Текст книги "Поле заколдованных хризантем (Японские народные сказки)"

Автор книги: Нисон Ходза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Веер Тэнгу

тоял теплый весенний день. Хэйсаку пошел в горы накосить себе сена.

Солнце ласково припекало, и ленивому Хэйсаку захотелось отдохнуть и погреть спину. Он уселся на пень, стал смотреть на высокое голубое небо и слушать чириканье воробьев. Слушал-слушал и совсем забыл о работе. А когда ему надоело сидеть, он вынул из кармана игральные кости и принялся подбрасывать их. Кости падали на большой плоский камень, который лежал тут же около пня, а Хэйсаку приговаривал:

 
Кости, кости,
Ложитесь, кости,
Белые кости.
 

Вдруг сзади, с высокой сосны, послышался тоненький голосок:

– Хэйсаку, что это ты делаешь?

Хэйсаку испугался. Он оглянулся и увидел прямо перед собой на ветке сосны носатого черта – Тэнгу, настоящего Тэнгу, как его рисуют на картинках: длинный нос торчит выше головы, а в руке – веер.

Хэйсаку упал на колени, задрожал и заплакал:

– Пощади меня, Тэнгу, не тронь меня!

– Да ты не бойся! – ласково сказал Тэнгу. – Я вовсе и не собираюсь тебя убивать. Я только хочу знать, что это ты подбрасываешь и зачем бормочешь какие-то слова? Что это у тебя в руках?

– Это? Это игральные кости. Вот видишь, так будет одно очко, а так два, может выпасть и три, и четыре, и даже шесть. В кости можно выиграть много денег.

Тэнгу ничего не понял, но все-таки подумал, что игральные кости – забавная штука. И ему очень захотелось их получить.

– Хэйсаку, отдай-ка мне твои игральные кости.

Но Хэйсаку не согласился:

– Как же я отдам тебе кости? Это все равно, что отдать свою голову.

Носатому Тэнгу еще больше захотелось получить кости.

– Я ведь не прошу их у тебя даром! Я дам тебе за них одну очень хорошую вещь, – сказал он как можно ласковее.

– Что же ты мне дашь?

– А вот что.

И Тэнгу показал ему веер, который держал в руке.

– И только-то? А на что мне такой потрепанный веер?

– Как? Ты не знаешь, что такое веер Тэнгу? Вот я тебе сейчас объясню. Если постучать по разрисованной стороне веера и три раза сказать: «Нос, расти! Нос, расти! Нос, расти!» – тогда кончик носа, твоего или чужого, это как тебе понадобится, станет расти кверху. Захочешь, чтобы нос вырос еще повыше, постучи сильнее. Захочешь, чтобы он рос медленно, постучи тихонько. Если же ты пожелаешь, чтобы нос стал опять короче, и это можно сделать: только постучи по оборотной стороне веера и три раза скажи: «Нос, сожмись!», «Нос, сожмись!», «Нос, сожмись!» – и нос понемножку станет делаться меньше. Видишь, какая это замечательная вещь, веер Тэнгу. Ну, говори, веришь ли ты мне или не веришь? А не то я сейчас вытяну твой плоский нос выше головы.

Хэйсаку испугался и закрыл нос рукой:

– Верю, верю! Помилуй! Пощади! Как я буду жить с таким длинным носом!

– Ну так давай меняться. Вот тебе мой веер, а я возьму твои игральные кости.

– Хорошо, – ответил Хэйсаку. Он был очень рад, но притворился, что слушается Тэнгу только из страха.

Хэйсаку отдал Тэнгу старые, потрескавшиеся кости, получил за них волшебный веер и довольный пошел домой.

…Ленивый Хэйсаку шел по дороге и думал: «На ком бы попробовать волшебную силу веера?»

Вдруг он увидел торжественное шествие: четверо слуг несли на бамбуковых носилках под шелковым балдахином красавицу, а спереди, сзади, справа и слева шла целая толпа слуг и служанок.

Эта красавица была дочерью самого богатого князя в округе.

«А ну-ка, попробую я вытянуть ей нос! Вот будет забавно!» – подумал Хэйсаку.

Он незаметно вмешался в толпу слуг, пробрался к самым носилкам, легонько стукнул в веер с разрисованной стороны и прошептал три раза:

– Нос, расти! Нос, расти! Нос, расти!

И вот у красавицы нос слегка загнулся, а потом стал понемножечку вытягиваться кверху – вырос на вершок, потом на два вершка, потом на три. А Хэйсаку так испугался, что поскорей убежал домой.

Через два-три дня повсюду разнесся слух, что дочь князя заболела небывалой болезнью: у нее вырос кверху кончик носа и она стала похожа на Тэнгу. Ни лекарства врачей, ни молитвы монахов, ни заклинания знахарей – ничто ей не помогает. Бедная красавица заперлась у себя в замке, закрыла лицо широким рукавом и целый день плачет. А родители совсем потеряли голову от горя.

Наконец перед воротами княжеского замка вывесили большое объявление:

Кто вылечит княжну от небывалой болезни, тот получит ее в жены.

Когда ленивый Хэйсаку увидел это объявление, он сейчас же побежал домой, взял свой волшебный веер и поспешил в замок.

– Я могу вылечить княжну! – сказал Хэйсаку, как только его впустили в замок.

Слуги повели его в покои княжны. Хэйсаку низко поклонился красавице, а потом постучал в оборотную сторону веера и прошептал три раза:

– Нос, сожмись! Нос, сожмись! Нос, сожмись!

И сейчас же нос красавицы стал уменьшаться – сначала на один вершок, потом на два, потом на три. Кончик его выпрямился, и нос стал такой же красивый, как был раньше. А сама красавица стала еще лучше, чем была.

Нечего делать, пришлось ей выйти за Хэйсаку замуж.

Так с помощью волшебного веера Тэнгу ленивый Хэйсаку сделался самым богатым человеком в деревне. Он мог теперь есть жареных угрей с белым рисом сколько ему хотелось; целыми днями мог валяться в постели или гулять по горам, а главное – ничего не делать. Так он и жил. Один день наедался до отвала, другой день спал без просыпу, третий день слонялся по своим владениям, а потом начинал сначала.

Но все это ему скоро надоело, ничего не делать было очень скучно.

Однажды Хэйсаку лежал в саду и от скуки зевал. Чтобы хоть как-нибудь позабавиться, он вытащил из-за пояса свой веер, посмотрел на него и подумал: «А как далеко может вытянуться мой собственный нос?» И тут ему сразу стало веселее. Он сел, постучал в веер и сказал три раза:

– Нос, расти! Нос, расти! Нос, расти!

Сейчас же кончик носа у Хэйсаку загнулся кверху и стал расти. Вырос на вершок, на два, на три. Хэйсаку постучал еще. Нос вырос на шесть вершков, на целый аршин, на два аршина, на три. Вот он рос и рос выше дома, выше самого высокого дерева. Вот вытянулся кверху так высоко, что сам Хэйсаку уже не мог разглядеть снизу кончик своего носа. Хэйсаку совсем развеселился. Он забарабанил по вееру что было сил. Нос вытягивался, вытягивался, вырос выше облаков, дорос до самого неба и проткнул небо насквозь.

А на небе сидел в это время Гром. Вдруг он видит: что-то тоненькое, красное и острое проткнуло небо и лезет кверху. Гром удивился.

«Похоже на морковку. Но я никогда не видел, чтобы морковка росла на небе, да еще кончиком вверх!» – подумал Гром.

И он крепко ухватился за морковку своей ручищей.

– Ай! – крикнул Хэйсаку внизу на земле.

Хоть кончик носа и ушел от него далеко, но все же это был кончик его собственного носа, и бедному Хэйсаку стало больно. Он сейчас же перевернул веер, забарабанил по другой его стороне и заговорил быстро-быстро:

– Нос, сожмись! Нос, сожмись! Нос, сожмись!

И в самом деле: нос сразу стал уменьшаться – на вершок, на два, на три.

Но Гром крепко держал кончик носа в руке, а Гром, конечно, был сильнее Хэйсаку. Нос становился все меньше и меньше, а кончик его по-прежнему оставался на небе. А так как кончик носа не мог опуститься с неба на землю, то самому Хэйсаку пришлось подняться с земли на небо. Сначала он должен был встать на ноги, потом подняться на цыпочки, потом совсем оторваться от земли. Чем меньше делался нос, тем выше подымался Хэйсаку. Его подняло выше дома, выше самого высокого дерева в саду, выше облаков, и, наконец, подтянуло к самому небу. Но дырка, которую он проткнул носом, была так мала, что сам Хэйсаку не мог в нее пролезть. И он остался висеть на кончике своего собственного носа под самым небом.

Так и висит он до сих пор.

Лиса-брадобрей с горного перевала

лучилось это давным-давно. Стояла среди гор маленькая деревушка. Тихо и спокойно жили там люди. Только стали вдруг поговаривать, что поселилась на перевале лиса-оборотень и людей морочит. Думали-думали жители деревни, что им делать, и решили на перевал отправиться – посмотреть, вправду ли лиса там живет. Взяли они фонари и пошли в горы, да прежде договорились: кто лису приметит, фонарем знак подаст.

Жил в той деревне один парень. Звали его Гонсукэ. Вот идет Гонсукэ и думает: «Эх, хорошо бы мне ту лису увидеть! Уж я-то ее бы одурачил!»

А тем временем все по лесу разбрелись. Остался Гонсукэ один, за деревом спрятался и стал ждать. Вдруг видит: кусты зашевелились, и лиса из зарослей выходит. Заметался Гонсукэ, словно воздушный змей в небе, – как бы лисе на глаза не попасться!

А лиса в его сторону и не смотрит. Присела она под большим деревом, что у самой дороги росло – отдыхает. Посидела-посидела, а потом – давай с дерева листья рвать, да на голову себе сыпать. Не успел Гонсукэ и ахнуть, как превратилась лиса в красивую девушку с волосами до пят. Наклонилась девушка, собрала с земли сочные плоды, подняла руки над головой и – засверкал у нее в волосах чудесный гребень.

Смотрит Гонсукэ на лису, дивится.

«Ну и повезло же мне, – думает. – Не каждый день увидишь, как лиса к своим плутовским забавам готовится».

Сорвала тут девушка-лиса пучок сухой травы да себя им по спине ударила. Глядь – а это уж и не солома вовсе, а младенец! Огляделась лиса вокруг и прямо к дереву-фуки направилась. Листья с него отряхнула, и обратились они в зеленое покрывало. Завернула лиса в него младенца и на спину себе посадила.

Смотрит Гонсукэ на лисьи превращения, глазам своим не верит.

Вышла лиса на горную тропинку. Видит – на дороге конский навоз валяется. Провела она рукой, и появились на том месте сладкие рисовые лепешки. Взяла лиса листья прицветника – стали они узелком для гостинцев – завернула в них лепешки и по тропинке к деревне спускаться стала.

Идет девушка по лесу, а Гонсукэ за ней тихо-тихо крадется. Шли они, шли и подошли, наконец, к большому дому. Стукнула лиса в дверь раз, стукнула другой и говорит:

– Это я пришла, дочка ваша! Отоприте дверь!

– Ох, доченька! Заждались тебя совсем, – услышал Гонсукэ голоса из-за двери. Видит – на пороге старик со старухой стоят.

Испугался Гонсукэ не на шутку: «Вот хитрая бестия! – думает. – В старикову дочку обратилась и теперь морочить их будет! А старикам-то и невдомек, что лиса это!»

Ворвался он в дом да как закричит:

– Гоните ее, гоните! Я – Гонсукэ из деревни, что под самой горой! Эй, старик, не дочка это твоя, а лиса-оборотень! Я сам видел! Берегись – обманет она тебя!

Подскочил Гонсукэ к девушке, да крепко-накрепко за волосы схватил.

– Эй, парень, не тронь дочку нашу! – накинулся на него старик. – Никакая это не лиса!

– Да нет же, – не унимался Гонсукэ, – лиса это! Я сам в горах видел, как она в девушку превратилась. И не младенец у нее за спиной, а пучок сухой травы! А сладкие лепешки в узелке – из конского навоза!

– Ты, негодный, в дом чужой врываешься, да еще и глупость всякую несешь! – вконец рассердился старик.

– Да не вру я, не вру! – чуть не заплакал от досады Гонсукэ. – Ну не верите – проверьте! Подпалите ей подол платья коль прав я, она тотчас в лису обернется!

– А что, может, и впрямь ее огнем испытать? – обратился старик к своей старухе.

Взял он из очага головешку да к дочкиному подолу поднес. Заплакала девушка, запричитала:

– Какая же, какая же я лиса?

А искорки уж по платью побежали. Вспыхнула девушка и в тот же миг умерла.

Что ты наделал! – закричал старик. – Дочку нашу страшной смертью погубил! Что теперь нам, старым, делать, как жить!?

Залилась старуха слезами горькими. Побледнел Гонсукэ, а потом тоже заплакал:

– Я ведь и вправду думал, что лиса это. Спасти вас хотел!

Вот сидят они втроем, слезы льют. Вдруг слышат – по деревне монах идет, сутру читает. Бросился старик к монаху.

– Господин монах, – стал просить он, – в дом мой зайдите. Беда у меня случилась.

Согласился монах, в дом вошел.

– Какая беда у вас стряслась? – спрашивает.

Рассказали ему старики обо всем. Выслушал монах, а потом и говорит Гонсукэ:

– Дурной поступок ты совершил – дочь старикову убил. Должно теперь тебе монахом стать – так закон велит. Возьму тебя к себе в ученики, и будешь ты молиться духу усопшей, прощение вымаливать.

Сказал так и к старикам обернулся:

– Не горюйте, старики, – говорит, – была дочка ваша доброй и ласковой, потому и на небесах покой обретет. Научу я Гонсукэ уму-разуму. Отслужит он по девушке заупокойную, душа ее счастьем и наполнится.

Усадил монах Гонсукэ посреди комнаты, молитву прочитал, а потом и голову брить начал. И спереди сбрил волосы, и сзади. Стала голова на большой шар похожа.

– Делайте, господин монах, все, что положено, – говорит Гонсукэ смиренно. – Надо мне вину свою искупить.

Закрыл он глаза, сидит, голову наклонив. Вдруг слышит чей-то голос:

– Эй, Гонсукэ, что с тобой случилось? Кто тебе голову обрил? Уж не лиса ли?

– Какое там! – отвечает Гонсукэ. – Совершил я дурной поступок, вот и пришлось мне в ученики к монаху идти.

Раздался тут в ответ громкий смех. Очнулся Гонсукэ, голову поднял. Видит – стоят вокруг деревенские парни, со смеху покатываются. Огляделся он вокруг: нет старика, нет старухи, да и монаха тоже нет. Лежит перед ним лишь куча конского навоза да фонарь у самых ног валяется.

– Обморочила! – только и смог выкрикнуть Гонсукэ. Схватился он руками за голову а она-то бритая! Ни одного волоска лиса-оборотень не оставила!

Вот такую историю сказывают!

Чудесный странник

лучилось это очень-очень давно. Жил в одной деревне богач. Денег у него было да добра всякого видимо-невидимо. И все бы было ничего, если бы не был тот богач скрягой, каких свет не видел.

Вот как-то раз в самый канун Нового года постучал к нему в дом седовласый странник.

– Пусти меня погреться, – попросил он. – Замерз я, да и голоден. Пусти переночевать.

– Переночевать? – рассердился богач. – Не подобает мне всяких бродяг в дом пускать, да еще перед Новым годом. Всякий знает: кто первым в твой дом войдет, таким и весь год будет. Мне только нищего и не хватало! Иди, старик, прочь!

Позвал богач слуг. Схватили они палки, побили странника, а потом за ворота вытолкнули.

Вздохнул старик и дальше побрел. Видит – стоит на краю деревни дом – лачуга лачугой. Постучался странник:

– Пустите, добрые люди, на ночлег. Не дайте замерзнуть.

Открыли страннику дверь старик со старухой, дряхлые-предряхлые, лет сто, почитай, на свете живут.

– Заходи, погрейся, – говорят, – только не обессудь: уж очень мы бедны. Угостить тебя нечем.

Вошел странник в дом, огляделся. «Вот бедность-то», – думает.

А старики опять за свое:

– Прости нас, уж очень у нас неприглядно, бедно. Может, тебе лучше к богачу сходить, там, небось, сегодня знатное новогоднее угощение готовят!

– Угостили меня в том доме палками да руганью, – ответил странник. – Позвольте у вас остаться, вижу я, дружно вы живете.

– Что правда, то правда, – улыбнулись старики. – Денег нет – не беда, зато мы друг другу во всем помогаем, жаль только, что старыми стали.

– Новый год скоро придет. Давайте чай пить, – засуетилась старуха.

Принесла она кипяток да всем разлила.

Напился гость чаю и говорит:

– Пора теперь и мне вас угостить. Неси, старик, хворост, а ты, старуха, котелок, да побольше.

Удивились старики: чего это странник задумал, что варить собрался? Но спорить не стали, все, как он велел, исполнили.

Разжег странник огонь, котелок поставил, рукой по нему провел, глядь – а в котелке рис с красными бобами! Да так много – до самого верха!

Вскочили старики, глаза вытаращили, слова вымолвить не могут.

– Садитесь, отведайте мое угощение, – засмеялся странник. – Меня после разглядывать будете.

Наелись старики до отвала, гостя поблагодарили и спать легли.

Наутро встали – нет странника.

– Слушай, старуха, – говорит старик, – не простой это странник был. Думаю я, что сам Бог Нового года к нам приходил.

– Вот ведь дожили! – всплеснула руками старуха. – С самим божеством рис ели!

Подивились старики и к божнице направились, помолиться, чтоб Новый год не хуже старого был. Только подошли – засверкала божница, засияла. Глядь – сидит на ней вчерашний гость, приветливо улыбается.

– Поздравляю вас с Новым годом, – говорит. – Не узнали вы меня давеча – а я Бог Нового года и есть.

– Прости нас, что бедностью тебя встретили, – стали извиняться старики.

– Не бедностью, а теплом и добротой, – ответило божество. – Очень мне у вас понравилось. Знайте же, что прихожу я к людям, чтобы злых наказывать, а добрых защищать. Решил я выполнить любое ваше желание. Говорите, чего от меня получить хотите.

– Да что ты, Бог Нового года, – замахали руками старики, – ничего нам не надо!

– Совсем ничего? – удивилось божество.

– Совсем, – кивнули старик со старухой. – Все у нас хорошо, только вот здоровья маловато: ноги совсем не ходят.

– Знаю я, как вас отблагодарить, – сказал Бог Нового года. – Верну я вам молодость. Живите счастливо и радостно.

Подозвал он старуху, руку ей на голову положил, и в тот же миг превратилась дряхлая старуха в юную девушку, статную и лицом пригожую. Подозвало божество старика, глядь – стоит рядом с красавицей юноша – волосы как смоль черные, глаза весельем светятся. Засмеялись парень и девушка, друг на друга глядя. А потом к божнице повернулись – нет старика. Пропал, как не было.

Разнеслась весть о чудесном превращении по всей деревне. Узнал богач, рассердился:

– Вы что, негодные, понять не могли, что не нищий к нам приходил, а сам Бог Нового года? – стал ругать он слуг. – Идите куда хотите, но старикашку этого хоть из-под земли достаньте и сюда приведите!

Побежали слуги по окрестным лесам и деревням – нигде найти старика не могут. Вдруг видят – сидит он под большим деревом, отдыхает.

– Господин Бог Нового года, пожалуйте к нам в гости, – стали зазывать его слуги. – Очень наш хозяин рад будет вас видеть.

– Ладно, так и быть, зайду к вашему хозяину, – согласилось божество. – Правда, у меня до сих пор бока намяты.

Только вошел Бог Нового года в дом богача, бросился хозяин ему в ноги.

– Прости, – говорит, – что не пустил я тебя ночевать, я же не знал, что ты божество. А теперь, раз пришел, омолоди меня скорее, да и жену мою тоже.

– Хорошо, – усмехнулось божество. – Зови всех, кто в доме есть.

Обрадовался богач, домочадцев своих собрал, да и слуг не забыл.

Погладил Бог Нового года богача и его жену по голове и начали они шерстью покрываться, пока в больших обезьян не превратились. Закричали обезьяны: «кя, кя, кя!» – и в горы убежали. А слуг богача превратило божество в мышей. Разбежались мыши по углам.

Опустел дом богача. Пошел Бог Нового года к беднякам и говорит:

– Нет больше у того дома хозяев. Идите туда и живите. Разрешаю я вам взять скот и поля, которые раньше богачу принадлежали. Трудитесь прилежно и живите в согласии.

Сказал и исчез. Переехали бедняки в дом богача. Только вот беда: стали обезьяны по ночам с гор прибегать да кричать злобно.

Надоело божеству слушать, как богач и его жена по-обезьяньи ругаются. Развел он на дорожке из гравия огонь. Прибежали обезьяны, перед домом сели, зад себе и опалили. Испугались они, закричали и прочь убежали.

Стали бедняки жить спокойно и счастливо. А у обезьян с тех самых пор зады красными остались, будто обожженными.

Сила сыновней любви

давние времена жил в одной деревне богач. Было у него три сына. Стар стал богач, вот и решил при жизни добро меж сыновьями поделить.

Позвал их как-то отец и говорит:

– Видно, придет скоро время мне помирать. Вот и надумал я теперь же богатства свои вам отдать. Поделите поровну мои поля, рис в амбарах, шелка в сундуках. Пусть никто из вас нужды не знает.

А потом помолчал и добавил:

– Есть, правда, у меня еще кувшин с золотом, кому его отдать – не знаю. Хочу, чтоб получил его тот, кто меня больше любит.

– Тогда кувшин с золотом мне принадлежит по праву, – сказал старший сын. – Вспомни, батюшка, когда ты хворал, моя жена от тебя не отходила, травами поила. Благодаря нам ты и поправился.

– Нет, – прервал его средний брат. – Этот кувшин мне принадлежит. Вот когда батюшка ногу подвернул, я его на своей спине носил. Не легкая это ноша!

– О чем вы толкуете, братья? – возмутился младший брат. – Разве о золоте надо думать, когда наш батюшка нездоров?

Прошло несколько дней. Снова позвал отец своих сыновей.

– Совсем плох я стал, того гляди – умру, – прошептал он. – Сказал мне лекарь, что есть только одно средство меня от смерти спасти надо мне пить материнское молоко.

Оторопели братья.

– Где же мы его возьмем? Есть, конечно, у наших жен молоко, но кормят они детей. Если будут они тебе его отдавать, наши дети умрут голодной смертью.

Вышли сыновья из отцова дома, совет держать стали:

– Не могу я стать убийцей собственного дитя! – воскликнул старший.

– Отец все равно когда-нибудь умрет, – сказал средний.

– Не гоже отца бросать, – застыдил их младший. – Детей еще родить можно, а батюшка у нас один.

– Ты, видно, совсем рехнулся! – рассердились старшие братья. – Поступай, как знаешь!

Вернулся младший брат домой, все жене рассказал. Заплакала она горькими слезами, а потом и говорит:

– Прав ты, придется нам с тобой от ребенка отказаться, чтоб батюшку спасти. Много он в жизни для нас хорошего сделал, теперь и наш черед настал ему добром отплатить.

Отправился младший сын к отцу.

– Не печалься, батюшка, – говорит. – Будет тебе материнское молоко. Об одном лишь тебя прошу – укажи место, где дитя наше схоронить. Негоже нам его смерти голодной дожидаться.

– Спасибо тебе, сынок, – заплакал отец, – что дитя родное не пожалел во имя отца. Отправляйтесь-ка вы с женой на край деревни, там возле поля большая сосна растет, под ней могилку и выройте. Да только, смотрите, пока могилку не выкопаете, дитя свое не убивайте!

Заплакал младший сын и домой пошел. Взяли они с женой кирку и лопату и к большой сосне отправились. Стали могилу копать, а сами все на дитя поглядывают – играет ребенок среди травы, смеется счастливо.

– Нет больше у меня сил эту муку терпеть! – закричала жена. Убей меня вместе с ребенком!

– Подожди! – сказал муж. – Не идет дальше моя лопата, что-то твердое в земле лежит!

Посмотрели они, а это кувшин с золотом. Глядь – а рядом отец стоит – живой и невредимый.

– Спасибо тебе, сынок, за любовь твою, – говорит. – Не знал я, кому золото отдать. Теперь вижу – твое оно. Притворился я, что болен смертельно, испытать вас хотел. Бери жену и ребенка, и домой идите.

Зажил с тех пор младший брат в богатстве и достатке.