Текст книги "Сладкая грязная девочка (СИ)"

Автор книги: Нина Калитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Мое тело успокаивается, и её поцелуи медленно перерастают в маленькие прикосновения её губ к моим. Я ощущаю её вкус, а она – мой.

–Ты в порядке? Не больно? – спрашивает она с сомнением.

Мне немного некомфортно, однако, я никогда не буду слишком измотана, чтобы отказаться от секса с ней. Мне нужно в точности запомнить каждый момент, который не рассеется на этот раз, если я позволю ей уйти сегодня. Я не отвечаю вслух, просто тяну её к себе, сгибая ноги в коленях, по обе стороны.

Она становится на колени, изогнув бровь. Я хочу вытащить свой телефон, заснять её тело и сосредоточенное выражение лица. Мне нужно её фото, чтобы я могла сказать: “Видишь, Катя. Ты была права на счет её кожи. Она выглядит такой же гладкой и прекрасной, какой ты ее помнишь.” Я хочу запечатлеть её дрожащие руки.

Она кладет одну руку возле моей головы, а пальцами другой слегка надавливает на вход. Я чувствую её давление, и мне приходит в голову, что я никогда раньше не ощущала себя такой нетерпеливой. Мое тело хочет поглотить её.

– Поехали со мной,– она двигается вперёд и отступает назад. Пытка. – Пожалуйста, Катя. Только на лето.

Я качаю головой, нет. Сейчас я неспособна найти слов, и она стонет в расстройстве и удовольствии, когда медленно входит в меня. Я теряю своё дыхание, теряю способность вдохнуть и просто приподнимаю ноги выше, желая почувствовать её глубже, желая ощутить, что она заполнит меня навсегда. Она – та, от которой у меня перехватывает дыхание, кто заставляет меня ощущать, словно в моём теле мало места для неё, но я никогда не чувствовала себя так хорошо.

Я бы сказала ей, что передумала, и готова поехать с ней, если бы только смогла подобрать слова. Её свободная рука располагается рядом с моей головой, и она начинает двигаться. Это так отличается от всего остального. Её медленное, твёрдое нарастание внутри меня доставляет боль и этого достаточно, чтобы заставить меня чувствовать себя немного расстроенной, от мысли, что этот сладостный момент скоро закончится.

Она медленно движется, её взгляд не отрывается от моего.

Осторожно проникая, она накрывает мои губы своими. Когда я ощущаю свой язык на её зубах, она проникает вперёд резким и неожиданным движением, и я слышу свое собственное тяжёлое дыхание, и это что-то пробуждает в ней. Она начинает двигаться сильно, но и мягко, идеально наполняя меня.

Я действительно не знаю, сколько раз мы занимались сексом в ту ночь, но она, должно быть, поняла, что мне нужно, и ей, кажется, нравиться наблюдать за мной. Она опирается на руку, приподнимаясь на коленях между моих ног, и когда я подхожу к приливу удовольствия, понимаю, что это не сравнится с тем, что я чувствовала раньше. Я могу услышать её рваное дыхание, и мои собственные острые вздохи. Звук шлепков, когда мои бедра соприкасаются с её ладонью и плавные, ритмичные толчки, когда пальцы входят и выходят, двигаясь во мне.

Мне не нужна помощь её языка или моих игрушек. Мы и без этого приближаемся к финалу.

Тася была права, когда дразнила меня тем, как это будет между Светой и мной: по-миссионерски, и со зрительным контактом, но не изысканно или мягко, как она подразумевала. Я не могу удержаться, не наблюдая за ней, что оказалось бы такой же пыткой, как заниматься сексом без прикосновений.

Удовольствие поднимается по моим ногам, как виноградная лоза, собираясь в румянец, который я могу чувствовать на моих щеках и груди. В ужасе, я боюсь потерять это ощущение, в погоне за тем, чего не существует, но Света двигается так быстро и жестко, отчего ей приходится схватить меня за бедро, чтобы я не сдвинулась с места. Её взгляд пронзает мои груди, которые подпрыгивают с каждым её толчком. То, как она трахает меня, впервые в жизни делает моё маленькое тело чувствительным.

Я открываю рот, чтобы сказать ей, что я уже близко, и ничего не выходит, кроме криков, да, да, и да. Пот стекает с её лба, на мою грудь, плавно скользя к шее. Она так упорно сдерживается: ждёт, ждёт, ждёт меня. Я люблю сдержанность, голод и решительность в её лице, и я уже на краю.

Тепло устремляется по всему телу на долю секунды, прежде чем я подхожу к пику.

Она выглядит счастливой, наблюдая с облегчением, а в глазах сверкает победа. Мой оргазм настолько сокрушителен, что я ничего не ощущаю. Похожая на дикарку, сильно сжимаю её ягодицы. Я безумна под ней, умоляю, кусая её за плечо, широко разводя ноги.

Дикость заводит её. Я слышу шуршание простыни на матрасе и чувствую, как она собралась позади меня, когда она хватается за нее в качестве опоры, двигаясь так сильно, отчего спинка кровати ударяется о стену.

– Ох,– постанывает она и наращивает ритм. Прячет лицо в мою шею и снова стонет,– Сейчас. Сейчас. Сейчас.

И тогда она посасывает и покусывает мою шею, её плечи дрожат, когда Света кончает. Я провожу рукой по её спине, смакуя напряженность в её теле, по изгибу позвоночника, пока её пальцы остаются во мне. Я ёрзаю под ней, чтобы ощутить её кожу на моей, как мой пот смешивается с её.

Света опирается на локти и нависает надо мной, она проводит ладонями по моему лбу, убирая волосы.

– Так хорошо,– говорит она напротив моих губ. – Чертовски хорошо, Cerise.

Затем она устраивается рядом со мной на матрасе, проводя правой рукой по лицу и останавливаясь на груди около сердца. Я не могу отвести взгляда от кольца на её безымянном пальце. Её живот напрягается с каждым тяжелым вдохом и выдохом.

– Пожалуйста, Кать.

У меня есть последний шанс ей отказать, и я пищу:

– Я не могу.

Она закрывает глаза, и моё сердце разбивается на осколки, зная, что не увижу её снова.

– Если бы мы не были пьяны и невменяемы, и не закончили бы всё это женитьбой… тогда бы ты поехала со мной в Париж?– спрашивает она.– Только для приключения?

– Я не знаю.– Но я могла бы ответить, что да. Мне пока не нужно ехать в Бостон. Мне нужно покинуть комнату в кампусе, и я не хочу переезжать к родителям на всё лето. Лето в Париже, после колледжа, это то, что следовало бы сделать каждой девушке. Со Светой, только как с любовницей, возможно, даже просто как соседи по комнате – это было бы дикое приключение. Я бы за целое лето не придала этому столь важное значение, не будь её женой.

Она улыбается, немного с сожалением, и затем целует меня.

– Скажи мне, что-нибудь по – французски. – Я слышала, как она произносила сотни французских слов, в то время как была потеряна в удовольствии, но это – первый раз, когда я сама попросила её, не знаю зачем. Это кажется опасным с её голосом и ртом, вдобавок к акценту, текучему, словно горячий шоколад.

– Ты что-нибудь знаешь по-французски?

– Кроме Cerise?

Её глаза опускаются на мои губы, и она улыбается.

– Помимо этого.

– Fromage. Chteau. Croissant.

Произносит “croissant” тихим смешным тоном, и оно звучит как абсолютно другое слово. Я не знаю, как это пишется, но произношение Светы пробуждает желание снова почувствовать её во мне.

– Ну, в таком случае я могу сказать тебе, Je n’ai plus dsir une femme comme je te dsire depuis longtemps. a n’est peut-tre mme jamais arriv.

Она отклоняется немного назад, изучая мою реакцию, словно если бы я была в состоянии понять то, что она сказала:

– Est-ce totalement fou? Je m’en fiche.

Мой мозг не может волшебным образом перевести слова, но моё тело, догадывается, что она сказала что-то дико интимное.

– Могу ли я спросить кое-что?

Она кивает.

– Конечно.

– Почему ты не хочешь просто аннулировать брак?

Она прикусывает рот с одной стороны, и в её глазах блестят смешинки.

– Ну, потому что ты написала это в нашей свадебной клятве. Мы обе поклялись оставаться в браке до осени.

Проходит пару секунд, прежде чем я отхожу от шока. Это звучало как приказ.

– Но это ненастоящий брак.– Шепчу, и притворяюсь, что не вижу, как она слегка морщится.– Да и что значила эта клятва, если мы собирались нарушить все остальные о том “пока смерть не разлучит нас”?

Она переворачивается и садится на край кровати, спиной ко мне. Наклоняется, прижимая свои руки ко лбу.

– Я не знаю. Я просто стараюсь не нарушить обещание. Всё это очень странно для меня; пожалуйста, не думай, что я повернута на этом пункте.

Я сажусь и подползаю к ней, целуя её в плечо.

– Кажется, я и правда, женилась на действительно хорошей девушке.

Она смеётся, но затем встаёт, снова отстраняясь от меня. Я могу чувствовать, что она нуждается в расстоянии, и это вызывает легкую боль в груди.

Момент, когда я должна уйти.

Она надевает своё нижнее белье и прислоняется к двери шкафа, наблюдая за мной, пока я одеваюсь. Я натягиваю свои трусики, они всё ещё влажные от меня и от её рта, но влажность сейчас чувствуется прохладой. Передумав, я опускаю их на пол, и натягиваю свой бюстгальтер и лёгкое платье, а затем застёгиваю сандалии.

Света молча протягивает мне свой телефон, и я заношу в него мой номер. Когда я передаю его назад, мы стоим молча, глядя куда угодно, только не друг на друга.

Я тянусь к своей сумке, вытаскивая жевательную резинку, но она быстро подходит ко мне, проводит рукой от моей шеи к лицу.

– Не нужно.– Она так близко. Наклоняясь, посасывает мои губы, что ей, безусловно, нравится.

– Ты на вкус, как я. Я на вкус, как ты.– Нагибаясь, облизывает мой язык, губы и зубы.– Как мне это нравится. Пусть это останется, хотя бы на мгновение.

Её рот спускается вниз по шее, зубами покусывая ключицу и место, где соски видны из-под платья. Она сосёт и прикусывает их, втягивая в рот через ткань. Платье чёрное, так что никто, кроме нас не заметит этого, но выйдя из номера, я буду чувствовать прохладное касание ткани после её поцелуя.

Я хочу снова оказаться с ней в кровати.

Она стоит, недолго изучая моё лицо.

– Удачи, Cerise.

Мне только сейчас приходит в голову, что мы женаты, и я изменила бы своей жене, с кем-то переспав этим летом. О чем я даже не думаю. Мне вовсе не нравится эта мысль, да и смотря на Свету понимаю – ей тоже.

– И тебе.

========== Часть 6 ==========

Уверена, теперь я знаю, что означает фраза “слабость в коленках” потому, что сейчас я боюсь выйти из автомобиля на своих двоих. До Светы я была с тремя девушками, но даже секс с Лизой не был похож на этот – настолько откровенный и искренний. Даже осознавая, что когда-нибудь все закончится – рассеется тепло наших тел и Светы больше не будет рядом – я бы позволила ей все. Это заставило меня сожалеть о том, что я не могла вспомнить нашу ночь в Лас-Вегасе. Тогда мы провели множество часов вместе, а не то, что несколько недолгих минут сегодня. Однако, так или иначе, вне всяких сомнений, эта ночь была самой правдивой и беззаботной.

Хлопаю дверцей машины, глухой звук отражается эхом по нашей тихой пригородной улице. В доме слишком темно, хотя ещё рано, чтобы ложиться спать. Сейчас тепло, и скорее всего, они ужинают за домом в патио.

Но как только я захожу, то ничего не слышу, кроме тишины. В доме везде темно: в прихожей, в зале и на кухне. В патио тоже тихо, в комнатах никого нет. Слышны мои шаги по испанской плитке в ванной, и затихают, когда я ступаю на шикарный ковер в прихожей. По каким-то причинам я проверяю каждую комнату…и никого не нахожу. С моего поступления в колледж и до возвращения в этот дом, всего два дня назад – я не раз чувствовала себя всеми покинутой и осознание этого причиняет мне почти физическую боль. Здесь всегда кто-то есть: мама, папа или один из моих братьев. Как-то странно всё это. Но теперь я могу немного успокоиться. Немного передохнуть. И эта свобода проходит через меня, как электрический разряд.

Я могу уехать и не противостоять отцу.

Я мог уехать, и ничего, никому не объяснять.

В импульсивной, горячей вспышке, я уверена, что это то, чего я хочу. Я бегу в свою комнату, нахожу паспорт, снимаю платье и надеваю чистую одежду прежде, чем спустить самый большой чемодан в коридор. В него запихиваю всё, что только могу найти в своем шкафу, а затем одним движением руки сгребаю всё с ванного столика в косметичку. Грохот сумок раздается у меня за спиной, когда они вываливаются в коридор, а я, тем временем, строчу записку своей семье. Ложь заполняет бумагу, и я изо всех сил пытаюсь удержаться от попытки сказать лишнее.

“У меня есть возможность поехать во Францию на несколько недель! А также бесплатный билет. Я буду со знакомой папы Полины. Она владеет маленьким бизнесом. Расскажу вам обо всём позже. Позвоню.

Люблю вас.

Катя.”

Я никогда не врала своей семье – или кому-то ещё – но прямо сейчас, меня это не волнует. Лишь одна мысль о том, чтобы не ехать во Францию сводит меня с ума. Ведь тогда мне придется проторчать дома несколько недель. И вдобавок, это значит переехать в Бостон и жить той жизнью, которая может вовсе не соответствовать моим желаниям.

И это означает, что, быть может, я больше никогда не увижу Свету.

Я смотрю на часы: у меня осталось только сорок пять минут до взлета.

Дотащив свою сумку к машине, я кидаю её в багажник и бегу к водительской двери, набирая сообщение Полине “На всё, что мой отец спросит тебя о Франции, просто скажи ДА”

Всего в трех кварталах от моего дома я слышу вибрацию своего телефона на пассажирском сидении, нет сомнения, это Поля. Она редко игнорирует свой телефон, но пока я не могу ответить. В любом случае, я знаю, что увижу там, и не уверена, что ответить на её “ЧТО?”

Она: “КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ДЕЛАЕШЬ?”

Она: “ЧЕРТ, ЕКАТЕРИНА ХАРЧЕНКО, ПОЗВОНИ МНЕ СЕЙЧАС ЖЕ.”

Поэтому, я заезжаю на парковку – и выглядя оптимистично, таща свою сумку, шагаю к терминалу. Регистрируюсь, мысленно подгоняя женщину у билетной стойки.

– Вы чуть не пропустили рейс, – говорит она, недовольно хмурясь.– 44 зона выхода на посадку.

Кивая, нервно постукиваю по стойке и срываюсь с места, как только она предоставляет мне билет, аккуратно сложенный в конверт. Когда я бегу через охрану, передо мной маячат электронные ворота по длинному коридору к выходу на посадку. Я слишком сосредоточена, чтобы беспокоиться о реакции Светы, но адреналина недостаточно, чтобы заглушить боль в бедре.

Посадка подходит к концу, и я начинаю паниковать, думая о том, что она уже в самолете, а передо мной практически закрывают посадочную галерею. Я в панике, и это ужасное, тревожное ощущение, что я сейчас нахожусь здесь: готова сказать, что передумала, и я хочу поехать с ней во Францию, жить вместе, довериться ей, быть с ней.

Я не уверена, что в реальности у меня есть столько храбрости за пределами гостиничного номера, где была игра, или в баре, где ликёр позволил мне отыскать идеальную роль на всю ночь. Я предполагаю, что следующие несколько недель, я проведу пьяной.

Тёплая ладонь обнимает меня за плечи, я поворачиваюсь и смотрю в удивлённые зелёные глаза Светы. Недоумевая, она несколько раз открывает рот, прежде чем встряхнуть головой, осознавая это.

– Они пустили тебя, чтобы попрощаться? – спрашивает она. Но затем присматривается: я переоделась в белые джинсы и толстовку с зеленым капюшоном. Моя ручная кладь перекинута через плечо, я так запыхалась, что могу только вообразить, как выглядит моё лицо.

– Я передумала. – опять поправляю лямку от сумки, наблюдая за её реакцией: на её губах появляется подобие улыбки, и я тут же успокаиваюсь. По крайней мере она улыбается, и это выглядит довольно искренне. Однако, затем, ставит меня в тупик, произнося:

– Блин, это ж я не смогу теперь распластаться на твоем месте, чтобы вздремнуть.

Я не знаю, что на это ответить, поэтому просто неуклюже улыбаюсь и опускаю взгляд на свою обувь. Стюардесса обращается к другой части самолета в микрофон настолько громко, что мы подпрыгиваем на месте.

И тогда, кажется, что весь мир погружается в тишину.

– Вот черт,– шепчу я, оглядываясь назад. Слишком ярко, слишком громко, слишком далеко от Лас-Вегаса или даже уединения в гостиничном номере Сан-Диего. Что, черт возьми, я делаю?

– Я не должна была приходить. Я не…

Она успокаивает меня, делая шаг ближе, и целуя меня в щёчку.

– Мне жаль,– говорит она осторожно, поцеловав одну щёчку, а затем другую.– Я что-то занервничала. Это не смешно. Я безумно рада видеть тебя здесь.

Я поворачиваюсь с тяжёлым выдохом, когда она прижимает свою ладонь пониже моей спины, и между нами будто лопается шар с нагретым воздухом, когда мы делаем шаг от уходящей реальности. Это давление заставляет меня задыхаться. Мои ноги, как будто сделаны из цемента. Вручаю мой билет дежурному, вызывая нервную улыбку прежде, чем ступить в магнитную рамку.

Все, что мы знаем – это слабо освещённый бар и свежие простыни в гостиничных номерах. Все, что мы знаем – это безграничные возможности и соблазнительные идеи. Притворство. Приключение. Но выбирая приключение, оно становится вашей реальностью.

Странный жужжащий звук гармошки, надолго остается в голове. Света идет за мной, и мне становится неловко. Может, мои джинсы слишком узкие или волосы грязные. Я могу чувствовать на себе её взгляд. Быть может, она проверяет меня – действительно ли теперь я стану её реальностью. Возможно, переосмысливает все это. Правда, нет ничего романтичного в пятнадцатичасовом полете с незнакомкой. Это не должно быть захватывающим. Нет ничего сверхъестественного в аэропортах и совместном перелете.

Мы кладем ручную кладь и садимся. Я сижу посередине, Света возле прохода, а пожилой мужчина возле окна почитывает газетку, и его локти лезут на мою территорию, но я не обращаю на это внимание. Света поправляет ремень безопасности, а затем регулирует его снова, чтобы нам было комфортно. Провозившись с ним кучу времени, закрепляет его снизу. Включает свет, и опускает свои руки на колени. Наконец, закрывает глаза и делает десять вдохов.

Ох, черт. Она боится летать.

Я не самый лучший собеседник в такие моменты. Скорее, не особо разговорчива вообще. Чувствую “волнение внутри”, однако остаюсь сидеть на месте. Я мышка в поле, и любая непонятная ситуация в моей жизни – будто орел на охоте, парящий над головой. Это немного комично, однако, другого сравнения в голове не нашлось.

Нас предупредили обо всех возможных бедствиях, и самолет поднимается в небо. Я беру Свету за руку-минимум, что я могу сделать для неё.

Боже, я хочу сделать для неё намного больше.

Пять минут спустя её рука ослабевает, и она засыпает. Может быть, если бы я уделила ей больше внимания – или хотя бы позволила Свете высказаться в ту ночь, когда мы впервые встретились – ей бы удалось рассказать мне о страхе перед полетом. Возможно тогда, она бы сказала мне, что взяла что-то, что ей необходимо. Может тогда она рассказала бы, что ей помогает заснуть.

В салоне тусклый свет и оба соседа рядом со мной тихо спят, а я, кажется, не могу расслабиться. Странное чувство. Похоже на лихорадку – не могу найти для себя удобное место.

Я вытаскиваю книгу, которую слепо закинула в свою сумку. К сожалению, это мемуары женщины, получившей известность в качестве генерального директора какой-то компании – подарок отца. Её фото на обложке в строгом костюме на синем фоне отнюдь не помогает мне справиться с кислотой в желудке. Вместо этого я читаю флаер о безопасности самолетов, вставленный в карман сиденья, а затем краду журнальчик автокомпании с кармана сиденья Светы.

Я всё ещё чувствую себя дерьмово.

Закинув ноги на сиденье, опускаю голову на колени. Я стараюсь дышать глубоко, но, кажется, ничего не помогает. У меня никогда не было панической атаки, и что-то мне подсказывает, что это не она.

Я надеюсь, что это не она.

Когда стюардесса протягивает мне меню – на выбор лосось или тортеллини – это провоцирует бунт в моем желудке, я понимаю, что это точно не из-за нервов. Это не из-за моего похмелья; что-то другое. Кожа пылает и слишком чувствительна. Голова плавится.

Салон заполняется запахом лосося, картофеля и шпината, они такие едкие, что , задыхаясь, я удобнее сажусь на своём месте, и стараюсь вдохнуть хоть каплю свежего прохладного воздуха. Но этого недостаточно. Я сразу хочу убежать в ванную, но и так знаю, что не успею. Прежде чем разбудить Свету, лихорадочно роюсь в карманах кресла, ища бумажный пакет. Едва получается его открыть, как меня начинает тошнить.

Это не самый худший момент, который ещё может произойти. Моё тело не реагирует на уговоры мозга вести себя тихо, как подобает леди. Я стону, чувствуя, что сейчас будет второй раунд, и в этот момент просыпается Света. Она прижимает свою руку к моей спине, и тихо произносит:

– Ох, нет! – и теперь я полностью унижена.

Я действительно не могу позволить ей наблюдать за мной в таком состоянии.

Я встаю, спотыкаясь об неё, прежде чем она приподнимется, и практически вылетаю в проход. На меня смотрят другие пассажиры, с шоком, жалостью или отвращением, но они похоже рады тому, что я не уронила свой пакет с блевотиной, когда вылетела в проход. Даже при том, что я должна полностью сосредоточиться на ходьбе, когда ступаю в сторону ванной комнаты, я поворачиваюсь и смотрю на них. Интересно, тошнило ли их когда-нибудь на борту самолета, заполненного пятью сотнями человек, и их с новой женой? Нет? Тогда они могут заткнуться.

Слава богу, туалет пуст, и я залетаю внутрь. Выбрасываю мешок в маленькое мусорное ведро и опускаюсь на пол перед унитазом. Холодный воздух дует мне в лицо и синяя жидкость в унитазе снова вызывает рвоту. Я лихорадочно дрожу и постанываю при каждом выдохе. Что бы там у меня не было, это похоже на поезд, несущийся на всей скорости по рельсам и вот – он разрушает здание.

Бывают моменты в жизни, когда мне становится интересно, что же может быть ещё хуже. Я нахожусь в самолёте со своей женой, чей энтузиазм по поводу этого, кажется, ослабевает, и в эту глубокую минуту жалости к себе, с полным ужасом, отмечаю, что у меня начались месячные.

Я смотрю вниз на свои белые джинсы и задушив рыдание, беру небольшое количество туалетной бумаги, сворачивая её, вкладываю в свое нижнее бельё. Встаю, мои руки – вялые и слабые, стягиваю толстовку с капюшоном и завязываю её вокруг талии. Брызгаю водой в лицо и чищу пальцем зубы.

Это кошмар.

Раздается тихий стук в дверь, а затем голос Светы.

– Катя? С тобой всё хорошо?

Я прислоняюсь к крошечной раковине, поскольку мы попали в маленькую турбулентность, и моё тело реагирует на это. Я чуть не падаю в обморок из-за того, что творится в моём желудке. После турбулентности, я приоткрываю дверь.

– Я в порядке.

Конечно, я не в порядке. Я испугана, и понадеявшись сбежать из самолета, прячась в этом туалете, сильно ошиблась.

Она выглядит обеспокоенной… и под воздействием чего-то. Её веки тяжёлые и начинают медленно слипаться. Я не знаю, что она приняла, чтобы уснуть, но это было в ней приблизительно около часа, и она немного пошатывалась, как будто могла упасть.

– Могу я чем-нибудь тебе помочь? – из-за её акцента труднее разобрать слова.

– Нет, если у тебя случайно не оказалось аптечки в ручной клади.

Она нахмурилась.

– Кажется, у меня есть ибупрофен.

– Нет, – говорю я, закрывая глаза.– Мне нужны…девичьи штучки.

Света медленно мигает, хмуря свой лоб. Но затем, кажется, понимает, о чем я.

– Это поэтому ты так вылетела?

Я чуть не рассмеялась от выражения её лица. Кажется, мысль о том, что у меня бывают месячные каждый месяц, её удивила.

– Нет,– говорю я ей, чувствуя, что мои руки начинают дрожать от напряжения. – Просто потрясающее совпадение.

– У тебя… нет ничего? В твоей сумке?

Я тяжело вздыхаю.

– Нет,– отвечаю ей.– Я слегка…рассеянная.

Света кивает, потирая лицо руками. Когда она опускает их, то кажется, выглядит бодрее.

– Оставайся здесь.

Она решительно закрывает дверь, и я слышу, как Света обращается к стюардессе. Я опускаюсь на сиденье унитаза, опираясь на колени и закрывая руками лицо, прислушиваясь к её голосу за дверью.

– Я сожалею, что беспокою вас, но моей жене,– говорит она, а затем замолкает. Когда она продолжает, моё сердце начинает колотиться, словно сумасшедшее. – Она сейчас приболела. У неё начался цикл. И я надеюсь, у вас есть что-нибудь? Она в спешке собирала чемодан, а до этого мы были в Лас-Вегасе. Я понятия не имею, почему она поехала со мной, но я действительно не хочу, чтобы она возвращалась. И теперь ей нужно кое-что. Может она… эм,– она запинается, и наконец просто-напросто говорит,– одолжить у вас quelque chose? – Закрываю рот ладошкой, пока Света продолжает говорить, и я отдала бы всё на свете, чтобы увидеть выражение лица стюардессы по ту сторону двери.

– Я имею в виду, воспользоваться. Не думаю, что такое можно одолжить, – продолжает она.

Я слышу женский голос:

– Вы знаете, что ей нужно, тампоны или прокладки?

О, Боже мой. Этого не может быть.

– Гм…– я слышу, как она вздыхает, а затем говорит,– я не знаю, но я дам вам сто долларов, если мы завершим этот разговор, и вы дадите мне и то, и другое.

Это самое худшее, что могло произойти.

И тем не менее. Никакими словами невозможно передать моё унижение, когда сидя в инвалидной коляске, я получаю свой багаж в аэропорту Шарля де Голля, держа в руке пакет для воздушной болезни. Мир слишком яркий и шумный, слышен французский щебет через громкоговоритель. Спустя вечность Света всё же возвращается с нашим багажом и первое, что она спрашивает, не тошнит ли меня снова.

Я советую ей посадить меня на обратный рейс в Калифорнию.

Она смеется и говорит – нет. Надеюсь, это правда.

Усаживает меня на пассажирское сидение такси, запрыгнув следом и что-то бегло говорит водителю на французском. Отъехав от тротуара, мелькающий пейзаж за окном начинает вызывать головокружение.

Как только мы въезжаем в центр города, замечая возвышающиеся здания и вырисовывающиеся вдали извилистые и узкие дорожки, я уже без сил. Таксист, кажется, забыл, где у него педаль тормоза, лавируя на сумасшедшей скорости. Я поворачиваюсь в сторону Светы, стараясь утихомирить свой желудок. Уверена, что есть миллион вещей, которыми я хочу насладиться из окна – город, архитектура, зелень, лучи солнца, которые я могу чувствовать – но я так устала и такая потная, и вообще едва в сознании.

– Он сидит за рулем такси или играет в видео игры? – бормочу я.

Света тихо посмеивается, уткнувшись в мои волосы, шепча:

– Ma beaut.

Наконец-то мир перестает дёргаться и крутиться, и меня подхватывают сильные руки, забирая из такси.

Света легко заносит меня в здание, а затем в маленький лифт. Она ждет, пока таксист не занесет все наши вещи. Я чувствую дыхание Светы около виска, слышу, как шестерёнки лифта увозят нас всё выше и выше.

Я зарываюсь носом в её мягкую, теплую шею, она так замечательно пахнет. Это запах женщины и имбирного эля, а также чувствуется крошечный запах отельного мыла.

И тут я вспоминаю, что от меня исходит то еще “амбре”.

– Извини,– шепчу я, стараюсь всё же отвернуться.

– Шшш,– выдыхает она в мои волосы.

Она изо всех сил пытается найти свои ключи в кармане, неся меня, и как только мы заходим внутрь, она опускает меня на ноги, и мое тело немедленно реагирует на минувшую поездку: я поворачиваюсь, падая на колени, и меня тошнит водой в подставку для зонтиков.

Серьёзно, неужели может быть ещё хуже.

Позади, я слышу, как Света тяжело отталкивается от двери, опускается вниз и прижимается лбом к моей спине между лопаток, сотрясаясь в тихом смехе.

– Боже ж ты мой,– стону я.– Это самый худший момент за всю историю существования человека. – Оказывается, моё унижение может быть безграничным.

– Бедная девочка,– говорит она, целуя мою спину. – Должно быть, тебе совсем плохо.

Я киваю, всё ещё держась за стойку, когда она приобнимает меня.

– Оставь,– говорит она, всё ещё усмехаясь. – Пошли, Кать. Да оставь ты ее. Я об этом позабочусь.

Когда она опускает меня на матрас, я едва реагирую на свет и её запах, который витает вокруг. Мне слишком плохо, чтобы рассматривать всё вокруг, но я делаю себе мысленную пометку, что должна всё тут осмотреть и похвалить её, когда больше не захочу умирать. Я добавляю эту задачу к списку текущих дел, где я также благодарю её, затем извиняюсь, потом сажусь в самолет и улетаю обратно в Калифорнию.

Она поглаживает меня по спине, а затем уходит, а я сразу проваливаюсь в крепкий, лихорадочный сон с поездкой по узким извилистым темным туннелям.

Позади меня прогибается матрас, когда она садится, и я рывком просыпаюсь, понимая, что прошло не больше минуты, как она ушла.

– Извини,– стону я, подтягивая колени к груди.

– Не нужно. – Она ставит что-то на стол возле подушки.

– Я поставлю воду здесь. Только много не пей. – Я всё ещё могу слышать лёгкую улыбку в её голосе, совсем не дразнящую.

– Я уверена, что ты не так представляла себе нашу первую ночь.

Её рука поглаживает мои волосы.

– Пожалуй, это самая не сексуальная вещь, которую ты когда-либо видела. – бормочу я, наслаждаясь теплом, и чистым запахом Светы на наволочке.

– Не сексуальная? – вторит она со смехом. – Не забывай, что я объездила на велосипедах Соединенные Штаты с потными и грязными девушками.

– Да, но ты же не хотела с ними секса.

Её рука успокаивающе поглаживает меня по спине, и тут я понимаю, что только что произнесла. Скорей всего она и пальцем ко мне не прикоснётся после этих пятнадцати часов.

– Спи, Кать.

Видите? Доказательство. Она назвала меня Катя, не Cerise.

Я просыпаюсь ярким утром, не зная который час. Снаружи слышно пение птиц, людские голоса и грохот грузовиков. Чувствую запах хлеба, кофе и мой желудок скручивается, давая понять, что он еще не готов к еде. Вспоминая всё, меня окатывает горячей волной: уж не знаю смущение это или лихорадка. Я понимаю, что на мне только её футболка и нижнее бельё.

И затем я слышу, как Света говорит в другой комнате по-русски:

– Она ещё спит. Ей не здоровилось вчера.

Я принимаю сидячее положение, и впервые в жизни так сильно хочу пить. Увидев на столике стакан с водой, хватаю его и жадно пью.

– Конечно,– говорит она, уже ближе. Света только что подошла к двери. – Одну минуту.

Она тихо заходит в комнату, и когда видит, что я бодрствую, её лицо выражает облегчение, затем неуверенность, после сожаление.

– Вообще-то она уже проснулась,– говорит она в телефон. – Даю трубку.

Она вручает мне мой телефон, и я вижу, что на дисплее высветилось имя отца. Света осторожно прикрывает мобильный, шепча.

– Он названивал последние десять минут. Я и подняла трубку. К счастью или нет…,– говорит она с извиняющейся улыбкой – у тебя осталось не так много зарядки.

Моя грудь болит, а живот скручивает от чувства вины. Прижав телефон к уху, говорю.

– Пап, привет. Я….– и он меня перебивает.

– Какого чёрта с тобой творится? – орёт он, однако не ждет ответа. Немного отстраняю телефон от уха, потому что от его крика могу и оглохнуть. – Ты подсела на наркоту? И что это за Света, которая говорит, что ты больна? Она твой дилер?

– Что? – я моргаю, а сердце колотится так быстро, отчего я боюсь, что меня хватит сердечный приступ. – Папа, нет.