Текст книги "Сладкая грязная девочка (СИ)"

Автор книги: Нина Калитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

========== Часть 1 ==========

День, когда мы официально выпускаемся из колледжа, не имеет ничего общего с тем, как он показан в фильмах. Я подбрасываю в воздух шапочку выпускника, и через несколько секунд она ударяется о чей-то лоб. Студент, листы с написанной речью которого уносит порывом ветра, решает импровизировать и напутствует нам превратить ошибки в кирпичики, чтобы построить более яркое будущее, заканчивая речь нелепыми историями про свой недавний развод. Не похоже, чтобы хоть один выпускник из фильмов, собирался упасть замертво в своей синтетической мантии, получив тепловой удар… Я бы отдала кучу бабла, чтобы все мои сегодняшние фотки сгорели синем пламенем.

Но все же, сегодняшний день – идеален.

Потому что, срань господня, мы сделали это.

Выйдя из ресторана, Таисия – или для тех немногих, кто входит в её близкий круг – Тая, вытягивает из сумочки ключи и, радостно пританцовывая, трясет ими передо мной. Отец целует её в лоб, пытаясь скрыть затуманенные слезами глаза. Члены семьи Елизаровых собираются вокруг, чтобы обнять и поздравить ее, перебивая друг друга, а также высказывая свое восхищение, составляя “Топ-10 того, как Полина шла по сцене, получая красный диплом”, а потом притягивают и меня в свои медвежьи объятья, и я получаю свои собственные пятнадцать секунд славы. Когда меня отпускают, я улыбаюсь и наблюдаю за тем, как они заканчивают свои милые семейные ритуалы.

Позвони мне, как только доберетесь туда в безопасности.

Используй кредитку, Поль. Та, что Американ Экспресс. Ничего страшного милая, пусть она станет твоим подарком на выпускной.

Я люблю тебя, Тася. Осторожней за рулем.

Мы сбрасываем наши душные мантии, загружаемся в Шевроле Шеви Таи, сбегая из Сан-Диего в дымовом шлейфе выхлопных газов, легкомысленном свисте вместо музыки, навстречу выпивке и безрассудству, которые ожидают нас в эти выходные. Полина врубает плейлист, который составила для этой поездки – Бритни Спирс с нашего первого концерта, когда нам было по восемь. Абсолютно вульгарная песня 50 Cent, которую наш класс постоянно просил поставить у диджея на встрече выпускников. Тяжелый рок, который, как клянется Тася, является наилучшей секс-песней всех времен и народов, и еще пятьдесят, которые вошли в нашу общую историю. Полина устанавливает на стерео-проигрывателе громкость, достаточную для того, чтобы мы могли орать во все горло сквозь душный пыльный поток воздуха из всех четырёх окон.

Тася убирает свои длинные тёмные волосы с шеи и дает мне резинку, прося завязать их на макушке.

– Боже, почему же так чертовски жарко? – кричит она с водительского сиденья.

– Потому что мы несёмся по пустыне со скоростью 65 миль в час в Шеви поздних 80-х, без кондиционера, – отвечает Поля, обмахивая себя программкой выпускного. – Напомни-ка мне ещё раз, почему мы не взяли мою машину?

– Потому что от неё воняет дешевым лаком для волос и сомнительными перспективами? – отвечаю я и взвизгиваю, когда она кидается на меня с переднего сидения.

– Мы поехали на моей машине, – напоминает ей Тая, убавляя громкость, пока звучит песня Эминема, – потому что в прошлый раз ты чуть не врезалась в телефонный столб, пытаясь удрать от жука на сидении.

– Это был паук, – возражает Полина. – Причем огромный. И с клешнями.

– Паук с клешнями?

– Я могла и умереть, Тась.

– Конечно, могла. В пылающей груде металла.

Закончив с волосами Таи, я откидываюсь назад, и у меня появляется чувство, будто за целые недели я могу впервые вдохнуть полной грудью и смеяться с двумя самыми любимыми мне людьми во всем мире. Жара изнурила меня до предела, но как замечательно выбросить всё из головы, закрыть глаза и раствориться в кресле, наслаждаясь тем, как ветер треплет волосы. Даже мысли кажутся слишком громкими. Три блаженные летние недели прежде, чем я пересеку всю страну. Впервые за очень долгое время у меня совершенно нет дел.

– Так мило со стороны твоей семьи остаться на ланч, – говорит Тася с сарказмом в своей спокойной, осторожной манере, встречаясь со мной взглядом в зеркале заднего вида.

– Ааа… – я пожимаю плечами, наклоняясь к сумочке, и начинаю там копаться, ища жвачку или конфетку, или что-нибудь ещё, что займет меня на достаточно долгое время, чтобы не объяснять и оправдывать сегодняшний ранний уход моих родителей.

Полина поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.

– Я думала, они собирались пойти на обед со всеми?

– Полагаю, что нет, – только и говорю я.

Она разворачивается на своём сидении, насколько того позволяют ремни безопасности, и вглядывается мне в лицо.

– Ну, и что сказал Анатолий перед уходом?

Я стараюсь сдержать слёзы, наблюдая за проплывающим мимо пейзажем. Поля никогда даже не подумала бы назвать своего отца – или даже отца Таси – по имени. Но сколько я себя помню, для неё мой отец всегда был просто Анатолием – и имя его произносится всегда с таким презрением, на какое способна только она.

– Он сказал, что гордится и любит меня. Что ему жаль, что он не говорил этого достаточно часто.

Я чувствую её удивление в ответной тишине. Полина становится тихой лишь тогда, когда удивлена или в бешенстве.

– И.., – добавляю, хотя и знаю, что тут бы мне лучше заткнуться, – что сейчас я могу сосредоточиться на настоящей карьере и внести свой вклад в общество.

Не гони лошадей, Катя.

– Иисусе, – говорит она. – Похоже на то, что ему доставляет удовольствие сыпать тебе соль на рану. Этот человек заслуживает Оскар в номинации “Мудак”.

Мы смеёмся и решаем сменить тему, так как, что ещё можно добавить? Мой отец – полная задница, и даже то, что он интересуется моими планами на жизнь, этого не меняет.

Дорога свободна, и за равниной на горизонте, ослепительно ярким замысловатым скоплением света в увядающем закате, появляется город. С каждой милей воздух становится все прохладнее. Я чувствую прилив сил, когда Поля садится ровнее и выбирает список песен на остаток пути. На заднем сиденье я извиваюсь и пританцовываю, подпевая легко запоминающейся поп-песне на тяжелых басах.

– Ну что, мои девочки готовы к небольшому сумасшествию? – спрашивает она, опуская пассажирский солнцезащитный козырёк, чтобы нанести блеск для губ, вглядываясь в крошечное потрескавшееся зеркало.

– Не-а. – Тася вливается в шоссе Ист-Фламинго. Поворачивая, мы выезжаем на широкую дорогу с выстроившимися в линию фонарями по обе стороны, и вклиниваемся в поток автомобильных сирен, которые слышатся впереди. – Но ради тебя, я напьюсь вдрызг и буду зажигать с сомнительно трезвыми мужиками.

Я киваю, сзади обхватывая руками Полину, и обнимаю её. Она делает вид, что задыхается, но накрывает мои руки своими таким образом, что я не могу их убрать. Если кто и ненавидит обнимашки – то это Поля.

– Люблю вас, чокнутых, – говорю я. И с кем-то другим эти слова затерялись бы в потоке ветра и уличной пыли, что залетает в машину, однако, в нашей истории, Полина наклоняется, целуя мою руку, пока Тася смотрит на меня и улыбается. Похоже на то, что они научились игнорировать моё долгое молчание и вычислять мои слова из шума.

– Ты должна пообещать мне кое-что, Катя, – говорит Полина. – Слышишь?

– Надеюсь, не удрать из города и стать стриптизёршей?

– Увы, нет.

Мы месяцами планировали эту поездку – самый последний бросок перед взрослой жизнью и ответственностью, которая последует после. Я готова ко всему, что бы Тася не предложила мне. Вытягиваю шею, глубоко вдыхаю и прикидываюсь, что разминаю костяшки пальцев.

– Очень жаль. Вы даже не представляете, как я хороша возле шеста. Ну ладно, скажи, что я должна сделать? А ну-ка, удиви меня.

– На сегодняшний вечер оставь всё лишнее позади, в Сан-Диего, – говорит она. – Не думай о своём отце или кого Лиза трахнет в эти выходные.

Мой желудок слегка сжимается при упоминании моей бывшей, хотя мы и расстались друзьями около двух лет назад. Просто дело в том, что Лиза была у меня первой, а я – у неё, и мы научились всему вместе. У меня такое чувство, что я должна получать гонорар за каждое её завоевание.

Тася подхватывает. – Не думай об отъезде в Бостон. Не думай ни о чём, кроме того, что мы закончили колледж – колледж, Катя! Мы сделали это. Просто положи остальное в пресловутую коробку и засунь её под пресловутую кровать.

– Мне нравится этот разговор о совании и кроватях, – говорит Полина.

При любых других обстоятельствах, я бы рассмеялась. Но неумышленное упоминание Тасей Бостона лишь разрушило то крошечное местечко, то свободное от беспокойства пространство, которое мне каким-то образом удалось отыскать. И мне тут же становится похер на то, что мой отец так рано свалил с выпускного – самого крупного торжества в моей жизни, или же, что Лиза стала новоиспеченной шлюхой. Я начинаю переживать насчет своего будущего. Сейчас, когда мы получили степень, уже невозможно отложить все в долгий ящик. Каждый раз, когда я думаю о том, что будет дальше, мой желудок выворачивается наизнанку, воспламеняется и обугливается. Это чувство в последнее время повторяется так часто, что, кажется, я должна дать ему имя.

Через три недели я покину родные края и уеду в Бостон, в бизнес-школу, оставив детские мечтания позади, как себе и представляла. У меня будет достаточно времени для того, чтобы найти себе квартиру и работу, которая позволит оплатить все мои счета, и согласовать полное расписание пар осенью, и тогда, я, наконец-то, сделаю то, чего мой отец всегда хотел: присоединюсь к потоку бизнес типчиков, которые делают какие-то бизнес штучки. Он даже собирается платить за мою квартплату. Весело. «Двухкомнатная квартира» – великодушно настаивал он, «чтобы твоя мать и я с мальчиками могли тебя навещать».

– Кать? – взывает ко мне Тася.

– Договорились, – говорю и киваю, гадая, когда же из нас троих именно я стала человеком с таким огромным багажом. Отец Таи – ветеран войны. Родители Полины из Голливуда. Я же всего лишь девочка из Ла-Холья, которая когда-то танцевала. – Я засовываю всё под пресловутую кровать. – Произнесенные вслух слова, кажется, приобретают больший вес. – Я положу всё в коробку к жутким секс-игрушкам Полины.

Поля посылает мне дерзкий воздушный поцелуй, а Тася кивает. Решено. Тая лучше всех нас знает, что такое стресс и ответственность, и если она может откинуть их подальше на выходные, значит я тоже смогу.

***

Мы останавливаемся у отеля, вываливаемся из машины, держа простенькие спортивные сумки, и выглядим так, словно нас принесла песчаная буря. Я чувствую себя невыносимо грязной. Лишь Полина всем своим видом соответствует этому месту. Она выходит из старенького Шеви так, словно этот сияющий чёрный седан каким-то образом всё ещё приличная машинка, и гордо катит дорогой чемодан позади.

Поднявшись наверх по лестнице, мы теряем дар речи, даже Поля – которой это вовсе не свойственно. На этаже всего лишь пара других номеров, и наш четырехместный Скай Сьют просто огромен.

Отец Полины, крутой кинооператор, зарезервировал его в качестве выпускного подарка. Мы считали, что получим стандартный номер Вегас-типа, который включает бесплатный шампунь, предполагая, что если уж совсем с ума сойдем, то сделаем набег на минибар, записав всё на его счет. Сникерсы и водка для всех!

Но не ожидали такого. В вестибюле (там есть вестибюль) лежит записка, спрятанная возле пышной корзины с фруктами и бесплатной бутылкой шампанского. В ней говорится, что у нас имеется дворецкий на быстром наборе и массажистка, по первому зову готовая прийти в номер, а также что отец Полины более чем счастлив, обеспечить нам обслуживание номера по системе «все включено». Если бы Александр Елизаров не был счастливо женатым отцом моей лучшей подруги, я бы предложила ему секс в качестве благодарности.

Напомните мне не рассказывать об этом Полине.

***

Я росла, меняя сценические наряды и выступая перед сотнями людей, притворяясь из раза в раз. Поэтому чувствую себя уверенно в платье, которое подобрала для меня Поля, даже не смотря на то, что мой рваный шрам выставлен на показ. Однако, это ещё цветочки по сравнению с тем, во что одета Тася. Своё платье она так и не примерила.

– Это тебе подарок на выпускной, – говорит Полина. – Как бы ты себя чувствовала, если бы я отказалась от дневника, который ты мне подарила?

Тася смеется, бросая в неё подушку через комнату. – Если бы я сказала тебе вырвать страницы и сделать из них платье, которое едва прикрывает твою задницу, да, тогда бы ты имела полное право отказаться от моего подарка.

Я одергиваю край платья, молча соглашаясь с Таей и желая, чтобы оно было хоть чуточку длиннее. Теперь я стараюсь выбирать наряды, которые не оголяют мои бедра.

– Катя надела свое, – я издаю стон, когда Полина обращает на меня внимание.

– Катя выросла в балетном купальнике, она миниатюрная и телосложение у нее как у газели, – поясняет Тася. – К тому же, я уверена, что приглядевшись, смогу увидеть ее киску. А вот ты, мою вагину, потому что я на пять сантиметров выше Кати.

– Ты такая упрямая.

– Ты такая распутная.

Стоя у окна и слушая их спор, я успокаиваюсь, наблюдая за пешеходами на улице. С 45 этажа, на котором мы живем, они похожи на настоящих муравьишек. Ума не приложу, почему Тася продолжает цапаться с Полиной. Все мы знаем, что это вопрос времени, прежде чем она уступит, потому что Поля – огромная заноза в заднице, и она всегда добивается своего. Звучит странно, но мне всегда в ней нравилось то, что она знает, чего хочет и добивается этого. Тася такая же во многих отношениях, но действует мягче, чем Полина, менее прямолинейно.

Тая тяжело вздыхает, и как и ожидалось, в итоге, признает поражение. Она достаточно умна, чтобы понять, что ведет безнадежную борьбу, так что всего лишь через несколько минут втиснувшись в платье и туфли, мы отправляемся вниз.

***

День выдался длинным. Мы окончили колледж, смыли пыль и волнения реальной жизни с наших тел, а сейчас Полина с удовольствием заказывает выпивку. Более того, она обожает наблюдать за тем, как другие пьют напитки, которые она заказала. Когда часовая стрелка подходит к 9:30, я делаю вывод, что алкоголя выпито достаточно: мы коверкаем некоторые слова, но, по крайней мере, ещё можем ходить. Не помню, когда в последний раз видела как Тая и Полина так смеялись. Щека Таси покоится на ее скрещённых руках, а плечи сотрясаются от смеха. Голова Полины откинута назад, а её хихиканье отчетливо слышно в баре, не смотря на громкую и ритмичную музыку.

Когда Поля отодвигается в сторону, я встречаюсь взглядом с женщиной по ту сторону переполненной комнаты. Я не могу разглядеть всех её черт в тёмном баре, но она явно на несколько лет старше нас, высокая, со светло каштановыми волосами и тёмными бровями над сверкающими озорными глазами. Она наблюдает за нами и улыбается так, словно у неё нет необходимости участвовать в нашем веселье; она просто хочет наслаждаться им со стороны. Ещё двое девушек стоят возле неё, болтая и указывая на что-то в дальнем углу. Но она не отводит взгляда, наоборот, её улыбка становится шире.

Не могу перестать глазеть, и это сбивает с толку, потому что обычно, когда дело касается незнакомцев, я просто отвожу взгляд. Мое сердце бьётся в груди, напоминая, что мне полагается чувствовать большую неловкость, чем я чувствую сейчас, возможно, советуя сосредоточиться на выпивке. Мне с трудом удаётся смотреть людям в глаза. Разговоры тоже не мой конек. На самом деле, заикаясь, меня уж точно было не назвать болтушкой.

Но по некоторой причине – давайте винить во всем алкоголь – я не отвожу глаз от знойной красотки по ту сторону бара, а мои губы с готовностью складываются в слово «Привет».

Она возвращает мне приветствие, прежде чем прикусить уголок своей губы, и вау, она должна проделывать это каждый день до конца своей жизни перед каждым человеком, которого встречает. У неё есть ямочка и я убеждаю себя, что дело всего лишь в игре света и теней, потому что, ну никак, чёрт подери, не может что-то столь простое быть настолько восхитительным.

Чувствую, как с моими внутренностями происходит что-то странное, и я размышляю о том, это ли люди имеют в виду, когда говорят, что они тают, потому что я определенно чувствую себя не очень уверенно. В районе ниже моей талии ощущается явный трепет заинтересованности, и, боже правый, если только одна улыбка сотворила такое со мной, представьте только, что её…

Полина хватает меня за руку, прежде чем я успеваю закончить эту мысль, резко отрывая меня от тщательного изучения её лица и заталкивая меня в скопление трясущихся и извивающихся тел под секс ритм, вырывающийся из колонок. Такие девушки, как она, находятся далеко-далеко за чертой моей зоны комфорта. Так что, я засовываю порыв найти её в пресловутую коробку, под пресловутую кровать ко всему остальному.

***

Мы, должно быть, сдали позиции в Вегасе, потому что после танцев и выпивки, к полуночи возвращаемся в номер, все трое измученные церемонией вручения дипломов на солнце, изнуряющей поездкой и алкоголем, который мы влили в себя хорошенько не закусив.

И хотя в нашем номере намного больше места, чем необходимо – он даже c двумя спальнями – все вместе мы собираемся в одной. Тася и Поля уже как несколько минут в отключке, и я слышу знакомое сонное бормотание Полины. Тая же на удивление тиха и неподвижна. Она заворачивается в кокон из одеяла, и я вспоминаю, как раньше – во время наших вечеринок с ночевками – боялась, что она уснет прямо во время посиделок. У меня даже несколько раз возникала мысль проверить ее пульс.

Но по ту сторону холла вечеринка в разгаре и я, в любом случае, не смогу проверить этого сейчас.

От грохота тяжелого баса сотрясается висящий надо мной светильник. Женские голоса рокочут в свободном пространстве, отделяющем наши номера; они кричат и смеются, у них своя собственная маленькая какофония улюлюканья и других звуков. Где-то вдали мяч ударяется о стену, и хотя я могу выделить всего лишь несколько отдельных голосов в этой неразберихе, они создают достаточно шума для того, чтобы я поверила в наличие полного номера пьяных девушек, отрывающихся на выходных в Вегасе.

В два часа ночи ничего не меняется: я пялюсь в потолок, пребывая между сном и бодрствованием. Когда часы показывают три часа ночи, я так раздражена, что готова стать Лас-Вегским кайфоломом только ради того, чтобы получить несколько часов сна перед утренними спа-процедурами.

Я тихо выскальзываю из своей постели, чтобы не разбудить подружек, но смеюсь от абсурдности своей предосторожности. Если они умудряются спать под шум по ту сторону холла, то уж точно не проснутся от того, что я тихо крадусь по устланном коврами полу, и схватив ключ от номера, выскальзываю наружу.

Я бью кулаком в дверь и жду. Моя грудь вздымается от раздражения. Шум ничуть не стихает, и я не уверена, смогу ли ударить достаточно громко, чтобы они меня услышали. Подняв оба кулака, пробую ещё раз. Я не хочу быть таким человеком – жаловаться в Вегасе на людей, которые веселятся – но моей следующей попыткой будет вызов службы безопасности отеля.

На этот раз музыка затихает, и прямо за дверью, раздается звук шагов по кафельному покрытию.

Возможно, я ожидаю увидеть эдакую суку с трастовым фондом и слишком сильным загаром, явно старше меня. Или группу инвесторов за 30, приехавших покутить на выходных, а, быть может, комнату, кишащую девчонками из студенческого братства, пьющих из пупка стриптизерши. Но никак не ожидаю увидеть её, девушку по ту сторону бара.

Я не ожидаю, что она будет без рубашки, в черных шортах, которые висят так низко на загорелом животе, что я могу увидеть тонкую полоску волос ниже.

Я не ожидаю, что увидев меня, она улыбнется. И, уж точно, я не ожидаю уловить акцент, когда она говорит:

– Я знаю тебя.

– Не знаешь, – отвечаю я, совершенно спокойно, возможно, немного затаив дыхание. Я никогда не заикаюсь в кругу семьи или друзей, и лишь иногда перед незнакомцами, с которыми чувствую себя уютно. Но прямо сейчас, мое лицо горит, руки и ноги покрыты гусиной кожей, а я не имею ни малейшего представления, что же сказать не заикнувшись.

Если такое вообще возможно, её улыбка становится шире, румянец усиливается, появившаяся ямочка привлекает внимание, и она шире открывает дверь, делая шаг ко мне. Девушка выглядит даже лучше, чем мне показалось в баре, и в качестве доказательства, она тот час же заполняет собой дверной проем. Её присутствие столь осязаемо, что я отступаю назад, словно с кем-то столкнувшись. Она же воплощение непринуждённости, зрительного контакта и сияющей улыбки, когда наклоняется ближе и игриво изучает меня.

На сцене, я уже встречалась с подобным взглядом. Она может и выглядит, как любой другой человек, но эта девушка владеет тем неуловимым качеством, которое вынуждает каждую пару глаз выискивать её на сцене в независимости от того, как мала её роль. Это что-то большее, нежели харизма – это магнетизм, которому нельзя научиться. Я же нахожусь от неё на расстоянии нескольких сантиметров… У меня нет шансов.

– Я действительно знаю тебя, – слегка наклоняя голову, говорит она. – Мы встречались раньше. Просто еще не познакомились. – Мой ум находится в состоянии поиска происхождения её акцента, прежде чем на меня снисходит озарение: она – француженка. Эта засранка из Франции. Приглушенный, мягкий и нежный акцент. Вместо того, чтобы сбивать слова в кучу, она их растягивает, тщательно произнося каждое.

Я прищуриваюсь, принуждая себя взглянуть на её лицо. Это не так уж и легко. Грудь у неё – самое совершенное, что мне удавалось видеть когда-либо в своей жизни, небольшая и аккуратная. Она мускулистая и высокая. Я чувствую тепло, исходящее от её кожи. Вдобавок ко всему этому, на ней нет ничего кроме нижнего белья, но, кажется, это совершенно никого не волнует.

– Вы, девочки, шумные до безобразия, – говорю, вспоминая часы шума, которые, если уж на то пошло, и привели меня сюда. – Кажется, вы мне нравились намного больше там, на противоположной стороне бара, чем на противоположной стороне этого холла.

– Но лицом к лицу, всё же, лучше, не так ли? – от её голоса мои руки покрываются гусиной кожей. Когда я не отвечаю, она, повернувшись, смотрит себе через плечо и потом поворачивается назад. – Извини за то, что мы такие шумные. Всему виной Настя. Она из Канады, так что уверена, ты поймёшь, насколько она дикая. А Лера – из Австралии. Тоже ужасно нецивилизованная.

– Канадка, австралийка и француженка безумствуют в номере отеля? – спрашиваю, борясь с улыбкой, проступающей вопреки голосу разума. Я пытаюсь вспомнить правило о том, нужно ли бороться, когда затягивает в зыбучий песок. Потому что это именно то, что я сейчас чувствую. Тону, поглощенная чем-то большим, нежели собой.

– Похоже на начало анекдота, – соглашается она, кивая. Её зелёные глаза сверкают и она права: лицом к лицу непередаваемо лучше, чем через стену или даже через тёмный, переполненный зал. – Присоединяйся к нам.

Ничего ещё не звучало так опасно и соблазнительно одновременно. Её глаза опускаются к моему рту, и задержавшись на пару секунд, она начинает пристально изучать моё тело. Несмотря на свое предложение, девушка полностью выходит в вестибюль, а дверь позади неё закрывается. И, вот, только мы вдвоём и её обнаженный пресс и… вау, сильные ноги и предпосылки для потрясающего дикого секса в вестибюле.

Подождите-ка. Что?

И тут я вспоминаю, что на мне только крошечные шортики для сна и сочетающаяся майка на лямках с маленькими поросятами. Внезапно я осознаю наличие яркого освещения в вестибюле и чувствую, как мои пальцы ползут вниз, инстинктивно одергивая ткань, чтобы прикрыть шрам. Обычно я не стесняюсь своего тела – конечно же, как и любая другая женщина, я бы хотела кое-что изменить в себе по мелочам – но мой шрам – это совсем другое дело. Речь не о том, как он выглядит – хотя, честно говоря, Полина до сих пор вздрагивает всем телом от сочувствия, видя его – дело в том, что он олицетворяет потерю стипендии в Балетной Школе Джоффри, то есть крушение моей мечты.

То, как она смотрит, заставляя чувствовать себя обнажённой –восхитительно обнажённой – приводит к тому, что мои соски твердеют под хлопком майки.

Она замечает это и приближается ещё на один шаг, принося с собой тепло и аромат мыла, и внезапно я понимаю, что она точно не смотрит на мою ногу. Даже не уверена, видит ли она её вообще, а если и видит, то ей нравится, что я смирилась с тем, что этот шрам обозначает, и не стесняюсь его. Шрам говорит о травме, он говорит о боли. Но её глаза говорят лишь – да, пожалуйста, и будет весело. И что она хотела бы увидеть больше.

Застенчивая девочка внутри меня скрещивает руки на груди и пытается вернуться в безопасные объятия собственного номера, но её глаза не позволяют мне сдвинуться с места.

– Я не была уверена, что увижу тебя снова. – Её голос становится хриплым, намекая на непристойности, которые я хотела бы почувствовать, особенно как она рычит у моей шеи. Мой пульс отбивает неистовый барабанный ритм. Я задумываюсь, замечает ли она это. – Я искала тебя.

Она искала меня.

Мой голос звучит на удивление отчётливо: – Мы ушли почти сразу же после того, как я увидела тебя.

Её язык выскальзывает во время того, как она изучает мой рот. – Почему бы тебе не зайти… внутрь? – И в этих шести словах спрятано так много невысказанных обещаний. У меня такое впечатление, что она незнакомка, предлагающая мне самую вкусную конфетку во всем мире.

– Я собираюсь пойти спать, – наконец-то мне удается произнести это строго, одновременно поднимая руку для того, чтобы удержать её от приближения.– А вы, девочки, будете вести себя потише. Или я пришлю Полину. А если и это не поможет, то разбужу Тасю, и тогда вы будете благодарить её уже за то, что она оставила вас в покое, избитых и в крови.

Она смеется.

– Ты действительно мне нравишься.

– Спокойной ночи. – Я разворачиваюсь и на нетвердых ногах направляюсь к нашей двери.

– Меня зовут Света.

Я игнорирую её, скользя ключом в замок.

– Постой! Я просто хочу узнать твое имя.

Я смотрю назад через плечо. Она всё ещё улыбается. Серьёзно, у моего одноклассника в третьем классе тоже была ямочка, но она не заставляла меня чувствовать себя подобным образом. Эта девушка должна ходить с предостерегающей табличкой.

– Заглохните, чёрт подери, и я скажу его тебе завтра.

Она, идя босиком по ковру, приближается ко мне ещё на шаг, её глаза следят за мной, и говорит:

– Значит ли это, что у нас свидание?

– Нет.

– Неужели так и не скажешь мне своё имя? Пожалуйста?

– Завтра.

– Тогда я просто буду звать тебя Cerise.

Уже заходя в номер, я отзываюсь: – Вот и чудесно. – Кажется, она только что окрестила меня или злюкой, или ханжой, или пижамой.

Так или иначе, но то, как она промурлыкала эти два слога, наводит меня на мысль, что это было что-то совсем другое.

Вскарабкавшись назад на кровать, я заглядываю в свой телефон. Cerise переводится как “вишня”. Кто бы сомневался. И я не могу определить, какие чувства это слово у меня вызывает, так как нутром чую, не цвет моего лака для ногтей она имела в виду.

Девчонки спят, но не я. И хотя шум по ту сторону холла прекратился, и в нашем номере все замерло в безмолвии и спокойствии, я горю и краснею, мечтая о том, что произошло бы, хвати у меня мужества остаться в вестибюле лишь чуточку подольше.

========== Часть 2 ==========

Полина заказывает картошку фри, прежде чем вылить стопку виски в свой стакан с пивом и выпить свой пивной коктейль.

Она проводит запястьем по губам и смотрит на меня. Я, наверное, таращусь на неё, потому что она спрашивает: – Что? Мне следует быть более утончённой?

Я пожимаю плечами, вытаскивая соломинку из стакана со льдом. После утреннего массажа и ухода за лицом, а также после нескольких часов, проведенных в бассейне за парочкой коктейлей, теперь мы все более чем навеселе. Помимо этого, даже после того, как Поля выдула залпом свой пивной коктейль, выглядит она отлично. Она могла прыгнуть бассейн с пластиковыми шариками в игровой комнате Макдональдса и выбраться оттуда абсолютной красоткой.

– Зачем беспокоиться? – спрашиваю я. – У нас ещё вся жизнь впереди, чтобы быть серьёзными людьми, но только одни выходные в Лас-Вегасе.

Она слушает всё, что я говорю, затем твёрдо кивает и уходит в сторону бармена.

– Мне необходимо ещё две рюмки виски, и, независимо от того, как это ужасно на вкус, ещё раз то, что пьет она, – говорит Полина, указывая на Тасю, которая слизывает взбитые сливки по краям отвратительного, светящегося бокала.

Он хмурится, затем качает головой и говорит.

– Две стопки виски и “Шлюшка на батуте”, принято.

Полина выдает шокированное выражение лица, но я едва вижу его, потому что чувствую, как кто-то прижимается к моей спине в переполненном баре. В мгновения ока, сильные руки хватают меня за бедра, и прежде чем я успеваю среагировать, раздается:

– Ты здесь, – обольстительно шепчет знакомый голос мне на ухо.

Я вздрагиваю, подпрыгивая и хватая ртом воздух.

Света.

Чувствую, что моё ухо влажное и тёплое, а когда смотрю на девушку, то замечаю тот же игривый огонек в её глазах, что и вчера вечером. Она из тех девушек, которые станцуют смешной танец робота, чтобы заставить вас смеяться и лизнут кончик носа, чтобы вызвать у тебя дурацкую улыбку. Я уверена, начни мы бороться, она позволила бы мне победить, наслаждаясь каждой минутой.

– Слишком близко? – спрашивает она. – Я собиралась коварно соблазнить тебя.

– Не уверена, куда еще ближе, – признаюсь я, пытаясь скрыть улыбку и потирая ухо. – Ты практически пробралась в мои мысли.

– Она бы была ужасным ниндзя, – говорит одна из девушек рядом с ней.

– Лера, Настя, – говорит Света, указывая сначала на высокую подругу с беспорядком каштановых волос на голове и ярко голубыми глазами в очках с толстой оправой, а затем на ту, которая говорила – длинные блондинистые волосы, тёмные глаза и дерзкая ухмылка. Света смотрит на меня: – И, дамы, это Cerise. Я всё ещё надеюсь, что она скажет мне своё имя, – она немного наклоняется вперед. – Когда-нибудь она всё-таки скажет его.

– Я – Катя, – говорю ей, не обращая внимания на намеки. Глаза Светы путешествуют вниз и останавливаются на моих губах. Она смотрит на них так, будто хочет поцеловать, но находится слишком далеко от меня. Она наклоняется вперёд, а я чувствую себя так, словно наблюдаю за пролетающим в 10 километрах от земли самолетом, который никак не может приблизиться.

– Приятно увидеть всех хулиганок – говорю я, чтобы разорвать тяжелую сексуальную напряжённость. Осматриваю Леру и Настю, затем указываю на подруг около меня. – Это Тася и Полина.

Они обмениваются рукопожатиями, но хранят подозрительное молчание. Одна я, как правило, не общаюсь с девушками в таких ситуациях. Обычно просто спасаю Полину от траха на столе с незнакомкой, пока Тася раздумывает, стоит ли отмутузить девушку, которая осмелилась с нами заговорить. Сейчас они слишком ошарашены, чтобы подобрать ответ.