Текст книги "Дети против волшебников"

Автор книги: Никос Зервас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

– Зажигалочки не найдётся? Очень курнуть хоцца, ну просто сил нет.

– Зажигалки у нас нет, – развёл руками отец Ириней.

– А ты вон от свечки зажги, – добродушно подсказал раненый и кивнул на крошечную лампадку под иконой Пресвятой Богородицы.

Старец тоже поднял глаза на иконку, потом перевёл потеплевший взгляд на Телегина и вдруг спросил:

– А если я тебе огня не дам, ты меня тоже ударишь ногой под зад? Как того мальчика, да?

Телегин опешил, сигаретка вывалилась изо рта и повисла на губе.

– Какого мальчика? – Виктор Петрович оторвал плечи от лавки, отодвинулся немного к стеночке. – Вы что такое говорите, дедушка?

– А то и говорю, – негромко, со вздохом сказал Геронда. – Что через это проклятое курение тебя в большой грех втянули. Думаешь, парня того вылечили? Ошибаешься. Ноги у него отнялись, до сих пор на коляске катается. А его мать, между прочим, тебя прокляла. Вот такие дела, брат Виктор.

Телегин пожелтел лицом, усы его задрожали.

– Дедушка, Вы меня напрасно обижаете, – хрипло произнёс раненый, глаза его почему-то забегали. – Спасибо Вам, конечно, что рану перевязали и всё такое… Но я Вас не понял. Какая коляска, какой парень?

– А тот самый парень, который у тебя в батальоне служил. Новобранец с красными ушами, помнишь? Который твою последнюю пачку сигарет по неловкости промочил? А что ты с ним сделал за это? Не помнишь? Злобу свою тоже забыл?

Телегин нервно расхохотался и приподнял руку, точно отмахиваясь.

– Да что Вы бредите, дядя…

– Ты его ударил ногой. Сильно ударил, от дикой злобы. И позвоночник ему сломал, крестец пробил. Было?

Полковник закашлялся, схватился за грудь. Глаза его спрятались в затравленный прищур.

– А мать этого парня тебя прокляла. Она, конечно, сначала в суд подала, да только суд это дело загладил. Никто за парня толком не вступился, не хотелось судьям порочить честное имя русских десантников. Вот матери ничего не оставалось, только причитать. Имени твоего она не знала, а так просто сказала: «Чтоб этому начальнику тоже в инвалидной коляске кататься!»

– Эй, ты!!! – крикнул Телегин изо всех сил. – Ты что, а?! Хотел привстать, да побледнел от боли.

– Ты лежи спокойно, – строго и тихо сказал старец. – А если выздороветь хочешь, нужно сначала устранить причину твоего ранения. По-твоему, отчего ни одного из твоих мальчишек не ранили, а тебя ранили? Да потому что мальчишки не успели таких грехов натворить, как ты. А у тебя на заду проклятие прицеплено, вот пуля тебя и нашла. Как магнит. Мгновенно.

– По-твоему, дед… теперь мне… коляска светит? – выдохнул обмякший Телегин.

– Может, светит, а может, и нет. Зависит от того, сможешь ли ты по-честному раскаяться в твоём грехе. Если сможешь, то проклятие отвалится и можно будет молиться, чтобы рана твоя полностью зажила.

– А я раскаялся, – вдруг неслышно сказал Телегин.

– Чего бормочешь, летун-бормотун? – ласково переспросил старец.

– Раскаялся! Я давно раскаялся, что его ударил. Через миг после того, как это произошло, – с болью произнёс Телегин.

– Тоже мне раскаяние! – засмеялся Геронда. – Сам ради сигареты человека едва не убил, а после снова давай дымить, как паровоз, одну за другой. Получается, если снова кто-нибудь тебя курева лишит, ты свой грех опять повторишь?

Телегин поморщился:

– Нет, не повторю.

– Ну вот и чудно, – сказал старец, поднимаясь с пенёчка. – Тогда знай: если ты и правда захочешь бросить, то я тебе помогу.

– Огня не дадите, да? – насмешливо сощурился Телегин.

– Огня бери сколько хочешь. А вот желания курить у тебя не будет. Но это – только в том случае, если ты первый начнёшь войну с этой гадкой страстью. Давай, прекращай уже дымить.

– Да ладно, Вы шутите, дедушка…

Геронда ничего не ответил – постукивая палкой, вышел из комнатки.

Глава 11.
Урок очарования

– Вы посмотрите: что глаза у меня хороши, что брови, что нога подо мной, ну, и всё остальное… – она приподняла подол зелёной шерс тяной юбки. – Аль плоха?

Давыдов жестом отчаяния сдви нул на затылок кепку:

– Девочка ты фартовая, слов нет. И нога под тобой красивая, да только вот… не туда ты этими но гами ходишь, вот это факт!

М. А. Шолохов. Поднятая целина

Перед началом занятия с интригующим названием «Урок очарования» студентов Моргнетиля зачем-то разделили на две группы. Мальчиков увели в Рычащий подвал, а девочек оставили сидеть на низеньких пуфиках в чистеньком и розовом зале имени Аэлиты Блуминг. Этот небольшой зал был заставлен удивительной мебелью – рядом с кожаным красным диваном в виде огромных накрашенных губ громоздилась костяная этажерка, по форме напоминавшая недостроенную Вавилонскую башню.

Роскошная, заплывшая жиром профессор Рамона аль-Рахамма, облачённая в арабские шальвары и не менее воздушную тунику, под которой дряблыми складками вздымалось коричневое от загара тело, восседала по-турецки на полосатой кушетке, влюблённо разглядывая первокурсниц престижного факультета Моргнетиль.

– Ну приветик, мои маленькие, – грудным голосом прогудела она, посасывая пожелтелый мундштук. – Ах, какие в этом году симпатичные девочки приехали.

– Сколько же ей лет? – невольно подумала Надинька, ёрзая на своём пуфике. – Судя по морщинам на шее, двести. А на лбу и щеках кожа гладенькая, ни одной морщинки…

Не выпуская из багровых губ кальяна, госпожа аль-Рахамма приподняла над подлокотником кушетки пухлую руку – и, чуть потряхивая, показала девочкам маленький браслет, немедля заигравший искрами драгоценных камушков:

– Маленькие мои, посмотрите, как играют сочные гранаты, точно капельки крови, правда? А этот жемчуг – как застывшая слюна какой-нибудь морской богини. Знаете, что это за браслет, мои подружки? Это настоящий приворотный браслет. Волшебный…

Девочки затихли.

– Любая женщина, как только надевает такой браслет на щиколотку, начинает излучать непреодолимое очарование, – говорила меж тем профессор аль-Рахамма. – Мужчинам кажется, что вокруг этой женщины вертится вселенная. Она словно источает невидимый мёд, все мужчины слетаются к ней, они сходят с ума, они готовы сражаться за право бросить под ноги этой красавицы всю свою жизнь, включая ключи от виллы и кредитные карточки.

Она осторожно спрятала браслет в золотую шкатулку. Глянула на детей крупными глазами с желтоватыми белками и чёрными жерлами зрачков:

– Вы хотели бы иметь такой браслет, правда? Я научу вас, как его изготовить. Этим мы займёмся в первом семестре.

– Знаю, знаю! Наверное, мы будем шлифовать драгоценные камни и нанизывать их на золотую нитку, – шепнула Надиньке сидевшая на соседнем пуфике носатая девочка с длинным хвостом чёрных блестящих волос. – Мой папа – ювелир, он постоянно этим занимается.

– Глупости! – профессор уловила шепоток среди студенток. – Никто не будет ничего нанизывать!

Она подняла коричневый палец кверху и произнесла с загадочной улыбкой:

– Приворотный браслет возникает из воздуха, если правильно произнести древнее заклинание ниневийских блудниц. Но это очень сложное заклинание, мои маленькие.

Чтобы произнести его правильно, вам нужно хорошенько подготовиться.

– А как мы будем готовиться? – робко спросила одна из первокурсниц.

– Вы должны обучиться древней науке очарования, – чёрный взгляд профессора аль-Рахаммы заблестел. – Мы начнём с того, что каждой из вас подберёт себе новую причёсочку. Фрау Нельке при помощи компьютера определит, какой силуэт более всего подходит для вашей формы черепа. Далее – общий стиль макияжа, одежды и украшений… Мы научим вас правильно двигаться…

– Но мы умеем двигаться, – с удивлением заметила дочка ювелира.

– В детстве вы научились ходить на задних лапах, это верно, – усмехнулась Рамона аль-Рахамма. – Однако настоящая чародейка должна двигаться так, чтобы, глядя на неё, глупые мужчины покрывались испариной и немедленно хотели пригласить в дорогой ресторан.

Услышав про мужчин и рестораны девочки захихикали, кто-то даже покраснел. Перекрывая шум, профессор возвысила голос:

– Но помните главное: и причёска, и косметика, и танцы – всего лишь подготовка к тому прекрасному дню, когда вы наконец будете достаточно опытны для произнесения заклинания ниневийских блудниц.

– А кто такие эти блудницы? – удивилась Надинька.

– О, это великие основоположницы нашей науки. В течение семестра вы постигнете многое из их древнего мастерства.

Профессор принялась загибать толстые пальцы с вишнёвыми ногтями:

– Во-первых, в течение года мы будем считать, сколько каждая из вас смогла влюбить в себя мальчиков. Во-вторых, в конце года вы напишете отчёт об этой работе. И в третьих, победительница получит титул «Мисс Ниневия». Она завоюет право выбрать любой подарок. Некоторые выбирают яхты. В прошлом году девочка выбрала ужин с известным певцом и киноактёром Энрике Гонсалесом…

– Ах! – девочки в переднем ряду чуть не задохнулись от восторга. – Не может быть!

– Да-да. И что поделать, академии пришлось немало заплатить певцу за его приезд на наш остров. Кстати говоря, Энрике остался в восторге от нашей девочки, он даже обещал вернуться…

Надинька с удивлением заметила, что весь первый ряд, кажется, уже с нетерпением ожидает того момента, когда можно будет принять участие в конкурсе «Мисс Ниневия».

– А ещё вы научитесь танцевать, – глубокомысленно произнесла профессор аль-Рахамма. Лукаво помедлив, она продолжила:

– Я не имею в виду, конечно, глупые танцы ваших предков. Эти тупые народные танцы показывают тяжёлый женский труд. Посмотрите на то, как движутся руки грузинки, – она только и делает, что собирает виноградные гроздья. Румынки вообще танцуют, взявшись за плечи, точно всей деревней пропалывают огород. А русские неподвижные бабы в своём танце изображают, как они носят воду из колодца – и потом так же тупо плывут под венец в своих наглухо застёгнутых сарафанах. Это косные танцы древности, в них мало яркости, мало страсти.

Профессор откинулась на подушках, прикрыла жирными веками глаза:

– Женщина должна танцевать так, чтобы мужчина сделался её рабом. Танцуйте – чтобы ему хотелось одевать танцующую в бриллианты и парчу, осыпать её подарками.

Девочки слушали в полной тишине. Слышно было лишь, как одна за другой с мокрым звуком отваливается от напряжённого внимания очередная девичья челюсть.

Профессор обвела торжествующим взглядом лица притихших девочек и – решительным жестом вставила сигарету в мундштук.

– Ну ладно, перейдём к делу, – более жёстким тоном заговорила она. – Занятия по курсу очарования начинаются с выбора имиджа. Каждая из вас должна выбрать образ, который надо поселить в своём сердце. И стараться быть на него похожим. Это должен быть не просто образ, а женский кумир, способный вызвать обожание глупых мужчин. Вы будете копировать жесты этого кумира, особенности речи, даже голос… Таким образом, кумир поможет вам завоёвывать мужские сердца.

Профессор извлекла из россыпи диванных подушек крошечный блокнотик – розовые листки на серебристой спирали.

– Итак, сейчас каждая из вас хорошо подумает, на какой образ она будет равняться в своей жизни. Начнём с тебя, девочка, – тут Района аль-Рахамма уставилась на черноволосую дочку ювелира.

– Кукла Барби! – не долго думая, выпалила носатая девочка.

– Отлично, – с лёгкостью согласилась профессор. – Наши специалисты помогут тебе превратится в копию Барби. Помни, все мужчины – просто пластмассовые куклы, которыми можно при желании вертеть, как хочешь!

– Фрау Нельке! – негромко позвала она, и позади профессора из-за пёстрой восточной ширмы выскользнула похожая на сушёную воблу женщина с тысячей жёлтых косичек, накрученных на африканский лад:

– Слушаю, госпожа профессор.

– Записывайте программу действий для девочки-барби… как тебя зовут, маленькая?

– Гертруда Гершвин.

– Для Герти Гершвин. Во-первых, волосики, конечно, придётся решительно высветлить. Во-вторых – не пугайся, милочка, это совсем не больно – сделаем пластику носа и век. В-третьих, меняем походочку и осанку. У блондинки не может быть таких торчащих лопаток, как у тебя, Герти. Предстоит интенсивный курс. В-четвёртых, записываю тебя на занятия с мячиком в бассейне. Нужно, милая, привыкать носить смелые купальники. Далее. Запрещаю читать учебники более двух часов в сутки. Лучше записывай на диктофон и слушай в наушниках, когда будешь заниматься на велотренажёре. Ещё кое-что: каждый день перед сном как молитву прочитывай хотя бы одну статью из журнала мод и причёсок. Фрау Нельке подберёт тебе макияж. Пока всё, давайте послушаем следующую девочку. Тебя как зовут, маленькая?

– Фелиция Бэнкс, профессор, – ответила светловолосая девочка с прыщиками на лбу – судя по жвачному акценту, американка. Кажется, это она давеча краснела и хихикала при упоминании о ресторанах.

– Итак, Фелиция Бэнкс, какой женственный образ ты хочешь выбрать?

– Моя киска по кличке Ауди. У неё столько кавалеров из соседних дворов! Каждую ночь она целуется на крыше с кем-нибудь новеньким. Она такая красивая, у неё такая бархатная рыжая шубка, а как она умеет жмуриться и выгибать спинку!

– Прекрасно, – кивнула профессор, помечая в блокнотике. – Отныне кошка будет жить в твоем сердце. Ты будешь стараться быть похожей на изящную, немного хищную красавицу-киску. Помни, все мужчины – коты! Фрау Нельке, запишите, пожалуйста: во-первых, для мисс Бэнкс прописываю гимнастику, во-вторых, йогу. В третьих, специальный гормональный комплекс. В-четвёртых, красим девочке волосы в рыжий цвет. Далее, зелёные контактные линзы. Нужен логопед, чтобы убрать грубость дикции, а потом понадобится добавить немножко грассирующего «р» и лёгкую шепелявость. Теперь вот ещё что: обязательно, блиц-курс французского языка. Диета: мясо, мясо и ещё раз мясо. Кроме того, побольше всяких креветок, осьминогов и прочих морских гадов. Десерт – много фруктового йогурта. Избегать монотонного физического труда, побольше валяться в постели по утрам. Стиль в одежде разработаем отдельно. Хорошо, кто следующий?

Профессор Аль-Рахамма с приглашающей улыбкой кивнула китаяночке, сидевшей справа от Надиньки.

– Я очень люблю певицу Блядонну, – жмуря и без того узенькие глазки, с придыханием сказала девочка. – Всегда мечтала быть такой яркой и смелой, как она!

– Ну, это совсем просто, – обрадовалась профессор. – В нашей академии этому кумиру служат уже двадцать три девочки. Ты будешь двадцать четвёртой. Фрау Нельке, Вы знаете, что нужно делать.

Фрау Нельке кивнула жёлтыми косицами.

– Хорошо, следующий… – Района аль-Рахамма перевела блистание чёрных глаз на Надиньку.

Надинька, признаться, ещё год назад придумала, на кого ей хочется быть похожей. Поэтому Морковка, не долго думая, сказала:

– Я бы хотела быть похожей на царицу Александру. Она очень любила своего мужа, Императора Николая, и всегда была ему верна. Всю жизнь! И за эту верность Бог дал им много детей, четырёх девочек и очень красивого, доброго мальчика! А ещё я прочитала в книжке, что, когда началась война, царица Александра как простая сестра милосердия пришла в солдатский госпиталь, чтобы ухаживать за ранеными. Солдаты не всегда догадывались, что их раны перевязывает сама царица. Они считали её самой доброй и прекрасной медсестрой на свете. Так царица Александра подружилась с многими-многими русскими мужчинами, они все её очень любили и называли «сестричкой».

Сказав это, Морковка радостно уставилась на преподавателя, ожидая похвалы.

Преподавательница неподвижно сидела в кресле и смотрела на Надиньку так, точно перед ней была не маленькая девочка с хвостиком, а полуразложившийся конский труп.

– Какая гадость… – выдавили наконец профессорские губы. – Ты что творишь такое, а? Мелочь пузатая! Ты что себе позволяешь?!

Надинька испугалась. Лицо профессорши внезапно сделалось почти зелёным, точно выдолбленным из грязного камня. Глубокие морщины прорезались вокруг рта, брови сдвинулись к переносице так, что толстые крашеные веки едва не закрыли глаза:

– Я тебе покажу, как безобразничать!

Профессор протянула жирную руку к мутно-жёлтому колокольчику на журнальном столике.

– Госпожа профессор… – фрау Нельке склонилась к начальнице, засыпав ворохом жёлтых косиц. – Простите за дерзость… Разрешите напомнить… это девочка из России.

– Что? – грозно вытаращились чёрные глаза – и тут же сморщенный лоб, дрогнув, совершенно разгладился. – Ах, та самая? Которую Лео прислал?

– Русская, значит… – профессор закинула жабье лицо к потолку. – Это многое объясняет.

– Видимо, профессор, бедная девочка находится под воздействием так называемой русской защиты, – прошепелявила фрау Нельке.

– Сама понимаю, не дура! – поморщилась Района аль-Рахамма. – Ну хорошо, ладно. С девочкой будем работать по отдельной методе.

Она снова двинула глаза в сторону Надиньки:

– Что ты стоишь, как сухое дерево, садись. И закрой рот, ничего страшного не произошло. Просто ты, моя маленькая, ответила, мягко говоря, невпопад.

После урока бледная Надинька, набравшись смелости, дерзнула приблизиться к профессору и пролепетала:

– Госпожа профессор… Скажите, а что это за дурацкая защита, которая мешает мне научиться магии?

– Ха-ха, моя маленькая Надейда, – Района аль-Рахамма заиграла бровями и покровительственно глянула на девочку. – Это наследственная болезнь всех русских. Твои предки передали тебе ужасную косность, невосприимчивость к магии. Из-за этого любому волшебству как бы… сложнее тебя зацепить.

– Значит, я никогда не буду великой волшебницей? – в испуге выпалила Надя и тут же осеклась, осознав, что сболтнула лишнее. – То есть, я хотела сказать… никак нельзя избавиться от этой «защиты»?

– Надо стараться! – чёрные глаза профессорши как-то особенно блеснули. – Возможно, ради этого тебе придётся пойти на очень, очень большие жертвы.

Глава 12.
Как Тихий Гром заблудился

Государь ответил: – Ты старик мужественный, а это го, что ты мне докладываешь, быть не может.

Н. С. Лесков. Левша

После второго урока полагался волшебный ланч. Со всех тринадцати факультетов первокурсники устремились в Старый корпус, где находился Зал недоумерших рыцарей.

Это был настоящий храм пищеварения. В центре на возвышенной платформе темнел огромнейший Круглый стол короля Мерлина, рассчитанный, как минимум, на сотню персон. Впрочем, он был пуст, только жёлтые лилии возвышались в тёмно-красных вазах и надменно благоухали.

Зато вокруг Круглого стола всё кипело, бурлило и пахло. Длинные дощатые столешницы, отполированные за много лет тысячами ученических рукавов, покачивались на массивных цепях, уходящих к потолку и скрывающихся там среди флагов. Бегали с блестящими подносами радостные ученики. Вон там кружком скучились и обгладывали цельножареного оленя студенты Гриммельсгаузена. За соседним столом темнели фигуры питомцев Агациферуса – у каждого свой подносик, своё блюдо с фруктами, своё утончённое меню. На террасах под открытым небом – всякая шушера да шелупонь вроде Дуйсбергхофа, Розенблатта или Циммерклауса резвилась вокруг здоровенных чаш с виноградом, клубникой, горячей выпечкой.

– Во! Я буду блинчики, – радостно объявил Тихогромыч, проходя мимо стола с чинно восседающими девочками из Моргнетиля.

– Приветик! – одна из девочек помахала ладошкой, и кадеты с трудом узнали Надиньку Еропкину. Что за ерунда? Где забавная торчунька на макушке? Откуда эти идиотские розовые тени на веках?

– Напрасно она постриглась, – вздохнул Петруша. – Совсем другая стала. И опять глаза блестят, ну точно у неё жар! А ещё… ты видел, сколько шоколадных конфет набрала в тарелку? Разве можно есть столько сладкого?!

Вздохнув, друзья отправились на поиски чёрно-зелёных гриммельсгаузенских плащей.

– Ага! Сюда!

На стульях виднелись покрытые патиной бронзовые таблички с именами. Юные разведчики с некоторым удивлением обнаружили надписи «Shu Shu Ruhn»[25]25
  «Шу Шу Рун» (англ.).


[Закрыть] и «Thunder, Silent»[26]26
  «Гром, Тихий» (англ.).


[Закрыть]. «Мистика, – подумал Ванька, – только вчера появились в замке, а наши таблички уже позеленели от времени!»

Подскочивший официант с рыбьим лицом изящно склонился над Ваниным плечом:

– Добро пожаловать! Желаем зверского аппетита, юные господа из Гриммельсгаузена! Сегодня для всех студентов вашего факультета – чудесный жареный олень. Но персонально для Вас, господин Шушурун… – официант склонился совсем низко и приятельски подмигнул Царицыну, – по распоряжению декана факультета мы приготовили нечто особенное. Повторяю, только для Вас!

Он выхватил из-за спины тёмную бутылку – и, чмокнув пробкой, налил в Ванину кружку тёмно-красного вина. Чудесный запах защекотал Царицыну ноздри.

– Шато Петрюс, редкая бутылочка, урожая восемьдесят третьего года!

– И мне, – добродушно заявил Петруша, протягивая сдавленный в кулаке стаканчик.

– Я же сказал, только для господина Шушуруна! – неожиданно холодно, почти с презрением, отрезал официант. Снова с улыбкой обвился вокруг Ваниного плеча:

– Это Ваш приз. Вы его заслужили!

– За что приз? – удивился Ваня.

– Ну как же. Вы же принесли факультету десять баллов! Вы хорошо поработали на уроке алхимии. Это вино поможет Вам закрепить успехи на этом поприще. Ах, это вино ужасно дорого стоит. Знаете, его вкус помогает полюбить богатство,… Ваня невольно поморщился, вспомнив урок алхимии и высохшую шею профессора Коша. Вот уж кто, наверное, знает толк в дорогих винах…

– Если понадоблюсь, свистните и трижды сплюньте, я и появлюсь! – пошутил официант, потом подмигнул обоими глазами по очереди – и, крутанувшись, убежал. Серое полотенце, заткнутое за пояс, взметнулось, как хвостик, за спиной.

– Твоё здоровье, – кивнул Ваня, наливая в Петрушин стакан. – Вообще странно, что они начислили мне десять баллов. Я же продал их этой арабской девочке за тридцать пять тысяч фунтов…

Тихогромыч чуть нахмурился.

– Может, не будем? – неуверенно спросил он.

– Ты прав, – Царицын вздохнул и отставил початую бутылку подальше. Усмехнулся:

– Телегин не велел спиртного пить, помнишь? Значит, нельзя.

– Пойду-ка блинчиков поищу, – схватив блещущий поднос с жутковатой гравировкой, Тихогромыч увесисто побежал на раздачу.

– Минутку, минутку! – желтоволосая старуха в окошке запретительно растопырила пальцы.

– Вам, молодые люди, блинчики не положены. Вы же не моргнетильцы? Вот и кушайте оленя. Или свинину на рёбрышках.

– Мне бы… только один блинчик, – попросил Петруша. – Пожалуйста!

– Можно узнать, сколько у Вас баллов?

– А я откудова знаю? – удивился Петруша.

– Прислонитесь грудью. Вот так, бляхой к сенсору. Угу. Ой, что я вижу! Нет, я не могу дать вам даже свинину на рёбрышках. Только вот, если хотите, немного сала. Или, на выбор – хомячьи щёчки под маринадом. Есть также печёные яйца крокодила и салат из дуриана. Ничего сверх того вам не положено.

– А почему-у? – расстроился Тихий Гром. Он не шибко любил хомячье сало, не говоря уже о яйцах дуриана…

– Вы сегодня потеряли целых десять баллов. Поэтому – категорически не положено! Проходите, не задерживайте других.

– Почему с пустой тарелкой? – Царицын чуть не поперхнулся от удивления. Непривычно было созерцать в руках Петруши блюдо с кучкой зелени и двумя оливками.

– Да ну их, – улыбнулся Петя, оптимистично жуя горбушку. – Почему-то не дали. Говорят, баллы какие-то я потерял.

– Мальчики, можно к вам?! – прозвенело за спиной, и Надинька Еропкина восторженным птенчиком прыгнула на стул рядом с Ваней. – А я уже поланчевала!

– Что ты сделала? – кадеты недоуменно переглянулись.

– Покончила с ланчем! – девочка звонко расхохоталась. – По-русски говоря, пообедала.

– Нет. Что ты сделала с волосами?

– Это не я, это фрау Нельке. Она сделала мне чудную причёсочку.

И девочка покрутила головой, чтобы мальчиком было видно, как забавно болтаются завитые локонки, обрезанные чуть повыше плеч.

– Теперь я во всём стараюсь быть похожей на Дюймовочку, – вздохнула Надинька. Она заметила, что мальчики не в восторге от её «взрослого» каре. – Мне подобрали такой имидж на уроке очарования.

– Жаль, – вполголоса пробормотал Петруша. – Одной ненакрашенной девочкой стало меньше.

Надинька не расслышала, она уже щебетала о своём:

– Чудесный цветник, просто чудесный! Сразу за корпусом Анатомии Франкенштейнов. А ещё, Вы не поверите: там есть скала над морем – сплошь калина растёт, как у нас в России!

– Кто растёт? – прислушался Ванечка.

– Калина, представьте себе! Там, когда сидишь на камне, даже замка не видно, только небо, обрыв и везде калина, безумно много. А в цветниках нигде больше калины нет, даже искать бесполезно. Только вот там, на скале. Рядом с башней Алчного зрака…

Кадеты переглянулись. Во взглядах синхронно прочиталось: «Девчонка! Что с неё взять!». Оба вздохнули и снова набросились на кушанье.

– А знаете, я что узнала! Такой ужас! Все только об этом и говорят. Оказывается, кто потеряет много баллов, того из замка переводят на исправительный полигон, вот!

– Ку-уда?! – напряглись кадеты.

– На полигон, исправительный! Вот! У кого наберётся пятьдесят минусовых баллов, того из замка увозят на перевоспитание.

– Гм. – Ваня обернулся, глядя на Петрушу исподлобья. – Что ты там говорил про баллы?

– Ну, что теперь вспоминать… Помнишь, за ножнички оштрафовали, – потупился Петруша.

– Значит, у тебя уже минус десять, – задумчиво процедил Царицын. – Давай, брат, срочно набирай ещё минус сорок. Нам нужен разведчик на исправительном полигоне, вот ты туда и отправишься! Шутка, хе-хе.

– У меня сегодня тоже чуть не забрали пять баллов! – пожаловалась Надинька. – Нашей очаровашке, в смысле, профессору очарования, не понравился мой ответ на уроке. Я, правда, так и не поняла, отчего она разозлилась. Но, к счастью, меня простили, потому что я русская. Считается, что русским сложнее учиться в замке, потому что у всех русских какая-то наследственная болезнь.

– У меня, наверное, ещё десять баллов отберут, – буркнул Петруша и надул губы.

– Это почему ещё? – Ваня замер от недоброго предчувствия.

– А потому что я второй урок прогулял.

– Как прогулял?! – хором воскликнули Ваня и Надинька.

– Случайно. Пошёл, понимаешь, искать класс и заблудился.

Надинька в ужасе закрыла руками половину личика, остались только вытаращенные глаза. Ваня в изнеможении откинулся на спинку стула.

– И правда, тебя ведь не было на втором уроке!.. Но я думал, ты попал в другой поток, к профессору Шмеллеру!

– Виноват, – вздохнул Петруша и вдруг добавил: – Зато я видел, как профессор Колфер Фост проходит сквозь стены.

– Кончай фантазировать, – щурясь, предложил Ваня.

– Слово каде…

– Цыц!

– Я не фантазирую! – Петруша посмотрел прямо в глаза Царицыну. – Я пошёл за профессором Колфером Фостом, и…

– И что? Ты тоже прошёл сквозь стену? – подначил Ванечка.

– Так точно, – шёпотом сказал Тихогромов.

И ребята узнали, как Тихий Гром заблудился.

Всё началось, как обычно, с глупой мелочи. Шнурок на ботинке. Эта дрянь развязалась ужасно не вовремя, когда Петруша топал наверх по лестнице. Петруша наклонился, чтобы усмирить проклятый шнурок, а тут – поди ж ты! Ну прямо одно к одному. Отстегнулась от груди бляха с гербом факультета – и давай падать вниз, в дырку между лестничными пролётами. Летит себе и только знай позвякивает, постукивает о края лестничных маршей.

Далеко вниз улетела, этажей на восемь.

Пришлось Петруше поспешно броситься вниз по лестницам, чтобы успеть отыскать проклятую бляху до конца перемены. Бежал Петруша, прямо скажем, довольно сильно очертя голову, поэтому и не заметил, видать, как публичная зона закончилась тремя этажами ниже – и началась зона, закрытая для публики. Просто иногда Петруша не по ступенькам сбегал, а для скорости перемахивал через перила – вниз, на следующий по счёту лестничный марш. Видать, таким образом и миновал он писклявую рамочку. А охранник, приставленный к рамочке, то ли отвернулся, то ли за некой нуждой отлучился – этого Петруша точно не знал. Известно лишь, что, никем не остановленный, допрыгался он до самого нижнего этажа и, радостный, поднял с пола ненаглядную свою бляху.

Всё бы хорошо, да беда не приходит одна. Прицепив герб на могучую грудь, Петруша собирался уж бежать обратно, на верхние этажи, – да только упал его взгляд на узенькую дверцу под лестницей. Точнее, дверец было сразу две, и обе одинаковые. И вздумалось Петруше, что одна из них ведёт как раз туда, куда ему давно уж хотелось, да до сих пор недосуг было, пока шнурка вязал, да бляхи ронял, да по лестницам прыгал, ботинками ступени околачивая.

Потянул Петруша дверцу, а она немного тугая оказалась. Потянул Петруша сильнее – дверца и распахнись. Теперь только понял Петруша, что прежде она на замок была заперта, но теперь косяк почему-то подался немного в сторону, и любой добрый человек без труда зайти может.

Вошёл Петруша и начал по коридорчикам довольно поспешно бегать, разыскивая то, что обычно за такими узенькими двойными дверками бывает. Однако вместо того обманчивые коридорчики вывели Петрушу в некий просторный зал с голубыми фонарями. Тут уж даже Петруша понял, что заблудился. Начал он метаться по пустым коридорчикам, толкаясь во всякие стеклянные двери… Не заметил, как очутился в совсем непонятном месте: полумрак, толстые ковры повсюду – и тишина.

Вдруг Петрушу аж качнуло: стена напротив заколебалась и… словно растворилась! Петруша из последних сил за шкаф схоронился – а сам выглядывает в испуге, не надо ли кого ремнями вязать. И привиделось Петруше, будто вышагнул из каменной стены долговязый профессор Колфер Фост в бежевом свитере – да и пошёл себе преспокойно прочь по коридорчикам. Стук-постук – и тихо стало, смолкли шаги в отдалении.

– Тут я понял: без колдовства не обошлось! – торжественно подытожил Тихогромыч.

– Нормально, – кивнул Ваня. – Дальше что было?

– Ну, посидел немножко за шкафом, а потом думаю: пойду на волшебную стену своими глазами погляжу, а то ребята не поверят, – Петруша вздохнул и продолжил: – И вдруг чувствую: из стены ветер дует.

– Это как? – едва слышно прошептала Надинька.

– Вы, девочка, меня простите за такие подробности, но дело в том, что у меня лоб потеет. Не всегда, конечно, а когда волнуюсь. А тут, братцы, я крепко волновался, что на урок опаздываю, вот у меня лоб и вспотел немного.

– Какой лоб? – нахмурился Ваня. – Ты бредишь.

– Не поверишь, брат Ваню… Брат Шушуруша, подхожу я к этой стенке – и чувствую потным лбом: ба! Точно тонюсенькая струйка дует, очень такой холодный ветерочек. Ну, я пощупал стену немножечко, а она как провалится внутрь!

– Ногой, что ли, щупал? – уточнил Ваня.

– Зачем ногой? Вот, одним пальчиком надавил.

И уже совершенным шёпотом, очень-очень тихо Петруша рассказал, как прошёл сквозь стену и далее по коридору с железным решетчатым полом до самого лифта. И как дверцы грузового лифта сами собой раскрылись, однако никто из кабины не вышел. И как Петруша выскочил в какой-то пустой зал, где ужасно воняло и стояли контейнеры с мусором. И тут Петруша внезапно…