкальный бизнес пойдет по правильному пути. Он сможет лучше защищать свои позиции благодаря более жестким контрактам с агентами, он сможет оказать сопротивление методам и подходам "Ай-Эм-Джи". Мелкие фирмы могут слиться. "Ай-Эм-Джи" будет предпринимать новые вылазки, но постепенно артисты отвернутся от него, потому что поймут, насколько неприятны подобные вещи. Я совершенно убежден, что многие артисты уйдут от них».

При нашей следующей встрече с Маккормаком он выглядел как медведь, наевшийся меду. «Мы идем по правильному пути, – сказал он. – Мы получим то, чего хотели, и очень скоро».

Он планировал концерты в королевском дворце Хэмптон-корт во время Уимблдонской недели; он прибрал к рукам аренду «Арена ди Верона»; он собирался проводить фестиваль в Экс-ан-Провансе и торжества по поводу двадцатипятилетия Сиднейской оперы. Одному французскому журналисту он сказал, что ему может быть интересна Парижская «Опера-Бастилия», переживавшая трудный период.

Он по-прежнему оставался начеку, он держал наготове кошелек, чтобы скупить все, что подвернется. Оборот его компании приблизился к невероятной цифре в миллиард долларов. Сидя в жестком кресле в гостиной своего дома с конюшнями, обстановкой напоминающей номер в «Хилтоне», он все так же бесстрастно взирает на мир холодным голубыми глазами. Не только его внешнее спокойствие, но и невыразительный, практически без прилагательных, язык, неброский повседневный костюм – все его поведение словно исключает любое проявление эмоций. Он постоянно контролирует себя, и некоторые люди пугаются этого, но иногда за маской делового человека обнаруживается грубоватая теплота. Он вовсе не автомат и не такой безразличный, каким любит казаться. «Я знаю, что такое сильные чувства, – признался он однажды, – вопрос в том, что может их вызвать»[856]856
  21 «Sunday Times», loc. cit.


[Закрыть].

Явно не музыка. Тронула ли она его хотя бы раз? «Нет, это меня не волнует. Я был на последнем [в качестве художественного руководителя] выступлении Шолти с Чикагским симфоническим, на "Отелло" в Карнеги-холле. Там все плакали. Я был тронут отношением публики, а не тем, что делали Паваротти, Кири или Шолти. Я наблюдал, как люди пятнадцать минут хлопали, все кричали, вопили, плакали. Это меня тронуло, потому что я подумал: "Господи, если они так реагируют, это, наверное, действительно уникальное событие"».

Большинство людей, ставших концертными агентами, сделали это из преклонения перед музыкой, перед ее исполнителями, или потому, что выросли в семье, посвятившей себя поддержке артистов. Даже Роналд Уилфорд плакал на концертах. Многие агенты и сами были хорошими музыкантами-любителями, некоторые из них вполне могли бы стать профессионалами. Маккормак, по его собственному признанию, «не мог отличить хорошего скрипача от плохого». Один из его ведущих сотрудников вызвал смятение на встрече Британской ассоциации концертных агентов, категорически отказавшись признать концепцию творческой честности. Единственным, что могло иметь значение, оставался практический результат.

Присоединившись к «Ай-Эм-Джи», Том Грэм взял на вооружение эту идею. «Оперный театр может принести четверть миллиона [фунтов] за вечер, – заявил он в телевизионном интервью. – Это доказывает, что финансовые возможности классической музыки очень велики»[857]857
  22 Передача «Omnibus», 24 апреля 1995 г.


[Закрыть].

«Маккормак и многие руководящие лица в его компании презирают классическую музыку, – негодовал Пэрротт. – Они говорят, что она не приспособилась к массовому рынку. Судя по некоторым из их публичных высказываний, они считают себя хозяевами вселенной».

Маккормак реагировал на эти обвинения с непривычной горячностью. «Что плохого мы сделали для этого бизнеса? – возмущался он. – Что плохого в опере в Эрл-корте? Что плохого, если Каррерас поет в Бате[858]858
  23* Бат – популярный курорт с минеральными водами в графстве Соммерсет, известный хорошо сохранившимися руинами римских бань. Ежегодно в июне здесь проходит фестиваль классической и современной музыки.


[Закрыть]*? Разве плохо устраивать концерт на церемонии вручения Нобелевской премии? Поговорите с Ицхаком Перлманом, поговорите с Кири Те Канавой о том, что мы делаем. Думаю, они опомниться не могут от того разнообразия, которое мы внесли в их деятельность.

Такое впечатление, что вы находите нечто дурное в стремлении стать первым. Для меня это означает стремление стать самыми лучшими в работе для наших клиентов, в рекламе, в финансовом руководстве, в представлении классической музыки новыми способами, и я горжусь всем этим. Мы вовсе не банда негодяев, которых интересуют только д…, – он запнулся в поисках подходящего слова, – д… д… деньги, а не творческие достижения. Так работать нельзя. Надо представлять творческие достижения в самом лучшем свете, лучшем для всех – для публики, для артистов и для нас самих. Нам представилась возможность заняться этим делом, и мы делаем и будем делать его. И я весьма доволен тем, что мы уже сделали».

Если Марк Маккормак сделал столько хорошего для классической музыки, почему же концертные агенты бледнеют при одном упоминании его имени? Прежде всего это связано с финансовой стороной его деятельности. В 1997 году Маккормак смог выложить шестнадцать миллионов долларов на проведение фестиваля в Греции; ни одна организация, связанная с классической музыкой, не может позволить себе выписать чек на такую сумму, не объединившись с несколькими другими. Можно не принимать во внимание капитал, сколоченный им на спорте; однако бизнес на классике, созданный им на основе сочетания массовых мероприятий и персонального менеджмента, к концу 1995 года обеспечивал, по самым консервативным оценкам, ежегодный оборот в сто миллионов долларов. Если прибыль составляла всего два процента от этой суммы, то и тогда заработок «Ай-Эм-Джи» оказывался вторым по величине в мире. В случае значительно меньшей прибыли встал бы вопрос о целесообразности продолжения деятельности агентства.

Стимулы этой деятельности носили открыто денежный характер. Если другие агенты реагировали на творческие инициативы, исходившие от артистов, агентство «Ай-Эм-Джи» вначале искало возможность успешного бизнеса, а потом реализовывало ее. По этой причине некоторые из мероприятия агентства – например, лондонские циклы концертов знаменитых оркестров мира, – выглядели в глазах общественности мероприятиями, начисто лишенными какой-либо художественной идеи.

Маккормак не видел причин опровергать такое мнение. Чем глубже он погружался в музыку, тем больше гордился своим безразличием к ее цельности. Он удивился, узнав, что Кири Те Канава огорчена фальшивой нотой в арии Моцарта, исполненной ею на нобелевской церемонии. «Сколько людей в зале знают, что вы спели не ту ноту?» – спросил Маккормак.

«Ну, Шолти знает, он так посмотрел на меня… – вздохнула певица. – И я знаю, и еще несколько человек».

«Так зачем же расстраиваться? – заявил Маккормак. – Если речь идет о чем-то объективном, вроде гольфа, то если вы заканчиваете тур с 65 очками, это все знают. Если вы проигрываете теннисный матч, это все видят. Но кто и что понимает в пении? Кири, никто, кроме вас, не поймет, сколько вы набрали по стобалльной шкале – 95, или 82, или 71 балл». Он был уверен, что успокоил ее, совершенно не понимая, что ни один настоящий артист никогда не будет относиться к своему выступлению как к раунду спортивной игры.

Маккормак всегда оценивал работу по конечному результату. Агентам в «Ай-Эм-Джи артистс» назначались обязательные для выполнения ежеквартальные показатели. Тем, кто не мог обеспечить прибыль, давали понять, что их позиции пошатнулись. Маккормак хорошо платил своим работникам и старался создать в агентстве семейную атмосферу, но не переносил самодовольства. «Каждому служащему, независимо от занимаемой им должности, дают понять, что ему могут найти замену, – вспоминал один из бывших сотрудников. – Там не поощряют тесных личных отношений с артистами, потому что в случае отсутствия или увольнения агента артистом сможет заняться кто-то другой». Впрочем, очень немногие сотрудники считали такое отношение достаточной причиной, чтобы вернуться на прежнее место работы с более низкой зарплатой.

Не наблюдалось заметного недовольства и среди артистов. За пять лет работы в Европе из «Ай-Эм-Джи» ушли только два дирижера – Шайи и Семен Бычков[859]859
  24* Бычков Семен (р. 1952) – русский дирижер. Окончил Ленинградскую консерваторию по классу И. А. Мусина. В 1975 г. эмигрировал на Запад. Главный дирижер Филармонического оркестра г. Буффало (1985–1989) и Парижского оркестра (1989–1998). С 1998 г. возглавляет симфонический оркестр Западногерманского радио (Кёльн), с 1999 по 2002 гг. являлся также главным дирижером Дрезденской государственной оперы.


[Закрыть]*. Стивен Райт следил за тем, чтобы количественное соотношение агентов и артистов в «Ай-Эм-Джи» было выше, чем в любом другом агентстве, поражая хрупкую творческую психику невиданно высоким уровнем персональной опеки. Хотя бы с этой точки зрения метод Маккормака оказался благоприятным для музыкантов.

Тем не менее сохранялись и определенные сомнения, особенно относительно преданности агентства своему делу. В том, что Маккормак предан гольфу, не сомневался никто. Его привязанность к некоторым теннисистам была настолько глубокой, что он не находил в себе сил смотреть их матчи. Однако никаких эмоциональных вложений в музыку он не допускал. Музыкой он занимался ради прибыли и из гордости.

«В этом бизнесе еще никто не разбогател, – предупреждал Роналд Уилфорд после первых инициатив, предпринятых Маккормаком. – Богатые люди, которые хотят просто поиграть в него, скоро уходят, потому что здесь людей купить нельзя. Это призвание. Вы либо любите это дело, либо нет. Люди, приходящие сюда просто за деньгами, уходят, потому что много денег тут не найдешь»[860]860
  25 Интервью радио Би-би-си-3, 20 июня 1991 г.


[Закрыть].

«В том, что Маккормак занялся музыкой, есть элемент эгоцентризма. Это не долгосрочная операция», – сказал Виктор Хоххаузер, финансировавший вместе с ним постановку «Аиды». Даже Джон Уэббер не хотел загадывать далеко вперед. «Я управляю поездом, – говорил наперсник Маккормака. – Я стараюсь опережать другие поезда на одну станцию. Что произойдет, если я остановлюсь, я сказать не могу». Ответ на этот вопрос знал только Маккормак, а для Маккормака существовал единственный способ доказать свою преданность – посеять страх среди других участников игры. Ничего временного в его музыкальном бизнесе нет, утверждал он. «Мы пришли сюда надолго, и мы собираемся расширить поле нашей деятельности». Теперь Марка Маккормака уже не устраивало положение первого. Теперь он хотел изменить мир.

В эпоху Марка Маккормака гольф и теннис претерпели значительные изменения. Ведущие игроки стали невероятно богатыми людьми, соревнования подчинились диктату телевидения и спонсоров, билеты стали недосягаемыми для рядовых болельщиков. Неужели музыку под руководством Маккормака ждала та же участь? Какая судьба была уготована рядовым музыкантам и мероприятиям, не обласканным спонсорами? Не притупится ли острота задач, стоящих перед музыкантами, вынужденными выступать со случайными концертами перед безразличной публикой, как это происходило на теннисных чемпионатах? Действительно ли Маккормак был так хорош, как хотел казаться, по отношению к тем игрокам, которых он брал под свое крыло? Посмотрите, что творится вокруг теннисных кортов, и вы увидите человеческое горе, взывающее о вашем участии.

Маккормак всегда хвалился тем, что в его руках игроки могут чувствовать себя в безопасности. Им достаточно подписать контракт с «Ай-Эм-Джи», остальное – «не их забота». Им никогда не придется вскрывать новые коричневые конверты, заказывать другой перелет, нанимать другого тренера. Проблемы с прессой? Отдел по связям с общественностью все уладит. Психическое перенапряжение? «Ай-Эм-Джи» найдет консультанта. Проблемы в личной жизни? Юристы «Ай-Эм-Джи» составят грамотное соглашение о разводе. Но что происходит, если игроки получают плохой совет или если они слишком молоды, чтобы понять последствия решений, принимаемых «Ай-Эм-Джи» и честолюбивыми родителями?

Маккормак нанял Ника Боллетьери, чтобы тот буквально с пеленок тренировал способных теннисистов под жгучим солнцем Флориды и приводил их в «Ай-Эм-Джи», пока они еще не выросли из коротких штанишек. Посулы богатства и славы превращали детишек, хорошо зарекомендовавших себя на корте, в жертв папарацци, разрушали их детство, портили их отношения с другими людьми. Андреа Йегер стала третьей ракеткой мира в шестнадцать лет, а на следующий год сломалась, став жертвой «эмоциональных травм». Трейси Остин впервые выступила в Уимблдоне в четырнадцать лет и продержалась очень недолго; ее организм не выдержал перенапряжения. В пятнадцать лет Дженнифер Каприати стала самой молодой участницей полуфинала. Через два года сорвалась и она: ее арестовали за мелкую кражу и употребление наркотиков и отправили в реабилитационный центр. «Все эти истории служат грустным свидетельством того, – писал английский комментатор, – что за блеском международного тенниса скрывается вопиющая жестокость. Агенты подписывают контракты за детей, не достигших подросткового возраста; все возрастающие тренировочные нагрузки нарушают их эмоциональное развитие и мешают образованию… Отбросьте всю славу, и останется лишь детский труд»[861]861
  26 Bunting М. Court Napping «Guardian», 24 May 1994. P. 24.


[Закрыть]. Отец Каприати пригрозил теннисным боссам судебным разбирательством за незаконное ограничение занятости, если дочери не разрешат играть с двенадцати лет. «Таких отцов, как Стефано Каприати, очень много, – читаем мы в статье Роба Хьюза в „Таймс“, – и многочисленные агенты, вроде наставников Дженнифер из „Ай-Эм-Джи“ Марка Маккормака, вербуют таких, как она, в еще более юном возрасте»[862]862
  27 An American Princess who has moved out of the Court Spotlight // «The Times», 22 January 1994. P. 34.


[Закрыть].

Маккормак отверг обвинения в эксплуатации детей и поддержал руководителей большого тенниса, когда те опустили возрастную плавку участия в турнирах до четырнадцати лет. «Проблема маленьких теннисистов – это проблема их родителей, – заявил он. – Она никак не связана с теннисным истеблишментом или агентами. Дети, о которых говорят, что они рано сгорают, часто происходят из неблагополучных семей. Талантливый ребенок обретает финансовую независимость. Мы можем только способствовать увеличению доходов, не мешая при этом другим сторонам развития ребенка»[863]863
  28 Интервью с Майклом Паркинсоном, клиентом «Ай-Эм-Джи» («Daily Telegraph», 2 July 1994, p. 20).


[Закрыть]. «Ай-Эм-Джи», настаивал он, это всего лишь инструмент для реализации мечты других людей.

Проблема нездоровых вундеркиндов не менее остро стояла и в музыке, где юные дарования, подстегиваемые своими агентами, увядали, не достигнув совершеннолетия, или скатывались в пропасть наркомании. Призрак Майкла Рабина, бывшего чудо-ребенка, найденного мертвым в возрасте тридцати пяти лет, все еще бродил по Карнеги-холлу, когда агенты бросились на поиски новых талантливых подростков. «Все оказывают давление, – говорил Ицхак Перлман. – Это верно и для тенниса, где молодежь может расцвести в очень юном возрасте, и для музыки – там существует та же опасность раннего сгорания». Маккормаку не понравилось это утверждение, будь то в отношении спорта или музыки. «Мы не дураки, – сказал он. – Это просто не в наших интересах – эксплуатировать кого-то в ущерб его долгосрочной карьере»[864]864
  29 «Daily Маil», 9 May 1992. P. 73.


[Закрыть]. В списках «Ай-Эм-Джи артистс», как правило, не числились юные дарования. Единственное исключение составляла шестнадцатилетняя скрипачка Лейла Джозефовиц, о которой Маккормак прочел в журнале «Пипл» и добавил ее к своему достоянию.

От роста скоростей современного спорта страдали не только дети. Пятикратный чемпион Уимблдона Бьорн Борг, способствовавший росту престижа европейского отдела «Ай-Эм-Джи», в двадцать пять лет ушел с корта и чуть было не ушел из жизни, совершив попытку самоубийства. После тенниса его жизнь состояла из бесконечной череды неудачных возвращений и несостоявшихся отношений.

«Борг был исключительным парнем, – объяснял Маккормак. – Я его особенно люблю. Он оказал большое влияние на игру, и мы провели отличную работу по планированию его карьеры и его доходов… Сегодня он занялся модной одеждой и прочими вещами такого рода, но при этом связывается с людьми, которые не так способны, как он»[865]865
  30 «Figaro Magazine», 28 April 1990.


[Закрыть].

Когда немецкий чемпион Борис Беккер начал возмущаться по поводу «неприлично больших денег», развращающих теннис и теннисистов, Маккормак ответил: «Борис немножко поэт, и иногда эта часть его натуры берет верх». К этому времени Беккер заработал на теннисе сорок миллионов долларов; Маккормак утверждал, что с ним он заработал бы больше. Но не одного Беккера волновала проблема разлагающей власти богатства. Андре Агасси, любимый теннисист Маккормака, однажды сказал: «Тут все построено на одном – бери, бери, бери». «Игра превратилась в бизнес, тут все решают деньги», – говорил ветеран Фред Перри. «Если вас интересует, когда именно замечательная игра стала таким грязным спортом, ответ очень прост: в тот момент, когда шеф корпорации дал четырнадцатилетнему юнцу длинный лимузин в качестве игрушки», – комментировал журнал «Спортс иллюстрейтед»[866]866
  31 Цит. по: «Sunday Times», 22 May 1994. P. 5.


[Закрыть]. Тему продолжает Беккер: «Очень часто приходится выходить на турнир только потому, что ты не хочешь платить неустойку… Я играл матчи, в которых мне было все равно, проиграю я или выиграю: я был уставшим, я не хотел быть там, я хотел уехать домой. Тебя больше волнует время обратного рейса, чем имя твоего соперника… Проблема очень проста. Слишком много стало соревнований»[867]867
  32 «Daily Telegraph Magazine», 4 June 1994. P. 17.


[Закрыть]. Он не назвал Маккормака, но все знали, кто стоит за размножением бессмысленных турниров. А когда дело дошло до музыки, критики начали жаловаться на ошалевших артистов, игравших на концертах, которые вовсе не стоило проводить. Позволив деньгам – а не искусству или славе – определять расписание выступлений, Маккормак выпустил на свободу ненасытное чудовище алчности.

Впрочем, и персональные дела его клиентов велись вовсе не так хорошо, как он описывал. Достаточно привести в пример трагедию теннисной королевы Мартины Навратиловой. Когда Мартина стала жить с Джуди Нельсон, уроженкой Техаса и матерью двоих детей, отдел по связям с общественностью «Ай-Эм-Джи» распространил трогательную историю о двух близких подругах, связанных одним общим интересом: карьерой Мартины. Через семь лет пара распалась, и тот же отдел начал представлять г-жу Нельсон как «хитрую, жадную до денег суку», рассчитывающую получить миллионы на скандале. По ее словам, эта тактика «очень давно была разработана менеджментом Мартины»[868]868
  33 «Observer Magazine», 27 June 1993. P. 24.


[Закрыть]. Дело, возбужденное ею против Мартины, никогда не должно было дойти до суда. Однако оно разбиралось в окружном суде и напрямую транслировалось по сети Си-эн-эн. Миллионы людей видели, как Мартина плакала на скамье для свидетелей, когда ей задавали вопросы о любовных подарках и документах на недвижимость. В конце концов она предпочла решить дело миром, отдав г-же Нельсон дом в Остине и большую сумму денег.

Хотя подобные потрясения могут случиться и в самой упорядоченной жизни, создавалось впечатление, что воля мисс Навратиловой к победе, всячески подстегиваемая «Ай-Эм-Джи», втянула ее в неприятности, которых вполне можно было избежать. В документальном телефильме, выпущенном в лето ее ухода из большого спорта[869]869
  34 Впервые показан на Канале Би-би-си-1 28 июля 1998 г.


[Закрыть], Мартина открыто рассказала о том, что она лесбиянка, и упрекнула прессу во вмешательстве в личную жизнь. Она не упоминала о своем менеджменте и его роли в своей жизни, но в ходе подготовки к съемкам, у себя дома, она выдала афоризм, не менее яркий, чем любой из деловых советов Маккормака. «Хотите знать, что значит быть прямым участником? – спросила Мартина. – Представьте себе омлет с ветчиной. Курица имеет к нему отношение. Свинья – прямая участница»[870]870
  35 «Observer Magazine», loc. cit.


[Закрыть]. Она вполне могла иметь в виду отношения между агентом и спортсменом.

Когда яйца оказываются на сковороде, Маккормак исчезает из виду. На публике он предстает этаким мистером Чистюлей, не имеющим ничего общего с гадкими агентами, берущими по десять процентов комиссионных. Он – не агент, он – гуру менеджмента. Его младенческая пухлость и чистота святоши излучают истинную невинность. Если вы спросите его о каких-либо этических конфликтах в его работе, он сделает удивленную мину. «Меня бы обеспокоило, – говорит Маккормак, – если бы кто-то мог указать на что-то, что нанесло моральный, этический – да просто любой вред нашим клиентам. Но я не думаю, что мы совершили что-то подобное»[871]871
  36 «Independent on Sunday», 18 July 1993. P. 11.


[Закрыть]. Образцом для подражания он считает Арнольда Палмера, который, отыскав свой мячик в зарослях, ставит его на десять ярдов дальше, чем положено, чтобы ни у кого не зародилось и тени подозрения, что он имеет какие-то преимущества. В этом, по мнению Маккормака, и состоит истинная святость.

Его первая и единственная реакция на критику проста: он действует в интересах спортсменов и не делает ничего, что могло бы нанести ущерб области, в которой он работает. Он приводит в качестве примера австралийского магната Керри Пакера, убедившего низкооплачиваемых крикетистов уйти с матчей «Тест» и проводить ночные игры, транслировавшиеся по его «Каналу 9», в разноцветных пижамах. Пакер помог крикетистам разбогатеть, но изуродовал культуру крикета – игры, которая может продолжаться по пять дней подряд, но не обязательно заканчивается результативно. Стремившемуся к быстрому обороту средств магнату подобная неторопливость была не по душе. Пакер заменил крикет его суррогатом – игрой, изобилующей сильными ударами и мгновенными переигровками, но лишенной изящества и достоинства. Она собирала огромные толпы зрителей и в конце концов была признана официально, что нанесло большой ущерб настоящей игре. Если Маккормак собирался идти по пути Пакера, это означало смертельную опасность для будущего музыки.