Текст книги "Сладкая грязная девочка (СИ)"

Автор книги: Нина Калитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Тогда кто, как не наркоман летит во Францию без предупреждения, Катя? Ты перешла дорогу закону?

– Нет, Пап. Я…

– Ты ненормальная, Екатерина Харченко. Не могу поверить. Твоя мать и я были сильно обеспокоены тем, что не могли тебе дозвониться в течение двух дней! – Его ярость пробирает меня до костей, такое ощущение, что он находится в другой комнате. У меня перед глазами возникла картина, как у моего отца лицо всё красное, губы влажные от слюны, а его руки трясутся.

– Я не могу в это поверить. Не могу поверить. Надеюсь, твои братья будут намного разумнее тебя, в твоём возрасте.

Я закрываю рот, глаза, а также перестаю думать. Света сидит рядом со мной, и успокаивающе поглаживает меня по спине. Отец все еще орет в трубку. Даже если я сильно прижму телефон к уху, то Света всё равно услышит каждое слово. Могу себе только представить, что наговорил мой папочка.

Я могу расслышать, как мама умоляет отца,– Толь, милый, не нужно,– я знаю, что она тщательно пытается вырвать телефон. И когда её голос исчезает, слышно, как отец закрывает микрофон.

Не нужно, мама. Не делай этого для меня. Защищая меня сейчас, потом получишь в отместку несколько дней насмешек и оскорблений.

Отец возвращается на линию, его голос острый, как нож:

– Катя, ты понимаешь, что у тебя огромные проблемы? Ты слышишь меня? Если ты думаешь, что после этого я помогу тебе вернуться в Бостон, то глубоко ошибаешься.

Я кидаю свой телефон на матрас, голос отца всё ещё слышен. Ванная комната находится рядом со спальней Светы, я забегаю туда, падая на колени возле унитаза, униженная тем, что Света только что слышала, как меня отсчитывал собственный отец, а теперь стоит и наблюдает как меня выворачивает. Снова.

Я стараюсь взять себя в руки, чтобы хотя бы умыться и найти кнопку для слива унитаза. И всё тщетно. Я просто опускаюсь на холодный кафель.

– Катя,– говорит Света, опустившись рядом на одно колено, поглаживая меня по руке.

– Я буду спать здесь, пока не умру. Уверена, Полина пошлёт одного из своих слуг, чтобы тот забрал моё тело.

Смеясь, она поднимает меня на ноги.

– Пошли, Cerise,– шепчет она, целуя меня за ухо.– У тебя жар. Давай я помогу принять тебе душ, а затем мы обратимся к доктору. Я волнуюсь. Ты заставляешь меня переживать.

Доктор моложе, чем я ожидала: женщина лет тридцати, с лёгкой улыбкой и обнадеживающей уверенностью в глазах. В то время как медсестра осматривает меня, она разговаривает со Светой, и по-видимому, она объясняет ей, что со мной не так. Я улавливаю разговор только, когда слышу собственное имя. Придётся понадеяться, что потом Света мне всё расскажет. Я представляю, как она говорит что-то наподобие – Секс был отличным, потом мы поженились и теперь мы здесь! Помогите мне! Она не может перестать блевать. Её имя Екатерина Харченко. Есть ли у нас такое агентство, которое отправляет капризных девиц назад в Штаты? Мерси!

Повернувшись ко мне, доктор задает несколько вопросов, на ломаном русском.

– Каковы были симптомы?

– Температура,– говорю я ей. – И у меня в желудке не задерживается никакая еда.

– Самая высокая температура… прежде, чем вы приехали ко мне?

Я пожимаю плечами, глядя на Свету. Она говорит:

– Примерно 39?

Я смеюсь не из-за того, что она только что сказала, а потому что до сих пор не понимаю, откуда у меня температура.

– Есть возможность, что вы беременны?

– Ум, – говорю я, и вместе со Светой мы смеемся. – Нет.

– Вы не возражаете, если мы сделаем тест, взяв у вас немного крови?

– Что бы узнать, беременна ли я?

– Нет,– поясняет она с улыбкой. – Для анализов.

Я замираю, когда она это говорит, мой пульс несется вскачь.

– Вы думаете у меня что-то серьёзное и мне нужно сделать анализ крови?

Она качает головой, улыбаясь.

– Извините, нет, я думаю, что у вас просто желудочный вирус. А кровь…ах…– Она подбирает слова, в течение нескольких секунд, а потом поворачивается к Свете за помощью. – an’aaucun rapport?

– Не имеет к этому никого отношения,– переводит она. – Я думаю, что…– начинает она, а затем улыбается доктору. Я же наблюдаю за застенчивой версией Светы.– Я подумала раз уж мы здесь, может сделаем тест, ох… на инфекции, которые передаются половым путем.

– Ох,– мямлю я, осознавая. – Хорошо.

– Всё в порядке? – спрашивает она. – Она сделает одновременно и мои.

Я не уверена, что меня удивляет больше: что она нервничает из-за моего ответа или то что попросила доктора сделать нам тест на ЗППП. Если я, конечно, перестану блевать, и мы всё же сможем заняться сексом. Я тупо киваю, удерживая руку, когда медсестра достает резиновый жгут, затягивая его ниже моего бицепса. Если бы это был любой другой день, и меня не рвало, и я бы не выплюнула половину своей массы тела, я бы нашла что сказать на это всё. Но прямо сейчас? Я скорее пообещала бы доктору назвать своего первенца в честь её, лишь бы она только утихомирила мой желудок.

– Вы на таблетках или, может, хотите только начать контролировать свой цикл? – спрашивает доктор, смотря на мою диаграмму.

– Таблетки. – Я чувствую, что Света смотрит на моё лицо, интересно, сейчас мой румянец похож на что-то зелёное или нет.

========== Часть 7 ==========

Ощущаю нежное и бережное прикосновение губ к моему лбу, и через силу открываю глаза. Небо надо мной и это не иллюзия, которую я себе представляла всю неделю. Спальня Светы находится на последнем этаже дома, и окно в крыше позволяет проникать ранним солнечным лучам. Они яркие, но пока ещё не жаркие.

Дальняя стена находится под наклоном, приблизительно в 4 метрах от кровати – две французских двери, которые ведут на балкон и которые Света оставила открытыми. Теплый ветерок пробирается в комнату, донося звуки улицы.

Я поворачиваю голову, но моя бедная шея протестует.

– Привет, – мой голос такой хриплый.

Её улыбка оставляет в груди трепет.

– Я рада, что тебя не лихорадит больше.

Я стону, прикрывая глаза дрожащими руками, когда в памяти всплывают последние воспоминания. То, как я облевала, всё, что только можно было и себя в том числе. Как Света отнесла меня в душ, чтобы помыть и позже, чтобы сбить температуру.

– О, Боже мой, – бормочу я.– Неудачные попытки умереть.

Она смеётся и целует меня.

– Я беспокоилась. Ты была очень больна.

– Есть хоть что-то в твоей квартире, что я не пометила?

Она поднимает подбородок, в глазах играют смешинки, и она кивает в угол:

– Там, в дальнем углу спальни.

Я снова закрываю свое лицо.

– Cerise,– говорит она, протягивая руку, чтобы коснуться моего лица. Я инстинктивно отстраняюсь, чувствуя себя ужасно. Я сразу хочу стереть вспышку боли в её глазах, но она исчезает, и я уже не уверена, было ли там что-то.

– Мне сегодня нужно на работу, – говорит она. – Я хотела объяснить это, прежде, чем уйти.

– Хорошо.– Звучит угрожающе, но я опускаю свой взгляд ниже её лица. Света в рубашке. Быстро подсчитываю в уме, и понимаю что она хочет объяснить почему собралась на работу в субботу.

– Когда я была в офисе в четверг, чтобы взять некоторые бумаги, чтобы поработать дома, старший партнер заметила моё обручальное кольцо. Она была…недовольна.

Мой желудок скручивается, а волна реальности накрывает с головой. Да, она пригласила меня сюда, но я буквально взорвала её жизнь. В очередной раз понимаю, как мало о ней знаю.

– Вы двое…в отношениях?

Она замирает, глядя, мягко говоря, с ужасом.

– Ох, нет. Боже, нет.– Её зелёные глаза сужаются, изучающе глядя на меня.– Ты думаешь, я бы спала с тобой, женилась, позвала бы тебя сюда, если бы у меня была девушка?

Мой ответ больше похож на кашель.

– Думаю нет, извини.

– Я была её маленькой девочкой на побегушках последние месяцы, – объясняет она.– И теперь, когда я в браке, она думает, что я уже не буду так зациклена на работе.

Я вздрагиваю. То, что мы сделали, так немыслимо. И так глупо. Мало того, что она жената теперь, так скоро ещё и станет разведенной. Почему она не потрудилась скрыть то, что произошло в Вегасе, на своей работе? Неужели её это не волнует?

– Тебе незачем менять свой рабочий график, пока я здесь.

Она уже качает головой.

– Мне нужно работать только в эти выходные. Всё будет в порядке. Иначе она будет в панике. Я думаю, она привыкла, что может щёлкнуть пальцами, и я появлюсь в офисе в любое время.

Бьюсь об заклад, на это она и рассчитывала. Я чувствую, что мой хмурый взгляд усилился, когда смотрю на неё, чувствуя как поток горячей ревности стремится по моим венам. Солнечный свет струится через окна, играет на её челюсти и скулах, и я снова и снова поражаюсь, какое у неё удивительное лицо.

Она продолжает:

– Я почти закончила громадное дело, и вскоре график станет более гибким. Мне очень жаль, что я не могу провести с тобой наши первые выходные.

Боже, это так… так странно.

Я заверяю её, неспособная больше ничего сказать, как:

– Пожалуйста, не беспокойся.– Она практически не отходила от меня с того момента, как мы приехали, посему чувства огорчения и вины смешиваются в желудке. Я знаю, что она уже видела меня во всей красе, в которой только можно было разглядеть. Я бы не удивилась, предложи она мне съехать в какой-то отель, после выздоровления.

Какое ужасное начало для нашей…что бы это ни было.

Когда Света расхаживает по комнате, мне выпадает замечательная возможность поглазеть на неё. Она такая высокая, стройная, но подтянутая. В костюме, идеально сидящем по фигуре. Её светло-каштановые волосы аккуратно зачесаны назад, а загорела шея исчезает под воротом рубашки. Она больше не выглядит случайной, заигрывающей девушкой, которую я встретила в Вегасе; она похожа на молодого крутого адвоката, кстати, очень сексуального. Как такое возможно?

Я приподнимаюсь на локтях, желая в точности вспомнить, как спускалась языком к её подбородку. Я хочу запомнить её расстроенной и отчаявшейся, помятой и потной, и с наслаждением понимаю, что женщины, на которых она посмотрит сегодня, увидят её только собранной и строго одетой.

Она в брюках глубокого оттенка, белоснежной рубашке, стоит напротив зеркала, завязывая шелковый сине-зеленый галстук.

– Поешь сегодня хоть что-нибудь?– говорит она, приглаживая рубашку, прежде чем надеть синий пиджак, который висит в углу. На этот раз, я хочу быть женщиной, которая залезет к ней на колени, заманивая обратно и притворяясь, что её галстук нужно поправить, возвращая её снова в кровать.

К сожалению, для воплощения этого плана, я чувствую себя истощённой и исхудавшей. Вставая с постели, чувствую слабость и вялость в ногах. Вовсе не секси. Даже не капелюшечки. Перед душем и тем, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и уж точно перед тем, чтобы обольстить горячую жену-незнакомку-и-быть-снова-обнаженной – мне определённо нужно что-нибудь съесть. Я чувствую запах хлеба, фруктов и божественного нектара богов: кофе, которое я не пила несколько дней.

Света возвращается, её глаза исследуют моё лицо и спускаются ниже по моему телу, которое скрыто под её футболкой. Видимо я забыла упаковать пижаму. Она подтверждает, что я похожа на смерть, говоря:

– Еда на кухне.

Я киваю, держась за её пиджак, нуждаясь в ней, чтобы она побыла ещё секунду. Кроме Светы, я здесь больше никого не знаю, и я с таким с трудом приняла решение войти в самолёт четыре дня назад. Я в шоке от восторга и паники.

– Это самоё странное, что случалось со мной.

Её смех глубокий, и я чувствую его у своего уха, когда наклонившись, Света целует мою шею.

– Знаю. Легко начать, но труднее дойти до конца. Но всё прекрасно. Договорились, Кать?

Ну, это было загадочно.

Когда я отпускаю её, она поворачивается, чтобы собрать свой компьютер в кожаную сумку. Я провожаю её из спальни, замирая, когда Света подхватывает шлем от мотоцикла, который лежит на столике возле двери.

– Ты водишь мотоцикл?– спрашиваю я.

Её улыбка расплывается по всему лицу, когда она медленно кивает. Я видела как автомобили двигаются в этом городе. И на самом деле, я не уверена вернется ли она в целости и сохранности домой.

– Не делай такое лицо,– говорит она, слова срываются с пухлых губ и появляется эта улыбка, которая может оставить вас без трусиков. – Однажды ты прокатишься со мной, и больше никогда не захочешь сесть снова в машину.

Я никогда не ездила на мотоцикле – и никогда этого не хотела – и я вычеркнула из своей жизни весь вид двухколесного транспорта. Но то, как она это сказала, и как комфортно уложила шлем себе под руку и как перекинула свою сумку через плечо, заставило меня задуматься – может она действительно права. Подмигнув, она разворачивается и уходит. А дверь закрывается тихим щелчком.

Ииии… вот и оно. Я провела с расстройством желудка несколько дней, а когда мне стало легче, Света свалила, хотя еще нет и восьми.

Передо мной – огромная квартира с кухней, плавно переходящая в гостиную и столовую. Всё кажется таким европейским. Совсем немного мебели – чёрный кожаный диван, два современный красных кресла без подлокотников, низкий журнальный столик. С другой стороны находится обеденный стол с четырьмя подходящими стульями. Стены обрамлены стильными фотографиями и красочными картинами. Для холостяцкой квартиры это очень даже впечатляюще.

Пространство свободное, но не очень большое, и такой же наклонный потолок, как и в спальне. Но вместо простой двери, дальняя стена – французские окна. Я подхожу к окну, и прикладываю руки к стеклу, смотря вниз. Вижу на улице Свету, садящуюся на чёрный блестящий мотоцикл. Она надевает шлем, заводит своего железного коня, срываясь с места. Даже с этой высоты Света выглядит до смешного горячо. Понаблюдав за ней пока она не скрывается в движении, я отворачиваюсь.

Дыхание перехватывает, и я закрываю глаза, немного успокаиваюсь. Это не из-за тошноты или голода, от которого у меня кружится голова. Это всё, потому что я здесь, не имею возможности пройти несколько кварталов и оказаться дома. Я не могу просто взять телефон и позвонить домой. Я не могу найти квартиру или работу в Бостоне, пока нахожусь в Париже.

Я не могу позвонить своим подругам.

Я нахожу свою сумку в комнате, и начинаю лихорадочно рыться в ней, чтобы найти свой телефон. К экрану приклеен стикер с запиской от Светы. Она настроила мой мобильный на свой международный тариф. Что фактически заставляет меня смеяться. Это немного успокаивает – потому что в моей голове бушуют мысли, заставляя сердце биться в панике: как я позвоню девочкам из Франции? И думаю, это свидетельствует о моих нелепых приоритетах. Кого заботит то, что я не говорю по-французски? Я в браке, мне придётся залезть в собственные сбережения, и моя незнакомка-жена, кажется, постоянно работает?

Я брожу по квартире, когда звоню Полине через тысячу миль. На кухне я вижу, что Света оставила мне завтрак: свежий багет, масло, джем и фрукты. Кофеварка находится на плите. Она святая, и заслуживает благодарность за эти несколько дней. Может, предложить регулярный оральный секс и пиво? Она извинилась за свою работу, когда я должна была просить прощения за то, что она убрала мою рвоту, и что ей пришлось купить мне тампоны.

Мои воспоминания настолько ужасающие, что я ,наверное, никогда не смогу позволить ей взглянуть на себя обнаженную.

Телефон звонит и звонит. Прикидываю себе в уме, раз здесь ранее утро, значит там где-то середина ночи. Наконец-то, Поля отвечает со стоном.

– Со мной произошла досадная история в истории досадных историй,– говорю я ей.

– Катя, у нас половина первого ночи.

– Ты хочешь или не хочешь услышать величайшее унижение в моей жизни?

Я слышу как она садится и откашливается.

– Что, ты поняла, что всё ещё в браке?

Я делаю паузу, чувствуя как с каждой секундой, паника овладевает мной всё больше.

– Это ещё хуже.

– Ты полетела в Париж на всё лето, чтобы быть секс-игрушкой этой девушки?

Я смеюсь. Если бы только.

– Да, этот маразм мы тоже обсудим, но сначала я хочу тебе рассказать о поездке сюда. Это было ужасно, поэтому я хочу, чтобы кто-то добавил в мой кофе наркоты, чтобы я смогла забыть весь этот кошмар.

– Можно просто добавить джин,– язвительно добавляет она, и я смеюсь, пока не начинает тошнить.

– У меня начались месячные на борту самолета,– шепчу я.

– О, нет,– говорит она с сарказмом.– Только не это.

– Но у меня ничего с собой не было, Полина. И ещё я надела белые джинсы. В любое другое время, пожалуйста, “Да, менструация”, я согласна. Но вот так? Мы только встретились, и я могла думать о сотнях любых разговорах с горячей незнакомкой, но только не о таком, как: ” У меня начались месячные и я такая идиотка, что пришлось завязать свою толстовку вокруг талии, которая кричала о том, что произошло. И конечно, у тебя месячных нет, но нет ли случайно у тебя тампонов?”

Она, кажется, только впитывает в себя эту информацию, и тихо произносит,

– Ох.

Я киваю, и чувствую, как мой желудок скручивается от воспоминаний.

– И в придачу ко всему этому я ещё облевала все вокруг, из-за желудочной инфекции.

– У Таси тоже,– зевая, говорит она.

– Это объясняет несколько вещей,– говорю я.– Меня рвало в самолете. После самолета. В терминале…

– Ты в порядке?– Тревога слышится в её голосе, и я могу сказать, что она в пяти минутах от того, чтобы заказать билет на самолет и примчатся сюда, ко мне.

– Я в порядке, теперь,– успокаиваю я её.– Мы приехали в её квартиру на такси…– Закрываю глаза, когда пол движется передо мной.– Клянусь, водитель был каким-то сумасшедшим. И как только мы добрались до квартиры, меня вырвало в подставку для зонтиков.

Она ,кажется, пропустила самую важную часть информации, когда спрашивает,

– У неё есть подставка для зонтиков? У успешных женщин это есть?

– Может, она поставила ее там, чтобы гости могли поблевать туда,– предполагаю я.– Я была больна с ночи вторника, и уверена, что она видела, как меня рвало около семисот раз. Она помогла мне принять душ. Дважды. И в этом не было ничего сексуального.

– Ого.

– Ага.

– Между прочим, можешь поблагодарить, что я покрываю тебя от твоего отца,– говорит она, и я практически могу слышать яд в её голосе.– Он звонил и я подтвердила всю твою маленькую историю, в то время, как выдергивала волоски со своей “куклы-вуду Анатолия Харченко”. Я сказала, что ты находишься в Париже, работаешь младшим стажером по финансам в кино, у одного знакомого моего отца. Но когда вернёшься и застанешь своего отца лысым, притворись немой.

– Ага, прости за это. – Мысль о том, что мне придется разговаривать с отцом, сейчас снова заставляет меня почувствовать себя больной.– Он говорил со Светой, тоже. Вообще то “орал” больше подходит к этой ситуации. Хотя, кажется, Свету это совсем не беспокоило.

Она смеётся, и я скучаю по ней. От знакомого звука мучительно сжимаются ребра.

– Кать, тебе действительно придётся постараться, чтобы вернуть вашей игре сексуальную интригу.

– Знаю. Но не представляю, что должно случиться, чтобы она снова захотела прикоснуться ко мне. Да я и сама этого не захочу. Даже та огромная секс-игрушка кролик, которую ты подарила мне на мой двадцать первый день рождения, не захотела бы ко мне прикоснуться.

Но юмор испаряется, а страх возвращается, растекаясь по венам. Сердце колотится в груди и меня всю трясет. Я не просто бросила свой мир. Но и улетела на абсолютно новую орбиту.

– Полина? Что я здесь делаю? Это была ужасная ошибка?

Проходит достаточно времени, прежде чем она отвечает, и я молюсь лишь бы Поля не заснула на другой линии. Когда она говорит, её голос бодрый, становится сильнее и вдумчивей…просто я так сильно в ней нуждаюсь.

– Забавно, что ты задаешь мне этот вопрос сейчас, Кать. И что ещё смешнее, так это то, что пока ты озадачена тем, не ошибка ли это, я тут мысленно хлопаю в ладоши, на протяжении всего разговора.

– Что?– спрашиваю я, сползая вниз на диване.

– Когда ты не захотела аннулировать этот глупый брак, я была пьяная. Когда ты втюрилась в Свету, как малолетка, я подумала, что наша Катя сошла с ума и будет лучше, если ты трахнешься пару раз с этими “ямочками”. Но потом, ты свалила на все лето в Париж. Кать, ты никогда не была бунтаркой, поэтому я советую тебе просто посеять зерно и посмотреть, что ты пожнешь. – Она замолкает, добавив,– Я думаю, что тебе весело с ней.

– Ага – признаюсь я – Ну, или я уже повеселилась. Перед месячными в самолете и рвотой в подставку.

– Ты нашла своё приключение и собираешься запомнить его на всю жизнь,– говорит она, и я слышу шелест простыни, когда Полина крутиться на своей кровати.– А почему бы и нет? Я очень горжусь тобой, надеюсь, ты хорошо проведешь там время.

– Я в ужасе,– тихо признаюсь я.

Она напоминает мне, что у меня есть сбережения и что мне двадцать три года. Она напоминает мне, что я должна наслаждаться впервые за…когда-либо.

– Это не обязательно должен быть секс со Светой всё лето,– говорит она.– Я имею в виду, что ты не должна терзать себя сомнениями, что она подумает. Выбирайся из дома. Попробуй немножко макарунов. Выпей немного винца – просто так, а не потому что тебе запретили блевать до сентября. Просто наберись опыта.

– Я не знаю с чего начать,– признаюсь я, глядя в окно. За нашей узкой улицей, мир снаружи почти утопает в зеленых и синих красках. Я вижу в несколько милях: собор, холм, вершину здания, которые выглядит, как на фотографиях. Черепичные медные крыши, украшенные позолотой и камнем. Взглянув в окно небольшой квартиры Светы, я убеждаюсь – стоит мне выйти на улицу, и я непременно окажусь в самом красивым городе мира.

– Сегодня?– говорит она, размышляя.– В субботу в июне будет смешно пропустить Лувр и Эйфелеву башню. Хит всего – Люксембургский Сад.– Она громко зевает.– Доложишь завтра. Я пошла спать дальше.

И кладет трубку.

Клянусь, нет ничего более сюрреалистичного, нежели это. Я ем возле окна, наслаждаясь видом, затем иду в маленький душ, бреюсь, и мою волосы шампунем. Простояв под струями воды, пока каждый дюйм моей кожи не был чист. Когда выхожу, пар начинает испаряться и сожалею, что я не могу вернуться домой и взять те вещи, которые забыла упаковать. У меня нет ни фена, ни утюжка. Я не могу встретиться с девчонками сегодня вечером и рассказать им всё. Света ушла на весь день, и я не знаю, когда она вернется. Я одна, и впервые за пять лет, мне придётся залезть в сберегательный счёт, который я с такой гордостью пополняла, наблюдая за его ростом. Каждый мной заработный чек в кафе на протяжении учебы в колледже пошёл именно туда: на этом настояла мама. И теперь благодаря этому у меня будет лето во Франции.

Лето. Во Франции.

Моё отражение в зеркале шепчет – что, чёрт возьми, ты делаешь? Закрываю глаза, успокаиваясь, а затем делаю все на автопилоте.

Нахожу свою одежду; она разложила её в своем комоде и шкафу.

Ты в браке.

Расчесываю свои волосы. Мои туалетные принадлежности распакованы и сложены в одном из ящиков в ванной.

Ты живешь со своей женой в Париже.

Закрываю квартиру запасными ключами Светы, которые она оставила рядом с небольшой пачкой евро.

Я смущаюсь, глядя на незнакомые бумажки, не в силах подавить неловкость, из-за того, что Света оставила мне деньги. Мой желудок сжимается при мысли жить за чужой счет – за исключением родителей – однако, думаю, стоит позабыть об этом, пока Света не вернется домой, и мы не сможем, наконец, поговорить. Однако, на этот раз я не буду корчиться над унитазом.

В Лас-Вегасе, затем в Сан Диего, мы были на равных. По крайней мере, я чувствовала себя на равных, но не сейчас. Мы обе наслаждались отпуском и свободой . Потом я собиралась на учёбу, она обратно сюда, на работу, к своей жизни, и к хорошо оформленной квартире. Теперь я квартирантка, закончившая колледж, без планов, девушка, которой требуется путь к метро и деньги на перекус, оставленные у дверей.

Я оставляю деньги на месте и иду через узкий коридор к лифту. Он крошечный, не больше метра. По обе стороны от меня нажимаю на кнопку с номером один. Лифт скрипит и потряхивает, при спуске, звук колес и шестерёнок жужжит надо мной, пока он не прибывает со стуком на первый этаж.

За пределами квартиры громко и ветрено, жарко и хаотично. Улицы узкие, тротуары из брусчатки и булыжника. Я брожу, останавливаясь на углу, где узкая дорога расширяется, это ,должно быть, главная улица.

Есть пешеходные переходы, но нет никаких чётких ограничений для пешехода. Люди шагают с обочин, не оглядываясь. Водители автомобилей так часто сигналят, что я задерживаю дыхание, но они не кажутся раздражёнными этой суматохой. Они сигналят и продолжают движение. На самом деле нет никаких полос, только постоянный поток автомобилей, который останавливается и дальше движется, а я не понимаю по какому принципу. Уличные торговцы предлагают пирожные и яркие бутылки со сверкающей содовой, люди в костюмах и платьях, джинсах и штанах мчатся мимо меня, как будто я – капля в море. Язык лирический и быстрый…и совершенно непонятный.

Это как будто город богато раскинулся передо мной, готовый заманить в свой запутанный центр, прямо в беду. Я мгновенно и глубоко влюбляюсь в него. Как тут не влюбится? На какую бы улицу не свернула, везде красуются самые великолепные виды, которые я когда-либо представляла себе, будто всё здесь замерло в ожидании того, как развернётся моя история. Я не чувствовала такого кайфа с тех пор, как танцевала, до того, как потеряла возможность жить этим.

При помощи телефона, нахожу станцию метро Аббатис, которая находится не далеко от квартиры Светы, и сумев найти нужную мне линию, жду поезд. Я посылаю Полине и Тасе фотографии всего, что вижу: французские обложки книг, которые мы любим, женщину на шестидюймовых каблуках, которая была выше большинства мужчин на платформе станции, как поезд прибывает на станцию, неся за собой горячий летний воздух с запахом тормозной жидкости и пыли.

Это короткая поездка в Шестой район, где находятся Люксембургские Сады. Я следую за группой болтающих туристов, которые, кажется, направляются туда же, предполагая, что увижу: траву, цветы, лавочки – но уж точно не открытое пространство, в центре оживленного и тесного города. Далеко не широкие тропинки, окруженные ухоженными деревьями. Кругом цветы: ряд за рядом располагаются сезонные цветы, полевые, живые изгороди, кружевные цветы различных расцветок. Фонтаны и статуи французских королев, хорошо контрастируют с зеленой листвой, купол здания, которое я видела только в фильмах и на картинах. Любители загорать расположились на металлических стульях или скамейках под солнцем, а дети толкают маленькие кораблики в воду, в то время как, Люксембургский Дворец следит за всем этим.

Я нахожу пустую скамейку и присаживаюсь, вдыхая свежий воздух и аромат лета. Мой желудок урчит, отзываясь на запах ароматного хлеба, неподалеку из тележки, хоть я и стараюсь игнорировать его.

И опять понимаю, что я в Париже. Я нахожусь в пяти тысячах миль, от всего, что знаю. Это – последний шанс для отдыха. Я должна расслабиться, впитать всё это, создать своё собственное приключение, прежде чем начнётся учёба, где я смогу перейти от студента к специалисту.

Исследую каждый сантиметр парка, бросаю монетки в фонтан, заканчиваю читать книгу в мягкой обложке, которая была в сумке. В течение этого дня я забыла и о Бостоне, и о своём отце и о школе.

========== Часть 8 ==========

День в самом разгаре, когда я останавливаюсь на углу небольшого рынка, намереваясь приготовить Свете обед. Пребывание в Париже испытывает меня на прочность. Я стараюсь обойти языковой барьер, и замечаю, что парижане совсем не расстроены тем, что я не говорю по-французски. Они лишь недовольны тем, как я искажаю слова. Кажется, хватает лишь нескольких указаний, невинной улыбки, пожатия плечами и s’il vous plait, и у меня получается купить вино, немного креветок, свежей пасты и овощей.

Но нервозность дает о себе знать, когда я захожу в шаткий лифт, который с шумом несется на седьмой этаж. Я не знаю дома ли Света или еще нет. Не знаю, чего ожидать. Продолжим мы с того, на чем остановились в Сан-Диего? Или теперь мы начнем…хм…со знакомства? Или же опыт наших первых дней в конец отпугнет её от этого маленького эксперимента.

Я с головой ухожу в готовку, впечатленная небольшой кухней Светы. Разбираюсь с её стерео системой, и нахожу там французские танцевальные треки, под которые счастливо порхаю по кухне. В квартире витает запах масла, чеснока и петрушки, когда я слышу звук входной двери. Напрягаюсь и нервничаю, когда слышу, как она кладет свои ключи на маленькое блюдце и опускает свой шлем.

– Есть кто?

– На кухне, – отвечаю я.

– Ты готовишь? – кричит она, заворачивая за угол в гостиную, выглядя, как лакомый кусочек. – Вижу, тебе уже лучше.

– Ты не представляешь насколько.

– Пахнет замечательно.

– Все почти готово, – говорю я, умоляя сердце не стучать, как заведенное. От одного её вида захватывает дух. Но затем её лицо мрачнеет.

– Что такое? – я слежу за её взглядом к кастрюле на плите, где варятся креветки в пасте с овощами.

Она кривится:

– Это выглядит невероятно. Только просто…– она трёт ладонью шею сзади.– У меня аллергия на креветки.

Я стону, прикрывая свое лицо.

– Вот черт, извини.

– Не извиняйся, – говорит она, явно расстроено. – Откуда тебе это знать?

Вопрос витает в воздухе, отчего мы сморим куда угодно, только не друг на друга. То, что мы знаем, настолько ничтожно, по сравнению с тем, чего мы не знаем. Ума не приложу, что и сказать.

Она делает шаг ближе ко мне и говорит:

– Замечательно пахнет.

– Я хотела отблагодарить тебя, – мне требуется минутка, чтобы перевести дыхание, а она отводит взгляд.– За то, что позаботилась обо мне. За то, что приютила меня. Подожди, пожалуйста, я схожу купить что-нибудь другое.

– Мы пойдем вместе, – говорит она, приближаясь. Света кладет свои руки мне на бедра, они напряжены и в них чувствуется сила.

– Хорошо.

Я понятия не имею, куда деть свои руки, поэтому, вместо того, чтобы делать то, что сделала бы нормальная женщина – положила ей на шею и притянула ближе – я неловко складываю их у себя на груди.

Я все жду, что её глаза вспыхнут с озорством или она пощекочет меня, подразнит, сделает что-то смешное в духе Светы, но она кажется уставшей и расстроенной, когда спрашивает:

– Ты хорошо провела день?

Я начинаю отвечать, но она убирает одну руку и лезет в карман, в котором вибрирует телефон, хмуро глядя на него.

– Merde.

Это слово я знаю. Она была дома меньше трех минут, и я уже знаю, что она мне скажет.

Света с раскаяньем смотрит на меня.

– Мне нужно вернуться на работу.

Когда я просыпаюсь, Светы рядом нет, и единственное доказательство того, что она все же была дома – это записка на подушке, в которой написано, что она пробыла дома несколько часов и спала на диване, потому что не хотела будить меня. Чувствую, будто внутри что-то разбивается. Я ложилась спать только в её футболке и больше ни в чем. Жены не спят на диванах. И жены не беспокоятся о том, разбудят ли они своих безработных супруг посреди ночи.