Текст книги "Кто убил классическую музыку?"

Автор книги: Норман Лебрехт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 41 страниц)

Через две недели после собрания кредиторов два директора «Иббс и Тиллет» снова открыли дело под вывеской «Артистс менеджмент интернешнл»; получив финансирование от группы Эндрю Ллойда Уэббера, они взяли на себя обязательства покрыть более половины долгов «Иббс». Заручившись лицензией от департамента занятости, они рассчитывали восстановить членство в БАКА, пообещав «строго «соблюдать ее этический и профессиональный кодекс». Жена Эпли, в прошлом сотрудница «Иббс и Тиллет», стала партнером французского агентства «Трансарт». Ллойд-Уэббер купил торговую марку «Иббс и Тиллет», и о ней скоро забыли.

БАКА ужесточила правила и исключила из своих рядов заместителя председателя Терри Харрисона и еще двоих деятелей за отказ открыть отдельные счета для своих артистов, но эффект от этих действий был не большим, чем от запирания ворот конюшни после того, как все лошади уже разбежались. Впервые в вековой истории честного музыкального бизнеса британских агентов поймали на том, что они играют деньгами, принадлежащими их клиентам. В разгар скандала состоялись похороны Ховарда Хартога – торжественный траурный кортеж провожал к месту упокоения последнего романтика. Безнадежно путавшийся в бумагах и не искавший материальной выгоды Хартог больше интересовался музыкой, которую исполняли его артисты, чем деньгами, которые они зарабатывала. Его любили за беззаботную эксцентричность и оплакивали как человека, преданного своим идеалам, как допотопное ископаемое мира агентств, которого больше не существовало.

«Эмми Тиллет была такой респектабельной, – вздыхал сэр Йен Хантер, сидя в доме стандартной постройки в отдаленной западной части Лондона, где теперь располагалась контора Холта. – Это ужасно – видеть, что ее фирма гибнет, да еще таким образом». Имя Гаролда Холта было последним символом былых ценностей, но сама фирма пустилась в плавание по чужим водам. В попытке восстановить свое состояние она вошла в море, кишащее акулами, и лишилась большого куска своего тела. К концу века ее судьба оказалась подвешенной на тонкой ниточке между готовыми сомкнуться грозными челюстями.

V
О Колумбия, жемчужина океана![215]215
  1 Слова песни приписываются Томасу Беккету.


[Закрыть]

В старом Нью-Йорке правила хорошего тона не значили ровным счетом ничего. Представившись концертным агентом, можно было еще произвести впечатление на субретку, но для приличного общества такой человек все равно оставался всего лишь жуликом. «Одни агенты честны, другие – нет, – предупреждал критик газеты „Ивнинг пост“ Генри Теофилиус Финк. – Некоторые менеджеры соглашаются за две или три тысячи долларов гарантировать начинающему артисту ангажементы, достаточные для успешного старта; если же окажется, что, скажем, у девушки – к тому же хорошенькой – нет ни гроша за душой, то у них хватает наглости предлагать бесчестные способы обеспечения требуемой суммы»[216]216
  2 Finck Я. Т. Success in Music and How it is Won. London, 1890. P. 443.


[Закрыть]. Вряд ли можно найти более красноречивое свидетельство низкого престижа профессии.

Концертных агентов становилось все больше, но они мало чем отличались друг от друга. Безусловным лидером среди них считался жизнерадостный Генри А. Вольфсон, у которого был попугай, умевший петь Вагнера – но только когда висел вниз головой. «Опыт научил меня, что только пяти процентам из тех, кто хочет пробиться, удается реализовать свои амбиции»[217]217
  3 там же


[Закрыть], – говорил Вольфсон новичкам, беря от них «вступительный взнос». Он любил брать деньги вперед. Пяти тысяч долларов, сказал он как-то техасской пианистке Ольге Самарофф (до того, как он придумал ей сценический псевдоним, она носила скромное имя Люси Хикенлупер)[218]218
  4* Самарофф (Samaroff) Ольга (1882–1948), наст, имя и фам. Люси Хикенлупер (Hickenlooper) – американская пианистка и педагог. В 1894–1897 гг. обучалась в Парижской консерватории у Э. Делаборд, а затем – у Э. Едлички в Берлине. Выйдя замуж за Бориса Луцкого, несколько лет провела в Санкт-Петербурге, где продолжила общее музыкальное образование. Ее американский дебют, о некоторых обстоятельствах которого упоминает Н. Лебрехт, состоялся в Нью-Йорке в 1905 г. Он оказался успешным, и вскоре она приобрела международную известность, много концертировала, выступала с симфоническими оркестрами Нью-Йорка и Бостона. О. Самарофф была первой американской пианисткой, сыгравшей все 32 сонаты Бетховена. Выйдя замуж за Л. Стоковского (1911–1923), она перестала выступать публично, сосредоточившись на организации записей тех оркестров, которыми руководил ее муж, После разрыва с Л. Стоковским О. Самарофф обратилась к педагогической деятельности и с 1925 года преподавала в Джульярдской школе, а с 1928 г. одновременно вела класс фортепиано в Филадельфийской консерватории. В 1926–1928 гг. она работала также музыкальным критиком в газете «Нью-Йорк ивнинг пост».


[Закрыть]*, только-только хватит, чтобы покрыть расходы по рекламе на один сезон. Между тем в первом десятилетии двадцатого века пять тысяч была очень большая сумма. Столько запросил Густав Малер за двадцать концертов с Нью-Йоркским филармоническим оркестром – и получил отказ. Но Малер, по крайней мере, дирижировал, а Вольфсон брал чек, не давал никаких обещаний, а часто и не назначал никаких концертов. В ответ на упреки он заявлял артистам, что им недостает сексапильности. Самое большее, чего он достиг – уговорил Рихарда Штрауса, главного дирижера Берлинской придворной оперы, продирижировать мировой премьерой его «Домашней симфонии» в Карнеги-холле, а потом еще двумя концертами в универмаге Уонамейкера. Нужно отдать должное силе убеждения Вольфсона, который заставил Штрауса дирижировать в разгар торгового дня. Сергей Рахманинов оказался более трудным клиентом – он дождался, пока агент умрет и дело перейдет в руки его вдовы, и только после этого согласился на дебют в Америке.

В Нью-Йорке миссис Вольфсон сразу же столкнулась с новым конкурентом в лице выпускника одного из старейших университетов Америки и его жены, светской львицы, заседавшей во всех лучших комитетах. В среде артистических агентов за Лоудоном Чарлтоном закрепилась репутация сибарита. Тем не менее в 1910 году, во второй сезон работы Малера, его назначили администратором Нью-Йоркского филармонического оркестра с годовым окладом в семь тысяч долларов. Чарлтон требовал, чтобы ему, как руководителю оркестра, было разрешено приглашать солистами своих клиентов. Малер вскоре положил этому конец, указав на «наивный, жестокий эгоцентризм» администратора. В ответ Чарлтон добавил к напряженному расписанию Малера еще двадцать концертов, причем без дополнительного вознаграждения, рассчитывая в любой момент заменить его более сговорчивым маэстро. Когда в феврале 1911 года Малер смертельно заболел, Чарлтон, чтобы снять с себя всякую ответственность за резкое ухудшение здоровья маэстро, быстренько написал «оправдательное» письмо в «Нью-Йорк Таймс». «Господин Малер и администрация работают и на протяжении всего сезона работали в полной гармонии», – врал он[219]219
  5 Roman, р. 467.


[Закрыть]. Спустя три месяца пресса обвиняла в трагической смерти Малера «убийственные условия американской артистической жизни»[220]220
  6 там же, р. 482.


[Закрыть], а его вдова – дам из филармонического комитета. Если бы вину можно было возложить на кого-то одного, этим человеком стал бы Лоудон Чарлтон. Коварное поведение агента, руководившего работой оркестра, заведомо деморализовало Малера, много лет страдавшего болезнью сердца, а случайная роковая инфекция довершила дело[221]221
  7* Густав Малер умер 12 мая 1911 г. в Вене от сепсиса, который развился на почве общего ослабления организма и приступов хронической ангины, мучивших его во время напряженного концертного сезона 1910/11 г. в Америке.


[Закрыть]*.

Чарлтону не удалось полностью уйти от ответственности. Музыкальная пресса, не замечавшая большинства выходок Чарлтона, забила тревогу, узнав, что знаменитый оркестр приносится в жертву коммерческим интересам своего администратора. «Достойным финалом этой истории будет ультиматум – либо Филармонический оркестр, либо контора, – который г-н Чарлтон предъявит в один прекрасный день самому себе, и победителем окажется его контоpa»[222]222
  8 Roman. Op. cit., р. 393.


[Закрыть], – предрекал «Музыкальный курьер». И действительно, через два сезона Чарлтон оставил оркестр и вернулся в свою контору, где творческие соображения не влияли на этику бизнеса.

И в этом, и в других случаях Нью-Йоркский филармонический оркестр был не оригинален и в значительной степени следовал образцу, установленному в Бостоне, где человек, руководивший лучшим оркестром, одновременно имел небольшой собственный бизнес на стороне. Чарлз А. Эллис работал на горнодобывающий концерн в Миннесоте, когда в 1885 году его босс, мэр Генри Ли Хиггинсон[223]223
  9* Хиггинсон (Higginson) Генри Ли (1834–1919) – американский банкир и меценат. В юности обучался музыке в Вене. На его средства в 1881 г. был основан и долгое время содержался Бостонский симфонический оркестр.


[Закрыть]*, предложил ему заняться симфоническим оркестром. После трех пробных сезонов под управлением Георга Хеншеля[224]224
  10* Хеншель (Hensehel) Георг (1850–1934) – немецкий певец (баритон), дирижер и композитор. Вскоре после окончания Лейпцигской консерватории приобрел популярность в Германии и Англии. В 1874 г. познакомился и близко сошелся с И. Брамсом, интересные воспоминания о котором оставил в своем «Дневнике». Во многом благодаря этому обстоятельству Хеншель в 1881 г. получил приглашение возглавить только что созданный Бостонский симфонический оркестр, которым руководил до 1884 г. В 1885 г. он поселился в Лондоне, где основал «Лондонские симфонические концерты» и в течение одиннадцати лет был их организатором и дирижером, одновременно преподавая пение в Королевском музыкальном колледже. В 1909 г. Хеншель вернулся на сцену в качестве певца и свой последний концерт дал в апреле 1914 г., вскоре после посвящения в рыцарское достоинство.


[Закрыть]*, друга Брамса, Бостонский симфонический оркестр с новым художественным руководителем, австрийским дирижером Вильгельмом Герике[225]225
  11* Герике (Gericke) Вильгельм (1845–1925) – австрийский дирижер, ученик Дессофа. В 1874 г. стал дирижером Венской придворной оперы, а позднее и венских «Гезелыпафтсконцерте». С 1884 г. – дирижер Бостонского симфонического оркестра, которым Герике руководил до 1906 г. с перерывом в 1889–1898 гг.


[Закрыть]*, начал обретать собственное лицо. Из Бвропы приглашали лучших музыкантов, и, чтобы не допустить их простоя, Эллис продлевал концертный сезон на лето: легкая классическая музыка пользовалась спросом в долгие летние вечера. Придуманная им схема оказалась популярной, выгодной и долговечной; она стала предтечей знаменитых Бостонских вечеров популярной музыки[226]226
  12* Бостонские вечера популярной музыки, в просторечии «Бостон non с» («Boston Pops») – концерты легкой оркестровой музыки на открытом воздухе, учрежденные Хиггинсоном в 1885 г. как в память о венской садовой музыке, которой он наслаждался, будучи студентом, так и для того, чтобы занять музыкантов Бостонского симфонического оркестра в летнее межсезонье. Одновременно – официальное (с 1900 г.) название оркестра, участвующего в этих концертах, который по своему составу является в основном тем же Бостонским симфоническим за исключением музыкантов, сидящих за первыми пультами. Первый концерт – тогда еще «променад-концерт» – состоялся 11 июля 1885 г. перед зданием бостонского «Мюзик-холла»; позднее они стали проводиться на набережной – Эспланаде. Променад-концерты сразу же обрели необычайную популярность и уже в 1900 г. официально стали называться просторечным «Попс». Поначалу оркестром руководили самые разные дирижеры – Тимоти Адамовски, Макс Зах, Густав Штрубе и др. В 1927 г. в качестве постоянного дирижера был приглашен композитор Альфредо Казелла, который вознамерился поднять музыкально-эстетический уровень публики и стал включать в программы, наряду с «Американцем в Париже» Гершвина, симфонии Бетховена и даже произведения А. Онеггера. Но публика его «не поняла», и по истечении трех лет контракт с Казеллой не был возобновлен. Его место в 1930 г. занял Артур Фидлер, у которого дело пошло настолько успешно, что он руководил «Бостон попс» вплоть до своей смерти в 1979 г., сделав его американской достопримечательностью и самым записываемым оркестром в мире. Местные радиопередачи «Бостон попс» начались в 1952 г., а общенациональная программа еженедельно выходила на радио с 1962 по 1992 г.; национальная программа общественного телевидения «Вечер с Попе» регулярно выходит с 1969 г. Благодаря записям и средствам массовой информации «Бостон попс» вошли в каждый американский дом, и не удивительно, что концерт на Эспланаде в честь 200-летия США 4 июля 1976 г. привлек более 400 тыс. слушателей. После смерти А. Фидлера «Бостон попс» возглавлял популярный кинокомпозитор Джон Уильямс (1980–1995), которого сменил молодой дирижер Кейт Локхарт.


[Закрыть]*. Герике создал прекрасный ансамбль, а впоследствии молодой Артур Никиш поднял его до международного уровня[227]227
  13* А. Никиш руководил Бостонским симфоническим оркестром в 1889–1893 гг.


[Закрыть]*. Все это время работавший с точностью часового механизма Эллис руководил деятельностью оркестра. Этот «спокойный джентльмен»[228]228
  14 Samaroff О. An American Musician's Story. N.Y., 1939. P. 50.


[Закрыть], отличавшийся «добрым, терпеливым»[229]229
  15 Howe, p. 86–87.


[Закрыть] нравом, предпочитавший не соперничать, а сотрудничать с другими коллективами, стал первым штатным администратором оркестра в США. Его отношение к музыкантам, которым Хиггинсон запретил создавать профсоюз, было заботливым, но по-отечески строгим.

Каждое лето Эллис отправлялся в Европу слушать солистов, и всюду, где он появлялся, его принимали с уважением, как одного из архитекторов американской культуры. Его музыкантов регулярно приглашали выступать в Байройт, и Бостон стал первым американским городом, завоевавшим признание в европейских музыкальных кругах. Впрочем, было бы неверно представлять Эллиса эмиссаром-бессребреником. Убедившись, что дела в оркестре идут гладко, и построив Симфонический зал, он решил сделать кое-что и для себя.

Большим достоинством Эллиса был его непоколебимо спокойный вид, оказывавший благотворное влияние даже на самых буйных посетителей. Нелли Мелба, побеседовав с ним двадцать минут, отказалась от услуг своего агента и попросила Эллиса руководить ее карьерой в США. Он включил в свои списки Крейслера и Падеревского, двух самых популярных тогда виртуозов, а также двух взращенных на американской почве и уже завоевавших признание музыкальных героинь – Джеральдину Фаррар и ее подругу Ольгу Самарофф. Его агентство оставалось эксклюзивным, представлявшим интересы всего нескольких ведущих звезд, и, в отличие от Вольфсона, Эллис никогда не требовал больших денег на «расходы по рекламе». Он не нуждался в мелкой наличности, ибо получал по двадцать процентов от пяти самых крупных гонораров в мире музыки.

По просьбе Мелбы в 1898 году он предложил модному нью-йоркскому дирижеру Вальтеру Дамрошу создать в противовес Метрополитен гастрольный оперный театр. Дамрош считал его «чудесным партнером», чей «уравновешенный темперамент и благоразумие завоевали ему множество друзей»[230]230
  16 Damrosch W. My Musical Life. N.Y., 1926. P. 128–129.


[Закрыть]. Оперная компания Дамроша – Эллиса просуществовала всего четыре года, и ее распад, как ни странно, не сопровождался никакими скандалами; однако с тех пор Эллис избегал связываться с оперой. В мире симфонической музыки ему не были нужны ни союзники, ни иждивенцы. Из своего скромного кабинета в Бостоне он контролировал всю концертную экономику. Как агент самых желанных звезд, он мог назначать самые высокие гонорары. Как администратор Бостонского симфонического оркестра, он платил по самым высоким рыночным ставкам. Занимая оба поста, он определял структуру платежей, управлявших содержанием и развитием концертной жизни в Америке.

О том, как вел дела Эллис, можно судить по его отношениям с Крейслером. Услышав, что венский скрипач недоволен Вольфсоном, Эллис предложил ему концертное турне с Бостонским симфоническим оркестром по восемьсот долларов за концерт, то есть на двести долларов больше, чем получал любой другой исполнитель. Восхищенный Крейслер попросил Эллиса стать его агентом. Установив рекордный гонорар для своего нового клиента, Эллис поставил другие оркестры перед выбором – либо поднять планку, либо остаться без лучшего солиста. Что бы ни говорили люди об игре Крейслера, все знали, что он является самым высокооплачиваемым скрипачом в мире – а это означало, что и лучшим. И этот простой трюк Эллис проделывал не единожды.

В оркестровом мире слово Эллиса было законом. «Письмо от него значило больше, чем самые горячие личные просьбы агентов, присланных другими менеджерами»[231]231
  17 Samaroff О. Op. cit., p. 51


[Закрыть], – рассказывала Самарофф. Аделла Прентис Хьюз, основательница Кливлендского оркестра, услышав от заместителя Эллиса Уильяма Г. Бреннера, что «г-н Эллис очень заинтересован в молодой американской пианистке и хотел бы, чтобы вы представили ее публике», сразу же предложила контракт Самарофф, даже не спрашивая ее имени – «так велико было доверие к честности и знаниям Чарлза Эллиса»[232]232
  18 Hughes A. P. Music in My Life. Cleveland, 1947. P. 102.


[Закрыть]. Над его столом висел лозунг: «Бог помогает тем, кто сам себе помогает».

Эллис царил в Бостоне более тридцати лет и ушел вместе с Хиггинсоном в период послевоенной неразберихи в 1919 году. Через несколько месяцев оркестр забастовал. Эллису, чтившему культурные нормы Старого Света и имевшему кое-какие знания о психологии наемных работников, приобретенные в годы работы на шахтах, всегда удавалось избежать производственных конфликтов. Было бы неправильно обвинять этого преданного служителя общества в злоупотреблении своим положением в собственных корыстных интересах. Такое обвинение исказило бы саму природу американского музыкального бизнеса, основанного на внутренних сделках и процветающего по сей день за счет чистого конфликта интересов. Эллис показал, что для успеха в музыке надо занимать прочное положение в каком-то солидном учреждении и одновременно вести собственное прибыльное дело. Этот урок не прошел даром для голодного молодого человека из штата Огайо, решившего индустриализировать музыкальную Америку и монополизировать ее музыкальный бизнес. Артур Джадсон называл Эллиса «величайшим из всех американских менеджеров»[233]233
  19 Samaroff О. Op. cit., p. 322; см также: Hart Ph. Orpheus in the New World» N.Y., 1973. P. 59.


[Закрыть]. А оспаривать авторитет Джадсона в музыкальной Америке решились бы очень немногие.

«Эй-Джей», как разрешалось называть его близким друзьям, был настоящим гигантом среди пигмеев. Его рост (без каблуков) превышал шесть футов, он знал о музыке больше, чем иные виртуозы, и был богаче, чем многие благотворители, субсидировавшие его оркестры. Он обладал импозантной внешностью – «сукин сын, излучавший силу», вспоминал Харолд Шонберг, ведущий критик «Нью-Йорк Таймс». «Это был могучий мужчина ростом около шести футов четырех дюймов, прекрасно сложенный, с очень красивым, мужественным лицом. Он был личностью», – вспоминал один из его сотрудников. «На его лице с одинаковой силой могли отражаться злоба, горе, радость и сострадание, – писал другой помощник, Шайлер Г. Чейпин. – Я не хотел бы столкнуться с таким человеком»[234]234
  20 Chapin Sch. O. Musical Chairs. N.Y., 1977. P. 60.


[Закрыть]. Подобно Руперту Мердоку[235]235
  21* Мердок (Murdoch) Pynepm (p. 1931) – медиамагнат, владелец крупнейшего медиахолдинга «Ньюс корпорейшн лимитед». Известен своей деловой хваткой, способностью успешно вести бизнес, а также принадлежащими ему скандальными бульварными изданиями.


[Закрыть]* и Биллу Гейтсу[236]236
  22* Гейтс (Gates) Вилл (р.1955) – американский предприниматель и изобретатель, основатель ведущей в мире компании в области программного обеспечения «Майкрософт». В 1997 г. возглавил список самых богатых людей в мире (на январь 2001 г. его состояние составляло 54,4 млрд. долларов). О работоспособности Гейтса ходят легенды. Он принадлежит к когорте самых незаурядных бизнесменов новой генерации.


[Закрыть]*, Джадсон был осмотрительным человеком, казавшимся на первый взгляд обычным магнатом, а не единственным повелителем части Вселенной. Подобно Мердоку и Гейтсу, он обладал талантом жить именно в то время, когда его способности оказались востребованными. Он пришел в оркестровый менеджмент в те годы, когда число американских оркестров удвоилось; он внедрился на радио, когда заря последнего еще только занималась. Так же, как Мердок и Гейтс, он был смелым импровизатором, мастером возможного.

Джадсон управлял американской музыкой на протяжении двух третей двадцатого века, от Вердена до Вьетнама. В какой-то момент он возглавлял три крупнейших оркестра и концертное агентство, ведавшее делами большинства ведущих дирижеров. Когда его обвиняли в «ловком служении нескольким противоположным интересам одновременно»[237]237
  23 Smith С. Worlds of Music. Philadelphia, 1952. P. 38.


[Закрыть], он молча пожимал плечами, словно бы речь шла о проблеме, не стоящей его драгоценного внимания.

Его агентство, самое крупное в мире, имело филиалы в каждом городе; дочерняя фирма могла послать музыкантов в любой маленький городок Америки. Он являлся совладельцем радиовещательной сети. Его доходы были вложены в здания, окружавшие Карнеги-холл: кольцо недвижимости Джадсона стало немым подтверждением его господства над цитаделью музыки. Ни одному человеку не удавалось добиться такой гегемонии в музыкальном мире. «Он занимался своего рода протекционистским рэкетом, – говорил один из связанных с ним дирижеров. – Если вы хотели сделать карьеру в Америке, вам необходимо было подписать контракт с Джадсоном»[238]238
  24 M. Фречча в интервью с автором.


[Закрыть]. «Те, кто утверждает, будто Джадсон наслаждался, играя роль Бога, недалеки от истины»[239]239
  25 Smith С. Op. cit., р. 38.


[Закрыть], – писал симпатизирующий ему обозреватель. Даже самые преданные поклонники признавали «налет диктаторства»[240]240
  26 Samaroff О. Op. cit., р. 321.


[Закрыть]в его стиле управления.

Как это часто случается с божествами и тиранами, история его жизни – вернее, некоторые ее эпизоды – покрыта мраком неизвестности. Джадсон редко рассказывал о своем прошлом. Когда его внук решил заказать посмертную биографию, ему не удалось найти никаких документальных свидетельств о личной жизни деда ни в его архиве, ни в архивах организаций, которыми он когда-то управлял. «Он ни за что не хотел, чтобы о нем писали»[241]241
  27 Одри Майклз в интервью с автором.


[Закрыть], – говорила его пресс-секретарь. Какие меры он принимал для сокрытия следов своей деятельности, непонятно, но эффективность этих мер довольно спорна. Сегодня уже можно сказать, что любые правонарушения, кроме убийства, покажутся ничтожными на фоне колоссальных и тщательно просчитанных злоупотреблений Джадсона в сфере музыки.

Если у Джадсона и были основания скрывать свое прошлое, то причиной, по-видимому, было то, что он стыдился этого прошлого, стыдился своего происхождения. Он родился в «невежественном в музыкальном отношении городке» Дейтоне в штате Огайо 17 февраля 1881 года – это известно из биографической справки, составленной им для музыкального журнала «Этюд» в январе 1940 года. Родителями его были ирландские иммигранты, сумевшие скопить достаточно денег, чтобы отправить юного Артура в Нью-Йорк учиться игре на скрипке у Макса Бендикса, бывшего концертмейстера оркестра Теодора Томаса[242]242
  28* Томас (Thomas) Теодор (1835–1905) – американский скрипач, дирижер и музыкальный деятель. Родившись в Эзенсе (Голландия), он 12-летним мальчиком попал в Нью-Йорк, где самоучкой овладел игрой на скрипке. В 60-е годы он был уже известным в Нью-Йорке скрипачом-ансамблистом, а в 1869 г. возглавил собственный оркестр, с которым в течение шести лет выступал в только что построенном зале «Стейнвей-холл», составляя серьезную конкуренцию концертам Филармонического общества в Академии музыки. Вынужденный в 1877 г. распустить свой оркестр, Томас был приглашен дирижером в Филармоническое общество, которое возглавлял до 1888 г., когда стал директором Чикагской консерватории. С именем Томаса связано открытие консерватории в Цинциннати, а также основание Чикагского симфонического оркестра (1891), которым он руководил до конца своей жизни.


[Закрыть]*. По воспоминаниям самого Джадсона, закончив обучение, он «играл первую скрипку в маленьких оркестрах, а потом стал дирижером оркестра города Оушен-Гроув в Нью-Джерси, насчитывавшем 100 музыкантов». Вернувшись на Средний Запад, он в девятнадцать лет был назначен деканом Консерватории при университете Денисона в Грэнвилле (Огайо). Его образование было явно недостаточным для такого поста; спустя тридцать лет он получил в Грэнвилле звание почетного доктора музыки.

Джадсон утверждал, что превратил университет Денисона в современный музыкальный колледж; он хвастался также тем, что в 1903 году впервые в Америке исполнил там скрипичную сонату Рихарда Штрауса. Ни одно из этих утверждений не имеет документального подтверждения. Впрочем, есть все основания полагать, что он был компетентным музыкантом с определенными научными амбициями. Работая в университете, он написал брошюру «История музыки (исследование причин и следствий)». «Однажды, в бытность мою профессором музыки (sic!) в университете на Среднем Западе, – рассказывал он журналу "Этюд", – я сел и задумался о том, чего стою. Сравнивая свои способности с дарованием лучших из известных мне скрипачей, я скоро понял истину. Не годится, чтобы тебе прокладывали путь [к успешной карьере] влиятельные родственники и друзья. Я решил заняться своим теперешним делом»[243]243
  29 Все высказывания Джадсона, приводимые в этой главе, если не указан иной источник, взяты из его статьи «Как сделать имя» в журнале «Этюд» («The Etüde») за январь 1940 г., с. 6–7.


[Закрыть]. В действительности долгих размышлений не требовалось. Джадсону исполнилось двадцать шесть лет, он был мужем и отцом, а блестящей карьеры впереди не намечалось.

В 1907 году он перевез семью в Нью-Йорк в надежде заработать на жизнь в качестве музыканта или кого-то, так или иначе связанного с музыкой. «Сегодня ночью я проснулся, – признавался он партнеру много лет спустя, – и живо вспомнил, как приехал с женой и сыном в Нью-Йорк, чтобы чего-то добиться, и как никому не было до меня дела. Я преподавал скрипку, дирижировал оркестрами, проводил музыкальные фестивали по всей стране. Наконец я решил, что с меня довольно. И тогда я пришел в редакцию "Мьюзикл Америка"[244]244
  30 Рут О'Нейл, цит. по: Daniel О. Stokowski: A Counterpoint of View. N.Y., 1982. P. 154.


[Закрыть]».

Это был один из трех посвященных искусству американских журналов, издававшихся в золотой век музыкальной критики. Их авторам явно не хватало гонораров, чтобы прокормить семью, ибо даже старейшим критикам из ежедневных газет приходилось подрабатывать преподавательской работой в колледжах. Джадсону, как новичку, поручали освещать жизнь провинциальных оркестров; для этого он должен был подолгу разъезжать по стране в вагонах третьего класса. Чтобы свести концы с концами, он рекламировал в этих же оркестрах журналы, которые представлял. Искушение поставить содержание своих обзоров в зависимость от полученных комиссионных постепенно стало непреодолимым. Хотя дирижеры, у которых он брал интервью, и менеджеры, с которыми он имел дело, относились к нему как к весьма дремучему представителю музыкальной фауны, опыт общения с ними стал для Джадсона пропуском в два ключевых пункта управления концертной жизнью.

В 1910 году, оказавшись в родных местах, он увидел на концерте в городе Цинциннати нечто необычное. Вместо предложенного Вольфсоном немца Бруно Вальтера дирижировать оркестром неожиданно пригласили молодого органиста из англиканской церкви. Цинциннати был населен преимущественно немцами, а городской оркестр финансировали, среди прочих, жена и другие родственники действующего президента США Уильяма Говарда Тафта. Все опасения относительно того, что выбор дирижера мог быть ошибочным, развеялись после нескольких блестящих концертов. Артур Джадсон описал их в «Мьюзикл Америка» как лучшие из всех когда-либо слышанных им за пределами Нью-Йорка. Свое интервью с молодым львом он озаглавил так: «Леопольд Стоковский – мыслитель, философ, музыкант».

Джадсон не покинул города, пока не установил дружественных отношений с семьей Тафта, которые сохранились на всю жизнь, и Тафты даже обращались к нему за советами по вопросам музыки. Что же касается Стоковского, то в нем он нашел родственную душу. Дирижер был его ровесником, наполовину ирландцем, из скромной семьи, также переживавшим кризис личности, который побудил его в течение какого-то времени писать свою фамилию через «v» (Stokovsky) и говорить с нарочитым славянским акцентом. В этом он был хорошим учеником своей невесты, пианистки Ольги Самарофф, взявшей русскую фамилию в интересах карьеры и своротившей горы, чтобы найти Стоковскому его первый ангажемент. Ее кузен генерал Эндрю Хикенлупер возглавлял газовую и электрическую компанию Цинциннати (в будущем он стал вице-губернатором Огайо); кроме того, она была знакома с президентом и госпожой Тафт. «Г-н Стоковский, – сообщала Ольга всем, кто хотел ее слушать, – величайший дирижер в мире». Через три сезона она разорвала его контракт с Цинциннати и использовала те же методы, чтобы поставить его за более престижный пульт в Филадельфии.

Город квакеров, расположенный в девяноста милях от Нью-Йорка, извращенно гордился своей репутацией самого скучного места в Америке. Стоковский взорвал эту скуку блестящим концертом русской музыки, а Артур Джадсон тут же сообщил, что «прием, оказанный г-ну Стоковскому, не просто свидетельствовал о том, что слушатели остались довольны хорошим дирижером; это был восторженный прием публики, открывшей для себя гения»[245]245
  31 «Musical America», 26 October 1912.


[Закрыть]. В то время как Ольга вела молниеносную войну на светском фронте (в первую зиму в Цинциннати она оплатила семьсот междугородных звонков), Стоковский пробудил к жизни дремлющий ансамбль сонного города, превратив его в ослепительный, лучший в Америке оркестр. Воплощая в жизнь свои представления о звучании оркестра, он изменил рассадку музыкантов на сцене, чтобы добиться единого, но прозрачного тембра. Он поощрял струнников искать собственные штрихи и играть по-своему, если это не нарушало плавного течения общей мелодической линии. Он вникал во все технические детали звукотворчества, но ему требовался свой Чарлз Эллис для решения организационных проблем оркестра и кто-то вроде Барнума для пропаганды «звука Стоковского» во всем мире.

Джадсон, ставший к тому времени ответственным за рекламу в «Мьюзикл Америка» и добившийся наконец приличной зарплаты, услышал, что в Филадельфии требуется администратор, и тут же бросился к Стоковскому, проводившему отпуск в Вермонте. «Вот человек, который мне нужен», – сказал дирижер, и осенью 1915 года Джадсон был назначен менеджером Филадельфийского оркестра. В городе ходили слухи, никогда и никем не опровергнутые, будто для того, чтобы подстраховаться и получить желанное место, Джадсон соблазнил жену одного из членов попечительского совета оркестра. На счету этого импозантного красавца было много женщин, но он, в отличие от Стоковского, умел держать свои победы в секрете. Для общественного мнения Джадсон оставался безупречным семьянином. Стоковский, напротив, хотел довести до всеобщего сведения, что женщины не могут устоять перед ним, и делал свои любовные похождения предметом публичных обсуждений. «Он не пропускает ни одной юбки», – сокрушалась терпеливая страдалица Ольга[246]246
  32 Daniel О. Stokowsky: A Counterpoint of View. N.Y., 1982. P. 189.


[Закрыть]. Секс постоянно становился предметом болезненных расхождений между маэстро и его менеджером.

Джадсон не мог выдумать лучшего времени для приезда в Филадельфию. В марте 1916 года город буквально взорвала американская премьера Восьмой симфонии Малера, известной как «Симфония тысячи участников». Стоковский, за шесть лет до того слышавший, как сам композитор дирижировал в Мюнхене колоссальным составом, собрал 1068 инструменталистов и певцов. Джадсон занимался вопросами организации и рекламы. Восторженные отзывы вытеснили с первых страниц филадельфийских газет даже сообщения о Верденском сражении. Слушатели убивали друг друга за стодолларовые билеты (во всяком случае, так сообщалось). Джадсон продал восемь дополнительных концертов еще до того, как армия исполнителей на двух частных поездах десантировалась в Нью-Йорк, где критики не преминули отметить, что Филадельфия добралась до вершины оркестровой пирамиды. На фоне упадка Бостона, сиротства Нью-Йорка после смерти Малера и бесцветного Чикаго будущее оркестровой музыки принадлежало Филадельфии, Стоковскому и Джадсону.

Оба, и Стоковский и Джадсон, сыграли огромную роль в этом чудесном преображении. Стоковский возродил оркестр в его новом облике, прославил его записями и привлек общественность к участию в жизни музыкального коллектива. Когда в 1919 году финансовое положение оркестра ухудшилось, под лозунгом «Спасем оркестр!» он возглавил шествие по улицам города и собрал миллион долларов. Достижения Джадсона афишировались не так громко. Он пришел в попечительский совет и попросил разрешения ознакомиться с бюджетом. Услышав, что подобного документа не существует, он написал первый в истории американских оркестров финансовый план, создав тем самым фискальный инструмент, лежащий в основе любого профессионально управляемого бизнеса. Попечители смотрели на листы, исписанные Джадсоном, и точно знали, как обстоят дела оркестра. Инвесторы с доверием относились к его прогнозам. В торговой палате прочли его балансовые ведомости и выпустили брошюру «Коммерческая стоимость музыки в Филадельфии».

Джадсон не одобрял отношений Стоковского с деловыми кругами, особенно с издателем «Ледиз хоум джорнэл» Эдвардом Боком и его женой Мери, много жертвовавшими в пользу оркестра. Стоковский, объяснял он им, «нуждается в сплоченной публике и восприимчивой аудитории»[247]247
  33 Kupferberg H. Stern at 70 // «Classical Music», July 1990. P. 49.


[Закрыть], организовать и удержать которую можно только с помощью опытного руководства. Действуя по своему усмотрению и собственными силами, маэстро неизбежно разрушит все уже созданное, предупреждал он, – и это пророчество, увы, сбылось после того, как они расстались. «Они говорят, что Стоковский создал оркестр, – ворчал позже Джадсон. – Это не он – я его создал»[248]248
  34 Интервью с Уильямом Маллоком.


[Закрыть].

Натянутость этого утверждения была слишком очевидной, чтобы требовать опровержения. Без рекламной внешности Стоковского, его музыкального слуха и чутья на сенсации Филадельфийский оркестр, при всех способностях своего администратора, никогда не поднялся бы выше среднего уровня. Стоковский создал такой оркестр, что даже самому бесцветному преемнику удалось бы удержать его на плаву еще долгие годы.

Однако нельзя недооценивать и вклад Джадсона – даже с творческой точки зрения. Помимо создания финансовых планов, он вносил умеренность в музыкальные оценки и проявлял столь необходимую для любого предприятия решительность. Без вмешательства Джадсона Стоковский не решился бы на увольнение больных и некомпетентных музыкантов. Неподвластный чувствам Джадсон выгонял по тридцать человек в год. За милой улыбкой Стоковского скрывались стальные нервы Джадсона, за чудесным преображением оркестра – его сила. Вместе они были непобедимы.

Впрочем, партнерство, длившееся в течение двадцати лет в Филадельфии и позже возобновившееся, не заставило их перейти в общении друг с другом на «Эй-Джей» и «Стоки». Друг для друга они до конца жизни оставались «г-ном Джадсоном» и «г-ном Стоковским». Естественная сдержанность, в неестественной степени присущая обоим, привела к их взаимному охлаждению. Никому не доверявший Стоковский впервые заподозрил неладное, когда увидел, что Джадсон внедряется и в его домашнюю жизнь.

Через несколько месяцев после вступления в должность менеджер создал «Концертную администрацию Артура Джадсона». Текущими делами оркестра теперь занималась Рут О'Нил, воспитанница монастырской школы, тогда как сам он занялся поиском новых талантов. Первым личным клиентом Джадсона стал Стоковский, за ним – его жена Ольга. Некогда клявшаяся, что оставит работу и посвятит всю жизнь Стоки, теперь она изнывала от скуки в роли домашней хозяйки и страдала от его измен. Джадсон предложил ей воскресить былую славу любимой американской пианистки. Стоковский пришел в ярость. Он заявил менеджеру, что больше не может работать над партитурами дома, потому что жена без конца занимается на рояле. Джадсон посоветовал построить ей кабинет со звуконепроницаемой обивкой. Между несчастливыми супругами выросла стена.

У разрывавшейся между профессиональным возрождением и надеждой на спасение своего брака Ольги произошел нервный срыв. Когда в феврале 1917 года она не появилась на ужине, где ее ждал Стоковский, дирижер позвонил Джадсону, и тот уведомил полицию. Ольгу нашли живой и невредимой в больнице имени Рузвельта в Нью-Йорке, куда она пришла, жалуясь на амнезию. Джадсон сообщил прессе, что она переутомилась, дав слишком много концертов – шестьдесят за полсезона. Ольга триумфально вернулась в концертный зал, но новый провал в памяти настиг ее во время концерта под управлением Стоковского. Теперь, когда они не могли доверять друг другу как музыканты, мало что удерживало их от разрыва. Буквально накануне объявления о разводе Ольга забеременела, родилась дочь Соня. Через двадцать месяцев она все-таки подала на развод и переехала в Нью-Йорк. Расставляя вещи в новой квартире, она споткнулась о коробку, упала и порвала связки на левой руке. На этом ее карьера закончилась.

Ольга больше никого не любила, а Стоковскому так и не удалось найти жену, которая столь подходила бы ему в музыкальном смысле. Он не стал обвинять Джадсона в крушении своего брака, но Стоковский вообще редко демонстрировал свои чувства. В 1948 году, узнав о том, что Ольга умерла в одиночестве в своей квартире на Западной 55-й улице, он не пролил ни слезинки и не прислал венок. За маской бесстрастности скрывался страстный человек, выплескивавший свои эмоции в музыке. Нужно было быть совершенно бесчувственным, чтобы не испытать хотя бы намека на ревность при мысли о том, какую роль сыграл Джадсон, дав Ольге возможность сбежать из семьи. В отношениях между мужчинами появился оттенок сексуального соперничества.